Текст книги "Несущий свет (СИ)"

Автор книги: Макс Крест

Глава 13

 
   «…В пепле рождённая,
   В огне закалённая,
   Навеки Единая
   Великая Русь!
 
 
   Храни свою мудрость,
   Храни свою совесть.
   На том стой веками
   Родная Земля!..»
 

– Выруби ты нафиг это! – Гаркнул на сидящего около телевизора Шекспира Вихрь.

– Извольте! – Деланно покачал головой тот и, ткнув в угол сенсорного пульта, выключил полуночный показ государственного чёрно-злато-серебряного триколора с гербом ОРД по центру – двухголовая птица, почти как предыдущий орёл, только одна голова была ворона, а вторая сокола. В когтях эта птица держала гербы Украины, Белоруссии и России, скованные цепью. Флаг играл на ветру, а фоном служил новый государственный гимн.

– Опять ничего… – Сонно заключила Зверь, лежавшая на диване.

– Опять. – Повторил Вихрь. – Уже почти месяц прошёл и никаких намёков на явление этого третьего, которого Анхелю обещал Аградон.

– Может они поняли, что наш Анхель не пальцем делан, и решили оставить наш мир? – С серьёзным лицом пошутил Шекс. Вихрь улыбнулся уголком рта, но ничего не добавил.

– Ладно, я спать. Будете трепаться громче, чем шёпотом – … Вы меня поняли.

Вихрь и Шекспир кивнули, а когда Зверь скрылась за дверью, то они, не сговариваясь, повернулись друг к другу и кивнули в направлении балкона. Друзья поднялись и направились через комнату к прозрачной двери. Выйдя на балкон, перед тем, как закрыть за собой дверь, Шекспир высунулся обратно в квартиру и нарочито громко чихнул.

– Шекспир! Ублюдок! – Завопила Зверь, но он её уже не слышал. Облокотившись на внешнюю стену, Шекспир стоял и широко улыбался.

– Гадость удалась. – Хохотнул он.

– «Любишь» ты её! – Подмигнул стоявший рядом Вихрь.

Друзья стояли на балконе квартиры, которая теперь никому не нужна. Здесь жил Депп с родителями. Но после его гибели они переехали на дачу и больше здесь не появлялись. Ключи они отдали Вихрю, который пришёл к ним и рассказал, как всё было. Естественно, он опустил то, что они были в «сопротивлении». Но за вычетом этого, он не соврал ни слова. После рассказа мать сидела и молчала, отец что-то невпопад спрашивал, но было ясно, что новость для него стала поворотной в жизни. Через пару дней они уехали. Квартиру же сделали некой «базой», где собирались Анхель, Шекспир, Вихрь и Зверь.

После похорон Немчуры, Чупса и Деппа вместе с погибшими берсерками Марла подошла к Анхелю и сказала, что она выходит из игры. Анхель не удерживал её. Да и оставшиеся трое не держали на неё обиды, не считали предателем или что-то в этом роде – война есть война. А это именно она и была – беспощадная, кровавая и бесчестная. Глаза Марлы были полны слёз, когда она последний раз обернулась на «шестёрку» и стоявших рядом учителя и друзей. Конечно, ей было стыдно, но добрые открытые лица, в которых не было ни осуждения, ни обиды, сыграли свою роль – она ушла.

Иногда она звонит им и интересуется, как обстоят дела, но сама никогда не приходит. Да они и не ищут встречи с ней – незачем теребить ей душу тем, как они ждут новой атаки изо дня в день.

* * *

Мир тем временем переживал весьма смутные дни. Никто не мог предвидеть подобной атаки. Если системы ПРО, спутники-шпионы, разведчики и другие средства слежения за возможным противником работали как часы, то никаких систем для распознавания невозможного противника в наличии не было. Дети Войны провели свой, почти бескровный, блицкриг молниеносно, слаженно, и результатом стал целый мир, взятый в заложники. А сутки спустя, когда большинство людей бросили вызов на тот момент уже проигравшим берсеркам, началась ненужная резня, к которой с великой радостью подключились бёвульсы.

