Текст книги "Рассказы арабских писателей"

Автор книги: Махмуд Теймур

Соавторы: Мухаммед Сидки,Юсуф Идрис,Ахмед ас-Сайид,Абдул Месих Хаддад,Эмиль Юсуф Аввад,Абдаррахман аш-Шаркави,Мухаммед Ибрагим Дакруб,Абдаррахман аль-Хамиси,Зун-Нун Айюб,Мавахиб ал-Каяли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Созерцатель

Перевод Д. Юсупова

Утро. Город охвачен забастовкой. На улицах тишина. Трамваи не ходят: городские власти боятся, что бастующие разобьют вагоны.

Махмуд только что оделся и в волнении мечется по комнате.

Победит народ или нет?.. Махмуд почти верит в его победу… Ведь он так часто в своих статьях и речах призывал «к сплочению, к единству рядов…» Помнит ли народ его слова?..

Махмуд нервничает. Он медленно приближается к открытому окну и вглядывается в длинную пустынную улицу… Магазины закрыты. Ребятишки, еле видимые в тучах пыли, играют на мостовой. По узенькому пыльному переулку, опираясь на тонкую палку, идет сгорбившийся старик, за ним – женщина с девочкой на руках. Вокруг ребенка вьется рой мух.

В одном из домов открылась дверь, из нее вышел юноша в синей блузе. Он сделал несколько шагов, затем посмотрел на окно, у которого стоял Махмуд, бросил на него полный презрения взгляд и направился в сторону текстильной фабрики, где ждали сотни таких же, как и он, рабочих, одетых в синие блузы.

Взгляд юноши испугал Махмуда, от волнения пот выступил у него на лбу, тысячи маленьких иголочек начали покалывать тело. В Махмуде проснулось то странное чувство, которое охватывало его всякий раз, когда он встречал взгляд рабочего в синей блузе. А ведь прежде, когда он выступал среди своих товарищей-студентов с пламенными речами, призывая «к сплочению, к единству рядов», он не встречал таких взглядов.

Но разве он не приносил пользу нации?.. А его статьи? В каждой из них он глубоко анализировал насущные проблемы своей страны, призывал народ к единению и сплочению…

Махмуд опять выглянул в окно и услышал отдаленные звуки радио. Передавали последние сообщения. До Махмуда доносились отдельные слова: «Всеобщая забастовка… Запрещено на улицах собираться группами… положение напряженное…»

«Одержит ли народ победу?» – вновь пронеслось в его голове. Махмуд посмотрел вверх. Густой черный дым, извиваясь кольцами, вырывался из трубы текстильной фабрики. Сердце Махмуда стучало… Он чувствовал: на фабрике что-то происходит. Махмуд вспомнил презрительный взгляд своего соседа. Он сейчас там, среди рабочих. Этих людей объединяет странная и непонятная идея борьбы, борьбы, вселяющей в сердце ужас… О эти рабочие!.. Он хорошо помнит, какими они были в день празднования годовщины Великой революции. В то время ему казалось, что они сами герои этой революции… Он хорошо помнит свой страх, когда они напали на группу таких же, как и он. С тех пор всякий раз при встрече с человеком в синей блузе ему делается не по себе.

… Город охвачен забастовкой… Атмосфера накалена… Махмуд отошел от окна, осмотрел свою комнату. Взгляд его остановился на письменном столе, где стояла маленькая настольная лампа и лежала книга в пестром переплете: «Любовь в молодости»… Это изящная увлекательная повесть о двух любящих сердцах, которые разлучила жестокая судьба. Интересно, чем кончится их история?

Вчера он не успел ее дочитать, он устал и к тому же поспорил с отцом о сознательном участии народа в забастовке. Его отец утверждал, что откроет свой магазин при любых обстоятельствах, что недовольство, возмущение грязной черни его нисколько не беспокоит, ибо рабочие никогда ничего не добьются. Махмуд же убеждал отца, что надо идти в ногу с народом, иначе бастующие могут разбить магазин. И как знать, может быть, магазин уже разбит?

