Текст книги "Валерий Харламов"

Автор книги: Максим Макарычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 34 страниц)

Врачи уже потом объяснили Валерию, что его быстрому восстановлению способствовала спортивная закалка. «Хоккеисту не требовались какие-то дополнительные уколы, массажи или прогревания. Организм, все мышцы были подготовлены к этому неожиданному испытанию. Меня не торопили с выходом на лед. Мне давали время. Я мог начать играть и в ноябре, а мог выйти на матчи и спустя пять-шесть недель. И спустя три месяца. Но мне казалось, что я нужен команде. Что для меня хоккей? Ответов может быть много. Один из них – возвращение к нормальной жизни после автокатастрофы, после перелома нескольких ребер и обеих ног», – признавался хоккеист.

«Когда с него сняли гипс и он только начал ходить, он сказал мне: всё, я отыгрался. Я ответил ему: “Харлам, с таким характером, как у тебя, ты. еще будешь играть”», – вспоминал Александр Мальцев. «Еще когда Валерка на костылях ходил, то постоянно говорил: “Я хочу вернуться. Очень хочу”. Он вернулся, работал со штангой, но, видимо, он понял, что таким, как он был, уже не будет», – рассказывал Вадим Никонов.

Еще в госпитале началась неимоверно тяжелая работа по восстановлению организма. «Стиснув зубы, преодолевая страшную боль, глотая слезы, он буквально карабкался к хоккею, что для него было равнозначно – к жизни. Именно к жизни, так как хоккей был для него единственно возможным образом существования», – вспоминал Олег Белаковский.

Начав в госпитале ходить на костылях, он знал, что если сегодня пройдет сотню метров до сквера и обратно, то завтра преодолеет метров на двадцать-тридцать больше, «доковыляет до проходной и обратно», затем, если выдержит эти 130 метров, то на следующий день покорятся и 200. Позже будет удивляться – неужели и впрямь трудно было одолеть эти 100 метров. Выходя каждый день на прогулку, Харламов стал всё меньше опираться на костыли, постепенно перенося тяжесть тела на дрожащие от слабости ноги. Его мышцы ног, которыми он так гордился, уменьшились в объеме, стали какими-то мягкими. «Костыли сменила палка, правда, не хоккейная “палка”, как называют клюшку сами игроки, а обычная. Но до большого чуда – до возвращения в хоккей было еще очень далеко. Многие хоккеисты из других городов, встречаясь с москвичами, задавали один и тот же вопрос: “Как там Харлам?” А в ответ следовало сначала “ходит на костылях”, затем – “с палкой”. И, наконец, долгожданное – “…начал кататься”», – писал журналист Дмитрий Рыжков.

Тогда, в госпитале, проявились не только мужество Харламова, но и его огромная сила воли, умение «бороться с испытаниями», преодолевать преграды, которые, как капканы, хитро ставила судьба-злодейка. Он разработал собственный план реабилитации.

Пункт первый – научиться ходить на костылях. Пункт второй – ходить без них. Пункт третий – научиться бегать. Когда сняли гипс, стал заниматься с гантелями. «Старался, с разрешения врачей, так нагрузить мышцы, как привыкли они работать в дни самых интенсивных тренировок. Наиболее трудное, однако, было потом. Когда уже вышел на лед. Когда нужно было догонять ушедших далеко вперед. Пункт четвертый моего плана – заниматься больше, чем партнеры. Это было третье начало моей хоккейной жизни. Благодарен товарищам, тренерам, которые поддерживали меня, отмечали при каждом удобном случае, порой просто захваливали, хотя я этого и не заслуживал», – вспоминал Валерий Харламов в автобиографии.

Однажды в палату к другу зашел Борис Михайлов. «Сборная собирается ехать за океан в сентябре, на Кубок Канады, – сказал Михайлов.

– На этот раз без меня, – ответил Валерий. – У меня пока что другой курс – на ноги встать как следует.

– Знаем. Поэтому-то и решили тебе сказать, что я и Володя Петров без тебя не поедем.

– Спасибо, ребятки, но…

– Без всяких “но”. Ты не можешь ехать, и мы не поедем. Все-таки мы тройка, а не двойка, – уверенно заявил Михайлов».

