Текст книги "Спартак. Бунт непокорных"

Автор книги: Макс Галло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

25

Спартак посмотрел на небо.

Луна была похожа на глиняный черепок, ее то и дело закрывали облака и постепенно она исчезла за ними.

Он наклонился над черной бездной, в которой гасли костры, поскольку римляне не давали себе труда поддерживать огонь.

– Сейчас! – сказал фракиец.

За ним стояли обнаженные гладиаторы, тела их были покрыты пеплом. В руках они держали длинные веревки, сплетенные из виноградной лозы.

Несколько дней подряд они вили веревки и проверяли их на прочность. То и дело они бросали работу и начинали роптать: «Гладиаторы так не воюют!»

Крикс то и дело подходил к Спартаку, качая головой. Спутанные волосы спадали ему на лоб.

– Мы сломаем себе шею, – говорил он. – Им останется только перерезать нам горло.

– Я спущусь первым, – ответил Спартак.

Дождавшись безлунной ночи, они начали спуск.

Сброшенные вниз веревки раскачивались вдоль скалы в тылу римского лагеря, который никто не охранял.

Разве претор мог предвидеть, что обнаженные гладиаторы спустятся по скале с кинжалами в зубах и нападут на легионеров, мирно спящих после веселой пирушки?

– Я за тобой, – сказал Крикс.

Эномай спустился последним, предварительно скинув вниз копья.

Аполлония оказалась внизу вместе с остальными. Она сказала:

– Я тоже хочу убивать. Я умею!

Был слышен только гул ветра. Он дул с моря, поднимался по склонам Везувия, уносил с собой звуки: удары тел и веревок о скалу, приглушенный возглас, звон упавшего в траву оружия.

Плато, на котором претор Клавдий Глабр велел разбить лагерь, было покрыто плодородной рыхлой почвой, среди скал били родники. У подножия креста, на котором был распят Генуэзец, тек ручей. Иссохшее тело казненного терзали черные птицы. Острыми клювами они рвали остатки от его плоти.

Спартак пригнулся, сжимая в левой руке кинжал, а в правой – копье. Он указал на большую палатку претора Клавдия Глабра, расположенную в центре лагеря.

– За меня, – сказал он.

– И за меня! – поддержал его Крикс.

К ним присоединился Виндекс.

Иаир сидел, скрестив ноги. Он покачал головой и сказал, что не станет убивать.

– А я буду! – повторила Аполлония.

Ее волосы были покрыты землей. Она подняла руки, в каждой был зажат кинжал.

– Вперед! – приказал Спартак.

Ликторы спали у входа в палатку претора Клавдия Глабра.

Они умерли, не успев издать ни звука.

Претор спал, раскинув руки.

Спартак зажал ему рот ладонью, коленом наступил на грудь. Глабр в ужасе открыл глаза.

– Я свободный человек из Фракии, – сказал Спартак.

Глабр попытался вырваться, но затем вытянулся и замер. Спартак обернулся. Крикс и Виндекс вонзили свои кинжалы в бока претора, хлынула кровь. Фракиец встал. Он хотел что-то сказать, но вдруг раздался крик, который, становился все громче:

– Убей! Убей! Убей!

Гладиаторы и рабы выкрикивали слово, которое слышали на арене от жадной до зрелищ толпы. Теперь пришла их очередь убивать.

Воины римской армии, охваченные ужасом, бросались вниз с высоких скал.

Гладиаторы опрокидывали палатки, разбивали сундуки, погружали головы в глиняные плошки с вареным ячменем. Вино из амфор пили так жадно, что оно текло по груди, оставляя борозды на серой пыли, покрывавшей тела.

Спартак ходил по лагерю, переступая через убитых.

«Убей! Убей! Убей!»

Он опустился на землю рядом с Иаиром. Тот словно окаменел. Сидел неподвижно, закрыв глаза, сжав руки и опустив голову на грудь.

– Запах крови, – сказал он. – Как на арене. Человек становится похожим на дикого зверя.

– Здесь кровь проливается ради жизни, – ответил Спартак. – А там, в Капуе…

Иаир положил руку на колено Спартака:

– Человеческая кровь всегда одного цвета. Это цвет страдания.

Спартак резко оттолкнул Иаира, подошел к кресту и крикнул, что нужно предать погребению тело Генуэзца. Он принялся разрезать веревки и отгонять птиц. Ему нужна была помощь. Он пытался остановить проходивших мимо гладиаторов, но они делали вид, что не слышат, не понимают его.

