Текст книги "От пращуров моих (Часть 1)"

Автор книги: М. Лебединский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 49 страниц)

Я наконец справилась с вафлей.

– Замечательно. Теперь, папочка, попить. Только, пожалуй

ста, с сиропом.

– У вас какие сиропы? – строго спросил папа продавщицу.

Продавщица с пышными, бумазейно-красными щеками отвеча

ла, увеличивая в голосе восторг при каждом новом названии:

– Клюква. Вишня! Свежее сено!! Чайный нектар!!!

Я выбрала "свежее сено" пополам с "чайным нектаром"

кутить так кутить!

Пока я пила, папа смотрел на меня с тревогой:

– Не очень холодная?

– Нет, ничуть.

– А помнишь,Лялька, спросил он в третий раз, – как вы ре

вели, когда мы с матерью не пустили вас за грибами?....

(эпизод, относящийся к 1923 г., приведен выше)

......Ну, мы и не пустили вас.

Папа взглянул на меня виновато и счастливо. Как я люби

ла его! Мне хотелось увести его еще дальше, еще ближе к его

молодости, и добрая память сразу открыла туда тропинку:

– А ты помнишь, папа, как мы были в Зоологическом, ког

да ты приезжал с германского фронта?......

(эпизод, относящийся к 1915 г.,приведен выше)

......Это ж военная, фронтовая песня была....

Смеясь, счастливые и оба молодые, мы подошли к обезьян

нику....

А обезьяны жили самостоятельной, буйной жизнью,.....А в

клетке рядом седой, бородатый и мужественный павиан деловито

тряс сетку: схватится цепкими кулачками за сетку, потрясет и

посмотрит – не вышло ли чего? Ан все по-старому! Тщета седо

243

бородого павиана была такой нелепо человеческой, что я окон

чательно развеселилась.

"Вот это про меня, я дура", – подумала я без всякой оби

ды, захохотала и оглянулась на папу.

Он смотрел на меня с радостью; сам он находился в том

состоянии высшего довольства и доброты, когда у человека ос

тается одно желание: расточить эту доброту. Он сказал:

– Ну, а теперь я покажу тебе слона.

– Ах, ведь еще слон! Пойдем скорее!

Играть мне уже было легко и интересно. Да нет, я уже и

не играла, а жила этой внезапно возникшей радостной и милой

жизнью....

– Ох, папа, какой он огромный, а уши-то какие,– суетилась

я около загородки....

– Папа, а хвост? – надрывалась я. – Ужасно до чего непро

порциональный хвост. А интересно, как его зовут?

– Их зовут Бетти,– почтительно сказал дяденька,похожий на

тушканьчика. – Они – дама.

Бетти стояла огромная, равнодушная, почти безглазая.То

лько потрескавшийся хобот двигался из стороны в сторону да

иногда переступали столбообразные,тяжкие даже на взгляд ноги.

"Если есть судьба, то она похожа на Бетти", – подумала я

и, испугавшись этой "недетской" мысли, воскликнула:

– Папа, смотри она пятачок подобрала

– Ага. Сейчас морковку себе купит. Соображает как же!

– Они действительно работают, – вставил дяденька-тушкань

чик. – Они – сознательные.

– Папа, купил, купил! Ест! Ах, как интересно!

Папа порывшись в кармане,достал монетку и протянул мне.

Это был гривенник, весь облепленный табачной трухой.

– На, – щедро сказал папа, – купи слону морковку.

И я с блаженно-глупым лицом бросила слону гривенник.

Гривенник мелькнул под самым хоботом Бетти, лихо прокатился

под ее чудовищным туловищем и, немного повертевшись, улегся

за слонихой, как раз под самым хвостом....

..."Если слон найдет мой гривенник – мое желание исполнится,

все будет хорошо", – стремительно подумала я, и меня бросило

в жар: я искушала Судьбу.

– Не найдет! – точно отвечая моим мыслям, крикнул кто-то.

Огромный хобот Бетти-судьбы ощупывал бетонную площадку.

....И вдруг моя судьба, медленно переставляя страшные слоно

вые ноги, повернулась к любопытствующим зрителям задом, выт

янула хобот и – цоп! – поймала гривенник.

– Исполнится, – взвизгнула я, вцепившись в папин рукав.

Все будет хорошо – ты понимаешь?

В глазах у дяденьки-тушканьчика мелькнул ужас.

....И только папа, мой папа – понял ВСЕ./все – в разрядку/

– Ну как же не понимаю?!– закричал он сердито, но мне по

казалось, что из больших глаз его сейчас брызнут слезы.– Все

244

исполнится! Ну пошли, девочка. Теперь все посмотрели. Понрав

илось?

