Текст книги "Короли в изгнании"

Автор книги: Макс Мах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

Сейчас Ойн и его люди ударили в заслонивших им путь Гарретских Стрелков. Стрелки, обескровленные еще в утренние часы, выставили перед собой копья и, встав плечом к плечу, – их оставалось уже совсем немного, – бестрепетно встретили гегхский удар. Сражение на Легатовых полях достигло кульминации. Взаимная ненависть и жажда убийства были столь высоки, что, если бы не смертельная усталость измотанных многочасовым боем людей, все могло бы закончиться в считаные секунды. Но в том-то и дело, что обе армии были истощены и обескровлены, солдаты едва имели силы, чтобы поднимать свое оружие, рубить, колоть, наносить удары и удерживать шиты в ослабевших руках. Считаные бойцы сохранили еще силы для чего-то большего, чем безнадежное «бодание» на истоптанной, раскисшей от крови, заваленной телами и оружием земле. Вот они-то, сильные и выносливые воины, и должны были решить исход сражения.

Гарретские Стрелки были вырезаны все до единого, хотя это и стоило отряду Вера половины бойцов. И бивень конвойной сотни – от сотни осталась в строю едва ли треть рыцарей – прошел наконец сквозь гегхских гвардейцев. Сцлафш теперь уже не скрывалась за спинами своих телохранителей, а шла впереди, и ее меч был быстр, как молния, и страшен, как удар грома.

«Ну вот и все, – поняла Лика. – Теперь все! Эти двое решат все между собой».

По-видимому, все обстояло именно так. Не случайно Сцлафш и Вер вступили в бой в этот час, не просто так рвались навстречу друг другу сквозь ад кровавого сражения. Они назначили друг другу рандеву, и их встреча уже не могла не состояться. Сама смерть опасалась приблизиться к ним, понимая, очевидно, что их время еще не пришло.

Сцлафш, стремительная и грациозная Сцлафш, похожая на черную пантеру в своих вороненых доспехах и как будто не чувствующая их на своих плечах, шла вперед быстрым легким шагом, и меч в ее руках, казалось, жил своею собственной жизнью. Она теряла своих людей – бивень уже распался и ее сопровождали последние выжившие рыцари, – но по-прежнему целеустремленно двигалась вперед, сметая все и вся со своего пути. Остановить ее, кажется, не мог никто.

И так же стремился на встречу с ней Ойн Вер. Его бойцы гибли и падали в кровавую грязь за спиной князя, но Вер все еще был невредим, и мечи в его руках, как и прежде, собирали страшную жатву с неумолимостью серпа Цаай.[48]48
  Цаай – «жнущая божественный посев», «жница», «неумолимая», «хозяйка», младшая богиня аханского пантеона богов; считается хозяйкой Посмертных Полей.


[Закрыть]

Время привычно замедлило свой ход, и огромное пространство, охваченное сражением, сузилось в глазах Лики до крошечного пятачка, на котором она видела теперь только двоих, Сцлафш и Вера, стремящихся друг к другу с неистовством любовников, опьяненных сладким вином Йцзо-Шцай. И вот последние препятствия были сметены, и час настал. Они встретились в самом центре Легатовых полей, посреди кровавого хаоса величайшей битвы в истории двух народов. Они встретились, сойдясь наконец лицом к лицу, и время остановилось окончательно.

Мгновение они стояли, оставшись один на один, в мертвой тишине и неподвижности безвременья их личного поединка. И Лика знала, что сейчас Вер посмотрел в глаза Сцлафш и увидел в них свою смерть. Он улыбнулся печально, выпрямился во весь рост и расправил плечи, принимая из рук Всеблагих свою Долю и Участь, но сохраняя за собой право умереть в бою. И принцесса посмотрела в глаза князя и узнала свою судьбу. Но и для нее, как и для него, существовали в жизни вещи более важные, чем их собственная жизнь. И она тоже улыбнулась судьбе.