Он взвыл от отчаяния. Занимался рассвет, и десятки птиц кружили над лагерем.

Иаир подошел к Спартаку, и тот сел у подножия креста, обхватив колени руками. Рядом он почувствовал плечо Иаира.

– Таковы люди, – сказал целитель. – Лишь немногие помнят о смерти и уважают ее.

26

Спартак обернулся. За ним шли Аполлония, Иаир, Крикс, Эномай, Виндекс, а дальше, среди шумной толпы рабов и гладиаторов, – Курий, оружейник гладиаторской школы Капуи.

Вдалеке Спартак увидел скалы Везувия, вершину, уже окутанную легкой дымкой.

Он прищурил глаза. Ему казалось, что он видит черную тучу хищных птиц, которая отбивает у волков тела римских солдат.

Он представил себе претора тело Клавдия Глабра, прибитое рабами к кресту, с которого сняли Генуэзца. Едва они распяли претора, как птицы выклевали ему глаза.

Тогда Спартак побежал по склонам вниз к долине Кампании.

Он не заботился о том, следуют ли за ним остальные. Но едва потянулись первые фруктовые сады, виноградники, ячменные и пшеничные поля, как он увидел мужчин, женщин и даже детей, которые пробирались среди апельсиновых и лимонных деревьев, яблонь и виноградников. Целые толпы шли по обочинам дорог.

Среди них были пастухи и погонщики быков. Они сказали, что бросили стада, чтобы примкнуть к армии свободных людей, победившей армию претора. В Кампании узнали об этом, увидев, как перепуганные римляне бегут в Нолу и Капую.

И пастухи, и погонщики быков заявили, потрясая острыми кольями, что умеют драться – они охотились на волков и смогут отразить врага. Некоторые из них были старыми легионерами, свободными людьми, римскими гражданами, но нищета и голод преследовала их, как рабов.

Они полагали – разгром армии претора Клавдия Глабра свидетельствует о том, что боги защищают рабов и бедняков, желая, чтобы они объединились, поделили между собой богатства – поля, сады и виллы. Хлеб и ячмень, корзины полные сушеного имбиря, амфоры и бочки с вином в запертых амбарах. Богатство повсюду, достаточно лишь завладеть им и разделить между людьми, которые каждый день трудятся на полях, обрезают деревья и побеги винограда, собирают зерно и фрукты, выжимают виноград и получают за это, как собаки, миску дурно сваренной каши и гнилые овощи. А тех, кто поднял голову, в чьих глазах управляющие и хозяева увидели вызов, нещадно бичевали, бросали еще живыми в свинарники и псарни, где свиньи и собаки пожирали их яростней, чем дикие звери.

Спартак выслушал, но ничего не ответил, и они замолчали, оставили его одного.

Через несколько шагов он обернулся и увидел нищих, женщин и детей, смешавшихся с толпой гладиаторов и рабов Капуи, которые следовали за ним, спустившись со склонов Везувия. В первых рядах шли Крикс, Эномай, Виндекс, Иаир и Аполлония.

Спартак опустил голову и улыбнулся.

Позже он увидел, как к его отряду подошли около пятидесяти мужчин, вооруженных трезубцами и сетями, короткими мечами и кинжалами.

Не останавливаясь, он приказал им идти рядом. Они рассказали, что были гладиаторами в городе Кумы и сбежали, чтобы присоединиться к нему и гладиаторам ланисты Лентула Батиата. Даже в Кумах, в порту, расположенном на другом берегу залива, далеко от Везувия, стало известно, что три тысячи римских воинов потерпели поражение от беглых рабов и гладиаторов, претор Глабр был распят, сотням пехотинцев перерезали горло. У победивших рабов теперь наверняка есть оружие, туники и щиты римской армии. Они захватили знамена и искромсали мечами крылья римского орла.

Движением головы Спартак указал на эмблему легионеров, которую волочил один из рабов.

Затем он ускорил шаг, стремясь снова остаться в одиночестве. Кумские гладиаторы, отстав, смешались с его войском.

Обернувшись, фракиец увидел огромную реку людей, в которую постоянно вливались новые ручейки. Мужчины и женщины обнимались на обочине дороги, останавливались, чтобы сорвать с дерева яблоко или грушу, и, едва надкусив, отбрасывали прочь.

Иаир догнал Спартака и пошел рядом с ним.