– Очень, папочка, очень! Особенно слон.

– Ну-ну, я рад. Ну, ты куда? К трамваю? А я – налево. К

Дяде. Помнишь Дядю? Ну неужели не помнишь?

– Постой, постой...кажется, что-то припоминаю... Ну да

Дядя...

– Ну как же, Дядя – Минька Волохин, мой дерптский колле

га... Гм... А ведь действительно, пожалуй, не помнишь его

ведь тебя тогда еще на свете не было.Ну как же– учились вме

сте, "Гаудеамус" пели....

И папа загудел, хотя вовсе не был в градусе:

– Гаудеамус игитур...

"Как мы далеко сегодня ходили с тобой", – думала я, гля

дя вслед старому, с детства знакомому военному картузику и

короткому пальто-реглан, похожему на бабью юбку. И мне было

очень приятно, что я такая умная и хитрая, так тонко провела

папу и доставила ему радость – прогулялась с ним в его моло

дость. Но тут же мелькнула догадка:а ведь папа сейчас идет и

радуется тому, что он такой умный и хитрый и так ловко увел

меня в детство от тяжких моих дел. И оказалось, что его мол

одость и мое детство – здесь, рядом с нами, со всем их счас

тьем и светом – а ведь это и есть жизнь, настоящая жизнь

счастье и свет... А мои дела...

"Да, но ведь это же просто ерунда мои дела, – вдруг изу

милась я, – это тяжко, обидно, но ведь это пройдет и это не

главное. А главное – Жизнь. И Жизнь у меня есть,она со мной,

я рада ей, я люблю ее....

.... А мой папа– какой он хороший и добрый! Их много добрых!

Если есть добрые – есть жизнь. Она есть, есть!"

И я целый день шаталась по золотому, прозрачному осенн

ему городу и, вспоминая Зоологический, детство, папу, слона,

– смеялась, а люди думали, что это я им улыбаюсь, и некото

рые обиженно удивлялись,а другие смеялись мне в ответ сами."

(О.Берггольц,"Дневные звезды",стр.208-221)

Так, на этой высокой оптимистической ноте кончает поэт

в начале 50-х гг. воспоминание о событии 37-го года. Но дей

ствительно здесь только одно, что Федор Христофорович, как

изумительный в своей квалификации врач, очень умело и незам

етно снял у дочери жесточайший психолгический кризис и вывел

ее из психологического тупика, куда ее затолкал процесс реп

рессий, под жернова которого попала поэт Ольга Берггольц в

то время.

31.12.1937 г.

"Я себя чувствую полегче. Ведь папа два раза уже меня

прооперировал, сегодня тоже приедет."(из письма М.Т. к доче

ри от 31.12.37 г.)

245

У бабушки, от всех этих волнений открылся жестокий фур

ункулез и дед ее лечил и весьма успешно.

1938 г.

10 февраля 1938г. – Ольгу восстановили в комсомоле.

27.02.1938 г.

"Ну вот на днях была я у Папы и к нему приехала эта тетя

Саша (невестка хозяина дачи из Торбино). Долго сидели, разг

оваривали всех-то и все-то вспомнили.... Папа показал твое с

Мишкой фото...Потом, когда она уехала, мы с Папой долго тол

ковали, как бы она для вас была хороша..."/как домработница

у нас в Москве– М.Л./ (из письма М.Т. дочери Марии и зятю от

27.02.38г.)

Для понимания последующего письма надо сказать следую

щее. Благодаря хлопотам А.Фадеева решение о восстановлении

моего отца в партии состоялось еще в январе 1938 г., но па

ртбилет ему еще не вернули. Он, фактически, не работал, так,

иногда перебивался случайными редакторскими подработками,ко

торые под своим именем добывал Фадеев. Считалось, что работу

эту делает он, и деньги им полученные он привозил нам.Мы жи

ли на нищенскую зарплату начинающей (первый год после оконч

ания студии) актрисы – моей матери. Так что с деньгами было

туго и отец мой не мог выделять ежемесячно деньги на содерж

ание бабушки. В семье Ольги положение было не лучше и по тем

же причинам.

15.03.38 г.

"Мне Папа дал денег. Но об возвращении этих денег он не

говорит т.ч. вы не беспокойтесь. Это он давал как мне.... Но

все же Муся надо тебе написать лично Папи запмсочку.Это обя

зательно. Он каждый раз спрашивает какие вести из Москвы,как

живете. А когда я ему сказала,что по телефону ты сказала от

носительно твоей работы, что ничего работа идет хорошо. Папа

решил, что пошлет тебе подарок – шелковых чулков.

