Текст книги "Короли в изгнании"

Автор книги: Макс Мах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

Как будто в подтверждение ее мыслей радар на полуострове Тукан засек еще две цели, появившиеся в атмосфере Ойг. Их курс был однозначен, а выявленные признаки с достаточной определенностью позволяли идентифицировать их как большие десантные боты. Вероятно, до сих пор они болтались в верхних слоях атмосферы, и меры маскировки, принятые ими, не позволили их обнаружить. Однако теперь, когда карты были сброшены и когда были задействованы уже все мощности ПКО планеты, прятаться нападавшим стало не нужно, да и не с руки.

Лика решила, что тянуть больше нельзя, ведь не факт, что крейсер ее потерял, и, не откладывая дела в долгий ящик, воспользовалась первой же открывшейся перед ней как раз в этот момент возможностью. Флаер королевы влетел в узкое и глубокое ущелье, идущее с севера на юг с заметным уклоном вправо, то есть к западу. Сбросив скорость, она камнем упала почти до дна ущелья, где в сгустившейся тьме бежала среди хаотичного нагромождения камней горная речка, и, пролетев с километр вверх по ее течению, обнаружила не идеальное, но вполне приемлемое место для укрытия. К сожалению, это была не пещера, но скальный козырек мог тем не менее достаточно эффективно спрятать флаер от чужих глаз, пусть даже и вооруженных современной техникой. Втиснув машину под каменный навес, Лика, не мешкая, откинула второе переднее сиденье назад, выхватила из открывшегося углубления ранец с аварийной укладкой, достала из-под приборной панели офицерский разрядник и выскочила наружу.

В ущелье было холодно и темно. Солнце, вероятно, и днем с трудом протискивало свои лучи в эту узкую расщелину меж двух вертикально уходящих к далекому небу скал. Сейчас же, в первых вечерних сумерках, наползавших на горные склоны, здесь, в глубине ущелья, уже вовсю царствовала ночь. Температура воздуха, если судить по ощущениям, была близка к нулю, и датчик, спрятанный вкупе с другими важными приборами в браслете на ее левой руке, подтвердил это предположение со всей положенной ему точностью и объективностью: плюс один.

«Не жарко, – отметила Лика, пробираясь меж больших камней. – Но не страшно».

Ни темнота, ни холод проблемой для нее не являлись. В темноте она видела вполне сносно, а температура воздуха могла стать критичной – во всяком случае, в ближайшие тридцать часов, только если охотники на королеву Нор начнут палить по всем «горячим» объектам в холодных горах. Впрочем, и в этом случае у нее в запасе был один из фокусов Маски: на непродолжительное время – час-полтора от силы – она могла снизить температуру своего тела градусов до 25. Так что в критический момент у нее будет в запасе козырь, о котором, возможно, никто, кроме нее, не знает.

А пока не дошло до крайностей, ей следовало убраться от флаера как можно дальше и еще до конца ночи найти себе норку поглубже. Лика миновала «противотанковые» надолбы речного русла и вышла к противоположной стене ущелья. Стена была голая, но, если Лика запомнила правильно, метрах в сорока над ней начинался пологий склон, заросший хвойным лесом.

Сорок метров по отвесной стене, испещренной трещинами и имевшей иные неровности, она прошла за двадцать две минуты. Время было не рекордное, но тому имелась объективная причина. Уже на середине подъема она поняла, что каким-то неведомым ей образом преследователи смогли засечь место ее приземления. Их машины кружили теперь прямо над ее головой. Ну почти прямо, но ведь они ходили кругами и постепенно снижались! Учитывая этот неожиданный и неприятный факт, Лика запустила свой трюк со снижением температуры тела. Конечно, 25 градусов это отнюдь не температура холодного камня, но излучать она теперь должна была много меньше, чем искали приборы «охотников», и ее могли просто не заметить или принять за артефакт. Однако снижение температуры сказалось на метаболизме, и Лика вполне и достаточно быстро ощутила последствия этого на практике. Скалолазание требовало больших затрат энергии, а энергии-то как раз и стало меньше. Впрочем, Маска продолжала действовать, и Лика, хоть и сбавив скорость, продолжала ползти по скальной стене.

