Текст книги "Последний еврей Багдада (СИ)"

Автор книги: Макс Кратер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– Он – перс, к тому же гирканец, – тоном не терпящим возражений заявил Леон, – знаю я этих детей гор. Они все сплошь извращенцы. И вкусы у них не как у нормальных людей. Закутать нашу девчушку получше, пусть сидит тихо, как мышка. Он выберет себе бабу, мы войдем. Агнии останется только указать, куда выродок направился.

– Как не кутай, точеную фигурку не спрячешь, а она у Агнии вполне себе оформилась, – возразил Атрей.

Девушка, пунцовая от смущения, почувствовала, что вот–вот упадет в обморок. Леон почесал рыжую щетину на подбородке и скорчил озадаченную гримасу.

– Я редко когда согласен с Атреем, но тут должен признать правоту нашего пирата. Прежде чем платить за товар, принято хорошенько рассмотреть его, даже пощупать. Ферзан наверняка пройдется по рядам, чтобы прикинуть, что к чему нынче на рынке.

Атрей поморщился, но пропустил "пирата" мимо ушей. Вспылил Фаон.

– Агния – не товар! – выкрикнул он. – Не смей называть ее так.

– Да брось ты трындеть, сверчок...

Договорить Рыжий Грек не успел. Юноша схватил стоявший рядом с Агнией горшок с цветком и запустил ему прямо в голову. Леон успел увернуться. Растение пролетело мимо, и вслед за глухим ударом на пол посыпались глиняные черепки.

– Щупальца отрежу! – закричал Рыжий грек, и в руке у него сверкнуло лезвие.

– Тихо! – скомандовал Элай и ударил кулаком по столу.

Ссора прекратилась мгновенно. Леон спрятал нож, а Фаон сел на скамью. Смотрели оба друг на друга с ненавистью.

– Тропический алое – цветок долголетия, – на этот раз тихо произнес аптекарь, – везли из самой Ливии. Прекрасный мог вырасти экземпляр.

– Пусть пожует, пока не завял. Здоровее будет, – сквозь зубы зло отозвался Фаон.

– Я сейчас тебе в грызло его затолкаю! – парировал Леон.

– Я сказал – прекратить, – по–прежнему не повышая голос сказал Элай, – еще одна подобная глупая выходка, и я приму меры. Мы все здесь – друзья. Мы все здесь – свои. А чужаки и недруги – там снаружи. Помните об этом. Мне иногда начинает казаться, что вы не осознаете всю серьезность положения, в котором оказались. Оно критическое. Этот царский посланник – Ферзан – не бездарный и продажный чиновник, с которыми нам приходилось сталкиваться прежде и которыми напичкана вся эта прогнившая страна. Он умный, изобретательный и коварный. Неделю назад этот человек догадался вскрывать обычную почту, и погиб наш друг, близкий всем нам человек. По приказу царского посланника из Персии сюда доставили сокольничьих. Теперь они круглосуточно дежурят на стенах и башнях, и мы лишились надежной и быстрой связи с нашими соотечественниками. Почтовые голуби попали под запрет. Именно Ферзан придумал хитрую схему сигнализации, которая позволяла речному каравану двигаться даже ночью и которую мы с трудом разгадали. Этот же гирканец назначил награду за поимку меня и каждого из вас. Теперь весь город устроил охоту на греков, и ни один из них не может быть уверенным в том, что не находится под наблюдением какого–нибудь бездельника, жаждущего загрести легкие деньжата. Один из наших информаторов уже предал нас, и мы едва вырвались из ловушки. Засада была организована так мастерски, что даже подопечные Леона не смогли ее распознать. Чего ждать от этой персидской гадюки завтра? Мы не можем сейчас поджать хвосты и забиться в норы. Мы должны действовать, и действовать, не будучи стесненными. Добиться этого можно лишь одним способом. Этот прыткий вельможа, начальник всадников, должен умереть.

Мужчины слушали и время от времени согласно кивали. Обиды, возможно, лишь на время, но были отброшены прочь.