А Мише Папа купил хороший конструктор "Стандарт". Боль

шой набор из дощечек, очень интересный. По а льбому строить

разные домики, мосты, мельницы и еще разные постройки....

....Уж очень она (Ляля– М.Л.) одинокая как-то, никого около

нее кроме Маркиных, да вот бывает еще Папа да я." (из письма

М.Т.к дочери Марии и зятю от 15.03.38г.)

Весна 1938г. – мать моя уехала на гастроли вплоть до сентяб

ря по Дальнему Востоку, а ко мне приехала бабушка Мария Тим

офеевна и привезла подарок деда – большой деревянный констр

уктор для строительства домов (По письму моего отца к жене,

б/д)

Май 1938 г. – Ольгу Берггольц восстановили в партии.

246

30.07.1938 г.

Теща деда, Мария Ивановна, передала ему письмо от Марии

Тимофеевны о чем ей в Москву она 30.07.38 и пишет:

"Письмо отдала Феди. Он взял и почитал, но мне ничего не

сказал – пошлет деньги или нет....Поля на даче в Вырицах, но

с несчастьем – она упала и ушибла грудь. Делали снимок. Рен

ген Федя смотрел и говорил повреждений нет, но легкие нехор

ошие..."

Октябрь 1938 г.– Федор Христофорович лечится в Кисловодске.

3.10.1938 г.

Открытка с красным оформлением: слева герб СССР, справа

марка-рабочий 15 коп., по адресу: г.Москва,Сивцев Вражек,д.6

кв.1. М.Ф.Берггольц. Обратный адрес: г.Кисловодск пр. Ленина

34. сан.Медсантруда, кор.2, ком.13 Ф.Х.Берггольц. На открыт

ке 3 печати:1.Кисловодск,3.10.38.;2 и 3.Москва, 5 и 6.10.38г.

Адрес и текст фиолетовыми чернилами.

"3/Х 38 Милая Муся!

Напиши как здоровье Миши? Писал маме, но очевидно _ей_неког

да_ ответить. Привет Ю.Н., Мише. Чувствую себя не важно– жду

скорого ответа. Адрес в письме. Твой

Ф.Б."

Этим летом я был у родственников своей няни Марии Иван

овны в Курске. Что-то там подхватил кишечное и лечился с Ба

бушкой под Москвой в Голицыно.

Дед проездом на юг через Москву узнал о моей болезни и,

естественно, беспокоился о моем здоровье. Ю.Н. – это мой от

ец, тогда еле выползавший из психической депрессии– в начале

лета 1937 г. его исключили из партии. Правда в январе 1938 г.

восстановили, а в июле – вернули партбилет.

10.10.1938 г.

Письмо в белом конверте, оформление зеленое, слева Герб

СССР, справа марка-работница 20 коп., по адресу:г.Москва Си

вцев Вражек дом 6 кв 1. М.Т.Берггольцъ передать М.Ю.Либедин

скому. Справа печать: Кисловодск, 11.10.38, на обороте 2 пе

чати – Москва, 13 и 14.10.38 г. Письмо на 1/2 листка в клет

ку карандашом, 2 стр.

"10/Х 38 г. Кисловодск. Милый Миша!

Посылаю тебе картинку того города где я живу. Твоей ма

ме и бабушке посылал письма и просил сообщить как твое здор

овье? Но письма не получил, а потому ты сам напиши, как твое

здоровье. Буду здесь до 22/Х 38. Передай поклон папе, а маме

и бабушке скажи, что они "каки".

Твой дед Ф.Б.

247

P.S. Миша! не говори "каки". Я сейчас получил письмо. Буду у

вас 24/Х вечером.

Ф.Б."

24 октября 1938г. – дед проездом 2 или 3 дня гостил у нас.

Но я с баьушкой был в Голицыне и его не видел.

15 декабря 1938г. – Арестовали Ольгу Берггольц.

1939 г.

В тюрьме в смертной тоске одиночного заключения Ольга

вспоминает всю жизнь и слагает эти стихи:

Сестре

Мне старое снилось жилище,

где раннее детство прошло,

где сердце, как прежде отыщет

приют, и любовь, и тепло.

Мне снилось, что святки, что елка,

что громко смеется сестра,

что искрятся нежно и колко

румяные окна с утра.

А вечером дарят подарки,

и сказками пахнет хвоя,

и звезд золотые огарки

над самою крышей стоят.