Целые города тонули в крови, по большей части людской. Со многими «горячими» народами национальный темперамент сыграл злую шутку. Нет бы, сидеть дома до выяснения обстоятельств, как поступили, например, большинство европейцев, австралийцы, тибетцы, непальцы, особо трусоватые американцы и канадцы. Но нет же! Где ж это видано, чтобы покорились практически безоружным, одетым в кольчуги неверным жители Афганистана? Да те же кавказские народы, горячие латиносы и жители «чёрных» районов попросту подписали себе смертный приговор, не подчинившись Детям Войны.

Как вывод, население планеты Земля сократилось за трое суток, названных впоследствии «Концом Света», на две трети. Места стало много, а вот людей неожиданно мало. Но радоваться живущим в тесноте и обиде японцам, китайцам, индусам, пакистанцам и иным народам с невероятной численностью долго не пришлось – для начала надо было не сгинуть с концами от нарождавшейся пандемии. Трупы миллионов людей, берсерков и бёвульсов разлагались везде и всюду.

Месяц прошёл. Пандемию сдержать удалось. Починили коммуникации. И теперь пытались хоть как-то вернуть мир в привычное русло жизни. Хотя привычное для людей – это далеко не мирное сосуществование и полный симбиоз. За две недели, кстати, в мире не было зафиксировано ни одной вспыхнувшей междоусобицы или международного конфликта. Но ведь люди мирно жить просто не могут! И вскоре практически опустошённый Судан решил вернуть в состав мятежную область, отделившуюся давным-давно – Южный Судан. Началась заваруха, в которую, совершенно неясно для чего, втянулись Уганда и Эфиопия.

Хотя не без положительных моментов – наконец-то объединились Северная и Южная Кореи. Но это, пожалуй, единственный пример вселенской любви и библейского царства небесного, наступившего после Конца Света. В остальном мире царил первородный хаос, хотя были места, где он начинал приобретать формы чего-то из недалёкого прошлого.

Кто как, а вот Анхель считал, что встряска пошла людям на пользу. Он никак не расписывал, чем именно, но мнение своё отстаивал очень активно. Спорить было особо не с кем, по сути-то…

Средства массовой информации день за днём придумывали всё более невероятные объяснения событиям месячной давности. Доходило до абсурда. Например, один из телеканалов, всегда отличавшийся любовью к сенсациям, высосанным из пальца, заявил, что из «надёжных» источников, коими являлись медиумы последней инстанции, стало известно, что планета Земля стала местом конфликта двух инопланетных рас. Конкретные планеты были названы – мифическая Нибиру и Марс. Гуманоидные существа были с красной планеты, что объяснялось достаточно похожей на людей физиологией, ну, а Нибирийские Волки, собственно, с Нибиру. Пояснить же, почему именно на Земле встретились данные пришельцы, они так и не смогли.

Также был ещё, как минимум, миллион версий, и половина их тоже из «надёжных» источников, часть которых каким-то неведомым образом была религиозной. На деле правды не знал никто, кроме Анхеля и четверых учеников.

* * *

– Ну а если серьёзно – что за затишье-то? Перед бурей которое, что ли?

– Вариант. Сейчас нам дадут малость отойти от «Конца Света», а потом врежут подзатыльник ещё раз.

– Три миллиарда человек осталось на Земле, а правду знают только пятеро. И то! Один вообще ангел. Остальные 2,999,999,995 человек думают, что это нас Бог наказал. Приятно осознавать это, нда?

– Угу. – Филином отозвался Вихрь. – Вот они расстроятся-то, когда узнают, что «казни Египетские» еще не кончились.

– Потеха-то будет смотреть, что ещё придумают телевизионщики.

– А сект-то появится на этой почве.

– О-о-о! И не говори! – Оба засмеялись.

С седьмого этажа открывался неплохой вид на залив, до которого отсюда было рукой подать. Середина ноября – на воде начал появляться тоненький ледок. По берегам уже лежал снег, немного, но в самый раз для этого времени года. Хотя, как говорят в новостных выпусках, это самая холодная и снежная осень за последние тридцать лет. Трудно поверить, когда в тех же новостях говорят, что лет сто назад в это время уже сугробы были выше колен.