Сейчас она напоминала сама себе куклу Машу, которую она «водила» в детстве, переставляя куклины ноги и двигая куклиными руками. Если в обычных обстоятельствах Лика Маску уже практически не ощущала, слившись с ней воедино, то сейчас она чувствовала, что это не она, Лика, а именно Маска карабкается по скале, взбирается вверх и тянет на себе отяжелевшее и остывшее Ликино тело. К тому же как только она «похолодела», холод окружающего воздуха и стынь промерзшего камня тут же вцепились в ее ослабевшее тело и начали безжалостно терзать его своими ледяными когтями.

Когда она наконец добралась до конца подъема, ее бил озноб, у нее непривычно кружилась голова, и перед глазами плыли красные круги. Но хуже было другое. Ее враги – кто бы они ни были – уже высаживались выше по склону.

Увы, в данной ситуации выбирать уже было, в сущности, не из чего. Ей оставалось только принять бой и драться, рассчитывая на свою огромную силу и нечеловеческую скорость. Маска моментально ухватила эту простую идею и рывком взбросила Ликин обмен веществ на верхнюю ступень, стремительно мобилизуя резервы организма для неминуемой схватки. Скачок оказался настолько резким, что Лику буквально качнуло («Не хватает только загреметь вниз!»), на спине и ладонях выступил горячий пот, и пересохло в горле. Но пот быстро высушила внутренняя подкладка зимнего костюма; жажду Лика утолила несколькими пригоршнями холодного сухого снега, а внутренний огонь уже полыхал в ней в полную силу, согревая тело, разгоняя кровь и раскручивая маховик боевого транса.

Сероватая полумгла ее обычного ночного видения – на горы уже опустилась ночь – сменилась контрастной, окрашенной в зеленоватые и красные тона четкой «картинкой» охотничьего зрения. Все чувства обострились, мускулы снова налились силой, а сознание втиснулось в ледяное ложе «схемы эффективного реагирования».

Припав к земле, она быстро и бесшумно преодолела редколесье, на ходу доставая из ранца блок разовых антенн. Теперь, двигаясь через достаточно густой лес, Лика выщелкивала дротики антенн и забрасывала их на деревья. Через минуту она получила не то чтобы исчерпывающую, но все-таки вполне достаточную информацию, позволяющую определиться и наметить план действий.

Штурмовик находился сейчас в полукилометре за ее спиной и метров на триста выше, а оба десантных бота, наоборот, находились метрах в двухстах перед ней; слева и справа, образуя вместе со штурмовиком нечто напоминающее равнобедренный треугольник. Это было плохо и само по себе, но много хуже было то, что преследователи со всей очевидностью знали ее местоположение. Как им удавалось следить за ней, Лика не представляла, но сейчас это и не было для нее важно. Важно было то, что противник ее вел. При этом если с морпехами она еще могла мериться силами, то со штурмовиком и ботами – нет. Они просто находились в разных весовых категориях. Ее разрядник и по мощности и по дальности боя был бессилен против этих бронированных монстров. Впрочем, не совсем.

Лика выскочила на прогалину – скальную площадку, едва прикрытую тонким слоем мха, и уже сделала первый быстрый шаг, намереваясь как можно быстрее преодолеть открытое пространство, когда увидела, что метрах в двухстах впереди и справа поднимается над деревьями тяжелая туша десантного бота. Он был развернут к ней боком, и его передний люк был открыт.

Не раздумывая, она вскинула левую руку, в которой был зажат разрядник, и трижды нажала на спуск. Три стремительные молнии, выпущенные на волю так быстро, что почти слились в одну, ударили в темный зев люка, и внутри бота на мгновение вспыхнуло крохотное рукотворное солнце. Лика успела преодолеть уже почти всю пустошь – три длинных прыжка – когда из люка ударил наружу фонтан огня и вслед за тем донесся грохот взрыва.

«Учат вас, учат, а все равно умираете придурками», – зло усмехнулась Лика, прыгая вперед.