– Теперь о деле, – завершил выступление Элай, – как скажет Агния, так и будет. Дочь, тебе решать. Ты можешь отказаться, и мы сейчас же забудем об этом.

Девушка обвела комнату затуманенным взглядом. Сидевшие до этого к ней спиной обернулись. Все ждали ее ответа. Надо было на что–то решаться. Но она не могла произнести ни слова. Подобно тому, как только что вставший на неокрепшие ноги детеныш косули снизу вверх смотрит на застывшую перед прыжком рысь, так и Агния глядела на всех этих мужчин. Ее разум отказывался принимать решение.

Она и сама, конечно, знала об этом древнем местном обычае поклонения богине Иштар. О нем, как правило, говорили шепотом. Каждая женщина хотя бы раз в жизни должна прийти в ее храм и там отдаться первому же чужеземцу, который за нее заплатит. Большинство вавилонянок не видели в этом ничего постыдного, а некоторые даже посещали расположенное у северных ворот святилище много раз. Жрецы приветствовали подобную одержимость, так как плата поступала в храмовую казну.

Конечно, убеждал Агнию отец, ей не придется никому дарить свою девственность. Он со своими людьми не допустит этого. Но одна и та же мысль сверлила ранимое девичье сознание: "а вдруг!.. вдруг, что–то пойдет не так?!".

"Тогда, – отвечала сама себе гречанка, – придется решиться на эту жертву. Придется расстаться с мечтами о строге, эросе и мании. Отец был для нее превыше всех этих лучезарных грез".

И еще одна мысль не давала ей покоя: ведь это именно она убьет человека. Конечно, не своими руками, но без нее он остался бы жить.

– Дочь, не то, чтобы я торопил тебя. Нам нужен взвешенный ответ, но если ты уже решила, то лучше сказать об этом сейчас, – отец заботливо оторвал от ствола алоэ переломленный пополам мясистый лист, а с обнаженных корней растения сорвалось несколько комочков земли. – Нам еще предстоит обсудить детали. Без тебя, конечно.

Как птенец резвой ласточки вспрыскивает крылышками и стремглав выпрыгивает из родительского гнезда, так и Агния соскочила с подоконника и вихрем понеслась к двери. В одно мгновение отчаянная амазонка распахнула ее и бросилась на улицу.

Элай устремился за дочерью, жестом дав понять остальным, чтобы оставались на месте. Когда он выбежал наружу, трепещущий силуэт был уже далеко. Еще секунда, и он вовсе скрылся за поворотом.

Аптекарь остановился. Дочь было не догнать. Он озадаченно смотрел ей вслед, по–прежнему осторожно сжимая в пальцах хрупкое растение. Его губы беззвучно шевелились, произнося слова проклятия – то ли в свой адрес, то ли в адрес богов. Разобрать было невозможно.

Аптекарь повернул назад. Как только за ним закрылась дверь, вытянутая тень, похожая на хищную птицу, соскользнула с дома напротив и полетела вслед за девушкой.

Грудь Агнии под тонким хитоном приподнималась в такт ритмично бьющемуся сердцу. Она стояла перед запертыми воротами Иштар. В бреду безудержного бега девушка даже и не вспомнила, что на ночь город даже в мирное время превращался в неприступную крепость. Теперь попасть в то единственное место, где гречанка могла сейчас почувствовать себя защищенной – в ее рощу у ручья, было нельзя.

Животные с башенных колонн смотрели на нее угрожающе. Они, – пронеслось в голове у Агнии, – убивали без колебаний. Но она же не зверь. Пусть даже этот человек – враг ее отца, а значит – и ее враг.

В отблесках звезд змеиные жала мушрушу, казалось, нащупывают запах добычи. Их скорпионьи хвосты были занесены для укуса, а мощные лапы когтями вгрызались в камни. Агния заворожено смотрела на них. Вдруг чья–то грубая рука обхватила ее за талию.

– Шпионишь, мерзавка, – неодолимая сила оторвала ее от земли и потащила в темноту подворотни.

