Текст книги "Спартак. Бунт непокорных"

Автор книги: Макс Галло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

49

Один за другим те, на кого по воле богов пал жребий, выстроились в ряд перед вооруженными легионами.

Их набралось пятьдесят. Они стояли опустив головы, покорные своей участи.

Они не повернули головы, чтобы посмотреть на тех, кого пощадила судьба, на четыреста пятьдесят человек, так же как они, побросавших оружие, но избежавших смерти.

Прижавшись друг к другу, выжившие смотрели на то, как с обреченных начали снимать одежду, поскольку они должны были умереть нагими, как звери, как трусы, которыми они и являлись.

Красс поднял руку.

Солдаты принялись бить мечами в щиты. Эта тяжелая медленная дробь разносилась по всей долине, будто билось огромное сердце, охваченное страхом.

– Наказание вернет вам храбрость! – прокричал Лициний Красс. – Я буду убивать каждого десятого из каждой когорты, центурии, из каждого легиона, посмевшего отступить перед этой ордой рабов!

Пятьдесят человек были раздеты.

Красс снова подал знак.

Солдаты принялись хлестать обреченных длинными прутьями, держа их обеими руками.

Они хлестали по плечам и спине, бедрам и икрам ног, бокам и груди.

Истерзанные тела вскоре покрылись глубокими кровавыми полосами.

Солдаты вышли вперед, держа на плечах секиры.

Один удар – и тела одно за другим опустились на землю. Некоторые сначала встали на колени, другие сразу повалились лицом вниз.

Палачи посмотрели на Лициния Красса.

Скрестив руки на груди, он с пренебрежением разглядывал тех, кому даровал жизнь. Складки, обозначившиеся вокруг его рта, свидетельствовали о глубине его презрения.

– Волею судьбы вы остались живы, – начал он. – Но ваша трусость наложила на вашу жизнь печать позора. Вы будете спать за пределами лагеря. Станете рабами солдат. Вам будет едва хватать хлеба, и вы можете навсегда забыть о почестях. Вы будете есть ячмень, как рабы, и выполнять работу, которую выполняют рабы. Вы будете убирать дерьмо и рыть землю. Вы получите оружие только в том случае, если дадите присягу никогда с ним не расставаться. Стоимость оружия будет вычтена из вашего жалованья. Если вы его снова бросите, никакой бог, никакая жеребьевка не спасут вас от казни.

Он указал на пятьдесят распростертых на земле тел.

– Посмотрите на тех, кого выбрал жребий. Они были не более трусливы, чем вы. Они заплатили за вас!

Красс вынул меч из ножен, взмахнул им, затем резко опустил.

Секиры обрушились.

Потом солдаты подцепили крюками головы и обезглавленные тела.

Они держали их перед легионами, перед выжившими дезертирами, перед легатом Муммием, который стоял, по-прежнему опустив голову.

– Впредь эти легионы будут предпочитать казнь побегу, – сказал Красс Юлию Цезарю. – Один страх вытесняет другой. Нужно, чтобы каждый солдат боялся меня больше, чем Спартака!

Дробь прекратилась. Пятьдесят тел и голов сложили в две кучи, и вокруг них стали хлопотать беглецы, которых пощадила судьба. Центурионы бранили и били их. Бывшие воины принялись рыть рвы и разжигать костры. Тела убитых сжигали.

Легионы продолжали стоять в линии. Лициний Красс, Юлий Цезарь и Фуск Салинатор, а также центурионы, командующие первой центурией когорты, ждали, когда затрещат первые костры.

Внезапно раздался громкий и сильный голос:

– Лициний Красс, твой легат Муммий перед смертью приветствует тебя!

У подножия пригорка на коленях стоял Муммий. Сжимая меч двумя руками, он вонзил его в грудь, затем упал ничком.

В этот момент из костров посыпались искры и повалил едкий дым, разнося запах горелой плоти.

Мечи снова ударили в щиты, все быстрее, сливаясь в один тяжелый долгий звук.

Лициний Красс склонился над телом Муммия.

– Сожгите его вместе с остальными, – сказал он.

Затем, повернувшись к Цезарю и Салинатору, добавил, потрясая мечом:

– Мы отомстим за этих римлян. Я больше не дам Спартаку ни дня передышки.