Она не знала, во что ей удалось попасть, но вероятно, ее рукой двигало само Провидение. Бот клюнул носом и с оглушительным грохотом и треском ломаемых деревьев рухнул на землю. Через несколько секунд – она была снова в лесу и бежала в сторону рухнувшего бота – над деревьями взметнулось пламя («Будет пожар!»), но взрыва, как она, впрочем, и ожидала, не последовало. Системы безопасности на военных транспортах выше всяческих похвал.

И в то же мгновение декодер тихо шепнул ей прямо в мозг:

– Держитесь! Мы здесь!

Над головой Лики замелькали молнии разрядов, и отсветы лазерных вспышек заметались среди погруженных во тьму деревьев. Разбросанные Ликой антенны – как бы ни были они слабы – фиксировали появление на поле новых игроков, к сожалению, не только желанных, но и нежелательных тоже. С юга примчались четыре флаера, опознанных ее тактическим вычислителем как «Рыцари» – это конечно же были гвардейцы Фаты, – а с юго-запада приближались два гиперзвуковых перехватчика, о которых доложил центр ПКО «Тукан». Но «Тукан» сообщил также, что с орбиты к месту боя спешат еще несколько штурмовиков и десантных бортов.

«В чьих же руках крейсер?» – ужаснулась Лика, предчувствуя, что резня будет не слабая: ведь линейный крейсер это огромная сила, особенно в умелых руках.

Предчувствие, а вернее правильное понимание ситуации, ее не обмануло. В следующие секунды – она как раз преодолела расстояние, отделявшее ее от рухнувшего бота, и огибала вспыхнувший вокруг него пожар – Лика столкнулась наконец с «охотниками» лицом к лицу и приняла бой, одновременно узнавая из хаотично поступающих сообщений о том, что происходило в это время в небе над ней и в лесу вокруг нее.

Первого встреченного ею морского пехотинца Лика убила своим кинжалом. Это было необычное оружие, его клинок был сделан из металкерамита. Обычным кинжалам такие клинки не нужны, но для ее руки требовался материал прочнее закаленной стали, потому что сталь не способна пробить штурмовую броню – она ломается, а вот металкерамит может. Морпех не увидел ее и не узнал о ее присутствии каким-то другим способом, и подобравшись к нему так близко, как могла, Лика прыгнула. Бесшумно пролетев среди стволов деревьев, она упала на «охотника» сбоку, и не дав ему опомниться, ударила кинжалом в горло, защищенное броневыми кольцами. Клинок пробил броню и разорвал горло. Но все-таки убить бесшумно человека в броне практически невозможно, так что свое инкогнито она раскрыла. Впрочем, ее врагам было сейчас не до нее.

Перехватчики сцепились со штурмовиками, идущими с орбиты, и сбили несколько из них, но так же, как и их товарищи, часом раньше, были уничтожены огнем крейсера. Крейсер попытался достать – правда, безуспешно – и флаеры гвардейцев, которые с ходу атаковали тех, кто уже охотился на Лику на горном склоне. Гвардейцы успели свалить ракетами штурмовик и повредить десантный бот, и сразу же приземлились на «пятачке», где оперировал противник; так что крейсер, по-видимому, не желавший губить понапрасну своих людей, вмешаться в бой, вспыхнувший во тьме среди деревьев и острых скал, теперь не мог. Зато к месту схватки подоспели два оставшихся целыми штурмовика и закружились над полем боя, выцеливая в темном лесу гвардейцев королевы Нор.

Лика застрелила из разрядника еще одного морпеха, увидела, как погиб ее гвардеец, сожженный лазерным огнем со штурмовика, и выстрелила по штурмовику из захваченного ею минутой раньше тяжелого бластера. Даже тяжелый бластер бессилен перед броней штурмовика типа «Коршун», но штурмовик находился слишком близко к ней, и вспышка бластера, по-видимому, испугала пилота, и тот, забыв, что надежно защищен сверхпрочной многослойной броней, резко бросил машину в сторону. Происходи это в обычной, не боевой, обстановке, вычислитель «Коршуна» среагировал бы на стремительно приближающуюся сзади сбоку скалу и увел бы штурмовик вверх, но сейчас системы принудительной безопасности полетов были, по-видимому, отключены, чтобы не мешать пилоту, и «Коршун» с грохотом врезался в некстати оказавшийся на его пути камень.