– Одно радует. – Качнул головой Вихрь. Шекспир посмотрел на него, ожидая продолжения. Тот повернулся к нему. – Что нигде не упомянули про неизвестных с мечами, что сражались вместе с марсианами.

– Вообще удивительно, что нас никто не заметил. Хотя мы особо не прятались. Люди, что были в домах, должны были видеть нас и то, что мы делали. И с кем.

– То-то и оно. – Философски поднял указательный палец вверх Вихрь. – Не могли не засветиться, но нигде не полслова, что были замечены люди.

– Загадка…

– Если пораскинуть мозгами, то мы невольно, наоборот, привлекали внимание. Одно погребение на полгорода видно было. Да и когда берсерки уходили, тоже не прятались, махая им руками на прощание.

– Я видел, что нас видели. Тётка с балкона смотрела – это как минимум!

– Даже не знаю, в общем, хорошо это или нет. – Пожал могучими плечами Вихрь.

Так они простояли за разговорами ещё около часа, пока совсем остывший воздух не загнал их в дом. Зверь уже крепко спала, и они продолжили разговор на кухне – очень тихо.

Действительно, с того дня, как ушли Дети Войны в свой мир, и в мире начался постапокалипсический переполох, никто не говорил про замеченных в сопротивлении людей. На следующий день после погребения павших Оридас заявил, что им более нет смысла находиться под этим небом, и они возвращаются к себе. Вести у них разлетались мгновенно на некоем ментальном уровне, и временных трат на пересылку указов не было. Когда был повержен Аградон, и доказательство было представлено бёвульсам, у тех, видимо, тоже сработала некая программа, предусмотренная Законом, и они в считанные часы испарились.

Берсерки же, поняв это, решили здесь не оставаться – их выжило не так много, а скоро из домов выйдут люди, у которых появятся вопросы, а после вновь заговорит оружие. Анхель полностью одобрил данный подход к делу, и следующим же вечером они провожали Детей на окраине города. В нескольких километрах севернее района Парнас в лесу было место, где располагался портал в их мир. Переход был прямо как в фильмах – ряды воинов прошли сквозь дрожащий воздух. По ту сторону портала изредка промелькивала та сторона, которая чем-то напоминала африканские пейзажи, только вместо песчаных барханов на горизонте высились извергающиеся вулканы.

Уходивший последним Варгус долго прощался со Зверью. Под конец он повесил ей на шею свои разжигательные камни, что-то сказал ей на ухо, и воздух портала дрогнул за ним в последний раз.

С того дня мир начал приходить в себя. Одно можно было сказать точно по прошествии месяца – ещё долго мир будет под впечатлением от того, что даже понять не удалось. Живых, хотя бы в критическом состоянии, ни «марсиан», ни «Нибирийских волков» не осталось – только мёртвые. В контакт с ними тоже никто толком вступить не успел. Хотя волки так и вовсе неразговорчивые были, зато, ой, какие прожорливые.

И вот, пока телевизор и интернет раз за разом разрывались новой версией произошедшего, Анхель и его ученики ожидали продолжения. Но его пока что так и следовало. Это наводило на разные мысли, большинство из которых противоречили только что сформулированным.

* * *

Обычно Шекспир проводил время как угодно, но только не на пользу делу. Особенно, если его в эту пору ничего не обязывало. Но последние дни он достаточно часто стал зависать в библиотеках. Заходя то в одну, то в другую, он проводил там иногда весь день, а то ещё и на следующий заходил. В глаза друзьям или Анхелю это не бросалось, никто ни за кем не следил. Все занимались в свободное время тем, чем хотелось: Зверь сменила ставшую скользкой улицу на зал, где продолжала оттачивать спасший её месяц назад паркур. Вихрь время от времени посещал тренажёрный зал, бегал кругами по заснеженному парку, упражнялся вместе с Анхелем во владении мечом. Учитель проводил время, вновь работая со спецподразделениями, которым неожиданно понадобился новый опыт, о котором сам Анхель признаться не мог. Прошёл ещё месяц. На носу был «Новый Конец Света», который было решено всё-таки отметить, несмотря на то, что его шуточность в свете последних событий стала совсем несмешной.

