Текст книги "Дикие груши"

Автор книги: Магомед-Расул Расулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Магомед-Расул
Дикие груши
ПОВЕСТИ

ОБ АВТОРЕ ЭТОЙ КНИГИ

Да простится мне «самоцитирование», но начну предисловие строками из другого предисловия – того, что предваряет одну из моих давних повестей:

«Эту дорогу я знаю наизусть, как любимое стихотворение, которое никогда не заучивал, но которое само запомнилось на всю жизнь… Иногда по утрам я выхожу из дому вместе с ребятами, которые в ранние часы бегут той самой дорогой. Мне кажется, что вот-вот сейчас из окна высунется мама и крикнет мне вдогонку с четвертого этажа: «Ты забыл на столе свой завтрак!» Но теперь я уже редко что-нибудь забываю, а если бы и забыл, не очень-то прилично было бы догонять меня криком с четвертого этажа: ведь я уже давно не школьник… Помню, однажды мы с моим лучшим другом Валериком сосчитали зачем-то количество шагов от дома до школы. Теперь я делаю меньше шагов: ноги у меня стали длиннее. Но путь продолжается дольше, потому что я уже не могу, как раньше, мчаться сломя голову. С возрастом люди вообще чуть-чуть замедляют шаги, и чем человек старше, тем меньше ему хочется торопиться… Я уже сказал, что часто по утрам иду вместе с ребятами дорогой моего детства. Я заглядываю в лица мальчишкам и девчонкам. Они удивляются: «Вы кого-нибудь потеряли?» А я и в самом деле потерял то, что уже невозможно найти, отыскать, но и забыть тоже невозможно: свои школьные годы. Впрочем, нет… Они не стали только воспоминанием – они живут во мне. Хотите, они заговорят?»

Сборник повестей даргинского писателя Магоме́да-Расу́ла пробудил во мне острое желание вновь мысленно вернуться в пору отрочества, юности. Значит, произведения эти обладают талантом «пробуждать», значит, проникают глубоко в сердце.

Помню, один западный журналист спросил: «А не слишком ли вы, советские писатели, романтизируете своих юных персонажей? И вообще, не приукрашиваете ли вы истоки, с которых начинается человеческая жизнь?» Я ответил: «А не приукрашивал ли эти истоки Виктор Гюго, посылая на баррикады Гавроша? А не идеализировал ли эти самые истоки Марк Твен, рассказав о Томе Сойере, энергия добра и справедливости которого неиссякаема, хоть и прикрыта чуть-чуть мальчишеской бравадой? А не идеализировал ли этот изначальный период бытия человеческого бессмертный Толстой, с горечью и восторгом поведав нам об отваге Пети Ростова? Нет, мы ничего не приукрашиваем! Мы просто хотим, чтобы наши дети, наше юношество верили рожденным летать, а не ползать, рожденным творить, а не разрушать, рожденным спасать, исцелять, а не убивать и душить!»

Магомед-Расул тоже ничего не приукрашивает – его повести посвящены сложным и даже драматичным событиям, но они одухотворены верой в добро и в его победу (неминуемую победу!) над злом.

Этой же верой была проникнута и книга писателя, изданная на русском языке, – повесть «Раненая ласточка». Меня, помнится, порадовало органичное сочетание неповторимого национального своеобразия со смелым вторжением в проблемы воспитания, волнующие каждого из нас. То же счастливое сочетание и в повестях, составляющих этот сборник…

Я сказал, что в произведениях Магомеда-Расула немало драматичного. И это закономерно: лишь в преодолении сложностей, трудностей и проявляется характер человека, проявляется мужество, способность перечеркнуть дурное в себе самом и подняться на вершины честности, благородства, самоотверженности.

Пожалуй, самое трудное в литературе – это воссоздание человеческих характеров. Мне чудится, право же, что юные и взрослые герои Магомеда-Расула – мои соседи по дому, хотя живут они «за горами, за долами», в дагестанских аулах и городах.

Читая повести, невольно вспоминаешь крылатую фразу о том, что «краткость – сестра таланта», и о том, что в подлинном произведении искусства словам должно быть тесно, а мыслям просторно. Уроженец знаменитого даргинского аула златокузнецов Кубачи́, Магомед-Расул семи лет от роду взял в руки резец гравера. Однако мастером-ювелиром он не стал. «С книгой и карандашом, – говорит писатель, – стал дружить больше, чем с резцом». Но потомственное мастерство художника-златокузнеца словно бы в крови у писателя. Труд ювелира требует выдержки, предельной выверенности каждого движения. Писатель стремится к такому именно мастерству… И многого достиг на этом пути!