...Я знаю – убогим и ветхим

становится старый наш дом;

нагие унылые ветки

стучат за померкшим окном.

А в комнате с мебелью старой,

в обиде и тесноте,

живет одинокий, усталый,

покинутый нами отец...

Зачем же, зачем же мне снится

страна отгоревшей любви?

Мария, подруга, сестрица,

окликни меня, позови...

Март 1939 г.

10.05.1939 г.

"У Папи что-то не совсем оформилось сращение кости и во

зможно на несколько дней он ляжет в больницу для вылечения."

(из письма М.Т. дочери от 10.05.39г.)

248

20.05.1939 г.

"Папу твоего отвезла 20-го в Военно-Медицинскую клинику

его там приняли. Ну это для него очень хорошо."(из письма М.

Т. дочери и зятю от 22.05.39г.)

5 июля 1939г. – Ольгу Берггольц освободили из

тюрьмы.

Октябрь 1939 г.– Март 1941 г.– Главный врач, хирург Фабрич

ной поликлиники. (Личное дело с фабрики)

30.11.1939 г.

"Папа замещает главного врача, очень занят и потому тебе

на пальто неизвестно когда..." (конец письма без последнего

листа М.Т. дочери и зятю от 30.11.39г.)

1940 г.

30.01.1940 г.

"Дело вот в чем. Мы сшили пальто драповое. У Папы был

драп и больше того чем требуется ему на пальто.Ну он осталь

ное и дал мне, правда драпу было маловато, но на меня все же

вышло скромное пальто и весьма приличное."(из письма М.Т.до

чери от 30.01.40г.)

На лето 1940 г. бабушка приехала в Москву с тем чтобы

жить на даче со мной и Искрой, дочерью подруги матери и Оль

ги – Ирэны Гурской, все лето. Федор Христофорович, очевидно,

считал такую нагрузку недопустимой и послал бабушке следую

щую открытку:

16.06.1940 г.

Адрес туда: Москва, Сивцев-Вражек д6 кв1, М.Ф. Берггольц для

М.Т.Берггольц; Обратный адрес: г. Ленинград, Володарский р-н,

Елизарова 6/2 кв 6 Ф.Х.Берггольцу Текст карандашом.

"16/V1 40г. Милая Маша! Получ. письмо от тебя от 8. V1 с ка

ртинкой от Миши. Спасибо Мише за картинку. Научи его писать.

Рад, что устроилась. Относительно августа,что то ты мудришь.

Если нужно, то хоть раз прояви свою власть материнскую– хоть

до отказа. Привет от меня. Сам я и окружающие живы, здоровы

по нашим годам.

Ф.Б."

Первые мои более или менее связные воспоминания о "деде

Феде" относятся к зиме 1940-1941 гг., когда я год жил у баб

ушки в Ленинграде на Невском (тогда-проспект 25-го Октября),

дом 11, кв.....

В декабре 1940 г.я в очередной раз заболел. И вот, про

249

сыпаясь, я несколько раз обнаруживал у своей кровати деда,

внимательно рассматривающего меня выпуклыми светлыми глаза

ми, легкий седой пух вился повыше ушей над его круглой голо

вой.

Дед был отличный диагност– он всегда старался приходить

к больному во время его сна, и ставил диагноз по поведению

больного во сне, его дыханию, движениям и т.д. Слушал он ме

ня через деревянный стеотоскоп, а при выстукивании по двум

пальцам было приятно ощущать его прохладные ласковые пальцы.

Никто из родственников не помнил, чтобы он ошибался в диагн

озах.

Дед приносил игрушки, шашки, шахматы. Учил меня в них

играть. Но педагогом, с моей точки зрения, он был плохим.Иг

рая, естественно, значительно лучше меня, он никогда не дав

ал мне выигрывать, а в шашки неоднократно ставил мне все 12

"сортиров". И при этом безжалостно вышучивал, чем внушил мне

к этим играм устойчивую если не ненависть, то неприязнь на

всю мою жизнь. Я усвоил опыт его педагогических ошибок и ни

когда не приминял его методику, обучая своих сыновей игре в

шахматы. Но научившись играть, оба восприняли мое внутреннее

неприятие этих игр и сами не стали, умея неплохо играть, лю

бителями шашек и шахмат.

Дед часто рассказывал смешные истории и я хохотал до

изнеможения. Даже бабушка, на всю жизнь обидившаяся на деда,

довольно часто сдержанно улыбалась. Рассказчиком дед был ве

ликолепным – он с каким-то скучным выражением лица и серьез

ным тоном говорит нечто– а кругом все покатываются с хохота.