Глаза Харламова увлажнились и из них едва не потекли слезы. Теперь он, понимая, что не может подвести веривших в него друзей, восстанавливался с удвоенной энергией.

Не обходилось без шуток. Отличался Александр Мальцев. Однажды пришел к другу в палату, присел на стульчик и улыбается: «Я вот что подумал, Харлам: спешить тебе на лед не надо. Ты уж соблюдай рекомендации врачей. Не спеши никуда. Помнишь, в Катовице шутил: “Хорошо бы, мол, травму получить и отдохнуть?” Вот теперь и “отдохнешь” сезон. А “Динамо”, может, чемпионом станет». – «Да, нагадал. А ты не надейся, чемпионами вам не быть. Мы больше чем на год звание это не отдаем. Да и отпуск на сезон мне не нужен, месяцев трех-четырех хватит», – ответил Валерий.

12 августа во время одной из контрольных игр сборной СССР перед Кубком Канады телекомментатор сообщил зрителям, что через две недели Харламова выпишут из больницы. Но это была неверная информация. Утром в тот день доктор Сельцовский снова наложил гипс на правую ногу игрока, сказав, что его снимут не раньше чем в начале сентября. Рентген показал: кости после операции срослись «не так, как следует». Была проведена повторная операция. Сам ее факт доставил Харламову новые переживания относительно его хоккейного будущего. Борис Михайлов и Владимир Петров, как могли, подбадривали его, терпеливо наблюдая за процессом реабилитации партнера по тройке. Но и они не признавались товарищу, что же говорят по его поводу в руководстве ЦСКА. Надеются ли на него или потихоньку начали забывать?

Сам он надеялся на какие-то уверения от Белаковского, других армейских медиков. «Мне врачи могут и не говорить правду Но тренерам сказали бы. Хотя бы не здешние, а наши, цээсковские. Они должны дать ответ тренерам: ждать моего возвращения в команду или искать замену», – терзал себя сомнениями Харламов. Но врачи команды держали рот на замке и ничего не обещали. Подбадривали партнеры по первой тройке: обязательно сыграем так, как раньше, всё будет хорошо.

В итоге на больничной койке хоккеист пролежал всё лето, мучая себя вопросом: завершать или не завершать ему игровую карьеру… И только через три с лишним месяца после злополучной майской аварии его наконец-то выписали из госпиталя. Харламов поблагодарил всех, кто помогал ему восстановиться, – врачей, сестер. Из госпиталя он выходил на костылях. Подошел к машине и увидел лежащий возле нее камешек. Оперся на автомобиль и вдруг ударил по камешку костылем – игровые инстинкты взыграли. «Снаряд», к восхищению присутствовавших, улетел аккурат к забору. Коньки он впервые надел в тот же день, 10 сентября, приехав после выписки домой. Аккуратно сделал несколько шагов, потом снял и сказал лаконично: «Кажется, всё нормально»…

А вскоре, когда немного отлежался дома и потихоньку стала утихать боль в голеностопах, начал свои занятия на льду. Самым сложным было надеть коньки. Начались изнурительные тренировки. Он не мог тренироваться полноценно. Однажды, стиснув зубы, подъехал к скамейке запасных во время тренировки, облокотился на борт и наклонил голову, чтобы товарищи не видели, как ему тяжело. Когда они подъехали к нему, спросили: «Больно, Валера?», повернулся. Сказал то, что никогда бы не позволил раньше, «вывернув наизнанку» свои чувства: «Невыносимо, мужики!»

Такие тяжелые травмы чреваты тем, что хоккеист не только испытывает сильную физическую боль, но и получает серьезное психологическое потрясение: подспудно, вне своей воли, он опасается идти в столкновение, на контакт с соперником, тем более в стык.

Постепенно Харламов преодолел и этот психологический барьер. А в желании встать на ноги и быстрее выйти на лед ему не было равных. «Валера был готов целые сутки крутить педали на велотренажере, лишь бы вернуться в хоккей», – признавался Константин Локтев. Тренеры ЦСКА во главе с мудрым Локтевым нагружали его в несколько раз меньше, чем обычно. Он заново учился стоять на коньках и в этом смысле находился в гораздо более проигрышном положении, чем тот Валерка Харламов, который в 14 лет пришел на смотрины к Борису Кулагину.