Отмечать решили на квартире Деппа. Утром из парка Вихрь приволок сухую ёлку, которую традиционно подожгли во дворе, дабы придать ей апокалипсический вид. Сгореть дотла ей, разумеется, не дали – наряжать ещё! Этому процессу было отведено в этот раз аж полдня, хотя обычно управлялись за пару часов.

К обеду ёлка была просто кошмарная. Слово «загляденье» и другие положительные прилагательные были не в духе праздника. Под праздничным деревом была насыпана каменистая земля, из которой торчали кукольные конечности – руки, ноги, тела. На ветках покачивались перевязанные колючей и простой проволокой камни, горлышки бутылок, обрывки одежды. Гирлянда была связана из стреляных гильз разных форм и различий, сломанных ножей и других деталей от оружия. Сама ель была припорошена изрядным слоем пыли. Венчала праздничное дерево старинная антенна, которая в понимании данного события является той спасительной вещью, что поможет выжившим связаться друг с другом в отсутствие телевидения, интернета, сотовой связи и так далее.

Стол был накрыт только тем, что, скорее всего, будут есть после конца света. Хотя недавний опыт показал, что из магазинов еда никуда не денется – разве что испортится то, что должно находиться в постоянном холоде – а поэтому никаких пельменей!

Одно из самых главных «блюд» – это сухари. Их готовят заранее, хотя в последние годы предприимчивые торгаши смекнули эту тонкость и за неделю до праздника начинали продавать сухари большими пакетами, стилизованными под вещмешки – товар спросом пользовался. Другим не менее важным блюдом были салаты из всего, что только могло быть в холодильнике, при условии, что он «был найден в пустом городе, где уже год никого нет в живых». Тут фантазия основополагающее дело. Но чаще всего это был салат из разных консервов – тушёнка, рыба разного рода, гречневая или рисовая каши, кукуруза и всё такое же, в этом роде.

Главным напитком «Нового Конца Света» была, конечно же, чистая вода. Алкоголь, самогон желательно, был тоже позволен. Но после прихода власти, которая запретила всё, что вредно для нации, остались вода, чай, компот, молоко – последнее было, пожалуй, на втором месте после воды.

Подарки тоже со смыслом полагалось дарить. Какой смысл дарить новую модель телефона, если его даже зарядить негде будет – ненужный хлам! А вот аптечка или, например, респиратор очень даже могут быть полезными. В общем, дарить полагалось только то, что поможет выжить.

На празднике нежелательно было включать телевизор, слушать музыку и, вообще, в идеале, сидеть при свечах. Скучно не бывало, надо отметить. Вместо «зомбоящика», как называл Вихрь телевизор, можно припомнить и рассказать много интересных историй. А музыку можно сыграть самим на чём придётся и даже попеть под получающуюся какофонию.

Семейным этот «праздник» не стал, но среди друзей, молодых рабочих коллективов имел успех. Про государственный уровень и думать не стоило, но туристы от этого праздника были в умилении. До нападения, во всяком случае. Устраивались даже целые туры в ОРД, а до этого Россию, чтобы поучаствовать в данном действии. Люди посмышлёнее даже деньги на нежадных иностранцах за это удовольствие делали.

Сейчас это двадцать первое января стало исключением – многие отказались праздновать и без того сомнительный праздник. После того, как пережили настоящий конец света и поняли, что смешного, равно как и полезного, в этом празднике мало, желания у народа поубавилось. Но если Анхель и компания собираются, то наверняка кто-то ещё сделал то же самое. Друзья не грустили, хотя им-то как раз впору бы предаться унынию. Они-то знали, что всё только начинается или, хорошо бы, пересекло «экватор».

– Ну что там, всё готово? – Подала с кухни голос Зверь, ловко орудуя ножом, нарезая зелень в салат. Опыт показал, что конец света длиною в четверо суток зелень в магазинах вполне может пережить. Но консервное наполнение в первую очередь.