Два бестрепетных сердца бились ровно и мощно, выводя торжественный ритм мужества и чести. Он улыбнулся ей, и она вернула ему чарующую улыбку самой желанной женщины поколения. Все было решено. Он был в Серебре, она – в волшебном Золоте. Его шансы были ничтожны, но для того чтобы убить Ойна Круга воев, принцесса должна была сделать мощное усилие, и она его сделала. Ее тяжелый меч буквально исчез из пространства и времени, и все-таки Вер отреагировал на удар. Он не мог парировать его, но он заставил Сцлафш сосредоточиться на этом последнем ударе чуть больше, чем она могла себе позволить. Ее меч обрушился на князя, и три мастера меча – последние из людей Ойна – атаковали ее с трех сторон. У нее хватило времени, чтобы убить двоих, но с третьим она не успевала никак. Он тоже умер, пронзенный ее мечом насквозь вместе с кольчугой и нагрудником, но это случилось уже тогда, когда его набравший скорость меч коснулся ее шеи. Голова принцессы Сцлафш упала в кровавую грязь под ногами дерущихся воинов, и время вернуло себе свою суть. Лика оглохла от ворвавшегося в ее уши грома сражения, ее чувства напряглись до предела и…

Воспоминания обрушились на нее, как удар грома, как мощный речной поток, прорвавший плотину и с ревом и нетерпением заполняющий высохшую низину ее памяти. Сразу и вдруг вошло в Лику настолько сильное многогранное и болезненное знание многого о многом, что она содрогнулась под его неистовым напором, и ее проснувшееся окончательно сознание едва устояло под этим тяжким бременем.

Картина мира приобрела наконец четкость и ясность, барьеры рухнули, исчезли недоговоренности, и все, что дремало до времени в темных глубинах ее памяти, стало вдруг понятно и доступно. К Лике вернулись ее собственная сущность и суть, и значит, пришло время увидеть то, что она должна была увидеть, и узнать то, что она всем сердцем хотела знать.

И она увидела… В металкерамитовом контейнере, который несли шесть адмиралов, находилось то, что осталось от императора. За ними старшие офицеры флота и морской пехоты – все не ниже капитана первого ранга – несли контейнеры с останками членов императорской фамилии. Процессия растянулась едва ли не на полмили, от руин замка Тсач, по разбитой и наскоро приведенной в порядок дороге, мимо руин храма Айна-Ши-На до чудом уцелевшего некрополя. Было солнечно и тепло. Воздух был прозрачен, но вместо запаха кедровой хвои и аромата множества дивных цветов, еще недавно украшавших клумбы храмового комплекса, он был наполнен запахом гари. Лица присутствующих были сумрачны, они выражали не столько уместную в данном случае печаль, сколько потрясение, общее в эти дни для всех граждан империи. Ну почти для всех.

Звучали имперские гимны, наспех собранные откуда только возможно плакальщицы разрывали на себе синие траурные одежды, гремел салют.

Всеми забытый Камень, вмурованный по прихоти Первого императора в надгробие его бабки, обеспечивал Лике потрясающую яркость восприятия, можно было бы сказать, эффект присутствия, если бы ее видение не было чем-то гораздо большим. Лика могла даже заглянуть внутрь герметически закрытого контейнера – «на вечные времена, пока боги не укажут срок и причину», – но делать этого не стала, потому что Камень дал ей Знание. Она знала, что найдет, что увидит, что может увидеть в контейнере. Это уже не было Вашумом. Это были всего лишь спекшиеся от страшного жара биологические ткани, которые еще недавно являлись живой плотью императора. Нет, Лика не стала заглядывать туда. Вместо этого она обратила время вспять. Шифровальный Камень, маленький, как бы оплывший кубик из ноздреватого коричневого минерала, находился при императоре все время. Он был с ним до конца.

– У нас есть шансы? – спросил Вашум своим неизменно тихим ровным голосом. Гул боя почти заглушал его слова, но граф Зъя, командир конвойной роты, его услышал и понял.

– Нет, ваше величество. – Зъя не стал ничего добавлять, он всегда говорил императору только правду. «Правду, правду, и ничего, кроме правды». Впрочем, Вашум и сам все знал. Его вопрос был продиктован скорее психологией и традицией, чем практической необходимостью.

– Благодарю вас, граф. – Вашум отвернулся и посмотрел в пространство. Броневая стена бункера и сотня метров дикого камня преградой для него не были, как не стали преградой несчетные звездные мили и само всесильное время. Нет, не сейчас.

Их глаза встретились. Через пространство и время, через уже случившуюся смерть, его глаза сказали ей последнее, что хотел и мог сказать Вашум тогда и там, когда и где он находился:

«Я люблю вас, моя королева».

«Я…» – Лика ничего не успела ответить. Сжало сердце, и кровь ударила в виски, и из глубины души пришли слова, но было уже поздно. Магическая связь истаяла, и нить, соединяющая их, разорвалась. Навсегда.

