355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Максим Андреев » Запорожская Сечь. Тайный орден Днепра » Текст книги (страница 11)
Запорожская Сечь. Тайный орден Днепра
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 11:04

Текст книги "Запорожская Сечь. Тайный орден Днепра"


Автор книги: Максим Андреев


Соавторы: Антон Мастеров,Александр Андреев

Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Н. Беседин. Украина. СПб., 1907

До восстания Богдана Хмельницкого Запорожье было тесно связано с казачеством и являло собой основной центр, из которого выходили политические почины. После Богдана Хмельницкого оно утратило политическое значение. В Сечи стояли только небольшие отряды казаков под началом кошевого атамана, которого назначал гетман. Интересно что в 1654 году, когда проходила присяга Москве, Хмельницкий не считал необходимым привести к присяге запорожцев потому, что они «люди маленькие».

Однако Запорожье начало играть значительную роль в общей жизни Украины, и сюда сходились оппозиционные элементы, недовольные политикой гетманов. Хмельницкий мог своею твердой рукой удерживать порядок на Запорожье, но после его смерти, когда началась борьба за булаву, и был выбран Иван Выговский, запорожцы выступили с протестом, почему их не позвали на выборы гетмана. Кошевой атаман Яков Барабаш обратился в Москву с доносом на Выговского. Его поддержал полтавский полковник Мартын Пушкарь. Москва, которая разжигала социальные противоречия в Украине, поспешила поддержать всякого рода оппозицию против старшин. Поэтому она поддерживала Запорожье, которое выступало против гетмана-«ляха», который потакал старшине; чем далее шло социальное расслоение Украины, тем более Запорожье выдвигалось на руководящее место и часто играло при этом негативную роль, выступая на стороне Москвы против собственной старшины.

Однако на Запорожье не было стабильной ориентации и его политика постоянно колебалась. Контакты с Москвой не всех устраивали, наоборот, они вызывали неудовольствие той части казаков, которые относились враждебно к политике Москвы и понимали ее опасность для Украины. На Запорожье существовала противоположная ориентация – на помощь Крыма и Турции. Поэтому во время борьбы Дорошенко с Польшей запорожцы выставили против него молодого писаря Петра Суховея, которого поддерживали татары, и он объявил себя гетманом под протекторатом Крыма.

Типичным представителем Запорожья второй половины XVII века был Иван Серко, который несколько раз был кошевым атаманом. Он был талантливым стратегом, полководцем, но как дипломат принес много вреда делу освобождения Украины и в критические моменты уничтожал ее успехи. Нападением на Крым во время Конотопской победы он принудил татар покинуть Выговского и этим оставил его без помощи союзников. Серко повторил этот маневр в 1667 году во время осады Дорошенко Подгайцев, где засел Ян Собесский: нападением на Перекоп Серко принудил татар изменить Дорошенко. Последствием этой измены была капитуляция Дорошенко. А служа интересам Москвы, он в том же году разбил отряд татар, которые служили Дорошенко.

Такая «гибкая» политика Серко оттолкнула о него даже Москву, и после того, как Серко выставил свою кандидатуру в гетманы, он был арестован и сослан в Сибирь. Правда, оттуда его вскоре вернули, и он продолжал свою деструктивную и губительную игру в Запорожье, где всегда находил сторонников. Он умер в 1680 году.

Андрусовское перемирие 1667 года поставило Запорожье под совместный протекторат Польши и Москвы, но фактически Запорожье оставалось независимым. Так же было, когда после подписания «вечного мира» Москвы с Польшей в 1686 году отдано Запорожье в подданство Москвы: это подданство имело только номинальный характер и Запорожье вело свою собственную политику.

Во времена Мазепы Запорожье под началом кошевого Гордиенко стало в оппозицию к гетману, так как запорожцы противились политике Мазепы в социальных вопросах и в отношениях с Москвой. После перехода Мазепы к шведам Гордиенко, несмотря на личные разногласия с гетманом Мазепой, перешел к Карлу XII, приведя с собой 8000 казаков. Это имело огромное значение, подняв восстание Мазепы в глазах народа и обеспечив гетмана значительной военной силой.

Вследствие присоединения запорожцев к Мазепе восстали почти весь Полтавский полк, всегда тесно связанный с Запорожьем, часть Слобожанщины, Правобережной Украины. Кость Гордиенко рассылал письма всюду, где мог найти поддержку, и призывал украинцев присоединяться к шведам.