– Да-да-да. – Послышался из зала, где был накрыт стол, голос Вихря. – Тока Шекса где-то носит. Звонил ему минут… двадцать назад – он сказал, что скоро будет.

– Ну, зная его, это «скоро» необязательно быстро наступит. – Пробурчала девушка, жестоко разрезая огурец пополам. Из зала послышался смешок.

В кухню вошёл Анхель и заводил носом, притворяясь, что выслеживает что-то очень вкусно пахнущее.

– А ну брысь! – Встала в позу с ножом наперевес Зверь. Учитель, выставив ладони перед собой, сделал шаг назад. – То-то. – Кивнула девушка и отвернулась. Анхель улыбнулся и вышел из кухни. А потом он вспомнил, чего ради заходил, и, просунувшись в дверь, прошептал:

– Зверь, готовь на пятерых.

– Марла?! – Шепотом же прикрикнула Зверь. Анхель кивнул. Девушка расплылась в улыбке и полезла за пятой тарелкой.

Буквально через пять минут в дверь громко постучали – звонить не принято.

– Гасите свет. Свечи, свечи зажигайте. – Забегала Зверь из кухни в зал и обратно. Когда стучать стали настойчивее, то Зверь, надев противогаз, отворила дверь. На лестничной площадке стояли двое. Они были одеты вполне буднично, но лица были замотаны шарфами, а глаза были спрятаны под очками. В случае Шекса – под гоглами. Двое помахали руками и вошли.

За порогом их встретил Вихрь в респираторе и с бутылью воды, увенчанной распрыскивателем. Гостей всенепременно обрызгали водой – своеобразная деактивация и дегазация в одном флаконе. После этого Шекспир и Марла разделись, повесив одежду в шкаф. В руках у них были некие свёртки – подарки. Они прошли в зал, освещённый свечами. Свеч было достаточно, было вполне светло.

– С Новым Концом Света! – Прикрикнул Шекспир, протягивая Анхелю свёрток. Учитель принял пакет из жёлтой почтовой бумаги, перевязанный шнурками. Внутри было что-то в форме параллелепипеда. Твёрдое. Анхель развернул, и все увидели ровно выпиленный деревянный брусок.

– Спасибо!.. – только и смог выдавить удивлённый Анхель.

– Это универсальная штука, количество функций не ограничено! – Едва сдерживая хохот, выпалил Шекспир. Остальные же смеха не сдерживали.

– Присоединяюсь. – Марла протянула свой свёрток. – Здесь для всех.

– Могла бы и без подарка, ты сама как подарок. – Положив свёрток на стол, сказал Анхель и обнял девушку. Как оказалось чуть позже, Марла припасла на всех по две банки сгущённого молока – очень полезная вещь.

Рассевшись за столом, компания принялась за праздничный ужин, рассказывая при этом последние новости. Время проходило быстро и непринуждённо. А при взгляде из окна во многих квартирах в доме напротив горели свечи, что внушало надежду, что люди оправляются от шока и уже могут посмеяться над произошедшим. Несмотря на всю весёлость праздника, пятеро друзей на отдельном столе поставили четыре порции для друзей, которые не придут сегодня. Никогда не придут. Там же на столе стояли их портреты.

Через пару часов, когда все забавные истории были рассказаны, начались песни. Благо Вихрь и Шекс хорошо играли на гитарах – скучно не было. Зверь в такт им барабанила на небольшом бубне, а Марла выводила мелодии, ударяя по разной посуде ложками. Анхель сидел, ничего не делая, лишь изредка топая ногой под мелодию, которая иногда складывалась весьма красивой. Но по большей части это был просто музыкальный нестройный шум.

Анхель старался прожить этот момент. Прочувствовать его полностью. Ведь он в любой миг мог прерваться, и сложившиеся здесь благость и теплота сразу рухнут. На смену им придёт снова ужас неизвестности, страх и жажда выжить. Он метнул взгляд на столик с портретами. Четыре фотографии стояли и смотрели друг на друга, словно они разговаривали между собой. Их безмятежные лица светились жизнью на снимках, и ничего не предвещало, что они канут в мясорубке чужой войны. Прямо на Анхеля смотрело изображение Чупса. «А ведь мы совсем забыли про конфеты» – вдруг промелькнула мысль. И вправду, пусть в шутку, но Чупс просил, чтобы ему положили в могилу конфет.

