355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Макс Галло » Спартак. Бунт непокорных » Текст книги (страница 11)
Спартак. Бунт непокорных
  • Текст добавлен: 19 сентября 2016, 13:08

Текст книги "Спартак. Бунт непокорных"


Автор книги: Макс Галло



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

43

– Нужно было зарезать Кастрика, центуриона, – сказал Курий. – Он все видел.

Курий повернулся и указал Спартаку на толпу, очертания которой терялись в тумане. Вокруг был слышен шум, топот и гул голосов.

– Это войско рабов, – продолжал Курий.

Он сплюнул с ожесточением и пожал плечами, будто сознаваясь в собственном бессилии.

– Их сто тысяч, а может, и больше. Но сколько наберется мужчин, способных сражаться по правилам, отражать атаку центурий? Сколько колонн можно составить из них и бросить на врага? И я, и Посидион, даже Иаир говорили тебе, Спартак: если ты не будешь бить этих бродячих псов, которые думают только о вине, мясе и добыче, мы никогда не сможем сражаться по-настоящему, как армия против армии.

Курий схватил Спартака за руку.

– Номий Кастрик, центурион, понял это и рассказал сенаторам, консулам, легатам. С тех пор как мы вошли в Цизальпину, ни один город не открыл нам ворота и не сдался. К нам не присоединился ни один солдат из двух легионов проконсула Кассия Лонгина. Мы – просто толпа, а побеждать может только порядок!

Он заставил Спартака остановиться и с вызовом преградил ему путь.

– Бей этих обезумевших от свободы собак! Они будут слушаться только тогда, когда у них будет сводить желудок от страха.

Спартак освободил руку и пошел дальше, опустив голову.

– Ты хочешь свободных людей снова сделать рабами? Они пошли за мной, а ты хочешь, чтобы я обращался с ними как хозяин?

– Если хочешь победить, тебе придется это сделать. Но ты колеблешься, Спартак. Ты не захотел убить Кастрика, хотя он причинил тебе боль. Каждое слово, которое он произносил, ослабляло тебя.

– Боги хотели, чтобы он выжил, – сказал Спартак. – Но так ли уверен ты, что его стали слушать в Риме? Он мог рассказать лишь о разгроме римской армии и унижении консулов, о том, как солдаты стояли на коленях перед нами и мы обращались с ними как с рабами. Его могут убить, чтобы заставить молчать.

– Но мы, – сказал Курий после продолжительного молчания, – что мы здесь делаем? Просто скитаемся по Цизальпине! Здесь нет плодов в садах, нет хлеба в полях. Скот вернулся в стойла, хлеб в амбарах под защитой городских стен. Как ты хочешь победить здесь с этой сворой пьяных псов, которые отказываются даже слушать тебя?

– Они свободны, – сказал Спартак.

– Ты хочешь, чтобы они погибли? Кровь раба такая же красная, как и кровь римского гражданина.

Курий снова сплюнул.

– Мы не пройдем через альпийские ущелья, и если останемся в Цизальпине, тысячи умрут от голода, а оставшиеся от меча римлян.

Спартак остановился, скрестил руки.

– Рим – сын богов. Разве можно его победить?

Он закрыл глаза, будто пытаясь что-то вспомнить.

– Граждане Рима умеют умирать, – продолжал он. – Многие предпочтут смерть поражению и унижению. Ты видел претора Вариния? А солдата, который выжил во всех сражениях? Оба предпочли убить себя, а не другого.

– Можно быть свободными, но при этом соблюдать порядок! – возразил Курий.

Спартак пошел дальше. Он часто оборачивался, чтобы посмотреть на тех, кто шел позади. Только тогда, когда ветер разогнал туман, он увидел, какая огромная толпа следовала за ним.

– Они здесь, Курий, – сказал он. – Им хватило сил и смелости бежать от хозяев. Не требуй от них большего. Они только начинают жить свободными. Если их потомки будут помнить о них, то это значит, что они победили Рим, даже если он их уничтожит. Их сыновья научатся сражаться.