Через наблюдательный контур линейного крейсера «Йяфт», зависшего на геостационарной орбите Тхолана, Лика увидела столицу. Над развалинами дивного города, о котором еще недавно говорили, что он рожден грезами богов, западный ветер гнал тучи пыли и пепла. Что-то там внизу продолжало еще гореть и чадить, и дымы тянулись из разверстых клоак взорванных подземных сооружений. Взгляд Лики почти равнодушно скользнул по пепелищу, не задерживаясь, миновал сожженные леса за Серебряной и выжженное Плоскогорье Исполинов, заваленное остовами разбитой техники, и остановился на миг в отрогах северного хребта. Линия невысоких гор, составлявшая Малую Волну, была разрезана широким и длинным языком безжизненных каменных осыпей. Разбитый в мелкую щебенку белый камень – все что осталось от Белой Горы. Здесь она стояла. Здесь на руинах империи Тех, кто был раньше, начиналась Аханская империя. Здесь… Но взгляд Лики уже метнулся дальше к востоку, туда, где в тысяче километров от россыпей белых камней по-прежнему непоколебимо стояла Черная Гора.

«Бог с ней, – мелькнула быстрая мысль. – Не сейчас».

Не сейчас.

Лика увидела систему Тхолана, звезду и планеты, спутники, астероиды, кометы и сотни военных и гражданских кораблей, лежащих в дрейфе, идущих откуда-то и куда-то, входящих в прыжок и выходящих из него. Неказистый купец завершал последнюю эволюцию перед прыжком. Никому не было до него дела, кроме, быть может, автоматических станций контроля движения, но и они, вполне удовлетворенные полученными от него кодами и пропусками, лишь равнодушно отслеживали его движение, ожидая, когда он покинет систему, чтобы освободить мощности для других субъектов космического трафика.

Три Камня на его борту звучали сейчас в унисон с бесчисленными Камнями, затерянными во вселенной. И Лика провожала корабль в недолгий путь до убежища «Шаиса» и в долгую дорогу до скрытой в неведомых далях Земли, но все, что она могла, это обласкать взглядом Вику и Ё, и девочек, и…попрощаться? Скорее всего, да. Беззвучное прощание, о котором они не узнают никогда.

Корабль ушел в прыжок, и у Лики осталось последнее в этом мире дело. Она еще не попрощалась с Ним. Ну что ж, вот и этому, последнему, делу настал черед.

Два человека шли сквозь зловоние канализационного коллектора на север.

– А представляешь, твоя светлость, если без маски? – спросил один. Голос его глухо звучал из-под опущенного забрала боевого шлема. Коммуникатор был отключен.

– Представляю, – ответил второй, гораздо более крупный мужчина. – Я через варшавский коллектор ходил пару раз.

– А! – сказал первый. – Тогда да.

Они говорили на Ахан-Гал-ши, и слово «варшавский» прозвучало у Макса, как «въяаршсийк», но Лика его поняла.

«Макс! Макс! Мой Макс… И Федя с тобой…»

Она потянулась к Максу, отчаянно, безнадежно, стремясь достичь, обнять, прижаться к нему, чтобы почувствовать хотя бы на краткий миг, пусть в последний раз его тепло, его любовь… Ей почти удалось совершить невероятное. Или удалось?

Макс вздрогнул. На секунду, на мгновение, более краткое, чем один удар сердца, на исчезающе малый отрезок времени, два сознания соприкоснулись, и Лика задохнулась от счастья и поняла, что она сделает все, пройдет через все, но победит, потому что…

Она стояла на холодной скале, возвышающейся над ледяными водами реки. На Смертных полях вершился последний акт трагедии, которую навсегда запомнят оба народа. Нет, не акт. Пьеса уже закончилась. И это был всего лишь эпилог. Но кровь по-прежнему лилась на холодную землю. Лика стояла на скале, и три сердца бились в унисон. Большое задавало ритм и два маленьких старательно выводили ритм жизни и любви.

«И ведь есть ради чего!» – сказала она себе жестко.

«Ради кого», – поправилась она, продолжая между тем смотреть на сражающихся людей.

«Пора, – решила она наконец. – Чего тянуть? И ведь шанс есть?»