«Начался тяжелый путь возвращения. Я был врачом сборной страны, а врачом команды ЦСКА – Игорь Силин. Вместе мы разработали систему восстановления Валеры. Но успех этого безумно трудного процесса был бы невозможен без упорства, смелости и мужества Валерия», – вспоминал Олег Белаковский.

«Сколько людей рано ушло из спорта после куда менее серьезных травм – сломился их дух. А Валерий вернулся. Почему? Что помогло ему?» – задавался вопросом Дмитрий Рыжков. И сам же отвечал на него, называя такие качества Харламова, как мужество, трудолюбие, верность. Особенно верность. «Так или иначе, почти каждый, вспоминающий о Харламове, употребляет это слово. Он был верен хоккею. Он был верен своей родной команде ЦСКА. Он был верен дружбе».49

«Приходя на тренировки, я видел, с каким чудовищным упорством он возвращал себя в хоккей, как жесток был к самому себе, как дорожил каждой минутой… И он вышел на лед – его встречали в тот день друзья по команде, ветераны нашего хоккея и сотни поклонников, которые каким-то образом узнали об этом втором дебюте Харламова. Он катался, хромая, ему всё было трудно, нога болела, но по выражению лица нельзя было догадаться, как ему тяжко. Веселая улыбка и прищуренные глаза – всё, как обычно. Мы радовались: на лед вернулся тот же Харламов», – вспоминал Владимир Дворцов.

Хотя на первых порах после возвращения на лед у Харламова совершенно не шла его фирменная обводка. Проблема была в том, что он потерял психологическую уверенность в себе, утратил веру в способность переиграть соперника. Вдобавок не проходила мучившая его боль в ноге. «Когда он из госпиталя вышел, вначале ходил вразвалку, как матрос по кораблю. Потом тренироваться стал – еще больнее стало. И опять все превозмогал, не хотел нас подводить. Мы, конечно, его подбадривали, как могли», – вспоминал Владимир Петров.50

О том, что практически всё давалось Валерию Харламову с огромным трудом, говорил и Анатолий Тарасов. «Когда он стал участвовать в игровых упражнениях, восстановил навык передач и бросков, начал кататься с привычной скоростью, я заметил, что у него как-то не идет его знаменитая обводка. И не то чтобы утерян навык или забыты финты, нет, он робко, словно не веря в себя, лишь изредка пытается обвести соперника. Похож он был на мальчишку, который стесняется при своих сверстниках сделать то, что у него может не получиться», – писал Анатолий Тарасов в статье для сборника «Три скорости Валерия Харламова».

«Когда Валера натягивал коньки, у него дрожали руки, а мы с Игорем Силиным, врачом ЦСКА, еле сдерживали слезы», – вспоминал Олег Белаковский о том, как тяжело было восстанавливаться Харламову после аварии. А он продолжал выходить на лед и снова стискивал зубы от боли. Помогли занятия плаванием, которые посоветовали армейские врачи, тем более что плавать Харламов очень любил.

Тарасов тогда посоветовал Харламову оригинальное упражнение, точнее настоял на том, чтобы он включил в свой дневной цикл, а он тогда состоял у команды из двух-трех тренировок, занимавших в общей сложности пять-шесть часов, дополнительную тренировку: «Ты будешь играть один против пяти-шести десяти-пятнадцатилетних ребят. Желающих сразиться с тобой в армейской детской хоккейной школе хватит, от них отбою не будет».

Воспитанникам армейской школы сказали, что их кумир еще не совсем здоров, но в поддавки с ним играть не нужно. Они подумали, что это розыгрыш, но действительно, придя в назначенный час, увидели на площадке Харламова. «Мальчишкам так хотелось обвести самого Харламова, отнять у него шайбу, столкнуться с ним, кинуться в контратаку – ну, просто до слез. В единоборстве они были цепки и отчаянны, понятно также, что Валерий ни за что не стал бы применять против них силовые приемы, как против взрослых. Словом, приходилось ему очень туго, особенно когда надо было догонять этих юрких и живых, как ртуть, пацанов. Временами мне начинало казаться, что эксперимент себя не оправдает, потому что никто не сможет выдерживать такое напряжение, такую дьявольскую нагрузку. Но Валерий понимал, до какой степени ему это важно, и тренировался прямо-таки подвижнически. Позже мы стали время от времени облегчать его участь, придавая ему в помощь одного, а то и двух классных игроков, соответственно увеличивая и состав детской команды. Мастерство Валерия, его психологическая устойчивость, вера в себя крепли день ото дня», – вспоминал Анатолий Владимирович Тарасов.

