Текст книги "В темноте"

Автор книги: Максим Есаулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Догадываюсь, что не по воздуху. Территориально где?

Максаков чертыхнулся про себя. Чего это вдруг Лютиков стал таким настырным.

– У моста Александра Невского, – соврал он.

– Отлично! Подъедь на Ивашенцева. Там наш водитель следствия в ДТП попал. ГАИ я отправил.

– Хорошо.

Максаков отключился и обернулся к сестре.

– Придется заскочить в одно место.

Она пожала плечами.

– Убили кого–нибудь?

Он покачал головой.

– На сегодня уже хватит. Надеюсь.

Навстречу, ослепляя фарами, летели машины.

Глава 17

Припарковался он на Старо–Невском. Не хотелось разворачиваться поперек движения и заезжать на маленькую темную Ивашенцева. Здесь с мраком боролись десятки неоновых огней.

– Я тебя прошу: не уходи никуда.

Скользкий асфальт едва не выскочил из–под ног. Дверь маленького ресторанчика отворилась, и на морозный воздух вывалилась разбитная компания. Молодой парень студенческого облика нес на руках русоволосую девушку к красном расстегнутом пальто. Она болтала ногами и кричала:

– Везите в номера! Я согласна в номера!

Все смеялись. Максаков пересек проспект, свернул налево и увидел стоящую в темноте гаишную машину с зажженными фарами. Рядом приткнулся белый «жигуленок» следственного отдела с помятым крылом. Никаких следов третьей машины. Он постучал в стекло.

– Максаков, ответственный по РУВД.

Худой сержант с лошадиным лицом стремительно вылез из–за руля. Максаков успел заметить молодого водителя следствия на заднем сиденье и пачку «президентов» в руках второго гаишника.

– Все нормально, – сержант козырнул, – разбор на месте.

– На ремонт–то хватит?

Сержант осклабился:

– На три ремонта. Пьяный и без прав.

Он говорил об этом совершенно спокойно, словно с друзьями в баре обсуждал. Максаков подумал о том, что возмутись он – и предложат долю, и это в принципе единственный способ быстро отремонтировать служебную тачку, и что все катится в тартарары, и что у него достаточно своих проблем, чтобы обо всем этом думать.

– Счастливо.

– Пока.

Возле его «копейки» замер милицейский «УАЗик». Максаков автоматически отметил, что он из 179–го отдела, то есть на чужой территории. Ольга с надменным видом принцессы взирала на куривший рядом с машиной экипаж.

– Твоя машина?

Высокий симпатичный брюнет с погонами старшего сержанта шагнул вперед. Его портило легкое косоглазие.

– Моя. А мы знакомы?

– В смысле?

– В смысле «тыканья».

Стоявший за спиной высокого бледный круглолицый крепыш цыкнул сквозь дырку в передних зубах.

– Хамим? Документики.

Максакова обуревала веселая злость. Хамства он не переваривал ни в каком виде.

– Нет документов. Не ношу с собой. Только права.

Оба заулыбались. Сержант подошел вплотную.

– Ну чего ты кипишишься? – почти ласково вполголоса спросил он. – Снял девочку – надо заплатить. Это наша территория. А то в отдел отвезем. До утра в обезьяннике. Штраф. Дома и на работе узнают.

Круглолицый согласно кивал. Ольга продолжала индифферентно смотреть через стекло на проезжающие машины.

– Да вы чего, мужики? – Максаков сделал испуганное лицо. – Это моя сестра.

– Мужики зону топчут, – блеснул знанием блатного фольклора круглолицый. – Не звезди! Таких «сестер» – весь Старо–Невский стоит! Давай стольник, и разбежались.

«В два раза накручивают, – подумал Максаков. – Вот козлы. На Старо–Невском минет от ста до ста пятидесяти, а они еще стольник. Беспредел». Он решил, что пора все расставлять на места, когда в кармане вдруг запищала «моторола». Связь, как будто нарочно, оказалась громкой и хорошей. Пэпээсники тревожно переглянулись.

– Алексеич, ты где? – Голос Игоря гремел на всю округу.

