Текст книги "Спартак. Бунт непокорных"
Автор книги: Макс Галло
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
53
– Я не видел Спартака с тех пор, – рассказывал Посидион, – как покинул Фурии вместе с Питием, бывшим рабом Красса, греком, как и я.
В сопровождении людей Курия мы несколько дней шли по лесам, покрывавшим горы, которые разделяли надвое полуостров Бруттий.
Спартак поручил нам встретиться с киликийскими пиратами, суда которых часто останавливались в порту Регия. Он надеялся, что один из пиратских главарей, грек, по имени Аксиос, согласится в обмен на золото переправить через пролив несколько тысяч рабов, и показал мешки, наполненные монетами и драгоценностями.
Спартак повторял, что мы должны убедить пиратов в том, что у нас есть настоящая армия, а не просто толпа рабов.
– Скоро я превращу этих животных в солдат, – добавил он.
Он убил дерзкого галла только для того, чтобы управлять теми, кто по-прежнему был всего лишь ордой.
В противоположность Иаиру, голова которого была забита заповедями его Бога, я одобрял этот поступок. Геродот и Фукидид, а также другие греческие риторы и историки писали: лишь страх наказания заставляет повиноваться людей, которым предстоит сражаться и встретиться со смертью.
Мы прибыли в порт Регия, и рыбаки проводили нас на самый большой из киликийских кораблей.
Мы с Питием старались побороть охвативший нас страх.
Пираты, покрытые шрамами, встретили нас насмешками. Их веселило наше высокомерие. Мы, толпа рабов, собираемся победить римские легионы? Они прекрасно понимают, почему мы хотим сбежать на Сицилию. Но знаем ли мы, что Веррес, римский пропретор острова, расставил свои легионы у берегов пролива? Он велел построить укрепления, стену, наблюдательные башни. Один из пиратов даже сказал: «Возвращайтесь к вашим римским хозяевам, попросите у них прощения! Может быть, они просто выпорют вас. По крайней мере, останетесь живы. Зачем нам рисковать, заключая союз с рабами? Мы всегда были свободны, и Рим боится нас».
Я не ответил, только потребовал отвести меня к их главарю Аксиосу.
Наконец, нас повели к нему.
Шел дождь. Аксиос в красной тунике, богато расшитой золотом, сидел, укрывшись под навесом, ветер надувал пурпурною ткань.
Он походил на филина, его глаза напоминали две узкие щели, а лицо избороздили глубокие морщины. Через бритый череп тянулся огромный шрам.
Я сказал ему, что я ритор, свободный человек, что я преподавал философию на Родосе, жил в Риме, исколесил все провинции республики и бывал почти на всех островах Средиземного моря.
– А он? – спросил он, указав на Пития движением подбородка.
– Я грек, архитектор. Я служил претору Крассу, ставшему проконсулом и самым богатым человеком в Риме.
Аксиос на короткое мгновение приоткрыл веки.
– Что вы делаете с этими животными, которые сжигают города, грабят и убивают, вместо того чтобы извлекать пользу из завоеванного?
– Ты знаешь военных, – ответил я. – Спартак сделал из этого стада армию. Она одержала победу над преторами, легатами, консулами и их легионами. Мы с ним, потому что мы греки и презираем римлян.
– Рим никогда не забывает своих врагов. Он мстит.
– У нас есть золото, много золота.
Эти слова заставили филина наконец раскрыть глаза.
– Нам нужно попасть на Сицилию. Ты получишь золото и все, что нам удалось захватить.
Он снова съежился и махнул рукой, давая понять, что услышал достаточно.
Когда мы сходили на берег, один пират крикнул нам, что Аксиос ожидает нас на следующий день.
Мы виделись с ним в течение нескольких последующих дней. Он хотел, чтобы я рассказал ему про золото. Сколько у нас монет, ваз, украшений? Видел ли я их? Выслушав мои ответы, он погружался в молчание и, казалось, дремал. Затем снова велел нам прийти на следующий день.
Я предполагал, что он отправил на сушу несколько человек, чтобы собрать сведения, и теперь ожидал их возвращения. Конечно, он хотел оценить наши силы и силы проконсула Красса, прикинуть, удастся ли избежать преследований Рима, если он поможет нам, и стоят ли золото и добыча, которую мы сулим, того, чтобы навлечь на себя гнев Рима.