Валерий Харламов признавался, что никакое противостояние с канадцами по сложности не шло в сравнение с этими тренировками, когда каждый из ребят отчаянно пытался отобрать шайбу у своего кумира. «Когда после выхода из госпиталя я тренировался иногда в одиночку и приходил на каток не только в то время, когда проводили свои занятия мои партнеры, но и утром, то видел мальчишек. Они без опоздания являлись во дворец ЦСКА настолько рано, чтобы уже в семь утра выйти на лед и потренироваться со мной», – говорил он.

Хоккеист в те дни и недели сажал ребятишек со двора в свою «Волгу» и катал по Москве. Не отказывал им и когда они просили его поиграть с ними на дворовой площадке в футбол или хоккей. «Дядя Валера, ну поиграйте с нами, а мы вам машину помоем», – предложили как-то ребята Харламову. «Машину я и сам помою, – ответил Валерий. – А играть приду».

Да и после трудных игр, когда тренеры давали дни отдыха, чтобы хоккеисты побыли с семьей, Харламов, возвращаясь домой, проходил мимо дворовой хоккейной коробки. А оттуда уже раздавался возглас поджидавших его пацанов: «Дядя Валера, сыграйте, пожалуйста, с нами, хоть чуть-чуть…» На эти игры собирался весь двор: надо же, сам легендарный Харламов с мальчишками играет. И эти сражения с мальчишками, визжащими от восторга, растягивались едва ли не на час.

А когда кто-то однажды произнес: «Что ты вечно с пацанами возишься? Делать тебе больше нечего?» – Валерий Харламов ответил: «Это не пацаны, это дети». Трудно оценить, насколько важно это было для мальчишек. Глядя на кумира, который возится и играет с ними, они верили, что когда-нибудь и сами станут такими же, как он.

«Валерка очень любил детей. Я вообще не видел человека, который бы так искренне любил детей. Безумно любил своего племянника, Таниного сына, Валеру», – вспоминал Леонид Трахтенберг.

«Очень любит детей: и Сашу, и маленькую Бегоню. Любит играть с ними. Почему-то на многих фотографиях Валерия показывают с детьми около проигрывателя или магнитофона. Конечно, он любит музыку – даже Сашу приучил слушать бесконечные записи. Но папа наш предпочитает быть с ребятами во дворе, на бульваре, на даче, в лесу. И если он свободен и никто из малышей не болеет, мы, как правило, выезжаем за город», – признавалась супруга Харламова Ирина в интервью журналисту Олегу Спасскому, работавшему над книгой о ее муже.

«Когда меня просят вспомнить навскидку то, как Валера помогал людям, бескорыстно, от всего сердца, в памяти всплывает следующее. У него были очень хорошие отношения с врачами из ЦИТО – Центрального института травматологии и ортопедии имени Н. Н. Приорова. В отделении спортивной, цирковой и балетной травмы, которое возглавляла легендарная Зоя Сергеевна Миронова, поставили на ноги многих выдающихся спортсменов, а Валеру там любили очень искренне. Валера уже был великий человек, ему звонили с просьбами о помощи с разных концов страны. Я знаю, что он договаривался, чтобы в ЦИТО оказали помощь детям с какими-то сложными заболеваниями. Он ни в коем случае не афишировал это, – вспоминал в беседе Михаил Туманов. – Обращались к нему совершенно незнакомые люди. Через кого-то, кто был ему седьмая вода на киселе, но он находил возможность помочь людям. Особенно детям. В первую очередь детям. Это было для него святое».

После окончания карьеры он хотел работать именно с детьми. «Он хотел отдать все свое спортивное мастерство ребятам. Шутя, мы спрашивали у него: “Ты будешь тренером?” Он отвечал: “Если буду, то только детским”», – вспоминал Борис Михайлов. «Валере понравилось заниматься с пацанами, он даже признался мне, что хочет стать детским тренером, когда закончит играть», – вторит Михайлову Олег Белаковский.