50

– Я видел костры, которые разожгли римляне, – писал Посидион. – Мы снова собрались на возвышенностях Кампании. Утро, наступившее после нескольких дождливых дней, было ясным. Небо – такой прозрачной голубизны, что горизонт казался почти белым.

И вдруг потянуло дымом от тех костров, и мы ощутили тошнотворный запах горелой человечины.

Через некоторое время к моим ногам бросили только что схваченного молодого римского солдата. Он дрожал всем телом, его глаза были наполнены ужасом. По происхождению грек, он родился недалеко от Афин, был рабом, затем вольноотпущенником. А потом его забрали в один из легионов, недавно собранных Крассом.

Произнеся имя проконсула, он испуганно оглянулся, будто опасаясь, что его услышат. Указав на дым, скрывший горизонт, он объяснил, что Красс казнил каждого десятого солдата из двух легионов, которые сражались с нами, и что легат Муммий покончил с собой, посвятив свою смерть Крассу.

Молодой солдат сдавленным голосом повторил слова проконсула: «Судьба римского солдата – победить или погибнуть. Не будет жизни ни для тех, кто проиграл сражение, ни для тех, кого взяли в плен. Если враг вернет Риму пленных, Рим казнит их».

Я отвел глаза. Я не хотел знать, что произойдет с этим солдатом. Наверное, его свяжут вместе с другими пленными и толпа рабов будет унижать и мучить их, а потом убьет сразу или заставит сначала сражаться друг с другом.

Я пошел к Спартаку и рассказал ему о том, что только что узнал.

Жестокость Красса, возобновившего казнь каждого десятого, которая уже давно была отменена, самоубийство легата Мумия, а еще раньше претора Публия Вариния свидетельствовали о том, что боги прогнали из души римлян колебание и страх. Они проявят всю свою мощь. Настало время их беспощадной мести.

Я повторил Спартаку, что ему не удастся спасти огромную толпу, следовавшую за ним, поскольку лишь малая ее часть соблюдает дисциплину, столь необходимую на войне.

Нужно отделить зерна от плевел и, оставив основное войско, попытаться с небольшим отрядом пройти между легионами Красса, добраться до Лукании и оттуда до порта, и можно будет – я уже много раз предлагал это, – заплатив киликийским пиратам, переправиться на другой берег моря.

Спартак, казалось, не слушал меня.

Однако вечером он призвал к себе Тадикса и Курия.

Он решил доверить каждому из них командование рабами. Они организуют войска и поведут их на юг, к Лукании, Бруттию, Калабрии, к портам Брундизия, Метапонта, Петелия, Регия. А сам он направится в Луканию с небольшим отрядом, из которого попытается создать настоящую армию.

Тадикс колебался: зачем делить огромные силы, способные разгромить римские легионы? Разве им не удалось победить два легиона Муммия?

– Муммий покончил с собой, – ответил Спартак. – Лициний Красс выкован из другого металла.

Спартак убедил Тадикса в том, что нам остается только хитрить и отступать частями, маленькими войсками по несколько тысяч человек, которые могут застигнуть римлян врасплох, захватить обозы, хлеб и ячмень. Мы начали голодать. Виллы Кампании были разграблены, подвалы опустошены, виноградники и поля уничтожены, скот уже давно зарезан и истреблен. Так пусть Тадикс и Курий попытают счастья.

Я видел, как две колонны в несколько тысяч рабов ушли одна за другой.

Отряд, командование которым взял на себя Курий, был даже похож на армию. В первых рядах шли бывшие гладиаторы в римских латах, шлемах и с римским оружием. За ними следовали рабы, неся на плечах заточенные колья, обожженные на огне. По бокам шли пращники, а в последних рядах – женщины и мужчины, вооруженные тесаками.

Войско Тадикса, напротив, представляло собой толпу из галлов и германцев. Они не шли, а бежали, сжимая в руках секиры.

Спартак, не двигаясь, смотрел, как удаляются колонны рабов и гладиаторов. Его лицо застыло, взгляд был устремлен в одну точку, будто он не видел людей, поднимавших оружие в знак приветствия.

Когда последние рабы скрылись из вида, Спартак сказал:

– Я посылаю их на смерть.

– Все мы когда-нибудь встретимся с ней, – ответил Иаир.

– Я должен был встретить ее первым.

– Ты должен оставаться в живых до последнего сражения, – сказал Иаир. – Такова участь предводителя.

– Я не выбирал этой участи.

– Но ты предводитель, тебя выбрал Единый Бог. Это и твое предназначение, и твоя слава, и твое наказание.

Аполлония отстранила Иаира, оттолкнула меня, обняла Спартака за шею, прижалась к нему, покусывала его ухо, шептала слова, обрывки которых мне удалось услышать.

Я понял, что она предостерегает его против Единого Бога Иаира-еврея. Нужно прославлять богов Олимпа, повторяла она, а не Владыку Справедливости, про которого не известно, бог он или человек. Он живет в пустыне, не подает никаких знаков, и ей не знаком ни один жрец, который бы знал о нем.

Спартак должен оставаться верным и послушным Дионису.

Бог, добавила она настойчиво, посетил ее этой ночью и сказал, что фракиец должен покинуть войско рабов, взяв с собой лишь самых близких людей.

Аполлония повернулась, давая понять, что мы должны подойти к ним.

Нужно бежать, послушавшись наказа и совета Диониса, сказала она.

– Ты, Посидион, – добавила она, положив руку мне на грудь, – разве ты сам не предлагал это?

Я действительно говорил о том, что можно дойти до порта с маленькой группой людей и уплыть на пиратских судах.

– Дионис хочет спасти лишь несколько человек. Ему больше не нужно все войско, – продолжала Аполлония.

Она назвала несколько имен, в том числе мое, Пития и, нехотя, Иаира.

– Иаир сказал – до последнего сражения, – ответил Спартак. – У меня нет другого выбора.

– Ты можешь пересечь пролив, – продолжал я, – и поднять восстание на Сицилии.

Спартак долго смотрел на меня, но ничего не ответил.

Море было действительно далеко.

Покинув Кампанию, мы вошли в Луканию. Мы шли ночами по лесам, прислушиваясь к трубам римских легионов. Красс, должно быть, сам вел облаву, не давая легионам ни малейшей передышки.

По дороге мы встретили семерых рабов из войска Тадикса, покрытых кровью, с безумными глазами. Они единственные остались в живых. Их окружили три легиона. Они видели, как проконсул скакал впереди солдат и сражался с таким исступлением, что даже самые отчаянные рабы обратились в бегство. В конце битвы его лошадь была по грудь в крови, ей приходилось взбираться на трупы, чтобы скакать дальше. Среди этих трупов было и тело Тадикса.

Курий выжил с десятком гладиаторов, которым удалось ускользнуть от легионов под командованием военного трибуна Юлия Цезаря и легата Фуска Салинатора.

В том бою погибли несколько тысяч мужчин и женщин. Были слышны крики рабов, которых римлянам удалось схватить. Их было около тысячи человек, и нетрудно представить наказание, постигшее их. Были ли они распяты? Или их кинули живыми в пылающий костер? Отдали на съедение голодным псам? Заставили убивать друг друга голыми руками? Или их, искалеченных, с отрубленными руками, оставили в лесной чаще на растерзание волкам и хищным птицам?

Спартак выслушал рассказ несчастных рабов.

Он обнял Курия. Это было так неожиданно, что бывший оружейник покачнулся от переполнявших его чувств.

– Мы удивим и Рим, и богов! – сказал Спартак.

51

– Слова Спартака и его решение не удивили меня, – рассказывал позже Иаир. – Фракиец был одним из редких людей, избранных, чтобы исполнить предначертанное до конца.

Спартаку было суждено сразиться с Римом во главе войска рабов, которые хотели стать свободными.

Спартак знал, что Рим беспощаден, а проконсул Лициний Красс настолько же упрям, насколько и жесток, – шакал, как называл его Питий. Фракиец часто расспрашивал его, желая познать всю глубину характера и всю меру извращенности своего противника, самого богатого человека в Риме, который велел изрубить и предать казни всех, кто следовал за Курием и Тадиксом-гигантом.

Он решил, что раз уж он должен сразиться с легионами Красса, то ему следует проявить себя таким же безжалостным, каким был проконсул.

Мы шли к морю среди оливковых деревьев по каменистой сухой земле Лукании.

