Текст книги "Рассказы арабских писателей"
Автор книги: Махмуд Теймур
Соавторы: Мухаммед Сидки,Юсуф Идрис,Ахмед ас-Сайид,Абдул Месих Хаддад,Эмиль Юсуф Аввад,Абдаррахман аш-Шаркави,Мухаммед Ибрагим Дакруб,Абдаррахман аль-Хамиси,Зун-Нун Айюб,Мавахиб ал-Каяли
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Перевод X. Селяма
Где найти человека, которому я мог бы рассказать о Набавии, о ее страшном прошлом и безумных страданиях, тяжестью своей раздавивших жизнь этой девушки? Где найти человека, который знал бы Набавию и указал, где она? Я пошел бы к ней, я полетел бы туда.
Когда ее бледный образ встает в моей памяти, слезы душат меня. В водовороте жизни я потерял Набавию, не сумел вырвать ее из власти тьмы. И она исчезла… Куда? Может быть, смерть пожалела ее поруганное тело и оскорбленную, измученную душу и освободила ее от страданий? А быть может, она продолжает влачить свои дни в этом грязном обществе, удовлетворяя похотливую страсть своих мучителей? Странный внутренний голос нашептывает мне, что Набавия до сих пор жива. Если кто-нибудь из вас увидит девушку, смуглую, худощавую, с тонкими чертами лица и большими испуганными глазами, заклинаю вас всем, что вам дорого, покажите мне ее: это – Набавия. Умоляю вас, люди, во имя всего, что вы любите, если вы увидите такую девушку, покажите мне ее…
Клянусь, если встречу ее еще раз, я сделаю все для ее спасения. Я стану на пути и не допущу ее падения. Я сделаю все возможное, чтобы влага вновь оросила эту увядшую розу. Где ты теперь, Набавия? Быть может, ты готовишь страшную месть людям, лишившим тебя чести и сорвавшим цветы с твоих щек, изуродовавшим твое детство и осквернившим твою печальную юность.
Кто-нибудь может сказать: «Ну и что же? В нашей жизни много похожих на Набавию!»
Я отвечу этому человеку, что общество, которое так ломает человеческую жизнь, заслуживает только того, чтобы его разрушили до основания, не оставив камня на камне, потому что оно превращает цветы в шипы, чистоту – в грязь, благородство – в подлость, и стоит мне только рассказать людям о том, как я встретился с Набавией, рассказать о ее искалеченной жизни, свидетелем которой я был, любой поймет мою боль и мой гнев.
* * *
Я учился на юридическом факультете. У меня был товарищ по имени Фавзи. Иногда я приходил к нему, чтобы заниматься вместе, иногда мы гуляли, беседовали, мечтали. У каждого из нас была маленькая, скромно обставленная комната. Так жили почти все студенты, приехавшие из провинции в столицу получить образование в университете.
Однажды я пришел к Фавзи и увидел, что он собирает свое белье. Я спросил, не случилось ли чего? Вместо ответа он позвал Набавию.
В дверь робко вошла маленькая смуглая девушка с черными косами на плечах, одетая по-деревенски. Фавзи велел ей забрать белье.
Я спросил:
– Она прачка?
Фавзи ответил:
– Нет, она взялась постирать, но как она это делает, я еще не знаю.
Набавия нагнулась над грудой белья, собираясь унести его в ванную комнату, но, услышав наш разговор, сказала:
– Надеюсь, вы будете довольны мной, господин, и даже сможете порекомендовать меня своим друзьям…
Я провел у Фавзи целый день. Перед уходом я попросил Набавию, чтобы она постирала белье и мне.
В пятницу Набавия пришла… На ней было рваное платье, местами обнажавшее ее плечи. Ее измученное лицо и утомленные глаза говорили о бессонной ночи. Мне не хотелось увеличивать ее усталость. Если бы со мной был мой друг Фавзи и я поделился бы с ним своими мыслями, он неминуемо ответил бы мне: «Брось ты свою сентиментальность, это только твое воображение. На самом деле ничего нет».