Глава 11
ФУРИЯ

В маленькой каюте, на койке, скованная ручными и ножными кандалами, лежала бледная и гневная Йфф. Мундир на ней был разорван, губы разбиты, а левый глаз заплыл. Напротив Йфф, у люка в металкерамитовой переборке стоял отдаленно знакомый Лике контр-адмирал и пытался изображать из себя крутого парня. Это Лика так поняла, что он изображает, и она знала наверняка, что это так и есть, потому что на самом деле контр-адмирал ничего особенного собой не представлял. Обычный мужик. Средний. Посредственный.

– Злитесь, княгиня, – сказал он, окидывая Йфф демонстративно ироничным взглядом. – Злитесь. Это единственное, что вам остается.

«Он хочет произвести впечатление, – поняла Лика. – И… Нет, он не ироничен, он полон страха и похоти».

– Пшел прочь, мерзавец! – процедила сквозь зубы Йфф, очень похоже сымитировав холодную брезгливость аназдара Варабы.

– Зря вы так, княгиня, – усмехнулся контр-адмирал, а глаза его, полные бешеного желания, уперлись между тем в бедра лежащей перед ним женщины, как если бы он уже раздвигал ее ноги, обтянутые сейчас черными форменными бриджами.

«Сейчас слюну пустит», – констатировала наблюдавшая совершенно непонятную ей сцену Лика.

– Зря, – сказал контр-адмирал. – Я же предложил вам злиться, а не портить отношения со своим будущим мужем.

«Даже так?» – удивилась Лика.

– Ты шэйпс,[49]49
  Шакал (западноаханский диалект).


[Закрыть] дерьмо! – ответила Йфф, голубые глаза которой были полны холодного бешенства. – Ты смеешь говорить это мне, смерд?

Было видно, каких усилий ей стоит взять себя в руки, но Йфф была сделана из замечательно прочного материала, – красивого и прочного, как оружейная сталь. Ей удалось.

– Ты знаешь, во что ты ввязался, маленький человек? – спросила она ставшим вдруг спокойным голосом. – Я убью тебя, маленький человек, но, если даже мне не удастся этого сделать, тебя убьет князь. Ты просто не можешь представить, с кем ты связался. Бедный.

Произнеся последнее слово, она улыбнулась и закрыла глаза.

«Аудиенция закончена», – усмехнулась Лика.

Контр-адмирал тоже понял, что разговор окончен, и больше он ничего от княгини не добьется. Во всяком случае, сейчас. Он был взбешен и растерян и, судя по всему, совершенно не знал, что ему теперь делать. Контр-адмирал потоптался на месте, злобно глядя на Йфф, – похоть из его взгляда пропала вместе с уверенностью, потом сплюнул, повернулся и вышел, закрыв за собой люк. Йфф осталась одна.

«И что это должно означать? – спросила себя Лика. – Что-то же все это означает? Ведь так?»

«Ну ничего, – сказала она себе затем. – Скоро я все узнаю… Или не узнаю».

Лика не была уверена в том, что возникшая у нее идея адекватна, но не испытав ее, как узнаешь – правильна она или нет? Следовало попробовать. И она, не раздумывая, метнула свое тело в экран монитора. Мгновенный прыжок из одного состояния в другое, и вместе со звуком лопнувшего под колесом грузовика мяча пришла обжигающая боль. Лика стремительно неслась вперед в потоке жидкого пламени, горя вместе с потоком, закручиваясь вместе с ним в изгибах и петлях запутанного лабиринта, умирая в пламени и живя в нем. Затем она достигла пункта назначения. Никто ей этого, конечно, не сказал и сказать не мог, но так она это поняла. Поток вынес ее в холодную тьму, подобную той, в которой она когда-то – когда? – очнулась в первый раз. С той разницей, однако, что здесь было очень холодно, и структура тьмы, которая сразу же – привычно уже – начала проявляться в пространстве вокруг Лики, была градуирована на другой части температурной шкалы. Здесь царствовала стужа, а не жар.

«И что теперь?» – спросила она себя, устраиваясь в новом мире.

Ответа не было. Впрочем, она его и не ждала. Если в ее идее жил хотя бы отблеск истины, ответ ей предстояло обнаружить самой.