– Это почти целая армия, – заметил он. – Пастухи, гладиаторы, несчастные, но свободные люди. Многие из них раньше были легионерами и умеют сражаться. Они хотят справедливости. Посмотри, их уже несколько тысяч, – сказал Иаир, обернувшись. – Но пока это всего лишь стадо. Они разоряют виноградники, грабят и пьют. Им необходим пастырь, иначе достаточно будет одной центурии, чтобы обратить их в бегство. Римляне перережут их как скот, а гладиаторов вытолкнут на арену с отрубленными руками. Ты ведь помнишь Гэла-кельта!

Наступило долгое молчание.

– Они будут преследовать нас, что бы мы ни делали, – наконец произнес Спартак. – Захотят отомстить за претора. – Я собирался обменять жизнь претора на нашу свободу.

– Галлы, германцы, кельты, фригийцы, пастухи, гладиаторы, рабы и свободные люди – каждый из них стремится к чему-то своему, – возразил Иаир. – Если ты позволишь им делать все, что они хотят, то лучше сразу подставить горло и руки под римский меч!

Аполлония схватила Спартака за руку.

– Слушайся Диониса, – сказала она. – Он ослепил римлян, наслал на них сон. Он позволил нам победить и защитил тебя!

Спартак оттолкнул Иаира и Аполлонию на край мощеной дороги, пересекавшей Кампанию.

В долине они не встретили ни одного препятствия. Виллы были покинуты. Рабы рассказывали, что хозяева бежали в Нолу, Нуцерию, Абеллин. Некоторые направились в порт Кумы.

Рабы кричали, что теперь они свободны и больше не позволят заковать себя в цепи, что хотят сражаться.

Некоторые гнали перед собой быков и баранов, говоря: «Они наши! Все наше, нужно только взять это!»

– Они похожи на стадо диких зверей, – заметил Иаир. – Ты должен сделать из них армию свободных людей.

Спартак замедлил шаг, будто на него внезапно навалилась усталость.

– Единый Бог, – продолжал Иаир, – и Владыка Справедливости говорит, что человек должен стать тем, кто он есть. Стань тем, кто ты есть, Спартак: пастырем стада. Веди их!

27

Спартак смотрел на распростертые тела, которые лежали среди мраморных статуй и цветников.

Он стоял на террасе виллы. Сад и виноградник были такими обширными, что казалось, будто они простираются до горизонта, к Везувию и морю. От горы их отделяли ряд кипарисов и несколько раскидистых сосен.

Он прислонился к балюстраде, опустил голову, будто это зрелище вызывало у него тошноту. На земле валялись рабы, гладиаторы и женщины, многие были нагие. Некоторые сидели, опершись спиной о цоколи статуй с отрубленными руками и головами.

Спартак долго стоял, глядя перед собой, затем вошел в дом.

Повсюду он видел перевернутую мебель, разлитое по мозаичному полу вино, смешанное с кровью сторожей, которые пытались остановить рабов, ворвавшихся на виллу, чтобы разграбить ее.

Они погибли, так и не успев понять, что ничто не может помешать этому натиску. Их тела были истерзаны, каждый стремился вонзить в кинжал в тех, кто прежде бил, насиловал и унижал рабов. Рабы отрубили стражникам головы и бросили их вместе с головами статуй – они хотели показать, что стали свободны.

Спартак пересек атрий, затем комнаты, где в полумраке обнимались парочки. Мужчины, закрыв глаза, продолжали пить, хотя у них уже не было сил поднять сосуд и поднести его к губам. Они валились набок и засыпали в лужах блевотины.

Спартак перешагивал через их тела.

Люди это или дикие звери?

Армия или шайка?

Он вернулся на залитую солнцем террасу. Ослепленный, в первый момент он различил лишь Везувий и море. Там, в нескольких днях плавания, находились леса Фракии, стаи волков, зимняя охота, небо детства.

Ему захотелось сжать кулак, грозить богам за то, что они оторвали его от земли, лесов и неба родины и бросили сюда, в гущу этого стада. Нужно спуститься к берегу, захватить корабль, заставить моряков взять курс к берегам Фракии, к ее бухтам и заливам, которые видны от храма Кибелы.

Или лучше встать во главе армии, победить легионы, которые отправит за ней Рим, перейти через реки и горы и увидеть вдалеке мрачные леса Фракии, услышать песни и речь его народа?

Нужно бы…

Он спустился по ступенькам, ведущим в сад.

Тел было так много, что земли и выложенных плитками дорожек почти не было видно.