– Может быть, ты отложишь стирку? – спросил я Набавию.
– Я пришла стирать, мой господин, – ответила она.
В ее голосе и глазах чувствовался какой-то испуг. Я сказал:
– Но ты устала.
Она с робким удивлением переспросила:
– Я устала?
– Это видно по твоему лицу. Нет никакой необходимости стирать именно сейчас.
– Но я…
– Я тебе дам деньги и не делай ничего.
Я увидел, как радостно озарилось ее лицо, как просияли ее глаза. Она сидела передо мной на полу. Я спросил ее:
– Ты завтракала?
Она ответила:
– Да.
Но было видно, что она говорит неправду.
Я сказал, что я голоден, и попросил ее пойти купить лепешек и бобов.
Когда мы поели, Набавия спросила:
– Господин! Может быть, вы возьмете меня к себе прислугой? Я умею стряпать, мыть полы, убирать комнаты, стирать белье. Я буду делать все, все. Ведь вы… у вас нет никого, кто бы вам прислуживал?
Я подумал, что в этом нет ничего невозможного, и спросил ее:
– А сколько ты возьмешь?
Она ответила:
– Ничего, немного еды и угол, где спать.
Тогда я сказал, что могу платить ей пятьдесят пиастров в месяц.
И Набавия осталась у меня.
После занятий, когда я возвращался из университета, мне было приятно, что дома меня ждал хороший обед и убранная комната.
Сначала Набавия говорила мне много неправды. Как-то раз я спросил ее о родителях. Она сказала, что ее отец живет в городе Мансуре, а мать в Каире… Потом выяснилось, что Набавия не знает ни отца, ни матери…
В другой раз она рассказала мне, что у нее есть жених, что он учится в ремесленной школе, но его родители заставили ее отказаться от него. Она говорила о нем много, подробно описывала его внешность, вспоминала, как он приглашал ее в кино, как делал ей подарки, горько плакала о том, что несправедливая судьба отняла у нее любимого человека. А потом выяснилось, что у Набавии никогда не было жениха; вероятно, желание приукрасить свою жизнь побудило ее сказать неправду.
Она хотела убедить меня, что она такая же девушка, как и все, что у нее есть мать, отец, жених, что они – люди хорошие и с достатком.
Я прощал ей ложь. Я даже делал вид, что верю ей. Я не возмущался, потому что был убежден, что эта измученная девушка хочет защитить себя ложью от унижений, которыми была полна ее жизнь.
Однажды, подходя к своему дому, я услышал, как Набавия поет низким голосом: «О ночь! Как много несчастных одеваешь ты своим покровом. Только ты, таинственная, знаешь, как много на свете девушек, продающих свою честь за кусок хлеба!»
В глубокой ночной тишине горькая песня девушки уносилась на крыльях ветра и таяла вдали.
Я спросил ее:
– Что с тобой, Набавия?
– Ничего!
Она горько заплакала.
И в конце концов я заставил Набавию открыть мне причину ее горя и страданий. Вот что я услыхал.
Набавия не знала ни отца, ни матери. Она помнила, как жила в доме пожилого человека, хозяин кричал на нее, кричала и его жена. Если они были чем-нибудь недовольны, то упрекали Набавию в неблагодарности и лени, говорили, что приютили ее из жалости.
Она вставала с зарей, мыла полы, покупала бобы, хлеб, готовила завтрак, целый день угождала хозяину и исполняла приказания его жены. Поздно ночью она ложилась спать в коридоре на полу, чтобы опять подняться, едва на небе забрезжит рассвет…
Как-то вечером хозяйка велела Набавии приготовить чай. Набавия уронила чайник – и он разбился. Женщина пришла в ярость. С багрово-красным лицом и глазами, мечущими искры злобы, набросилась она на Набавию и зверски избила ее. Крики девочки еще больше разжигали хозяйку. Она таскала Набавию за волосы по полу, потом, отбросив ее в угол, нашла длинную веревку, связала ей руки и ноги и, схватив железный вертел, сунула его в огонь…
Набавия дрожала от страха. Она не знала, что с ней будет, каким еще мучениям ее подвергнут. Со связанными руками и ногами она с ужасом следила за обезумевшей женщиной. Вытащив раскаленный вертел из огня, хозяйка стала прижигать ноги Набавии: «Я тебя проучу! Больше ты не будешь делать так!..»