– На Старо–Невском стою.

– Мы закругляемся и едем на базу. Я нашу машину отправлю Володьку отвезти?

– Конечно. Есть чего интересное?

– Так, по мелочи.

По интонации Игоря он понял, что все глухо.

– Тогда отправь и Дударева. Ему по пути.

Голос Игоря поплыл. Станция зашипела.

– Что?

Максаков сделал несколько шагов в сторону, ловя зону приема.

– Не слышу!

– Понял, говорю. Ты скоро?

– Да.

– Можешь привезти чего–нибудь поесть?

– Попытаюсь.

Сзади взревел двигатель. «Уазик» стартанул, как болид «Формулы один».

Максаков усмехнулся, залезая в машину: «Дебилы».

– Твои подчиненные? – Сестра зевнула.

– Вроде того.

По дороге неожиданно привиделось бледное, запрокинутое лицо Одинцова с застывшей обидой в глазах. Его было как–то по–особому жаль. До слез. Максаков подумал, что это из–за комнаты. Слишком сильна в ней была аура любви, радости и счастливого детства. Такого же счастливого, как у него самого. Такого же беззащитного и уязвимого. Ему казалось, что это он сам лежит, закиданный хламом, на подпаленном диване. А ведь кто–то был знакомый…

– Ольга!

– А?

– Малознакомых домой не води.

– Знаю.

– Остальных – тоже осторожно.

– Я осторожно. Что же мне, друзей совсем не приглашать?

– Это было бы идеально, – пробормотал он себе под нос.

Всегда отчаянно хотелось оградить всех близких от того, что он постоянно видел и знал. Это страшное знание не отпускало ни на минуту. Оно росло каждый день и увеличивало тревогу за всех, кого он любил. «Не открывайте двери. Не ходите поздно. Не…»

«Боже! Какой ты зануда!»

Двор родительского дома на Белинского был единственным освещенным. Купленная в складчину автовладельцами фара излучала сноп белого света. Отцовская «тойота» покрылась тоненьким слоем инея. Максаков внимательно осмотрелся и открыл Ольгину дверцу:

– Вылезай.

Ему послышалось, как что–то шевельнулось за железной дверью парадной. Беззвездное небо накрыло колодец двора черной непроницаемой крышкой. Тишина. Вернулось притупившееся в последние полчаса ощущение опасности. Максаков уже привык, что оно всегда слабело, когда нервы уставали от постоянного напряжения, и крепло от малейшего раздражителя. Он подумал, что лучше, конечно, достать ствол, но сестра расскажет маме, и та будет не спать и сходить с ума от волнения.

На лестнице было тепло и тоже горел свет. Он пошел впереди, пытаясь заглядывать сквозь перила на следующий пролет. Непонятное клацанье повторилось. Он расстегнул пальто и, как герой вестерна, откинул полу. Сестра что–то напевала сама себе по–английски. Гудели лампы. Еще пролет. Дымчатый котенок гонял две банки из–под «Невского», постукивая ими о стены. Клац–клац. Бряк–бряк. Струйка пота прочертила висок и сбежала по щеке, вызывая легкий зуд.

– Пуфик! – Олька погладила меховой клубочек. – Сейчас мама тебя покормит.

Она нажала кнопку звонка.

«Как же я услышал его, – подумал Максаков, – через – железную дверь и два этажа? Фантастика. Видно, очень хочется жить».

– Кто там?

– Мы – кошки. Домой идем.

– Привет.

Мама выглядела усталой, но улыбалась.

– Как «Дон–Кихот»?

– Хорошо, только кордебалет – отстой!

Ольга, скинув полушубок и сапоги, направилась на кухню.

– Что за слова? Не хватай печенье! Сейчас будем ужинать! Сынок, проходи! Господи! Уже полдвенадцатого. Самое время для еды.

Максаков, не раздеваясь, сел на стул в прихожей. Навалилась усталость. Безумно захотелось спать. В животе противно посасывала пустота. Он вдруг понял, что после дневной порции китайской бурды ничего не ел.

– Ты плохо выглядишь.

Взгляд у мамы был озабоченный.

– Просто очень устал. Как отец?

Ольга незаметно прошмыгнула к себе в комнату с бутербродом и стаканом минералки.

– Вчера звонил. В Москве операция прошла удачно. Завтра вылетает оперировать в Казань, оттуда домой. Раздевайся и поешь. На тебе лица нет.

– Мне надо ехать. У нас убийство.

Мама укоризненно покачала головой.

– У вас всегда что–нибудь.

– Не без того.

Словно в подтверждение этих слов запищала «моторола».

– Алексеич, мы на базе. Тут надо посоветоваться. Ты скоро?

Стены экранировали, и казалось, что Гималаев на другой планете.

– Еду! – проорал Максаков, не будучи уверенным, что Игорь его услышал.

– Возьми с собой сыр и печенье. – Мама направилась на кухню. – У тебя деньги есть?

– Есть.

– Врешь ведь?

– Нет.

Она вышла с пакетом.

– Я тебе еще рыбы жареной положила. Вот тебе пятьсот рублей. Когда у меня не будет, то ты мне дашь.

Оба знали, что это самообман. Максаков поцеловал ее.

– Спасибо, мамуля.

– Ты там у себя не голодаешь?

– Нет, что ты.

– А то – приезжай. Готовить не надо. Стирать не надо.

Он улыбнулся и обнял ее. Она была маленькой, хрупкой и очень горячей.

– У меня слишком суматошная жизнь.

Она рассмеялась.

– Жизнь изменим! Уйдешь в адвокаты или в мафию. Будешь зарабатывать деньги и жить в свое удовольствие.

Он взял из ее рук пакет.

– В удовольствие я живу сейчас.

Она грустно кивнула.

– Я знаю, но так хочется, чтобы ты пожил, как того заслуживаешь.

Он открыл дверь. Уходить из уютного родительского дома не хотелось.

– Не волнуйся. У меня все хорошо. Я позвоню. Ольга, пока!

На лестнице котенок продолжал возиться с банками.

– И дверь никому не открывайте!

Глава 18

Первым по пути работающим магазином оказался тот, в котором он днем покупал сигареты. В зале было пусто. Рыжая продавщица, наклонившись над прилавком, читала журнал. Ее красивая грудь в вырезе маечки представала во всей красе. Максаков кашлянул. Она подняла голову.

– Вы вернулись, чтобы дать мне примерить шляпу?

– Нет, только еды купить.

Она сморщила носик. Веснушки придавали ее широкоскулому лицу дополнительную привлекательность.

– Жаль.

– Мне тоже. Килограмм сосисок, пожалуйста, «столичный» хлеб, кетчуп, две больших бутылки «спрайта», банку кофе и две пачки «Аполлона».

Она ловко упаковала все в мешок.

– Может, хоть на секундочку?

– Не даст он, Юлька. Не проси. – Сашка Ледогоров с чашкой чая в руках появился в дверях подсобки. – Это не шляпа – это символ.

– Здорово, – улыбнулся Максаков.

– Виделись.

– Ой, а вы тоже полицейский? – Юлька взяла деньги и протянула пакет с едой.

– Скорее – шериф. Халтуришь, Сань?

Ледогоров допил чай и достал сигареты.

– Жрать–то надо что–то. – Он улыбнулся и приобнял девушку за талию. – Заодно пытаюсь организовать по–новому свою личную жизнь.

Она шутливо сбросила его руку.

– Не поняла. Что главное, а что «заодно»?

Сашка снова улыбнулся. Как–то по–особому. Очень тепло и ласково. Максаков подумал, что очень давно не видел, как Ледогоров улыбается. И никогда не видел, чтобы так. Он снял шляпу.

– Ну раз такое дело…

– Yes! – Юлька выскочила из–за прилавка.

Максаков понимающе хмыкнул: она была в короткой джинсовой юбке, на длинных стройных ногах – вышитые бисером ковбойские сапожки.

– Буйное помешательство, – кивнул Сашка. – Наверное, в прошлой жизни жила на Диком Западе. Впрочем, как и ты.

Он закурил.

– Пошли подымим на улицу. Но слушай, со шляпой… Я такого не помню.

– Я тоже. Первый раз кому–то даю мерить. Настроение какое–то…

– Какое?

Они вышли на ступеньки.

– Не знаю. Странное. – Максаков глубоко вдохнул колючего холода. – Я чего хотел сказать, кстати. У меня вакансия. Андрей Негодин увольняется. Не желаешь?

Ледогоров выпустил густую струю дыма, мгновенно растаявшую в темноте.

– А Поляк?

– Он хату ждет.

В приоткрытую дверь высунулась Юля.

– Ух, холодина какая! Держите. Спасибо – классная шляпа! Заходите еще.

– Обязательно.

Она исчезла внутри.

– Ты не боишься, что я заколдованный?

– Нет.

– Подумать можно?

– Дня три.

– Договорились.

Максаков открыл машину и бросил продукты на заднее сиденье.

– Помчался. По сто семьдесят шестому мокруха.

– Глухая?

– Пока да.

Где–то наверху, в темноте спящих квартир, вдруг громко запикало радио. «Ленинградское время ноль часов ноль минут». Началась ночь.

Глава 19

Без луны и фонарей весь окружающий пейзаж балансировал на грани черного и синего. На стоянке у РУВД стало значительно свободнее. Максаков подогнал машину под окна дежурки. У открытой форточки курил Дергун. Максаков жестами спросил: «Я нужен?» Тот отрицательно покачал головой. На лестнице было тихо. В коридоре 176–го слышалась какая–то возня. Он не стал заходить и поднялся к себе. В кабинете Гималаева Денис, Маринка и Стае пили пустой чай. Сигаретный дым не выветривался, несмотря на открытые для сквозняка дверь и форточку.

– Не задохнитесь. – Максаков бросил Андронову сосиски. – Ваша мать пришла. Пожрать принесла. Плитка у вас в кабинете?

– У нас. – Стае заглянул в мешок. – А кетчуп?

– Ты совсем оборзел, но тебе, как всегда, везет. Есть кетчуп. – Максаков мотнул головой. – Пошли ко мне. Саня Шароградский уехал?

– Скорее, отъехал, – улыбнулся Гималаев, – в кабинете спит.

Максаков отпер дверь, зажег свет и бросил оставшиеся продукты на приставной столик.

– Марин, постели бумагу. Денис, хлеб и сыр нарежь, пожалуйста.

Он включил чайник и вышел. Тусклый свет в коридоре раздражал. За дверью Шарова гундело невыключенное радио. Гималаев в одиночестве допивал свой чай, глядя в черное окно. Теперь сквозняк чувствовался. Максаков поднял воротник пальто, сел напротив, откинулся и закрыл глаза. Спать хотелось нещадно.

– Что у нас плохого?

– А все плохо. – Игорь достал очередную сигарету. – Во–первых, на «УАЗике» коробка передач полетела. Я не знаю, что это такое, но Владимиров говорит – полный абзац. Он встал где–то недалеко от дома Француза. Будет самостоятельно искать буксир.

– Так, – у Максакова не было сил выражать свои эмоции. – Еще что?

– Обход по нулям. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Орудий убийств было два. Черепно–мозговая от настольной лампы, а нож не нашли. Судя по ранам – типичная финка. Смерть наступила в районе семнадцати. С матерью поговорить не удалось – увезли по «скорой». Отец приедет послезавтра.

– Друзья, подруги?

– Список есть. Довольно большой. Но не ночью же их дергать.

– Логично. – Максаков почувствовал, что сейчас заснет и, сев ровно, достал сигарету. – Дай огня. Посоветоваться ты о чем хотел?

– На, прикури. – Игорь почесал указательным пальцем переносицу. – Есть одна ситуация. Пока мы ковырялись на квартире, позвонила бабушка. Я грешен – обманул ее. Сказал, что квартиру ограбили и Юра с мамой в больнице. Юна рассказала, что Юра должен был привезти ей сегодня картошку, потом позвонил и сказал, что задержится, так как к нему придет приятель, который служит в десанте и будет ему рассказывать про армию. К слову сказать, парнишка серьезно готовился к службе и всех подробно о ней расспрашивал. Это сосед сообщил. У него сын недавно дембельнулся. Короче, позвонил он, а через десять минут звонит парень и его, Юру, у бабушки спрашивает. Представляется Геной и говорит, что Юра дал ему телефон. Ну бабуля ответила, мол, звоните ему домой, и все. Записную книжку у покойного мы не нашли. Черт его знает, была ли она вообще. Но на обоях запись карандашом «Генка» и телефон. Адресок в Колпине. Пробили по ЦАБу – ранее был прописан с матерью, Ляпидевский Геннадий Антонович, восемьдесят второго года выпуска, но полгода назад…

– Идите есть. Все готово, – заглянула Маринка.

– Идем. – Максаков улыбнулся ей. – Хорошо выглядишь.

– Ага. – Она дунула на выбившийся из прически локон. – Как пугало огородное.

Гималаев дождался, пока она прикроет дверь.

– Полгода назад Ляпидевский выписан в Российскую Армию. Дальше вообще интересно. Я попросил Маринку позвонить в адрес, так мама предложила перезвонить Гене вечером.

– Может, в отпуске? – предположил Максаков.

– Да все может быть, – согласился Гималаев. – В отпуске, комиссован, дезертировал. Только пока этот Гена – наша единственная зацепка. Он должен был прийти к Одинцову. Даже если он ни при чем, то мог кого–то видеть, может что–то знать.

– Не, это – однозначно. – Максаков встал и заходил по кабинету. – Он нам нужен позарез. А поскольку доказуха у нас – только вещи, орудие и возможные следы крови на убийце, то надо торопиться и ехать в Колпино сегодня.

– Вот и посоветовались, – усмехнулся Гималаев. – Я тоже так думаю.

В кабинете Максакова зазвонил городской.

– Денис, ответь! – Он выскочил из кабинета. – Игорь, пошли жрать.

На столе стояли тарелки с дымящимися сосисками, тонко нарезанным сыром, холодной жареной треской, в кружке заваривался свежий чай. Андронов с набитым ртом макал очередную сосиску в кетчуп.

– Рискуете не успеть!

– А ты реже мечи.

Денис протягивал трубку.

– Да?

– Как дежурство? – Голос у Татьяны был нормальным.

– Дурдом. – Он обрадовался. – Ты чего не спишь? Скоро час.

– Стирка, готовка и прочие женские привилегии. Сейчас ложусь. Решила пожелать тебе спокойного дежурства.

– Спасибо. – Он, не в силах утерпеть, дотянулся до Стола и взял кусок сыра. – Извини, что я жую.

– Как обычно, голодный?

– Уже нет. Мы сейчас на задержание выезжаем.

– Пожалуйста, осторожно. – Она явно встревожилась.

– Успокойся. Ты же знаешь – наша работа только в кино опасная..

– Угу. Я–то как раз знаю. Позвони мне утром.

– Обязательно. Так мы сходим куда–нибудь?

– Посмотрим.

Он улыбнулся. Упрямая, как ослик.

– Хорошо. Целую.

– Пока.

Ребята с наслаждением жевали. Не было только Гималаева.

– Игорь–то где? – Андронов налил себе лимонада.

– Рискует остаться без ужина в знак солидарности со мной. – Максаков кинул пальто и шляпу на диван и вышел в коридор. – Старый! Ты где?

Гималаев продолжал курить у себя за столом.

– Ты чего застрял? Надо есть и выезжать. Стращал меня, что все плохо, а вон сколько хорошего нарассказывал!

– Это не все.

Игорь поднял глаза. От его взгляда хорошее настроение Максакова улетучилось. Закололо от тоскливых предчувствий.

– Что еще?

Гималаев протянул ему листок бумаги.

«Ориентировка 274. Красносельским РУВД и 22–м отделом УУР за совершение 15.12.00 убийства в поселке Горелово Васнецова С. М. и Васнецовой О. А. разыскивается Сиплый Лев Александрович… может использовать документы… приметы… вооружен… соблюдать осторожность… контактные телефоны…»

Максаков посмотрел на настенный календарь.