Магомед-Расул после окончания Дагестанского педагогического института, вернувшись в родной аул, несколько лет учительствовал. А потом как бы соединил призвание учительское с призванием литературным: ведь и в книгах своих он остается педагогом!

Магомед-Расул закончил Высшие литературные курсы при Литературном институте имени М. Горького в Москве. Он занимался в семинаре, руководил которым большой мастер детской литературы и мой незабвенный друг Лев Кассиль. Ныне Магомед-Расул – главный редактор детского журнала «Соколенок», выходящего в Махачкале на пяти языках. Думаю, что эта благородная деятельность не мешает, а, наоборот, помогает его деятельности писательской.

О чем повести Магомеда-Расула? Не буду предварять ваше знакомство с героями даргинского писателя, которые, хоть и «литературные», но шагнули на книжные страницы из самой жизни. Скажу лишь: это знакомство будет интересным и очень полезным! Потому что все творчество писателя устремлено к одной высокой цели – он хочет помочь своим юным друзьям вырасти людьми рыцарски благородными, способными не только на высокие слова, но и на высокие поступки, на дела, достойные уважения.

М. Горький называл советскую детскую и юношескую литературу «великой державой». Называл и потому, что она высокогуманна, прогрессивна в самом истинном значении этих слов, и потому, что она издается огромными тиражами, и потому, что как бы вбирает в себя все без исключения жанры (прозу, поэзию, драматургию, приключения, фантастику). И еще потому, что это – многонациональная литература! И в многонациональной этой литературе ясно звучит талантливый голос даргинского писателя Магомеда-Расула!

Анатолий Алексин

Дикие груши

Бабушка подошла к спящему у окна внуку. Молча постояла возле кровати. Вчера, когда Ома́р приехал в аул, ей показалось, что он нездоров: бледность и одутловатость его лица напоминали ей подошедшее тесто. Разве таким должен быть ее внук?!

Сейчас, во сне, внук разрумянился, посвежел, и бабушка подумала про себя, как все-таки целебен горный воздух: только ночь прошла, а ребенка не узнать…

Муха, словно миниатюрный вертолет, деловито жужжа, сделала несколько кругов над головой спящего мальчика. Осторожным движением бабушка отогнала муху и вдруг почувствовала, как ей захотелось ухватить Омарчика за подбородок и ласково потрепать. Именно так она будила своего младшего сына, отца Омара. Между прочим, Омар унаследовал круглый подбородок с ямочкой посередине у отца, а тот – у своего отца, деда Хасбула́та.

– Спи, Омарчик, спи, соколенок мой! Пойду займусь хозяйством, – растроганно произнесла бабушка и потихоньку исчезла за дверью.

Если говорить честно, Омар давно проснулся. Просто не хотелось вставать, и он лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь свободой, тем, что не надо никуда торопиться, что никто не будет с утра перечислять его обязанности и составлять перечень дел на день.

Едва бабушка ушла, в комнату влетел пушистый рыжий котенок. Не проявив к Омару никакого интереса, он с азартом охотника заскакал возле увешанной фотографиями стены. Омар открыл глаза. Оказывается, котенок ловил солнечных зайчиков. Ветер за окном раскачивал деревья в палисаднике, и солнечные зайчики затейливо прыгали по стене.

– Вот дурачок! – засмеялся Омар и вскочил с постели.

Зевая и потягиваясь, он подошел к окну. За окном открывался большой сад, в котором чего только не было! Груши, яблони, боярышник, орешник, мушмула… Посередине сада кто-то даже посеял колосистую пшеницу. А вместо забора сад окружали густо переплетенные кусты смородины, крыжовника, терна и шиповника.

Подросток в полосатой кепке, повернутой козырьком назад, и щеголеватой рубашке в черно-белую полоску с закатанными выше локтей рукавами удобно устроился на старой сучковатой груше.

Распахнув окно, Омар крикнул сердито:

– Эй! А ну, слезай и катись отсюда!

– Ты что, с Луны свалился? – удивился подросток, раздвигая ветви груши и высовывая голову.