Исследование холодного мира заняло у нее много времени – или это ей только показалось? – но в конце концов она нашла что-то, что могло оказаться именно тем, что она искала, хотя могло и не оказаться. Это было похоже на гул, если, конечно, предположить, что в этом мире Лика могла слышать. Лика потянулась туда, откуда, как ей представлялось, исходил гул, и оказалась около огромного пятна лютого холода – местного аналога тех пятен испепеляющего жара, через которые она уже проходила. Здесь гул воспринимался, как рев водопада, но «прислушавшись», она поняла, что за слитным шумом угадывается какой-то вполне определенный ритм. И, как только она осознала это, ритм стал реальностью, и ей оставалось только понять, что это такое.

«Если это похоже на пульс, – сказала она себе, – почему бы этому пульсом и не быть?»

«Допустим, – согласилась Лика со своим предположением. – Но тогда… Тогда, – решила она, – я должна попробовать».

И она потянулась в глубь ледяного ада. Это тоже была боль, только теперь ее плоть не сжигало пламя, а рвали стальные пальцы холода. Ледяной поток принял ее и закрутил в своем вихре. Стремительное движение, сопровождаемое ужасной болью, прерывалось только на краткие мгновения, когда поток, беснующийся в замкнутом пространстве своего собственного лабиринта, ударял ее о стены узилища, за которыми настойчиво гремел ритм чужого сердца.

«Флотский семафор», – решила Лика, и огромным усилием – чего? – оседлала – как? – несущий ее поток.

«Ну, с Богом!» Она заставила поток с грохотом обрушить свое тело на ближайшую из стен. Казалось, что боли сильнее той, что она испытывала до сих пор, быть не может. Она ошибалась. Могла быть такая боль. Такая! Боль!

Она закричала, вернее, закричало все ее несчастное страдающее тело, но, не давая себе пощады и отдыха, она снова бросила свое тело на преграду. И еще раз. И еще. Еще!

– [ВНИМАНИЕ] [!]– просигналила она. – [ТРЕВОГА] [СЛУШАТЬ ВСЕМ]

Ответом ей был удар цунами. Хаотично идущие волны огромной разрушительной силы, сломав ровный ритм пульса, обрушивались одна за другой на стену, о которую билась Лика. С другой стороны.

– П-У-Л-Ь-С[!]

Хаос. Удары все более сильные и такие же бессмысленные.

– П-У-Л-Ь-С[!]

Пауза. Сбой.

– П [!]

Пауза. Удар, удар, пауза, сбой, пауза…

«Ну же! Давай! Мне же больно!»

Пауза, удар, удар, удар… Пауза, короткий удар, длящийся удар, еще один и еще… «Молодец! Ну же!»

– [КТО] [?]

– Н-О-Р

– Т – Ы [?]

– [ОТСТАВИТЬ]

– [КАК] [?]

– [ОТСТАВИТЬ]

– [ЕСТЬ]

– [СЛУШАЙ МОЮ КОМАНДУ] [!]

– [ЕСТЬ]

– П – О – М [3] [Дробь] [18] [А]

– К – А – Ю – Т – A [N] – [3] – [Дробь] [18] [А] [?]

– [ПОДТВЕРЖДЕНИЕ]

– [КАК] [?] [Я]

– [ИЗВЕСТНО] [ПОСЛЕ] [ОХРАНЯЕМЫЙ ОБЪЕКТ] [ОДИН] [ЛИКВИДИРОВАТЬ]

– [ПОДТВЕРЖДЕНИЕ]

«Она может не понять!»

– [ЛИКВИДИРОВАТЬ] [ОДИН] У – Б – И – Т – Ь

– [ПОДТВЕРЖДЕНИЕ] [ЛИКВИДИРОВАТЬ] У – Б

– [ПОДТВЕРЖДЕНИЕ] [НУЖДАЮСЬ В] К – Р – О – В – Ь

– [РАНЕН] [ПОМОЩЬ] [?]

– [РАНЕН] [ОТРИЦАНИЕ] [НУЖДАЮСЬ В] [ПОМОЩЬ] [НУЖДАЮСЬ В] К – Р – О – В – Ь [МНОГО] [НУЖДАЮСЬ В] [ВЫСШИЙ ПРИОРИТЕТ] [МНОГО] Л – И – Т – Ь – Н – А [Я]

– [ПОДТВЕРЖДЕНИЕ] [ГОТОВ] [КАК] [?]

– [ЖДАТЬ] [ГОТОВНОСТЬ 0] [СРАЗУ ВСЕ] [!]