Анхель поднялся. Молодёжь всё пыталась выстроить хоть какую-то связную мелодию, но получалось весьма условно. Бубен и стаканы-тарелки ну никак не попадали в такт более менее сыгравшимся гитарам. Пройдя в кухню, Анхель после некоторых поисков нашёл небольшой початый кулёк с барбарисовыми леденцами – то, что надо. Пересыпав их в глубокую миску, он покинул кухню. Пройдя мимо продолжавших разрывать тишину учеников к столику с фотографиями и несколькими блюдами, он остановился. Поставив на стол поближе к фото Чупса миску, Анхель остался стоять.

На него вновь нахлынула тяжесть утраты. Даже не просто учеников – друзей. Он поочерёдно глядел на каждого, и в голове всплывали разные моменты из их жизни.

Вот Свет впервые пришёл на занятие, будучи вполне развитым и не в меру ленивым, он поначалу больше работал языком. Делая себя в глазах прочих более важным и умным, чем есть на самом деле. Это позже он втянулся, во время походов его стало интересовать то, что он из себя представляет, а не то, что он о себе говорит…

Вот Немчура. Чаще молчаливая и сосредоточенная на чём-то своём, завязывает косу перед тренировкой. Длинные чёрные волосы, которые она обычно носит распущенными, как только она берёт в руку учебную саблю, начинают лезть везде и становятся просто несносными. Закончив сей обряд, она немного исподлобья оглядывает зал на предмет, где бы встать, чтобы не мешать никому и быть подальше от парней, которые обычно начинают лезть к ней и учить, как правильно делать тот или иной выпад…

Чупс идёт в поход, за спиной у него походный рюкзак, в котором одно отделение битком набито леденцами, что громко шелестят при каждом шаге. Порой складывается ощущение, что кроме них и торчащего коврика, в рюкзаке и нет ничего. Но нет – на месте оттуда появляется всё необходимое. Небрежно, но компактно уложенное. Святая святых – пакет с конфетами покоится на самом дне и дожидается своей очереди. И вот он высвобождается из недр рюкзака цвета хаки и тут же скрывается в палатке – чтоб никто не видел. Делиться же придётся…

Депп едет на тренировку. Провода от наушников свисают из-под волос и скрываются в одежде. Голова чуть подрагивает в такт музыке. На лбу покоятся очки с зелёными стёклами. Глаза направлены в книгу, и зрачки быстро скачут по строкам. За спиной небольшой рюкзак с рисунком, напылённым через трафарет баллоном с краской. Нарисован человечек, который указательными пальцами тычет себе в голову. Над ним видна надпись «ДУМАЙ!»…

Погруженный в горестные мысли Анхель не заметил, как музыка за спиной умолкла. Ученики стояли за его спиной и молчали. Слова были лишними. Марла осторожно положила руку на плечо. Анхель очнулся. Но оглядываться не стал, а просто положил свою ладонь поверх ладони девушки и по-доброму сжал её. Немного улыбнулся.

– Мы про конфеты забыли. Он просил, а мы… мы… забыли. – К горлу подступал ком, глаза начало неприятно щипать. Не хотелось лить слёзы второй раз в жизни, да ещё на глазах учеников. Но, видимо, удержать это в себе не получится.

Анхель крепко сжал глаза, стараясь удержать внутри глаз предательскую влагу, а когда открыл их, по щекам таки потекли тонкие струйки. Глубоко вздохнул, дыхание сорвалось. Он закрыл глаза свободной ладонью. Подняв голову и попытавшись выровнять дыхание, Анхель замер. Вокруг царила тишина.