– Не свалился, а спустился по лестнице, – улыбнулся Омар, сразу представив себя героем цветного мультика, спускающимся с Луны по длиннющей веревочной лестнице.

– Ишь, джигит!

– А ты – просто воришка! – презрительно сказал Омар, полагая, что ему не годится шутить с жуликом, забравшимся в сад.

– Я – воришка?

– Вот именно!

– А ты-то кто? – Подросток надкусил грушу и скорчил мину.

– Я – хозяин сада!

– Ты что, муравей?

– Сам ты муравей! При чем тут муравей? Что ты мне голову морочишь? Слезай давай поживее!

– А если не слезу?

– Выпрыгну из окна и проткну тебя шпагой!

– Стало быть, ты – д’Артанья́н?

– Да вот! Занимаюсь фехтованием! Понял?

– Как не понять! Значит, от этого у тебя язык вырос длинный, а руки короткие… Спускайся сюда, раз ты такой смелый.

– Подожди, вернется бабушка – я тебе покажу!

– Д’Артаньян ждет бабушку! Он мне покажет потом, кто он такой, – насмешливо запел подросток, беззаботно болтая ногами. – А не скажешь ли еще, при чем здесь бабушка?

– Не могу же я квартиру бросить открытой.

– А ты что же – замок повесить хочешь?

– Умный больно! Небось обворуют – ты отвечать не будешь. Вон у нас дома два замка врезаны, и то мама боится, что воры залезут, когда нас нет.

– Где это у вас?

– В городе.

– A-а погоди-ка, погоди… Уж не ты ли внук дедушки Хасбулата? Омарчик?

– Не Омарчик, а Омар!

– Так я тебя помню, Омарчик. Тебя привозили совсем маленького. Я еще тогда в младших классах учился. Ты так забавно говорил: одно слово по-дарги́нски, три – по-русски. Не помнишь, наверное? А у нас быстро научился. И сейчас неплохо говоришь? Сразу и незаметно, что городской!

– Папа и мама со мной только по-даргински разговаривают.

– Ну и правильно! А то приезжают в родной аул и как иностранцы со своими односельчанами объясняются.

– Дедушка считает: тот, кто забывает родной язык, не уважает собственных предков.

– Дедушка Хасбулат знает, что говорит. Дома он?

– Давно ушел. Навес над источником строит. Бабушка вернется, мы пойдем ему помогать. Хочешь с нами?

– Не могу сегодня – дела у меня, – подросток неторопливо спустился с дерева. – А ты к нам надолго?

– На сколько захочу.

– Ну, пока. Кстати, меня Кари́мом зовут. Еще встретимся!

Карим надкусил новую грушу и тут же выплюнул – видно, опять попалась кислая, незрелая. Помахав Омару рукой, он вышел из сада.

И тут Омар заметил, что в колючем заборе есть аккуратная калитка. Почему же дедушка ее не запирает? Мало ли кто может войти! Да. И этот парень вел себя довольно нахально. Жаль, что он, Омар, сразу не сумел поставить его на место. Ну, да они, судя по всему, еще увидятся…

* * *

Омар вышел из кунацкой[1]1
  Куна́цкая – комната для гостей.


[Закрыть] в коридор и остановился: из столовой, двери которой были прикрыты, доносился бабушкин голос. Слов Омар разобрать не мог, но, похоже, бабушка разговаривала с ребенком, скорее всего, с девочкой. Голос у нее был ласковый, нежный…

Омар потихоньку заглянул в дверь. Бабушка сидела в дальнем углу комнаты спиной к двери и своей большой фигурой загораживала от Омара ребенка. Чей же это малыш?

Он кашлянул и, здороваясь с бабушкой, шагнул в комнату.

Бабушка испуганно повернулась к нему, что-то поправила на тумбочке, перед которой сидела, и тотчас же встала. Ласково погладив Омара по голове, она спросила, хорошо ли он спал, что ему снилось… Потом она подтолкнула Омара к столу и торопливо вышла из комнаты.

Омар кинулся к тумбочке, приподнял маленький цветастый платок, наброшенный бабушкой, и разинул рот: под платком лежала хорошенькая кукла с яркими щеками, кудрявыми черными волосами и блестящими глазами. На кукле было красивое платье из красного шелка, такое же длинное и широкое, какое носила сама бабушка.