В нос ударил запах перегара. Девушка попыталась закричать, но широкая ладонь с твердыми, шершавыми мозолями заткнула ей рот.

– Молчи дура, не то вся стража сбежится. А так только со мной... Развлечемся. Ничего с тобой не случится.

Гречанка попыталась укусить насильника, но лишь разодрала губу. Потное грузное тело придавило ее к земле. Свободная рука стала шарить под туникой. В отчаянии гречанка напрягла все мышцы и предприняла последнюю попытку сбросить с себя напавшего. Он даже не шелохнулся. Все пропало, пронеслось в голове у девушки. И в этот момент как будто сотни импульсов пробежали по конечностям навалившейся на нее туши. Из перекошенного рта бандита прямо на нее хлынула кровь. Агния потеряла сознание.

Глава XVI. Храм Иштар

Он другу сказал: "Я сигнала жду.

Когда из города наступать

Начнут британцы, ты дай мне знать,

На Северной церкви зажги звезду, –

Одну, если сушей, а морем – две.

Генри Лонгфелло, “Скачка Поля Ревира”,

пер. М. Зенкевича

Тонкая ткань скользнула вверх, на долю секунды обнажив изящную голень. Сандалии бесшумно упали по правую сторону от ступеней. Склонив голову, Агния шагнула вперед. Голые ступни ощутили холодок каменных плит. Посетительница храма Иштар едва заметно вздрогнула и вдруг в нерешительности обхватила себя руками.

Рябой служка окинул юное создание взглядом профессионального оценщика и растянулся в довольной улыбке. Он видел ее впервые. Дарительница была исключительно привлекательна. Широкий пояс, застегнутый на две ладони выше талии, подчеркивал уже оформившуюся грудь. Судя по скромной одежде, она не принадлежала к высшему обществу, но и невольницей явно не была. Во всем ее облике – в гордо расправленных плечах, плавной поступи – читалось достоинство, обычно несвойственное рабам. Такая могла принести храму достойную жертву.

– Прошу вот сюда, – служка призывно замахал ладонями, – вижу, вы в первый раз пожаловали к нам. Какая же радость, какое же счастье! Обещаю, Царица ночи⁴⁸ не оставит ваши мольбы без ответа. Сюда, вот сюда, ко мне пододвигайтесь ближе. Вы ведь пришли, чтобы принести жертву, не так ли?

Агния кивнула.

Когда она очнулась в своем саду на скамье в беседке, сквозь густую листву было видно, как в предрассветном небе неторопливо гасли звезды. Гречанка помнила, что с ней произошло, но не знала, как оказалась здесь. Когда она попыталась подняться, то увидела на тунике следы крови. На нее напали. Но что было после? В сознании остались лишь смутные образы: чьи–то густые черные вьющиеся волосы; она как будто парила над землей, и эти кудри щекотали ее щеки; еще был запах – сладкий аромат розового масла.

На ватных ногах девушка преодолела расстояние до дома. Умылась, сменила одежду. Решила, что рассказывать отцу о случившемся ни в коем случае нельзя. Он и так, должно быть, чуть с ума не сошел в эту ночь, разыскивая ее. А еще тут такое!

В спальне стояла изящная шкатулка красного дерева. Внутри – то, о чем раньше она и мечтать не могла – роскошный косметический набор из тех, что продаются за бешеные деньги недалеко от дворца – в лавках сразу за ювелирными рядами.

Все утро Агния просидела перед серебряным зеркалом. Ресницы подвела угольной пастой из жженых финиковых косточек, брови – экстрактом из чернил каракатицы. Губы покрыла помадой, которую привозят с севера, а там, по рассказам, изготавливают из маленьких, толстых и белых снаружи червей, живущих на стеблях акаций. Думать об этом было неприятно – помада немного горчила, но чего не сделаешь ради того, чтобы выглядеть неотразимой. Чувственный рот приобрел ни с чем несравнимый цвет – ярко красный, как маки, которые цветут в самом начале лета на полянах в долине реки рядом с оливковыми рощами. Такой цвет, – обещали велеречивые торговцы, рекламируя свой товар, – способен выжечь мужские глаза. В завершение – последний писк моды – покрыла соски золотым порошком. Теперь ее природная красота, искусно дополненная и тонко подчеркнутая, стала просто ослепительной.