Я видел, как Спартак, который обычно выступал в центре войска рабов, будто желая подчеркнуть, что является одним из них, сменил место. Теперь он ехал верхом во главе отряда, окруженный стражей под командованием Курия.

Он часто проезжал вдоль колонны войск, которая постоянно стремилась рассеяться. Он толкал людей грудью своей лошади, бил их по плечам древком копья, грозил мечом, призывая как можно быстрее вернуться в строй.

Я читал в их глазах удивление и страх, а иногда гнев и ярость. Некоторые угрожали, ворчали, что они не для того пришли в армию рабов и сражались с легионами, чтобы ими теперь помыкали как животными.

Наступила ночь, и мы сделали привал. Спартак в сопровождении стражи обошел лагерь.

Он потребовал выставить дозорных и послать разведчиков, велел избить пьяных и сам разгонял развлекающиеся парочки мечом.

Он действовал молча, не произнося ни слова, стиснув зубы, иногда бросая на меня взгляд. Но я отводил глаза.

Я не мог не осуждать растущую с каждым днем суровость, с которой он обращался со своими товарищами. Некоторые из них не расставались с ним с тех самых пор, как покинули гладиаторскую школу в Капуе. Эти люди спустились со склонов Везувия и победили претора Клавдия Глабра. Они верили, что их больше никогда не станут бить и ограничивать их свободу. И вот человек, которого они почитали, тот, кого защищал Дионис, предводитель рабов, бил их так, будто они снова стали рабами.

Стражники Спартака, воодушевляемые Курием, размахивали копьями и ревели, что сделают из этого войска римскую когорту. Нужно победить, пересечь сицилийский пролив, завоевать богатые хлебом земли острова и заставить голодать Рим, царем которого станет Спартак.

Настал день, когда я увидел море, берега Тарентского залива, а недалеко от побережья – стены и высокую башню города Фурии.

Рядом с этим городом не было ни одного легиона.

Стая жадных, голодных животных тотчас же почуяла запах добычи, хлеба и ячменя, сушеной рыбы и женских тел. Войско вздрогнуло, взревело, ускорило шаг, поравнялось со Спартаком и его стражей.

Фракиец натянул поводья коня, тот стал на дыбы. Он поднял меч, крикнул стражникам, чтобы те сдержали людей и вернули их в строй.

Все были потрясены, послышались крики протеста.

Я услышал, как Спартак сказал Курию:

– Нужно, чтобы они слушались. Лучше я сам убью несколько человек, чем увижу, как они все погибнут от руки Красса.

Я удержал Курия, который кинулся вперед со своими людьми, уже обнажившими мечи.

– Поговори с ними, – крикнул я Спартаку. – Если ты скажешь справедливые слова, они тебя послушают.

Он поколебался.

Толпа тем временем рассеялась. Некоторые рабы ушли с дороги, на которой мы находились, и с воем направились через поля к городу.

Спартак с людьми Курия бросились вслед за ними и, нанося им удары древками копий, подталкивая, заставили вернуться в строй.

Толпа возмущенно взревела.

Спартак подошел ко мне.

– Я хочу, чтобы это войско стало таким же дисциплинированным, как римский легион. Если потребуется наказание, я буду убивать каждого десятого, как это сделал Красс с бежавшими воинами.

– Тогда кто ты?

– Это решат боги.

Затем он повернулся к войску.

– Я приказываю не грабить этот город, – сказал он. – Я приказываю разбить лагерь под городскими стенами. Пусть некоторые из вас попросят, чтобы нам открыли ворота, дали хлеба и мяса, рыбы и золота, которым мы расплатимся с пиратами. Пираты помогут нам пересечь море и добраться до Сицилии. Там, на хлебном острове, мы построим республику свободных людей, и Риму не поздоровится, если он вздумает атаковать нас!

Войско слушало его молча.

Некоторые рабы потрясали копьями и мечами, крича, что они согласны со Спартаком.

Но большинство из них принялись браниться. Внезапно раздался голос:

– Давайте возьмем все, что можем взять сегодня! Сожжем все, что не сможем унести. Ведь завтра может не настать!

Войско единодушно поддержало этого человека с сильным и уверенным голосом.

– Кто ты, говорящий так, будто это ты командуешь войском?