«Вот это да! Что же, бабушка до сих пор в куклы играет, что ли?» – подумал Омар.

Кукла была удивительно похожа на его любимую тетю Салиха́т. Тетя Салихат ослепла много лет назад. Но глаза у нее остались такие же большие и блестящие, как прежде. Поэтому Омар до сих пор верил, что однажды утром тетя Салихат встанет и окажется, что слепота отступила, она все видит.

Папа с мамой возили тетю в Москву к знаменитому глазному врачу. Но приехали расстроенные и сказали: «Раз этот врач не смог, значит, и аллах не поможет!»

С тех пор Омар мечтал стать великим глазным врачом.

Тетя Салихат очень добрая. Омар даже думает, что она любит его больше, чем мама. Что бы он ни сделал, она никогда его не ругает. В трудные минуты тетя Салихат просто погладит его по голове, и Омар успокаивается. На душе становится легко. Хочется стать хорошим, добрым и никогда больше никого не огорчать…

Надо же, как похожа эта кукла на тетю Салихат! Омар осторожно потрогал пальцами глаза куклы. Глаза были холодные, словно металлические. Ах вон что! Оказывается, глазами кукле служили серебряные пуговички с чернью посередине. Омар помнит, что такие пуговицы он видел на дедушкиной черкеске с газыря́ми[2]2
  Газыри́ – патроны из слоновой кости и серебра, которыми украшались нагрудные карманы черкески.


[Закрыть].

Услышав шаги возвращающейся бабушки. Омар быстро положил куклу на тумбочку, накинул на нее платок и пошел навстречу бабушке, чувствуя смутную вину.

Бабушка принесла внуку завтрак: горшочек кислого молока со сметаной, только что из погреба, и румяную булочку, испеченную в таруме[3]3
  Тару́м – самодельная круглая печь, в которой пекли хлеб.


[Закрыть]. Бабушка поставила все это на стол, достала расписную деревянную ложку:

– Садись, внучек!

Подняла куклу вместе с платком и вынесла в другую комнату.

Омару не терпелось спросить о кукле, но он не решился, подумав, что бабушке вопрос может не понравиться. К тому же были и другие вещи, которые его интересовали. И он сказал:

– Значит, не обязательно каждое утро есть манную кашу?

– У меня нет манной крупы, внучек.

– И рыбьего жира нет?

– А есть такой жир?

– Тебя никогда не поили?

– Я его в глаза не видела.

– Счастливая! А меня каждое утро заставляют пить. Такая мерзость! Я согласился в аул поехать, когда мама пообещала, что рыбий жир они дома оставят.

– Зачем же заставлять, если он такой противный?

– Полезный, говорят. Витаминов много.

– У нас тебе молоко и сад все заменят – и кашу, и рыбий жир, и витамины.

Омар откусил кусок хрустящей булки и запустил ложку в горшочек с кислым молоком. Ого, как вкусно!

– Бабушка! – вдруг неожиданно для самого себя сказал Омар. – Ты помнишь дедушкину черкеску с серебряными пуговицами и газырями?

Мысль о кукле все-таки не давала ему покоя.

– Как же не помнить, внучек?.. Зачем она тебе?

– Дедушка ее еще носит?

– Не носит, внучек. А уж как она ему идет! Такой он в ней молодой и стройный. Не модно, говорит. Все теперь стали как городские одеваться – и дети и взрослые. А дедушка черкеску надевает только когда в клубе самодеятельность выступает…

– А пуговицы и газыри выбросили?

– Как это выбросили? С газырями дедушка и по сей день не расстается – с собой в кармане носит.

– А пуговицы?

– Пуговицы? – Бабушка с удивлением посмотрела на внука. – Зачем тебе пуговицы?

– Просто так.

– Пуговицы я берегу, как глаза свои, – бабушка озорно улыбнулась, уверенная, что никто не знает о ее тайне.

– Понял! – обрадовался Омар.

Бабушка опять с удивлением посмотрела на внука.

Омар испугался, что последуют нежелательные вопросы, и тотчас же перевел разговор:

– Пока ты ходила за водой, я сторожил сад.

– Чей сад?

– Наш, конечно. Так вот, один верзила залез на дерево, чтобы украсть груши.

– Зачем же воровать? Разве он просто не мог сорвать?

– Ведь это не его сад!