Махмуд не разделял взглядов отца. Как может он разделять подобные взгляды, он, который в своих выступлениях и статьях призывал к «сплочению и единству рядов»?

Махмуд не хотел больше думать об этом разговоре. Он открыл книгу и начал перелистывать страницы, повествующие о радостях и муках любви. Приглушенное эхо голосов проникало сквозь стены его комнаты и возвращало его к действительности…

… Город охвачен забастовкой. Запрещено скопление людей… Махмуд отбросил книгу и снова подошел к окну, вглядываясь в пустынную улицу. Ему захотелось оставить эту комнату, этот дом, выйти на улицу, самому посмотреть, что там происходит.

Внезапно раздался выстрел. Махмуд отскочил от окна. Желание выйти на улицу сразу пропало. Перед ним вновь мелькнули глаза его соседа, бунтаря-текстильщика Касыма. Махмуд представил себе его в центре бушующей толпы с железным ломом в руке… Дрожь пробежала по телу Махмуда. Он никогда не сможет стать таким, как Касым, таким, как эти рабочие… Поистине они сошли с ума. Только безумцы могут требовать от него делать то, в чем он не чувствует потребности. Да, его и их разделяет целая пропасть. Нет, никогда он не станет для них своим, они смотрят на его статьи и статьи подобных ему с презрением, с открытой враждой. Они спорят с ним, несмотря на то, что он в своих статьях пытается разрешить проблемы простого народа, зовет людей к сплоченности и объединению. Чего они хотят? Нет… Они сумасшедшие…

Махмуд посмотрел в окно. Вдали виднелись трамвайные рельсы, которые блестели под лучами солнца, поднявшегося над ветвями деревьев. Из-за угла вылетела машина и с пронзительным воем скрылась за поворотом. Полицейские щупали взглядами прохожих. Издалека доносился непонятный шум. Махмуд прикрыл окно, подошел к кровати и бросился на нее, закрыв глаза. Он старался не думать о происходивших на улице событиях. Через несколько минут он снова взял книгу.

«…после разлуки с возлюбленным девушка почувствовала себя страшно одинокой, все окружающее угнетало ее. Вокруг нее образовалась страшная пустота, но мысленно она все время оставалась со своим возлюбленным. Она видела этого синеглазого юношу с золотистыми волосами, его губы… Ах, если бы к ним теперь прижаться и раствориться в пламенном и бесконечном поцелуе… В сладком опьянении лежала девушка на своем ложе, боясь спугнуть призрак любимого…»

Но Махмуд не мог сосредоточиться. Он прислушивался к голосам за окном, которые становились все громче… То были голоса людей, которые что-то кричали, пели. Шум за окном усилился. Вероятно, это была демонстрация. Махмуд отложил в сторону книгу и подошел к окну.

Он увидел бегущих ребят, которые, подражая кому-то, громко кричали. Он высунулся из окна и увидел огромную толпу медленно двигавшихся людей. Над толпой колыхались лозунги с требованиями бастующих. Раздался громкий голос: «Долой врагов народа, долой империализм!» Тысячи голосов подхватили этот призыв. У распахнутых окон, на крышах домов стояли женщины и дети. Восклицая что-то и аплодируя, они бросали демонстрантам цветы.

Толпа двигалась вперед. Все новые и новые люди присоединялись к ней. Лучи солнца обжигали их возбужденные лица. Шум нарастал, подобно волнам во время шторма, толпа напоминала бурный поток, для которого не существует преград. Махмуд с ужасом смотрел на это скопление людей, заполнивших всю улицу. Крупные капли пота текли по его лицу, сердце усиленно билось. Его интересовало лишь одно: кто победит? Вдруг среди толпы он заметил Касыма, окруженного рабочими-текстильщиками в синих блузах. Глаза рабочих пылали гневом. Они шли, полные решимости, громко и бесстрашно выкрикивая свои требования. Кровь закипела в жилах Махмуда… О! Как он ненавидит и боится этих синеблузников. Он чувствовал, что эти рабочие – большая сила, которая неотделима от всего народа. Но все-таки они сумасшедшие… Они – сторонники крайних мер, готовы безжалостно разрушить все!.. Разве он может к ним присоединиться? Разве он может выйти на улицу, чтобы смешаться с этой толпой?.. Что он будет делать среди них? Громкие речи там никому не нужны, ужас и смерть витают над их головами. Ведь он будет только маленькой каплей среди этого гигантского потока! Он вспомнил, с каким презрением и насмешкой относился Касым к его речам и статьям.