Все это воспитало во мне настороженно-острое любопытст

во к нему. Однажды, обидившись на него за что-то, я назвал

его "ипритом" (это такой отравляющий газ). Он принял это и в

редких письмах, иногда подписывался:-"Твой иприт".

1941 г.

15 03 41г.

Письмо в самодельном конверте на Сивцев-Вражек.

"15/111 41г. Милая Муся! Посылаю тебе два рецепта на присып

ку. У нас как будто все спокойно. Никол. уехал в дом отдыха.

Вот и все! Целую тебя. Желаю тебе счастья и здоровья.

Твой Ф.Б."

27.03.1941 г.

"Отец обещал сам послать тебе рецепты. Послал-ли? Пиши."

(из письма М.Т.дочери от 27.03.41г.)

Из фабричного "Личного дела"

Март 1941г.-Июнь 1941г. – Хирург. Детский врач фабричной по

ликлиники.

Июнь 1941г.-Март 1942г. – Главный врач, хирург фабричной по

ликлиники.

250

– Хирург призывной комиссии.

Для понимания дальнейшей переписки нужно сообщить след

ующее. После окончания 2-го класса в г.Ленинграде мы с бабу

шкой приехали в Москву.

22 июня 1941 г.– Начало Отечественной Войны.

После начала войны в начале июля я был эвакуирован в

Татарскую АССР сначала в санаторий Берсут, а осенью в г.Чис

тополь с Интернатом детей писателей. В г. Чистополь же в ко

нце августа были эвакуированны из Москвы в большом количест

ве родственники писателей и инвалиды-писатели, не подлежащие

призыву в СА. Вместе с ними приехала и моя бабушка – М.Т.Бе

рггольц. Все наши ленинградские родственники остались в Лен

инграде. Отец мой и Николай Молчанов ушли в армию. Мать моя

осталась в Москве.

По книге следующая встреча после 1937 г. Ольги Бергго

льц с отцом произошла в момент смерти ее бабушки Марии Иван

овны Грустилиной. Как я отмечал выше, в действительности,со

бытие это произошло 20 августа 1941 г., а по книге Ольга в

интересах увеличения художественного воздействия на читате

лей привязывает его к критическим дням октября 1941 г. в об

становке жесточайшего обстрела Ленинграда немцами.

То, что встреча такая была именно в момент смерти Марии

Ивановны дает описание реакции отца на это. С другой стороны

упоминание необходимости отъезда Ольги с мужем из Ленинграда

явно относится к более позднему времени,когда Н.Молчанов ве

рнулся больной с фронта, а в конце августа он был на передо

вой. Скорее всего таких встреч было несколько – и только в

книге они объединены в одну.

Итак, после прощания Ольги с бабушкой,которое было при

ведено выше в конце биографии Марии Ивановны:

"..... Я вышла во двор наш, взглянула на сад – он был прекр

асен в златосумрачном наряде своем, густой, вновь, разросши

йся после того, как в гражданскую его почти вырубили....

– Ольга! – вдруг окликнул меня отец.

Я с радостью обернулась на его зов. Он вбежал во дворик

в своем простеньком, поношенном пальто-реглане, похожем на

бабью юбку, в старом, пожалуй еще времен той войны, защитном

картузике – и по голубым веселым глазам его,по какому-то по

молодевшему голосу я поняла, что им как и мной,владеет то же

веселое чувство сопротивления почти неминуемой гибели...

– У бабки была? – быстро спросил он. – А, ну хорошо.Я вот

251

только что вырвался на минутку с приема. Ты погоди меня – я

скоро. До Шлиссельбургского вместе пойдем.....

Вышел отец, посерьезневший, с картузиком в руке.

– Достойно теща отходит,– сказал он негромко.– Вечная па

мять....– И, упрямо тряхнув головой, точно сбрасывая какую

то внезапно свалившуюся на нее тяжесть, сурово, с так понят

ным мне чувством вызова, улыбнулся и сказал:– Ну, пошли, де

вчонка....

И мы побежали с папой по Палевскому, по его древним де

ревянным мосткам,и оба, одержимые весельем сопротивления ги

бели, разговаривали бегло, телеграфно, почти невоспроизводи

мо. Покосившись на меня, отец спросил:

– Ну... комиссаришь?

– Вроде... Политорганизатор. И еще работаю на радио.В ра

зных отделах. В том числе и в контрпропоганде. И еще в "Окн

ах ТАСС".

