Текст книги "Падение Джозефа (ЛП)"
Автор книги: М. Уиллис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
После того, как они заняли свои места, Джозеф призвал собрание к порядку и попросил Эмори сопроводить обвиняемых внутрь, где бы они ни находились. Арианна посмотрела на двери западного крыла, не удивившись, когда в них вошел мужчина, но внезапно ужаснувшись, увидев, что женщина с ребенком и маленький мальчик вошли следом за ним.
Она прикусила язык, чтобы не закричать, ее глаза следили за семьей, когда их вели в центр бального зала. Мать плакала, ее короткие темные волосы безжизненно свисали на лицо, пока она смотрела на ребенка в своих руках. Тишина в комнате была мучительной. Она не знала, что думать и что ее муж собирался сделать с людьми, стоящими перед ними.
– Грегори Шипп. Тебя поймали на краже денег из моей сети, у всех мужчин в этой комнате, у моей жены, которая сидит рядом со мной.
Арианна заерзала на стуле, не понимая, что он каким-то образом втянул ее в то, что собирался сделать.
Джозеф встал и направился к передней части сцены, стук его каблуков был маршем смерти, когда он приблизился к испуганному человеку.
– Вы довольно долго были членом моей сети, мистер Шипп, и, как я уверен, вам известно было еще три случая, когда какой-нибудь невежественный дурак пытался сделать то же самое, – Джозеф сделал паузу, прежде чем прошелся по сцене и спросил. – Вы помните, что случилось с теми людьми?
Испуганный мужчина поднял голову, его мышиного цвета волосы откинулись назад, открывая участки, где они были редеющими и лысеющими.
– Да, Джозеф. Людей казнили, их расстреливали.
Джозеф кивнул и сложил руки за спиной. Остановившись перед мужчиной, он на мгновение замолчал, услышав слабое покашливание одного из мужчин, сидевших за столами по всей комнате.
– Так оно и было. Поэтому я предположил, что как человек, который видел это, вы должны были бы знать лучше, чем пытаться сделать то же самое. Однако, поскольку я явно ошибаюсь, предполагая это, я понимаю, что мне нужно усилить наказание. Застрелить человека недостаточно, верно? Вы все еще думаете, что можно красть из поместья. Итак, мистер Шипп, сегодня вечером я ужесточу наказание, надеясь задержать очередного честолюбца, который думает, что может обмануть сеть.
Скрип петель на дверях правого крыла прервал Джозефа, и он обернулся, раздосадованный вторжением. Один из его безымянных людей вошел и быстро поднялся по ступенькам сцены, чтобы шепнуть что-то Джозефу. Джозеф замер со скучающим выражением на лице, когда жестом пригласил Арианну следовать за мужчиной из комнаты. Она с радостью подчинилась, пересекая сцену, но почувствовала, как рука Джозефа сжала ее руку, прежде чем она смогла спуститься по лестнице.
Наклонившись, чтобы прошептать ей на ухо, он проинструктировал:
– Разберись с нашим сыном и немедленно возвращайся в бальный зал, когда закончишь, – он отпустил ее и вернулся на свое место на сцене.
Арианна быстро спустилась вниз, бросив взгляд на маленького мальчика с растрепанными каштановыми волосами и большими голубыми глазами, которые блестели от света в комнате. Он был одного возраста с Аароном, и эта мысль потрясла ее больше, чем ей хотелось бы. Он выглядел испуганным, и ее сердце разрывалось от жалости к юной душе и к той судьбе, которая его ожидала.
Она шла по коридору так быстро, как только могла. Охранник сказал ей, что они не могут заставить Аарона замолчать, и что он проснулся от кошмара и кричит на всю комнату, требуя свою мать. Каким бы милым он ни был, характер у Аарона был порочный, и она заметила, что иногда ей удавалось усыпить его или успокоить, лишь играя песню, которую она сочинила для него и играла с тех пор, как он родился.
Наконец, добравшись до комнаты своего маленького сына, она обнаружила его лежащим на матрасе, кричащим в одеяла, его маленькие ручки и ножки яростно дергались, пока он плакал.