– Ну, внучек, не знаешь ты нашего дедушку! Он ничего для себя одного не делает. И сад у него для всех: для ребят, для птиц, для муравьев…

– Если так, зачем он сад колючками огородил?

– Да не колючками вовсе! А смородиной, крыжовником, терном. Чтобы птицам можно было поклевать. И дети ягоды любят. А для муравьев даже пшеницу посеял. Ты потом посмотри-ка в саду, увидишь целую полосу.

– Я уже видел.

– Многие его чудаком считают, но дедушку это ничуть не волнует.

– А разве муравьи пшеницу едят?

– Едят, конечно. Да еще и на зиму запасаются.

– Ну, и кто же хозяин сада, муравьи, что ли? – спросил Омар, вспомнив, как Карим обозвал его муравьем.

– Хозяин, говоришь? Да все вместе, наверное: и люди, и птицы, и муравьи…

– Прямо как в сказке! Да, бабушка?

– Не знаю, что и сказать тебе… Думаю, правильно дедушка все делает. Такая теперь жизнь пошла. Только уж ты ему не проговорись, что мальчика из сада прогнал. Дедушка рассердится. Это, наверное, Карим был. Сосед наш. Он тоже сад любит. Половину сада он омолодил.

– Как это?

– Выкапывает старые, не плодоносящие деревья, а вместо них садит молодые.

– Где он их берет?

– А по-разному. Кое-что прямо в лесу выкапывает. Но сейчас-то у него другие дела в саду.

Теперь уже Омар вопросительно посмотрел на бабушку.

– У нас говорят, – пояснила бабушка, – что тот, кто первый обнаружит спелую грушу, вырастет быстрее своих сверстников. Вот Карим и старается…

– И это правда, ты думаешь, или просто для красного словца говорится?

– Думаю, в народе ничего попусту не говорят.

– А если я раньше Карима найду такую грушу?

– Значит, твое счастье. Ты быстрее всех вырастешь. Ну, внучек, давай-ка мы с тобой чаю попьем.

Бабушка достала откуда-то красивую чашку, с зелеными папоротниками. Возле стола бабушка оступилась, чашка качнулась и упала на пол, а в руках осталось одно блюдце.

– Не разбилась, ур-ра! – обрадовался Омар, поднимая чашку с пола.

– Так я и знала, – почему-то вздохнула бабушка, задумчиво разглядывая чашку. – Выбросить, что ли? Считается, если уронишь посуду, она разбиться должна. А то нехорошо. Правда, я за свою жизнь столько всего переломала, все равно толку не было. А эту чашку мне что-то и самой жалко. Я ее специально для тебя купила. Может, с собой в город возьмешь?

Пока Омар пил чай, бабушка приготовила большую сумку. Она положила туда банку сметаны, муку, соль, чайник, сковородку с крышкой. И связала вязанку дров.

– Это вот ты понесешь, Омарчик.

– Куда? Зачем?

– Скоро увидишь, – улыбнулась бабушка.

* * *

Источник, где работал дедушка, оказался на окраине аула на пологом склоне горы. К нему вела такая узкая тропинка, что по ней идти можно было только одному. И Омар шел впереди, время от времени останавливаясь, чтобы подождать бабушку.

Навес над источником был разобран. Дедушка Хасбулат стоял прямо на его стене и, изогнувшись, заглядывал куда-то под арку. Издали он не походил на старого человека. Был похож на мальчишку, поджарого, ловкого, который, озорничая, забрался на стену.

Шагах в десяти справа от дедушки огромный плечистый мужчина сильными ударами забивал брусок в щель скалы. Омар почувствовал, как мощные удары отдавались у него под ногами. А возле мужчины с ломом в руке стоял утренний знакомый – паренек в полосатой рубашке.

– Добрый день! – поздоровался Омар.

Мужчина обернулся и кивнул Омару. У него была коротенькая седая борода и густые, похожие на усы, черные брови.

Карим воткнул лом в землю и улыбнулся:

– A-а, и ты пришел!

Омар приостановился, поджидая бабушку. «Хитрец этот Карим! – подумал он. – Мне говорил, что у него дела, а сам раньше меня сюда успел…»

– В добрый час! Да будет легкой ваша работа! – сказала бабушка, подойдя к ним.

– Доброго вам здоровья, Маржа́н! – ответил чернобровый мужчина, не оборачиваясь. Он узнал бабушку по голосу.