Я говорила возможно небрежнее, но не в силах была сдер

жать, ни радости, ни гордости своей: ведь он все еще был для

меня ПАПОЙ/разр/, которого я побаивалась, а вот теперь я шла

с ним, участником двух тяжелейших войн,..... и вот я первый

раз в жизни шла с ним как равная, больше– как солдат рядом с

солдатом, и потому и выложила ему про все свои военные рабо

ты так много и так небрежно.

– Хотели еще в военную газету взять, но я отказалась – и

так еле справляюсь, – добавила я.

Папа фыркнул круглыми ноздрями и зашевелил бровями, что

означало высшую степень огорчения или досады.

– Н-да...Таких девчонок, как ты, берут в армию, а мне от

казали!

– В чем?

– Я в народное ополчение просился, – помолчав, сказал он

таким жалобным, виноватым, мальчишеским голосом, что вздыбл

енное мое сердце – и то замерло: я поняла, что мой папа, уч

астник двух войн, завидует мне!

– Ты просто ненормальный! – сказала я ему как можно суше.

– У тебя же возраст, сердце – куда тебе в ополчение?

– Вот-вот, – сварливо подтвердил он, – твои товарищи мне

так же сказали: доктор, ваше дело – отбирать в армию и в оп

олчение... Я военно-полевой хирург – что, я был бы лишним? А

твои товарищи – бюрократы! Да,да!

.....И вот сейчас он опять в чем-то обвинял меня, именно ме

ня, и завидовал мне, и просто роптал по нелепейшему поводу:

почему его, уже старика, не взяли в народное ополчение? Но и

зависть его и ропот дополняли ту отчаянную радость, ту неис

товую свободу и свет, которые все нарастали во мне.

Мы добежали до угла Палевского и Шлиссельбургского и

остановились....

– Ну, – сказал папа, – пока, девчонка! – И, помолчав сек

унду, спросил негромко:– Как Николай?

252

– Сначала, получив белый билет, очень горевал. Даром, что

отступление их рота прикрывала от самого Кингесеппа...Теперь

ничего, работает в ПВО. Пишет для военной газеты. И, знаешь

даже продолжает свою статью "Лермонтов и Маяковский".

– Не люблю я твоего Маяковского, – сказал папа. – Есенин

это да.

– Полюбишь, когда прочтешь Колину работу. А после войны

он сразу возмется за большую книгу: "Пять поэтов. Пушкин

Лермонтов– Некрасов– Блок– Маяковский". Это так здорово зад

умано у него, он уже столько набросков сделал! И даже сейч

ас, когда не дежурит....

– Вам надо уехать, – перебил меня отец, глядя в сторону.

Вам обязательно надо уехать. Любыми средствами.

– Но ведь ты-то не уезжаешь? Еще в ополчение просишься....

– Ну-ну-ну!– прикрикнул он сердито.– В древних книгах на

писано: "Горе тому, кто покинет осажденный город".

– Справедливо. Вот и мы...

– Он может не выдержать с его болезнью, – сказал папа по

чти сквозь зубы и тут же, тряхнув головой, почти весело вос

кликнул: – Заболтались! А нас дело ждет.Будь здорова, девчо

нка.

Он чуть толкнул меня в плечо, не поцеловал,не пожал ру

ки, не обнял и почти побежал направо, по Шлиссельбургскому,

не останавливаясь и не оглядываясь.

Это не было ни позой, ни насилием над собою, просто он,

как и я, знал, что мы не можем погибнуть. А я еще целое мгн

овение смотрела ему вслед, на его раздувающееся смешное па

льто, смотрела в глубь Невской заставы, где была папина фаб

рика и тети-Варин госпиталь...."

(О.Берггольц,"Дневные звезды",стр.256-363)

2.09.1941 г.

Началом последнего периода жизни Федора Христофоровича

можно смело назвать вызов его в органы НКВД, где ему в пря

мую предложили стать сексотом и стучать на работников фабри

ки ввиду, наверное вместо прежних, отбывших на фронт.

"Его вызвали и предложили стать "стукачем". Он с брезгл

ивостью отказался:– "Это не моя проффессия"Его стали пугать.