Усевшись рядом с ним, она подняла его маленькое тело с матраса и прижала к себе. Он почти сразу успокоился, его маленькие руки обвились вокруг ее шеи, когда он положил голову ей на грудь. Она ворковала с ним, раскачивая его взад и вперед в попытке прогнать кошмар, который напугал его. Наконец, когда он успокоился и его дыхание стало глубоким и ровным, она уложила его обратно на кровать, укрыв одеялом, а потом погладила рукой по голове и поцеловала в щеку.
Как только она вышла из его комнаты, охранник, который привел ее обратно из бального зала, вернул ее на встречу, ее плечи были отягощены страхом, пока они шли назад, не зная, что она увидит, когда они войдут в большую комнату. Скрип больших двойных дверей возвестил о ее появлении, и она чуть не упала на землю, когда ее глаза увидели то, что произошло в ее отсутствие.
Отец молодой семьи лежал на полу в луже крови, его тело неестественно выгнулось, скорее всего из-за переломов и вывихов суставов. Крики его жены больно резали слух Арианны, когда она смотрела, как женщину волокут к деревянному столу, грубо сколоченному из четырех железных кандалов, вбитых в стол. Глаза Арианны сразу же нашли двух маленьких детей, и странное чувство облегчения расцвело в ее груди, когда она увидела маленького мальчика, сидящего на полу и держащего на руках свою сестру. Когда Арианна заметила, что они собираются сделать с матерью, у нее перехватило дыхание, она подбежала к мальчику и, взглянув на сцену, увидела Джозефа, стоявшего в центре сцены со скучающим выражением на лице, наблюдая, как мужчины раздевают женщину, прежде чем привязать ее к столу, каждая интимная часть ее тела была открыта толпе мужчин. Джозеф медленно повернул голову, и, когда его расплавленные серые глаза встретились с ее глазами, он закричал:
– Остановитесь!
Мужчины повиновались и отошли от стола, к шершавой деревянной поверхности которого была привязана плачущая женщина.
– Арианна, как хорошо, что ты присоединилась к нам. Мне нужно, чтобы ты оказала мне услугу, – указывая вниз на мальчика, он продолжил. – Ксандер собирается пожить у нас некоторое время, я подумал, что он может быть хорошим другом нашему сыну, учитывая, что они примерно одного возраста.
Молодая мать начала причитать, ее маленькая фигурка явно дрожала от эмоций, опустошающих ее тело: страх, безысходность, отчаяние – это был ядовитый коктейль, который Арианна хорошо знала.
Джозеф закатил глаза. Повернувшись к своим людям, он спросил.
– Кто-нибудь может заткнуть эту женщину? Я не могу думать, когда она так кричит и плачет.
Мужчины немедленно подчинились, заткнув ей рот кляпом и закрепив его на затылке.
Улыбнувшись, когда это было сделано, Джозеф повернулся к жене.
– Как я уже сказал, пожалуйста, отведи ребенка в твои апартаменты. Он останется с нами на неопределенный срок.
У Арианны закружилась голова от недоверия, но она знала, что лучше не спорить с мужем. Она опустилась на колени рядом с ребенком, он впился в нее своими большими голубыми глазами. Кожа его глаз покраснела там, где текли слезы, и на щеках отчетливо виднелись их слез. Она протянула руку, удивляясь, почему Джозеф упомянул о мальчике только тогда, когда, очевидно, было двое детей.
– Позволь мне забрать твою сестру, Ксандер, я обещаю, что не причиню ей вреда.
Он утвердительно кивнул, его тело дрожало от страха, когда он протянул ей маленького ребенка, завернутого в одеяло. Арианна вздохнула, принимая ребенка, прижимая его к груди и заметив, что ребенок не шевелится и не извивается в ее руках. Когда она откинула одеяло с лица ребенка, то увидела пару безжизненных глаз. Ее сердце разрывалось, а желудок угрожал выплеснуть свое содержимое. Положив ребенка на пол, она повернулась к живому ребенку, увидела боль в его взгляде и быстро взяла его за руку, чтобы вывести из комнаты.
