Текст книги "Украденная невеста (ЛП)"

Автор книги: М. Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Его язык начинает скользить по твердому бутону, быстро и порхающе. Мои бедра напрягаются, еще один стон срывается с моих губ, когда пальцы на ногах начинают изгибаться от вспышек удовольствия, которые проносятся через меня каждый раз, когда его язык проходит по моему клитору.

– Или, может быть, круги? – Губы Виктора изгибаются в улыбке, когда он обводит языком круги, и я снова задыхаюсь, моя голова откидывается назад. Его рот на ощупь теплый, влажный и мягкий, его губы прижимаются ко мне, а его язык работает, посылая наслаждение, захлестывающее меня снова и снова. Только когда он наклоняется вперед, его губы обхватывают мой клитор, а язык порхает, когда он начинает сосать, я издаю звук, очень близкий к крику.

Это то удовольствие, которое вызывает привыкание Такое, которое может заставить меня забыть все, что, я знаю, я должна чувствовать.

ВИКТОР

Я не понимал, насколько застенчивой на самом деле была Катерина или что она верила, что я никогда больше не захочу ее. Мне трудно это понять, потому что я хочу ее больше, чем когда-либо, несмотря на все, что с ней сделали. Она прекраснее, чем когда-либо была для меня, потому что я сам убедился за последние дни, и особенно сегодня, насколько она сильна. Насколько жизнеспособна.

Я не был уверен, что сделал правильный выбор в выборе невесты, но теперь я знаю, что сделал. Катерина, это все, о чем я мечтал, и даже больше. И я уверен, что когда мы покинем это место, когда я остановлю Алексея и верну свою империю под свой контроль, она будет той женой, на которую я могу положиться, которая будет рядом со мной.

Видя, как она дрожит подо мной, как ее руки хватают мои, когда я потянулся, чтобы снять с нее рубашку, мне хочется быть нежным с ней, показать ей, какой красивой я ее действительно нахожу. Вся свирепость и страстное желание, которые горели во мне, когда я привел ее в дом, сменились чем-то более мягким, более приглушенным. Я все еще хочу ее, мое тело жаждет большего, хотя всего несколько минут назад я кончил сильнее, чем за последние недели, но теперь я хочу чего-то другого.

Я хочу стереть этот страх с ее лица. Я хочу почувствовать, как она снова становится мягкой и податливой подо мной, доверяет мне. Я хочу, чтобы она верила мне, когда я говорю, что нахожу ее такой же красивой, какой она была всегда. И я не знаю другого способа, кроме как показать ей. В глубине души я знаю, что эти чувства балансируют на грани чего-то, чему я не решаюсь дать название. Чего-то, что может изменить отношения между нами навсегда. Но я не слишком задумываюсь об этом, когда шепчу ей слова утешения, когда провожу губами по синякам на ее горле, которые оставили эти монстры. Ее мягкая плоть под моим ртом ощущается так же хорошо, как и всегда, ее острая ключица, резкая линия, которую я смягчаю своим языком. Когда она просит меня тоже раздеться, я чувствую внезапный прилив желания, которое совершенно отличается от всего, что я испытывал к ней раньше.

Ее глаза плотно закрыты, тело напряжено и напугано, и в этот момент ощущается странная интимность. Я знаю, что она просит меня раздеться, не потому что она возбуждена или потому что у нее глубокая потребность увидеть мое обнаженное тело. Я знаю, что это потому, что она чувствует себя уязвимой прямо сейчас, полуобнаженная, когда я полностью одет, кроме моего размягченного члена, выглядывающего из джинсов, и она не может позволить мне сделать следующий шаг, пока я не буду настолько обнажен, насколько планирую, чтобы она была.

Было время, когда я бы проигнорировал ее просьбу, получил бы удовольствие от возможности раздеть ее догола, оставаясь полностью одетым. Но не сейчас. Сейчас я чувствую что-то другое. Я испытываю к Катерине чувства, которых никогда раньше не испытывал, даже к первой жене. Собственнические. Защитные. Я думаю о той ночи, когда я зашел в ее комнату и смотрел, как она спит, и я знаю, что есть и другое слово, которое тоже можно было бы использовать.

Одержимый. Возможно, зависимый.

Ее глаза остаются плотно закрытыми, пока я раздеваюсь догола, бросая свою одежду на пол. Что-то в этом моменте кажется более интимным, чем когда-либо прежде, мир сузился до этой жесткой кровати в этой отдаленной хижине, и трудно вспомнить, где мы находимся, или обстоятельства этого.

Все, о чем я могу думать, это Катерина.