Он не испугался. Тогда негодяй (увы– не знаю его фамилии или

клички!) – обмакнул перо в тушь и перечеркнул его паспорт,

поставив на нем _39_-ю_статью_." (пересказ событий М.Ф.Берг

гольц со слов ее сестры Ольги Берггольц, которой о своем ви

зите в УНКВД по телефону сразу же сообщил ее отец)– "39 ста

тья – запрещение проживания в крупных городах".Ему приказали

срочно выехать из Ленинграда. Так мне рассказала мать в 1994

г. Но судя по дневниковой записи Ольги и по имеющимся сведе

ниям о массовой высылке людей с немецкими фамилиями подальше

от линии фронта. Дело могло быть и так:

253

Его возможно вызвали в райотдел и предложили ввиду нем

ецкой фамилии покинуть город в 24 часа, а условием оставле

ния выдвинули предложение стать сексотом.Дед отказался и так

далее.....затем он сразу бросился к Ольге

Из дневника Ольги Берггольц.

"2/1Х-41

Сегодня моего папу вызвали в управление НКВД в 12 час.

дня и предложили в шесть часов вечера выехать из Ленинграда.

Папа – военный хирург, верой и правдой отслужил Сов. власти

24 года, был в Красной Армии всю гражданскую,спас тысячи лю

дей, русский до мозга костей человек, по-настоящему любящий

Россию, несмотря на свою безобидную стариковскую воркотню.

Ничего решительно за ним нет и не может быть. Видимо, НКВД

просто не понравилась его фамилия – это без всякой иронии.

На старости лет человеку, честнейшим образом лечившему

народ, нужному для обороны человеку наплевали в морду и выг

оняют из города, где он родился, неизвестно куда.

Собственно говоря, отправляют на смерть."Покинуть Лени

нград!" Да как же его покинешь, когда он кругом обложен, ко

гда перерезаны все пути! Это значит, что старик и подобные

ему люди (а их, кажется, много – по его словам) – будут сид

еть в наших либо казармах, или их будут таскать в теплушках

около города под обстрелом, не защищая – нечем-с!

Я еще раз состарилась за этот день.

Мне мучительно стыдно глядеть на отца. За что, за что

его так? Это мы, мы во всем виноваты.

Сейчас – полное душевное отупение. Ходоренко обещал по

звонить Грушко (идиот нач.милиции), а потом мне – о результ

атах, но не позвонил.

Значит завтра провожаю папу. Вижу его, видимо, в после

дний раз. Мы погибнем все – это несомненно. Такие вещи, как

с папой – признаки абсолютной растерянности придержащих вла

стей....

Но что, что же я могу сделать, для него?! Не придумать

просто!...

5 сентября 41г.

Завтра батька идет к прокурору – решается его судьба. Я

бегала к Капустину– смесь унижения,пузыри со дна души и т.п.

Вот заботилась всю жизнь о Счастьи Человечества, о Род

ине и т.д., а Колька мой всегда ходил в рваных носках, на

мать кричала, никого из близких, родных и как следует не об

ласкала и не согрела, барахтаясь в собственном тщеславии...

Но за эти три дня хлопот за отца очень сблизилась (каж

ется) с Яшей Бабушкиным, с Юрой Макогоненко...."

В этот раз Ольге удалось отстоять отца и он остался в

блокадном Ленинграде со справкой от прокурора и перечеркнут

ым паспортом.

254

Очевидно, к этому времени относится,сохранившийся в бу

магах Федора Христофоровича черновик письма к Н.Н.Бурденко.

Текст на листе в линейку карандашом с обеих сторон.

"Многоуважаемый профессор дорогой Николай Нилович!

В 1914г. по окончании Юрьевского университета, медицинс

кого факультета я был призван на военную службу в качестве

врача. В 1915г.встречался с Вами в качестве врача 53-й пехо

тной дивизии г.Вильно. Во время империалистической войны был

контужен с вывихом правого плеча, который превратился в при

вычный вывих. Во время гражданской войны состоял в качестве

Главного врача санитарного поезда, все время в рядах Красной

Армии.

В 1919-20 г.в г.Балашове Саратовск.перенес сыпной тиф с

осложнениями, воспаление среднего уха и воспаление легких. В

том же 20-м году в Ростове н/Дону перенес возвратный тиф.

В 1920 г.прибыл в г.Ленинград,где был освобожден от во

енной службы и перешел в гражданскую. С 1921 г.и по сие вре

мя состоял заведующим амбулатории фабрики "Красный Ткач" по

хирургии, а последнее время главврачом амбулатории.

Ни я, ни моя семья репрессиям со стороны Советской Вла

сти за все время не подвергались (Отец мещанин г.Риги, реме

сленник, по происхождению латыш, проработал 49 лет на одной

фабрике г.Ленинграда, умер 15 лет тому назад)

2-го сентября 1941 г. мне отказано по неизвестным мне

причинам в прописке в г.Ленинграде и я подлежу высылке.