– Ксандер, с твоей сестрой все будет в порядке, мой муж просто хочет познакомить тебя с нашим сыном Аароном. Он тебе понравится, я уже могу сказать, что у вас будет много общего, не бойся, ладно?
Он кивнул, страх парализовал его до такой степени, что он не мог говорить. Арианна быстро вывела его из комнаты, прикрыв за собой дверь, и услышала эхо криков его матери, в то время как мужчины продолжали пытать женщину, как приказал Джозеф. Тело Ксандера напряглось, и он попытался повернуться к двери. Арианна быстро подхватила его и прижала к себе, убегая по коридорам, чтобы избежать кошмара, происходящего по ту сторону дверей, которые вели в пропасть самого ада.
Глава 22
На глаза наворачивались слезы. Сидя на полу возле унитаза в своей ванной, Арианна облокотилась на прохладную плитку. Неверие заполоняло ее мысли жестокой иронией, которая то и дело вела свои игры с ее жизнью. В тишине ванной раздался бурлящий звук в животе, и она взглянула на настенные часы. Скоро придется встать и заставить тело двигаться, несмотря на невыносимую тошноту – ей нужно позаботиться об Аароне и Ксандере.
Она заподозрила неладное еще на прошлой неделе, каждое утро просыпаясь и заглядывая в календарь на стене спальни. Она была измотана, за годы проживания в особняке у нее не осталось и капли надежды, ну а теперь уже поздно. На глазах снова выступили слезы, когда она осознала, что опять беременна, но в этот раз отцом ребенка мог быть только один мужчина, и этот мужчина был самым безнравственным и подлым ублюдком в мире.
Каждый новый день был наполнен рутинной заботой о детях, это единственное, что дарило ей ощущение нормальной жизни посреди этого кошмара наяву. У нее больше никого не было, кроме двух детей, которые каждый день покоряли ее сердце и были причиной продолжать жить, несмотря на всю ее беспросветную жизнь.
Прошло еще три года, мальчикам исполнилось шесть лет. В какой-то момент Арианна заметила, что глаза Аарона из светло-голубых, того же оттенка, что и у нее, превратились в изумрудно-зеленые, что было страшным напоминанием о человеке, которого Арианне пришлось убить, когда Аарон был ребенком. Ее сердце разрывалось на части каждое утро, когда она смотрела ему в глаза и вспоминала о доброй душе, которая стала жертвой той же жестокости, что наполняла всю ее повседневную жизнь, о том, кто потерял свою жизнь, пытаясь избавить ее от участи и забрать из тьмы, стремясь показать свет.
Джозеф наверняка заметил. Когда глаза Аарона приобрели нефритовый оттенок, он стал иначе к нему относиться, и в результате стал еще более жестоким по отношению к Арианне. Она находилась в постоянном страхе за себя и за жизни детей. Она знала, что ревность и гнев Джозефа могут взорваться в любую минуту при виде совершенно очевидного напоминания о том, что Арианна позволила другому мужчине прикасаться к ней так, как позволялось только ему.
День за днем, Арианна занималась с мальчиками, учила их читать, занималась с ними музыкой, выпускала их на улицу побегать и поиграть, как все нормальные дети. С годами ей вернули свободу гулять по окрестностям, и в те дни, когда было тепло, и дети были полны энергии, она приходила с ними к ручью. И каждый раз у нее разрывалось сердце, глядя, как они играют на скалах и отважно исследуют пещеру, в которой якобы живет дракон. С палками, будто с мечами, они пробирались в глубь пещеры, сражаясь с невидимой силой, в то время как Арианна сидела снаружи, погруженная в болезненные воспоминания о Конноре.