Она напряглась, совершая что-то, что и сама представляла себе скорее как смутное намерение, потребность, вдохновение и усилие, чем как план и поступок. Но ее интуиция творила чудеса, или это Маска вмешалась, внедрив в нее, Лику, тайное знание? Тайное от нее самой. Так или иначе, мир вокруг нее взорвался, и она поняла, что должна вернуться.

Обратная дорога почти не запомнилась. Ее вел инстинкт. Ничего больше от человека, которого звали Лика, уже не оставалось. Все сожгла боль. И все-таки она добралась. Она снова стояла в зале с мониторами, и перед ней был тот же самый экран, который она как будто бы разрушила некоторое время назад. Или нет?

Сейчас все виделось, как в тумане, как сквозь слезы или как через запотевшее стекло. И мысли были медленными и вязкими, как смола, текущая по коре раненого дерева. Лика напряглась, пытаясь рассмотреть то, что происходило по ту сторону экрана, но скорее угадывала, чем видела, как раскрываются электронные замки кандалов и Йфф вскакивает с койки и бросается к люку, замок которого раскрылся с легким щелчком секунду назад вместе с замками кандалов. Йфф сдвинула плиту люка, выглянула в коридор и, вероятно, не обнаружив там никакой опасности, исчезла за ним.

Лика качнулась в сторону, безошибочно, хотя и по наитию, почти вслепую, отыскивая следующий монитор, и следующий, и другой… Она угадывала путь Йфф по отсекам и переходам крейсера, но у нее уже не было сил вмешаться, и возможности такой не было, как не было уже почти ничего. Даже воля ее ослабела, и замутненный взгляд становился все более равнодушным, пока интерес к путешествию какой-то женщины – смутной, плохо различимой фигуры – по лабиринту огромного боевого корабля не пропал вовсе и Лика не ушла обратно в сон без сновидений, в вечное спокойствие, лежащее по ту сторону Ночи…

Внезапно железная тяжесть навалилась на нее, сковывая тело, как если бы оно оказалось вдруг сделано из быстро застывающей раскаленной стали. Последним – инстинктивным – движением Лика вскинула голову, взгляд ее охватил кипящий вокруг нее бой, и… все кончилось. В ее сознание вошла великая Ночь.

Из небытия ее вырвал яркий свет и грохот, подобный тому, что порождает обрушивающаяся на берег штормовая волна. Девятый вал какой-нибудь. И как волна, исполненная грозной мощи, смывает с берега все, что оказывается на ее пути, камни и песок, деревья и людей, так и эта волна, волна чистого ликующего света, обрушилась на Лику и унеслась прочь, забрав с собой тьму и боль, слабость и беспомощность. Вот только одиночество осталось с ней, остались печаль и гнев, но это, как тут же поняла Лика, было то, с чем ей теперь предстояло жить. Но все-таки жить. Вот в чем дело.

Лика очнулась сразу и вдруг, ощущая себя во времени и месте, в цельности своего бытия: Нападение, Бой, Небытие, исполненное странных снов, Жизнь женщины, которую зовут Лика и которую зовут королева Нор. Жизнь вернулась к ней, или это она вернулась к жизни, вынырнув из темных вод Забвения. Какая разница! Жизнь ворвалась в нее стремительно и беспощадно, словно ураган, заставив отозваться на властный призыв каждую клеточку ее вновь обретенного тела. Она проснулась. Родилась. Воскресла. Она возвратилась оттуда, куда заказана дорога прочим смертным, откуда нет возврата. Она вернулась из-за Края Ночи.

И хотя она знала, что прежней Лики уже не будет, – жалей не жалей, а случившегося не изменить, но и такое с ней уже было. Ничто не ново под луной, не так ли? Она менялась уже, и не раз. И раз навсегда решила – давным-давно, ночью на лесной поляне, став Зовущей Зарю, – что бы ни было и как бы ни было, но она – Лика. А остальное… остальное.

Силы вернулись к ней так, как если бы и не оставляли ее. Вернулась жизнь, и Лика ощутила себя сразу всю, во всем множестве простых и сложных ощущений и чувств, в полноте знания и осознания себя и мира вокруг. Она лежала на койке в помещении 3/18А на линейном крейсере «Адмирал Иййш» – бортовые символы Волна/Кулак Ж785. Она была по-прежнему одета в охотничий костюм из тонкой замши, в котором 43 часа назад приняла бой в Рудных горах на планете Ойг. Сейчас ее штаны и куртка были мокрыми от крови. Кровь заливала лицо, и шею, и кисти рук, вызывая не отвращение и брезгливость, как можно было бы ожидать, но наполняя ее всю легким и пряным ощущением ликующего всевластия, ощущением, знакомым ей по той давней уже ночи, ночи Кровавого Обета. Только вместо боли, которую все еще помнило ее тело, в Лике бурлила сейчас светлая и пьянящая сила, рвущаяся наружу, требующая немедленного действия, обещающая победу во всем, чего бы ни пожелало ее сердце, бьющееся ровно и мощно, как пульс вселенной. Но Лика не спешила. Она укротила рвущуюся наружу мощь и «прислушалась» к МИРУ ВОКРУГ. В каюте она была не одна. У выходного люка, прислонившись спиной к переборке, стояла женщина, казалось, находившаяся на пределе нервного напряжения. Знакомая Лике женщина. Женщина, на которую она могла положиться. Друг. Вот именно, друг.

А на полу, рядом с койкой, на которой все еще лежала без движения и видимых признаков жизни Лика, валялись… валялось… «Как об этом сказать?» Уже не жизнь, а последние капли биологической энергии, отличающей живое от неживого, покидали то, что еще несколько минут назад было флотским офицером. Капитаном второго ранга.

«Ну что ж, приятель, – мелькнула холодная мысль. – Ты сам выбрал свой путь».

«Пора», – решила она, выждав еще одно томительное мгновение, и сразу ожила, перетекая из положения лежа навстречу терпеливо ожидающей обещанного чуда подруге.

– Здравствуй, Йфф, – сказала она, улыбнувшись, и увидела свое отражение в голубых глазах княгини Яагш. – Спасибо.

Йфф была бледна, и белизна ее кожи находилась в резком контрасте с угольной чернотой ее разорванного в нескольких местах мундира. «Ты дралась, княгиня. Ты отчаянно дралась». Лика знала, что пришлось пережить жене Виктора. Она могла представить себе, как убивала та голыми руками дежурившего у «Пленителя Душ» офицера, как рвала его плоть, чтобы пролить на Лику спасительный поток крови, и Лика чувствовала, что, хотя княгиня и измучена выпавшими на ее долю испытаниями, хотя нервы ее и напряжены до последнего предела, силы не оставили Йфф. Более того, Лика узнала сейчас, что несколько дней назад с Йфф случилось что-то настолько ужасное, что-то, выходящее за пределы человеческих возможностей, что-то такое, от чего железная Йфф, которую она знала прежде, исчезла навсегда, став совсем другим человеком – стальной Йфф. «Такая процедура или убивает, или закаляет. Этот меч…»

«Мы все меняемся», – философски подумала она, вспомнив, что и сама вернулась из своего Квеста другой.

– Ты как, красавица? – спросила Лика, имитируя свой прежний стиль.

– Я в норме, – спокойно ответила Йфф.

– Это хорошо, – кивнула Лика, стараясь не обращать внимания на лютую стужу, поселившуюся в глубине глаз капитана. – Скажи, ты сможешь пилотировать крейсер в одиночку?

– Смотря что ты имеешь в виду, – рассудительно ответила женщина.

– Вернуться на Ойг.

– Ойг?

– Крейсер два дня назад стартовал с Ойг, – объяснила Лика. – Сейчас мы в шестом секторе.

– Если «Иййш» стартовал с Ойг, значит, весь маршрут находится в памяти вычислителя. Смогу.

– Это хорошо, – улыбнувшись, повторила Лика, которой на самом деле улыбаться не хотелось. – Потому что сейчас я буду их убивать. Мне не хотелось бы сдерживаться…

Она посмотрела на Йфф и получила наконец ответную улыбку. Бледную тень солнечной улыбки графини Йффай.

– Не могу гарантировать, что нужные для пилотирования люди переживут ближайшие полчаса, но если тебе кто-нибудь нужен…

– Мне никто не нужен, – ответила Йфф, нагибаясь и подбирая с пола разрядник убитого капитана второго ранга.