К сожалению, времени, чтобы любоваться зрелищем рушащегося на землю штурмовика, у Лики не было. Она неожиданно оказалась в гуще боя, развернувшегося между морпехами и гвардейцами. Впрочем, ничего удивительного в этом не было: и «охотники» и гвардейцы искали именно ее – одни, чтобы убить, другие, чтобы спасти. Так что рано или поздно, но все они должны были собраться вместе, вокруг нее. Вот они и собрались.

Ночную тьму разорвали десятки вспышек и рукотворных молний. Стреляли и из разрядников, и из ручных лазеров, и из бластеров. Лика стремительно перемещалась среди деревьев, стремясь держаться в темноте, и наносила редкие, но всегда смертельные удары. Она снова переживала сладостное и страшное ощущение безграничной мощи и скорости, она снова – пусть и на краткий миг («Ничего себе миг! Три минуты сорок семь секунд, однако!») стала тем монстром, которого и сама боялась, но которого в глубине души больше монстром не считала. Перестала считать. Она была валькирией, а валькирии… Но додумать мысль она не успела.

Внезапно железная тяжесть навалилась на нее, сковывая тело, как если бы оно оказалось сделано из быстро застывающей раскаленной стали. Последним инстинктивным движением Лика вскинула голову, взгляд ее охватил кипящий вокруг нее бой, и все кончилось. В ее сознание вошла великая Ночь.

История первая
ХРОНИКА ПОРАЖЕНИЯ

Великие вещи, две, как одна:

Во-первых – Любовь, во-вторых – Война,

Но конец Войны затерялся в крови -

Мое сердце, давай говорить о Любви!

Редьярд Киплинг

В сравненье с этой битвою война

Забавой показалась бы.

Джон Мильтон. Потерянный рай

Чтоб знал беглец, о ком ему вздохнуть.

Дж. Байрон. Паломничество Чайльд-Гарольда

Глава 4
КЛОПОВНИК

Шестой день второй декады месяца птиц

В 00:03 его неожиданно вызвал Йёю. Хотя как сказать. Возможно, что этот вызов был вполне ожидаем.

– Да, – сказал Виктор.

– Это…

– Я узнал ваш код, Рыбак. Что-то случилось?

– Да, пожалуй. У меня возникло нехорошее ощущение.

Механический голос не передавал интонаций Йёю, но Виктор, казалось, слышал эти интонации герцога, как если бы Йёю находился сейчас прямо перед ним.

– Рад за вас, – раздраженно бросил он, зная, что Йёю о его выходке все равно не узнает. – У меня такое ощущение с утра. – Виктор посмотрел на проекцию и добавил: – Вчерашнего.

– У меня возникли подозрения, – уточнил Йёю.

– А у меня уже есть доказательства, – печально ответил Виктор.

– Позвонки,[18]18
  Позвонки – прозвище членов политической организации «Становой Хребет».


[Закрыть] – предположил Йёю.

– Наверняка, – подтвердил Виктор.

– Мы можем что-то предпринять? – спросил Йёю.

– Сейчас и здесь практически ничего, – честно ответил Виктор, лучше кого-нибудь другого представлявший, что сейчас творилось на планете. – Комбинация примитивная, но эффективная до крайности. Сидеть на горе и смотреть на схватку двух тигров в долине…

– Красивый образ, – отметил Йёю. – Это ваше?

– Нет, но вы его не знаете, – усмехнулся Виктор, мимолетно подумав, что афористичный стиль Председателя Мао мог бы быть вполне оценен именно герцогом Йёю. – Я только не понимаю, как на это клюнули ратай. Собственно, из-за ратай мы и проиграли.

– Да, это интересный вопрос, – согласился Йёю. – Что будем делать?