– Извините. – Выдавил из себя Анхель и вышел на балкон. Там его охватила морозная свежесть. С залива дул ветер, несущий мелкий колючий снежок. Сквозь быстро бегущие облака местами проглядывали звёзды. Грудь наполнилась свежим воздухом. Смахнув остановившиеся слёзы, Анхель сгрёб с перил горсть снега и приложил её к лицу. Растерев на манер освежающей маски, он ещё раз глубоко вздохнул. Стало легче.

Когда Анхель спустя двадцать минут вернулся в зал, молодёжь пела что-то грустное и душевное. Анхель присел рядом с Марлой. Та поглядела на него и понимающе кивнула, слегка улыбнувшись – он ответил ей. Остальные же сделали вид, что ничего не видели.

Анхель прислушался к песне, которая, по всей видимости, уже заканчивалась:

 
   Новый день загорится под солнцем.
   Новый день загорится без нас,
   Но мы придем, мы однажды вернёмся!
   По дорогам своим мы вернёмся домой
   В обозначенный час!..
 
 
   Мы железно не станем другими,
   В наших венах течёт РОК-Н-РОЛЛ!
   Мы уйдём навсегда молодыми,
   Уронив серый пепел на пол.
   Наша жизнь – сумасшедшее шоу,
   Наша гибель – последний салют.
   Мы уйдём, не заметив ухода,
   И за нами другие придут…
 

Где-то когда-то Анхель уже слышал эту песню. Когда-то давно, ещё в девяностые годы прошлого века. На рубеже веков она звучала несколько иначе. Сейчас она приобрела совсем иной смысл. И наверняка Шекс, запевший эту песню и перебиравший аккорды, вкладывал в слова именно нынешний смысл.

Ночь давно сдавала своё, и, скорее, было утро. Глаза начинали слипаться. Стол опустел, за вычетом тарелок и мисок с огрызками, костями и фантиками. Песни кончились. На сегодня кончились.

* * *

Ближе к полудню Анхель вышел на кухню. К своему удивлению он там наткнулся на Шекспира, который сидел за столом, всю площадь которого покрывали разные бумаги, тетради и блокноты. Сам Шекс сидел с карандашом за ухом, маркером жёлтого цвета в руке, а ещё один карандаш красного цвета он держал в зубах. На появление Анхеля он не отреагировал, ибо уши были заняты музыкой. По идее наушники придумали, чтобы музыка была слышна только тому, кто её через эти наушники слушает, но это явно не данные. То, что играло у Шекса, было отлично слышно и Анхелю. Хорошо, что плотная дверь и толстые стены не пропускали эти звуки, иначе чутко спящая Зверь давно бы провела разъяснительную беседу.

Когда же Анхель сел на свободный стул, то Шекс, чуть вздрогнув, уставился на него. Когда мгновенный испуг пропал с его лица, он вынул наушники и выключил музыку тычком пальца в экран плеера.

– Я понимаю, что ты жуткий и страшный ангел, но зачем меня-то так пугать? – Хохотнул Шекс.

– А ты не расслабляйся. Что это такое у тебя? – Анхель обвёл указательным пальцем бумаги.

– Это… Возможно ничего. Но я склоняюсь, что это расписание нашего недалёкого прошлого и скорого будущего. – Анхель сузил глаза, стараясь уловить нить его слов. Шекспир понял его взгляд. – Короче говоря: есть апокриф, один из самых популярных – Иоанна Богослова. Там говорится, что после срыва определённых печатей в мир наш снизойдут Ангелы Апокалипсиса. Если быть точным, то Война, Голод, Чума и Смерть.

– Ну. – Продолжал не понимать Анхель. – Всё это мы перебрали ещё год назад.

– Да, но тогда на нас ещё не напали Дети Войны, которые, как ни криво это будет звучать, принесли войну. А следом пришёл Аградон с легионом голодных бёвульсов. Мне одному кажется, что апокрифичные ангелы и наши напасти перекликаются? Война и Дети Войны. Голод и Бёвульсы, которые вечно голодные. – Шекспир развёл руками, выпучив глаза. – Понимаешь теперь?

– Хм… даже не знаю. Определённо, есть в этом что-то. И если поверить в эту твою догадку, то ждать нам… Чуму? – Шекспир закивал.