Омар положил дрова на утоптанном пятачке перед источником и, подражая бабушке, произнес:

– В добрый час, дедушка! Да будет легкой твоя работа!

Дедушка Хасбулат ласково глянул на Омара – ему явно пришлись по сердцу слова внука. Но в ответ он только помахал рукой и осторожно приложил палец к губам: тихонько, мол, не шумите… На склоненной голове его непонятно как держалась коричневая каракулевая папаха. Он старательно к чему-то прислушивался.

– Я пока пойду за мятой, – громко сказала бабушка, не обращая внимания на жест мужа. – Чуду́ хочу испечь вам на обед.

Она опустила сумку возле дров и пошла по тропинке вниз в долину.

Над источником, тревожно чирикая, кружился воробей. Он то камнем летел вниз, словно собираясь броситься на дедушку, то взмывал вверх.

– Да не бойся ты, малыш, все будет в порядке, – дедушка рассмеялся и легко спрыгнул со стены.

Пожелтевшая выщербленная стена без навеса напоминала Омару древние развалины. Он подумал, что тут было бы неплохо поиграть в разбойников. Себя он вообразил д’Артаньяном и поднял палку, словно шпагу.

Дедушка тем временем подошел к чернобровому мужчине и поманил Омара к себе. Омар бросил палку и побежал к дедушке. Он успел заметить, как воробей нырнул в арку. Оттуда тотчас раздался разноголосый писк голодных птенцов.

– Я хочу познакомить вас с моим внуком Омаром, – сказал дедушка торжественным голосом, обращаясь к Мурту́зу и Кариму. Было видно, что Хасбулат любит своего младшего внука.

– А мы уже успели познакомиться, – улыбнулся Карим. – Омар в саду угощал меня грушами.

Пока Омар раздумывал, как бы получше ответить на этот лукавый выпад, по счастью, вмешался дедушка.

– Очень рад, – дедушка похлопал Омара по плечу. – Мой внук! Разве могло быть иначе?!

Хасбулат уселся на бугорке.

– Спасибо, что пришел помочь, – серьезно сказал дядя Муртуз и пожал Омару руку.

Вытерев платком вспотевшее лицо, Муртуз осторожно присел на слоистый валун. Рядом с ним опустился и Карим, важно, как показалось Омару, поглаживающий свой едва наметившийся над губой черный пушок.

Дедушка Хасбулат приложил ко лбу сложенные козырьком пальцы, чтобы загородиться от солнца, и стал пристально вглядываться в стену возле источника.

– Что это тебя сегодня арка так заинтересовала? Может, секреты старых каменщиков разгадать решил? – пошутил Муртуз.

– Да нет, дружище. Что нам делать, никак не решу. Навес-то мы сейчас делать не можем.

– Почему? – спросил Карим.

– Гнездо там воробей свил. Птенцы пищат.

– Я их могу достать! Можно? – с готовностью вскочил Омар.

– А куда птенцов денешь? – покачал головой Муртуз.

– Ну… – растерялся Омар.

– Знаешь, внучек, тот, кто не любит птиц и животных, не жалеет и не помогает им, тот и с людьми бывает черствым и жестоким. – Дедушка повернулся к Муртузу: – Не получится у нас сейчас ничего с ремонтом. Подождем, пока птенцы вырастут и улетят. Что же делать?..

– Тогда не надо сейчас и камень выбивать? – спросил Карим.

– Нет, дорогой, камень полежать любит. Он за это время проветрится, высохнет, силу наберет, крепость. Едва отколотый камень вообще не дело сразу на стену класть, – сказал Муртуз.

– Во-во-во, – обрадовался дедушка. – Так оно все к лучшему и выходит! Вот только арку, как есть, бросать нельзя – может развалиться и птенцы погибнут. Ну, это уж моя забота…

* * *

На тропинке, ведущей к источнику, показались две девочки с лужеными кувшинами. Впереди шла высокая девочка в зеленом платье, за ней, так же неторопливо, девочка поменьше в платье ярко-синем.

Остановившись возле Муртуза и ребят, девочки весело со всеми поздоровались.

Карим оглянулся на их голоса и от неожиданности уронил лом. Но тут же решительно взял у Муртуза молот и, сильно размахнувшись, ударил по камню. По тому, как Карим украдкой глянул на девочку в зеленом, Омар понял, для кого он так старается.