– Здесь никто не командует, – ответил голос. – Мы свободные люди. Никому, и даже тебе, Спартак, не удастся заставить нас подчиняться закону. Мы убивали римских граждан не потому, что нам приказал это сделать фракийский гладиатор. Если бы нам нравилось быть рабами, мы не убежали и не сражались бы. Мы могли бы спокойно ждать, пока наши хозяева решат подарить нам свободу. И, продолжая ходить с опущенной головой, мы дождались бы этого. Но мы решили идти напролом. Так дай же нам пройти, Спартак! Мы возьмем этот город и насладимся всем, что есть в его амбарах, подвалах и женских комнатах!

Большинство рабов ринулось вперед, сшибая с ног людей Курия, окружив лошадь Спартака, продвигаясь к городу, в то время как фракиец, подняв меч, остался стоять со своей стражей посреди опустевшей дороги.

Я видел, как Фурии охватил огонь.

Я шел по улицам, заваленным трупами его жителей, слышал крики насилуемых женщин.

Я последовал за человеком с двумя мешками, которые, должно быть, были наполнены золотом.

Он поднялся на вершину башни.

Спартак сидел на низкой стенке и смотрел на море, сверкавшее вдали.

– Ты хотел знать, кто я такой, – сказал человек, бросая к ногам Спартака мешки. – Я Калликст, галл. Этим золотом, – он пнул один из мешков, – ты сможешь заплатить пиратам.

Спартак не шевельнулся. Галл покинул башню бегом, будто остерегаясь чего-то.

Я подошел к Спартаку, он обернулся ко мне.

– Только не говори мне о своем Едином Боге, о Владыке Справедливости, – сказал он, поднимаясь. – Я хотел завоевать этот город, не разрушая, не проливая крови. В нем бы я встретился с главарями пиратов. Из этого города мы могли бы дать отпор легионам Красса. Мы могли бы объединиться с другими городами. Мы могли бы подготовить поход на Сицилию. А теперь у нас есть золото, а еще руины и целые улицы трупов.

Его лицо искривила гримаса отвращения.

– Они не свободные люди, – сказал он. – Они так и остались зверями. С ними нужно обращаться соответственно: дрессировать как лошадей или диких животных.

– Тогда ты больше не Спартак, – сказал я.

– Спартак выживет, если будет бороться и одерживать победы. Побежденных быстро забывают. Помнят тех, кто сражается как свободные люди, а не как дикие звери.

Он сжал рукоять меча и сказал то, что я предпочел бы не слышать:

– Мне следует убить этого галла. Может быть, страх заставит этих животных сражаться как свободные люди.

Спартак собрал свое войско у стен теперь уже мертвого города.

Наевшиеся люди дремали, опираясь на оружие.

Он подошел к первым рядам.

– Вы сожгли и разграбили этот город, – крикнул он. – Вы убивали, пили и насиловали. Я не хотел этого.

Люди понемногу просыпались, выпрямлялись, будто каждое слово Спартака хлестало их как прут.

– Я ваш предводитель, однако вы отказались повиноваться мне. Вы последовали за Калликстом, будто он ваш главарь. Калликст, выйди ко мне!

Рабы расступились. Галл медленно подошел к Спартаку. Он остановился в нескольких шагах от него и крикнул:

– Я дал тебе золото, как ты хотел, и мы взяли то, что нам было нужно. Вот справедливость!

– Ты сказал: «Завтра может не настать».

– Я сказал, что нужно брать все, что можешь взять.

– И ты взял это.

Спартак сделал два шага навстречу галлу.

Блеск лезвия, выхваченного из ножен, ослепил меня.

Голова галла покатилась по земле.

В тот же момент Спартак воскликнул:

– Завтра не настанет для того, кто не слушается Спартака!

52

– Тело галла и его отрубленная голова высохли на каменистой земле, окружавшей стены Фурий и простиравшейся до побережья Тарентского залива. Я не видел, – продолжал Иаир, – чтобы хоть один раб попытался похоронить этого человека, которого они единодушно поддержали и за которым последовали.

Я наблюдал за ними.

Я сидел перед палаткой, которую Спартак велел поставить на возвышенности, откуда были видны город, его окрестности и весь залив.

Он ждал, когда прибудут суда киликийских пиратов.