Вот и служка, мало что кастрат, а пялился на нее по–настоящему, по–мужски.

– Сейчас мы все оформим, – пропел он, – во избежание недоразумений я должен задать вам несколько вопросов. Поверьте, это не займет много времени. Вы свободны распоряжаться собой? Не обременены ли долгами или обязательствами, которые могли бы помешать принести вам жертву?

– Да, я свободна, – тихо произнесла девушка.

"Стеснительна, свежа, чувственна! – в предвкушении немалых барышей служитель храма перечислял в уме достоинства девушки, – вот повезло, так повезло, не каждый день ведь такая удача выпадает".

– Изумительно, великолепно! – провизжал он вслух, и его лицо еще больше расплылось в улыбке.

"Гречанка! Такая редкость. И какие изумительные глаза. А ресницы, а брови! Такой взгляд сведет с ума. А зубки! Даже свежая слоновая кость из дальних стран, та, что дороже серебра по весу, не сравнится с ними белизной!"

– Вот здесь – на двух табличках в двух экземплярах договор, который вы должны заключить с храмом, а в его лице и с самой сестрой великого Мардука⁴⁹. Первая часть – самая обычная, вы можете ее прочитать, или я вам вкратце расскажу, если вы неграмотны. Там говорится, что вы приносите в дар храму и описывается, в какой форме.

Кастрат сделал недвусмысленное ударение на слове "что".

– Здесь, в первой части, нужно проставить лишь две цифры, – продолжил он, – обе они описывают размеры вашей щедрости. Первая означает собственно количество пожертвований за один раз, а вторая предусмотрена на тот случай, если дары будут совершаться регулярно, то есть не только сегодня. Так что мы здесь запишем.

Девушка покраснела и бросила взгляд на прямоугольные пластины мягкой глины с выдавленными на них углублениями. Служка кокетливо провел по ним смоченной в воде кисточкой.

– Если я правильно поняла, то первая цифра означает, сколько раз я готова заняться любовью с мужчинами за сегодняшний день, а вторая, сколько дней я намерена провести при храме, – уточнила Агния.

– Ну, не обязательно с мужчинами, среди наших посетителей встречаются и богатые госпожи, уставшие от грубого общества своих чрезмерно воинственных и властных мужей, – вкрадчиво произнес рябой, – а в целом, да, вы меня отлично поняли. Если место первой отметки оставить пустым, то это значит, что вы проведете под покровительством Богини любви и власти⁵⁰ время до завтрашнего дня, который у нас по заведенному обычаю наступает с появлением утренней звезды. Случается такое, что некоторые особо истовые и благочестивые дарительницы просиживают у бассейна и не один день, пока им не представится возможность умилостивить богиню. Но вам, с вашей красотой, это не грозит. Вторую графу надо обязательно заполнить, поставив, по меньшей мере, цифру "1".

– Тогда так и поступим. Оставьте первую графу пустой, во второй пусть будет единица, – лицо девушки еще сильнее залилось краской.

Служка палочкой быстро нанес необходимые отметки и пододвинул таблички Агнии. Она сняла с шеи шнурок с печатью и решительно прижала его к мягкой, податливой глине. Лучше бы она не знала законы Вавилона, согласно которым использование чужой или поддельной печати каралось отрубанием руки.

Служитель развернул табличку и стал внимательно разглядывать отпечаток. Как уверял Агнию отец, в храме не станут сразу проверять подлинность оттиска, так как речь не шла о крупной сделке, требующей, к примеру, отсрочки оплаты за поставленный товар. В конце концов, девушка ничего не покупала в кредит и не брала в залог, она всего лишь продавала себя. Поэтому можно было не беспокоиться. Конечно, потом уже, когда дело будет сделано, выяснится что никакой Елены из Эфеса в Вавилоне нет, а мастер Критон, живущий у южных ворот, то есть в противоположной от храма стороне, такой печати никогда не вырезал. Но это уже не будет иметь никакого значения.

– Восхитительно! – взвыл тоненьким голоском кастрат. – Можно считать, что дело сделано. Осталось только выбрать сумму, в которую мы оценим ваш дар и способы, которыми он будет принесен. Со своей стороны, прелестница, предлагаю вам не мелочиться. Пусть будет, скажем, четверть сикла⁵¹!

– Я, право, не разбираюсь в ценах, не слишком ли это много? – удивилась Агния.

Только сейчас она поняла, что ничего не знала о храмовых расценках, а отец, когда обсуждал с ней детали операции, даже не упомянул об этом. Хорошего, выносливого и еще не старого раба можно было купить за полтора сикла серебра, а за два с четвертью – молодую рабыню без внешних изъянов. Но тут она сообразила, что предложение назначить столь высокую цену только играет ей на руку. Неизвестно еще, как все сложится. Не продлится ли эта игра в блудницу дольше, чем запланировано. Тогда четверть сикла может оградить ее от встречи с похотливыми, но бедными извращенцами.

– Поверьте моему опыту, покупатели обязательно найдутся, – утешил евнух, – когда рядом такие женщины, как вы, даже я сожалею, что по воле богов лишился охрисов, иначе обязательно насладился бы такой орхидеей.

Полумужчина вздохнул, и по его изрытому оспинами лицу пробежала тень сожаления.

– И наконец–то мы добрались до самого последнего пункта. Осталось только выбрать способы, которыми вы будете доставлять удовольствие во имя Яростной львицы⁵². У центрального входа в святилище, – служка показал в сторону портала с колоннами, – продаются вот такие жетоны. Их, как не сложно догадаться, три разных вида: традиционный, чувственный и для поклонников двух, так сказать, задних полушарий.

Агния заставила себя взглянуть на бронзовые кружки размером с крупную монету. Изображения, отчеканенные на них, были такими же незамысловатыми и такими же недвусмысленными, как и та бесстыжая, начертанная углем мазня, что нередко встречается на стенах домов в городе. Отец рассказывал, что прошлым летом власти даже выделили деньги и наняли людей, в обязанности которых входило смывать пошлые рисунки. За порчу стен был назначен штраф, но борьба с "настенной живописью" закончилась полным поражением тех, кто ее инициировал.

– Вряд ли вас заинтересует чисто деловая сторона этого вопроса, – вторгся в ее размышления голос кастрата, – платить не вам, но отмечу, что при храме установлена система скидок, и третий жетон идет бесплатным приложением к двум уже купленным. Многие охотно пользуются таким выгодным предложением.

В речи служки зазвучали нотки заправского рыночного торгаша, предлагающего покупателю две меры овса по цене трех.

– Так что советую вам выбрать все три способа. Или у вас есть какие–то предубеждения?

– Да есть. Пусть все будет традиционно.

– Как скажете! Как скажете! Идемте за мной.

Внутреннее убранство храма больше походило на покои богатого царедворца. По кругу огромного зала шли массивные колонны из темно–красного, почти пурпурного порфира. Редчайший камень, привезенный из Египта, был отполирован до блеска. Пол устилали плотно подогнанные друг к другу плиты из анатолийского фиолетового мрамора. Свет падал на них через отверстие в куполе. Вдоль стен стояли вазы с тропическими растениями. Все тонуло в цветущей зелени. В центре возвышалась статуя самой богини: одна рука на гриве льва у ее ног, в другой, ладонью повернутой вверх – черный переливающийся обсидиановый шар.

Иштар стояла на небольшом возвышении в центре круглого, заполненного водой бассейна. Струи фонтана омывали постамент. Дважды в год в храме устраивали грандиозные жертвоприношения. Животных – огромных бактрианов⁵³, быков, коз, баранов закалывали на специальной площадке перед богиней. Кровь стекала вниз, а затем начинала бить вместо воды, окрашивая в красный цвет и лапы льва, и ноги его повелительницы. За спиной Иштар начинался каскад искусственных водоемов, идущих до самой реки. Жертвоприношение считали достаточным, если в алый цвет окрашивались все бассейны, и вода в них становилась неотличимой по цвету от цвета крови.

По обе стороны от цепочки бассейнов был разбит красивейший сад. То тут, то там возвышались уютные, увитые плющом беседки и просторные шатры.

Один из величайших храмов Вавилона был также и одним из самых успешных предприятий империи. Его богатству завидовали многие.

– Нам вон туда, – евнух потянул Агнюю за локоть по направлению к реке.

Вдоль всего каскада с обеих сторон сидели женщины самых разных возрастов. Кастрат подвел ее к свободному месту и приблизив свои тонкие кривые губы к самому уху девушки, зашептал последние наставления. Волосы надо будет повязать белой лентой. Ее заплативший за гречанку клиент вернет потом служке, а она сможет отправиться домой с чувством выполненного долга.

Наконец, он ушел. Агния обхватила руками колени и сжалась в комок. С этого места ей был прекрасно виден и выход из храма в сад, и даже статуя Иштар. Как долго продлится это мучительное ожидание? Ей надо всего–то дождаться, когда появится Ферзан. Неприятную внешность этого человека ей подробно описали – ни с кем не спутаешь. Когда он придет и выберет себе женщину, то направится с ней по одной из многочисленных дорожек, ведущих от бассейнов вглубь сада. Затем войдет отец со своими людьми, а она покажет, куда им идти. Задержки быть не должно. Жетоны греками куплены заранее. Главное, чтобы царский посланник не остановил свой выбор на ней. Тогда – все пропало.

Поначалу другие женщины с интересом разглядывали новенькую, но очень быстро им это наскучило, и пялиться на Агнию перестали. Она же, напротив, глядела на немыслимую прежде для нее обстановку широко открытыми глазами.

И надо же было этим глазам встретиться с другими – оливково–зелеными, невероятно привлекательными, манящими и одновременно мужественными. Обладатель чарующего взгляда стоял прямо у выхода из храма в сад и пристально смотрел на гречанку. Широкие плечи под фисташковым плащом, черные вьющиеся волосы, высокий лоб, прямой нос, чуть выдающийся вперед подбородок.

Аполлон, – пронеслось в голове у Агнии, – и как заслонил собою Иштар. Богиня, прежде вводящая в почти религиозный экстаз, на его фоне сразу поблекла.

Незнакомец разглядывал девушку всего лишь несколько секунд. Но за это время на его лице успели смениться выражения самых разных чувств – восхищение, страсть, возмущение, ужас. Твердой поступью красавец направился прямо к Агнии. Подойдя, протянул руку. Только тогда она смогла отвести взгляд от его лица. Посмотрела на ладонь. В ней лежал жетон.

Глава XVII. Валентинка

Багдад, 10 апреля 2003 года,

4 часа 15 минут

Того гляди, что из озерных дыр

да и вообще – через любую лужу

сюда полезет посторонний мир.

Иль этот уползет наружу.

Иосиф Бродский, «Сумев отгородиться от людей...»

– Где ты шатался!? – сквозь падающий из коридора свет Дэвид разглядел сидящую на нем Элиз, – в каком прокуренном портовом кабаке тебя научили таким манерам: бросать женщину сразу после секса, оставив лишь какие–то каракули, которые толком ничего не объясняют!

– Ты предпочла бы, чтобы я сбежал до того, как заняться с тобой любовью? – улыбнулся репортер.

Он притянул к себе девушку и захлопнул ногой дверь.

– Я волновалась, – совершенно другим тоном, в котором не было ни намека на агрессию, произнесла Элиз и всем телом прижалась к Дэвиду.

Когда с любовными ласками было покончено, молодой человек оделся и вышел из номера. В парке на набережной было безлюдно. От реки поднимался туман. Его клубы медленно пожирали тускло горящие фонари, мощеные дорожки, разбросанные тут и там в кажущемся беспорядке пальмы.

Утренняя прохлада бодрила. Элиз уснула в его кровати, а ему было не до сна. Столько всего произошло за последние сутки. Надо было как–то структурировать информацию, попытаться выделить главное, отбросить второстепенное и решить, в каком направлении двигаться дальше.

Совершенно очевидно, что ключевой фигурой во всем происходящем, был седой незнакомец из машины. Но кто он, и главное – где его искать? Теперь Дэвид был почти уверен, что видел этого человека раньше. Он помнил это лицо.

Стена тумана вскипела и из нее, разбрасывая в стороны белые клочья, выбежал невысокий, коренастый брюнет в майке, шортах чуть выше колен и спортивных ботинках. Месье Шарль Левандо – корреспондент французского телеканала "TV–V" был известной персоной в пестром журналистском пуле, перемещавшемся из одной горячей точки мира в другую. Во–первых, он всегда бегал. Дважды в день. В любом месте, куда бы его не забрасывала журналистская судьба. Во–вторых, он был патологически, до безрассудства бесстрашен. Едва Левандо появился здесь, в Багдаде, вместе со своей группой, как коллеги поведали Дэвиду целую серию историй о нем.

Рассказывали, например, как во время командировки на российский Северный Кавказ его группа забралась высоко в горы на одну из пограничных застав. Закончить работу вовремя не успели, колонна бронетехники, с которой они прибыли, отправилась в долину без них. Группе предстояло заночевать вместе с пограничниками. Их расположение почти круглосуточно обстреливал снайпер, и уничтожить его все никак не могли.

Левандо произвел переполох, когда выбежал за пределы части и на глазах у изумленных солдат устроил пробежку вдоль минного поля. Прятавшийся где–то в лесу боевик успел сделать два выстрела. Но оба раза промахнулся. Юркий француз не пострадал.

Начальник заставы – капитан, изрядно потрепанный тяготами войны и неумеренным потреблением спиртосодержащих жидкостей, орал так, что сотрясался тент его командирской палатки и звенели стволы артиллерийских орудий.

На следующее утро ситуация повторилась. Едва стало светать, репортер прошмыгнул мимо сонного постового и убежал. Капитан хотел было объявить тревогу, но тяпнув рюмку, решил поступить иначе. Оператор француза наизусть запомнил произнесенную им почти стихотворную абракадабру– "Nazhivtsa–tak–nazhivtsa".

До леса Левандо пробежал без происшествий. Снайпер выстрелил, когда сделавший круг корреспондент вновь показался на опушке. Застава к тому моменту была уже наготове. По месту, где заметили вспышку, ударили из всех орудий, что были в распоряжении пограничников. Бегун, разинув от восторга рот, наблюдал за тем, как стволы деревьев крошатся в мелкие щепки. В считанные секунды пограничники проделали в чаще новую просеку. За тем, что осталось от снайпера ночью сходила группа разведчиков...

– Salut! – Шарль издалека помахал Дэвиду рукой и затрусил в сторону развернутой неподалеку ПТС–ки телеканала "TV–V".

Задние двери фургона были распахнуты, а тарелка на крыше, как и положено, направлена на юг. Рядом возились коллеги Левандо – его техник и оператор. Эта передвижная телевизионная станция прибыла в Багдад своим ходом с первыми союзническими танками. Она позволяла почти мгновенно передать отснятый материал через спутник в любую точку мира или выйти с последними новостями в прямой эфир.

Дэвид подошел к фургону. Внутри находилась аппаратура для монтажа – маленький телецентр на колесах. Оператор Шарля собирал отснятый материал. Его пальцы быстро скользили по кнопкам и вращали шаттл. На записанные заранее слова корреспондента накладывались видеокадры.

– Слышали о взрыве на рынке позавчера? – спросил Левандо у Дэвида.

– Это где погибли 20 человек? – отозвался Дэвид.

– Двадцать два. Американская бомба. Якобы промахнулись. Мы копнули эту историю. Целью был бункер одной из саддамовских спецслужб, который находится через дорогу. Так вот – он целехонький до сих пор.

– Может, опять напутали с картами, – предположил Дэвид, – как тогда в Белграде с китайским посольством⁵⁴.

– А вот и ничего подобного! Мои источники утверждают, что иракцы намеренно ставили радио–помехи. Может получиться un reportage très intéressant – очень интересный репортаж!

Левандо скорчил довольную гримасу.

Долгое пребывание в горячих точках делает журналистов циниками, – подумал Дэвид и мельком взглянул на мониторы. На левом изображение ускоренно двигалось: архивная съемка еще довоенного Багдада, по улице мимо шлагбаума проезжают белые внедорожники, на бортах крупные буквы "UN". На репортера снизошло озарение. Он вспомнил, где видел раньше седого европейца.

По–приятельски хлопнув Шарля по плечу, юноша бросился к стоянке такси.

В здание багдадского телецентра по журналистскому удостоверению его пустили незамедлительно. Из его аппаратных транслировали теле–сигнал для местных телезрителей. Кроме того при прежних властях отсюда в другие страны перегонялись все материалы зарубежных телекомпаний.

От бомбардировок комплекс почти не пострадал. Несколько выбитых стекол – не в счет. Точечным ударом была уничтожена лишь телевизионная вышка по соседству. После этого эфирное вещание саддамовского ТВ прекратилось.

Дэвиду был нужен архивный отдел на четвертом этаже. На уходящих за горизонт полках в пластиковых коробках здесь хранились все материалы, которые когда–либо снимали местные корреспонденты. Отдельное помещение было отведено под записи, которые иностранные репортеры передавали в свои страны. Никакой предварительной цензуре эти репортажи не подвергались, так как авторитарный режим всячески старался задобрить зарубежную прессу, но все они так или иначе просматривались местными спецслужбами.

В это сложно было поверить, но буквально за сутки Ирак превратился из одной из самых закрытых в информационном плане стран в одну из самых свободных. За пару фунтов теперь можно было получить доступ к чему угодно. Пожилой работник видеотеки порылся у себя в компьютере, распечатал длинное полотно с тайм–кодами и исчез в чреве хранилища. Вернулся он с горой коробок.

Дэвиду повезло. Нужные ему кадры нашлись при просмотре пятой по счету кассеты: в выезжающем из багдадской штаб–квартиры ООН внедорожнике сидел седой европеец. Его квадратный подбородок был чисто выбрит, но не было никаких сомнений, что это именно тот человек, которого репортер видел в машине возле музея. Журналист промотал запись чуть дальше: вот он в окружении своих коллег идет по какому–то производственному цеху – стройный, высокий, широкоплечий. Незнакомец снял очки: светло–голубые, как у лайки, почти прозрачные глаза, маленькие черные зрачки. Скандинав, может быть немец. Потомок викингов – сильный, коварный и должно быть неглупый.

Дэвид распечатал фотографию. Еще через минуту ее копия с написанной от руки просьбой найти все, что есть в открытых источниках об этом человеке, медленно выползала из факсимильного аппарата на шестом этаже редакции – здания из стекла и бетона в одном из районов Лондона.

История тянула на сенсацию. Один из международных наблюдателей, работавших в стране перед началом войны под эгидой ООН, использовал служебное положение в личных, преступных целях. Ведь кто такие были ооновские наблюдатели? Это несколько десятков, а в отдельные годы – и сотен человек, которые совершали инспекционные поездки, пользуясь неограниченными полномочиями. Мандат давал им право совать свой нос, куда угодно. Достаточно было лишь за пару часов уведомить власти о том, в каком направлении они едут. Никто не мог им помешать. Миссия искала оружие массового поражения. Иракский режим утверждал, что его у него нет. Обратное доказано не было, но война началась именно под предлогом уничтожения этих, так пока и не найденных арсеналов.

На выходе из телецентра Дэвида окликнули. Фарух сидел в своем "Форде" на противоположной стороне улицы.

– Дожидаешься клиентов? Здесь, в такую рань? – спросил журналист, садясь в машину.