«Долой империализм!» – доносилось со всех сторон. Махмуду захотелось броситься к двери, выбежать и влиться в поток демонстрантов. Вдруг вдалеке он заметил людей в красных фуражках. Они то собирались вместе, то расходились, окружая толпу со всех сторон. И тут он вспомнил слова диктора: «Собираться группами на улицах запрещено». Неужели что-нибудь произойдет? Неужели полиция вступит в борьбу с этой огромной толпой?

Махмуд, как бы пригвожденный к месту, со страхом наблюдал за происходящим. Мысль выйти на улицу, присоединиться к демонстрантам окончательно покинула его. В его голове промелькнули картины кровавых событий:… вот разгневанная толпа сокрушает все на своем пути, столкнулись две силы, реки крови текут по улицам. Смерть витает над окровавленными телами…

У Махмуда потемнело в глазах. Шум достиг своего предела: «Долой империализм!», «Долой тех, кто заставляет голодать народ!», «Вперед, не бойтесь смерти!» – слышалось отовсюду. Неожиданно раздались выстрелы. Толпа заметалась. Люди побежали, рассыпаясь по переулкам, прячась во дворах домов. Полицейские оцепили улицу и, стреляя, бросились в толпу, нанося удары дубинками направо и налево.

«Долой империализм! Долой врагов народа!» – доносилось отовсюду.

Синеблузники шли во главе демонстрации. С глазами, полными ненависти, пренебрегая смертью, они громко пели, а пули настигали их, и они падали, обагряя землю кровью. Один из упавших продолжал кричать: «Долой империализм!» Люди метались. Полицейские отступили перед этой бушующей людской лавиной. Махмуд стоял у окна и, содрогаясь, смотрел, как поднимали раненых, клали их у обочины мостовой и перевязывали. Вдалеке проревела сирена скорой помощи, ее страшный вой вселял ужас. Поток людей нарастал и, сметая все на своем пути, двигался вперед. Пули продолжали свистеть, раненые падали, земля обагрялась кровью. Махмуд не мог оторваться от этого жуткого зрелища. Вдруг взгляд его упал на большую лужу крови. Красными ручейками растекалась она по черной мостовой и тоненькой ниточкой текла по желобку трамвайного рельса.

Глаза Махмуда устремились вдаль. «Какую прекрасную статью можно было бы написать об этом грандиозном сражении!». Это была бы блестящая, зажигательная статья, которая вдохновила бы народ на борьбу за свободу. Неожиданно цепь полицейских была смята, и они как бы растворились в массе демонстрантов. Толпа хлынула вперед и через некоторое время остановилась перед зданием, где помещалась одна из национальных организаций.

В это мгновение Махмуд почувствовал, что он не может не выйти из дома. Он хотел произнести зажигательную речь, которая победит гневные и ненавидящие взгляды Касыма. Махмуд выскочил на улицу и побежал за толпой. Внезапно он поскользнулся и упал. Острая боль помешала ему сразу подняться. С отвращением посмотрев вокруг, он заметил, что его одежда вымазана липкой грязью, смешанной с кровью. Он решил было вернуться домой, но вдруг глаза его остановились на луже крови. Страшная мысль пришла ему в голову. Он приподнялся, украдкой оглядел окна ближайших домов, бросил осторожный взгляд на стоящих вдалеке людей, на карету скорой помощи, увозящую все новые и новые жертвы, и, опьяненный видом крови, одним движением разорвал на себе рубашку, окунул ее в лужу и принялся тщательно размазывать кровь по своей одежде. Потом он растрепал волосы и, бросившись вперед, незаметно проскользнул в самую гущу людей, туда, где рабочие вместе с представителями различных организаций обсуждали план дальнейших действий. Придя в себя, Махмуд постепенно начал вступать в разговор. Он бросал одну реплику за другой, все больше и больше возвышая голос…