Я прошу ее открыть глаза, когда я седлаю ее бедра, наконец-то полностью обнаженный. Я вижу, как ее темные глаза нервно скользят по моему телу, вниз по груди к слегка набухшему члену, висящему между моих бедер. Немного моего возбуждения вернулось от поцелуя с ней и раздевания догола перед ней. То, как ее взгляд задерживается на нем, делает его еще более плотным, пульсация крови раздувает его до полу-эрекции, и я издаю звук глубоко в горле, когда наклоняюсь вперед, чтобы поцеловать ее грудь.

Я шепчу ей, какая она красивая, как мила, целуя каждый дюйм обнаженной, без отметин кожи, который могу найти, спускаясь по ее телу. Я никогда не опускался до женщины после того, как только что кончил в нее, но я даже не думаю об этом, скользя ртом вниз по ее животу, к бедрам, к той части ее тела, которую я хочу попробовать.

После всего этого я хочу доставить ей удовольствие, которое предназначено только для нее. Я хочу почувствовать, как она расслабляется и отделяется, позволить ей снова испытать, каково это отпускать, чтобы не думать, всего несколько мгновений.

Звуки, которые она издает, когда я лижу ее, когда я провожу языком по ее мягкой влажной плоти, вокруг ее клитора и снова, проверяя и дразня, музыка для моих ушей. Я знаю, что между нами не всегда будет так. Этого не может быть. Но, по крайней мере, на короткое время, мы можем потеряться в этом. Я хочу помочь ей исцелиться от того, что с ней сделали. Вот почему я отдал ей Степана на расправу вместо того, чтобы сделать это самому, как мне бы хотелось. Вот почему я подтолкнул ее к мести и почему я хочу, чтобы она точно знала, какой красивой я ее нахожу, несмотря ни на что. То, что с ней случилось, могло бы сломить человека поменьше. Я знаю, что это ее не сломит. Очевидно, что пока не сломало. Но я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы вернуть ее после этого.

Я сжимаю свой рот вокруг нее, посасывая, втягивая всю ее горячую, набухшую плоть в свой рот. Она вскрикивает с почти мучительным звуком удовольствия, который я не уверен, что когда-либо слышал от нее раньше. Я чувствую ее дрожь, пульсирующий спазм, проходящий по всему ее телу. Я прижимаю ладони к внутренней стороне ее коленей, где плоть гладкая и неповрежденная, раздвигая ее бедра шире, чтобы получить доступ к как можно большей части ее тела. Я чувствую, как она напрягается, ее тело на грани кульминации, и я продолжаю двигаться, подталкивая ее к краю, и она начинает извиваться под моими руками.

Когда кульминация накрывает ее, это жестко и быстро, и я чувствую, как она бьется в конвульсиях, ее возбуждение захлестывает мой язык, когда она прижимается к моему лицу, кончая даже сильнее, чем на моем члене несколько минут назад. Я чувствую пульсацию ее оргазма, мышцы ее ног напрягаются. Она вскрикивает снова и снова, ее голова запрокинута назад, пока я продолжаю лизать и сосать, обводя языком ее клитор, пока она, наконец, не толкает меня в плечо, задыхаясь.

– Я не могу…это слишком чувствительно – ее бедра приподнимаются, когда я в последний раз облизываю ее, провожу языком по ее пульсирующему клитору, двигаюсь назад, снова целую внутреннюю поверхность ее бедра, прежде чем приподняться, чтобы растянуться рядом с ней.

Я не могу заключить ее в свои объятия так, как мне бы хотелось, она все еще слишком травмирована для этого. Но я могу лежать рядом с ней, моя рука касается неповрежденного места на ее предплечье. Она все еще тяжело дышит, ее глаза закрыты, когда она переживает последние толчки удовольствия.

Когда Катерина, наконец, поворачивает голову, чтобы встретиться со мной взглядом, я позволяю ей увидеть на моем лице, какой красивой я считаю ее по-прежнему, позволяя своему взгляду скользнуть вниз по всей длине ее тела и вернуться обратно. Это правда, что она выглядит не так, как тогда, когда я женился на ней. Она похудела, ее кожа стала бледнее, а тело еще более хрупким, чем было тогда. Но все это может измениться. И если она физически пострадала от этого опыта, то для меня это не будет иметь значения.

– Ты выглядишь великолепно, когда кончаешь, – говорю я ей, мои пальцы поглаживают маленький участок кожи на ее предплечье. – И красивая после, вся раскрасневшаяся и растрепанная.

Катерина опускает взгляд, ее щеки краснеют еще сильнее, и она тянется за одеялом, чтобы прикрыться, но я протягиваю руку и останавливаю ее.

– Я хочу посмотреть на тебя еще немного, – говорю я ей, моя рука покоится на ее плоском животе. Она вздрагивает, когда я прикасаюсь к ней там, и я не уверен почему, но я все равно убираю ее, возвращая ей на руку.

Катерина ничего не говорит, но она и не двигает моей рукой и не пытается снова прикрыться. Некоторое время мы лежим в тишине, единственным звуком в комнате является наше смешанное дыхание, пока, наконец, она не вздыхает и не поворачивается, чтобы посмотреть на меня.

– И что будет дальше? – Тихо спрашивает она, ее губы плотно сжаты.

– Завтра мы уезжаем, чтобы вернуться в Москву, – говорю я ей, и вижу вспышку страха на ее лице. Я знаю, что она вспоминает похищение и то, что случилось с ней. – Однако мы пробудем там недолго. Мы встретимся с остальными, а затем отправимся в более безопасное место, пока я решаю, что делать с Алексеем.

– Остальными? – Эхом повторяет Катерина, выражение ее лица озадаченное. – С кем?

– Дети, другие члены моей семьи, которые могут быть в опасности, – объясняю я. – Лука, София и Ана.

КАТЕРИНА

Я молчу, это все, что я могу делать, чтобы не паниковать по дороге обратно в Москву.

Мы грузимся в машины, которые использовал Виктор, чтобы найти меня, и те, что были взяты из дома, где меня держали. У каждого окна стоят люди с оружием, высматривающие любого, кто может напасть по дороге. Я закутана в еще один большой комплект мужской одежды, и все мое тело чувствует себя так, словно оно сотрясается от каждой кочки, рытвины и выбоины на неровных лесных дорогах, пока мы возвращаемся.

Москва предпоследнее место, куда я когда-либо хотела бы вернуться, сразу после домика, где Андрей и Степан пытали меня. Воспоминание о белокуром мужчине и игле, вонзающейся в мою шею, все еще слишком свежо, это то, что преследует меня во снах почти каждую ночь. От одной мысли о возвращении туда у меня сжимается грудь, а горло сжимается так, что становится трудно дышать.

Я чувствую на себе взгляд Виктора, пока мы едем обратно, наблюдающего за мной так, как будто он беспокоится, что я могу рассыпаться. Это далеко не самое комфортное путешествие, в котором я когда-либо была. Некоторые из более грубых кочек заставляют меня вцепляться в край сиденья, мои пальцы впиваются в ткань, пока я почти не чувствую, как белеют костяшки пальцев, в попытке не выдать боль, которую я испытываю.

Когда мы подъезжаем к городу, я чувствую, что начинаю дрожать. Виктор касается моей руки, и это должно меня успокоить, но этого не происходит. Даже знание того, что я скоро увижу Софию и Ану, не сильно помогает подавить страхи, бурлящие в моем животе, воспоминания о том, что произошло, когда я была здесь в последний раз. Все это кажется слишком свежим, слишком недавним, и я хотела бы, чтобы мы могли быть где угодно, только не здесь. Я знаю, что мы скоро будем, но на данный момент это не помогает.

Нас подвозят к огромному отелю, сверкающему, белому и высокому в центре города, грузовики подъезжают спереди, вооруженные люди окружают нас, когда Виктор открывает дверь и помогает мне выйти. Мое сердце бешено колотится, когда он торопит меня вверх по ступенькам в вестибюль, и я с удивлением понимаю, что там больше никого нет, кроме консьержа. Никаких гостей, слоняющихся вокруг, никто не регистрируется, никого в баре. Он совершенно пуст.

– Здесь больше никого нет? – Шепчу я, наклоняясь ближе к Виктору, когда он провожает меня к лифту, его рука настойчиво лежит на моей пояснице.

– Я освободил его, пока мы здесь, – натянуто говорит он, и я чувствую, как по мне пробегает легкая рябь шока, напоминание о власти моего мужа. Это не совсем незнакомо мне, но я никогда раньше не видела, чтобы это происходило так близко. Мысль о том, что этот огромный отель принадлежит только нам, пока мы здесь, кажется безумной. Пустота лифта и абсолютная тишина зала, в который мы входим, и когда выходим из него, только подчеркивают тот факт, что он говорит правду.

Виктор ведет меня по коридору в комнату ближе к концу, открывает дверь и заходит вслед за мной. Комната огромная, открытая и солнечная, но он сразу же опускает жалюзи, прежде чем сделать это, проверяя окна.

– Мы на самой вершине, – выпаливаю я. – Неужели никто не может войти?

– Ты удивлена? – Мрачно говорит он. – Я уверен, что ты хочешь принять душ, – добавляет Виктор, кивая в сторону смежной ванной. – Дай мне знать, если тебе понадобится помощь.

Это сказано скорее небрежно, чем сексуально, просто обычный муж, предлагающий помощь своей выздоравливающей жене, и я снова ощущаю ту вспышку близости, то чувство, что здесь есть что-то, что могло бы перерасти в нечто большее, если бы у него было место для роста.

Я просто не знаю, как это вообще возможно.