Петр решил уничтожить Запорожье. Три полка под командой Яковлева 18 апреля 1709 года взяли Пероволочну, разрушили замок и порубили около тысячи запорожцев, много их потонуло в реке. 11 мая была взята и разрушена Сечь.

Гордиенко с казаками все время был с Мазепой, участвовал в Полтавской битве, отступал в Бендеры, и остался с гетманом Орликом. Запорожцы участвовали в 1711 году в неудачном походе на Правобережную Украину. А после того пошли «под татарский протекторат» и основали Сечь в Алешках.

В Алешках было не более полутора тысяч человек, «многие тысячи людей» остались в запорожских степях. Была основана Новая Сечь.

В договоре с российским правительством говорилось, что запорожцы признают себя подданными царицы, подчиняются власти Киевского генерал-губернатора, российского генерала, и получают ежегодно 20 000 рублей платы за службу.

С самого начала Русско-турецкой войны 1768—1774 годов запорожское войско было мобилизовано и участвовало в военных действиях. Сечевики, казачество, что жило не в Сечи, казаки-батраки – все пошли на войну. 7000 запорожцев, с кошевым атаманом, бились в авангарде корпуса князя Прозоровского под Очаковом, Кинбурном, Хаджибеем. Запорожская флотилия действовала на Дунае. Военные заслуги запорожцев отмечало высшее командование. Кошевой Петр Калнишевский получил золотую медаль с брильянтами, 1000 казаков получили серебряные медали.

Последствия войны, закончившейся Кючук-Кайнарджийским миром, были очень важными для Запорожья. Провозглашение независимости Крыма от Турции и российского протектората над ним изменило положение Запорожья. Татары перестали быть постоянными, страшными врагами, с которыми шла борьба. С другой стороны – Запорожье перестало быть форпостом в борьбе с Крымом и Турцией, перестало быть барьером, который защищал Украину и Россию от татарских нападений: оно утратило свою ценность для России.

В начале 1775 года Сечь была разрушена, старшина арестована. Архив, регалии, древние иконы и другие ценности вывезены. Запорожские земли вошли в состав Азовской и Новороссийской губерний.

Разрушение Запорожской Сечи было главным событием в истории Украины XVIII века. С нею погибла сила, которая на протяжении трех столетий защищала Украину от страшных врагов, позволяла ей, благодаря этой защите, продолжать экономическую и культурную жизнь. Вместе с этим Запорожье было той силой, которая сдерживала процесс закрепощения крестьян на всей Украине, ведь там, в необъятных степях, собирались беглецы со всей Украины. В XVIII веке Запорожье всегда выступало в защиту угнетенных российским царизмом и Польшей. Поэтому понятно, что в памяти украинского народа Запорожье навсегда осталось как «степь широкая, край веселый», где каждый находил защиту и свободу» (Н.Полонская-Василенко).

ИСТОРИКИ ОБ УКРАИНСКИХ КАЗАКАХ

Казаки сами шли навстречу опасности, перенимая от врагов систему войны, их боевые снаряды и уловки, оружие и снаряжение. Скоро ученики превзошли своих учителей. Только благодаря невероятной храбрости казаков, их бесшабашной удали, создалась та слава казачья, которая заставляла врага дрожать уже при одном только имени казака.

М. Караулов

Д.Н. Бантыш-Каменский:«Начало казаков, обитавших за днепровскими порогами, скрывается во мраке неизвестности. Все разыскания ученых об их происхождении основаны на одних догадках. Казаки никогда не составляли отдельного народа, подобно римлянам, обязаны существованием своим войне. Нельзя достоверно определить время появления их в сих местах, но оно последовало не прежде XV века. Если бы сии отважные витязи, страшные для соседей, до того поселились в странах за-днепровских, то, наверное, обратили бы на себя внимание современных дееписателей. Но откуда взялись они? Почему, имея в чертах своих отпечаток азиатского происхождения, говорят языком славянским, исповедуют веру греческую? Предлагаю мое мнение: запорожцы, должно думать, переселились за Днепр с Кавказа, где ныне обитают черкесы, народ воинственный, упражняющийся в разбоях. Черкесы происходили от касогов, обитавших между Каспийским и Черным морем. Имя их составлено из татарских слов: чернь– дорога и кесмень– отрубать.