– Позавчера, точнее, уже позапозавчера.

– Это не все. – Гималаев снова достал сигарету из своей бесконечной пачки. – Я созвонился с местными «убойщиками». У них дежурит как раз тот, кто занимается этим делом. Двойной огнестрел. Пистолет наш. Жертвы – книготорговцы из этого греба–ного Северодвинска. Самое обидное, что сегодня оттуда пришел ответ о межгороде. Я у себя на столе нашел. Видно, Паша получил. Их телефон там есть. Он последний. Из тех, кому в Питер звонил Сиплый, в живых не осталось никого. Есть еще звонок в Сор–тавалу…

– Думаешь, теперь он поедет туда?

Денис открыл дверь, хотел что–то сказать, но поняв, что не вовремя, ретировался.

– Миша, – Игорь встал, – Сиплый сматывался второпях и забыл свою сумку со шмотками. Там распечатка с компьютера. В общем – твой адрес на Белинского. И номер машины дописан от руки.

Максаков был готов услышать что–то подобное, и все равно екнуло внутри.

«Белинского. Там мама и сестра. Хорошо, если он посмотрит, что меня нет, и будет искать другие варианты. РУВД, например. А если… Нет. Ему нужен только я. Может, переехать и встретить… Опасно. Можно подставить под огонь близких… Господи, как тяжело прогнозировать самого себя!»

– Не мрачней раньше времени. – Гималаев по–своему истолковал его молчание. – Давай оставаться профессионалами и использовать любую ситуацию. Предлагаю выставить наблюдение за твоим двором. У тебя там есть удобные точки для наблюдения?

– Можно подобрать, – кивнул Максаков.

– В качестве приманки поставим твою машину. Походишь недельку пешком. Он не агент ГРУ – проколется. Давай, приди в себя!

– Да нормально все со мной, нормально. – Максаков постучал костяшкой указательного пальца по дверному косяку. – Просто прикидываю хрен к носу. Неприятно, но справимся.

– Вот–вот…

Оглушительно затрезвонила дежурка. Максаков обернулся на пороге.

– Знаешь, чего только боюсь? Умереть до отпуска.

– Дурак!

Их доля еды была аккуратно сложена на лист бумаги. Маринка убирала со стола. Максаков снова взял трубку из рук Дронова.

– Да?

– Миша, ты со своими мокрухами не забудь отделы проверить. – Это был Дергун. – И хотя бы один вытрезвитель, а то шеф завтра устроит «крик на лужайке».

– Помню. Сейчас ребят в Колпино отвезу и проверю.

– Ты охерел? Какое Колпино? А если проверка из главка? Что мы скажем? Где ответственный?

– Скажете: на территории. Позвоните на «моторолу», и я подлечу.

Дергун помолчал.

– Это по пацану?

– Да.

– Реально поднять?

– Увидим.

– Ладно, лети, если что – я время потяну.

– Не дрейфь! Прорвемся.

Он бросил трубку.

– По коням!

Сыр с сосисками пришлось запихивать в рот на ходу. На улице все скрипело от ветра. Шляпу сорвало с головы, и он едва успел ее подхватить. Удивительно, но исчезло ощущение колющего затылок взгляда из темноты. Словно последние известия расставили все по своим местам и внесли определенность в их с Сиплым отношения. Глаза продолжали слипаться. Не помогал даже выброс адреналина в связи с возможным задержанием Ляпидевского. Длинный Андронов по общему решению занял место на переднем сиденье.

– Да, не «кадиллак» у тебя, Алек–сеич…

Город опустел. Черный и плоский, он растворился в ночи, давя сонные вскрики, всхлипы и стоны обезумевших за день людей. Когда–то Максаков любил город ночью. От него веяло романтикой, приключениями и опасностями. Потом он возненавидел его. Болезненный свет фар, закрывающиеся глаза, тусклые фонари, запах смерти и пересохшие от табака губы. Машина пожирала километры темноты. Стрелка, спидометра нервно дергалась на сотне. Самое главное было – не заснуть.