Обращаюсь к Вам, как бывшему моему учителю, товарищу по

профессии и Члену Верховного Совета за помощью т. к. считаю,

что моя должность, безпорочная служба на фабрике Красный Тк

ач, мои годы и болезненное состояние(я инвалид 3-й группы по

сердцу).....

(На отдельной бумажке, очевидно, конец письма.)

....дают на это мне полное право.

Ваш бывший ученик уважающий Вас доктор Федор Христофор

ович Берггольц. Адрес – Ленинград,правый берег Невы, 96, фа

бр.Кр.Ткач – на имя главного врача – Вашке Герог.Иваныча."

Неизвестно было ли такое письмо отправлено из блокадно

го Ленинграда в Москву, а тем более – был ли на него ответ.

Кроме этого письма Федор Христофорович писал заявление

в Горпрокуратуру о чем свидетельствует такая запись в Запис

ной книжке того времени.

"Отпеч.на маш.в Ленингр.гор.прокуратуре от вр.Б.Ф.Х.про

жив.по адресу просп.Елизарова 6/2 к.6 от 3.9.41г."

"Его вызывали ( и не сломали) еще и еще раз"

(из дневников Ольги Берггольц)

255

19.10.1941 г.

Письмо к Марии Тимофеевне по адресу: г. Чистополь, ул.

Фрунзе,дом 36. На конверте с обратной стороны наклейка "Про

верено военной цензурой"и неразборчивая печать г. Чистополя

с датой 1.12.41.Кроме того на конверте напечатка"24"такая же

напечатка на 1-й стр.письма.

"19/Х 41 Милый Машук!

г.Ленинград Вчера т.е. 18.Х. я у Ляли получил твое письмо,

помеченное 18./1Х 41. Значит письмо шло месяц. В нем ты сет

уешь на то, что я тебе не пишу – это письмо по счету четвер

тое, а от тебя я получил единственное. Говоришь в письме о

деньгах. Деньги, маленький запас, у меня есть,но держу в за

начке так как может быть командировка, а в дороге деньги го

дятся. Так или иначе, а тебе вышлю в конце месяца. Пишешь ты

о горлов.б-х Миши – его нужно показать хорошему горловику и

сделать что-нибудь с горлом(прижигание). А вообще нужно зан

яться закалкой, но эта задача не по тебе. Советую тысячный

раз тебе – сделай так, чтобы он сам себя обслуживал и даже

помогал тебе. Твои сестры пока живы и по годам своим здоровы

– ругаются как прежде и бестолковы как всегда. Тоже, с попр

авками в худшую сторону, можно сказать и про твоих племянниц

Таню и Люсю. Прости, что оскорбил твое родство, но все это

так. Ляли я давно советовал по состоянию здоровья выехать из

города,но она упряма. В отношениях с Николаем они живут дру

жно и этого достаточно. Николай страдает как и прежде. Одна

твоих сестер, Поля, уехала в деревню к матери мужа. Вот пока

и все. Сам я теперь Главврачом амбулатории,но это мне бывает

не по характеру моему и по силам нелегко. Пока жив, и пожа

луй здоров. Чего желаю тебе, Мише. Пиши о городе, и о детях.

Пока до свидания и на всякий случай прощай.

Целую тебя.

Остаюсь твой

Ф.Б.

Р.S.Помогает-ли тебе Юрий, а если нет, то что ты предприним

аешь?

Твою комнату заняли посторонние люди."

Следующее письмо от 30.10.по тому же адресу.Судя по Чи

стопольской напечатке 30.11.41г. получила его бабушка раньше

предыдущего.Те же напечатки военной цензуры как снаружи, так

и внутри письма. Обратного адреса на конверте нет.

"30/Х 41. Милая Маша!

Ленинград Это уже второе письмо на твою хорошую открытку к

письму, вернее с письмом шлю 200 руб.на пропитание. Интерес

но получила-ли ты мои письма,в которых я писал о нашем житье

и давал советы о воспитании Миши. Этому поросенку от меня

привет и скажи, что бы он учился и обслуживал себя.Живем как

в Угличе – Ляля выступает в Радио и, если у вас есть радио,

256

то ее можно послушать. О Мусе ничего не знаю. Желательно мне

знать помогает-ли вам Юрий Ник.? Я начинаю по временам пони

мать, что моя командировка к вам сорвалась. Ну,да все, может

к лучшему. Твои сестры живы, племянницы тоже, здоровы по во

зрасту и по состоянию времени удовлетворительно. Сам я духом