Аарон ее беспокоил. В отличие от Ксандера, который по большей части вел себя как обычный ребенок, Аарон был склонен к насилию, которое она пыталась умерить с помощью музыки. Даже в шестилетнем возрасте, когда у него случались приступы ярости, она тащила его, орущего и брыкающегося, в музыкальную комнату и усаживала на скамью. Как только ее пальцы касались клавиш, он успокаивался, а где-то в четыре года он всегда клал руки рядом с ее, пытаясь извлечь из клавиш ту мелодию, которую она играла ему каждый день. Музыка, которую она написала для него, никогда не покидала подставки для нот, и она тщетно пыталась не думать о мужчине, который выкрал эти ноты из особняка, чтобы переписать их и спрятать в другой переплет для ребенка, который появился на свет вскоре после того, как она сочинила ее.
Ксандеру тоже нравилось играть на пианино, но он довольствовался тем, что сидел позади и слушал игру Аарона и Арианны. Связь между мальчиками была не похожа ни на что из того, что она когда-либо видела. Ксандер и Аарон заботились друг о друге даже в юном возрасте. И это заставляло ее улыбаться. Бывало, и цапались, это же дети, но по большей части они защищали друг друга, причем один никогда не позволял другому помыкать собой. Если плакал один, другой молча стоял рядом, пытаясь утешить его одним лишь своим присутствием. Арианна была рада видеть, что они дарят друг другу ощущение нормальной жизни даже в том месте, которое нормальным не назовешь.
К тому времени, как детям исполнилось пять лет, Джозеф стал настаивать на их присутствии во время совещаний в банкетном зале. Он верил, что, если они с малых лет будут в курсе темных дел сети, то станут сильнее. После первой встречи мальчики не могли вымолвить и слова. Ксандер особенно ненавидел туда ходить, в его юном мозгу еще были свежи воспоминания о том, что сделали с его родителями и сестрой, когда он впервые попал в тот зал. Ей было невыносимо видеть, как они напуганы и абсолютно беззащитны в комнате, полной безумцев. Но, когда на лице Аарона появилось скучающее выражение, когда он послушно смотрел на казни и избиения людей, которых приговорил Джозеф, тогда-то ее сердце по-настоящему рвалось на части. После этих сходок она всегда уводила их обратно в комнату, пела Аарону, чтобы он уснул, одновременно покачивая Ксандера. Это был единственный лучик света, который она могла им дать – материнская любовь.
А Джозеф… Она бы в жизни не поверила, что такой умный человек может так далеко зайти в своем безумии. Его наказания с годами стали до нелепости жестокими. Он радовался, когда причинял боль, ему нравилось видеть шок и удовлетворение на лицах своих людей. Она никогда не знала, что он выкинет в очередной раз, и постоянный страх перед неизвестностью старил ее быстрее обычного.
Поднявшись с пола, она оделась и направилась в комнату мальчиков, чтобы подготовить их к предстоящему дню. Как и в любой другой день, их было трудно поднять, но как только они вставали, их энергия била через край, и они бегали по комнате, играя в полицейских и грабителей, или притворялись рыцарями, сражающимися с каким-то неизвестным злом. После того, как ей удалось усадить их поесть, она взяла их за руки и повела в музыкальную комнату. Она разрешила Ксандеру играть первым, но его интерес к инструменту не был так силен, как у Аарона, и уже спустя двадцать минут ему надоело, и он решил поиграть с разбросанными по комнате игрушками, а Аарон тем временем забрался на скамейку и сел рядом с матерью. Хотя его руки были еще маленькими, Аарон, очевидно, унаследовал ее талант, быстро научился играть и овладел инструментом настолько, насколько это было возможно для маленького мальчика. Это было нормально, это было хорошо, и это было тем, что Джозеф начал презирать.
* * *
– Черты его лица меняются с каждым днем, и все чаще мне кажется, что я смотрю на Коннора. А его глаза, Джозеф, разве ты не заметил, как они изменились? – Эмори говорил спокойно, неуверенно убеждаясь в том, что подозревал Джозеф последние полгода или год.