– Тем лучше, – усмехнулась Лика, направляясь к люку. – Держись за моей спиной…

Упавшую на Дворцовую площадь тишину разорвал сухой речитатив барабанной дроби. Звуки, рождаемые узкими и длинными гегхскими барабанами, напоминавшие треск ломаемых сучьев, резко и нервно звучали в сухом морозном воздухе. Через секунду к барабанам присоединились флейты, и Лика почувствовала, как шевельнулась в ней Маска, вознося ее ввысь, в мир резких и точных деталей, холодного расчета и одиночества. Здесь, на уровне сухой бухгалтерской прозы существования, Лика остановила свое нервное Золото властным усилием воли, как будто взяла под уздцы норовистую пугливую кобылу. Безумная поэзия нечеловеческих скоростей и грозной боевой мощи манила, звала ее вверх, но Лика чувствовала, что сейчас не время для сказки. Суд, тем более такой суд, не приемлет эмоций.

Между тем, ритм гремящих барабанов ускорился, взвизгнули догоняющие их флейты, и гвардейское каре – сомкнутый строй, окрашенный в синее с золотом, выстроившийся вдоль восточной колоннады, совершил перестроение. Слаженным движением шестнадцать рядов гвардейцев сделали по три шага влево или вправо от центральной линии. Каре раскололось надвое, и в нем открылся узкий проход, «последняя дорога» для тех, кому барабаны и флейты выпевали сейчас «Проклятие в спину» – древний приговорный марш, не звучавший под аханскими небесами уже много веков, с тех давних пор, когда в крови и огне исчезло королевство Гегх.

Первым в проход вступил королевский нотариус виконт Шиэр. Он был одет в черный муаровый плащ, олицетворявший истину. В руках он нес свернутый в трубочку пергаментный свиток с прикрепленным к нему на алом шнуре блоком-накопителем. На пергаменте коротко, а в памяти накопителя длинно и подробно, со всеми возможными деталями, были изложены свидетельские показания и личные признания преступников, выбитые из них за короткие два дня костоломами графа Саара. Впрочем, преступникам, вины которых изобличали эти документы, прошедшие 46 часов короткими показаться не могли.

За Шиэром медленно двигался одетый во все белое глава королевского трибунала. В левой руке старый барон Цэй нес приговор. Этот свиток отличался от уголовного дела только цветом шнура, по традиции, темно-желтого. В правой руке судьи лежало «Милосердие короля» – длинный трехгранный кинжал, дарующий осужденному легкую смерть. Следом за Шиэром и Цэем плечом к плечу вышагивали два меча королевы, за спинами которых тащился первый из преступников – контр-адмирал Сурайша. Выглядел Сурайша неважно, но упасть или сгорбиться ему не давал натянутый стальной поводок, захлестнувший шею и заставлявший тянуть голову вверх, к плывущей над ним гравитационной платформе.

За Сурайшей шли остальные, длинная цепь виновных – 47 офицеров и 132 нижних чина, – приговоры которых заканчивались словом «смерть». При появлении каждого из них на площади публика, стоявшая на временных трибунах, установленных вдоль западной колоннады, испускала гневный выдох, звучавший, как грозный неясный гул, сливавшийся с боем барабанов и высокими голосами флейт.

Лика слышала приговорный марш и гневное дыхание толпы, смотрела на осужденных, выходивших на середину Дворцовой площади, но думала не о них. Медленно поглаживая ладонью правой руки серый шар, лежащий в ее левой руке, и ощущая иглистое морозное покалывание, идущее к ней от «Пленителя Душ», слушая и не слыша, видя и не различая деталей, она думала сейчас о другом. В сущности, это была даже не мысль, а сожаление. Она обвела взглядом широкую торжественную площадь, зажатую между дворцом – великолепной фантазией на тему гегхских крепостей, – двумя сдвоенными колоннадами и набережной, и окончательно поняла, вернее, приняла то, что, возможно, и даже скорее всего, видит все это в последний раз. До этого момента ей было как-то недосуг ни подумать о жестоких последствиях войны и предательства, ни попечалиться о потерях, случившихся и предстоящих. Не до того было, довлела над ней и ее поступками постылая злоба дня. Но теперь, когда в окружении свиты Лика стояла на балконе своего дворца, законченного постройкой всего лишь четыре года назад, она наконец нашла время и место, чтобы посмотреть на события последних дней как бы со стороны. Увы, ничего нового она не увидела – как, впрочем, и следовало ожидать, – но зато оценила случившееся с той степенью определенности, которую за годы жизни в империи не только научилась видеть за внешними фактами, но и привыкла ценить и искать. Потому что вино отдельно, и вода отдельно. Желаемое и действительное зачастую не одно и то же, и тот, кто их путает, обычно долго не живет или недалеко уходит.