Текст книги "Спартак. Бунт непокорных"

Автор книги: Макс Галло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

16

Спартак прыжком поднялся на ноги.

Он осмотрелся, будто сон заставил его забыть этот мрачный зал с низким потолком. Люди лежали на земле или сидели, прислонившись к кирпичной стене с облезлой штукатуркой.

Он положил руку на бедро Аполлонии, свернувшейся рядом с ним.

Внезапно он громко вздохнул, будто задыхался от запаха тухлой рыбы, пропитавшего весь квартал Велабр, куда привел его Гней Лентул Батиат. Говорили, что этот квартал выстроен на трупах умерших от сифилиса, гнилых фруктах, грязи, нечистотах и крови.

Он повернулся, стараясь задержать дыхание, как это делал Иаир, который сидел рядом с ним, скрестив ноги и выпрямив спину. Казалось, он смотрит в небо, видневшееся между крышей и стеной, вдоль которой взад и вперед расхаживали стражники гладиаторской школы.

Слуги Батиата привели сюда новых рабов, расталкивая толпу, жадно глазевшую на будущих гладиаторов. Они же указали комнату, куда будут приводить для них продажных женщин, которые бродили по ту сторону стены и крутились возле стражников. Бывшие гладиаторы, те кого не забрала смерть, уже не сражались. Они стали смотрителями, учителями, служителями школы Гнея Лентула Батиата. Их тела были покрыты шрамами и рубцами. Один из них рассказывал, как однажды лезвие меча лишь скользнуло по его горлу, будто сам Зевс остановил руку противника, который решил, что пронзил ему шею. Это заблуждение стоило ему жизни.

– А я жив, хоть и в ошейнике, – продолжал мужчина, ощупывая длинный шрам на шее.

На теле другого виднелись три длинные и глубокие борозды, рассекавшие торс от шеи до пояса.

– Медвежьи когти, – гордо объявил он и добавил: – Если гладиатор хочет остаться в живых, он должен полюбить смерть, спать с ней ночью, а днем ходить рука об руку. На арене он должен быть ее рабом и убивать, чтобы возвеличить ее. Быть готовым безропотно повиноваться, когда победитель поднимает меч, ожидая знака хозяина и приказа толпы. Ваша судьба – умереть, гладиаторы!

Он крикнул еще:

– Все женщины мечтают о вас. Они называют вас бесстыжими, но сами желают ласкать вас, раскрыв рты и раздвинув ноги!

И Спартак увидел этих женщин. Накрашенные, они окружали сторожей, упрашивали их пропустить в зал к гладиаторам.

Спартак сжал бедро Аполлонии.

– Я видел сон, – сказал он. – Змея, обернувшись вокруг моей шеи, лизала мне губы раздвоенным языком.

Аполлония начала дрожать и раскачиваться с широко открытыми глазами. Она предрекла, что Спартак будет обладать огромной и ужасной мощью, что вокруг него соберется бесчисленное множество людей, которые создадут армию свободных, и он станет их предводителем.

Она сказала, все быстрее раскачиваясь и призывая Диониса:

– Боги наблюдают за тобой, Спартак! Ты, фракийский воин, раб, закованный в цепи, заставишь дрожать Рим!

Она говорила захлебываясь, словно потеряв разум, трясла головой, волосы разметались по плечам. Ладонями она зажимала уши, будто не хотела слышать, что ей говорил навязчивый голос. Наконец стала неистово кричать, и слов было больше не разобрать.

Потом она сказала, что безграничное могущество и сила, которыми будет обладать Спартак, станут причиной его гибели после череды великих побед.

– Боги всегда забирают то, что когда-то дали нам, – добавила она. – Они возвышают человека до себя, а потом сбрасывают в бездонную пропасть. Они будут завидовать тебе, Спартак, и сделают так, что ты победишь, но потом принесут тебе несчастья.

Она взвыла, бросилась ему на шею, обняла за плечи и, причитая, стала целовать его грудь.

Закрыв глаза, Спартак наклонился к ней и, гладя по голове, старался успокоить.

Ночь прошла, наступил рассвет.

Стражники кричали, что пора отправляться, повозки уже готовы.

С ними будут обращаться, как с дорогими животными, а не как с обычными рабами, клеймеными раскаленным железом. Хозяин школы Гней Лентул Батиат не хочет, чтобы гладиаторы тратили силы на Аппиевой дороге. В Капуе они сразу начнут занятия и выйдут на арену, чтобы доблестно бороться и мужественно побеждать смерть.

– Женщины прибегут к вам, как собаки, и будут зализывать ваши раны. Они предложат вам лучшее вино, самых жирных дроздов, горлиц, поджаренные яйца кабана. Вы вправе требовать от них чего угодно. Гладиаторы, в ваших руках непреодолимая сила смерти. Идемте!

Мужчины поднялись.

Они шли, украдкой рассматривая друг друга, фракийцы и нумидийцы, кельты и германцы, даки и галлы.

Некоторым, как Спартаку, позволили взять с собой жен. Женщины тоже были связаны. Выйдя из темного зала, они принялись бранить женщин, поджидавших гладиаторов снаружи и шедших за повозками по грязным улицам квартала Велабр.

Солнце ослепило Спартака, как тогда, во время сражения с даком Гальвиксом.

Он сказал:

– Я не видел его. Он мог убить меня, но предпочел умереть сам.

Спартак обернулся к Иаиру, сидевшему рядом с ним.

– Почему?

Иаир посмотрел ему в лицо, потом сказал тихо, будто по секрету:

– Каждый из нас находится в руках Единого Бога. Он все видит, всем руководит. Забудь про дака. Забудь прорицания Аполлонии, Спартак. Действуй и верь в свободного и честного человека. Тогда ты будешь следовать пути Господа Бога.

ЧАСТЬ II

17

Иаир изо всех сил зажал ладонями уши, надеясь, что шум крови в голове заглушит вой, доносившийся со ступеней амфитеатра, расположенного над подземными залами, где он находился.

Он съежился, поджал ноги и уткнулся головой в колени.

«Убей! Убей!»

Толпа хрипло и ритмично выкрикивала:

«Убей! Убей!»

Вой проникал сквозь люки, отражался от низких сводов, катился дальше по переходам, которые вели к школе гладиаторов, расположенной рядом с амфитеатром Капуи, на берегу реки Вольтурно.

Достаточно было сделать несколько сотен шагов, чтобы дойти до гладиаторской школы по этим подземным коридорам, где гладиаторы собирались перед тем, как подняться на арену и выйти на пропитанный кровью песок.

Вдруг наступила тишина. Иаир поднял голову, осмотрелся и подошел к подвальному окну. Прямо перед собой, на другом краю арены, он увидел ложу, где сидели магистраты и патриции Капуи, а рядом с ними стоял, опершись о балюстраду, Гней Лентул Батиат, хозяин школы, ее владелец, устроитель игрищ.

Раздался резкий, пронзительный крик:

«Убей! Убей!»

И толпа подхватила этот призыв.

Иаир отошел от окна, сжался в сумраке.

Он не хотел видеть, как претор поднимет руку, сожмет кулак, помедлит мгновение, прислушиваясь к реву толпы: «Прикончи! Убей!» И претор уступит, опустит большой палец, подавая победителям знак прикончить тех, кому они приставили меч или трезубец к горлу или наступили на грудь.

Снова наступила тишина, затем будто вздох удовлетворения донесся со стороны скамей, на которых теснились зрители.

Внезапно яркий свет залил зал, прогнав мрак. Ворота, ведущие на арену, открылись, пропуская гладиаторов, которые, спотыкаясь, стали спускаться в подземелье.