Стальной взгляд уставился на свежую фотографию ребенка, которого он называл своим сыном. С нее на него смотрел маленький детский рот, улыбающийся из-под копны черных волос, и глаза изумрудного цвета. Бросив фотографию на стол, Джозеф откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. Каждый раз, когда он смотрел на мальчика, гордость, которую он испытывал к нему, гасла и растворялась, сменяясь горьким негодованием. Его величайшее достижение, личность, которая сделает его бессмертным, не принадлежали ему. Он знал это всем сердцем, всем своим существом. Призрак Коннора преследовал его, человек, который пытался украсть у него жену, в чем, кстати, преуспел, притворяясь преданным человеком, которому Джозеф мог доверять. Это вызывало у него отвращение, гнев и подпитывало безумие, которое грозило его поглотить.
– Она позорит тебя, Джозеф. Со сколькими еще твоими людьми она трахается, пока ты не видишь? Сколько ребят из твоей личной охраны заходят в этот особняк, насмехаясь над тем, что твоя жена – неверная шлюха? Она использует тебя, но уже не приносит тебе пользы, как и раньше.
Слова Эмори царапали по нервам Джозефа, раздражая своей правотой. Арианна была как живой призрак, пустая оболочка той женщины, которой она была, когда они только поженились. Высокомерная и холодная, она лежала под ним, как обмякшая тряпка, когда он приходил к ней ночью, или же молча стояла рядом с ним, неблагодарная за ту жизнь, которую он создал для нее. Снова взяв фотографию, он скомкал ее в кулак и отбросил в сторону, ярость закипала в его голове.
– Где Арианна? – голос Джозефа был спокоен, но в нем чувствовалась какая-то мрачная нотка.
Эмори улыбнулся.
– Обучает мальчиков музыке, растрачивая их таланты на то, что не сделает их сильными, а, напротив, слабыми и неспособными выживать в таком могущественном мире, который ты создал. Однажды и они тебя опозорят.
– Они и так меня позорят.
Эмори откинулся на спинку кресла, повторяя позу Джозефа. Он сидел с довольным выражением лица, ведь, наконец-то, Джозеф слушал его.
– Тогда убей их, Арианну и… мальчиков. Начнешь заново с какой-нибудь женщиной из нашей сети.
Джозеф задумчиво молчал. Он не мог убить мальчиков, не мог пойти на такой риск, это стало бы неоспоримым доказательством его неудачного брака и измены его жены.
– Нет. Если я так сделаю, это воспримут за слабость, которую люди смогут использовать против меня. Выпрямившись, он открыл ящик стола, в котором лежало вещество, к которому он пристрастился за эти годы. Зачерпнув небольшую дозу, он приготовил наркотик, после чего ввел его в тело, чтобы притушить жестокие мысли, которые терзали его изнутри.
Эмори наблюдал за лицом Джозефа и ждал, пока наркотик подействует, делая его разум более податливым и готовым внимать. Когда он увидел знакомую дымку, застилающую его серые стальные глаза, он сказал:
– Это можно сделать и тихо, так, чтобы никто, кроме самых близких тебе людей, ничего не узнал. Но, даже если и узнают, я смогу солгать. Можно придумать какую-нибудь причину, почему она теперь бесполезна. Мальчики в том возрасте, когда она им уже не нужна. Они сейчас в том возрасте, когда они могут стать слабаками, как их настоящие родители, или сильными, как ты.
Улыбаясь, Джозеф снова откинулся на спинку кресла. Воспоминания о человеке, который предал его, мелькали в его голове.
– Я оставил Ксандера в наказание его родителям. Я видел ненависть на их лицах, с которой они смотрели на меня, видел их презрение к сети, которая кормила их на протяжении долгих лет. Он усмехнулся. И выражение на лице его отца, когда я сказал ему, что его сына воспитаю я и превращу в идеального солдата…
– Это было блестяще, Джозеф. Они никогда не обретут покой, зная, что их сын станет похож на человека, которого они ненавидели. Эмори закончил мысль за Джозефа, продолжая внушать чистое зло разуму, который и так явно трещал по швам. – А что касается твоей жены, то она не дала тебе ничего из того, что обещала, скорее, она дала тебе лишь горькую ложь и чужого ребенка, которого ты растишь.
– И как же ее следует наказать?
Глаза Эмори заблестели в предвкушении.
– Уверен, я что-нибудь придумаю.