Повсюду вокруг костров сидели люди. На огне жарились бараны, козлята, куски говядины. Ветви фруктовых деревьев были обломаны, гроздья винограда растоптаны. Все статуи изуродованы, не осталось ни одной целой. Животных резали ради одного куска мяса. Их туши валялись на земле. Птицы клевали внутренности.

Он ушел. Вокруг раздавались громкие голоса, но он не понимал этого языка. Наверняка это германцы, раз они сидят возле Эномая.

Спартака окликнули. Ему протягивали амфору и кусок только что зажаренного козленка.

Пусть он ест! Пусть пьет!

Галлы во главе с Криксом приглашали его подсесть, выпить вместе с ними. Держась за распухшие животы и запрокинув головы, мертвецки пьяные, они смеялись.

Если бы из-за кипарисов и раскидистых сосен внезапно появилась горстка римских всадников в сопровождении центурии, то галлы, кельты, фракийцы, даки – гладиаторы, сбежавшие из Нолы и Кум, пастухи и рабы, бросившие стада, поля, рабство, – превратились бы, даже не успев услышать скачущих лошадей и шаги врагов, в трупы и лежали бы среди изуродованных статуй, искромсанных туш, сломанных деревьев, растоптанных фруктов и цветов.

Спартак долго бродил по винограднику и саду.

Эти мужчины и женщины напоминали ему огромный поток, вышедший из берегов, поток, куда стекаются все реки, который вскоре затопит все вокруг, унесет деревья, быков и людей, разрушит стены вилл. А потом обмелеет, иссякнет, высохнет.

Кто тогда вспомнит о его былой мощи?

Спартак остановился. Среди амфор и осколков статуй он заметил римский барабан, захваченный в лагере Клавдия Глабра. Высокий цилиндр, обтянутый кожей, опоясывали ремни; за них были заткнуты палочки. Спартак принес барабан на террасу, где сидел Иаир, скрестив ноги и опершись спиной о стену, и поставил перед ним барабан.

– Бей, – сказал он, – бей!

Иаир ударил в барабан. Люди, лежавшие в винограднике и в саду, поднялись. Некоторым удалось дойти до виллы, и они уставились на Спартака, который, опершись о балюстраду, смотрел вдаль, на Везувий, на море.

Он подал знак Иаиру, и тот прекратил бить в барабан.

– Вы как дикие звери! – прокричал им Спартак. – Вы почти мертвы!

Он поднял руку.

– Мне нужны свободные люди, которые умеют сражаться, убивать и умирать!

– Тебе нужны гладиаторы! – крикнул кто-то.

Раздался смех.

– Ты хочешь занять место Лентула Батиата, стать нашим ланистой, нашим хозяином!

– Ты всего лишь один из нас. У нас больше нет хозяина!

Внезапно на балюстраду запрыгнула Аполлония. Она вскинула руки над головой. Выставляя груди и бедра, раскачиваясь, она трясла головой, и длинные волосы летели вокруг ее лица. Она кричала, что умеет читать знаки и предзнаменования.

– Все, что случается с людьми, происходит по воле богов!

Аполлония протянула руку к Везувию, и все, пастухи и гладиаторы, галлы и германцы, кельты и фригийцы, обернулись туда, куда она указывала.

– Кто считает, что Дионис, живущий на Везувии, не вел Спартака? Кто не верит, что Дионис усыпил римлян? Что он сплел веревки, вдохнув жизнь в наши руки, и подал нам мысль сбросить их со скал? Мы подчиняемся богам, и Спартак исполняет их волю! Спартак – ваш предводитель и воля Диониса!

Аполлония сбросила тунику и остановилась в наступившей тишине.

Над толпой взметнулись кулаки. Народ ревел и потрясал копьями, кольями и мечами.

Спартак обернулся к Иаиру.

Барабанная дробь заглушила крики.

28

В сумерках тело Аполлонии было похоже на статую, одетую в бордовую тунику.

Она прислонилась к одной из легких порфировых колонн, окружавших атрий и виллу.

Иаир стоял у стены, синеватые фрески таяли в темноте. Маленькая ниша, в которой прежде находились статуэтки ларов [5]5
  Лары – в древнеримской мифологии покровители родины и домашнего очага.


[Закрыть]и светильник, зияла черной дырой.

Все вокруг было разграблено, разбито.

Голоса Крикса, Эномая и Виндекса звучали в атрии, как в колодце.

– Боги хотят того, чего хотят люди! – сказал Крикс.

Он повернулся к Аполлонии.