Наконец, он сказал, что на следующий день велит сняться с якоря и взять курс на Тарентский залив, и пригласил нас подняться на борт.
Через несколько дней мы увидели стены и башню Фурий и на холме над берегом палатку Спартака.
Аксиос велел спустить паруса, и пять кораблей его маленькой флотилии бросили якоря под прикрытием мыса, защищавшего Тарентский залив с юга.
Он увлек нас за собой на нос корабля, указал на пыль, поднимавшуюся далеко на горизонте, за Фуриями.
– Это легионы Красса, – сказал он. – Нужно торопиться. Скажи Спартаку, что я возьму на борт своих кораблей две тысячи человек и отвезу их на Сицилию. Но ни одним больше.
– Хочешь ли ты встретиться со Спартаком?
– Я знаю о нем все.
Он положил руку мне на плечо.
– Но на золото и украшения я хочу взглянуть!
Он заметил мое колебание.
– Боги свидетели, – начал он, – что я вызвался перевезти вас и клянусь, что две тысячи человек высадятся на Сицилии в надежном месте. Но я ожидаю, что взамен Спартак окажет мне доверие. Я хочу, чтобы сначала на моем корабле появилось золото, а потом люди.
Он подозвал одного из пиратов.
– В знак доверия я оставляю вам Колаиоса, моего лучшего боцмана.
Он помедлил, затем повернулся к Питию.
– А ты останешься на корабле вместе с золотом. Клятва против клятвы. Я – пират, Спартак – раб. Человек против человека. Золото за переправу!
Он указал на горизонт, ставший серым.
– Легионы Красса уже близко.
Мы сошли на сушу в сопровождении Колаиоса, и я увидел Спартака.
За эти несколько дней он постарел, сгорбился, но его исхудавшие лицо и тело, казалось, наполняла сила. Взгляд его, напротив, был блуждающим и тусклым.
– Пират хочет золота, – повторил он несколько раз, глядя на Колаиоса, который сидел перед палаткой, жуя травинку.
Фракиец долго смотрел на Пития.
– Человека могут убить за одну золотую монету, – сказал он. – Неужели ты, Питий, веришь, что пираты оставят тебя в живых за два мешка монет, украшений, драгоценных чаш? Аксиос хочет забрать золото и не рисковать, позволив нам подняться на борт кораблей. Если у него будет выбор между золотом и жизнью, твоей или этого человека, – он указал на Колаиоса, – неужели ты думаешь, он станет раздумывать?
– Он призвал богов в свидетели, – сказал Питий. – Он поклялся.
– Клятвы, боги! – усмехнулся Спартак.
Он вышел из палатки и принялся расхаживать взад и вперед по вершине холма, глядя на суда, на рабов, собравшихся у стен Фурий, и на пыль, поднятую вдалеке легионами Красса.
Все чаще и чаще ветер приносил барабанную дробь легионов.
Спартак вернулся в палатку.
– Возьми золото, – сказал он Питию. – Скажи Аксиосу, что, если он обманет меня, я достану его и в аду. Пусть подойдет к берегу. Я хочу, чтобы мы все поднялись на борт до наступления ночи.
Аполлония застонала.
– Боги решат, – добавил Спартак.
Курий вышел вперед, ругаясь, бормоча, что не следует доверять пиратам, способным убить собственную мать за медную монету.
– И ты отдаешь им всю нашу добычу!
– Ты слышишь барабанную дробь? – спросил Спартак. – Думаешь, у нас есть выбор?
Он подошел к еврею-целителю.
– А ты, Иаир, что скажешь ты?
Тот развел руками.
– Бог знает, Бог судит, – сказал он.
Аполлония издала крик, ее руки, как змеи, кружились вокруг ее лица, пальцы погрузились в волосы.
– Спартак, поднимись на борт вместе с золотом! – взревела она, внезапно опустившись на землю. Разметавшиеся пряди волос будто покрывало упали ей на плечи и спину.
Пурпурные паруса пиратских судов поднялись сразу, как только Питий с мешками, наполненными золотом, взошел на борт корабля Аксиоса.
Дул сильный ветер, и вскоре маленький флот скрылся за мысом.
Мы больше никогда не видели Пития.
Курий своей рукой зарезал пирата Колаиоса.
54
– Ветер, который так быстро скрыл от наших глаз суда с пурпурными парусами, – это было дыхание Единого Бога! – рассказывал Иаир.