Двое мужчин сидели молча, пока Джозеф переваривал слова Эмори. Наконец, приняв решение, он приказал:
– Приведи ко мне Арианну. Мне нужно поговорить с женой.
Глава 23
– Превосходно, Аарон. Очень хорошо! – Арианна прижала сына к себе после того, как он блестяще исполнил мелодию, которой она его научила. В его зеленых глазах читалась гордость за то, что он справился с задачей, к которой стремился больше года. По правде говоря, не отсутствие интеллекта или таланта заставило его так долго учиться. Проблема заключалась в том, что он еще рос, и его пальцы не были достаточно длинными, чтобы играть, по крайней мере, они не были таковыми до недавних пор, когда он уже вырос достаточно, чтобы овладеть клавишами.
Смех и хлопки двух маленьких ладошек раздались позади них, и они обернулись, увидев Ксандера, сидящего позади них на диване, полностью заваленном игрушками, и его маленькое личико радовалось тому, что ему не придется делиться ими сейчас. Подняв Аарона со скамьи, она поставила его на пол, и ее спина заныла от потяжелевшего сына – он быстро рос. Взявшись за руки, они направились к тому месту, где сидел Ксандер, и Аарон, подойдя к другу, тут же схватил несколько игрушек. Ксандер скорчил легкую гримасу, и Арианна рассмеялась, увидев выражение его лица.
Щелчок дверной ручки эхом отразился от стен, и, услышав скрип петель открывающейся двери, Арианна увидела лицо Эмори, ее глаза немедленно скользнули на большой, грубый шрам, тянувшийся от уха до подбородка – напоминание, оставленное Коннором в ту ночь, когда он пытался помочь Арианне сбежать.
Нездоровая улыбка расплылась на лице Эмори, когда он медленно перевел взгляд с Арианны на мальчиков. Затем его безумные глаза снова остановились на ней, и он сказал:
– Джозеф хочет тебя видеть.
Ее глаза даже расширились от удивления. Джозеф никогда не просил о встрече днем, да и ночью редко навещал. По спине прокрались мурашки от ужаса, но она все же нацепила фальшивую улыбку и повернулась к мальчикам.
– Я только на минутку отлучусь, ваш папа наверняка просто хочет узнать, как вы поживаете.
Глаза Аарона потемнели, на его маленьком лице появился отрешенный взгляд. Он подошел к матери и обнял ее за талию, и, прежде чем отпустить, крепко вцепился в нее маленькими ручками. Она наклонилась, поцеловала его в лоб, после чего обернулась к Ксандеру, чтобы поцеловать и его. Ксандер рассмеялся, он был таким радостным ребенком, несмотря его жизненные обстоятельства.
Повернувшись к Эмори, Арианна кивнула и вышла из комнаты. На смену ей, чтобы присмотреть за детьми, пришли два охранника. Когда они шли, их ритмичные шаги звуком эха отскакивали от стен. Скрипнула дверь банкетного зала, и Арианна обнаружила, что там никого нет, потому она растерянно повернулась к Эмори.
– Он ожидает тебя в своих покоях в западном крыле. Ее глаза расширились еще больше: Джозеф ни разу не впускал ее туда с тех пор, как они сюда переехали. Она замедлила шаг, но Эмори грубо схватил ее за руку и потащил к дверям по ту сторону зала.
Когда они вошли в крыло, ее живот скрутило. Страх и отголоски утренней тошноты заставляли все ее внутренности болезненно сжиматься. Залы в этом крыле были точной копией тех, что были в правом, но они были пусты, так что Арианна очень удивилась, как такая большая группа людей, вроде той, что жила на этой стороне, могла полностью отсутствовать.
Пока ее вели в мертвой тишине этого дома, в хрупком теле рождался еще больший страх, этот путь больше походил на марш смерти, нежели на быстрый визит к Джозефу.
Войдя в покои Джозефа, она бросила взгляд на бутылки с алкоголем и полупустые стаканы, которые то тут, то там стояли на поверхностях столешниц и полок. Она поморщилась, увидев, как некогда красивая комната, которую она украшала своими любящими руками, превратилась, скорее, в холостяцкую берлогу, а не в семейный дом, который она рисовала в своем воображении. Как и залы, покои Джозефа были зеркальным отражением ее спальни в правом крыле. Было неприятно шагнуть в пространство, столь похожее и в то же время столь противоположное ее собственному.
– Он у себя в кабинете.
Она не смотрела на Эмори, когда он заговорил. Она ненавидела его больше, чем Джозефа, прекрасно зная, что если муж сошел с ума, то Эмори таким родился. Ни в одной клетке его тела не было ни доброты, ни чистоты. Расправив плечи, она подняла голову выше, зная, что бы ее ни ожидало внутри, хорошего ждать не стоит.
* * *
Джозеф поднял глаза и встретился взглядом с женой, которая, он был уверен, никогда по-настоящему не любила его. Он усомнился в мотивах, побудивших ее выйти за него замуж. Женщина, родившаяся в нищете, обнаружила, что привязана к мужчине, у которого есть все. Сначала он не хотел в это верить, не хотел признавать, что она использовала его ради жизни, которую он мог ей дать. А теперь, с фотографией ребенка, который больше походил на человека, которого он когда-то знал, чем на самого себя, он получил доказательство того, что в сердце его жены никогда не было любви к нему. Гнев, как змея скользя по его разуму, щекотал нервы, кожа пылала от прилива крови.
– Садись, Арианна.
Она села, ее прозрачные голубые глаза широко раскрылись, а на лбу появились морщины от растерянности и страха. Да. Пусть она сидит и дрожит. Если она не будет его любить, то, как минимум, подчинится ему. Она должна знать, что ее ценность заключается только в муже, которому она принадлежит. Он рассмеялся про себя, печальная правда, что все эти годы он был глуп, вопиюще торжествовала в его мыслях. Он обеспечил ее всем, спас от жизни, в которой у нее не было никого, кроме кузена, который представил ее членам высшего общества и жизни, которой она не заслуживала. А теперь, когда зеленые глаза истины смотрели на него с фотографий на его столе, Джозеф понял, что она облажалась в единственном, чего он просил у нее взамен.
Подлая мысль о том, что все эти годы не он был отцом ребенка от женщины, сидевшей напротив него, заставляла его испытывать стыд. А он считал себя отцом, думал, что может гордиться сыном, которого он создал. Но она лгала. Его гордость разлетелась вдребезги, его эго пострадало от осознания того, что он не был отцом своего сына, что он каким-то образом оказался хуже простого охранника.
Это пожирало его изнутри. Каждый раз, когда он видел ее лицо и ее плоский живот, несмотря на тысячи попыток сделать ее беременной. Это было болезненным напоминанием, которое он хотел изгнать из своей жизни, из своего дома. Он представил себе, как она смеется над ним, веселится и забавляется, зная о его провале. Его глаза изучали каждую деталь ее лица и тела. Годы покрыли морщинами ее лоб, тревожные отметины также появились вокруг глаз и рта. Ее некогда блестящие волосы безвольно болтались на лице, а кожа свисала с тела. Когда-то подтянутые мышцы обмякли за долгие годы. Это позор. Она запустила себя, еще одно очко против нее.
Он устроился в кресле, думая о том, что Эмори все-таки был прав. Она не собиралась покорно сидеть на привязи и кормиться за счет его усилий и достижений.
Эмори вошел в комнату, направился к письменному столу и остановился за спиной Арианны.
С выражением, исполненным злобы, Джозеф сказал:
– Сегодня утром я смотрел на фотографию нашего сына. Это его самый последний снимок, уверен, ты его видела.
Арианна молчала, но он видел, как ее плечи напряглись, а челюсти внезапно сжались от его слов. Уже это было достаточным доказательством того, что она была в курсе того, что он собирался ей сказать. Язык тела выдает самую честную информацию о человеке, эти маленькие намеки всегда просачиваются из мозга наружу. Если человек знает, что искать, он всегда узнает, правду ли ему говорит другой человек, искренен ли он с ним. Язык ее тела говорил о предательстве, о чувстве вины, о страхе. Ярость, которая накатывала на него, причиняла ему боль, мышцы его туловища, плечи и руки превратились в камень. Он хотел, чтобы она умерла, хотел видеть, как ее глаза покидает жизнь.