– Вот что, Рыбак. – Виктор уже знал, что делать. Уже несколько часов знал. – Я, как вы понимаете, отвлекаться сейчас не могу.

– Понимаю.

– Вот и славно. Свяжитесь с нашим общим другом – вы понимаете? – и поставьте его в известность. И вот еще что, найдите нам борт. Что-нибудь неброское, в тихом месте. Ну вы сами понимаете. Завтра к вечеру или послезавтра утром, я полагаю, можно будет прорваться. Надо только пересидеть первый шквал.

– Я вас понял, – ответил Йёю. – Только смотрите не затягивайте. Геройствовать уже практически незачем.

– Не беспокойтесь, Рыбак, не затяну.

– У вас, конечно, не было вестей от…

Виктор очень ясно представил сейчас Йёю и мысленно покачал головой.

«Вот же змеюка подколодная, – почти с восхищением подумал он. – Крутит мужиком, как… А он ее любит».

– Увы, – сказал Виктор вслух. Настроение у него разом упало ниже нуля, потому что вопрос Йёю заставил его вспомнить о том, о чем Виктор запрещал себе думать весь вчерашний день. – Но я надеюсь, что мы опередим события.

– Я тоже, – ответил из своей берлоги Йёю и отключился.

«Йфф! – Виктор едва не застонал от сжавшей сердце тоски. – Йфф, девочка моя! Где же тебя носит, б… флотская?!»

Он с трудом сдержался, чтобы не заскрежетать зубами от бессилия, от неспособности вмешаться в события, которые происходили сейчас, или произошли вчера, или еще только произойдут где-то там, вне атмосферы Тхолана, в черной бездне Великого Ничто, которое меряет великанскими прыжками крошечная мушка тяжелого крейсера «Гепард 47». Ему стоило немалых усилий подавить приступ черной тоски, обрушившейся на него вместе с вопросом Йёю, но он справился, как справлялся всегда и со всем. Он тяжело посмотрел на проекции, висевшие перед ним, вздохнул глубоко и вернулся к делам.

Последние десять часов – или около того – Виктор провел в Колонне, в которой его и его измученных людей ожидало нечто большее, чем резервный узел связи. Он ведь хотел всего лишь спрятаться в надежном и неожиданном месте. И в этом смысле Колонна представлялась совершенно роскошным решением для всех назревших проблем, в особенности учитывая то, что в ней размещался «Парадиз» со всеми его чудесами науки и техники. Потому и прорывался Виктор к Колонне, не жалея людей и рискуя так, как можно рисковать только во время войны, когда не рисковать – непозволительная роскошь. Однако действительность превзошла любые ожидания, любые предположения, даже самые смелые из них, потому что, как оказалось, именно в Колонне и прятался полумифический «Клоповник», о местоположении которого не знал никто. А Бюро – вот ведь как! – находилось в прямом смысле под задом у императора. Оно затаилось в одном из боковых ответвлений центрального столба, и именно охрана Бюро так качественно взяла в оборот людей Виктора, когда те все же проникли внутрь Колонны. Впрочем, обнаружить Бюро было недостаточно. Это было, если хотите, только полдела. А дело заключалось в том, что «Клоповник» имел совершенно особый статус, и здесь сотрудников штаба Виктора, вне зависимости от того, какие звания они носили, могли ожидать любые неожиданности, вплоть до очень больших неприятностей, потому что, как ни крути, а Бюро являлось личной собственностью императора. И вот это последнее обстоятельство определяло все остальное. Но снова, как случилось уже пару раз в течение этого гадкого дня, не было бы счастья, да несчастье помогло. Смерть императора, о которой в «Клоповнике» уже знали, и то, что Виктор был зятем премьер-министра, по всей видимости, тоже уже покойного, и то, что, как выяснилось, Виктор был лично знаком с главой Бюро, бароном Счёо, сыграло большую роль, чем все коды доступа и права главкома. Блат сильнее Совнаркома, как говаривали в далекие уже годы в одной отдельно взятой стране. Ну а в империи, где все типы отношений давно и скрупулезно кодифицированы – три тысячи лет не шутка, а факт истории, – так вот, в империи личные связи были силой не меньшей, а большей, чем в иных местах.