Он навсегда запомнил дни, последовавшие за предательством пирата Аксиоса.
– Спартак, – продолжал он, – долго смотрел на опустевшее море, не произнося ни слова.
Я сидел у входа в палатку, слушал и смотрел.
Колаиос вскрикнул, когда Курий схватил его за волосы, оттянув голову назад. Боцман проклял капитана, пославшего его на верную смерть. Он поклялся, что его ненависть настигнет Аксиоса, что он достанет его даже в самых отдаленных заливах, дойдет до Геркулесовых столбов, что он ценный союзник, потому что ему известны все места, где пираты бросают якорь.
Но его голос заглушило бульканье крови, хлынувшей из его перерезанного горла.
Спартак даже не обернулся. Он сидел сгорбившись, будто огромная плита давила на его плечи.
Думаю, он уже тогда знал, что ему суждено умереть, так и не увидев небо Фракии.
Казалось, он не слышал стонов Аполлонии. Она сидела на корточках, опустив голову на песок, и выпрямлялась каждый раз, когда до нашего слуха долетала барабанная дробь легионов Красса. Она призывала на помощь Диониса. Ее исступленный голос стал почти веселым, когда дробь ненадолго стихла. Тогда Аполлония воскликнула, что Дионис не покинул Спартака, что нужно ускользнуть от римлян, что нам, возможно, еще удастся победить.
Затем ветер снова принес барабанную дробь, еще более громкую и отчетливую, и Аполлония пронзительно выкрикнула имя Диониса.
Спартак не шевелился.
Тем временем из долины донеслись громкие крики. Рабов, собравшихся у стен Фурий, охватило беспокойство. Они смотрели вдаль, туда, где облако пыли становилось все более плотным. Затем они повернулись к морю в поисках кораблей, на которые, как им сказали люди Курия, они должны подняться и отправиться к берегам Сицилии, чтобы основать там непобедимую республику свободных людей.
Я видел, как рабы окружили людей Курия и стали бросаться на них.
Другие рабы собрались вокруг тела Калликста, начали класть на него камни, и понемногу вырос курган. Ни один из людей Курия не решился помешать им.
– Они не будут повиноваться, если ты будешь молчать, – крикнул Курий, подходя к Спартаку, стоявшему рядом с Посидионом.
Греческий ритор поддержал его. Нужно отдать приказ как можно быстрее уходить от города, который скоро окружат римские легионы. Они уже совсем близко. Разве Спартак не слышит их барабаны? Разве он не видит пыль, которую поднимают ноги солдат и копыта кавалерии? Нельзя, чтобы римская армия столкнулась с толпой рабов. Нужно идти к Регию, куда зашли пиратские суда. Возможно, удастся хитростью подняться на один из них и пересечь залив.
Посидион и Курий знали дороги, ведущие к Регию через сосновые леса. Склоны гор были такими крутыми, что лошади и даже пехотинцы, нагруженные тяжелым оружием, не смогут взобраться туда. Люди Спартака спрячутся в лесах, пещерах, на плато, у подножия скал, выжидая момент, чтобы завладеть судном или подкупить капитана.
Затем Посидион угрюмо напомнил о судьбе Пития.
– Ты послал его на смерть, Спартак, – сказал он.
Спартак повернулся, сжал рукоять меча, и я испугался, как бы он не убил Посидиона.
Но он лишь резко оттолкнул его. Курий усмехнулся.
Спартак шел быстрым шагом, уверенно отдавая приказы Курию. Нужно, сказал он, последовав совету Посидиона, отправиться в сторону Регия и разбить лагерь в горных лесах.
– Эти горы станут для нас вторым Везувием, и мы убьем Красса, как убили Глабра, легатов и преторов.
Курий бегом бросился к стенам Фурий, крича своим людям, чтобы выступали.
Я видел, как толпа собралась и направилась к горам, вершины которых, наполовину скрытые облаками, были видны с пригорка, на котором мы стояли.
Спартак остановился передо мной, и я поднялся на ноги.
В его глазах обычно светились сила, твердость и уверенность. Теперь они были тусклыми, взгляд блуждал, будто его притягивал к себе горизонт и нависшее над нами пасмурное небо.
Он посмотрел на меня, и, поскольку он сам не спрашивал ни о чем, я повторил то, что уже говорил ему:
– Бог знает, Бог судит.