Но чьи-то широко открытые глаза пристально следили за ним, рассматривали его вымазанную кровью одежду…

Вдруг глаза, в которых сверкнула молния, начали медленно приближаться. «Исчезни и скройся в свой дом, обманщик!» – громко сказал рабочий-текстильщик Касым.

Махмуд задрожал от страха под его гневным и ненавидящим взглядом. Ему казалось, что на него устремлены тысячи таких же глаз. Всем своим существом он ощущал ненависть, презрение и злобу этих людей. Испарина покрыла все его тело. Собрав последние силы, он пытался противиться охватившему его ужасу, но гневные глаза заставили его юркнуть обратно в толпу. Он проскользнул между людьми, как грязная трусливая кошка.

…Несколько минут спустя Махмуд, как и прежде, стоял у окна, разглядывал лужи крови на черной мостовой, трамвайные рельсы и людей, которые снова двинулись вперед…

…Сквозь пыль, возгласы и песни, на далеком горизонте видел Махмуд свою жизнь: годы учения, статьи, речи – и все это показалось ему таким ничтожным, словно это были маленькие, никому не нужные, пожелтевшие от времени клочки бумаги, которые начали стираться, исчезать и вот исчезли совсем и превратились в ничто… в ничто…

ЭМИЛЬ ЮСУФ АВВАД

Хайра и его осел

Перевод Д. Юсупова

Новость облетела всю деревню: автомобиль господина задавил осла зеленщика Хайры! Когда жена Хайры услыхала об этом, она подняла такой вопль, что жители деревни мигом сбежались к месту происшествия. Соседка Хайры обошла все дома, разнося весть о случившемся несчастье.

Лицо у Хайры стало земляного цвета! Бедняга даже не знал, что сказать господину, стоявшему около роскошного автомобиля. Подоспевший староста уверял Хайру, что господин заплатит ему за увечье осла.

А кто в деревне не знает Хайры – зеленщика, который каждое утро объезжал деревню и, останавливаясь у каждого дома, вызывал хозяйку, предлагая ей свежие овощи.

– Госпожа Hyp, у меня есть для вас огурцы, помидоры, тыква, фасоль.

Если госпожа Hyp собиралась что-нибудь купить, он говорил своему ослу:

– Стой, братец. Ты же видишь, как все люди уважают твоего хозяина. У него сладкая речь, он любит правду, все товары у него превосходны.

Если же разговор с хозяйкой ограничивался лишь взаимным приветствием и пожеланием успешной торговли, он осторожно дергал вожжи и говорил:

– Тяни, браток!

Все в деревне смеялись над Хайрой, когда он называл своего осла братом. А почему бы ему так не называть его?

И в радости, и в горе осел был верным другом зеленщика. Сколько раз, когда не было овса, осел покорно жевал высохшую траву? Сколько раз Хайра вынужден был оставлять животное часами без воды? И в самом деле, разве осел не был вечным спутником и другом Хайры, разве дружба между ними не была крепкой?

Часто Хайра беседовал со своим ослом:

– И я, браток, и жена моя не мечтаем о богатстве. Мне нужно только, чтобы у нас каждый день был хлеб, было жилище, и все самое необходимое в нем. Я не из тех, которые мечтают о роскошной мебели и шелках, о дворцах и прислуге. Я, братец мой, всего лишь скромный зеленщик и хочу им остаться навсегда.

В тот злополучный день, когда Хайра возвращался со своим измученным ослом из обычной поездки, неожиданно из-за угла вырвался автомобиль и опрокинул осла. Не успел Хайра понять, что случилось, как вокруг него собралась толпа.

Автомобиль остановился. Из него вышел высокий человек с небольшой отделанной серебром тростью в руке. Он встал у края дороги и полным ненависти взглядом окинул собравшихся людей.

– О брат мой! О кормилец мой! Что же сделали с другом Хайры? Заслужил ли я это? О люди! Смотрите, осуждайте бедного Хайру. Кляните этого зеленщика, у которого не было ничего, кроме осла, и который не сумел его уберечь! – громко жаловался бедняга Хайра.

Хайра со своей женой сидели рядом с ослом, лежавшим на пыльной дороге, и, громко плача, пытались облегчить страдания животного. Жена Хайры гладила осла по голове и причитала.

Владелец автомобиля спокойно вынул из кармана сигару, закурил ее и, спросив, кто такой Хайра, направился к машине.

Когда машина скрылась, староста, пытаясь успокоить толпу, сказал:

– Ну, волноваться нечего. Это богатый господин. Он, конечно, даст Хайре достаточно денег для того, чтобы купить трех или четырех ослов.

Осла бережно положили на телегу и повезли к дому Хайры. Осмотрев животное, ветеринар обнаружил, что у него сломана нога и сильно ушиблен бок.

Ночью осел вопил так, что его было слышно даже на другом конце деревни. Сердца людей, слышавших эти крики, наполнялись жалостью.

На следующий день утром жена Хайры села на каменную скамью около дома и стала смотреть на траву, которую еще вчера ел осел. Перед ней вставали картины, милые ее сердцу. Она не говорила о них мужу, чтобы не углублять его горе. Она вспоминала, как ежедневно с восходом солнца осел отправлялся к источнику и, напившись, бегом возвращался обратно. В полдень, насытившись и утолив жажду, он подходил к тутовому дереву и громко кричал. По воскресеньям и в праздники, после того как Хайра освобождал осла от седла и веревок, он скакал к ближайшей полянке и начинал кататься там, переворачиваясь с боку на бок. Когда же в воздухе поднимались тучи пыли, осел вставал и переходил на новое место. Так он проводил, играя, целые часы…

Прошло две недели. Господин не вспомнил о Хайре. Напрасно староста обращался к мэру и членам муниципалитета. Напрасно советовался с адвокатами в городе относительно возможности предъявить иск на получение денег за увечье осла. Но кто посмеет подать жалобу на господина?

Адвокаты не советовали затевать этого дела, ибо Хайра неизбежно его проиграет. «Закон не тронет богатого». В самом деле, разве человек, у которого в руке сабля, нанесет сам себе удар?

Однако староста настоял на своем, и иск был предъявлен. Суд вынес решение, согласно которому разносчик зелени был оштрафован и посажен на неделю в тюрьму!

За что? Оказывается, за то, что господин из-за его осла задержался в пути и опоздал на свидание, где решались вопросы, касающиеся «общественных интересов»…

Когда Хайра узнал о решении суда, его лицо выразило недоумение. Жители деревни, получив это известие, возмутились. Многие поселяне отправились в Хайре, предлагая ему свою помощь. Но что они могли сделать?

Семь дней просидел Хайра в тюрьме. Какова же была радость Хайры, когда, вернувшись домой, он увидел своего осла, который пасся среди тутовых деревьев. Осел махал хвостом, а жена Хайры почесывала его за ушами.

Глаза супругов застилали слезы радости. Осел здоров и может работать!

…И вот снова, как обычно, Хайра, следуя за своим ослом, каждый день в одни и те же часы развозит овощи…

Учитель

Перевод Д. Юсупова

Сын мой, ты стал большим и видишь увечье своего отца. Даже когда я сижу к тебе спиной, я чувствую, что твои глаза устремлены на меня. Иной раз мне кажется, что я слышу, как твои губы шепчут: «Почему у всех людей два глаза, а у моего папы один?» Сын мой, я прекрасно понимаю, что тебе тяжело. А знаешь ли ты, как я мучаюсь, когда дети дразнят тебя твоим одноглазым отцом?

Сядь здесь, около меня, и послушай, что я тебе расскажу. Я хочу избавить тебя от необходимости задать мне этот вопрос, хочу успокоить себя. Недоумение, которое иногда появляется на твоем лице, омрачает мою жизнь, не дает мне покоя ни днем, ни ночью. Тридцать лет назад жил мальчик. Ему было столько же лет, сколько и тебе. Он каждый день, как и ты, ходил в школу. От его дома до школы был час ходьбы. Мальчик проделывал этот путь два раза в день с сумкой за плечами. Во всякую погоду – под дождем и под палящим солнцем – уходил он утром из дому и только вечером возвращался обратно. Мальчик рос сильным, никогда ни на что не жаловался, был всем всегда доволен. Только одного он боялся – отвечать учителю заданный урок.

Школа помещалась в одной неприглядной комнатушке маленького домика, приткнувшегося к стене деревенской церкви. В классе стояли старые парты, залитые чернилами, исписанные именами и цифрами, испещренные рисунками, которые вырезали ребята. Тут были новые рисунки и старые, сделанные еще их отцами и дедами. Но учителя не интересовало происхождение этих подписей и рисунков. Это был человек крутого нрава, и часто во время приступов плохого настроения он расправлялся с невиновными учениками за проступки их дедов, совершенные лет шестьдесят назад.

Утром занятия в школе начинались с того, что учитель посылал трех или четырех учеников в ближайшую рощу, принадлежавшую церкви, за прутьями. Учитель приказывал принести столько прутьев, чтобы их хватило на целый день.

– Помните, нужно выбирать прутья прямые, длинные, гибкие, и смотрите, чтобы их было много, чтобы не пришлось идти второй раз, – кричал им вдогонку учитель. Ребята шли в рощу, доставали из-за поясов ножи и срезали прутья. Они наотмашь хлестали ими по кустарнику, гадая в то же время, какой из этих прутьев будет потом хлестать их самих.

– Хана, это я для тебя выбрал, – шутили между собой ребята, размахивая прутьями.

Однажды учитель задал мальчику и его товарищам очень трудный урок из новой книги. Вернувшись домой, мальчик сразу же раскрыл книгу. Он старался как можно лучше приготовить урок, но это ему не удавалось. Все в этой книге было ему незнакомым. Он не мог разобраться ни в буквах, ни в словах, ни в рисунках. Книга казалась ему огромным талисманом, а буквы и слова – заколдованными знаками. Вся радость от полученной книги пропала, и его охватила безграничная ненависть к ней. Ему хотелось разорвать ее на куски и бросить в огонь.

«Но какой смысл сердиться на книгу, – подумал мальчик. – Без книги не обойдешься, и, кроме того, отец с большим трудом заработал деньги, чтобы купить ее».

Нет, так поступать нельзя. И в школе и дома его знали как очень послушного и аккуратного мальчика. Первый учебник, прочитанный им от корки до корки, выглядел как новый. Отец убрал его в шкаф, чтобы по нему потом могли учиться младшие братья.

Мальчик вновь и вновь возвращался к уроку, он пытался произносить слова так, как говорил учитель, но это ему не удавалось. У него потемнело в глазах, хотелось спать. Керосиновая лампочка слабо освещала маленькую низкую комнату, и в ее углах вырисовывались страшные тени. Все уже давно спали, мальчик с завистью смотрел на спящих. В эту ночь он впервые узнал, что такое зависть. «Как же они счастливы, – думал он, – им не надо выполнять домашние задания».

Мальчик почувствовал себя одиноким, покинутым и самым несчастным на свете. Им овладело отчаяние. Он представил себе, что будет завтра… Вот учитель своим громовым голосом закричит: «Поди сюда, отвечай урок». Мальчик медленно подойдет, нерешительно остановится в двух шагах от учителя. Толкнув стол, учитель встанет со стула и, наклонясь к ученику, прикажет: «Начинай!» Силы оставят мальчика. Он попытается что-нибудь ответить, но не сможет произнести ни слова. Он будет заикаться, язык его прилипнет к гортани. Тут наступит самое страшное. Учитель возьмет в руки прут и яростно прошипит: «Протяни руку!..»

Нет, нет! Мальчик уже не раз испытал удары этого прута на себе и видел, как плакали его товарищи, когда их бил учитель. Он не сможет еще раз вынести эту боль. Его ладони начинали гореть только от одного воспоминания о наказании. Мальчик посмотрел на свои руки, ему стало жалко их, и слезы потекли у него из глаз. Он отвернулся к стене и увидел, что на него с иконы, висевшей над изголовьем его отца, смотрит дева-спасительница. Он залюбовался нежной улыбкой девы и, склонив голову, долго смотрел на нее. Вдруг он подумал: «Говорят, что дева-спасительница ежедневно творит чудеса: она вылечивает больных, ставит на ноги хромых, делает зрячими слепых, и по ее воле даже в июле может пойти дождь. Неужели она не исполнит мою маленькую просьбу?»

Мальчик встал на колени, начал бить себя в грудь и зашептал: «О дева-спасительница, прошу у тебя помощи. Один раз в жизни, только один раз прошу тебя не говорить «нет». Губы мальчика касались иконы, слезы падали на нее. Он горячо целовал холодное стекло: «Ты всемогуща! Молю тебя, прикажи, чтобы завтра не наступило утро». И он заснул спокойным сном.

Каково же было его огорчение, когда, открыв глаза, он увидел, что утро наступило и мать, как обычно, будит его и торопит идти в школу.

– Мама, учитель уже прошел? – с беспокойством спросил он.

– Нет еще, – ответила мать.

Мальчик обрадовался, быстро оделся, схватил сумку, положил в нее завтрак и помчался в школу. «Надо опередить учителя хотя бы на четверть часа», – думал он.

Почти все ученики были уже во дворе школы и ожидали звонка. Мальчик, запыхавшись, пробежал мимо них, поднялся на лестницу церкви, поднял руку и закричал:

– Ребята, поздравляю вас, сегодня уроков не будет. У нашего учителя бабка умерла!

Школьники поверили своему товарищу. Они знали, что он был дальним родственником учителя и что ему и раньше приходилось исполнять его поручения. Во дворе стало шумно, книги, сумки, шапки полетели в воздух…

Рассказ мой, сынок, близится к концу… Через полчаса учитель пришел в школу, а там, кроме двух учеников, которые еще не умели бегать по полям и разорять птичьи гнезда, никого не оказалось. Они рассказали учителю про проделку мальчика. Разъяренный учитель бросился искать виновного. Он поклялся убить его.

Найти мальчика было нетрудно. Как только школьники разбрелись в разные стороны и двор опустел, он понял серьезность случившегося. Все шалости вылетели из его головы. Он бесцельно бродил по полю. «Что будет, то и будет», – думал он. Увидев учителя, который бежал к нему, поправляя на ходу свой кафтан, мальчик даже не попытался скрыться. Он застыл на месте, ни один мускул не дрогнул на его лице.

Учитель ударил его толстой палкой по голове, и мальчику показалось, что его голова разломилась пополам. Что было дальше, он не помнил. Он очнулся уже в постели, половину его лица закрывала повязка. Правый глаз у него горел, как будто на него положили раскаленный уголь. Он попробовал дотронуться до повязки, но закричал от боли. Мать обняла его и залилась слезами.

– Вот и все, сын мой. Я рассказал тебе это не только для того, чтобы ответить на твой немой вопрос, но и для того, чтобы предупредить тебя о тех трудностях, которые ты можешь встретить в школе.

Ты, конечно, спросишь, кто этот мальчик? Это был я…