О сем повествует путешественник Клапрот. Одно название, одинаковый нрав, одинаковая склонность к набегам подтверждают мою догадку. Или изгнаны они из отчизны междоусобной бранью, у азиатских народов обыкновенною, или, опустошая смежные земли, избрали себе новое жилище, в местах, орошаемых величественным Днепром, столь же диких, удобных к внезапным нападениям. Ведя жизнь воинственную, принимали они в сотоварищи всех беглых людей и, по соседству с Южною Россией, увеличили число свое нашими соотечественниками. Время изгладило с лица земли коренных переселенцев, но товарищи их, сохраняя с названием черкасприродный язык и веру отцов, которую тогда исповедовали также и черкесы, упражняясь в беспрерывных битвах с татарами, похищая у ордынцев жен и детей, придали потомкам черты азиатские, отличавшие запорожцев.

Малороссияне удалялись к низовым странам реки Днепра от угнетения поляков или для освобождения себя от родительской власти, убегая от наказания, долгов, а некоторые надеялись найти там лучшую участь, сражаясь с соседями своими, татарами, посягавшими на их свободу, и, защищая оную, приобыкли они к победам.

Число воинов ежегодно умножалось. Со всех сторон стекались к ним товарищи: из России, Польши, Молдавии, Валахии, Булгарии и даже от самых татар. Они всех к себе принимали, без разбора, с тем только, чтобы приходящие к ним исповедовали веру греческую.

Переселенцы сии разделились на два сословия, на женатых и холостых: женатые населили деревни в отдалении от Сечи, между Днепром и Бугом; холостые имели жилища на Хортицком острове в укрепленном месте, ими Сечьназываемом, которое, однако, по обстоятельствам переменяли. Догуш Сестренцевич выводит слово Сечь от засек, которыми укреплялись запорожцы. В прежние времена, по словам Татищева, под названием засеки и заруба разумели деревянные укрепления, делаемые в лесах, на проездах; на ровных же местах и полях – земляные, которые потом валом и чертою именовались, а в новейшие времена известны под названием линии. Охранявшие сии укрепления, как говорит Татищев, назывались засечными стражами.

Запорожцы, со всеми пороками своими, отличались примерною храбростью. Они неоднократно заставляли трепетать турок и татар, наводили страх на поляков и беспокоили самих россиян.

Странно, что сей дикий и свирепый народ, в ущелинах и порогах живший, любил также невинные увеселения. Запорожец играл на бандуре, напевал песни, но сии песни уподоблялись жестокому его нраву. Вместо любви и семейного счастья он воспевал знаменитые убийства и разбои, предками его или им самим учиненные.

Сечь, главное укрепленное место, в котором обитали запорожские казаки, было застроено без всякого порядка деревянными избами и мазанками. Земляная насыпь, с расставленными на оной в некоторых местах пушками, окружало сие жилище их, разделенное на 38 куреней. По мнению г-на Миллера, при первом построении Сечи казаки каждого куреня помещались в одном только доме, и, по причине густого дыма, выходившего из их жилищ, дали оным такое наименование от глагола курить.

Каждый курень состоял из одного большого и разных малых домов и имел особенное название, заимствованное им или от строителя, или от отчества первых основателей сего куреня, или от тогдашнего верховного главы Сечи: Левушковский, Пластуновский, Дядьковский, Брюховецкий, Медведевский, Плитнировский, Пашковский, Кущевский, Кислюковский, Ивановский, Конелевский, Сергеевский, Донской, Крыловский, Каневский, Батуринский, Поповичевский, Васюринский, Незамайковский, Ирклевский, Щербиновский, Тытаревский, Шкуренский, Куренивский, Роговский, Корсунский, Канибалютский, Уманский, Деренянковский, Стебливский-нижний, Стебливский-верхний, Щераловский, Переяславский, Полтавский, Мышастовский, Минский, Тимошевский, Величковский.

В каждом курене был атаман или предводитель, именовавшийся куренным атаманом; все же они состояли под главным начальством кошевого атамана,получившего сие название от татарского слова кошь,означающего стан на языке российском. Кошевой атаман и куренные мели жизнь во всем одинаковую с простыми казаками, которые в одних только походах оказывали им должное повиновение. Первый избираем был с общего согласия, а каждый из последних от своего куреня. Во время отсутствия атаманов, наказные, поставляемые также народом, оставались в Сечи. Кроме сих предводителей, запорожцы имели, подобно малороссийским казакам, своих старшин: войскового судью, войскового писаря и войскового есаула, также подписаря и подъесаула. Над артиллерией начальником был пушкарь, и в числе значащих лиц почитался еще у запорожцев доубыш или литаврщик, который во время собраний давал повестку народу. Такие сходбища, радаминазываемые, бывали обыкновенно после обеда и заслуживают особенного описания.

1 генваря, по древнему постановлению, происходило избрание нового кошевого и старшины, в случае, если народ был недоволен прежними; также распределяли в тот день каждому куреню: реки, речки и озера для рыбной ловли, от устья Самары до устья Днепра и Буга. Как скоро доубыш, по приказанию кошевого и старшин, начинал бить сбор, есаул выносил из церкви походное знамя и ставил оное на площади; потом собирались казаки из всех куреней, и, по пробитии еще двух раз в литавры, являлся, наконец, кошевой с палицею, а за ним судья с войсковою печатью и писарь с чернильницею. Все они вместе с есаулом, державшим жезл, становились, без шапок, в средине круга и кланялись на четыре стороны. Доубыш снова ударял в литавры в честь прибывшим чиновникам, после чего кошевой произносил громким голосом следующее: Ныне, добрые молодцы, настал новый год! Надобно, по древнему обычаю, разделить на курени: реки, речки и озера для рыбной ловли.Тогда метали жребий, который решал, чем каждый курень должен был владеть целый год. Кошевой снова обращался потом к народу; что, панове молодцыговорил онне желаете ли в начале сего нового года избрать также новых старшин?Когда запорожцы были довольны своими начальниками, то восклицали: вы добрые паны, и можете еще дальше над нами пановать; после чего расходились все по домам; в противном случае недовольные заставляли кошевого отказаться от своего чина, и тогда клал он палицу на шапку и, поклонясь всему народу, возвращался в свой курень. То же самое делали судья, писарь и есаул при своем отрешении.

Избрание в кошевые не менее любопытно. Сначала казаки, напившись допьяна, спорили, из какого куреня взять кандидата и кому именно быть избранным; потом, после продолжительного шума, соглашались между собою. Десять или более удалых запорожцев отправлялись в курень к новому начальнику и объявляли о его избрании. Он обыкновенно отказывался от столь трудной должности, не соответствовавшей его малым способностям,и не хотел идти с посланными; тогда двое из них брали его под руки, а двое или трое толкали сзади, понося самыми ругательными словами. В таком торжественном виде являлся будущий предводитель запорожцев среди ожидавшего его многочисленного собрания. Старшины вопрошали еще раз народ: быть ли этому казаку кошевым? И когда все ответствовали на сие громогласным подтверждением, один из них подносил новому начальнику палицу, от которой, по древнему обыкновению, также должен он был два раза отказываться. После сего несколько старых казаков, взяв каждый по горсти земли, иногда грязной, кидали оную на голову нового кошевого. Таким же образом поступали при избрании старшин, с тем только различием, что судье вручали печать, писарю чернильницу, а есаулу жезл.

Другие положенные дни для народных собраний, в которых или сменяли начальников, или советовались о походах, набегах и тому подобном, были праздники Иоанна Предтечи и Покрова Пресвятой Богородицы, коей посвящена церковь, находившаяся в Сечи. Если запорожцы не имели никакой причины негодовать на своих предводителей, то в сии праздники не бывало общественного собрания; но зато малейшее неудовольствие вооружало их против начальства, даже в обыкновенные дни. Тогда недовольные казаки условливались между собою, и ежели их было десять куреней, они отваживались на злой умысел. Часто за кошевого и других старшин вступались приверженные им курени, и тогда запорожцы, собиравшиеся на раду с большими дубинами, не только ссорились, но даже доходили до драки и убийств. В сие время старшины, ожидая окончания начатой между казаками распри, всегда стояли подле церкви, чтобы сокрыться там в случае нужды. Наконец право сильного прекращало несогласие: отставленный старшина немедленно возлагал почетный свой знак на свою шапку, кланялся собравшемуся народу, благодарил за оказанную ему доселе честь тотчас отправлялся в свой курень; ибо случалось, что желавшие оправдаться или не сходившие долго с места были убиваемы в самом собрании, а иногда на обратном пути. Со всем тем отставные старшины пользовались во всю жизнь уважением народа; им везде уступали первые места и хоронили их с большими почестями, чем простых казаков.