– Твоя жрица выражает твою волю, Спартак, а не волю Диониса.

Он поднял руки.

– Мои руки и руки других гладиаторов, – он кивнул на Эномая и Виндекса, – плели веревки, и мы спустились со скалы, убили претора и его воинов!

Он ухмыльнулся.

– Я не видел рук Диониса. Не видел, чтобы он перерезал горло хоть одному римлянину!

Он указал на Спартака, который задумчиво сидел на краю имплювия, [6]6
  Имплювий – четырехугольный неглубокий бассейн в центре атрия. В имплювий стекала с крыши дождевая вода.


[Закрыть]время от времени касаясь пальцами воды.

– Ты просто хочешь быть нашим хозяином!

Он бросился в угол атрия и схватил Курия за руку. Оружейник оттолкнул Крикса, выхватил меч и выставил ногу вперед, готовый броситься в бой.

– Вот кем ты хочешь быть, Спартак, – продолжал Крикс. – Нашим новым хозяином, таким, как он!

Крикс сделал резкий выпад и, прежде чем Курий успел защититься, приставил ему меч к горлу.

– Я убью его! – воскликнул Крикс.

Он выбил у Курия меч, схватил за волосы.

– Если ты убьешь его, я убью тебя, – спокойно сказал фракиец и провел рукой по воде.

– Я поклялся, что больше никогда не убью никого из моих братьев, – продолжал он, – но если ты убьешь его, то сам умрешь раньше, чем высохнет его кровь.

Эномай и Виндекс отступили к колоннам и, скрестив руки на груди, делали вид, что все происходящее их не касается.

Иаир вышел вперед, в полосу багрового вечернего света. Он стоял между Спартаком и Криксом, который все еще держал меч у горла Курия.

– А кто будет кричать «Убей! Убей!»? – спросил Иаир. – Кого развлечет это зрелище? Кто решит, кому умереть – Курию, Криксу или Спартаку? Кто опустит большой палец? Вы знаете ответ: это Гней Лентул Батиат, римские преторы и воины центурий, которые уже в пути. Они мечтают отомстить за претора Клавдия Глабра и будут кричать: «Убей! Убей!» Вы подарите им свои жизни? Они наверняка обрадуются. Но они должны бояться вас. Вас несколько тысяч, к вам присоединились беглые рабы и гладиаторы. А вы убиваете друг друга! Я не знаю, может, вас ослепили боги, может, они хотят вашего поражения, решив, что вы не достойны быть свободными.

Целитель снова отошел в тень.

Крикс оттолкнул Курия, и тот, споткнувшись, упал между двух колонн.

Галл убрал меч в ножны, постоял в нерешительности и сел перед Спартаком.

29

Спартак лежал обнаженный, раскинув руки, на холодных мраморных плитках, в самой большой комнате, окна которой выходили на атрий виллы.

Аполлония сидела на нем верхом.

Он чувствовал ее тяжесть. Аполлония держала его за плечи, сжимала коленями и бедрами. Она выгнулась, затем прижалась к нему, накрыла своими волосами и стала лизать его грудь.

Он не хотел обнимать ее, ласкать, направлять. Удовольствие, которое она щедро дарила ему, было острым и мучительным, как боль, и ему хотелось остановить ее.

Она лежала рядом, разговаривала, покусывая за ухо, как это делают всадники, подбадривающие скачущую галопом лошадь.

– Дионис ведет тебя, – сказала Аполлония. – Не противься ему.

Она вонзила ногти в спину и затылок фракийца.

– Иначе он бросит тебя на землю, и ты будешь побежден.

Она снова изогнулась, задыхаясь. Ее хриплое дыхание наполняло комнату, усиливалось, учащалось.

– Ты слышал их – галлов и кельтов, фригийцев и германцев, гладиаторов, рабов, пастухов! Они идут за тобой. Дионис дал тебе силу стать их владыкой, предводителем рабов. Предсказания сбудутся, Спартак!

Он не двигался, не отвечал, а она все теребила и мучила его, повторяя, что он должен немедленно встать во главе этой толпы из нескольких тысяч рабов. Крикс был прав: приближаются осень и зима, дожди обрушатся на землю, с деревьев облетят листья, виноград и пшеница будут собраны. Нужно идти туда, где есть вино, хлеб, сухие фрукты, – на виллы, к хранилищам съестных припасов, к амбарам.

– Прикажи им! Все повинуются тебе, потому что твоими устами говорят Дионис и другие боги, – добавила Аполлония.

Она прижималась к нему, лизала его шею, губы, и слова перетекали изо рта в рот.

– Наказывай и убивай тех, кто не повинуется тебе! – сказала Аполлония.

Он повернул голову, пытаясь отодвинуться от ее губ, от ее настойчивого языка.

Он хотел бы побыть один под деревьями, ветки которых гнулись под снегом. Он ушел бы в лесную чащу и погрузился в тишину, над которой проплывали зимние прозрачные облака Фракии.

– Они не поднимут мятеж, если ты будешь послушен воле Диониса, – продолжала Аполлония. – Убей их, пока побег и произвол не стали для них обычным делом!

Спартак закрыл глаза. Он чувствовал усталость. Усталость не покидала его все время, что он сидел в атрии, пока ливень не заставил Иаира, Крикса, Виндекса, Эномая и Курия укрыться в комнатах.

Они отдали в распоряжение Спартака и Аполлонии самое просторное помещение. Но прежде чем Спартак смог раздеться и лечь, ему пришлось выслушать их.

Крикс собирался стать центурионом, а Спартака предлагал сделать трибуном.

– Консулом, консулом! – воскликнул Эномай.

– При одном условии, – продолжал Крикс, – он хочет командовать всеми галлами. Виндекс будет главой фригийцев, а Эномай изъявил желание командовать германцами и кельтами.

Крикс снова достал меч и сказал, что кельты должны войти в состав галльской центурии, германцы примкнут к фригийцам, а фракийцы к дакам!

Курий держался на расстоянии, словно боялся, как бы Крикс снова не набросился на него. Он сказал:

– Пастухи и погонщики быков очень ловкие. Пастухи бегают быстрее, чем их собаки, а погонщики умеют усмирять быков. Но нужно научить их сражаться против легиона, когорт, центурий, которые наступают, прикрываясь щитами.

– Мы не станем сражаться как легионы, – возразил Спартак. – Римляне будут войском, а мы – стаей волков. Для нас не будет ни дня, ни ночи. Мы будем нападать, когда собаки и сторожа заснут.

Спартак склонился над имплювием, и все подошли к нему. Он медленно провел рукой по воде.

– Мы должны оставить после себя не больше следов, чем оставляет сейчас моя рука, – сказал он. – Мы будем появляться внезапно, пробивать в их рядах брешь, а потом исчезать.

Крикс заявил, что свободным и рабам, гладиаторам и пастухам равно необходимы вино и еда, женщины и ковры, огонь, чтобы согреться. Скоро начнутся дожди и ветер, за ними холод и снег и тогда, если они будут еще живы, им понадобятся крыша над головой, амбар и хлев. Человек, переживший сражение, должен насытить свое тело и отблагодарить его.

– Нам нужны города!

Эномай засмеялся.

– Мы будем устраивать игры! Римские граждане будут служить нам, станут нашими рабами, гладиаторами, а мы – их хозяевами!

Вот тогда Спартак и ощутил усталость и подумал, что командовать людьми – тоже своего рода рабство. Вероятно, быть свободным можно только тогда, когда идешь один по лесу, под небом своего детства.

По каменному полу атрия застучали первые капли дождя.

Крикс, Эномай, Виндекс, Курий и Иаир не шевелились.

– Нам нужны города, – повторил Крикс и посмотрел на небо.

– Сначала нужно победить, – сказал Спартак, поднимаясь.

Он потряс кулаком.

– Армия – это кулак, пальцы сжаты, готовы вместе нанести удар.

Он сделал несколько шагов к галерее. Аполлония стояла там, прислонившись к колонне.

– Без пальцев нет и кулака! – сказал Крикс. – Вот и дождь. Завтра наступит холод. Если мы не захватим города, то умрем с голода.

– Сначала нужно победить, – сказал Спартак и вышел из атрия.

– Возьми себе комнату хозяина, – сказал Крикс, смеясь. – Ты ведь наш консул!

– Победить! – повторил Спартак.

Аполлония вошла в комнату вслед за ним, обняла и стала раздевать. Он лег на мраморный пол и вздрогнул от холода.

Он лежал, раскинув руки. Аполлония сидела сверху и шептала, что он должен следовать за Дионисом, что если не исполнит волю богов, то будет побежден, повержен на землю. Его ладонь начала скользить по мрамору, ища оружие.

Меч лежал справа от него, копье – слева.

Спартак сжал их и больше не выпускал.

Лишь после этого он целиком отдался игре, в которую вовлекла его Аполлония.