После окончания хоккейного сезона Валерий часто ездил с отцом в заводской пионерский лагерь. От заводского местного комитета в летнюю смену туда назначали сотрудников предприятия. «Дядя Боря был известен – сын такой именитый у него, знатный, все его знают, вдобавок сам Валера очень любил детей. Была и другая тенденция: после первенства мира, а мы очень часто его выигрывали, все предприятия, особенно связанные с военно-промышленным комплексом, приглашали и Третьяка, и Петрова, и Михайлова. Они собирались группой и ездили встречаться с работниками этих предприятий прямо на базах и заводах, – вспоминал Михаил Туманов. – Харламов же ездил на заводскую базу под Звенигородом, которая зимой служила профилакторием для рабочих, а летом превращалась в пионерский лагерь для детей сотрудников. Он туда ездил к отцу и с ребятами общался, соревнования с ними проводил; мы с ним много раз ездили туда. А потом он уже сам ездил отдыхать в Алушту, где был военный санаторий от Министерства обороны. Для него было в удовольствие с детьми заниматься. Племянник у него был Валера, он тоже с ним занимался; сестра разошлась с мужем, а Валерка – племянник все-таки. Пока своих детей у него не было, он о племяннике заботился, с воспитанием помогал; Валера тренировался в футбольной школе ЦСКА».

«С детьми он сразу же легко устанавливал контакт, начинал общаться, играть, просто бегать. Приедешь в пионерлагерь, он с ними в футбольчик гоняет вовсю. Он много подарков привозил из-за границы. Племяннику кроссовки, маечки, сестре кофту или платье», – добавил Михаил Туманов.

«Ему при всей невыносимости нагрузки еще и нравилось возиться с детьми. Я помню, как в дни приема новичков в армейскую школу Харламов вместе с Рагулиным, Третьяком и другими мастерами помогали тренерам отбирать способных мальчишек, так вот, Валерий никогда не мог отказать даже самым не подходящим для хоккея ребятам и их родителям, а предпочитал сообщить свое неблагоприятное мнение мне. Жалел очень. Представлял, видно, себя на их месте», – вспоминал Анатолий Тарасов.

Ведущие хоккеисты ЦСКА были прикреплены к детским и юношеским командам, которые они курировали. Харламов опекал ребят 1961 года рождения и часто беседовал с ними, как с глазу на глаз, так и с группами юных спортсменов. На льду, в раздевалке, на улице. Выступал и перед родителями армейских воспитанников.

Но вернемся в осень 1976 года. Уже прошли сентябрь, октябрь. Завершились ноябрьские праздничные дни. Выпал первый снег. Тренеры ЦСКА решили, что пришло время возвращать Валерия Харламова в состав команды мастеров, хотя объективно он не достиг еще своего прежнего уровня. «Надо было видеть, как он первое время осторожно выходил на лед. Это напоминало кошку, которая, подходя к воде, сначала немножко боязливо трогает ее лапой, убеждаясь, что же это такое на самом деле. Так же и он первое время выходил на лед на тренировки. Мы с Борисом наблюдали за ним, как он потихонечку набирал форму», – вспоминал Владимир Петров в интервью для фильма о Харламове.

Армейцам предстоял нелегкий календарь игр. Поединки с неуступчивым рижским «Динамо», которое тренировал Виктор Тихонов, затем с московским «Динамо» и «Крыльями Советов».

«Рижское “Динамо” играло довольно жестко, московское было нашим принципиальным соперником, поэтому мы посоветовали тренеру Локтеву поставить Харламова на матч с “Крыльями Советов”, близкой нам по стилю командой, – вспоминал Олег Белаковский. – Тем более что многие игроки “Крылышек” играли в ЦСКА и были воспитанниками армейской детско-юношеской спортивной школы. Естественно, многие знали Валеру лично. Тренировал команду Борис Кулагин, который был знаком с Валерой, когда тот еще был подростком. Я попросил у него разрешения приехать на тренировку клуба. Он удивился: “Подсматривать приехал?” – “Разрешите выступить перед ребятами, – ответил я. – Сегодня Харламов возвращается”. Он дал добро. Я пришел к ребятам и сказал им, что против них сегодня будет играть Харламов. “Вы мужики, но я вас очень прошу, специально не бейте его! Он после тяжелейшей травмы первый раз выходит на лед”. Они отвечают: “Олег Маркович! Успокойтесь! Все будет нормально”».