Запорожцы не имели никаких письменных законов, войсковой судья решал дела, сообразуясь со здравым рассудком и древними обыкновениями, а в трудных случаях совещался с кошевым и прочими начальниками. Воровство, неплатеж долгов, прелюбодеяние и убийство почитались у них главными преступлениями. Они могли грабить проезжающих и соседей; но ежели запорожец изобличался в воровстве у своего товарища, скрывал или покупал украденное, тогда, хотя бы и возвращал покражу, приковывали его на площади к столбу; и он должен был сносить от всех проходящих поругание и побои. Подле прикованного преступника лежала обыкновенно плеть, и если он в течение трех дней не получал прощения от своего противника, то засекали его до смерти; когда же получивший прощение во второй раз обвинен был в воровстве в таком случае лишался жизни на виселице. Не плативший долгов бывал прикован на площади к пушке, пока заимодавцы не имели от него желаемого удовлетворения. Прелюбодеи, совершавшее сие преступление внутри Сечи, получали одинаковое наказание с ворами, умиравшими под плетью; но ничто не могло сравниться с казнью убийцы: казак, умерщвлявший другого, был бросаем в могилу, потом опускали на него гроб с телом убитого и засыпали их землею. Одна только любовь к нему соотчичей и храбрые его дела могли избавить убийцу от столь жестокой смерти, но редко сии преступники получали помилование».

М.С. Грушевский [1]1
   Грушевский М.С.Иллюстрированная история украинского народа. СПб., 1913 г.


[Закрыть]
: «Казачество – явление очень интересное, но весьма сложное. Вследствие своей оригинальности, а также и благодаря громкой роли, сыгранной им в истории Восточной Европы, оно обращало на себя внимание издавна, им занимались немало, но невыясненного все же оставалось в нем до последнего времени очень много, и в литературе по этому вопросу высказывались и высказываются нередко суждения очень смутные и ошибочные.

Очагом казачества было среднее Поднепровье, его предстепная полоса, ниже Киева, входившая XIV—XV вв. в состав Киевского княжества, позже – Киевского воеводства, а почву для него приготовили колонизационные условия этого края.

Начиная с половины X в. он жил тревожною, воинственной жизнью, на границе оседлой колонизации, в вечной борьбе с кочевниками. К населению его как нельзя более приложима поэтическая характеристика, данная «Словом о полку Игореве» порубежникам Посемья:

А мои ти куряне сведоми кмети;

Под трубами повита, под шеломы възлелеяни.

Конец копия въскоръмлени;

Пути им ведоми, яругы им знаеми,

Луци у них напряжени, тули отворени,

сабли изъострени.

И слово «казак» – тюркское слово, издавна жившее в устах кочевого населения наших степей, известное уже в половецком словаре 1303 г. в значении «сторож», «воин» – вполне приложимо было в этом значении к порубежному населению, этой передовой страже Украины. Вместе с воинственностью и выносливостью порубежная жизнь развивала личность, чувство свободы. Предоставленные княжеско-дружинным правительством своим собственным силам, эти пограничники очень чутки были к его притязаниям. В XIII в. как раз пограничные со степью территории видим среди «людей татарских», и эти пограничные враги княжеско-дружинного строя являются полным прототипом казачества, а союз их с ордою предвосхищает политику вождей казачества XVI—XVIII вв. в их стремлениях найти в турецко-татарских силах помощь против социально-политического строя Польши и централизационной политики Москвы.

С упадком государственной жизни в Поднепровье в середине XIII в., население этих пограничных со степью пространств было еще более предоставлено себе, а жизнь под татарской протекциею не отличалась спокойствием, особенно в периоды разложения Орды. Великое княжество Литовское, присоединив эти пространства, также очень мало занималось ими, а восстановленное под властью князей Гедиминовой династии Киевское княжество очень слабо насаждало здесь привилегированное владельческое сословие и еще слабее прививало формы и результаты социальной эволюции Великого княжества Литовского. Страшные периодические набеги татар крымской орды Менгли-Гирея, с 1482 г. обрушивающиеся на украинские земли и затем в несколько ослабленных формах продолжающиеся почти все XVI столетие, смели с лица земли и эти слабые результаты правительственных попечений и вместе с ними – всю оседлую колонизацию предстепной полосы Поднепровья, – вплоть до Киева, Чернигова, Житомира, Винницы, Летичева.