– Получается, что так. Хотя я, конечно, руку на отсечение давать не буду, но, чёрт возьми, уж больно похоже это на правду.

– Чума. А после Смерть – час от часу нелегче. Но Аградон же говорил, что после него только один останется, который по Закону этому мне вызов должен бросить.

– Да, тут вот не сходится. Тебе Аградон не говорил, может на тебя у них там ещё кто зуб точит?

– Он сказал, что у меня там ещё много врагов… – Сквозь зубы прошептал Анхель.

– Ну вот, может это и есть… Смерть. – Немного со скорбным лицом завершил предложение Шекс.

– Может быть. – Согласился его учитель.

Шекспир почесал затылок. Анхель сидел мрачнее тучи – прогноз, мягко говоря, неутешительный. Особенно, если учесть, какой ущерб миру принесли только Война и Голод. Притом, что последний нанёс урон гораздо больше первого. Что? И дальше по экспоненте? Нехорошо, если так.

– Я что хочу сказать ещё. Последний раз чума свирепствовала незадолго до твоего появления. Тогда же, плюс-минус, были замечены и бёвульсы. Может это как-то связано?

– И войны тогда на каждом шагу вспыхивали.

– Во-во. – С сомнением покачал головой Шекс. – Почему половина тысячелетия? Цикл? Вряд ли – я проверял, пятьсот лет до этого, конечно, воевали, да и чума случалась. Не знаю, в общем. За уши притягивать не хотелось бы.

– Если Я правильно понял этот Закон, то они сюда могут являться только тогда, когда здесь появляется тот, кто им противостоять способен – Мессия. Типа меня. Думаешь, был в то время ещё другой Мессия помимо меня?

– Да кто ж его знает? Может и был.

* * *

Та новогодняя ночь разительно отличалась от любой другой за последние полвека и даже больше. Во-первых, и сам город, и его окрестности были занесены весьма приличным слоем снега, которого в это время уже давно постольку не выпадало. Начав падать примерно через неделю после того, как внезапно появившиеся захватчики также неожиданно пропали, он не прекращался почти две недели. Тогда же ударили морозы. Погода помогала. На улицах городов тогда ещё можно было в больших количествах увидеть настоящие «свалки» трупов людей, берсерков и бёвульсов. Только благодаря резкому похолоданию в северном полушарии удалось избежать массового заражения и, как следствия, пандемии, которая выкосила бы выживших.

Южнее, конечно, в этом погода не так способствовала, но выжившие не церемонились, а просто сволакивали трупы (все, без разбора) в кучи и поджигали. Уроки, которые преподнесла природа за последние полвека, научили смирять нравы и обычаи перед лицом смерти.

Во-вторых, эта ночь была тихой. Не рвались кругом фейерверки, не кричали люди, поздравляя всех и каждого с наступившим новым годом, на улицах было пусто. Редкие кучки людей слонялись по городу и тихо разговаривали о чём-то своём. Конечно, многие накрыли столы, но тосты были в основном в память о тех, кто этот год не встретил. Почти в каждой квартире, где остались жильцы, было за кого поднять поминальную. На столах было не так уж и много еды. В магазинах, которые не разорились или попросту остались, товара было по минимуму – только необходимое, плюс то, что есть всегда, какой бы кризис не случался. А в виду резкого снижения количества покупателей недостатка в товаре не было, хотя многие сочли за благо сделать запасы.

Несмотря на всю бедственность и трагичность ситуации, голода в стране не случилось. Тяжёлые полмесяца, конечно, имели место – царил хаос и повсеместная паника. Люди не понимали, что произошло – да и сейчас не понимают, и никто не мог сказать, всё ли кончилось. Порядок удалось навести.

* * *

Тихая ночь. Лишь, медленно витая на слабом ветру, порошит снег. Чуть завывает ветер во дворах, но на высоте почти восьмидесяти метров он лишь ощущается, но совсем не слышим. Отсюда очень хорошо виден Санкт-Петербург. Он простирается до горизонта. Хотя, конечно, дальше, просто в темноте он слился с тёмным небом, и дальняя сторона города растворилась в лёгком снежном мареве и темноте.