– Мы все умрем, – проворчал Курий.

– Мы останемся живы! – возразил Спартак.

44

Имя Спартака раздавалось в зале с узкими окнами, рядом с амфитеатром Сената в Риме.

Колонны и статуи богов отбрасывали тени на магистратов, чьи тоги в полумраке казались серыми.

Сенаторы, преторы, легаты сидели вокруг возвышения, посреди которого стояли два человека.

Это были проконсул Цизальпины Кассий Лонгин и Манлий, который командовал легионом в Пицене, расположенном на берегу моря к востоку от Рима, между Анконой и Аускулом. Небольшого роста, тощий, он, однако, постоянно вытирал лоб, как один из жирных одышливых магистратов с пухлыми щеками, которые расспрашивали его.

– Манлий, ты должен был помешать Спартаку войти в Пицен. А теперь он подходит к Риму с целой сворой, как новый Ганнибал!

Манлий молча поднял руки. Проконсул Цизальпины выступил вперед. Он говорил глухим раздраженным голосом.

– Рим победил карфагенян, и мы поразим Спартака, – сказал он. – Но что мы могли сделать? У меня было два легиона в Цизальпине. Он атаковал меня с более чем сотней тысяч человек. Нас словно затопило волной нечистот. Мы закрылись в городах. И я помешал Спартаку захватить и разграбить города. Я одержал победу, потому что он отступил, отказавшись от намерения перейти Альпы. Он пошел по южной дороге.

– Он пошел на Рим! – воскликнул кто-то. – Если он придет сюда, рабы, которых здесь десятки тысяч, восстанут и примкнут к его армии. Лонгин, их войско будет страшнее, чем армия карфагенян! Манлий должен остановить их.

Поднялся ропот.

– Ты стоишь здесь, Манлий, перед нами, и объясняешь, – продолжал магистрат. – А в это время сто тысяч разбойников, убийц опустошают Пицен, Апулию, Кампанию, Луканию. Каким хлебом, каким ячменем мы будем кормить плебеев? Если наши самые богатые земли, поместья, виллы в руках грабителей, что будет с Римом? Если Фламиниева, Аппиева, Латинская и Валериева дороги больше не безопасны, если ни один путешественник, повозка и даже легион не могут пройти, не подвергаясь нападению, что станет с нашим имуществом, с нашей властью? Рим станет добычей грабителей! Их нужно уничтожить! Эти вредители хуже, чем саранча в Африке или Иберии, которая пожирает все на своем пути. Неужели возможно, чтобы один фракийский гладиатор держал в страхе Рим? Мы все помним восстание на Сицилии, которое пришлось пережить нашим предкам, но они победили. А сегодня рабы унижают нас и грабят. Это восстание – бедствие хуже наводнения. Что вы ответите на это – ты, претор Манлий, и ты, Кассий Лонгин, проконсул!

– Два легиона, – сказал Лонгин, – против этой разъяренной толпы, которая, как бушующий поток, смывают все на своем пути…

– Солдаты начинают дрожать, когда на них с ревом идет войско Спартака, – добавил Манлий. – Первые ряды когорты оседают, некоторые бросают оружие, чтобы было легче бежать.

– Позор! – раздались голоса. – Пусть их постигнет жестокое наказание Рима!

– Нужны новые предводители, – сказал один из магистратов. – Потерпевшие поражение не могут командовать легионами. Какой солдат пойдет за ними?

– Люди боятся этих дикарей, – продолжал Манлий. – Они знают, что рабы делают с теми, кого поймают. Они не хотят умереть, как гладиаторы, сражаясь друг с другом, и не хотят попасть в руки их обезумевших женщин.

Вперед вышел молодой человек.

– Я Гай Фуск Салинатор, легат претора Лициния Красса, – сказал он. – Вы знаете Красса. Я говорю от его имени. Красс, если вы окажете ему честь вашим доверием, клянется убить Спартака и всех, кто следует за ним!

45

– Лициний Красс – шакал, – сказал человек, сидящий перед Спартаком.

Он медленно повернул голову и посмотрел на Курия, Посидиона, Иаира и Тадикса. Они стояли, прислонившись к стене разгромленной комнаты, посреди которой прямо на сине-желтой мозаике горел костер из обломков мебели.

Аполлония сидела на корточках у огня, грея над ним руки.

– А кто ты? – спросила она, не глядя на человека. – Ты приходишь к нам, утверждаешь, что сбежал из дома Красса, говоришь, что ты раб. А если ты просто змея, пес, гиена Красса, которому приказано принести наши головы?

Она подошла к человеку, схватила его за плечи и встряхнула.

– Я сдеру с тебя живого кожу, если ты лжешь, – сказала она. – Знай, что Дионис просвещает меня, и я знаю, что ты думаешь и чувствуешь. Или ты боишься, стараешься не дрожать от страха, но жалеешь, что пришел сюда. Я сорву с тебя маску, как снимают кожу!

Человек оттолкнул руки Аполлонии.

– Я Питий, афинянин, архитектор, раб претора Лициния Красса, и я пришел затем, чтобы предупредить вас. Сенат назначил его проконсулом, дал ему легионы. Он собрал самых честолюбивых представителей Рима, которые хотят подняться еще выше, пройдя по вашим трупам. Среди них его легат, Гай Фуск Салинатор, военный трибун Гай Юлий Цезарь и многие другие, которых Красс может купить, если захочет, потому что он – самый богатый человек в Риме.

– Ты называешь его шакалом, – прервал Пития Спартак. – Но разве не все люди жадные?

Питий покачал головой.

– Ты не знаешь Лициния Красса. Он готов есть падаль. Он питается смертью. Он так алчен, что никак не может насытиться. Он готов на любое преступление, чтобы раздобыть новые богатства. Знаешь, чем я занимаюсь? Он поджигает дома, а потом выкупает их руины или место, где они стояли. При этом гибнут десятки римлян, других пожар выгоняет из домов. А я жду со своими каменщиками, и мы начинаем строить, хотя угли еще тлеют и не все тела извлечены из-под обломков. Лициний Красс угрожает нам, мучает и бьет нас. У него нюх на смерть. Он разбогател на крови и трупах тех, против кого выступал во время гражданской войны. Он служил Сулле, доносил на сотни граждан, чтобы овладеть их имуществом. Он – шакал, стервятник. Тот, кто хоть раз поймал его взгляд, не забудет его до конца своих дней. Его глаза пронзают как острие копья. Но страшнее всего его хищная пасть. Я боюсь Лициния Красса. У него нет губ, вместо щек – провалы. Провинившихся он пытает и наслаждается этими пытками. Рабам, которые что-то взяли из руин дома, сожженного по его приказу, он велел отрубить руки, поставить на лица клеймо раскаленным железом и продал их ланисте Капуи, а тот бросил их на съедение диким животным в начале ближайших игр.

Питий замолчал, уронил голову на грудь, словно сам не мог вынести ужаса того, о чем рассказывал или жалел о том, что пришел сюда и начал говорить.

– Он поклялся убить тебя, Спартак, и всех, кто следует за тобой, – продолжал он. – Ты разорил его земли и многие из его поместий. Посягнул на его богатство. Он слепнет от ярости, когда ему оказывают сопротивление или зарятся на то, что принадлежит ему. Кроме того, он хочет воспользоваться войной против тебя, чтобы получить еще больше власти. Ему недостаточно богатства, он хочет славы и высших почестей. Он завидует Помпею, которому сенаторы присудили титул императора за его победы в Иберии. Он хочет того же.

– Он еще не победил нас! – воскликнул Спартак.

– Лициний Красс еще не потерпел ни одного поражения, – продолжал Питий. – Упрямый и озлобленный, он не боится ничего и никого. Я видел, как он вошел в горящий дом, чтобы прогнать людей, тушивших огонь.

– Когда я был солдатом, – прервал его Курий, – в Иберии и Африке Красса восхваляли за смелость.

– Если он должен разгромить нас, – сказал Спартак, – то зачем ты пришел, Питий? Если он когда-нибудь поймает тебя…

– Он нарежет ремешков из моей кожи, а потом скормит муренам или собакам, позаботившись о том, чтобы я превратился в кусок живого мяса, еще способного дышать.

Спартак подошел к Питию, и тот поднялся.

– Зачем ты пришел, Питий? – снова спросил Спартак глухим печальным голосом.

– С тех пор как ты бежал из гладиаторской школы в Капуе, твоя армия победила преторов, легатов, консулов, сожгла урожай, поместья, виллы, ты подошел к Риму и страх охватил хозяев. Когда мы, рабы, приближаемся к ним, они хватаются за кинжалы. Стоит нескольким рабам одновременно войти в комнату, как хозяева начинают метаться, обезумев от страха. Они боятся есть пищу, приготовленную слугами. Их страх доставляет нам радость и гордость. И этим мы обязаны тебе, Спартак. Я благодарен тебе за это. И за то, что ты напомнил мне, что я был свободным гражданином Афин. За то, что я здесь и рассказываю тебе об угрозах и намерениях Красса. Он поднимет легионы и начнет преследовать тебя. Будь осторожен, его ничто не остановит! Он хочет твоей смерти, потому что он благородный римлянин, а ты всего лишь иноземный раб. Ты заставляешь его дрожать, и он не успокоится, пока не убьет тебя.

Спартак положил руку на плечо Пития.

– Все люди умирают, – сказал он. – Красс тоже умрет, даже если убьет меня. А ты, Питий, умеешь умирать?

Питий опустил голову. К ним подошел Иаир.

– Тот, кто умеет умирать, больше не раб, – сказал он.

46

– Я хочу, чтобы все они умерли, все до единого! – воскликнул Лициний Красс.

Наклонившись вперед, сцепив руки за спиной, проконсул размеренным шагом шел вдоль колоннады, окружавшей бассейн, в котором плавали мурены, бороздившие поверхность воды.

Он остановился, подождал, пока к нему присоединятся Гай Юлий Цезарь и легаты Муммий и Гай Фуск Салинатор.

– Нужно, чтобы люди запомнили только их казнь, – добавил он, сжав челюсти. Глубокая складка пересекла его лоб.

– Те, кто сражался с ними, утверждают, что смерть не пугает их. Эти твари умирают без малейшего страха, – сказал Цезарь.

Красс пожал плечами, на его лице отразилось презрение.

– Люди забудут о том, что они не боялись смерти, – заметил он. – Но я хочу, чтобы все помнили, какой смертью они умерли. Народ еще долго будет дрожать, вспоминая, каким пыткам я их подверг. Страх будет преследовать каждого раба до конца его дней. Никто из них больше не посмеет восстать против хозяина.

Он следил глазами за бликами на поверхности воды в бассейне.

– Нескольких я скормлю муренам.

Он усмехнулся.

– Этого центуриона, Номия Кастрика, я угостил хорошим мясом и свежим вином. Он только и говорил, что о гладиаторских боях, об этом позоре. Рабы заставили центурионов и римских граждан драться друг с другом. Спартак оставил его в живых, чтобы он рассказал нам об этом и мы ужаснулись. Знаете, что стало с этим болтуном, который все твердил: «Они оставили мне жизнь!»? Когда он, наконец, уснул, я приказал сбросить его туда.

Движением головы он указал на бассейн.

– Мурены в один миг набросились на него. Произошло настоящее сражение, вода бурлила, а потом стала красной. Мои рабы тряслись от ужаса и заснули у моих ног, как собаки. Потом я приказал зарезать всех рабов, которые работали с Питием, греческим архитектором. Он прятал от меня глаза, и мне это никогда не нравилось. Он сбежал и, наверняка, присоединился к армии Спартака. Но я найду его, и он пожалеет о том, что предал меня. Знаешь, Юлий, я ведь собирался отпустить его.

Он проворчал.

– Я купил его на Делосе. Он расхваливал передо мной свой талант. За несколько дней мог построить семиэтажный дом. А потом поползли слухи о восстании. Люди заговорили о том, что Спартак, предводитель рабов, новый Ганнибал, завоюет Рим!

Он крикнул:

– Вы слышите: завоюет Рим! Гладиатор, гнусная тварь, фракийский раб! Он силен только слабостью наших консулов, преторов и легатов!

Он схватил Гая Юлия Цезаря за руку.

– Ты военный трибун, Цезарь. Воевал в Азии, победил пиратов! Я хочу взять тебя с собой на охоту, которую мы начинаем. Ты должен это мне и Риму!

Он улыбнулся.

– Я давал тебе в долг много денег, Цезарь. Ты многим обязан мне. Когда мы вернемся победителями, Рим будет у наших ног. У нас будут слава, мощь и богатства. Ты станешь богачом, Цезарь! Вернешь мне долги, и мы откроем для плебеев игры, которые поразят их. Народ Рима будет наш!

Оставив Цезаря, он приблизился к легатам.

– Я подниму шесть легионов за свой счет. Сенат заплатит за четыре. С десятью легионами от нас не ускользнет ни один раб.

Он указал на Муммия.

– Ты будешь командовать авангардом из двух легионов. Помешаешь этим разбойникам войти в Луканию.

Он повернулся к Цезарю.

– Фракиец хитер и ловок. Он хочет завладеть портами и пробраться на Сицилию с помощью киликийских пиратов. На острове еще свежа память о мятеже рабов, и он надеется раздуть новый пожар.

Красс поднял голову, прикрыв глаза.

– Наши предки подавили восстание на Сицилии, но не стерли память о нем. В этом была их ошибка. Я же не оставлю в памяти людей ничего, кроме страха, страданий и крови!

47

– Эта кровь – наша кровь, – сказала Аполлония.

Она стояла на коленях перед плоским камнем, на котором лежал ягненок с перерезанным горлом и распоротым животом.

Аполлония медленно вынула внутренности животного.

Она сжала их, и кровь потекла по ее рукам и хлынула из горла ягненка, залив камень.

Птицы с черными и желтыми клювами начали кружить в красном вечернем небе.

Аполлония повернулась к Спартаку, сидевшему в нескольких шагах от нее вместе с Иаиром и Посидионом. Позади них, на гребне скалы, возвышавшейся над долиной Лукании, стояли Тадикс, Питий и Курий. Ниже, на склонах и террасах, которые ступенями спускались к долине, собралась толпа рабов.

– Боги сделали свой выбор, – сказала Аполлония.

Она закрыла лицо руками и пятна крови остались на ее лбу, щеках и губах.

– Они предупреждают нас, – добавила она.

Все еще стоя на коленях, она начала раскачиваться из стороны в сторону. Длинные светлые волосы волочились по земле, разметая круг, похожий на тот, который описывали в небе птицы.

– Боги не могут говорить, они немые, – сказал Спартак, поднявшись.

Он скинул мечом тело ягненка на землю и, взобравшись на камень, громко произнес:

– Наша кровь – это та, которую нужно пролить, чтобы победить. Боги следят за битвами людей и благословляют победителей.

Он указал на горизонт.

– К нам приближаются два легиона. Их ведет Муммий, легат проконсула Лициния Красса. Они движутся по Аппиевой дороге, Муммий выступает как на параде. Нужно, чтобы уверенность в своих силах ослепила римлян. Тогда они потерпят поражение, как Глабр, Коссиний, Вариний, легаты, преторы и консулы! Мы захватим обозы и разделим добычу. Но прежде Муммий должен поверить, что мы бежим от него. Нужно завлечь его туда, где мы сможем напасть, прежде чем он успеет разбить лагерь. Нужно, чтобы он поверил в легкую победу. Для него, как и для Красса, мы всего лишь животные. Они не желают помнить, что мы сделали с их когортами. Мы разгромим легионы Муммия и Красса. И, став свободными, уйдем на север или пересечем море.

Он спустился с камня.

– Наша кровь прольется, – добавил он. – Такова цена свободы.

Спартак смотрел вслед Питию, Тадиксу и Курию, которые присоединились к вооруженным людям, собравшимся на одной из террас.

Он услышал, как Курий, отдавая приказы, прокричал:

– Мы победим! Мы поровну разделим добычу!

Раздались восторженный рев. Курий закричал еще громче:

– Мы захватим города, виллы, хлебные склады, женщин! Все это будет принадлежать нам. Спартак хочет этого, потому что мы – свободные люди!

Фракиец вернулся и опустился рядом с Иаиром и Посидионом, которые сидели не шевелясь.

Аполлония лежала на каменистой земле, скрестив руки на груди. Ее волосы окружали голову, как светлое сияние.

– Проконсул Лициний Красс, как сказал Питий, да я и сам знаю это, – человек озлобленный, – начал Посидион. – Ты можешь сразиться с двумя легионами его легата Муммия. Ты можешь даже разгромить его. Он не отступит. У него десять легионов. И Сенат дал ему власть. Ты убьешь его, но тогда они назначат другого проконсула. Боги не ошиблись, Спартак. Аполлония хорошо слышала, что они сказали: прольется именно наша кровь. Нас разгромят и казнят!

Спартак опустил голову.

– Что ты хочешь от меня? – спросил он.

– Будущее человека нигде не записано, – сказал Иаир. – Ты сказал то, что следовало. Справедливый Бог смотрит на нас и судит. Тот, кто справедлив, кто повинуется Ему, – тот и победитель. Мы на стороне Справедливого Бога. Наша кровь прольется, но Бог спасет нас.

Посидион поднялся, прошел по гребню, глядя, как солнце медленно погружается в лиловую дымку. Потом он вернулся к Спартаку.

– Если хочешь, некоторые из нас могут спуститься на берег и сесть на пиратское судно. Киликийцы любят деньги. А у нас есть золото. И будет еще больше, если мы разгромим легионы Муммия. Тогда мы сможем добраться до Сицилии, Греции или Фракии, затеряться в дальних странах. Я знаю их, как свои пять пальцев. Там нас никто не найдет.

Аполлония поднялась, обвила руками ноги Спартака.

– Боги предупредили нас, – добавила она. – Слушай Посидиона!

Спартак оттолкнул ее.

– А они? – спросил он, указывая на толпу рабов.

– Ты не как они, – сказала Аполлония. – Ты их предводитель.

– Я один из них, – ответил Спартак.

48

– Ты видел Спартака? – спросил проконсул Лициний Красс.

Он стоял на пригорке, скрестив руки. Ветер развевал его красный плащ, позолоченные латы повторяли формы его тела.

У подножия холма неподвижно, опустив голову, стоял легат Муммий. Он был одет в простую тунику. Шлем, латы, пояс и меч лежали перед ним.

В сотне шагов от них собрались пятьсот солдат, с обнаженными головами и без оружия. Они так же, как и легат, стояли понурив головы, тяжело опустив руки. Их тела были покрыты пылью и грязью.

Этих безоружных людей окружали легионеры. Копья, мечи, шлемы и латы сверкали на полуденном солнце.

– Спартак был среди тех, кто напал на тебя и победил, – продолжал Лициний Красс. – Ты видел его, я в этом уверен!

Рядом с ним стояли легат Гай Фуск Салинатор и военный трибун Гай Юлий Цезарь.

– Я слушаю тебя, легат! – взревел проконсул, делая шаг вперед. Теперь он стоял прямо на вершине пригорка, возвышаясь над Муммием и долиной.

– Я видел его, – ответил легат, на короткое мгновение подняв голову, затем снова опустив ее, будто не в силах выдержать взгляд Лициния Красса, ослепленный солнцем, отражавшимся от его лат и шлема.

– Он был верхом, его окружала небольшая группа людей, – продолжал он. – Я решил, что…

Он остановился.

– Продолжай, легат! – вскричал Лициний Красс.

Его слова отдались эхом, будто тысячи воинов повторили их вслед за ним.

– Я решил, что мы застали его врасплох. Потому что он бежал, а мы его преследовали.

Лициний Красс усмехнулся, повернулся к трибуну Юлию Цезарю, а затем к легату Фуску Салинатору.

– Он заманил нас, а потом исчез.

Красс наклонился к легату Муммию.

– А ты, ослепленный жадностью и жаждой славы, поспешил за ним, не думая о ловушке, забыв о его коварстве. Ты вообразил, что поймаешь эту хитрую бестию, поставишь Спартака передо мной, перед Сенатом, закованного в цепи, и комиции провозгласят тебя претором, а может быть, почему бы и нет, консулом. Муммий-император – победитель!

Проконсул плюнул в сторону побежденного легата, который отступил на шаг.

– Не двигайся! – взревел Лициний Красс.

Легат вернулся на место.

– Продолжай, Муммий! Расскажи нам, как первые ряды твоей армии побросали оружие и разбежались, как ягнята, как рабы! Как ты затем потерял два легиона, командование которыми я тебе доверил. Расскажи нам, как ты проиграл сражение, легат!

Красс сделал несколько шагов по краю холма, затем вернулся и встал лицом к Муммию.

– Я слушаю!

– Их были десятки тысяч, – начал легат. – Они прятались во рвах, сидели под каждым кустом, под каждым деревом. Некоторые забрались на самые верхушки.

Легат поднял голову.

– Это была ревущая толпа. Она окружила нас со всех сторон. С деревьев сыпался град камней, мы были окружены. Каждому из нас приходилось сражаться с несколькими разъяренными тварями.

– А эти? – взревел проконсул Лициний Красс, указывая рукой на пятьсот безоружных людей. – Ты хочешь, чтобы я поверил, что они сражались так, как должны сражаться римские воины, солдаты легионов, которые поднял я за свой счет, легионов, проконсулом которых являюсь я, Лициний Красс, и которые просто обязаны побеждать? Ты думаешь, каждый из них сражался с несколькими рабами? Да они думали только о том, как спасти свою шкуру!

Легат снова опустил голову.

– Они были нагими, – продолжал он. – Их тела были вымазаны грязью, маслом, а иногда и кровью, лица выкрашены в темный цвет. Они ревели нечеловеческими голосами, не обращая внимания на удары, которые мы им наносили. Я ранил многих, но тела с отсеченными руками продолжали драться, кидались на меня, чтобы вцепиться зубами. Среди них были и женщины, такие же голые и еще более свирепые.

– Твой голос все еще дрожит, Муммий! Ты показал своей армии пример не мужества, а страха. Твои солдаты думали лишь о спасении жизни и побросали оружие. Они бежали, как трусливые и глупые ягнята. Бежали до тех пор, пока не достигли моих легионов. Я увидел их с обнаженными головами, без оружия, без щитов и подумал, что умру от отвращения. Они стоят меньше, чем самые гнусные из рабов!

Легат сделал шаг вперед.

– Убей меня, Лициний Красс! – сказал он.

Проконсул посмотрел на него. Его лицо исказилось презрением. Он крикнул, отчеканивая каждое слово, указывая рукой на безоружных людей.

– Центурионы, соберите этих дезертиров, этих трусов, в группы по десять человек, и пусть жребий выберет по одному из каждой группы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю