Текст книги "Зачарованный край (СИ)"

Автор книги: Макар Авдеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Часть третья. Братство Чёрных Серафимов. Глава 27. Воины света?

Поначалу Ярый опасался, что они с Холодом не поладят. Всё-таки традиции и темперамент у двух национальностей очень сильно отличались. К тому же, могла начаться конкуренция за роль единственного лидера. Но эти опасения быстро развеялись. Холод оказался бродягой во всех отношениях правильным, с виду довольно замкнутым, немногословным, из того сорта людей, которые не привыкли метать бисер понапрасну, но если уж говорят, то чётко и по делу, и как-то само собой получается, что окружающие к их мнению чаще всего прислушиваются.

Помимо Ярого и Холода, в отряд входили ещё десять авантюристов. Одного прозвали Гулливером, из-за огромного роста. Иногда клички давали «от обратного», то есть реальный человек обладал прямо противоположными качествами, нежели предполагало его прозвище. Например, другого авантюриста в шутку нарекли Весельчак. При этом он почти никогда не улыбался, разве что уголками губ, а в шумных компаниях обычно сидел в стороне хмурый и ни с кем не разговаривал. Его бы, наверное, даже можно было бы назвать красивым, если бы не шрам от ожога кислотой на пол-лица. Как говорил сам авантюрист, подлянка его пощадила, но на прощанье поцеловала. В общем, на первый взгляд, Весельчак был не очень приятным типом, но те, кому доводилось с ним тесно общаться, говорили, что мужик он в общем-то нормальный, без гнильцы. Если не считать одну странность. Весельчак был садистом, но давал волю своим наклонностям только с врагами, которых он любил пытать и мучить перед тем, как убить. Так он «веселился». Однако воин был вполне миролюбив по отношению к тем, кто не проявлял к нему агрессии.

Кто ещё? Филя и Степашка, неразлучные напарники и закадычные друзья. Блэкмор, которого так прозвали за то, что был музыкантом и умел классно играть на гитаре.

Шаман. Свой в доску. Якут по национальности, считал, что Азазель и его ближайшие помощники, капитаны – одержимы тёмными силами, и, по собственному утверждению воина, шёл в мёртвый город, чтобы «изгонять демонов».

Тихий. Именно тот случай, когда прозвище полностью соответствовало сути. Тихий в компании был молчаливым, если не сказать застенчивым, но прославился как искусный снайпер. Авантюрист почти никогда не расставался со своей любимой СВД с глушителем.

Кухня. Причина, по которой он отправился в поход против «серафимов» – секта забрала у него лучшего напарника, Винта. Единственное, что было известно о жизни Кухни до его появления в Зоне – то, что он работал поваром в дешёвой забегаловке. За это, вероятно, авантюрист и получил такую кличку.

– Если взять мясо, допустим, псевдога или слепса, как следует его прожарить и посолить, потом полить майонезом и кетчупом, а потом положить в хот-дог вместо стандартных сосисок, то клиенты даже не почувствуют разницы, – утверждал здоровяк Кухня во время одного из привалов. – При условии, что повар достаточно хорош. Во всяком случае, с обычными собаками в Большом Мире никто не замечал подмены…

– Заткнись, Кухня, не порти аппетит! – возмутился Филя, в этот самый момент жующий бутерброд.

– Да ладно, мужики, расслабьтесь, просто у меня чёрный юмор такой, – попытался выкрутиться Кухня. – Но если серьёзно, мой вам совет – никогда не ешьте в дешёвых забегаловках.

– Так ты же сам постоянно бываешь в баре «У погибшего авантюриста», – заметил Степашка. – Или это, по твоему мнению, элитный ресторан?

– Насчёт бара – да, то, что они там выдают за еду – даже в сто раз хуже стряпни из моей забегаловки, – согласился Кухня. – Но здесь, в Зоне, как бы и выбирать особо не из чего. Я имел в виду, не ешьте в дешёвых забегаловках, если когда-нибудь будете в Большом Мире.

– А что мы там забыли, в Большом Мире? – спросил Гулливер. – Нам и тут хорошо.

– Ну, не знаю… Я думал, каждый авантюрист мечтает поднакопить деньжат на счастливую старость и свалить отсюда подальше, купить яхту, поселиться где-нибудь на берегу моря… Разве нет? На пенсию, которую платят в Большом Мире, особо долго не проживёшь.

– Смотря где, – заметил Филя.

– Ну да, где-нибудь во Франции, может, и проживёшь. Так что, мужики, разве вы не мечтаете о спокойной обеспеченной старости? С внуками?

– С молодой красивой женой, – подхватил Шаман.

– Ты сам-то в это веришь, Кухня?

– А что? Конечно, верю. Должна же у меня быть своя авантюристская мечта.

– Вот Холод точно не собирается в обозримом будущем возвращаться в Большой Мир, – заметил Степашка. – Ему там кранты. Правда ведь, Холод?

– Правда, – ответил тот. – Зачарованный Край – последнее место, где меня станут искать. Даже если те, кто за мной охотятся, узнают, что я в Зоне, достать им меня здесь будет на порядок сложнее, чем в любой другой точке земного шара.

– Зачарованный Край… – эхом повторил Степашка.

– Это другое название Зоны. Разве ты никогда не слышал? – спросил Филя.

– Может быть, и слышал когда-то давно, но забыл… А почему Зачарованный?

– А что, Холод, скучаешь иногда по своей родине? – спросил Гулливер. – Был ли соблазн вернуться?

– Был. Но сейчас время неподходящее. Может быть, когда-нибудь через много-много лет… когда мой край станет свободным…

– А ты, Ярый, – сказал Кухня. – Ты разве никогда не думал отсюда свалить?

Ярый очень давно мечтал завязать, но он знал, что если сильно хочешь что-нибудь сделать, то лучше никому заранее не сообщать о своих намерениях. А иначе в последний момент что-то обязательно пойдёт не так. Поэтому Ярый уклончиво ответил:

– Поживём – увидим.

– Какая разница, в Зоне, или вне её… – сказал авантюрист по прозвищу Сэнсэй. – Весь материальный мир есть сон, иллюзия. Значение имеет лишь то, что происходит в душе у человека.

Сэнсэй. Тот самый, который рассказывал Ярому про бонсай. Увлекался восточными религиями, практиковал медитацию и йогу. Обладал феноменальной гибкостью – например, мог на спор почесать пяткой за ухом. Выражение его лица при этом сохраняло полную невозмутимость. На привалах обычно сидел, скрестив ноги в позе лотоса.

– Слыхали, что Сэнсэй изрёк? – воскликнул Филя. – Всё материальное – сон!

– Как матрица, что ли? – спросил Степашка.

– Как компьютерная игра…

– И лучший миг есть заблужденье, раз жизнь есть только сновиденье…

– Пушкин! Ты что там, уснул, что ли? Просыпайся, Пушкин!

– А? Что?..

Авантюрист Пушкин получил своё прозвище за неистребимую привычку сочинять стихотворные экспромты прямо на ходу, многие из которых нельзя было бы привести в каком-нибудь печатном издании по соображениям цензуры. Далеко не все экспромты получались удачными, но попадались среди них и настоящие жемчужины, которые потом «шли в народ» и со временем превращались в своеобразный зонный фольклор. Так как Пушкин был пошляк и острослов, многие обижались на его шутки. Но терпели, во-первых, потому, что он был толковым авантюристом, а не просто чесал языком, а во-вторых, потому, что с ним никогда не бывало скучно. Он был как бы душой любой компании. К тому же, все понимали, что если поэт кого и обидел, то сделал это явно не со зла.

Вообще в Зоне «литературные прозвища» были не то чтобы редкостью. Ярый лично знавал одного авантюриста по прозвищу Достоевский, который якобы получил кличку за активную пропаганду идей всепрощения, как у Фёдора Михайловича в «Преступлении и наказании». Правда, поговаривали, что когда карлик запер их в подземельях Агро-Комплекса вдвоём с зелёным напарником-отмычкой, Достоевский, когда закончилась еда, съел, чтобы не подохнуть с голоду, ногу своего напарника. Если бы тот напарник выжил, его, как несложно догадаться, прозвали бы Одноногий Сильвер… Другое объяснение, более правдоподобное, что авантюрист получил своё имя за близость к взглядам Раскольникова, что тоже у многих вызывало ассоциацию с Достоевским.

Если авантюрист сильно, лирически любил Родину, Русь-матушку необъятную, его могли прозвать Есениным. (Или Кобзарём, если он был из Украины.) Ходили даже слухи об авантюристе-проводнике по прозвищу Джойс… Уж этот водил своих подопечных ТАКИМИ тропами, что меньше всего хотелось им позавидовать. На этом фоне авантюристы По и Лавкрафт даже не казались столь страшными, как их рисовали (стало быть, Ван Гог и Сальвадор)…

Так как Пушкин дежурил ночью «собачью вахту», то, соответственно, толком не выспался, и днём на привале задремал. Сидевший рядом Гулливер заметил это и растолкал напарника, и теперь тот включился в разговор.

– Эх, сейчас бы бабу… – мечтательно сказал Пушкин, зевая и потягиваясь. – Странная вещь выходит. Когда у тебя есть баба, ты только и думаешь, как не сойти с ума от её постоянных заскоков. И вот ты попадаешь в Зону, и сперва радуешься. Но счастье длится недолго. То есть ты-то может и хотел бы совсем обойтись без баб, но твой стояк по утрам считает иначе. Я вот что думаю. Сейчас наука шагнула далёко вперёд. Появились секс-куклы, которые внешне, наощупь, и там почти неотличимы от настоящих женщин. Правда, пока эти куклы охрененно дорогие. Но в будущем прогресс будет идти вперёд, и стоимость материалов будет удешевляться. А значит, такие куклы могут получить массовое распространение. И в итоге дойдут и до Зоны. Тогда хоть каждый авантюрист сможет таскать такую у себя на спине. Захотел – в любой момент снял, использовал, потом повесил обратно. А если кто-то вдруг подкрадётся к тебе с тыла и выстрелит в спину, то пули застрянут в ней. Она тебя собой закроет. Не знаю, как вы, мужики, но я бы такую боевую подругу ни на одну живую женщину в мире не променял…

Кто-то засмеялся, кто-то лишь улыбнулся краешком губ, кто-то сохранил каменное лицо. Чувство юмора – штука довольно субъективная в том смысле, что едва ли можно найти двух разных людей, у которых оно будет проявляться совершенно одинаково.

– Тихий, а вот скажи, – продолжал Пушкин, – раньше, в Большом Мире, когда тебе нравилась девушка, ты что-нибудь делал, чтобы привлечь её внимание?

– Ну… – замялся Тихий.

– Дай угадаю: пытался разжечь в ней любопытство своим глубокомысленным молчанием?.. – В компании раздался смешок. Тихий никак не отреагировал. Пушкин «пожалел» его и переключился на следующую «жертву»: – Кто вообще не парится по поводу девушек, так это Сэнсэй. Он уже давным-давно достиг просветления и полной гармонии со всей Вселенной. Ему наши земные страсти по барабану.

Сэнсэй флегматично пожал плечами.

– А ты, Ярый, чего молчишь?

Ярый не нашёлся, что сказать. С одной стороны, за время своего пребывания в секте он очень соскучился по нормальным живым людям, не бездумным роботам. Но с другой, иногда ему хотелось сбежать от этих неловких пустых разговоров.

А ещё он думал о Косатке. И вспоминал слова, брошенные ему напоследок: «Ты же понимаешь, что не сможешь вечно держать меня под опекой, под присмотром этого своего наёмника?.. Я не комнатный цветочек, который можно просто поставить на подоконник и поливать пару раз в месяц, чтобы он не засох». Ярый снова и снова прокручивал в голове эту фразу и ощущал какое-то смутное беспокойство, но не мог себе объяснить, почему.

– Пушкин, а почитай нам стихи!.. – неожиданно предложил Блэкмор. – Сымпровизируй что-нибудь. А то мы что-то давно тебя не слушали. Ты же можешь, мы знаем.

– Ну, если вы настаиваете… – деланно засмущался Пушкин. – Тогда ладно…

Пушкин залез на пенёк. Сам невысокого росточка, кудрявый, авантюрист даже внешне чем-то напоминал великого поэта, разве что кудри были более светлого оттенка. Его тёмные подвижные глаза почти всегда смеялись, даже когда сам он не улыбался. Пушкин театрально откашлялся и начал декламировать:

Шагаем дружно с Филей

Мы в город Светлый Путь.

Хана вам, херафимы!

От нас не улизнуть.

Идём путём опасным

Мы в город Светлый Путь.

Дрожите, гондурасы!

Фанатикам – капут!

Держитесь, лилипуты,

Ведь с нами Гулливер!

Вас всех уконтрапупит

Его огромный х…р.

Когда он закончил, засмеялись практически все, некоторые даже зааплодировали. Пушкин слез на землю и отвесил глубокий поклон.

– Браво, браво! – торжественно воскликнул Блэкмор и добавил: – Эти слова хорошо легли бы на музыку. Будь у меня с собой гитара, я бы сразу попробовал подобрать мелодию и спеть. Жаль, что я не умею сочинять, как ты…

– Почему не умеешь? – спросил Пушкин. – Разве ты никогда не писал песен на свои собственные слова? То есть ты не подумай, я не против. Мне лестно, что мой талант ценят, просто решил полюбопытствовать.

– Пробовал писать, и не раз. Но всё не то. У меня не получается сочинять стихи так же складно, как у тебя. Музыка мне намного легче даётся. Достаточно лишь выбросить из головы всё лишнее, немного подождать и мелодия сама почти сразу начинает звучать в голове, а я только записываю. Но вот с текстами беда. Очень редко так бывает, чтобы и слова, и музыка пришли вместе. Обычно я сначала пишу музыку для песни, а потом долго ищу слова.

– Ясно. А у меня наоборот. Стихи сами начинают звучать, обычно я над ними не ломаю подолгу голову. А вот музыку как-то никогда не тянуло сочинять. Хотя в детстве мне взрослые говорили, что у меня типа есть слух и всё остальное… Как-то раз в юности я попробовал научиться играть на гитаре. Потому что девки тащатся по музыкантам, а я хотел быть популярным. Но оказалось, что это офигенно сложно. Я стёр себе пальцы в кровь и бросил эту грёбаную затею. В общем, в области музыки я решил остаться лишь ценителем, а не творцом. Чёрт возьми, не знаю, зачем я тебе столько всего наговорил. В Зоне вроде как не принято много болтать о своём прошлом...

Когда отряд авантюристов подходил к блокпосту бандитов на бывшей автобусной остановке, Пушкин сказал:

– Мужики, а прикиньте, как блатные обделаются, когда заметят наше приближение? Я даже эпиграмму заранее сочинил, послушайте:

Базилио и Ко

Присели на очко.

– Только не вздумай прочитать её бандитам, – предупредил Холод. – Мы же не хотим развязать войну.

– Ты думаешь, они обидятся? – спросил Пушкин. – Но вы же меня им не отдадите, верно, мужики?

– А что мы, по-твоему, вынуждены будем сделать?

– Но у нас численный перевес! У них нет шансов!

– Мы соблюдаем нейтралитет, – сказал Холод. – Правильно я говорю, Ярый?

– Правильно, – кивнул Ярый. – Наш главный враг – секта. Нужно делать всё по-умному.

– Эх, мужики, я вас, конечно, уважаю, но иногда вы бываете невыносимо занудными…

Ярый отметил, что обстановка на блокпосте изменилась с момента прошлого посещения. Из шестерых бандитов осталось трое, причём один сильно прихрамывал. Бандиты в этот раз, как и предсказывал Пушкин, действительно вели себя необычно. При виде вооружённой до зубов толпы авантюристов они заметно стушевались. Ладно бы ещё просто толпа, но она состояла не из абы кого, не из каких-нибудь там новичков, а из суровых парней, о некоторых из которых по Зоне бродили легенды.

Бандиты старались держаться нагло, но чем больше они тужились, тем сильнее выдавали свою неуверенность. Тупорылых шуточек и подколов на долю авантюристов выпало гораздо меньше. Даже те, что были, казались какими-то вялыми, без огонька, и звучали не так задорно, как обычно. Ярый очень ждал этой встречи, чтобы посмотреть на реакцию Базилио, как тот будет юлить, и взять условный реванш за их прошлые встречи. Но штатного клоуна нигде не было видно.

– А где наш старый приятель, Базилио? – как бы небрежно поинтересовался Кухня у блатных.

Выяснилось, что два дня назад блокпост подвергся нападению двоедушника. И Базилио оказался в числе тех несчастных, которые пали жертвами мутанта.

– Эх, жаль, такая эпиграмма пропала, – посетовал Пушкин, когда они миновали блокпост и уже прошли порядочное расстояние по дороге, ведущей к мёртвому городу. – Вот надо же было этому козлу Базилио именно сейчас сдохнуть. Столько лет прозябал, и ничего ему не делалось, а тут вдруг взял и коньки отбросил.

«Жил, как ничтожество, – подумал Ярый, – и умер бесславной смертью. Однажды и со мной произойдёт то же самое. Можно ли будет сказать обо мне, что я чем-то сильно отличался в лучшую сторону от Базилио?..»

Часть третья. Братство Чёрных Серафимов. Глава 28. Час расплаты

Три часа ночи. Собачья вахта. Небо над мёртвым городом затянуто непроглядным мраком, нет ни намёка на луну или хотя бы крохотную звезду. Тем лучше. Тихий выдвигается на позицию, к одному из двух пятиэтажных домов, расположенных к западу от штаб-квартиры «серафимов». Вообще таких домов в городе было пруд пруди, но эти почти вплотную примыкали к периметру базы. Планировалось, что Тихий займёт позицию на крыше пятиэтажки и будет обеспечивать основной группе штурмовиков прикрытие сверху. С крыши здания большая часть территории базы просматривалась как на ладони. Сектанты об этом знали, поэтому у входа в подъезд дежурила парочка «серафимов», но то были зелёные сопляки, с которыми не составит труда справиться опытному профессионалу.

Сборный отряд авантюристов достиг окраины мёртвого города ещё вечером минувшего дня, но не стал атаковать сразу. Было решено подождать до наступления ночи. Темнота больше подходила для нападения. Время определяли по механическим наручным часам, которые имелись у Холода и у Ярого. До наступления «часа икс» отряд спрятался в одной из квартир одной из множества заброшенных пятиэтажек, обильно рассыпанных по всему городу. За прошедшее время авантюристы успели немного отдохнуть, а некоторые даже вздремнуть.

Три тридцать. За полчаса Тихий должен был успеть добраться до своей позиции, избавившись от охранников. Если всё в порядке – значит, он уже на крыше. Если нет – в любом случае, всё равно придётся начинать, другого варианта нет. Итак, одиннадцать бойцов выдвинулись к основному входу на базу «серафимов», располагавшемуся с восточной стороны периметра. Впереди шёл Ярый, своим «братьям» по организации известный как Ворон.

Свет прожектора бьёт в глаза… Охранники на КПП узнаю́т одного из капитанов. По ночным гостям не открывают огонь сразу – уже хороший признак. Хмурая, отёкшая от недосыпа физиономия часового (а какой бы она ещё могла быть?!). До конца вахты и смены караула оставалось чуть меньше получаса – в это время соблазн сна особенно силён.

– А, Ворон, – зевая, говорит часовой, стараясь добавить радости в голос, но получается не очень. – С возвращением! Смотрю, ты с пополнением.

Взгляд часового скользит по лицам бродяг, которые стоят за спиной Ворона, так, словно глаза ищут кого-то ещё, но не могут найти. Кроме Ворона, не хватает второго капитана.

– Часовой, это что ещё такое?! – рявкает Ярый. – Ты почему зеваешь на посту, сволочь? А если враг нападёт, а ты тут сонный расклеился? Позывной, отряд, быстро!..

Устроив выволочку ни в чём не повинному бедолаге, Ярый как бы невзначай сообщает, что на обратном пути из Лягушатника они с Муреной приняли решение разделиться. Ярый ведёт неофитов в штаб-квартиру «серафимов», а Мурена вместе с вербовщиками отклонится от курса и свернёт в Бар, чтобы «порыбачить» ещё и там, и вернётся на базу на несколько дней позже. Блеф чистой воды, но ничего лучше Ярый не придумал. Можно было сказать, что Мурена трагически погиб по пути. Но смерть капитана – это экстренный случай. На памяти Ярого такого не случалось ни разу, и он не мог с уверенностью предсказать, как поведут себя часовые, и как бы сам повёл себя на их месте. Парни вполне могли переполошиться и поднять тревогу. К тому же, в то, что Мурена погиб, ещё как-то можно было поверить, но в то, что вместе с ним погибли сразу все шесть вербовщиков, и только лишь один Ворон остался жив, совсем невозможно. Вербовщики на самом деле не погибли, они остались в Баре. Тащить их с собой в мёртвый город для прикрытия – слишком проблематично, во-первых, в решающий момент они могут выкинуть что-нибудь, например, предупредить часовых, и тогда операция будет сорвана, во-вторых, по пути к Светлому пути, как бы каламбуристо это ни звучало, они однозначно были бы скорее балластом, нежели подспорьем. И ещё приглядывай за ними, чтоб не сбежали.

Так что Ярый остановился на более вероятной версии, что Мурена со «свитой» просто немного отклонились от курса и прибудут попозже. Расчёт делался на то, что сонные часовые не будут задавать слишком много вопросов. А если попробуют, на них можно наорать матом и заставить выполнять приказ. Должно помочь, так как за время пребывания в «Братстве» у них, как у собаки Павлова, уже выработался рефлекс, что нужно слушаться старших по званию. Орать не понадобилось. Часовые не задавали лишних вопросов.

Дальше последовал обыск, и остальным бойцам, кроме Ярого, пришлось сдать оружие. Что поделать, стандартная процедура. Холод поворчал, но так, для виду. В целом пока всё шло в соответствии с планом.

– Интересная модель, – сказал один из часовых, разглядывая ПБ – Пистолет Бесшумный, который он забрал у Холода. – Никогда не встречал такую.

– Ну что уставился, давай шевелись, – поторопил Ярый. – Или мне до утра здесь торчать?!

Вообще внимательного часового должно было бы смутить, что у троих из неофитов оказались с собой пистолеты одной и той же редкой модели. Да и какие они, на фиг, неофиты?! Любой знающий человек, например, тот же Мурена или какой-нибудь другой капитан, будь он здесь, с первого взгляда определил бы в них опытных авантюристов. Но часовые зверски хотели спать, поэтому мозги отчаянно отказывались соображать, так что сектанты сочли резонным воспользоваться принципом бритвы Оккама.

Ярый и десять сопровождавших его авантюристов беспрепятственно миновали КПП и оказались внутри, на территории базы. Возле памятника Ленину они остановились. Все спали, поэтому на плацу никого, кроме ночных гостей, не было. Но даже если бы были, рядовых членов «Братства» опасаться следовало меньше всего. И не столько потому, что те преимущественно не имели при себе оружия, не считая, конечно, часовых. А потому, что из-за хронического недосыпа, постоянного физического и психологического насилия они находились в полубессознательном состоянии и больше напоминали зомби, овощей, не тех резвых, которые когда-то забрали у Ярого его первого напарника и зонного учителя, а тех, инертных и заторможенных, которых авантюрист встретил, когда шёл по разрушенному шоссе вместе с Косаткой… Косатка. Ярый доберётся до Азазеля и отомстит за неё, пусть даже ценой своей жизни.

Вот уж кого действительно следовало опасаться, так это Азазеля. А ещё капитанов. Если бы кто-то из них встретился на пути, то мог бы дать серьёзный отпор. Вот почему атака была назначена на глубокую ночь – чтобы застать противника врасплох.

Ярый открыл рюкзак и вытащил оттуда десять ножей. На входе у новичков отбирали всё оружие, даже холодное, но это не значило, что Ярый не мог что-то пронести – капитанов же не обыскивали. Раздав каждому по ножу, Ярый вытащил из кобуры на поясе АПБ, бесшумный вариант автоматического пистолета Стечкина, которым он заменил привычный «макаров». После чего, вопреки распространённому авантюристскому суеверию, что в Зоне нельзя ходить назад той же самой дорогой, бойцы направились обратно – практически сразу у входа на базу, в комнате охраны, располагался и склад оружия. Если у Тихого всё в порядке, то часовые на вышках к этому моменту должны быть уже мертвы.

В общей сложности, в помещении охраны и снаружи, у ворот, находилось пять человек часовых, все салаги, трое из них вооружены автоматами, и ещё двое пистолетами. Если к атаке извне они хотя бы теоретически были готовы, то к нападению с тыла – нет. Чтобы устранить их, понадобилось не больше одной минуты. Двоих убил Ярый выстрелами из пистолета с глушителем, остальных почти одновременно зарезали его напарники. Судя по тому, что сверху по ним не начали лупить из пулемёта – часовой на вышке тоже уснул вечным сном, а значит, Тихий был с ними.

Бойцы забрали своё оружие: пистолеты, ножи и автоматы, и все остальные изъятые вещи обратно. К счастью, долго искать не пришлось – так как стволы забрали совсем недавно, они лежали на верху внушительной кучи. Оружие здесь было свалено в основном как попало, какой-нибудь ржавый металлолом вперемешку с тем, что в нормальном состоянии. На другом складе, который находился на закрытой территории, всё выглядело намного цивильнее – там оружие было расставлено аккуратно, и большинство образцов хранилось в приличном виде.

Далее отряд из одиннадцати бойцов, уже во всеоружии, разбился на две подгруппы, как и задумывалось изначально, задолго до начала операции. После достижения намеченных целей подгруппы должны будут вновь воссоединиться возле памятника. В состав первой группы входили Кухня, Пушкин и Блэкмор. Перед ней стояла задача взять под контроль гауптвахту и освободить заложников. Так как гауптвахта охранялась примерно так же, как и КПП, а может, даже хуже, то им выпала самая лёгкая часть работы. В принципе, там за глаза хватило бы и двух опытных бойцов, но на случай возможных непредвиденных обстоятельств решили послать троих. Единственная сложность заключалась, пожалуй, в том, чтобы захватить гауптвахту бесшумно, не подняв тревогу раньше времени. Авантюристы не хотели оставить Азазелю ни малейшего шанса ускользнуть.

Вторая группа отправилась к закрытой части базы. Ярый постучал в калитку. Ноль реакции. Пришлось постучать ещё несколько раз, уже настойчивей. Наконец, с той стороны раздался сонный голос охранника:

– Пароль?

– Бритва, хорош прикалываться!.. Свои, открывай давай.

– Ворон, ты что ли?

– Ну, а кто же ещё? Конечно, я, открывай быстрее.

– Я не прикалываюсь. Скажи пароль. А то что-то ты слишком поздно вернулся. Или слишком рано, это смотря как понимать.

– Лошадь Пржевальского. Открывай же, ну!..

Бритва наконец-то послушался, избавив Ярого и семерых его напарников от неприятной необходимости лезть через забор.

Как только голова охранника возникла в проёме, Ярый загнал ему нож в горло. Двое громил, сидевших за спиной Бритвы, у входа в здание, было подскочили, но, ничего не успев сделать, рухнули на том же месте. Внутренний забор отгораживал закрытую часть базы только от рядовых «серафимов», которые находились на территории лагеря. Для снайпера, который видел весь плацдарм сверху, забор не был помехой.

Но когда авантюристы окажутся внутри здания, они останутся сами по себе, там Тихий им уже не помощник. Впрочем, он и так очень подсобил.

Ярый и Холод вошли в холл первыми. Лампа под потолком, пусть и тусклая, но горела. В комнате слева два охранника. Два синхронных отрывистых хлопка. АПБ у Ярого и ПБ у Холода. Главное – попасть в голову с первого выстрела, чтобы те не успели опомниться и поднять шум. Чисто. Справа и на лестнице никого.

Напарники на короткое время вернулись на улицу. Дальше группа снова разделилась. Гулливер и Степашка отправились в обход здания, к задней двери. Остальные шестеро пошли через парадный холл, где только что уже побывали Ярый с Холодом. Перед бюстом Ленина авантюристы разделились в третий и последний раз. Холод, Филя, Весельчак и Шаман отправились по лестнице на зачистку второго этажа, в офицерскую казарму. Ярый и Сэнсэй должны были идти по коридорам к другой лестнице, возле чёрного выхода состыковаться с Гулливером и Степашкой, после чего подняться в кабинет Азазеля. Теоретически Азазель мог оказаться не в своём рабочем кабинете, а спать там же, где и остальные капитаны. Поэтому пока было неизвестно, какой из отрядов – Ярого или Холода – первым встретится с лидером «серафимов».

Ярый и Сэнсэй обследовали помещение справа, где располагался склад оружия. Взгляд Ярого упал на начищенную до блеска FN SCAR. Но авантюрист подавил искушение. Побоялся, что незнакомое оружие может подвести в решающую минуту. Ярый понимал, что это опасение скорее всего не обосновано, и винтовку в хорошем состоянии вряд ли заклинит, но ничего не мог с собой поделать. Всё-таки «калаш», к которому он привык за годы, казался авантюристу куда надёжнее.

– Осторожно, сза-а-а-… – начал было кричать Сэнсэй, но не закончил. Грохот пальбы внезапно разорвал ночную тишину.

Ярый стремительно обернулся. Невесть откуда выскочивший «серафим» высадил очередь в его напарника.

– А-а-а-а-а-а!!! – завопил Сэнсэй и отлетел к стенке.

Ещё через мгновение Ярый уложил охранника попаданием в голову, но было уже поздно. Авантюрист приблизился к напарнику, чтобы оценить положение дел. Тот был мёртв. Лёгкий бронежилет первого класса не спас от очереди из пистолета-пулемёта в упор.

Шутки кончились. Начались первые боевые потери… В этот момент сверху, со второго этажа тоже раздалась канонада. Теперь Азазель знает об их присутствии. Ярый прошёл через холл в левую комнату, где лежали ещё два мёртвых тела.

Справа, за углом находилась другая комната, поменьше. Авантюрист ожидал, что там тоже кто-то спрятался. Пусто. Только лампочка тускло мигает. А дальше, в коридоре, вход в который был слева, начинался мрак.

В обычных условиях наличие автомата, как правило, даёт воину несомненное преимущество перед теми, у кого его нет. Но Ярый боялся, что отточенные годами рефлексы возьмут верх, и в тёмном коридоре он может чисто машинально пальнуть на какой-нибудь случайный шорох. Не устоит перед искушением. И если вдруг пули не попадут в мишень, рикошетом может легко пришить его же. Поэтому Ярый поставил «калаш» на предохранитель, отвёл автомат за спину и вытащил нож из ножен.

Авантюрист несколько секунд поколебался, а затем шагнул во тьму. Сначала ему показалось, что он ослеп. Но постояв немного на одном месте, он понял, что темнота не была такой уж кромешной. (Частично свет падал сзади, из комнаты.) Постепенно взгляд стал различать очертания стен. Ярый продолжил движение, стараясь издавать как можно меньше шума.

Дойдя до развилки, он вдруг нутром почуял угрозу. Ярый застыл на месте, прислушиваясь к окружающим звукам, и это промедление стало его ошибкой. Ошеломительный удар ногой в живот отбросил авантюриста в какое-то помещение. Вначале резкая боль пронзила тело, но из-за выброса адреналина ощущения притупились.

В комнатке, где Ярый оказался, не было лампы, но скудный свет с улицы проникал через оконный проём, который оказался не заколочен. Авантюрист буквально чудом увернулся от второго удара, нацеленного точнёхонько ему в голову, после которого он вряд ли бы смог быстро очухаться. Ярый не то чтобы увидел своего противника, но скорее каким-то чутьём понял, что это Аспид. Он почему-то был без оружия.

– Ах ты сучонок… – В голосе капитана смешались злоба и удивление. – Крыса!

– Аспид, ты чего?! – Ярый попытался разыграть непонимание. Авось прокатит. – Это же я, Ворон! Я свой!

Аспид не купился на дешёвую уловку и снова бросился к нему. Если для Мурены Ярый был любимым учеником, то Аспид всегда относился к нему с недоверием, если не сказать неприязнью.