Набавия лежала в углу кухни, скорчившись от боли. Ночь она провела в слезах. Следующий день был таким же мучительным, как и ночь. Когда стемнело, Набавия тихонько вышла на улицу, еле передвигая обожженные ноги.
Ей было двенадцать лет. Ей некуда было идти… Дрожа от холода, она сидела на тротуаре. Из ран на ее ногах сочилась кровь…
К ней подошел полицейский и закричал:
– Что ты здесь делаешь?
Она ответила со страхом:
– Ничего. Я хочу спать, спать…
Полицейский заглянул ей в лицо. Увидев, что перед ним ребенок, он стал ее расспрашивать и узнал все, что с ней случилось. Набавия была страшно напугана и измучена.
Он сказал ей:
– Пойдем со мной. Будешь жить у меня…
И Набавия покорно пошла за ним… Они шли по длинной широкой улице, потом повернули в узкий кривой переулок, поднялись по винтовой лестнице в его двухкомнатную квартиру. Полицейский зажег лампу и сказал:
– Ложись спать. Я вернусь утром.
Набавия говорила мне, что она с самого начала удивлялась тому, что полицейский оказался таким добрым, что он сжалился над ней. Она удивлялась тому, что он привел ее к себе домой.
Постепенно она успокоилась и стала разглядывать комнаты. В одной из них была большая кровать, гардероб, диван, длинная циновка на полу и лампа, в другой стояли две длинные софы и три стула, а на стенах висело несколько картин.
Вскоре усталость одолела ее, она крепко заснула…
Я спросил:
– Тебя сватал студент ремесленной школы?
Она ответила:
– Нет, я солгала.
– А теперь?
– Теперь не лгу. Все это правда.
Я сказал ей, что хочу, чтобы она всегда говорила правду. Она ответила:
– Я хотела, чтобы меня просватал студент ремесленной школы. Я хотела, чтобы у меня были отец и мать, чтобы у меня было счастье.
Она замолчала.
Я спросил:
– А сейчас ты опять хочешь что-нибудь выдумать?
– Нет. Почему мне не рассказать вам откровенно все? Вы добрый господин. Утром вернулся полицейский и разбудил меня. Он принес хлеба, сыру, редиски, фиников и мяса… Я не могу, господин, рассказывать подробности, скажу лишь, что этот полицейский лишил меня чести, а мне было только двенадцать лет. Он превратил меня в свою любовницу, в прислугу…
– Что ты говоришь! – воскликнул я.
– Да, все это правда, господин.
– А потом?
– А что потом? – ответила Набавия.
– Но как же все это могло случиться, Набавия?
Она опустила голову, у нее не хватало сил продолжать разговор.
– Как ты жила в его доме? – спросил я опять.
– Он запретил мне выходить на улицу. Он приносил все сам, дарил мне вышитые косынки, платья, даже купил ботинки. Но он предупреждал меня, что если я посмею выйти из дому, он меня убьет.
– А что было дальше?
– Я боялась, господин, что он действительно меня убьет, и поэтому никогда не думала, что уйду от него. Но однажды к нему приехали родственники из деревни. Он объяснил им, что я служу у него прислугой. Из их разговора я поняла, что его родственники нашли для него невесту и что он согласен… С тех пор он стал обращаться со мной очень плохо, как будто хотел внушить мне ненависть к себе.
– Ну а потом?
– Потом он выгнал меня из дому, пригрозив убить, если я кому-нибудь расскажу о том, что он меня обесчестил. И я ушла… Долго бродила я по улицам. От усталости у меня подгибались ноги. Тут мне встретилась женщина. Я сказала ей, что готова работать прислугой. Она посоветовала мне стать прачкой и указала кварталы в Каире, где живут приезжие студенты. Вот я и стала ходить стирать им…
– Ты только стирала им белье?
– Они брали от меня все, что хотели…
Несколько минут она молчала, сжав губы, а потом сказала с горечью:
– Что я могла поделать? Я была так несчастна и беззащитна.
– И долго ты жила у полицейского?
– Целый год.
– Где?
– Нет, нет! Не скажу где!.. Я боюсь…
– Как хочешь.
– Мне не надо было уходить из дома моего прежнего хозяина. Но ведь меня били там…
– А сколько времени ты занимаешься стиркой?
– После того, как я ушла от полицейского, ровно год.
– Не огорчайся, Набавия! Если ты не хочешь жить здесь, у меня, я могу отправить тебя в деревню к моим родителям.
– Ты ужинал, господин?
– Да. А ты?
– Я? Я не хочу есть.
– Хорошо. Иди ложись спать.
Я долго не мог заснуть и лежал, глядя на потолок и думая о трагической судьбе этой девушки. Мне хотелось оградить ее от жизненных невзгод, от людей, потерявших человеческий облик. Меня беспокоил и огорчал ее надрывный кашель…
Настало утро. Я поднялся совершенно разбитым после бессонной ночи. Набавия еще спала. Я не хотел ее будить, оделся и собрался выйти. Вдруг в дверь постучали. Это был Фавзи.
– О, добро пожаловать!
– Куда ты собрался?
– В университет.
Мой друг громко засмеялся и сказал:
– Сегодня свободный день. Пойдем в кино?
Я пожалел, что поднялся так рано. Когда мы выходили, Фавзи случайно увидел Набавию, которая лежала в углу, сжавшись в маленький комочек под тонким одеялом.
В полном недоумении он спросил:
– Кто это?
– Набавия…
– Молодец! Ты стал, наконец, практическим человеком.
– Ты неправ, Фавзи.
– В таком случае я спрошу ее сам.
– Ты знаешь, Фавзи, такие грязные мысли причиняют мне боль.
Увидев, что я рассердился, он сказал:
– Делай как хочешь, друг мой, оставайся идеалистом.
Немного успокоившись, я сказал ему, что бедняжка кашляла всю ночь.
– Кашляла? Разбуди ее скорей и выгони на улицу!
– Нет, я пойду с ней к доктору.
– Удивительный ты человек. Ты, конечно, волен делать что хочешь, но мой совет тебе – выгони ее немедленно. Это будет гораздо лучше.
– Нет, я ее покажу врачу, достану лекарство, и она будет жить здесь, пока не выздоровеет или пока не умрет и не избавится от всех вас.
– Ты в чем-то обвиняешь меня?
В гневе Фавзи вышел из комнаты, бросив на прощанье:
– Моей ноги здесь больше не будет!
Поверьте мне, я впервые в жизни почувствовал внезапную неприязнь к своему другу. Причиной этой неприязни, по всей вероятности, были разговоры Фавзи, его отношение к Набавии, бессердечное и эгоистическое. У таких людей, как он, нет никаких чувств. Их не трогают чужие несчастья. Они похожи на волков с их животными инстинктами.
День еще только начинался, когда я повел Набавию к одному из самых известных в городе врачей. Доктор сказал, что у нее легкий бронхит. Я объяснил Набавии, что доктор не нашел у нее ничего серьезного, и она, благодарно взглянув на меня, прошептала:
– Храни вас аллах…
* * *
Набавия сидела молча. Мне казалось, что она припоминает те надругательства, которые ей пришлось перенести. Вдруг она горько заплакала, закрыв лицо руками. Я спросил:
– В чем дело?
– Не знаю.
– Наверняка знаешь.
– Поверьте мне, не знаю.
– Может быть, ты вспомнила что-нибудь?
– Да! Я подумала о том, что полицейский толкнул меня на путь бесчестия. Если бы он на мне женился…
– А ты любила его?
– Нет, я его боялась.
– Почему же ты вспомнила о нем сейчас?
– Я не понимаю, почему он женился не на мне, а…
– Не думай о прошлом, Набавия, думай о будущем.
* * *
Набавия привыкла к моей комнате, казавшейся ей теплым и уютным местечком, хотя комната и не была уютной в полном смысле этого слова. Но для Набавии она была хорошим убежищем.
Набавия каждый день ходила на базар, покупала овощи, мясо, бобы, хлеб, готовила обед и убирала комнату.
Так прожила она месяц. Ее щеки порозовели, жизнь снова вернулась к ней.
Однажды в полдень кто-то постучался к нам. Набавия была на базаре. Я в этот день не пошел в университет и открыл дверь. Передо мной стояла безобразная женщина лет сорока, толстая и маленькая, со смуглым лицом и узкими глазами, закутанная в черное большое покрывало. Я спросил ее:
– Что вам нужно?
– Я хочу видеть Набавию, – ответила она.
– А вы кто?
– Ее тетя.
– Тетя? Набавия на рынке. Пожалуйста, заходите…
– Нет, я приду в другой раз. Но, пожалуйста, передайте ей, что я была.
Она ушла. Я стал думать об этой женщине. Удивительно, откуда она могла узнать, что Набавия живет у меня. Когда Набавия вернулась домой, я ее спросил:
– У тебя есть родственники в Каире?
Она положила покупки и молча посмотрела мне в лицо.
– Ведь ты мне сказала, что не знаешь ни отца, ни матери?
– Да.
– Ты опять хочешь солгать мне, Набавия?
– Нет, господин.
– Скажи мне, кто эта женщина, которая приходила сейчас.
– Она не родственница мне, господин.
– А откуда ты ее знаешь?
– Как-то утром я встретила ее на рынке. Она начала расспрашивать меня о моей жизни. Я рассказала ей все с начала до конца. Она купила мне бусы и сказала: «Хочешь быть моей дочкой? У меня нет детей».
– Я не хочу огорчать тебя, Набавия, но она не внушает мне доверия. Она кажется мне распутной бабой. Такие, как она, вовлекают молодых девушек в разврат.
Тогда Набавия спросила испуганным голосом:
– Что же мне делать, господин?
– Я хочу, чтоб ты совсем не встречалась с этой женщиной.
– Но она меня любит, господин.
– Ты наивна, Набавия!
Про себя я подумал: «Бедная, как ей хочется, чтобы кто-нибудь любил ее».
Я вспомнил детство Набавии, суровое и безрадостное. Я вспомнил ее юность, жестокую и холодную. Я понимал ее жажду любви – ведь она никогда не знала ласки родителей.
Ее тоскующее сердце, как цветок навстречу солнцу, должно было открываться при каждом, даже самом маленьком проявлении любви.
Но той женщине я не верил.
– Почему ты думаешь, что она тебя любит?
– Она сама мне сказала. Она обнимала меня, целовала.
– Мы еще поговорим с тобой об этом, и я надеюсь, что ты прислушаешься к моим советам. Да?
– Как вы скажете, господин, так я и сделаю.
Прошло несколько дней…
Однажды вечером Набавия спросила меня:
– Давно, господин, вы не видели своей матери?
– Несколько месяцев.
– Вы очень соскучились?
– А почему ты заговорила об этом?
– Потому что ласка матери – великое дело.
– Откуда ты это знаешь?
– От моей матери…
Больше она ничего не сказала, но мне показалось, что она готова была открыть свою тайну. Мне невольно вспомнилась та толстая, безобразная женщина, но я был так занят в этот вечер своими делами, что не возобновил разговор с Набавией.
Однажды, вернувшись из университета, я не застал Набавии дома. Сначала я подумал, что она вышла за покупками, но настала ночь, а ее все не было. Меня это беспокоило. Куда она могла уйти? Неужели исчезновение Набавии связано с той женщиной? Или, быть может, тут какой-нибудь новый обман? Мои мысли путались. На следующий день я остался дома. В полдень раздался стук в дверь. Я вышел и был очень удивлен, увидев ту женщину. Она спросила:
– Где Набавия?
– Разве она не у вас? Я сообщу о вас в полицию, если вы не возвратите ее.
Женщина спросила удивленно:
– Полиция? Ты бредишь, молодой человек. Где Набавия?
Она кричала, сердилась…
– Но вы лжете, говоря, что вы ее тетя.
Эти слова ее ошеломили. Она закуталась в свое покрывало и, уходя, сказала:
– Я докажу тебе, что я не только тетя, а мать, и Набавия будет меня слушаться…
Прошло четыре месяца. Набавия не возвращалась, и не было даже надежды на то, что она вернется когда-нибудь. Мысленно я желал ей хорошей, чистой жизни.
Как же я был удивлен, когда в один из вечеров в дверях своей комнаты увидел Набавию. Глаза ее блуждали, на лице застыло выражение стыда.
– Войди!
Она молча вошла в комнату.
– Садись! Где ты была?
– Я вышла замуж.
– Ты даже не посоветовалась со мной?
– Он мне сказал, что вы не согласитесь…
– Кто это он?
– Санбо.
– Кто он, этот Санбо?
– Молодой человек, за которого я вышла замуж.
– Ну, а теперь что?
– Теперь он развелся со мною.
– Так быстро?
– Он не давал мне денег. Целыми днями я сидела голодная. Потом он развелся со мной.
– Где же справка о разводе?
– У него.
– А где он?
– Он живет в квартале Зейнаб.
– Ладно. Забудь о нем и ни о чем не думай. Послушайся моего совета.
– Я совершила ошибку, господин. Простите меня.
И Набавия горько заплакала.
* * *
Если я узнал причину, которая побудила Набавию оставить мой дом в первый раз, то, несмотря на все свои старания, я так и не смог выяснить, что заставило ее уйти второй раз. Она прожила у меня после своего возвращения двадцать дней и вновь скрылась… Я не мог ни понять, ни оправдать ее поступка. Во мне еще не прошла досада на нее за первое ее исчезновение. Я хотел, чтобы она почувствовала свою вину передо мной. Теперь, когда я вспоминаю это, мне кажется, что я сам совершил преступление.
Дни шли за днями, недели за неделями. Так прошел год…
… Поздно вечером я возвращался домой по улице Мазбах. Было темно. Внезапно я услышал, что меня кто-то зовет:
– Господин, господин!
Оглянувшись, я увидел Набавию. Я вскрикнул от удивления:
– Набавия? Ты?
Меня поразило ее мертвенно-бледное лицо, провалившиеся глаза, увядшие губы.
– Простите меня, господин.
– Где ты была, Набавия?
– Не спрашивайте меня. Я…
Я вспомнил ту женщину и спросил:
– Твоя тетка?
– Да, она привезла меня сюда…
Кашель душил ее. Это был странный сухой кашель. Я спросил:
– Пойдешь со мной?
Она посмотрела на меня и сказала:
– Уходите скорее! А то они вас убьют и меня убьют.
– Кто это они?
– Ее люди. Люди этой женщины.
– Нет, они не посмеют, – попытался я успокоить ее.
– Они бандиты, они следят за мной и за такими же, как и я, девушками. Они продают нас на темных улицах этого квартала.
Она сильно закашляла. В этот момент к ней подошел широкоплечий парень с угрюмым лицом и грубо сказал:
– Пойдем, Набавия!
И схватив ее за руку, он скрылся с ней в темном переулке…