Все, кто остались из двадцати купленных в Риме рабов. Они сидели плечом к плечу у стены в Велабре, вместе ехали на повозках из Рима в Капую, по Аппиевой дороге, напевая каждый на своем языке.

На остановке в Минтурно кельту удалось разорвать путы и убежать в деревню, прячась среди оливковых деревьев. Стражники нагнали его и били до тех пор, пока его голова не упала на грудь и уже нельзя было определить цвет его волос – они покрылись черной запекшейся кровью.

Лентул Батиат приказал облить его водой. Кельт вздрогнул и поднял голову. Батиат несколько раз повторил:

– Он жив, собака, он жив! Благодарение богам!

Кельта связали и бросили на повозку. По приезде в Капую, когда новые гладиаторы увидели город излучину Вольтурно, а вдалеке мыс и гору конической формы, окутанную серой дымкой, Батиат подошел к Иаиру:

– Ты целитель, Иаир, поэтому тебя и купили.

Он повернулся к Аполлонии:

– Ты жрица Диониса? Хорошо.

Он указал на кельта:

– Хочу, чтобы завтра он уже стоял на ногах. Вам дадут все, что нужно для его исцеления. Но если он умрет или не сможет ходить…

Он долго смотрел на Иаира и уходя сказал:

– Мои ливийские львы всегда голодны.

Иаир намазал тело кельта маслами и снадобьями, растер затылок и бедра, промыл светлые кудри, перевязал раны.

Дыхание кельта постепенно выровнялось. Он приоткрыл опухшие глаза, посмотрел вокруг и сказал, что его зовут Гэл, что он боролся с римлянами и победил их, он воин и не желает быть обреченным на постыдное и низкое положение гладиатора. Он обратился к Спартаку, но тот не понимал его языка. Тогда галл Крикс и германец Эномай, которых тоже купили в Риме, объяснили Спартаку, что кельт призывает их отказаться от боев, поднять мятеж и попытаться бежать. Неужели они не понимают, повторял он снова и снова, что они намного сильнее, если будут действовать сообща, что они могут использовать против стражников оружие, которое выдают им для сражений на арене?

Крикс и Эномай тихо разговаривали. Первый был таким же высоким, как Спартак, но более плотным. Низкий лоб и выступающий вперед подбородок придавали его лицу суровое и упрямое выражение. У Эномая были длинные руки и шея. Его голова, заросшая густыми рыжими волосами, казалась слишком маленькой для такого огромного тела.

Спартак слушал их, не отвечая, и они, наговорившись, заснули.

На следующее утро Лентул Батиат, окруженный стражниками, подошел к Гэлу. Тот стоял, скрестив руки, прислонившись к одной из дверей в переходы, ведущие к подземным залам под ступенями амфитеатра.

– Торопишься попасть туда? – начал Батиат. – Не беспокойся! Батиат ничего не забывает. Ты хотел бежать? Ты любишь бегать? Ты будешь бегать.

Батиат повернулся к Курию, свободному человеку, который добровольно стал гладиатором. Он выиграл множество боев и был назначен оружейником гладиаторской школы.

– Проследи за тем, чтобы его хорошенько кормили, – добавил Батиат. – Научи его драться. Я хочу, чтобы он открыл следующие игры. Жителей Капуи поразит зрелище, которое я им готовлю.

Как только ланиста покинул казармы, Курий подошел к Спартаку.

– С тобой советуются, тебя слушают, – начал он. – С тобой твоя женщина и этот Иаир-целитель. Они не отходят от тебя. Батиат, должно быть, дорого заплатил за вас, это видно по тому, как он на тебя смотрит. Он обращается с тобой, как с главой новой группы гладиаторов. Но я его знаю: он жесток и мстителен. Кельт, попытавшись бежать, бросил ему вызов. И если Батиат не убил его сразу, значит, его ждет то, что страшнее смерти. Поговори с Криксом-галлом и Эномаем-германцем, пусть они объяснят ему это. Они доверяют тебе и послушают тебя.

