Текст книги "Год ворона. Книга 1 (СИ)"
Автор книги: Максим Бояринов
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
За устройство свалки в неположенном месте полковник рисковал получить серьезный нагоняй. Но избавляться от опасных свинцовых отходов, минуя чудовищный ворох официальной отчетности, приходилось не раз и не два, поэтому конспирация была отработана до совершенства. Кроме того, именно категорическая предосудительность действа, как ни странно, работала на пользу плана, поскольку никому и в голову не пришло, что просто большим нарушением можно замаскировать Очень Большое.
Поздним вечером, уже после того, как на голубом экране отшутили на грани фола «Одесские джентльмены», домой к Петровичу заявился майор Емельянов. Не один. С канистрой спирта. Офицеры долго пили в молчании, алкоголь не развеял хмурые мысли, но, по крайней мере, ослабил похоронный настрой. Ну а после, для закрепления результата, майор с полковником оккупировали дежурную машину и укатили в ночь, к девчонкам на узел связи.
Прочие же члены экипажа собрались в общежитии военного городка в комнате самых молодых – радиста и стрелка-наблюдателя. До самого рассвета под скудную закуску они пили «массандру» – пятидесятипроцентный раствор воды и спирта, что используется в авиационных системах охлаждения. События дня и вечера старались не вспоминать. Трепались на отвлеченные темы, а с середины пьянки – сообща ржали над быстро напившимся штурманом Витей Сербиным, что как обычно после первых ста грамм понес какую-то чепуху…
Утро было промозглым и удивительно хмурым, прям как у классика советской литературы. Словно не август на дворе, а поздняя осень. Кое-как выстояв на общем построении, экипаж «Борта 262», героически борясь со сном и тяжелым похмельем, сумел еще и высидеть на обязательных занятиях, конспектируя материалы последней партконференции. Затем, дождавшись окончания дезактивации, командир и второй пилот проследили, как тягач перегоняет самолет на стоянку, после чего расползлись по домам.
Жизнь гарнизона продолжала идти по давным-давно заведенному порядку. Прошло несколько дней, и над засыпанной ямой начала пробиваться свежая трава. Ни Емельянов, ни командир базы, ни остальные члены экипажа не вспоминали о произошедшем ни единым словом. Слабым звеном в этом «заговоре молчания» была, пожалуй что, буфетчица Нинка. Однако, просидев чуть ли не весь полет в хвостовой кабине стрелка и щедро дегустируя «массандру», она толком и не помнила, что происходило от взлета в Моздоке и до посадки в Русе. Поэтому, даже если бы и захотела, ничего рассказать не сумела…
Прошли месяцы, затем годы. В иное время ситуация, скорее всего, повлекла бы обширное расследование, но СССР уже вступил в пору великих катаклизмов. Хаос и безответственность и коммерция начинали захлестывать все государственные структуры. Ответственные лица списали ядерный заряд как затонувший на глубине в два с половиной километра и предпочли не ворошить проблему дальше, чтобы не умножать суету и заботы. Со временем исчез сам Союз, пришел в запустение аэродром, персонажи истории разъехались кто куда, надежно храня тайну.
Казалось, что специзделие РВСН СССР забыто и похоронено навсегда…
1. Псовая охота
Спутник наблюдения NASA скользил в ночном небе Земли на высоте почти шестисот километров. Или трехсот шестидесяти миль, как было удобнее считать многим из тех, кто кропотливо собирал и обрабатывал информацию, поставляемую аппаратом.
Как засмотрится мне нынче, как задышится?
Воздух крут перед грозой, крут да вязок
Что споется мне сегодня, что услышится?
Птицы вещие поют, да все из сказок…
Владимир Высоцкий любил и умел выпевать согласные. На фоне мириадов мерцающих звезд и едва угадывающихся очертаний черно-синих материков хрипло-надрывные раскаты его невероятных «р-р-р-р» и «л-л-л-л» обращались в бередящий душу сюрреалистический message. Казалось, что, пронзая эфир и материализуясь в сверхсовременных каналах связи, пульсирует сама неупокоенная душа великого русского барда.
– Отфильтруй канал, – перекрывая песню, зазвучал в наушниках оператора усталый голос начальника смены. – Что это там у тебя за варварские звуки, Дик? Куришь травку под шаманскую музыку?
– Хм. А я думал, что это вы так… шутите, ведь поют не по-английски, – в голосе оператора Ричарда сквозило неподдельное удивление. – Впрочем, сейчас проверим…
После того, как оператор поколдовал над клавиатурой, голос в наушниках стал ощутимо тише, но до конца не исчез. Оператор тихо выругался и полез в глубокие настройки.
Начальник смены – сотрудник ЦРУ и выпускник Гарварда, демонстративно презиравший сквернословие, хотел сделать замечание, но не стал – чернокожий лейтенант – оператор служил в Министерстве обороны и не подчинялся ему по службе.
– Опусти пониже, – так и не дождавшись полной очистки канала, отдал начальник новое распоряжение. – По плану сегодня мы должны сделать контрольный осмотр бывшего военного аэродрома в России. Вот погляди: его название и координаты я вывел на экран.
Оператор поморщился и удержал уже повисший на языке ехидный вопрос – какое ему дело до того, чем когда-то была некая точка на карте. А так же не менее ехидный комментарий относительно того, что называть довольно непростую последовательность операций по управлению спутником простым «опусти» есть профанация процесса. Но сдержался. Опустить так опустить…
– Руса? – прочитав надпись, высветившуюся в окне чата, ворчливо переспросил оператор. – Нет проблем. Только это не Россия, а Украина.
– Да по мне хоть Верхняя Вольта, лишь бы без ракет.
– Согласен, сэр, – оператор чуть нахмурился, вспоминая. – Я знаю это место. Но там давно все заброшено и лет пять как в руинах, смотреть не на что.
«Перестраховщики… Впрочем, мое дело маленькое» – добавил он про себя. Отношения между двумя специалистами было несколько… натянутым. Один стремился демонстративно показать высокий профессионализм и бдительность, словно русские, как в старые добрые времена, вот-вот уже готовились тайно везти ракеты на Кубу. Другой всячески избегал лишних телодвижений и каждый раз, заступая на смену, больше всего желал, чтобы до самого ее конца ничего не случилось.
Оператор, управляя установленным на спутнике оборудованием, повозил курсором по экрану и щелкнул кнопкой мыши. Изображение земной поверхности начало стремительно приближаться. В хитросплетениях графики угадывались характерные очертания полуострова Крым, а также черные кляксы водохранилищ, соединенные ломаной линией Днепра.
Несмотря на то, что оператор был плотью от плоти мира Google Maps и автомобильных навигаторов, он находил завораживающей, почти сверхъестественной возможность взирать на мир с божественной высоты.
Большое светлое пятно на мониторах разбилось на скопище огней, поверх которого информационная система высветила надпись «Kiev». Оператор вновь поморщился, это услужливое разъяснение показалось каким-то мелким, пришедшим из компьютерной игры. Как будто специалисты не знали очертания и отличительные особенности всех крупных городов мира…
Камера ушла вниз и влево от «Kiev`а», еще увеличила фокус, и перед глазами наблюдателей возникли очертания летного поля, похожего скорее на много полей, объединенных в большой прямоугольник с неровными сторонами.
Аэродром был военный. На это указывали даже не многочисленные П-образные земляные капониры и отсутствие хоть какого-то следа здания аэровокзала. Дело было в ином – гражданских аэродромов с единственной трехкилометровой взлетно-посадочной полосой не бывает. Все мощные хабы подобного масштаба имеют не меньше двух полос.
Оператор оказался прав, объект не функционировал. Действующие аэродромы освещаются круглые сутки, а здесь на территории летного поля не было даже захудалого фонаря. Просканировав поле в инфракрасном диапазоне и не найдя ничего, заслуживающего упоминания в рапорте, начальник смены решил осмотреть прилепившийся к аэродрому военный городок.
Здесь жизни оказалось побольше, вскоре на мониторах начали появляться желтые прямоугольники и небольшие движущиеся точки тепловых объектов. Это указывало на отапливаемые здания и присутствие живых существ.
По оперативному залу прокатилась волна оживления – один из тепловых объектов программа распознавания идентифицировала как «стаю волков». Оператор сразу представил, как выложит в своем твиттере спутниковое фото с подписью «волки разгуливают по городам России». И, прикидывая, сколько соберет лайков на «Фейсбуке», стал настраивать максимальное приближение.
Но тревога оказалась ложной. После небольшой перепалки между начальником смены и дежурным программистом выяснилось, что в систему по ошибке загружен модуль, предназначенный для северных лесов. Экран мигнул и надпись изменилась на «группа бродячих собак, размер «си»».
– Проще говоря, стая, – грустно прокомментировал оператор.
– Интересно, какой размер по их шкале больше: «би» или «ди»? – риторически буркнул начальник смены.
Дежурный программист, блюдя корпоративную честь, хотел было вступиться за неизвестных разработчиков и предложить коллегам воспользоваться специально приложенной для подобных умников справочной системой, но в этот самый момент назревающую перепалку оборвали возбужденные голоса.
Подобное случалось на дежурствах не то, чтобы часто, но и не сказать чтобы редко. Небесное око регулярно фиксировало сцены, невидимые другим, живущим внизу и ограниченных обычным человеческим зрением. Иногда эти зарисовки из жизни были забавными, а иногда совсем наоборот…
Там, внизу, в семи часовых поясах от штата Вирджиния, «группа бродячих собак размера «си»», сбившись плотной кучей, преследовала медленно идущего человека. Оператор повозился с четкостью и стабилизацией картинки. Стая распалась на отдельные силуэты, похожие сверху на карликовых тупомордых акул.
Преследуемый собаками двигался по улице непредсказуемыми рывками, спотыкаясь и теряя равновесие чуть не на каждом шагу. То ли находился под воздействием наркотиков, то ли пьян, а может быть просто очень стар. Хотя последнее, конечно, сомнительно. У собак определенно был шанс, и парни из главного зала оперативного центра начали азартно делать ставки. Со стороны их действия могли бы показаться кощунственными, но привычка к постоянному и обезличенному наблюдению за чужой жизнью неизбежно сглаживала многие нормы и правила. Вскоре все, кто наблюдал за происходящим, были полностью поглощены жестокой драмой. Которая, похоже, подходила к развязке – собаки уже охватили жертву полукругом и приближались к идущему.
«Держись, Джонни Доу [4], не вздумай упасть!»… «Кто у них вожак? Почему не бросается?» – раздавались со всех сторон азартные восклицания. И неожиданно они сменились возмущенно-разочарованными воплями. Улица, едва освещенная тусклыми подмигивающими фонарями, вдруг покрылась мозаикой артефактов – цветных квадратиков, которые в двадцать первом веке пришли на смену привычным телевизионным помехам. Через несколько мгновений весь экран целиком укрыло моргающее лоскутное одеяло.
Оператор чертыхнулся, попробовал восстановить канал, не смог, и подал команду на спутник о перезагрузке операционной системы. Экран на пару секунд погас, после чего на нем появился логотип «Майкрософт», встреченный дружными проклятиями. С тех пор, как Министерство обороны США отказалось от систем управления на базе разработок Хьюллет-Паккард, подписало контракт с Биллом Гейтсом и стало закупать оборудование, которое работало под управлением специальных версий «Windows», сбои и частые перезагрузки стали обычным делом…
Когда восстановилось изображение, спутник уже покинул зону наблюдения, а график наблюдения требовал оценить следующий объект. Офицеры, в глазах которых происходящее было не более чем разновидностью телешоу для взрослых, быстро позабыли о событиях, невольными свидетелями которых стали, и возвратились к своим делам.
Но это было не телешоу. И на полутемных улицах городка, существующего не виртуальном мире, а в реальности, не прозвучал возглас режиссера «Стоп, снято!».
* * *
Обреченный человек не замечал преследующих собак. Он держался за бок и глухо постанывал. Через каждые два-три шага бедняга останавливался передохнуть и продолжал медленно брести в темноте по разбитому асфальту вдоль угрюмых панельных пятиэтажек с редкими желтыми прямоугольниками окон. Переходы с каждым разом становились все короче, а остановки на отдых все продолжительнее. В конце концов, не дойдя двух шагов до единственного на всю длинную улицу работающего фонаря, он осел на землю, завалился и остался лежать, не делая попыток подняться на ноги.
Осмелевшая свора стала смыкать кольцо, неспешно и неотвратимо. Вожак приготовился тихо рыкнуть, подавая команду к общей атаке и первым броситься вперед, как вдруг из боковой улицы донеслось ворчание автомобильного двигателя.
Звук был негромким, но его оказалось вполне достаточно, чтобы одичавшая стая вновь обратилась в уличную свору. Собаки, воровато оглядываясь и поджимая хвосты, отбежали в темноту. Совсем они не ушли, надеясь, что неожиданная помеха куда-нибудь пропадет, но отступили как можно дальше.
Из боковой улицы под фонарь осторожно выкатилась «Тойота-Королла» с погашенными фарами и габаритными огнями. Машина проехала вперед и, все так же не включая освещения, остановилась метрах в двадцати от лежащего. Передние двери раскрылись, в прохладу летней ночи почти одновременно выскочили двое.
– Где он? – оглядываясь по сторонам, спросил пассажир, плотный мужчина лет сорока пяти с хитроватым, очень подвижным лицом.
– Вот там, под столбом, – чуть плаксиво и с хорошо различимым акцентом ответил водитель, ушастый молодой человек, почти мальчишка, в светлой рубашке с короткими рукавами и тонком битловском галстуке на резинке, какие носят проповедники – евангелисты.
Плотный оглянулся по сторонам, увидел тело и ринулся вперед. К тому времени, пока Ушастый его догнал, хитрован уже опустился на колено и сосредоточенно пытался нащупать шейный пульс лежавшего.
– Не дышит, – после долгой паузы заключил Плотный. – Груз двести. Проще говоря, труп, – пояснил он своему спутнику.
– Oh, my gosh! – немного помолчав, видимо, осмысливая услышанное, откликнулся ушастый. В его голосе звучал неподдельный ужас.
Плотный поднялся на ноги, достал из кармана носовой платок и брезгливо обтер пальцы.
– Ну, что теперь будем делать, господин начальник? – ядовито спросил он.
– Его нужно срочно доставить в больницу, мистер Котельников! – потерянно отозвался «евангелист». Его голос дрожал и срывался на каждом слове.
Плотный набычился.
– Чтобы там сделали анализ крови и нашли в ней твою химию? А потом в милиции поинтересовались, где и с кем он пил весь вечер? – все так же ехидно уточнил он. – Вот уж хрен! Лучше уж сразу идти и делать явку с повинной, тогда хоть отягчающих не навесят.
Ушастый, кажется, даже всхлипнул.
В общем так, мистер Алан, – подытожил Плотный. – Пока нас никто не увидел, нужно отсюда тикать. Видишь вон тот кирпичный домик? – он показал на чернеющие в стороне развалины небольшой газораспределительной подстанции. – Давай-ка тело туда оттащим. Найдут его вряд ли раньше утра. Пока разберутся, не меньше суток пройдет. Здесь бомжей по пьянке лапти сплетает больше, чем детей за год рождается…
Не дожидаясь ответа, Плотный взялся за одну ногу покойника и кивнул спутнику на другую. Ушастый, позабыв уточнить, какое отношение ко всему происходящему имеет плетение лаптей, со страхом и нескрываемой брезгливостью вцепился в штанину. Они поволокли тело к чернеющему прямоугольнику, как муравьи зерно, мешая друг другу, но вполне целеустремленно. Управились достаточно быстро. Когда же, завершив дело, вернулись под фонарь, оказалось, что у машины объявилось новое действующее лицо.
Со стороны центральной площади городка от столба к столбу противолодочным зигзагом, громко ругаясь и спотыкаясь на колдобинах, двигался высокий широкоплечий парень. Траектория его движений была столь же криволинейной, как у предыдущего обитателя этих недобрых мест, но вот причина оказалась совсем иной. Прохожий был не то пьян в дым, не то, по новой моде, укурен или обколот. Правда, в отличие от своего предшественника, он отнюдь не производил впечатления умирающего.
Плотный дернул Ушастого за рукав, оба замерли на границе светлого пятна, которое тусклый фонарь отбрасывал на бугристый асфальт.
– Это Витек, контролер с базара, – прошептал Плотный. – Пусть пройдет, он как нажрется – буйный. Не видит нихрена, но вломить может посильнее, чем пятеро трезвых.
Пьяный, продолжая упорно продвигаться к неведомой цели, наткнулся на стоящую поперек улицы машину. Остановленный неожиданным препятствием, он долго и недоумевающе смотрел на странный предмет, неведомо как оказавшийся у него на пути. Затем вдруг быстро принял грамотную стойку и почти без размаха нанес один за другим два поразительно точных и быстрых для его нынешнего состояния удара: левой в боковое окно, правой в крыло.
Противоударное стекло «Тойоты» выдержало неожиданное испытание, но корпусу пришлось тяжелее. Экономные японцы давно перестали штамповать «избыточно» крепкие детали, и на крыле появилась глубокая вмятина. «Витек с базара» громко, энергично и очень выразительно выругался, потряс кулаками. Каким чудом он не переломал пальцы, осталось неизвестным.
– Моя машина! – трагически застонал Ушастый и попытался шагнуть вперед. Плотный остановил его порыв одним движением руки, как шлагбаум опустил.
– Тихо, господин начальник! – прорычал он. – Видишь, какой лось? Если сейчас с ним завяжемся, то будет драка, шуму не оберешься, народ сбежится. – Что такое «лос»?
– Ну, этот, как его… Moose, по-вашему.
Сравнение буйного парня с лесным гигантом произвело на ушастого должное впечатление. Он засопел, окинул критическим взглядом фигуру вандала, стиснул зубы от обиды и бессилия и остался стоять на месте.
Парень еще постоял, тупо уставившись на изувеченную машину, затем, что-то неразборчиво ворча, продолжил движение, время от времени вновь встряхивая разбитой рукой.
После того, как шатающаяся тень растворилась в ночных тенях, Ушастый наконец подбежал к машине и начал охать, ощупывая крыло. Плотный прервал пароксизм страданий и чуть не пинками затолкал его в салон.
Изнутри, с мягких кресел, под чуть слышное урчание мотора и мигание лампочек приборной панели, улица за окном казалась декорацией телеспектакля, где роль экрана выполняло лобовое стекло. Ушастый опасливо скосился на своего напарника, решительным движением включил габариты и фары, нажал на газ. Плотный, уже не требуя светомаскировки, включил радио. Салон заполнили гитарные аккорды и хрипло-надрывный голос.
Душу сбитую да стертую утратами
Душу сбитую перекатами
Если до крови лоскут истончал…
Ушастый, скривившись, протянул руку, чтобы переключить программу, но Плотный его остановил.
– Подожди. Хорошая песня. Закончится, тогда и ставь что хочешь.
Машина покрутилась по коротким улицам и покинула городок.
Залатаю золотыми я заплатами
Чтобы чаще Господь замечал…
Минула пара часов, ночь подходила к концу. В далекой Вирджинии американские офицеры, напрочь позабыв о прерванном развлечении, готовились к сдаче дежурства. В Русе, на втором этаже добротного частного дома спал Плотный, не видя снов. Пострадавшая «Тойота», соблюдая дозволенный скоростной режим, мчалась по трассе в сторону Киева. Из салона звучал уже не страстный бардовский манифест, а нахрапистый белый рэп.
Собаки, все это время терпеливо ждавшие у забора, начали осторожно приближаться к неподвижному телу, небрежно брошенному в кустах рядом с подстанцией.
2. Его звали Алан
Киевский «Биг Бен» – цифровые часы на башенке отремонтированного Дома Профсоюзов – показывали семь ноль пять утра. Ярко-красная «Тойота» со свежей вмятиной на правом крыле съехала вниз по брусчатке Владимирского спуска, пересекла Почтовую площадь, прошла по улице гетмана Сагайдачного, вечно забитой припаркованными машинами и, не доехав до Киево-Могилянской академии, завернула направо.
Боковой проезд выводил в лабиринт тихих улиц с односторонним движением. Подол, низинная часть старого Киева, район сам по себе несуетливый. Кварталы, расположенные в треугольнике меж Контрактовой площадью, Набережно-Крещатицкой и Верхним Валом, застроены невысокими домами и по столичным меркам практически безлюдны. Постороннему сложно обнаружить здесь нужный дом. Вывесок почти нет, так что трудно понять, где обосновался нужный офис, чьи хозяева предпочитают здешнюю респектабельную неброскость базарной престижности шумных и показушных центральных улиц. Или жилой особняк, стоимость которого ненамного уступает московским ценам.
«Тойота» затормозила в трех метрах от крыльца двухэтажного дома. На фоне скверно оштукатуренной грязно-серой стены светлым прямоугольником выделялась аккуратная дверь с табличкой на английском и украинском языках: «Неправительственная организация. Американская лига социальных исследований».
Чем занимаются тихие американцы за дверью из белого пластика, скрывавшего двухдюймовый бронированный лист, на Подоле знали даже бомжи. Резидентура Центрального разведывательного управления США имела полулегальный статус и особо не конспирировалась. Однако попасть дальше тесной прихожей мог далеко не каждый, даже если он являлся счастливым обладателем синей паспортины с вытесненным на обложке белоголовым орланом…
Улица была неширокой, места для нормальной парковки здесь не хватало, поэтому Алан втиснулся между двумя огромными каштанами и закатил правые колеса на тротуар, что в Вирджинии обошлось бы ему в сорок долларов штрафа. Он поставил машину на стояночный тормоз, заблокировал ключом «Малтилока» коробку передач и, прихватив сумку, выбрался из машины.
Парковаться во внутреннем дворе ему как сотруднику регионального представительства пока что не полагалось. «Ключевое слово пока!» – подумал Алан, стискивая в кармане диктофон-флешку с бесценной фонограммой. Именно эта запись в самом скором времени должна была обеспечить ему лучшие парковочные места не только в этой захолустной стране, но и дома, в самом Ленгли!
Пока же… Алан покосился на изуродованное крыло, в который уже раз скривился, как от зубной боли, и, обреченно вздохнув, активировал автосигнализацию. Убедившись, что машина попадает в зону камеры наружного наблюдения, он поднялся на крыльцо и надавил хромированную кнопку звонка. Внутри загудело, стукнуло. Дверь медленно отворилась.
Вдохнув полной грудью прохладный отфильтрованный воздух (Америка, Америка!), Алан вставил в щель карту пропуска и, дождавшись подтверждающего кивка охранника за пуленепробиваемым стеклом, свернул к лестнице. По ней спустился в подвал, где за тяжелой металлической дверью размещались технические службы, архивы и складские помещения. Поприветствовав отставного сержанта «морских котиков», что заведовал здешним хозяйством, гость выложил на стойку прихваченный из машины черный полиэтиленовый пакет.
Сержант протянул в ответ чистый бланк. Пока Алан вписывал печатными буквами в разграфленные квадратики данные, обозначенные как «место», «время» и «особые условия», охранник натянул резиновые перчатки, раскрыл пакет и вытащил из него тяжелые кожаные ботинки на толстой рифленой подошве. Сверив номера, нанесенные сбоку на рант, он осторожно отправил ботинки обратно в пакет, а затем снял и бросил туда же свои перчатки. В завершение процедуры хозяйственник взял заполненный формуляр, сунул его в сканер, распечатал наклейку, налепил на пакет и отнес в глубину хранилища. Обратно он возвратился с коробкой, в которой лежали совершенно новые ботинки точно такого же цвета и размера.
Странная на первый взгляд церемония обмена обуви проводилась для всех, кто посещал военные городки и служила одновременно двум целям. Разовое использование снижало риск от возможных радиационных и химических загрязнений, а налепленная на них пыль и грязь подвергалась анализу в лабораториях ЦРУ, что позволяло без особых затрат получать море ценной информации о состоянии контролируемых объектов. Щепотка обычной пыли зачастую может рассказать больше иного лазутчика.
Алан покинул склад и перешел к следующему этапу обязательной программы посещения центрального офиса, на этот раз сугубо личному – посетил уборную. Жители Украины, по его мнению, не придавали ни малейшего значения вопросам элементарной гигиены. Алан работал в двухстах километрах от Киева, и ему казалось, что каждый километр от столицы относит по шкале времени на год назад. В районных центрах примитивными выгребными ямами пользовались не только рабочие и менеджеры, но даже многие региональные чиновники, что уж говорить о поселках, в которых приходилось проводить большую часть времени. Поэтому сияющие белизной кафельные стены, мягкие бумажные полотенца, выдраенные до блеска хромированные краны, безупречные зеркала и благоухающие ароматизаторы, как ничто другое, напоминали об Америке. «– Я смотрела все ваши фильмы. – Я ходила во все ваши туалеты!» [5]…
Рабочий кабинет для приезжающих регионалов был тесной комнатой, всю обстановку которой составлял письменный стол и три кресла. Алан включил систему электронной защиты, выложил на стол ноутбук и подключился ко внутренней сети офиса.
С рабочего стола на работника смотрела фотография в простой рамке. Алану улыбался Том Клэнси, снятый на фоне книжных стеллажей, где можно было различить разноцветные корешки его романов, коробки с фильмами и играми. Человек, придумавший Джека Райна, был для Алана путеводной звездой, а улыбка писателя даже в самые тяжелые времена помогала прийти в хорошее расположение духа. Алан вздохнул, представил себе, каким станет лицо шефа после того, как скромный агент принесет сногсшибательные сведения, добытые с огромным риском в результате сложной оперативной комбинации, достойной стать сюжетом очередной книги Т.К. И углубился в работу.
Шеф прибывал в десять, а по распорядку резидентуры воскресенье было рабочим днем.
3. Как отвратительно в России по утрам!
…Как упоительны в России вечера!..
Как же мне плохо… И на душе, и в душе, и вообще везде, где только можно.
Где-то играет музыка, то ли у соседей с широко открытым окном, то ли на улице. Дурацкая песенная строчка с занудным постоянством повторяется вновь и вновь, сверлит мозг разболтанной дрелью. Один в один как молитвы, что недавно показывали в передаче про буддистов. Только те бормотания пусть и нудные, зато в тяжкий похмельный сон не лезут. Без мыла, зато с ржавым сверлом. Вот ведь глупость же! Что по утрам отвратительно – каждый знает, кого не спроси. И вытья этого не надо совсем!
Ах, лето красное, забавы и прогулки…
Как упоительны в России вечера!..
Надрывается голосишко, умножает мои страдания.
И вообще, с какого перепуга «В России»? Я же на Украине живу, самой обыкновенной. Или мы втихаря ночью пограничные столбы перенесли? Смешно, ага. С бодуна и не такое приглючиться может.
Так, надо прекращать мозг напрягать. А то извилины ворочаются, черепную коробку расшатывают. Голова, соответственно, не болит даже, а раскалывается. К горлу подползает тошнота. С трудом сглатываю пересохшей глоткой. Фу, блин, во рту ощущение, будто целый караван верблюдов прошагал. Они же ведь, суки плюшевые, не только плеваться мастаки, но и гадить…
И глаза не открываются. Опухли и закисли, слизь склеила веки. Пакость какая… Кое-как протираю. Пока боролся со слепотой, слух обострился. Или организм просыпаться начал? На самом деле, неизвестный гундосит совсем не то, что моя тушка расслышала:
Любовь, шампанское, закаты, переулки…
И снова про упоительные вечера. То ли песня на второй круг пошла, то ли припев такой… циклический.
Вечера, ага, и ночи тоже. Упоительны, лучше никак не скажешь… Кое-как, стараясь не дергать больной головой, поворачиваюсь на звук. Ага, вот и источник. Не соседи, не окно, это все мой транзистор со встроенными часами, что временно исполняет обязанности будильника, расхреначенного кем-то из корешей-собутыльников. Из хрипатого динамика голосит «Белый Орел». Битый молью, погрызанный крысами и воняющий нафталином.
Ох… Сам дурак, зачем последнее слово подумал? От слова «нафталин» в нос бьет знакомым с детства запахом. Тошнота, заблудившись в пустом желудке, вырывается на свободу мерзкой икотой, пробегает по глотке противной кислой волной.
Желудок трясет. Блевать нечем, даже желчь не идет. Ладно, прорвемся, хоть и не трубы. Если нельзя превозмочь хворобу, надо хотя бы устранить источник зловредного шума. Героически тянусь к возмутителю спокойствия. Он стоит на казарменной тумбочке с полуоторванной дверцей. На одной петле дверца висит, все никак не оторвется полностью… Починить бы, но снова точно забуду.
Пока дотянулся – столкнул по дороге переполненную бычками кофейную банку. ««Нескафе» – ведущий производитель пепельниц!». Фу ты нахер, какая чушь в голову лезет, нет бы что полезное…
Полезное! Точно, ведь под радейкой, что надрывается про «упоительные вечера», двадцатка последняя лежит. Вчера, еще до отключки, заначил двадцать гривен на опохмел. Рука ощупывает всю поверхность тумбочки, но находит лишь пивную пробку. Забыв об осточертевшем «Белом Курице», проверяю еще раз. Пусто.
Что сказать – уроды. Кто-то из вчерашних гостей спионерил, падло такое…
Так, теперь не вздыхать, себя не жалеть, давешних гостей суками не называть. Сам в дом пустил. Пытаюсь напрячь мозг. Болт. Моя «думалка» и в такой день насухую, без привычной дозы, не работает, а уж после вчерашнего и вовсе ушла в глухой отказ. Вероятность вспомнить все – ноль целых хрен десятых.
Вот только есть такое слово «Надо!». Денег не будет – ста грамм не будет. Так что, хоть яловая, а телись, вспоминай. А точнее, отвечай на три простых, но очень важных вопроса. Кто виноват, что делать и куды бечь? Не иначе как с будуна великие русские умы эти вопросы придумали. Под напором столь убедительных аргументов серое вещество начинает оживать. Со скрипом, конечно, но то херня – смажем.
Начнем с самого легкого. Кто-кто вчера в теремочке сидел, с хозяином нажрался и в нетях растворился? Если память ни с кем не изменила, то одним из фигурантов был Петро, который с сахарного завода. А кроме него еще и тот плешивый хмырь из колбасного цеха. Вот же гадство! Имя, хоть ты стреляй, не помню. А вот что хмырь приперся в дебильной кепке – это пожалуйста. Не, тот вряд ли, меня бы побоялся. А вот Петро да, тот мог и прибрать наличку. Чтобы не валялась. Вот же хохол хозяйственный. Не отдаст и не признается. В бою – прикроет грудью и не моргнет. А так, ты его хоть ножом тычь, хоть ногами бей – будет честными глазами смотреть, и визжать, как резаный. Прикидывая, что бы еще спереть. Плавали, знаем.