– Каждый раз, когда я смотрю на своего сына, я вспоминаю, что женщина, которая должна была быть моей женой, трахалась с другим мужчиной. Ты опозорила меня не только кувыркаясь с ним, так еще родила его ребенка и позволила мне растить его как своего собственного. Тебе удалось уничтожить меня, Арианна, медленно, методично. Ты опозорила меня перед сетью, и ты выставила меня дураком, потому что я поверил твоей лжи.
Он встал с кресла, обошел вокруг стола и сел, прислонившись к деревянной поверхности, так что оказался прямо перед ней.
– Я просил лишь об одной вещи, об одной долбанной вещи взамен на все, что я тебе дал. И что я получил в ответ?! Ублюдка вместо родного сына?
– Джозеф… – голос Арианны задрожал, когда она попыталась перебить его.
– Нет! Я не хочу слышать ничего из того, что ты скажешь. Все, что исходит из твоих уст – это ложь, чертова грязная ложь, которой ты пользуешься, чтобы и дальше брать мое, – он рассмеялся, гнев затуманивал логический ход его мысли. Он чувствовал вкус расправы на языке, он желал наказывать, высмеивать и выносить приговор. Его опьяняла власть, но он все еще жаждал большего.
Со скучающим выражением лица он откинулся на спинку стула.
– Ты больше не нужна мне, Арианна. Ты стала не более чем ходячим напоминанием о том, как я был предан в собственном доме, как я был обманут единственным человеком, который должен был любить меня больше всего на свете.
– Джозеф, пожалуйста, выслушай меня, – взмолилась Арианна, она подалась вперед, чтобы положить руки ему на колени, а в ответ он влепил ей пощечину тыльной стороной ладони. Она упала со стула, из уголка рта брызнула кровь. Нижняя губа распухла в том месте, куда он ударил ее, и по его венам пробежал огонек удовольствия.
Перекрикивая ее всхлипывания, он продолжил:
– Ты же знаешь, я должен оставить Аарона. Ты заманила меня в ловушку, заставила растить мальчика, моля Бога, чтобы никто не заметил, что он не от меня.
– Джозеф…
Он снова ударил ее.
– Закрой свой поганый рот! – она заплакала еще сильнее, и он застонал от отвращения. – У тебя нет права плакать, тупая ты сука! Сама виновата! Так что да, Арианна. Я сохраню твоего ублюдка, и, несмотря на гребаные гены, воспитаю его похожим на себя. Я сотворю из него свою точную копию.
Она внезапно посмотрела на него, и ужас, написанный на ее лице, дал ему понять, что он задел ее за живое этими словами.
– Что? Ты же этого не хочешь, верно? Не можешь смириться с мыслью, что твой драгоценный сынишка будет воспитываться человеком, которого ты так явно презираешь. Раздался еще один злобный смешок, на этот раз низкий, отдающийся эхом глубоко в груди. Он улыбнулся ей, на его лице читалось ликование.
Арианна замерла.
– Что ты задумал, Джозеф? – она подняла на него глаза, один из которых опух в том месте, куда ее ударили. – Прошу, я должна тебе кое-что сказать…
Бросившись вперед, он схватил ее за руки и поднял со стула с такой силой, что стул отлетел в сторону, ударившись о камень с глухим треском.
Прижав ее к груди Эмори, Джозеф обхватил руками ее шею и сжал так сильно, что ее лицо мгновенно покраснело, и он увидел, как кровеносные сосуды выступили на ее коже. Отчаянно пытаясь дышать, она впилась руками в его ладони, но он был слишком поглощен своей яростью, чтобы обращать внимание на ее ногти, царапающие его кожу. Его глаза встретились с ее, и на скучающем выражении лица выступила улыбка. Ее глаза начали терять фокус, недостаток кислорода почти отправил ее в глубокое забвение. Но он не убьет ее. Нет. Это было бы слишком просто.