Так что все опять-таки решалось на личном уровне. Виктор посмотрел в глаза барону. Счёо ответно вгляделся в глаза Виктора, затем улыбнулся улыбкой, обозначавшей уважение и понимание, пригласил Виктора в свой кабинет и предложил сигару и бренди. Ни от того, ни от другого Виктор не отказался. Последний раз он курил в первые минуты войны, а пил – ночью накануне ее начала. Еще в довоенное, можно сказать, время.

Они переговорили коротко и поняли друг друга правильно. Если без фанаберии и павлиньих боев, деваться им обоим было некуда, а империя, как ни крути, зависла в прыжке над пропастью. Барон Счёо согласился, что в данных обстоятельствах будет правильным, если Бюро станет работать вместе со штабом Виктора. В сущности, барон был готов воссоздать Виктору его повыбитый в боях штаб за счет своих людей и ресурсов, но, в свою очередь, категорически потребовал, чтобы до окончания сражения – чем бы оно ни закончилось – никто из людей Виктора не покидал Колонны. Требование было справедливым, и Виктор согласился с ним безоговорочно. Во-первых, потому, что сила была на стороне Бюро – какой-то неведомый спецназ («Управление таможенных сборов?! – удивился Виктор. – Кто бы мог подумать?!»); и, во-вторых, потому еще, что причин вылезать из Колонны ни у кого просто не было, во всяком случае, у Виктора их не было точно.

Итак, с 14:07 у Виктора снова были работоспособный штаб и связь, и, следовательно, он мог, как это и предполагалось довоенными планами, руководить сражением за Тхолан в режиме реального времени. Однако, оказавшись в привычной обстановке, в хорошо оборудованном и эффективно работающем командном центре, Виктор сразу почувствовал всю меру усталости, вызванной не только и не столько физическими нагрузками, выпавшими на его долю в первые часы войны, сколько огромным нервным напряжением, боевым стрессом, если хотите. Но, с другой стороны, опустив свой зад в удобное кресло перед командно-аналитическим пультом, Виктор почувствовал и вполне закономерный прилив сил.

«Ничего, еще не вечер! – сказал он себе твердо. – Игра только начинается, и мы еще поглядим, кто из нас родился в Сочи!»

Вестовой подал ему большую чашку крепкого и очень сладкого кофе, то есть того, что в империи сходило за кофе, и, закурив любезно предложенную ему бароном Счёо сигару, Виктор углубился в изучение ситуации, какой она представлялась отсюда, из «Клоповника», методично собиравшего всю доступную информацию в течение всего прошедшего дня. Естественно, он не вдавался в подробности – некогда было, но кое-какие выводы из беглого обзора накопленного массива данных все-таки сделал.

Ситуация на 14:30 отражала положение тактического пата, достигнутого к этому моменту аханками и ратай. С одной стороны, ратай смогли удивить и упредить аханков. В известной мере, разумеется, но все-таки. Впрочем, и аханки проявили и незаурядное упорство, и характер при отражении внезапной атаки. Кроме того, аханки были дома, а ресурсы империи были колоссальны.

Итак, на первом этапе, то есть в первые утренние часы, ратай, совершив, казалось бы, невозможное, смогли прорваться к Тхолану. Связав Флот Метрополии боем, они одновременно начали высадку десанта, и в целом преуспели, преодолев сопротивление планетарных сил обороны. При этом, как и следовало ожидать, ратай понесли чудовищные потери, однако и их удары по аханским штабам, базам ПКО и центрам дислокации были поразительно эффективны. И эта эффективность, вкупе с самим фактом прорыва в сердце империи, заставляла заподозрить неладное.

«Да, без предательства здесь не обошлось», – не в первый раз за этот длинный день признал Виктор.

Сомнений у него уже не было, были вопросы, на которые стоило – он чувствовал, что это критически важно, – найти ответы. Однако с ответами дело обстояло гораздо хуже, чем с вопросами. Как всегда, впрочем. Как обычно.