Он положил руку на плечо Спартака.

– Если кельт мудрый человек, он вскроет себе вены. Тогда он умрет счастливой, легкой смертью.

Но кельт, набравшись сил, почувствовал вкус к жизни.

Его хорошо кормили. Батиат даже приказал одной из женщин, что бродили по берегам Вольтурно, приходить к нему. Гэл уединялся с ней в отдельной комнате, и оттуда доносились страстные крики.

– Зачем умирать? – ответил Гэл Криксу. – Я буду драться, выживу и убью Лентула Батиата!

Однажды утром стражники схватили Гэла, связали ему руки за спиной, раздели и вылили на него кувшин свежей крови.

Лентул Батиат наблюдал за их действиями.

– Ты хотел бежать? Теперь попробуй убеги от них!

Трубы и барабаны возвестили об открытии игр в Капуе. Лентул Батиат с трибуны объявил: чтобы достойно открыть эти игры, он выпустит на арену самого красивого из своих зверей, льва из Ливии, и обнаженного человека со связанными руками, у которого есть только ноги, чтобы убегать.

– Если он выживет, я сделаю его свободным!

Батиат приказал открыть ворота. Из одних на арену вышел гладиатор, из других выпрыгнул огромный зверь. По телу Гэла стекала свежая кровь.

Ему не пришлось долго бегать.

Лев разорвал его надвое. Голова кельта скрылось в львиной пасти.

Рабы, купленные в Риме, не участвовали в первых играх. Их нужно было научить сражаться на арене, уклоняться от сети, набрасываемой ретиарием, отражать трезубец или изогнутый меч.

Некоторые должны были уметь сражаться, не видя противника: на голове у них был шлем с непроницаемым забралом-маской.

Другие – среди них Крикс-галл – были с ног до головы обвешаны оружием, столь тяжелым, что они едва могли передвигаться, и их можно было повалить одним ударом. Встать сами они уже не могли.

У Спартака был щит и зазубренный изогнутый меч фракийского воина, а у Эномая – секира с двумя лезвиями и длинной рукояткой, которой он научился размахивать, сбивая с ног любого, кто попытается подойти.

Все они, составлявшие новую группу гладиаторов, вышли на арену во время вторых игр в Капуе.

Было лето, и с Вольтурно поднимался густой туман.

Из помещений, в которых находились звери, исходил едкий запах. Игры начались в конце дня, когда жара стала спадать и наступили долгие сумерки.

Иаир услышал удары оружия, крики, которыми зрители приветствовали самые красивые удары. Затем толпа завопила «Убей! Убей! Прикончи!» Вздох удовлетворения раздался, когда претор опустил палец, отдавая приказ добить побежденных.

А затем Иаир увидел, как оставшиеся в живых гладиаторы медленно спускались в подземелье.

Они пошатывались, их тела были покрыты кровью.

18

Иаир увидел, что грудь Спартака в крови.

Он подошел к фракийцу, на правом плече которого зияла глубокая рана. Струйка крови сбегала по руке черной лентой.

Спартак постоял в нерешительности, потом тяжело опустился на землю. Иаир склонился над ним. Рана оказалась неглубокой. Человек, который нанес этот удар, видимо, был убит в ту же секунду, когда лезвие его меча опустилось на руку Спартака.

Иаир остановил кровь и приложил к ране лекарство.

Спартак, казалось, даже не замечал, что его лечат. Он сидел, сгорбившись, опустив голову на грудь.

Он не посмотрел на Крикса, который постоял над ним, а затем внезапно рухнул, будто покошенный. Напрасно он пытался подняться на ноги. Эномай, грудь которого пересекали красные борозды, помог ему развязать кожаные ремни, с помощью которых на спине, голове, поясе и бедрах крепились оружие и доспехи. Другие гладиаторы прислонились к стене и, закрыв глаза, сползли на землю. Сначала они молчали, а затем стали требовать вина.

Иаир смотрел на них. На арену вышли двадцать воинов – новая группа гладиаторов, рабы, купленные в Риме. В подземелье спустились только семеро.

– Ты помнишь Гальвикса, который пощадил меня? – опять начал Спартак. – Дак предпочел умереть, но не убивать меня. Когда я увидел сегодня, как нумидиец поднял секиру, я бросился вперед, сжимая меч. Я ударил его в живот, и он уронил оружие.

Он положил правую руку на грудь.

– Его кровь брызнула на меня, смешалась с моей. Он был моим братом, Иаир, а я убил его. Мне не хватило храбрости Гальвикса.

Спартак опустил голову. Казалось, он плачет, но его глаза оставались сухими.

– Я убил брата, – повторил он.

Внезапно под низкими сводами наступила тишина. Гладиаторы расступились, пропуская Гнея Лентула Батиата и его стражников. Оружейник Курий шел рядом с ними.

– Я хочу видеть их, – громко сказал Батиат. – Живые, раненые или мертвые, они принадлежат мне. Покажи мне раненых, Курий.

– Они победили, – напомнил ему Курий.

– Они мои! – повторил Батиат. – Не забывай, что и ты в моем распоряжении, хоть и свободный человек. Ты продал мне свою свободу, Курий, и я могу вытолкать тебя на арену, связав руки за спиной, как того кельта. Ты ведь прекрасно знаешь, что с ним произошло.

Он подал знак гладиаторам отойти, чтобы рассмотреть оставшихся в живых.

Батиат заметил Спартака и Иаира рядом с ним.

– Скажи мне, еврей, сколько пройдет дней, прежде чем фракиец снова сможет выйти на арену?

– Дай мне меч, – ответил Спартак, поднимая окровавленную руку.

Батиат улыбнулся.

– Ты хорошо сражался. Рассек нумидийца надвое. Претору понравилось, как ты это сделал. Ты – Спартак? Курий сказал, что гладиаторы слушаются тебя. Скажи им, пусть будут послушны, как ягнята, а на арене пусть будут как тигры.

Он повернулся спиной к Спартаку, посмотрел на Крикса-галла, на Эномая-германца.

– Вы трое откроете следующие игры.

Другие выжившие после сражения лежали на земле, их тела были покрыты кровью и песком.

– Этим дайте оружие, – приказал Батиат. – Ты слышишь их? – спросил он, схватив оружейника за руку. Он кивнул в сторону арены, ступени которой были видны из люка. Толпа стояла, кричала и жестикулировала. – Курий, они должны снова драться!

– Они уже победили, – повторил оружейник.

– Ты слышишь? Претор хорошо платит мне за эти игры.

Батиат повысил голос.

– Я кормлю вас мясом и вином, даю вам женщин. Вы, гнусные твари, живете, как патриции. Вы – ничто. Вы должны драться. Такова плата!

Он пристально смотрел на гладиаторов до тех пор, пока большинство из них не опустили глаза.

– Раненые на арену, с трезубцами и мечами, живо! – приказал он. – Дотащи их, выбрось на арену, если нужно, Курий! Сейчас же! Облей их холодной водой! Пусть все запомнят гладиаторов из Капуи, гладиаторов Батиата! – добавил он. – Когда-нибудь я заставлю вас сразиться в Риме!

Он медленно ушел.

– Зверей на арену! – повторил он. – Пусть сразятся с моими зверями!

Спартак поднялся, гладиаторы окружили его. Их было несколько десятков, возможно, две сотни. Они недовольно ворчали. Но Спартак был единственным, кто поднял кулак.

19

Лица гладиаторов постепенно растворились в полумраке подземных залов.

Из люков, освещая плечи, руки, торсы, падали полосы света, в которых клубилась пыль. Иаир находился в самой гуще толпы гладиаторов, когда, содрогнувшись, они направились на арену. Он отступил обратно под своды, слушая крики, доносившиеся со ступеней, рев животных, метавшихся в соседнем зале в ожидании, когда откроются ворота, чтобы вырваться на арену и насытиться человеческим мясом.

В нескольких шагах перед собой Иаир увидел лезвия мечей и копий, щиты стражников, шакалов, преданных Лентулу Батиату.

Они стояли, широко расставив ноги, подняв мечи и копья, сдерживая гладиаторов, которых оттесняли под низкие своды, в закоулки, где нельзя стоять во весь рост. И гладиаторы садились на корточки.

Иаир чувствовал запах намазанных маслом тел. Различал в полутьме латные рукавицы, оружие, кожаные ремни, кольца кольчуг. Он прислонился к плечу Спартака, коснулся руки Крикса. Рука Эномая тяжело опустилась на его плечи.

Он видел, как появился Курий и жестом остановил стражников, следовавших за ним. Он приблизился к двумстам гладиаторам, которые теснились в подземных коридорах.

– Вы хотите, чтобы я разорвал вас, как крыс? – крикнул Курий.

Он шагнул вперед.

Иаир почувствовал, как Спартак задрожал всем телом. Фракиец попытался вцепиться в горло Курию, за ним бросились остальные. И прежде чем стражники остановили их, успели нанести несколько ударов Курию.

Иаир взял руку Спартака и сжимал до тех пор, пока тот не перестал дрожать.

Курий отступил назад.

– Вы слышали Лентула Батиата? То, чего он хочет, что приказывает, – для нас закон. Если вы взбунтуетесь, то станете крысами и умрете, как крысы. Вы всего лишь деретесь для него. Он купил вас, кормил, научил сражаться. Он дал вам надежду выжить, познать красивую жизнь в ожидании смерти, которой не избежит никто. Вы предпочитаете гнить в рудниках или жариться под солнцем в полях? Благодаря Батиату вы умрете в бою.

Курий подошел к Спартаку, толкнул его щитом.

– Ты, фракиец, поднял кулак. Ты ведь знаешь, что Лентул Батиат ничего не забывает. Когда-нибудь он прикажет связать тебя, как сделал с кельтом Гэлом. Или велит отрубить кисти рук и выпустит на арену. Вот что ждет вас, если вы забудете о том, что вы – ничто, гнусные твари, которым хозяин дарит жизнь. Ваша жизнь станет еще короче, если не будете покорны! Вы умрете, как крысы! – повторил он.

Он подошел к четырем раненым, которых поддерживали и обливали водой другие гладиаторы, и велел дать им мечи и трезубцы.

Стражники открыли двери. Вой толпы наполнил подземелье. Свет ослепил гладиаторов, и они с трудом могли различить раненых, которых выталкивали на арену.

Иаир услышал рычание диких зверей.

Шакалы Лентула Батиата отступили, держа наготове копья и мечи.

Гладиаторы медленно выходили на арену. Ворота за ними закрылись, и внизу снова воцарился мрак. Слышались приглушенные крики толпы.

Спартак подошел к одному из люков и подтянулся, схватившись за решетку. Иаир сделал то же самое.

Он увидел ложу патрициев и магистратов города, затем все скрыл взметнувшийся песок.

Увидев окровавленное тело, Иаир закрыл глаза и спустился вниз, чтобы больше ничего не видеть. Но он слышал вой толпы и рычание зверей, сливавшиеся в один невыносимый гул.

Иаир в изнеможении прислонился к стене. Спартак сел рядом, в самый темный угол зала. Сероватый свет освещал других гладиаторов, которым Курий велел принести амфоры с вином.

Они пили, запрокинув головы, прикрыв глаза. Вино, стекавшее им на грудь, казалось кровью.

– Я больше никогда не буду убивать своих братьев, – сказал Спартак, стиснув кулаки.