Не скрывая нетерпения, он ходил по вершине песчаного холма, на котором росло несколько кустов, согнувшихся под ветром.

Он остановился передо мной, внимательно посмотрел, будто не решаясь заговорить, потом повернулся и взглянул на рабов, охранявших тело галла.

Они махали руками, пускали камни из пращи, кричали, потрясали оружием, отгоняя хищных птиц.

Рабы подбили нескольких птиц, отбросили их подальше, к палатке Спартака.

Мертвые птицы упали в сотне шагов от нас, черные и белые пятна на желтой земле.

– Они этого не забудут, – сказал я Спартаку.

Он отошел, будто не услышав меня, поговорил с Курием, спросил его, что воинам удалось узнать о легионах Красса, вышедших из Кампании и Лукании, и какой ответ дали киликийские пираты его посыльным, Питию и Посидиону.

Люди Курия сопровождали двух греков до оконечности Бруттия, самой южной точки Италии, будто выталкивавшей остров Сицилию в открытое море. Там находились пиратские суда.

Питий и Посидион несколько раз поднимались на суда, затем возвращались на сушу. Затем сообщили людям Курия, что поплывут вместе с пиратами в Тарентский залив, чтобы переговорить с самим Спартаком.

Спартак приказал своему войску учиться строиться в шеренги, маршировать, сражаться одной линией, чтобы производить впечатление единой армии.

Так как пираты отказывались перевозить тысячи римских врагов, Спартак хотел заверить их в том, что войско рабов могло оказать сопротивление легионам Красса и Берреса, пропретора Сицилии, который начал укреплять берега пролива, чтобы отразить любые нападения.

Теперь я каждый день наблюдал за упражнениями, которые должны были проделывать рабы под присмотром Курия и его людей.

Большинство рабов подчинились и дрались друг с другом, шли в атаку, учились строить сплошную стену из щитов и непроходимый частокол из копий.

Но некоторые, избегая учений, держались в стороне. Над обезглавленным телом галла дежурили караульные, не давая хищным птицам приближаться к нему, но они не решались насыпать над ним курган, опасаясь гнева Спартака.

Теперь они боялись его.

Они повиновались людям Курия и опускали головы, проходя мимо Спартака. К тем, кто теперь должен был служить ему, убирая песок, который ветер прибивал к его палатке, поднося амфоры с водой и вином, жаря мясо и рыбу, вернулось их прежнее рабское поведение.

Рабы, взгляды которых до гибели галла были полны гордости, злобы и даже безумия, теперь смиренно опускали глаза.

Я повторял Спартаку, что эти люди, мечтавшие стать свободными, никогда не забудут, как он обошелся с одним из них – как беспощадный и жестокий римский хозяин. Он должен быть осторожен: он казнил галла так, как казнят раба, а разве хозяин может полностью доверять рабам?

Страх дрессирует их как животных, но рабы – это люди, хотя римляне и считают их скотом. А люди всегда восстают против тех, кто их угнетает.

Люди Курия и, прежде всего, сам Спартак угнетают их.

Ему следует проявлять крайнюю осторожность, всегда быть начеку. Звери повинуются хозяину, кажутся покорными, но в один прекрасный день мощным ударом лапы разбивают голову укротителя или убегают.

– Они никогда не забудут, что ты убил одного из них.

– Никто не забудет, – хрипло ответил Спартак. – И я не забуду. Но посмотри на них!

Перед стенами Фурий рабы, вооруженные щитами и палками, сражались друг с другом, воодушевляемые криками людей Курия.

– Теперь они слушаются, – сказал Спартак.

Внезапно послышались крики: дозорные заметили паруса киликийских пиратов, которые, преодолев самую трудную часть пути, входили в Тарентский залив.

– Мы попадем на Сицилию, – сказал Спартак. – С этим войском я смогу завоевать остров. Я освобожу рабов. Мы завладеем хлебом и схватим Рим за горло. Плебс, бедные горожане повсюду присоединятся к рабам. Восстание охватит Рим и провинции. Думаешь, это не стоило головы галла?

Я помнил предписание Владыки Справедливости: «Ничто не стоит жизни человека».

Но промолчал.

Спартак сам поймет, что ему придется жестоко поплатиться за отнятую у человека жизнь.

Таков закон Справедливого Бога.