Всего ратай высадили четыре десантные армии и, ведя непрерывный бой с аханками, нуждались, что естественно, в постоянных подкреплениях. Последние подкрепления, однако, прибыли к ним в 11:10. С тех пор с орбиты осуществлялась лишь спорадическая огневая поддержка, но новых десантов не было. Объяснений этому могло быть два. Или ратай не смогли пропихнуть резервы через нежданно-негаданно для них захлопнувшуюся «дверцу», или они с самого начала знали, что им будет предоставлен шанс лишь на один-единственный удар. Второе предположение казалось невероятным. Не самоубийцы же они на самом-то деле? И не полные идиоты, насколько смог убедиться Виктор на собственном опыте. Тем не менее и такой вариант сбрасывать со счетов полностью не следовало. Гибель правящей династии и огромные потери в командной цепочке империи кое-чего стоили. Но тогда непонятно было, почему ратай не применили ядерного оружия. Вот уж что могло полностью решить поставленную задачу – если, конечно, планы ратай были именно таковы – так это хороший и решительный Армагеддон. Но противник на это не пошел. Почему? И что – черт их всех подери! – им нужно в Черной Горе?

«Или, – размышлял он, – они просчитались. Надеялись подбросить подкрепления, но не смогли реализовать свой план».

К сожалению, он не знал, каким маршрутом они достигли Тхолана, но догадывался, что хитрость ратай, пусть и с опозданием, была раскрыта, и какой-то из флотов империи перерезал их коммуникации. Следствий из этого предположения было опять же два. Первое, ему предстоит теперь иметь дело только с теми силами ратай, которые успели высадиться на планету, и второе – помощь придет, но не к противнику, а к аханкам, то есть к нему. Вот такие следствия ему нравились гораздо больше. Оба нравились.

Теперь, решив для себя главные на данный момент вопросы, он мог действовать не только в тактической плоскости, но и в стратегической. Стратегия же, как он понимал ее сейчас, у него могла быть одна: изматывать ратай, сохраняя при этом все, что еще можно было сохранить из инфраструктуры имперской столицы.

К 15:00, вчерне разобравшись в ситуации, он наметил несколько ключевых пунктов, в которых ратай нельзя было оставить ни единого шанса. Туда Виктор и начал стягивать подкрепления – развертывающиеся на ходу части резервистов, одновременно начав формировать и штурмовые колонны, которые, по его замыслу, должны были ближе к ночи начать решительное контрнаступление с целью блокировать и уничтожить наиболее крупные группировки врага. И все это приходилось делать в условиях ни на секунду не ослабевавшего сражения, кипевшего кровью как минимум в двух десятках наиболее важных районов планеты. Столичная область была лишь одним из таких мест, и практически вся превратилась в поле боя уже несколько часов назад.

Смотреть на Тхолан без содрогания было нельзя. Сейчас, казалось, уже вся столица была охвачена огнем, и небо над ней стало черным от плотных клубов дыма. Бой шел везде – на земле и в воздухе, в подземных коммуникациях и в верхних слоях атмосферы. Тут и там вспухали шапки колоссальных разрывов. Рушились здания, стены пламени поглощали великолепные парки и священные рощи, боевые машины кружили над корчащимся в агонии городом, как духи мести, нанося ракетные удары и погибая в безумных атаках. И где-то в этой огненной купели сражались живые, во всяком случае, пока еще живые люди: аханки и ратай.

В довершение всех бед с северо-востока на город надвигалось радиоактивное облако, возникшее после падения сбитого ракетами ПКО ратайского крейсера. Какой ад случился на месте падения – на океанском побережье в районе города Же – можно было только догадываться. А смотреть на это безобразие Виктор решительно не желал, хотя и имел возможность. Там, в непосредственной близости от апокалипсиса местного значения, оперировала спецгруппа Тылового Командования, проводившая радиационную и прочую разведку.

В общем, с трех часов дня Виктор снова стал диспетчером конца света. По крайней мере, со стороны аханков главным в этой дикой бойне, охватившей оба полушария столичной планеты Тхолан, был именно он, черный бригадир, адмирал, князь Яагш, Абель Вараба.