– Я не хотел разрушать этот город, – сказал он. – Я не хотел красть это золото. Я хотел заключить союз с жителями Фурий. Но этот галл…
– Ты убил галла. Взял золото. А пираты забрали его у тебя.
И повторил:
– Бог знает. Бог судит.
Обхватив рукоять меча, он стал медленно доставать его из ножен. Затем с глухим ударом задвинул его обратно.
– Для тебя и твоего Бога пират – человек более справедливый, чем я? Он может забрать у меня золото и убить Пития? – взревел он, схватил меня за плечи и встряхнул.
– Никто не знает намерений Господа. Мы блуждаем в лабиринте, – сказал я.
Он с силой оттолкнул меня.
– Ты – раб твоего бога! – крикнул он. – А я хочу быть свободным!
Он удалился. Плащ развевался на ветру, хлестал его по ногам. Он сел на коня, поднял меч, и мы тронулись в сторону Регия.
Обернувшись, я увидел у подножия крепостной стены высокий курган, который рабы возвели в память о галле.
И мне показалось, что из тела этого человека продолжала сочиться кровь, прося у Единого Бога справедливости и отмщения.
55
Проконсул Лициний Красс приказал мне уничтожить курган, возвышавшийся у подножия стен города Фурии.
Я был его легатом. Я только что пробежал с десятком людей по улицам Фурий, в то время как легионы ждали, выстроившись в долине.
В городе я не обнаружил ничего, кроме изуродованных трупов, разграбленных и сожженных домов. Собаки и крысы, наевшиеся человеческой плоти, даже не убегали, завидев нас, а продолжали раздирать тела или, попискивая, ковырялись в их внутренностях.
Запах смерти наполнил мои легкие.
Некоторые тела высохли, но другие, лежавшие в тени, превратились в кучи разлагающейся плоти, за которую боролись между собой собаки и крысы. На окнах домов сидели хищные птицы, которые хрипло кричали и тяжело поднимались в воздух при нашем приближении.
Но среди этих трупов не было ни одного мертвеца из стада Спартака, как будто жители Фурий отказались защищаться, накрытые ревущей волной, которую мы преследовали от самой Кампании и которая смела легионы легата Муммия.
Я видел казнь дезертиров и слышал последние слова Муммия, отдавшего свою смерть проконсулу. Безразличие, с которым Красс отдал приказ убить пятьдесят римлян и наблюдал за их казнью, свидетельствовало о его беспощадности. Своим презрением, своими безжалостными словами он толкнул Муммия на смерть, а потом посмотрел на его тело так, будто это было тело раба.
Тогда я понял, что остается только подчиниться приказам Красса, что нужно непременно выполнить то, что он требует.
Я рассказал ему обо всем, что видел на улицах Фурий.
Я ощущал на себе его взгляд, чувствовал его ярость.
Наши легионы не успели спасти Фурии и обитателей города. Уцелели всего несколько человек, которым удалось бежать и спрятаться в соленых прудах у самого берега.
Они окружили нас и рассказали, что видели из своего убежища пурпурные паруса пиратских судов, тех, что часто нарушали покой городка. Они наблюдали также стычки между рабами. Спартак своими руками убил галла, которого рабы, судя по всему, считали одним из главарей.
Они охраняли его тело день и ночь и погребли только перед своим отступлением.
Они указали на курган, потом на гору, в сторону которой направилось стадо рабов.
Я колебался не более мгновения, прежде чем по приказу Красса велеть солдатам уничтожить курган. Но этого хватило, чтобы я почувствовал, как меня толкнула лошади Красса.
Я услышал его насмешливый голос, когда он сказал военному трибуну Юлию Цезарю, что я боюсь, как бы из этой могилы не вышел бог дикарей и не утащил меня.
– Итак, Гай Фуск Салинатор, я жду! – крикнул он, склонившись к шее своего коня, который теснил меня к кургану.
Я отдал приказ, и солдаты принялись разбирать камни. Показался скелет, обтянутый сухой и черной кожей. Его руки сжимали голову, которая лежала у него на груди. Выжившие жители города Фурии сказали нам, что Спартак зарубил его одним ударом.
– Сожги его вместе с остальными, – приказал Красс, разглядывая труп.
После того как костры, разведенные у подножия городских стен, догорели и тела превратились в серый пепел, который ветер поднял и смешал с белым песком, я присоединился к Крассу.
Проконсул сидел на вершине холма, возвышавшегося над берегом Тарентского залива. Оттуда можно было охватить взглядом значительную часть моря и суши.
Здесь он велел поставить свою большую палатку, в которой хлопотали рабы. Солдаты возвели вокруг частокол, чтобы защититься от ветра, но ткань палатки все равно билась под его порывами.
Взбираясь на холм, я увидел, как два солдата закапывают тело человека, которое было найдено на вершине.
Этот человек был зарезан. Несмотря на то что его лицо было покрыто глубокими ранами, можно было различить его черты и темный цвет кожи. Я сразу же подумал, что это, наверняка, один из пиратов.
Цезарь стоял рядом с Крассом, который пристально смотрел на меня. Я склонил голову, показывая, что задание, которое он мне доверил, выполнено.
– А знаешь ли ты, Фуск, что эта собака Спартак ставил свою палатку здесь?
Красс ударил ногой по земле.
– Он изображает из себя консула рабов. Он вообразил, что сможет сделать из этого стада армию только потому, что обезглавил галла! Но за несколько дней ему не удастся превратить рабов в солдат! Для этого требуются долгие годы! Кусок железа нужно сперва положить в огонь, затем бить его молотом, гнуть, точить, чтобы в итоге получить острое лезвие. Мы не дадим ему времени выковать меч!
Он поднялся и направился за частокол, Цезарь и я последовали за ним.
– Он наверняка пытался договориться с киликийскими пиратами, чтобы они перевезли его на Сицилию. Ты видел мертвеца, Фуск Салинатор? Это пират. Киликийцы, судя по всему, обманули Спартака. Я знал Аксиоса, и мне хорошо известно, на что он способен. Он не из тех, кто будет помогать побежденному. Он проверил Спартака, обманул его, ограбил, а потом поднял паруса. Аксиос боится меня. Когда-то я имел с ним дело. Аксиос всегда умел вовремя остановиться. Несколько раз он даже помогал нам.
Поднялся порывистый ветер. Черная полоса дождя закрыла горизонт, натянув между морем и небом мрачную завесу.
– Спартак идет к Регию, – сказал Красс, вышагивая между палатками. – Он все еще надеется попасть на Сицилию, а если нет, зачем же тогда он сам лезет в ловушку, в мешок, который мы завяжем, и нам останется только, как следует, по нему ударить?
Носком сандалии Лициний Красс нарисовал три параллельные линии. Та, что посередине, изображала горы. Это была дорога, по которой должны пойти рабы.
– Там снег, они мерзнут. От холода их силы быстро иссякнут, – сказал Красс.
Легионы пойдут вдоль склонов гор, которые были обозначены двумя другими линиями.
– Мы загоним его на край Бруттия, на дно мешка. А потом…
Красс наклонился и живо нарисовал борозду, пересекавшую три прямые параллельные линии.
– …мы выроем ров. Поставим частокол и закроем его. Если сможем, возьмем их всех живыми.
Он поднялся.
– Я уже говорил: я хочу, чтобы люди помнили только об их смерти.
Я был легатом Красса, но его тон и выражение лица заставили меня содрогнуться.
56
Легата звали Гай Фуск Салинатор.
Люди Курия поймали его, когда он ехал верхом в сопровождении двух центурионов вдоль частокола, который велел возвести проконсул Лициний Красс от Ионического моря до Тирренского, чтобы запереть Спартака и его людей на полуострове Бруттий. То, что могло стать нашим убежищем, стало ловушкой, где мы умерли бы от голода и холода, прежде чем легионы убили бы нас.
Курий бросил легата к огню, у которого, пытаясь согреться, сидели Посидион, Спартак, Аполлония и я, Иаир. Дул порывистый ветер, и время от времени с неба падали хлопья снега.
Жестом Спартак отослал Курия и его людей, и мы остались одни. Над нами, на склонах гор, простирались буковые и сосновые леса. Мы шли по гребням с тех пор, как покинули Фурии, направляясь в Регий, на границе полуострова.
Но вдоль всего берега, к которому мы намеревались спуститься, римляне разожгли костры. Легионы опередили нас и окружили.
Так умерла надежда Спартака уплыть на Сицилию.
Он был обречен, но это будто вдохновляло его.