В своем первом матче после выхода из больницы Валерий попросил наставника армейцев Константина Локтева, чтобы его поставили не в первом звене, до уровня которого, он, по его собственному убеждению, еще недотягивал, а в третье. Михайлов и Петров возмутились и настояли, чтобы Валерий играл с ними.

«Валера пошел в раздевалку; надевая коньки, невероятно волновался, дрожали руки. Попросил клюшку, как он сказал – “для уверенности”. Вышел на лед. Должен сказать, что ради таких моментов стоит жить и работать. Мы, взрослые мужики, не могли сдержать слез, глядя в глаза Валеры. Глаза человека, перенесшего нечеловеческие страдания, отчаяние и страх. И теперь эти глаза светились таким безбрежным счастьем, что мы поняли – Харламов вернулся и будет играть! Будет играть, вопреки всем тем, кто сомневался и поспешил вычеркнуть его из нашего хоккея», – продолжал Олег Белаковский.

«Когда команды вышли на раскатку и появился Валера, “Лужники” зашумели. Потом, когда в заполненном в этот день до отказа Дворце спорта объявляли составы играющих команд и назвали имя Валерия Харламова, весь стадион встал и овация длилась несколько минут. Аплодировали и игроки команд. Такой популярностью Харламов пользовался и у зрителей, и у игроков. Уже на четвертой минуте Валера забил», – рассказывал врач армейской команды в интервью.

«Мы атаковали. Борис прошел по краю, отпасовал мне, а я выложил шайбу Валерию. Защитник внимательно смотрел на Харламова, вратарь тоже. А Валера стрельнул и забил гол. Мы бросились его обнимать. Соперники тоже… улыбаясь, клюшками по льду стучали. Такой реакции на гол в свои ворота я ни раньше, ни после никогда не видел», – признавался Владимир Петров журналисту Дворцову. «Валера тогда всё понял, – добавил в разговоре Борис Михайлов. – Для него этот момент самым сокровенным стал. А о сокровенном люди, особенно такие, как Харламов, обычно распространяться не любят».

Аплодировали болельщики Харламову стоя. Аплодировали и благородству хоккеистов «Крыльев Советов», которые не позволили себе силовых приемов и грубости. Хотя это был не товарищеский, а официальный матч чемпионата СССР. У многих болельщиков выступили на глазах слезы счастья: на лед вернулся родной Валера, хотя всего несколько месяцев назад считалось, что такое невозможно в принципе.

Хоккеисты «Крылышек» тактично, незаметно давали играть еще не совсем уверенно чувствовавшему себя на льду Харламову. «Харламова не рубили, не сбивали – разве что слегка цепляли руками: уж больно близко Валерий к воротам подобрался. А когда чуть позже он все же забил гол, свершилось уж совсем необычное. К аплодировавшим зрителям присоединились хоккеисты “Крыльев Советов”. Да, да, сами игроки и вратарь “Крылышек” аплодировали форварду, только что забросившему шайбу в их собственные ворота. Такого мне, например, видеть на наших катках еще не доводилось, – вспоминал присутствовавший на матче обозреватель «Советского спорта» Дмитрий Рыжков. – …Его талант уважали, его самого любили. За доброжелательность. За то, что не делил он игроков на партнеров и соперников. За отсутствие даже тени – и это при его-то титулах – высокомерия. Стоит ли удивляться, что в матче ЦСКА – “Крылья Советов”, а это был матч-возвращение для Валерия Харламова, всем – и партнерам, и соперникам, и зрителям хотелось быть сопричастными к чуду. Отсюда и бережное (лучше слова не подберешь) отношение к Валерию всех тех, кто выходил, независимо от цвета формы, вместе с ним на лед. Отсюда и всеобщие, независимо от клубных симпатий зрителей, аплодисменты. Дворец спорта аплодировал не голу Харламова – он приветствовал чудо, которое совершил Валерий. Чудо возвращения в хоккей».51

«Харламов говорил, что самый памятный и важный гол для него – это гол, забитый в ворота “Крыльев Советов” в первой же игре по возвращении на лед. Ситуация складывалась так, что ворота могли поразить и Петров с Михайловым. Но они уступили такую возможность партнеру. К тому же Сергей Глухов, который у кого угодно шайбу вырвет, здесь не особенно усердствовал. Гол скорее памятен Харламову общим к нему отношением. Он лишний раз убедился в благородстве партнеров и соперников», – вспоминал Леонид Трахтенберг.52

Игорь Тузик в тот момент работал в тренерском штабе «Крыльев Советов». О том, что Харламов «должен забить» – такого наставления Бориса Кулагина он не помнит. «Белаковского в нашей раздевалке не помню. Но ребята, думаю, расступились. Праворукий Петров нелогично выигрывает вбрасывание. Шайбу убирает не под себя, а катит налево. Где стоит в одиночестве Харламов. Бросок – гол. Мы проиграли 3:7. Недавно Петрова спрашиваю: “Володь, помнишь тот момент? Ведь договорились?” Он засмеялся: “Договорились”. В подсознании у каждого было – Валеру не трогать. Он играл немножко заторможенно. Но вскоре стал прежним», – вспоминал Игорь Тузик в интервью, опубликованном в начале 2014 года.53

Между тем сам Харламов назвал свой выход на лед против «Крылышек» «еще не игрой». Страшно злился на себя, что не выполнил намеченный им план. «Думал, пропущу восемь матчей, а не играл в двенадцати», – сказал он после игры журналистам.

«Верите, играл я тогда, как в тумане. И не потому, что был слаб. Функционально я уже восстановил форму. Просто я видел, что ребята оберегают меня – и партнеры, и противники. И тронуло это меня необыкновенно. Значит, нужен я. Значит, ценят. Взрослый, кажется, человек, кое-что повидал, а ощущение такое – вот-вот разревусь. Еле совладал с нервами», – признавался Валерий Харламов.

Через день после игры с «Крылышками», на тренировке в ЦСКА, он сказал в присутствии тренера Константина Локтева: «Не должен был я забивать…» Локтев подошел к игроку и спросил: «Это почему же?» – «Да Глухов меня за всю игру ни разу не остановил силовым приемом. Он меня оберегал… – и отъехал от меня, когда я шайбу забрасывал», – грустно констатировал Валерий Харламов, покидая ледовую арену. Локтев дождался, пока Валерий уйдет с площадки, и сказал присутствовавшим рядом с ним людям: «Каждая клеточка его тела пропитана чистой совестью – таких людей мало!»54

Несмотря на то, что данные тестов свидетельствовали о полном восстановлении организма после аварии, сам Харламов испытывал внутренний дискомфорт. В последний момент, когда он шел встык с игроком противника, внутренний голос как бы подсказывал ему: это может быть опасно, остановись.

«Я пришел в ЦСКА в 1976 году, когда Харламов разбился в первой аварии. Все в команде с огромным нетерпением ждали его восстановления. Харламов до 76-го и Харламов после аварии 76-го года – два разных игрока. После травмы ему приходилось очень много восстанавливаться. Ему приходилось оставаться после тренировок и дополнительно работать над восстановлением физических качеств, координации. Технику не потерять – она всегда великолепная у него была. Но физически ему надо было очень сильно прибавлять. После аварии он потерял скорость. Он стал не таким быстрым, каким был, – вспоминал в беседе Сергей Гимаев. – Ему пришлось больше играть с партнерами, он чуть медленнее стал. На фоне 76-го года, когда скорость у Валеры чуть пропала, взаимодействие этой тройки стало выдающимся. Они больше стали играть в пас. Раньше Петров раскатывался, давал Харламову шайбу, тот привозил в зону, Петя открывался под бросок, а Харламов обыгрывал… Упрощаю, конечно. Но теперь они стали намного больше передач делать. Они просто рвали любую пятерку. Тем более уже в тот момент поставили Фетисова к ним».

Однако уже через несколько недель после возвращения на лед Харламов сознательно стал искать борьбы. Он не только не пытался избегать столкновений, но, наоборот, лез в самую гущу, шел на противника, в скопление игроков, старался обводить как можно больше соперников, пытался, по его словам, побиться, потолкаться, чтобы восстановить и ощущение соперника, часто не безболезненное, и уверенность в том, что может уйти от любого опекуна. «Стал чаще забивать, а это, по моим наблюдениям, первый признак восстановления утраченного душевного равновесия и веры в собственные возможности», – признавался он.

Так к Харламову вернулись и уверенность в себе, и, самое главное, фирменная обводка.