В 18:53 к Виктору подошел барон Счёо, лично, и тихим невыразительным голосом спросил, не сможет ли князь уделить ему полчаса «своего драгоценного времени». Князь, естественно, мог, потому что было понятно, барон не стал бы отрывать его по пустякам. Вдобавок к этому времени Виктор уже в целом реализовал свои планы, и в сражении наметился очевидный перелом. Наступление ратай захлебнулось на всех направлениях, и они уже не навязывали аханкам свою игру, а играли, нравилось им это или нет, в чужую. Они лишь злобно огрызались, не имея сил для чего-нибудь более существенного. Приближался финал. Конец десанта из вероятности постепенно становился медицинским фактом, а часа через два – максимум три, по прикидкам Виктора, можно было бы приступить и к завершающей фазе операции. Во всяком случае, в условиях ощутимо снизившейся активности противника в верхних слоях атмосферы формирование ударных группировок аханской армии проходило гораздо быстрее, чем он планировал днем, и у Виктора появилась уверенность, что в своих прогнозах он не ошибся. Все-таки в Сочи родился именно он, хотя запись о его рождении и была…

«А нету уже ни той книги, ни той церкви, – подумал он вдруг с грустью. – И имения того тоже нет».

– Я в вашем распоряжении, барон, – сказал Виктор, передавая управление войсками новому начальнику штаба и вставая из-за пульта.

Они прошли в кабинет Счёо, дверь закрылась, отсекая их от деловитого гомона командного центра, и барон тут же вызвал проекцию. Над круглым столом для штабных разборов появилась трехмерная многоцветная схема сражения. Виктор без пояснений понял, что модель отображает в динамике события утра, вернее, первых часов ратайского вторжения.

– Обратите внимание, князь, – сказал Счёо, – на пункты высадки и направления главных ударов.

– Они знали, что делают, – без удивления констатировал Виктор. Это он уже понял и сам.

– Совершенно верно, – кивнул глава Бюро, запуская обе руки внутрь схемы. – А это обобщение их усилий на протяжении следующих десяти часов.

Он вытянул из проекции и повесил рядом с главной схемой схему меньших размеров.

И снова Виктор не был удивлен тем, что, если отбросить тактическую мишуру, главными целями ратай были Черная Гора и три императорские ставки.

– Чего же они добивались, по вашему мнению? – спросил он, беря без спроса сигару из инкрустированного яшмой серебряного сигарного ящичка барона. – У вас есть какое-то объяснение?

– И да и нет, – ответил Счёо. – По Черной Горе у меня, естественно, никаких данных нет.

Он остановился, видимо, взвешивая степень искренности, на которую мог и желал пойти в разговоре с Виктором.

– Скажем так, у меня недостаточно информации по Ордену, но по косвенным данным, монастырь нечто большее, чем просто религиозный центр или храм. Нечто гораздо большее, вы понимаете? – Счёо не смотрел на Виктора, он, казалось, сосредоточенно изучал сейчас им же самим и построенную модель. – Контакты с Горой всегда были личной прерогативой императора. Что и откуда знают об Ордене ратай, мне неизвестно, но сам факт их интереса многозначителен, не правда ли?

– Пожалуй, – сказал Виктор, закуривая и вспоминая свой разговор с герцогом Рекешей. – Пожалуй, вы правы. Ну а со ставками императора ясно и так.

– Совершенно верно, – согласился Счёо, в свою очередь выбирая сигару. У него были тонкие нервные пальцы скрипача, впрочем, он и в самом деле недурно играл на гамбе.[19]19
  Гамба – виола да гамба, или сокращенно просто гамба, музыкальный инструмент, относящийся к семейству смычковых инструментов, популярный в XV–XVIII вв. Играли на нем, упирая в колено или держа между коленями, – отсюда и родовое название виола да гамба («ножная виола»), чтобы не смешивать с виолой да браччо («ручной виолой»), предшественницей скрипичного семейства.


[Закрыть] – Теперь главное. Вот.