Он торжественно говорил о близком конце, о неизбежном поражении. Когда Аполлония выла, повторяя, что он победит легионы Красса, что Дионис дарует ему победу, что она знает намерения бога, он напомнил ей о том давнем сне, когда он был всего лишь рабом в Риме. Она предсказала ему тогда, что он станет предводителем рабов, но за победой и славой последуют поражение, несчастье и гибель.
Аполлония стонала, не находя что ответить, пила и танцевала, пытаясь захмелеть. Вино стекало ей на грудь.
Затем Курий и его люди бросили к нашим ногам тело легата, рассказывали, как они зарезали римских караульных, которые сторожили ров и частокол, а также двух центурионов, сопровождавших Гая Фуска Салинатора.
Курий и его люди ушли, Спартак подошел к легату. Он обнажил меч и коснулся им шеи римлянина.
Легат, молодой человек, не опустил глаз, с вызовом глядя на фракийца. Он проявил мужество, но я умею читать по лицам и глазам людей. Легат изо всех сил старался скрыть страх, овладевший им. Широко раскрыв глаза, он не шевелился, будто боясь, что малейшее движение заставит Спартака перерезать ему горло.
Я тоже этого боялся. Я видел, как далеко отлетела голова галла Калликста.
– Посмотри на Спартака, прежде чем умереть, – сказал он ему.
Внезапно он отошел, убрал меч в ножны и принялся ходить вокруг костра, иногда останавливаясь около легата и задавая ему вопросы. Римлянин презрительно ответил, что его зовут Гай Фуск Салинатор, что он из рода Педаниев, иберов-аристократов, римских граждан, которые сражались за Рим и занимали самые почетные должности в республике.
Спартак наклонился, взял горсть земли и медленно пропустил ее сквозь пальцы.
– Ты, твои предки, твоя жизнь стоят меньше, чем эта горсть земли, – сказал он.
Я был удивлен спокойным и отрешенным тоном Спартака.
Он был уже не тем человеком, которого я видел в Фуриях. Тогда он был полон решимости превратить стадо рабов в армию, затем пошел на риск, заключив сделку с пиратами, так велико было его желание попасть на Сицилию.
Повернувшись к нам, он спокойно сказал:
– Красс завтра или через несколько дней одержит победу. Боги хотят могущества Рима. Я погибну, они так решили, хотя прежде были благосклонны ко мне. Я объединил рабов, они гордились тем, что сражаются и умирают свободными людьми. Сейчас боги хотят забрать мою жизнь. Я должен им ее.
Я заметил удивленный взгляд легата Фуска Салинатора, когда Спартак принялся разъяснять ему, что Посидион – грек-ритор, который преподавал на Родосе и в Риме, читал истории, написанные Геродотом и Фукидидом. Что я – Иаир, еврей из Иудеи, знающий Книгу, в которой собрана вся память моего народа. Об Аполлонии он сказал, что она умеет распознавать знаки, которые боги подают смертным, она – жрица и прорицательница Диониса, дочь фракийского народа, сыном которого является и он, Спартак.
Легат помедлил, потом выпрямился и заговорил, стремясь придать своему голосу твердость. Но я не мог не заметить, как он дрожал.
– Греки, евреи, фракийцы… Рим победил все эти народы. И ты сам сказал, Спартак, ты знаешь, что не сможешь победить легионы Красса. За тобой и твоими людьми захлопнулась ловушка. Ты умрешь здесь, так и не перейдя через этот ров и частокол.
Аполлония издала яростный крик и, подбежав к легату, вцепилась ему в лицо.
Спартак оттолкнул ее, а затем сжал пальцами горло легата.
Я отвернулся, думая, что он задушит его, но он начал говорить, предлагая Фуску Салинатору жизнь, если он пообещает спасти Посидиона, Аполлонию и меня.
– Римские караульные узнают тебя, – сказал он. – Ты объяснишь, что эти трое были у меня в плену. Ты освободил их, и они помогли тебе бежать. Римляне поверят тебе.
Он прервался. Я услышал приглушенный кашель легата. Спартак снова схватил его за горло.
– Выбирай быстрее, легат. Я хочу, чтобы Посидион, Иаир и Аполлония рассказали тебе о моей жизни, о сражениях, которые я вел, о тысячах рабов, которые присоединились ко мне, и о том, как я заставил Рим содрогнуться. Если ты выберешь жизнь, то станешь тем, кто расскажет, как все было. Ведь все мы просто тела, которые Красс предаст казни.