Территория по обеим сторонам Днепра до Киева и даже выше его превратилась в совершенную пустыню и в таком виде пролежала до последней четверти XVI в. Единственными оседлыми поселениями были городки, снабженные замками, небольшими гарнизонами и артиллериею – Киев, Канев, Черкассы, Житомир, Брацлав, Винница, – на правой стороне Днепра, Остер и Чернигов – на левой. Под стенами этих укреплений ютилось все население этих обширных пространств: здесь жили крестьяне соседних сел и отсюда выходили на полевые работы. Все население жило под постоянным страхом татарских набегов, на военном положении: мещане и крестьяне этих пограничных местностей обязаны были иметь коней и принимать участие в походах и погоне за татарами, и они действительно «имеют ружья и умеют хорошо стрелять», как свидетельствуют ревизоры половины XVI в. Земледельческое и всякое другое хозяйство вне стен города велось вооруженной рукою – как описывает путешественник конца XVI в. пограничных крестьян Волыни: «Выходя на работу, он несет на плече ружье, а к боку привешивает саблю или тесак».

Но природные богатства этих девственных стран на обеих сторонах Днепра увлекали население далеко от замков, в так называемые «уходы» – рыбные ловли и места охоты, к устроенным в степном приволье бортям и пасекам. Тут эти промышленники проживали подолгу, соединяясь в вооруженные партии, строя для обороны блокгаузы, городки и засеки. Оборона в этих степях, соседивших с кочевьями татар, в районе их нападений незаметно переходила в нападения на таких же промышленников противной татарской стороны, в мелкие степные войны – «лупленье татарских чабанов», как они технически назывались. Каждый год, весною, пограничное население и промышленники из более отдаленных местностей, привлекаемые привольем и природными богатствами этого края, расползались по этим «уходам» на десятки миль, до Днепровских порогов, Ворсклы, Орели, Самары и т. п.; они проживали здесь целые месяцы, предоставленные себе самим, не зная никакой власти и возвращаясь в замки только на зиму. Это подвижное, кочевое, закаленное в невзгодах военно-промышленное население и составило основу казачества.

Первые такие известия о казаках, в которых можно подозревать казаков именно украинских, относятся к 1470 г. (колебание в этом случае возможно потому, что имя «козаков» прилагалось также к добычникам татарским и к степному населению великорусскому, в бассейне Дона, где позже сформируется донское казачество). Вполне ясные документальные указания на казаков киевской территории носят даты 1492,1493 и 1499 гг. Это тюркское слово, означавшее в тогдашнем употреблении легковооруженного добычника, бродягу-воина, только столетием позже приобрело значение официального, общепринятого имени для известной группы украинского населения, известного сословия. Первоначально оно означало занятие, род жизни, и притом, кажется, с некоторым оттенком пренебрежения к такому несолидному времяпрепровождению. Во всяком случае, сначала это не сословие, не класс людей; это люди, занимающиеся «казачеством», ходящие «в казаки», а не казацкое сословие. Для большинства такое «хождение в казаки» не было постоянным занятием – ему предавались временами, особенно смолоду, чтобы потом перейти к другим, более серьезным занятиям. Официально оно означало хозяйственные промыслы в «диких полях», неофициально – удалые походы на татар, «лупленье чабанов», купцов и всяких проезжих, и с этим двойным характером выступает имя казаков уже в первых известиях – 1492—1493 и 1499 гг.

Среди этих степных авантюристов оказывались люди разных общественных классов и национальностей. Встречаются люди с именами восточными – очевидно, разные забулдыги из татар же, разные «москвитины», «литвины», «ляхи». Когда казачество приобрело себе громкую военную славу, молодые люди шляхетских фамилий принимали участие в казацких походах, в этой очаровавшей их своими опасностями и удальством жизни; в первых казацких движениях встречаем в качестве участников и даже предводителей представителей местных, украинских шляхетских фамилий. Но инородные элементы были лишь сравнительно незначительной примесью среди казачества [2]  Довольно распространенное до сих пор воззрение, что ядро казачества составилось из тюркского населения степей, основано на ошибочных известиях и недоразумениях.


[Закрыть]
, а люди из высших общественных классов – временными гостями. Главный и наиболее постоянный контингент «казаковавших» все время поставляло пограничное украинское крестьянство и мещанство – наиболее закаленное и выносливое, привычное к жестоким лишениям и неудобствам неразлучно связанных с этим занятием.

На протяжении XVI в. очень медленно слагается из этих «казаковавших» казацкое сословие. В половине XVI в. видим только начатки этого процесса; в главном гнезде казачества – Черкассах ревизия 1552 г. записывает прихожих казаков «о полгретьяста» (около 250), – только всего. Но «казакуют» местные крестьяне, мещане, мелкая шляхта и бояре местного происхождения. Этим поясняется то обстоятельство, что между тем как вся эта «Украина» в XVI в. полна известий о казацких походах и своевольствах, мы в современных документах почти не можем отыскать казаков, как известную постоянную группу населения – казацкое сословие, казацкий класс. Документы, говорящие о казацких своевольствах и обращающиеся по поводу их к мещанам пограничных городов, или известия, поясняющие состав «казацких» экспедиций, участниками которых оказывается, в конце концов, мелкая украинская шляхта, – разъясняют эту загадку: в это время были в большом числе люди казаковавшие, но почти или и вовсе еще не было казацкого сословия. Последнее формируется только в конце XVI – начале XVII вв., благодаря чрезвычайно быстрому возрастанию казачества и под влиянием, с одной стороны, колонизационного роста украинского предстепья, а с другой – идеи казачьего иммунитета.

Усиленный прилив сельского населения в юго-восточную часть Украины был вызван тем же улучшением колонизационных условий: отпор, который казачество дало татарским набегам, и самое уплотнение населения, умножение укрепленных поселений создали более обеспеченное существование местному хозяйственному населению. С другой стороны, повлияли специальные обстоятельства, усилившие бегство крестьян из западной Украины и Полесья: ухудшение положения крестьянства в этих областях, развитие панщины, отчуждение крестьянских земель. Все это вызвало чрезвычайное усиление побегов из гуще заселенных и вкусивших уже всю сладость помещичьего хозяйства западных и северных областей Украины. Наряду с природными богатствами, привлекавшими этих беглецов в Восточную Украину, в конце XVI в. притягательной силою становится казацкий иммунитет, идея которого сложилась опять-таки под воздействием целого ряда таких условий, как вечная борьба казаковавших авантюристов с городскими и провинциальными властями, протекция, которую оказывали им местные администраторы в своих интересах; еще более важное значение в ее формировании имели здесь пробы организации казацкого сословия самим правительством: сначала главным образом литовским, а позже, с 1569 г. – польским, и наконец – сознание собственной силы у самого казачества.

Условия колонизации и обороны сыграли и здесь главную роль. Татарские опустошения, превратившиеся в страшное хроническое бедствие украинских земель с 80-х гг. XV в., не нашли никакого отпора в литовско-польском правительстве; оно только увещевало и задаривало Орду, а к энергическому противодействию и обороне оказалось совершенно неспособным. Был даже проект – предложить крымскому хану поголовную подать с населения земель Киевской, Волынской и Подольской, т.е. возобновить даннические отношения этих земель, прекратившиеся со времен Витовта, чтобы откупиться от татарских набегов. Этот проект не осуществился, но ежегодная дань, хотя не в такой откровенной форме, а под мягким именем «упоминков» (подарков), действительно стала обязательной в отношениях польско-литовского правительства к Крыму. Однако эти «упоминки» не прекращали татарских набегов, и начальники пограничных украинских провинций, предоставленные центральным правительством их собственному помышлению, приходят к мысли организовать систематическую оборону из этих «казаковавших» авантюристов, по собственному побуждению занимавшихся мелкой войной с татарами. Разновременно, в больших и меньших размерах такие попытки образования казачьей милиции видим на протяжении почти всего XVI в. Эти опыты обращали на себя внимание и центрального правительства: в 1524 г. Сигизмунд поручал правительству Великого княжества Литовского заняться организацией постоянного корпуса из казаков; напоминая, что он не в первый раз обращает внимание правительства на них, он проектирует на этот раз навербовать 1000—2000 казаков, взять их на жалованье и составить из них несколько гарнизонов по Днепру. Но этот проект не был осуществлен, также как и аналогичный проект, предложенный позже, в 1533 г., польскому сейму черкасским старостою Евстафием Дашковичем уже от себя [3]3
  Этот Дашкович и другой пограничный староста Предслав Лянцкоронский (староста хмельцицкий) попали в позднейшие реестры казацких гетманов благодаря тому обстоятельству, что они организовали из казаков экспедиции на татар.


[Закрыть]
.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю