Текст книги "Последний еврей Багдада (СИ)"
Автор книги: Макс Кратер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
Элай как раз обдумывал, какие еще уточняющие вопросы следовало задать Воске, как вдруг его размышления были прерваны божественным звуком. Звонкий и одновременно невероятно глубокий он лился, многократно отражаясь от каменных стен и сводов, дрожа и пульсируя подобно журчанию полноводного весеннего ручья. Грек оцепенел. Сопротивляться чарующей мелодии не было никаких сил. Его воля была парализована.
Наверное, именно так пели сирены, заманивая корабли на камни. Тем удивительнее было то, что никто другой, похоже, не замечал в происходящем ничего сверхъестественного. Торговцы и ремесленники, горожане и сельские жители, оборванцы и щегольски разодетые богачи продолжали, как ни в чем не бывало, заниматься своими делами, не видя, что здесь, на площади происходит нечто, к чему, вне всяких сомнений, приложили свою руку боги.
Элай завертел головой в поисках поющей и увидел ее на противоположной стороне улицы. Это была та самая египтянка, которая убитая горем приходила к управляющему Эгиби умолять о помощи в поисках дочери.
Сейчас она стояла, прижавшись спиной к стене, высокая, стройная и по–прежнему гордая. Изрядно выцветший плащ траурного, голубого цвета был перехвачен под изящно очерченной грудью широким поясом и едва заметно расширялся на бедрах. Мимо брели прохожие, но египтянка смотрела поверх их голов и, казалось, совсем не замечала людей.
Из оцепенения Элай был выведен совершенно неожиданным образом. Двое неприметных мужчин, сидевших позади него и изображавших подвыпивших ремесленников, поднялись и неспешно приблизились к греку. Один запустил пятерню в шевелюру эллина и с силой потянул его голову назад. Другой руками обхватил предплечья. Фаон попытался прийти на помощь начальнику, но тотчас же получил увесистый тычок локтем в нос и, опрокинув лавку, полетел на плиты.
Слева и справа уже бежали. Внешне такие же неприметные, как и те двое, что напали на Элая. Воска вскочил с места и разинул рот. Клок пивной пены медленно сползал из уголка его губ к подбородку.
Ситуация казалась безнадежной. Еще несколько секунд и до эллинов добегут, по меньшей мере, пять человек: трое – слева, еще двое – справа. Тогда результат схватки будет предрешен.
В этот самый момент раздался разудалый разбойничий свист. Он мог одновременно означать и сигнал бедствии, и сигнал тревоги. Свистел Рыжий Грек, который находился на противоположной стороне площади, как раз напротив Элая и примерно посередине между двумя группами бегущих.
Как только сигнал прозвучал, произошло невероятное. Площадь с одной стороны продолжала жить и двигаться в привычном для нее ритме, но одновременно пришли в движение некие скрытые прежде от посторонних глаз рычаги. Разжались невидимые до этого пружины. Завертелись винтики огромного, незаметного ранее механизма. Люди Рыжего Грека, растворенные в пестрящей толпе, цепкие, смекалистые, прыткие, но безликие, трущиеся то тут, то там, везде и в то же время нигде, разом вынырнули из ниоткуда, откликнулись на знакомый только им призыв. Казалось, сама площадь встала на защиту Элая и Фаона.
Тем троим, что бежали слева, вылетела наперерез рванувшая вдруг с места телега. Из опрокинувшихся и разлетевшихся вдребезги бочек хлынула под ноги серая скользкая жижа. Вся троица растянулась на плитах. Сверху на нее рухнул навес, из под которого тут же раздались проклятия. Попавшие в ловушку задорно затрепыхалась под намокшей и отяжелевшей тканью.
Двое справа продолжали с трудом преодолевать внезапно выраставшие на их пути препятствия: нищий, с протянутой рукой, схватившийся вдруг за полу одежды; старьевщик, бросившийся на грудь и сующий под самый нос какой–то хлам; прислужник с горшком дымящегося жаркого, вздумавший от чего–то мечтательно замереть в самом центре узкого прохода. А закончилось все совсем нехорошо. Один из сидевших на корточках блаженных, ведущий свой полубезумный диалог с чем–то потусторонним, внезапно забился в падучей. Вокруг сразу образовалось плотное кольцо сочувствующих и зевак. Рвущаяся к грекам пара попыталась растолкать людей, но понимания это не встретило. Явно назревал конфликт, грозящий перерасти в драку.
Элай сделал глубокий вдох и изо всех сил оттолкнулся ногами. Двое навалившихся сзади отпрянули, но цепких объятий не разжали. Столешница, сорвалась с места и, совершив переворот в воздухе, с грохотом повалились на землю.
Рыжий грек тем временем, ловко лавируя между препятствиями, преодолел почти все отделявшее его от начальника расстояние, выхватил длинный черный кнут и мощным ударом огрел одного из противников. Упругая четыреххвостка из воловьих жил с вплетенными в них отточенными бараньими костяшками, в три удара ломавшая позвоночник, и на этот раз произвела нужный эффект. Один из двух напавших на Элая, откинулся назад и заревел от боли. Со вторым аптекарь справился сам. Через пару секунд оба лежали на земле. Фаон к тому времени пришел в себя, смог подняться на ноги, и всем своим видом старался показать, что неприятный конфуз с ним – лишь случайность, он готов исправиться и оказать самое ожесточенное сопротивление.
В этот момент серьезное движение началось в дальнем конце площади. Около десятка городских патрульных стали бодро размахивать палками, рассыпая удары направо и налево. Они действовали настолько решительно, что всем сразу стало ясно: появились представители власти и вскоре порядок будет неминуемо восстановлен, а возмутители спокойствия наказаны.
Греки осмотрелись. Все пути к отступлению по земле были отрезаны.
– Быстро! – крикнул Элай, показав большим пальцем на второй этаж ближайшего здания.
Фаон, поняв, о чем речь, коротко разбежался, вскочил на стол, стоявший ближе всего к стене, и прыгнул. Он зацепился за торчавший на высоте в два человеческих роста деревянный крюк и ловко подтянулся к оконному проему. Оттуда уже можно было залезть на крышу. Элай последовал за товарищем.
Рыжий Грек еще раз оглядел место стычки. Воска сидел, зажмурив глаза и прикрыв руками уши. Леон коротко замахнулся кнутом и одним лишь кончиком чиркнул по руке плотника, оставив на ней кровавый след. Тот вскрикнул и подскочил на месте. Второй замах заставил эластичные концы плетки плотно обвиться вокруг шеи предателя. Главарь бандитов быстро вскарабкался наверх, рывком подтянул к себе тело Воски и приподнял его над землей. Другой конец кнута он обмотал вокруг крюка.
Дергался обреченный довольно долго, но во всеобщей неразберихе прийти на помощь ему было некому. Когда площадь очистили, и на месте появился Ферзан, он уже затих. Стража из местных, повинуясь собственному начальнику, разбежалась по соседним переулкам. Но ясно было, что греков уже не настичь.
Командир бессмертных огляделся: перевернутые столешницы, разбросанные по земле остатки еды, расколоченные кувшины... Подчиненные, зная свирепый начальственный нрав, в глаза старались не смотреть. Один сидел на лавке, держась за рассеченное плечо. Рядом второй потирал разбитый нос. Из оставшихся пятерых, у двоих были изрядно разукрашены лица и порвана одежда, а трое, хотя и не пострадали, но источали настолько тошнотворную вонь, что, пожалуй, единственные из всех вызывали некое сочувствие.
Ферзан не понимал, как греки смогли улизнуть. Место, где доносчику назначили встречу, заранее подготовили. Всего разместили три группы захвата. Ночью разукрасили мелом одну из стен. Еще похабную надпись, издевательскую по отношению к местному сатрапу, пририсовали. Ее закрашивала первая группа. На другом конце площади разобрали часть плит. Там под видом рабочих работала вторая. Третья же сидела за столами, прикинувшись пьяными. Семь лучших агентов! Специально привезены из Персеполя40. Ни один из них вавилонской шушере неизвестен, и каждый при этом стоит троих. Более чем достаточно, чтобы арестовать парочку негодяев. И вот ведь как все повернулось!
Поначалу–то повезло. На встречу пришел не один, а двое. По внешнему виду ясно, что эллины. Старший – один в один тот самый прохвост, которого царский посланник видел на ночном сборище. Агенты правильно сообразили, что брать нужно в первую очередь именно его. Юнец представлял меньший интерес, да и сопротивления, в итоге, почти не оказал. Но на месте оказался еще и третий, который в общем–то и спутал все карты. Если бы остальные подбежали сразу, то все бы могло пойти иначе.
А что теперь? Осведомитель убит. Греки сбежали. А еще эта женщина, которая пела. Не было ли это тайным знаком, предупреждающим об опасности? Когда завертелась вся эта кутерьма, она сбежала. Поди, разыщи ее теперь в полумиллионном Вавилоне. Как же он ненавидел этот город!
Подошел Макута. Встал рядом, склонил голову в ожидании распоряжений.
– Возвращаемся к первоначальному плану, – произнес царский посланник, – и постарайся на этот раз не облажаться, иначе ответишь разом за все.
Ферзан не знал этого, но те, кого он так истово стремился поймать, в тот момент, когда царский чиновник разглядывал место побоища, находились совсем недалеко от него. Перемещаться по плоским крышам не составляло никакого труда, но Элай решил, что разумнее на них же и переждать шумиху. Со стороны площади Живота еще какое–то время раздавались крики. Кто–то командным голосом отдавал приказы об организации погони. Трое греков сидели, прижавшись спинами к шершавой стене. Исполнительные, но бестолковые преследователи, громко стуча деревянными сандалиями, пробежали мимо.
– Почему не предупредил? – коротко спросил Элай Рыжего Грека, когда опасность миновала.
– Это я–то не предупредил!? Да я сигнализировал, как только мог. Сначала за ухом тер, как чесоточный, затем башкой мотал, так что люди даже оборачиваться стали! А когда эти двое к тебе сзади бросились, я свистел. Ты вообще был в отключке.
– Да? – встряхнул головой Элай, как бы отгоняя все еще преследовавшее его наваждение, – я немного отвлекся.
– Немного?! Ты пялился на эту поющую бабу, а на меня даже ни разу не взглянул. Нас чуть не сцапали!
– Просто задумался.
– Раньше с тобой такого не случалось. Если тебе нужна эта девка – так и скажи. Я прикажу, ее доставят в лучшем виде. Но так подставляться из–за какой–то дуры я не собираюсь.
– Не смей так ее называть, – Элай схватил Леона за испачканный гимантий.
– О! Что я слышу. Уж не влюбился ли ты? Самое время!
– Просто она красиво пела, – произнес аптекарь, отпуская край одежды.
– Ну да. Собирала пожертвование своим богам, – ухмыльнулся Леон, – надеется, наверное, что они помогут вернуть пропавшую дочурку.
– А Воску зачем? – спросил, видимо, начавший постепенно приходить в себя Элай. По крайней мере, этот вопрос показался Рыжему Греку первым осмысленным из тех, что задал начальник.
– Так он и предал, – отозвался Леон. – Когда колотил кружкой по столу, это был сигнал, что нужные люди за столом рядом с ним. Облаву устроили мастерски. И не местные это были вовсе. Приезжие. Местных мои бы люди опознали.
– Когда ты догадался, что это ловушка? – спросил Рыжего Грека начальник.
– Да прямо перед тем, как они накинулись. До прихода Воски, мои люди все осмотрели. На одном конце двое оттирали нарисованные ночью фаллосы. Не сказать, что медленно работали, но без особого энтузиазма. На другом – эта троица заделывала дыру в дороге. Никто подозрений не вызвал. Даже те, что рядом с вами сидели. Когда Воска постучал по столу, эта парочка начала переглядываться с другими. Несколько кивков, и все понятно стало.
– Значит, Воска мог лгать, и теперь мы по–прежнему не знаем ничего ни о выступлении войск, ни о сроках отправки слонов. Надо начинать все заново. Ты, Фаон, отправляйся в квартал к кожевенникам, потрись там – дескать собираешься заказать бурдюки и интересуешься ценами. Затем также выясни про фураж и остальное. Проверь все. На тебе, Леон, сбор всей информации о египтянке. И без возражений!
Рыжий Грек недовольно скривился.
– Ты считаешь, – продолжил Элай, – что сигнал подал Воска, когда стучал по столешнице. Возможно, так оно и было. Я же не исключаю, что сигналом к нападению могла стать песня этой женщины. Она уже не первый раз оказывается рядом со мной в самые ответственные моменты. Надо перестраховаться. Ее не трогать. Просто аккуратно выяснить все, что известно о ней самой и о ее пропавшей дочери. Где живет, с кем встречается и так далее. Не мне тебя учить. Я займусь тем ловкачом, что нам противостоит.
– И как ты выяснишь, кто он? – спросил Фаон.
– Думаешь, только на нас работают предатели?
Глава XIV. Уши царя
Оракула внятна вам речь? –
Возьмите ж свой победный меч –
Как узел гордиев то слово им рассечь.
Перси Биши Шелли, «Ода свободе»,
пер. В. Меркурьевой
Дощатая дверь по ту сторону занавески захлопнулась. Точно такую же, расположенную зеркально, Элай запер, как только вошел. Глухо стукнула задвижка, и теперь в помещении их было двое.
– Сегодняшняя облава на площади, – сразу спросил грек о главном, когда под таинственным посетителем скрипнул топчан, – там были люди Ферзана. Почему ты не сообщил заранее?
– Как же, как же, – отозвался шипящий голос из–за полотняной перегородки, – змея едва не проглотила лягушку.
– Ты пытаешься оскорбить меня!? – вспылил обычно сдержанный Элай.
– И в мыслях не было. Ты просто не знаешь о том, что приближенные за глаза зовут Ферзана щитомордником. Из–за формы его носа, а также за хитрость, изворотливость и умение быстро пожирать врагов. А вас, эллинов, он сам как–то назвал лягушками. Якобы вычитал в одной из книг, написанных вашими мудрецами, что греки расселились по берегам морей, как лягушки вдоль границ болота41. Не думал, что сравнение с ними покажется тебе обидным.
– Да ты, я погляжу, философ.
– Подглядывать не надо. Мы же договаривались.
Тень, которую отбрасывал говоривший на перегородку, двинула головой. Агента звали Пепе. По взаимной договоренности аптекарь не мог зайти на соседнюю половину. Осведомитель требовал для себя полной анонимности. Встреча второй раз проходила в помещениях при в Оракуле Геи42 – огромном подземном лабиринте, построенном в самом сердце города на пожертвования греческой общины. Здесь часто назначали свидания, в том числе и любовные. При этом легко было сохранить их в тайне. Несколько отдельных входов вели в сеть коридоров, а они – в отдельные помещения, подобные тому, в котором находились Элай и Пепе.
Посетители часто кутались в одежды, так что лиц было не видно. Да и те, кто содержал этот полу–храм – полу–постоялый двор к этому никогда не стремились. В конце концов, намного больший доход приносила именно сдача номеров, чем плата за предсказания Оракула. В лучшем случае, служащие могли догадаться о том, встречаются ли мужчина и женщина или двое мужчин. Последнее, впрочем, тоже было делом обычным.
– Не называй меня больше так, – произнес Элай, – и ты не ответил на вопрос.
– О чем ты хотел, чтобы я тебе заранее сообщил? О том, что готовится арест разбойника–грека? Кто же знал, что это твой человек? Растяпа–плотник описал какого–то молокососа, а мне он не платит. Мне платишь ты.
– Ферзан – расскажи мне все, что знаешь о нем, – потребовал грек.
– Все о человеке знают лишь боги. Он из Гиркании – страны волков, но родители – чистокровные персы. Отец – простой рыбак. Но сына отдал учиться. Говорят, у него – острый ум. Именно благодаря этому, его призвали ко двору Дария. Точнее, тогда этого трусливого человека звали еще Кодоманом. Ты же знаешь, он был сатрапом Армении. Вместе с ним Ферзан оказался в столице. Однажды он оказал царю неоценимую услугу и стал одним из его доверенных лиц. Дарий – слабый политик, но раньше окружал себя талантливыми придворными. В этом была его сила.
– Почему раньше?
– Люди меняются. А на троне – меняются очень быстро.
– Он прибыл сюда с тысячей бессмертных, – уточнил Элай, – и он – их командир. Его возможно подкупить или запугать?
– Чтобы подкупить, у тебя не хватит денег, а что касается страха... – Пепе сделал паузу. – Я расскажу тебе одну историю. Это было зимой. Ферзан возвращался из Бактрии43, где занимался тем, что по приказу Дария устранял одного продажного сатрапа и сажал на его место Бесса. Так получилось, что гирканец с небольшим отрядом отстал от основных частей. Места, по которым они проходили, мало назвать дикими. Непокорные племена, живущие там, столетиями терроризируют соседей. И нет на них никакой управы. Ферзан попал в западню, вынужден был сменить маршрут, пробиваться через заснеженные перевалы. В дороге начали пропадать люди. На лагерь враг не нападал. Невидимый, он одновременно присутствовал повсюду, день за днем, ночь за ночью нанося персам урон.
Их оставалось сотни полторы: измученные долгой дорогой солдаты и дюжина бессмертных – все сплошь из знатных семей. Аристократы. Во время одной из ночевок в горах похолодало так, что не было сил разжать скулы. И никаких дров. Голые скалы и камни, за которыми то и дело мелькали чьи–то тени: то ли дикие звери, то ли вражеские лазутчики.
Ферзан решил отправить людей на поиски нефти. В тех краях – это вообще единственное топливо. В долинах горючая жидкость бьет прямо из–под земли. Когда встал вопрос о том, кому совершать безнадежную вылазку, гирканец назначил лишь бессмертных.
– Простолюдин послал на верную смерть своих знатных подчиненных. Этот парень начинает вызывать у меня симпатию, – пошутил Элай. – Неужели его послушались?
– Как ни странно, да. Двенадцать всадников отправились вниз. С чем им там пришлось столкнуться, скольким опасностям они подверглись, скольких врагов перебили, не знает никто. Но они вернулись – раненые, изможденные. Приволокли в бурдюках нефть, вырыли траншею вокруг шатра Ферзана и залили ее доверху. Ткань палатки была измазана черным. Когда командир вышел наружу, вся потрепанная дюжина стояла перед ним, и каждый держал в руке зажженный факел. Бунт был налицо. Наш щитомордник, нахмурил лоб, посмотрел в глаза бессмертным, прочел в них яростную решимость, невозмутимо поблагодарил за доблесть, вошел обратно в палатку, лег и уснул.
– Откуда знаешь, что он спал? – спросил Элай. – Был рядом?
Пепе пропустил вопрос мимо ушей и продолжил:
– Стоит ли пытаться запугать такого человека? Решай сам. Те двенадцать бессмертных знали, что сожги они сейчас командира, им ничего не будет. Никто в столице об этом даже не узнает. А если узнает, то не осудит. До конца похода дожили десять бунтовщиков. К исходу весны Ферзан устроил так, что все они друг за другом отправились к предкам. По разному, но сам он всегда был вне подозрений.
Где–то далеко хранитель Оракула ударил в медь. Мрачный, нарастающий волнами звук, отражаясь от стен, проплыл по двум коридорам. Пока его эхо, затухая, металось по подземелью, собеседники молчали.
– Те, кто был сегодня на площади, они ведь не бессмертные? – спросил Элай, когда все стихло.
– Воины, тем более всадники, бесполезны в тайных операциях и выслеживании шпионов. Для этого у Ферзана есть специальная команда, он ее долго создавал. Самые смышленые из персов. Их зовут "Уши царя", и на их счету десятки раскрытых заговоров. Эти людишки вынюхивают и выпытывают, собирают сведения по крупицам, обрабатывают их и передают своему руководителю. Все ниточки от доносчиков из всех уголков бескрайней империи сходятся к нему. И он один решает, как распорядиться полученной информацией: доложить ли наверх или повременить, использовать ее во благо государству, или во благо себе.
Пепе говорил по–гречески с легким понтийским акцентом44. Вряд ли он был эллином, – рассудил Элай, – скорее всего либо долгое время провел в греческих колониях на севере, либо родился там.
– Сейчас эти люди заняты нами? – спросил грек.
– Специально прибыли из столицы для охраны слонов и нейтрализации возможной угрозы им со стороны вражеских лазутчиков. Когда была разрушена плотина, все страшно переполошились. Как вы это, кстати, устроили?
Элай не ответил.
Одна из трех свечей, прикрепленных над кроватью зашипела и, испустив струйку дыма, погасла.
– Что Ферзан знает обо мне и моих людях? – спросил Элай.
– Тебя он видел сначала на ночном празднике. Так что знает теперь в лицо. Двух, что были с тобой на площади Живота, – тоже. Ферзан предполагает, что вас больше. Чтобы одновременно напасть на маяк и плотину, нужно никак не меньше пяти человек. Он всех вас уничтожит. Найдет способ.
– Или мы его, – спокойно произнес Элай.
– Не смеши. Щитомордника круглосуточно охраняют несколько десятков бессмертных. Они всегда начеку и не знают усталости, так как меняются через равные промежутки времени. О его безопасности пекутся тщательнее, чем о безопасности этого шута–сатрапа.
– На ночном празднике он был без охраны. Надо вновь его куда–нибудь выманить, – сказал грек, – и ты мне поможешь.
Вновь повисла пауза. Первым прервал молчание Элай.
– Не желаешь смерти Ферзану? Чем–то ему обязан? Ты на него работаешь, и твое будущее зависит от этого?
– Ничего подобного, – поспешно отозвался Пепе, – о своем будущем я позабочусь сам. Напротив, его гибель была бы мне, наверное, даже выгодна. Думал я не об этом, а о том, что теперь хочу в два раза больше, чем в прошлый раз. Взамен ты узнаешь, как можно убить Ферзана.
– Как убивать я знаю. Неплохой способ – разрубить от плеча до седла. Мне надо знать, как к нему подобраться, когда его никто не охраняет или когда количество охраны минимально.
– Именно это я имел в виду, – ухмыльнулся Пепе, – есть один способ. Но сначала – деньги.
В шепоте агента проскочили алчные нотки.
Элай подумал о том, что впервые он находится во власти своего осведомителя, а не наоборот. Пепе сам вышел на Атрея. Он прислал записку в портовую гостиницу, где тот жил. В ней содержалась очень ценная информация о времени прибытия по воде с севера торгового судна, перевозившего жалование для вавилонского гарнизона. Греки так и не воспользовались этой информацией из–за опасений попасть в ловушку. Атрей уехал из города на юг дожидаться каравана со слонами. Но Рыжий Грек и Фаон сведения проверили. Они в точности подтвердились.
Аптекарь раскрыл кошель и высыпал золото на застеленное грубой тканью ложе. Быстро пересчитал его.
– Сорок четыре монеты сейчас. Шестнадцать позже, – сказал он.
– Сегодня же. Пришлешь в место, которое я укажу. Пусть скажут, что для Пепе.
Элай подумал, что с радостью проткнул бы ножом человека, чья манера общения начинала приводить его в бешенство. Это было легко сделать, учитывая, что силуэт собеседника был отлично виден. Скрыться затем не представляло бы труда. Никто его лица не видел. Зато можно будет наконец–то узнать, с кем он имеет дело. Поборов первоначальный порыв, грек сгреб золото обратно в кошель, перебросил его за занавеску. Вслух произнес:
– Договорились. Я слушаю.
– Ферзан – большой любитель женщин, – похотливо хихикнул Пепе, – очень большой. Но местные бордели его не привлекают. Боится подцепить какую–нибудь заразу. Иногда мне кажется, что он с радостью отправил бы на тот свет местного сатрапа, будь у него, безродного, хоть какие–то шансы занять его место. И знаешь, почему? Из–за гарема. Говорят, что некоторые его обитательницы не уступают по красоте даже женам и наложницам Дария. Так вот, с недавних пор царский посланник повадился ежедневно после полудня наведываться в храм Иштар. Здешний обычай пришелся ему по вкусу. Он каждый раз уединяется с одной–двумя, а иногда и большим количеством посетительниц. Там есть во множестве беседки с мягкими ложами, устроенные исключительно для того, чтобы обеспеченные люди могли приятно проводить время с женщинами. Сопровождает его при этом лишь один слуга – его верный пес Макута. Он немощен и неуклюж, так что угрозы никакой не представляет. Вся остальная многочисленная охрана всегда дожидается снаружи, так как в храм нельзя входить с оружием. Это касается всех, даже самого Ферзана. Оскорбить местных верующих – это последнее чего бы он хотел. Такое в Персеполе даже ему не простят. От межнационального мира зависит спокойствие и в городе, и во всей стране.
– Храм Ишрат, храм Иштар, – стал повторят Элай, припоминая свои прогулки в то время, когда он изучал город, – там же огромная территория. Как мы узнаем, где его искать?
– Придумайте что–нибудь.
Идея Пепе казалась привлекательной. Риск был умеренным, а шансы на успех высокими. Лишаться такого информатора, – решил Элай, – преждевременно. Пусть даже приятным довеском к моральному удовлетворению, которое он наверняка бы испытал, пронзив его ножом, стала бы еще и существенная экономия денег. Доносчику он передал просто астрономическую сумму, еще и должен остался.
– Уж не думаешь ли ты сейчас о том, чтобы напасть на меня и забрать назад золото? – спросил Пепе.
Элай вздрогнул.
– Не советую этого делать, – продолжил агент, – мое тело защищено тончайшей тканью из прочнейших металлических колец. Купил в Бактрии у кочевников. Отличная вещь. Останавливает стрелу, выпущенную с расстояния десяти шагов, и выдерживает удар кинжала. Только синяк остается. К тому же я вооружен, так что исход поединка будет не в твою пользу, грек.
– Деньги меня интересуют в последнюю очередь, – пробурчал Элай. – Тебе платят не из моего кармана, а из того, в котором они вряд ли когда–нибудь закончатся.
– Я догадывался об этом. И это, пожалуй, единственная причина, по которой происходит наше взаимовыгодное сотрудничество. Если никто не наделает глупостей, оно таким же и останется.
– В прошлый раз я просил тебя собрать информацию о слонах.
– Я работаю над этим. Но эта тайна столь тщательно охраняется, что пока мне нечем тебя порадовать.
– Тогда это все.
Элай на несколько секунд замешкался, а затем все же произнес:
– Последний вопрос – та женщина на площади – она тоже из этих, как ты их назвал... "Уши царя"? Тоже работает на Ферзана? На меня накинулись, как только она запела.
Элай старался, чтобы его голос звучал как можно обыденнее, но он все же предательски дрогнул.
– Женщина? – переспросила тень на занавеске и повела плечами вверх, – я не заметил там никакой женщины. Деньги пусть доставят сегодня в таверну "У хромого верблюда", передадут хозяину и скажут, что для меня.
Когда дверь за Пепе закрылась, Элай мысленно отругал себя за неосторожность. Он посмел спросить о личном и тем самым показал, что уязвим.
Выйдя из комнаты, грек прошел коридором в полукруглый зал, где можно было задать вопрос Оракулу. Ответа полагалось ожидать с трепетом. Элай с сомнением относился к правдивости предсказаний именно вавилонского святилища. Расположенное в чужом краю, на чужой земле, в окружении чужаков могло ли оно сообщать истину? Но жрецы уверяли, что в алтарь вставлены несколько щепок священного дуба из рощи Додонского оракула45, а это, как известно, наипервейшая гарантия, того, что слова богов не будут искажены.
Грек подошел к алтарю и положил на него все оставшееся у него серебро. Служитель забрал монеты и придвинул свое морщинистое лицо вплотную к Элаю.
– Что ждет меня и эту женщину? – спросил грек.
Жрец прошамкал дряблыми губами и медленно удалился. За алтарем он пробыл всего несколько минут. Видать, боги ответили сразу. Выйдя, старец изумленно взглянул на посетителя, протянул к нему свои трясущиеся ладони и произнес только пять слов:
– Она или они. Кто–то умрет.
Элай вперил свой взгляд в жреца. Знал – переспрашивать бессмысленно, большего старик не скажет. Кто это они? Если враги, то пророчество просто отличное. Пусть умирают, он сам приложит к этому все усилия. А если друзья...
Когда аптекарь выбрался из лабиринта, у него уже созрел план предстоящей операции по устранению Ферзана. Оставалось только уговорить Агнию.
Глава XV. Побег птенца
Как сладко он славит счастье!
Как горько клянет невзгоды!
И слушают завороженно
вершины его и воды.
«И брезжит надежда, да время не ждет:
Добро за горами, а смерть у ворот…»
Луис де Гонгора, «Поет Алкиной – и плачет...»,
пер. С. Гончаренко
– Это недопустимо! Тут нечего даже обсуждать!
Фаон вскочил и стал накручивать круги вокруг стола, попеременно заглядывая в глаза каждому из соплеменников, собравшихся в доме Элая.
– Детка справится. А если, кто позарится на красотку, я ему голыми руками вырву все то, чем обычно зарятся, – возразил Леон и сплюнул на пол.
Агния притаилась на краешке подоконника, боясь даже вздохнуть лишний раз. Впервые мужчины впустили ее в свой круг, пригласили принять участие в совещании: событие немыслимое для приличной девушки у нее на родине. Конечно, здесь, в Вавилоне все было немного иначе. Местные женщины пользовались значительно большей свободой. Даже гречанки, попадая в этот прославленный город, начинали вести себя иначе: раскованнее, вольготнее, смелее.
– Там целый храм охраны, – рубанул рукой воздух Фаон.
– Целый храм орхидей без орхисов46. Сторожа – не стражники, – Леон сжал левую руку в кулак, а правой ладонью провел по запястью, как бы отсекая то, чего не доставало храмовникам.
– Хочешь сказать, что служители богини Иштар – не мужчины и поэтому их можно не брать в расчет? – тихо переспросил Атрей.
– Я хочу сказать, что там – одни кастраты. Жирные, изнеженные каплуны47! Что я не знаю это племя? Какая от них угроза? Если начнется заварушка, попадают на клумбы и будут сидеть в них тихо–мирно, потряхивая одеждами, как лепестками.
От рычащего хохота Рыжего грека в лампах задрожали фитили, а ставни завибрировали в окнах. Прижатые к коленкам ладони Агнии покрылись влагой. Отец сегодня вернулся домой чернее туч, которые набегают на ее родной Тарс с моря зимой, а затем с ливнем, громом и молниями обрушиваются на город. Пока они были вдвоем, родитель сдерживал грозу в себе, а когда пришли его товарищи, выложил при них все разом без каких либо прелюдий.
– Речь не о том, что служители могут оказать сопротивление нам, – также невозмутимо и негромко продолжил Атрей, – речь о том, что они могут раскрыть истинные мотивы Агнии. Глаз у них наметанный, а наша малышка не похожа на прожженную и расчетливую женщину, каковые туда, как правило, и приходят.
– Что вы на это скажете? – Фаон остановился напротив Элая и с вызовом посмотрел на него.
– Там каждый день бывают десятки женщин, – отозвался тот, – Агния воспользуется чужим именем. Печать ведь будет как настоящая?
– Ни один царский резчик не отличит, – подтвердил Леон, – на меня работают лучшие мастера Вавилона. Можно даже чье–то настоящее имя использовать. Но, думаю, это лишнее. Не станут они ничего проверять.
– Я все равно против! Пусть даже она, не вызывая подозрений, попадет в храм. Но... но..., – замешкался Фаон, – но при ее красоте, Ферзан как раз на ней и остановит свой выбор. Что тогда делать? Это ведь будет катастрофа!
Говоря это, молодой человек мельком взглянул на Агнию. Девушка и раньше замечала, какие взгляды бросал на нее юноша. Она ловила себя на мысли, что симпатизирует ему значительно больше, чем всем остальным окружавшим ее мужчинам, хотя их и было совсем немного. Последняя реплика Фаона заставила дыхание Агнии, и так едва заметное, окончательно замереть. Красивая – это же почти комплимент.