Муртуз выпрямился, повернулся к девочкам и с улыбкой сказал:

– Здравствуйте, здравствуйте, красавицы!.. А ты, маленькая синичка, зачем такой большой кувшин носишь?

– Раз большой кувшин ношу, значит, не такая уж и маленькая, – обиделась девочка в синем.

– И то правда, красавица! Вот жаль, сына у меня нет…

Между тем девочки подошли к источнику. Старшая сначала стала наполнять кувшин девочки-синички. Видимо, та боялась не удержать кувшин на весу. Омар мог бы это сделать не хуже зеленой девчонки. Как он не сообразил предложить Синичке свою помощь?

Он слышал, как кувшин со звонким бульканьем наполнялся водой, видел, как крупные капли стекали с него на уложенные возле стены каменные плиты. И пока зеленая девочка наполняла свой кувшин, Синичка несколько раз осторожно глянула на Омара. Он это сразу заметил. Что было, то было…

Омар не спеша подошел к девочкам и, глянув на Синичку вблизи, застыл удивленный: таких огромных черных-пречерных глаз он еще никогда не видел.

– Давай помогу тебе, – предложил Омар.

– Я сама не могу, что ли? – Синичка сердито подхватила кувшин, подняла его и застыла в какой-то очень красивой, как показалось Омару, позе.

– Ты, мальчик, лучше займись мужским делом, видишь, вон там работают, – сказала зеленая девочка и кивнула в сторону Карима. – Пойди к ним, может, чему научишься.

«Надо же, – разозлился Омар, – хочешь им помочь, так вместо благодарности какие-то глупости несут: «займись мужским делом», «может, чему научишься»… Ну, погодите, дождетесь вы у меня…»

Он не успел придумать, чего именно они у него дождутся, как девочки с кувшинами поравнялись с Каримом, и тот вдруг громко, словно бы Муртуз был глухой, выкрикнул:

– Нет, нет, я еще совсем не устал. Вы пока отдохните, дядя Муртуз.

Карим, не разгибаясь, колотил молотком по камню до тех пор, пока девочки не скрылись из глаз. Омару было просто смешно на него смотреть…

Тем временем вернулась бабушка. Она принесла узелок с какой-то травой и охапку хвороста. Бабушка облюбовала себе пятачок возле источника и собралась было развести костерок, но зашумел дедушка Хасбулат:

– Не там, не там! Найди место где-нибудь подальше!

– Ты что, пожара боишься? Там ведь вода, не керосин.

– Не в пожаре дело. Воробьев напугаем. У них гнездо в арке.

– Вечно ты, старый, что-нибудь выдумаешь! То муравьи, то воробьи, – ворчала бабушка, ловко перенося свое хозяйство подальше вниз, откуда источник был не виден.

Сложив несколько камней так, чтобы на них можно было поставить сковородку, она разожгла огонь. Наполнила водой из источника старый пузатый чайник. Вымыла мяту, сполоснула сковородку, достала банку со сметаной, муку, соль и принялась чудодействовать.

* * *

– Смотри, Омар, какую плиту Могильщик нашел! – тихонько сказал Карим, принеся очередной отбитый камень.

– Какой могильщик?

– Да тише ты! – Карим толкнул Омара локтем и кивнул на Муртуза, который возился с длинной узкой плитой. – У него прозвище такое. Потому что ему приходится рыть могилы. Или самому, или помогать.

– Ни за что не хотел бы быть могильщиком! А ты?

– Дело не в том, хочет он быть могильщиком или нет… Может, ему тоже не нравится рыть могилы.

– Значит его заставляют?

– Кто бы мог его заставить?

– В чем тогда дело?

– Я тоже спросил об этом у отца. Он мне ответил очень просто: «Кто-то же должен копать могилы».

– Но почему именно он, а не другой?

– Значит, он считает это своим человеческим долгом.

Карим говорил совсем как взрослый.

Омар подумал, что, скорее всего, он повторяет слова отца. Но в любом случае это звучало верно. Молодец, Карим!

– А потом он продаст эту плиту родственникам умершего?

– Как продаст? Ты не рехнулся?

– Продаются же деревянные гробы.

– Где?

– Везде, по-моему. У нас, в городе, например.

– Дядя Муртуз, вы слышите, что Омар говорит? – крикнул Карим.

Муртуз обернулся. Большими ладонями он продолжал ласково гладить шершавую поверхность плиты.

– Он говорит, в городе гробы продают за деньги.

– Кто продает?

– Не знаю кто.

– Похоронное бюро. Я сам ходил туда с отцом, когда умер наш сосед, – пояснил Омар.

– Ну и напрасно продают! Думаю, каждый человек заслужил, чтобы за похороны с него не брали денег.

Муртуз наклонился над плитой, собираясь поднять ее.

– Давайте мы понесем, – предложил Карим.

– Давайте, давайте, – усмехнулся дядя Муртуз.

Карим и Омар попробовали было поднять плиту, но не смогли.

Добродушно посмеиваясь, Муртуз поднатужился, поднял плиту и перенес ее к пирамиде сложенных камней.

«Какой силач! – подумал Омар. – Вот бы моему дедушке быть таким».

Дедушка Хасбулат не мог дотянуться до самой арки и поэтому подносил и подкладывал себе под ноги камни. Один, другой, третий… А вот дяде Муртузу никакой подставки не надо. Наконец дедушка встал на камни и тыльной стороной топора вбил доску между аркой и столбом.

Омар повертел головой в разные стороны, но воробья нигде не было. То ли полетел за червяками для своих птенцов, то ли сидел где-то в стороне и терпеливо ждал, пока дедушка закончит работу. Видимо, он уже понял, что дедушка ничего плохого его детям не сделает.

– Мойте руки, кушать пора! – Бабушка поднялась на пятачок, чтобы позвать всех к обеду.

– Кушать так кушать, – отозвался дедушка, послушно слез со стены, вымыл руки и достал из кармана газырь.

Омар заметил, как дедушка, открыв крышку газыря, высыпал из него что-то себе на ладонь и поднес ко рту.

Дядя Муртуз улыбнулся, но ничего не сказал.

Карим подмигнул Омару: следуй за мной. И они подошли к дедушке.

– A-а, и вы хотите полакомиться? – Дедушка опять отвинтил крышку газыря: – А ну, кто раньше руки вымоет?

Карим и Омар вымыли руки, поливая друг другу из глиняной кружки, которая до этого стояла на каменной полочке возле источника.

В протянутые ладони дедушка Хасбулат насыпал мальчикам по щепотке рыжего порошка. Карим поднес руку у губам.

– Это что? – спросил Омар, не решаясь последовать примеру Карима.

– Лекарство! Специально для аппетита, – засмеялся дедушка.

– А у меня и так аппетит хороший.

– Не хочешь? Давай мне! – Карим шагнул к Омару.

Омар торопливо слизнул «лекарство». Оно было горьковато-сладкое. С каким-то знакомым ароматом. Приятное на вкус.

– Понял, что это? Нет? Да груши же молотые! – Карим был доволен. Все-таки эти городские – странные ребята.

И он принялся объяснять Омару, что поздней осенью дикие груши сушат, мелят и вот такой порошок употребляют в еду. Дедушка Хасбулат однажды рассказал ему, что в детстве он больше всего любил именно эту муку. И сейчас очень любит. И не скрывает. Даже вроде сам над собой посмеивается: «Это, мол, раньше в газырях порох держали. А теперь в газырях лакомство храним». Вот какой его дедушка Хасбулат.

Карим не удержался и здесь же рассказал про бабушку Маржан. Она, оказывается, в последнее время увлекается куклами. Покупает, перекрашивает им волосы и перешивает платья. Из городских кукол делает горянок. Одни считают, что у нее это от старости. Другие – от того, что в детстве у нее никогда не было кукол. Третьи думают, что если бы дети или внуки жили с ней, ей было бы не до кукол. Сам Карим бабушкиных кукол никогда не видел. И не знает, правда все это или нет.

«А я знаю», – подумал Омар, но ничего не стал говорить Кариму. Во-первых, он не имел права выдавать бабушкины тайны. Ей бы это было неприятно. А во-вторых, они уже спустились вниз и подошли к самому костру, возле которого хлопотала бабушка. Собственно, огонь-то погас. Но на потемневших раскаленных камнях весело посвистывал закипающий чайник. Когда все уселись вокруг, выяснилось, что сверкающая крышка чайника направляет солнечные лучи прямо Омару в глаза. Он вертел головой, поворачивался в разные стороны, но ничего не помогало. И пересесть было некуда.