Он посмотрел на меня. Я был уверен, что он прежде всего обращается ко мне.
– Те, о ком помнят, не умирают, – добавил он.
Эти слова показались мне знакомыми. Их мог произнести Владыка Справедливости у меня на родине, в Иудее, и я был изумлен и растроган тем, что их произнес Спартак.
Той ночью его будто наполнили новые силы. Он думал о войне рабов, в которой прежде нам сопутствовала удача, но теперь, он повторил это несколько раз, война проиграна.
– Если хочешь жить, – сказал он легату, – ты должен поклясться перед богами, что Иаир, Аполлония и Посидион тоже будут жить. А я и мои воины останемся жить в рассказах, которые они тебе поведают.
Он наклонился к легату, пребывавшему в нерешительности.
Внезапно Спартак взревел:
– Больше нет времени, легат.
И он сильнее сжал горло римлянина, так что тело его задергалось как рыба, выброшенная на песок.
Я поднялся и сказал:
– Он выберет жизнь.
Спартак отнял руки от шеи легата, и тот жадно вдохнул воздух, подняв голову к небу, широко раскрыв рот. Затем, когда Спартак снова склонился над ним и, протянув руки к его шее, сказал: «Я оторву тебе голову», он согласился на сделку.
Осталось только убедить Аполлонию.
Она каталась по земле, прыгала, заломив в отчаянии руки, потрясала кинжалом, говоря, что отдаст свое тело богам, чтобы они спасли Спартака, но не хочет покидать его.
Она успокоилась лишь тогда, когда Спартак объяснил ей, что просто повинуется воле богов. Он видел Диониса во сне. Дионис послал ему этого римлянина, чтобы тот помог ему пересечь реку, отделяющую жизнь от смерти, и отвести в страну, где люди продолжают жить в памяти других.
Но для этого нужно, чтобы Аполлония, Посидион и я покинули его, последовав за легатом. Мы передадим людям память о жизни Спартака.
– Ты должна повиноваться Дионису, – повторил он.
Аполлония приблизилась к легату, на лице которого остались следы царапин, которые она успела нанести ему.
– Если ты обманешь Спартака, – сказала она, – если ты нарушишь клятву и предашь нас, я не отстану от тебя и боги будут преследовать твоих потомков, пока они все не погибнут.
Скоро снова пошел снег, и мы, проскользнув между костров, которые разожгли рабы, подошли ко рву и частоколу.
Спартак обнял Аполлонию, а затем прижал нас к себе, одного за другим.
– Пусть моя жизнь и наше восстание будут описаны в книге, как описаны жизнь еврейского и греческого народов, – сказал он.
– Да будет так, – ответил я.
Эта уверенность была такой же непоколебимой, как моя вера в Единого Бога.
Римские караульные узнали Фуска Салинатора и пропустили нас.
Легат передал нас солдатам, и мы под их присмотром покинули полуостров Бруттий, а он вернулся к проконсулу Лицинию Крассу.
Через несколько дней я увидел на горизонте огромную вершину Везувия, и небо, которое впервые со времени прощания со Спартаком было прозрачной голубизны.
Перед нами простиралась мирная, еще по-зимнему сонная равнина.
Среди деревьев, виноградников и в полях виднелись фигуры рабов, склонившихся к земле.
Порядок восторжествовал. Говорящие животные вернулись на свое место.
Прибыв в Капую, где у легата Фуска Салинатора было поместье, мы увидели, как к аренам направляется шумная и веселая толпа. Ланиста Лентул Батиат, кричали глашатаи, устраивает в честь победы проконсула Красса бой сорока пар гладиаторов. Оставшиеся в живых должны будут сражаться с ливийскими львами.
Я опустил голову, не решаясь взглянуть на Посидиона и Аполлонию.
Неужели возможно, чтобы Спартак так скоро потерпел поражение?
Только позже я узнал, что поражения вообще не было. Курий, один из немногих оставшихся в живых из нашего огромного войска, рассказал мне о последних битвах фракийца.
Я также был свидетелем казни, которую проконсул Красс приготовил для выживших пленных рабов.
«Те, о ком помнят, никогда не умрут», – говорил Спартак.
Тогда, в Капуе, неподалеку от гладиаторской школы, из которой мы бежали, я написал все, что знал о последних днях войны Спартака.