– Душ звучит заманчиво, – выдавливаю я. Это звучит лучше, чем хорошо, честно говоря, это звучит как рай, и это только подчеркивается, когда я захожу в огромную смежную ванную комнату с огромным душем с двумя насадками и глубокой ванной.

Больше всего на свете я хотела бы наполнить эту ванну и погрузиться в нее, но доктор строго-настрого велел мне не мочить заживающие раны больше, чем необходимо. Мне даже не положено принимать долгий душ, но я собираюсь проверить пределы этого. Я чувствую себя грязной после поездки и после нескольких дней, проведенных в постели с минимальным количеством душа и ограниченным количеством мыла и воды в доме.

Я никогда не считала себя особо требовательной в обслуживании, но я не осознавала, насколько привыкла к роскоши, большой и маленькой, или как сильно я буду скучать по ней, пока она не исчезнет совсем на некоторое время. Мощная струя воды из душа, пульсирующая в ноющих мышцах моей спины, аромат дорогого лавандового шампуня и мыла, пар, который клубится в душе, так что каждый вдох пахнет лавандой и комфортом, это все то, по чему я понятия не имела, что могу так сильно скучать, пока это не исчезло.

После того, как я вымыла каждый дюйм себя, какой только смогла, и дважды вымыла волосы шампунем, я прислоняюсь к стене, пока кондиционер глубоко впитывается в мои волосы, закрываю глаза и наслаждаюсь теплом туманного душа после столь долгого пребывания в весенней прохладе северного русского леса. Я не знаю, куда мы направляемся дальше, но я надеюсь, что это место с лучшей системой отопления, чем та удаленная хижина.

Виктор сказал “более надежное убежище”, но я действительно не знаю, что это значит. Другой коттедж? Дом, больше похожий на его родной дом? Гребаная крепость? Понятия не имею. Конечно, у моего отца были конспиративные квартиры, как у любого босса мафии, но я никогда в них не бывала. Несмотря на конфликт между мафией и братвой, когда мой отец был у власти, он надежно изолировал нас от этого. Мой отец был жестоким человеком и не самым любящим отцом, но я отдаю ему должное за это. Он позаботился о том, чтобы моя мать и я были защищены.

Конечно, до тех пор, пока он больше не мог, и моя мать не умерла.

Я чувствую вспышку горечи при этом воспоминании, но я отталкиваю ее. Я ничего не могу сделать, чтобы изменить это сейчас точно так же, как я не могу изменить ничего из того, что произошло со мной. Все, что я могу сделать, это пытаться двигаться вперед, даже если я не знаю, как выглядит это будущее сейчас.

Перед моими закрытыми глазами всплывает лицо Виктора вчера в постели со мной, то, как он смотрел на меня сверху вниз с таким сильным желанием. Для меня это не имело никакого смысла, но он, похоже, не лгал. Он не трахнул меня после того, как увидел голой, не был полностью жестким, но, похоже, это было не от отвращения. Казалось, он был просто сосредоточен на моем удовольствии, на чем-то другом, что несколько не в его характере.

Я не знаю, заставляет ли меня чувствовать себя лучше или хуже от того, что у моего мужа, возможно, есть лучшая, более добрая сторона, чем я думала. Из-за этого мне труднее понимать его и то, что он делает. И это все еще не дает ответа на загадку его первой жены, как она умерла и мог ли он иметь какое-то отношение к похищению, которое я пережила. Я знаю, что ему лучше не доверять. Но это не мешает мне желать, чтобы я могла.

Только когда мои пальцы начинают морщиться, а вода начинает остывать, я, наконец, заставляю себя выйти из душа. Я оставалась там гораздо дольше, чем следовало по предписанию врача, но мне это было нужно. Когда я выхожу из ванной, в ней приятно жарко и парно, и я обматываю себя полотенцем, а другим волосы, понимая, что понятия не имею, что на самом деле собираюсь надеть. Я не хочу снова надевать слишком большую, нестиранную одежду, но у меня на самом деле больше ничего нет.

Когда я выхожу, Виктор лежит на кровати королевских размеров, без рубашки и в одних джоггерах, которые доходят чуть ниже бедер, в самом непринужденном виде, в котором я когда-либо видела его. Его глаза скользят по мне с внезапным жаром, который пугает меня. Я не могу привыкнуть к мысли, что он может хотеть меня, видя меня средь бела дня, но, когда я подхожу ближе к кровати, он делает движение пальцем, поощряя меня продолжать.

– Сними полотенце, – говорит он, его голос хриплый с той ноткой желания, которую я теперь так легко умею распознавать. – Я хочу тебя видеть.

– Я…

– Дай мне посмотреть на тебя, Катерина, – говорит он голосом, не терпящим возражений, и я точно знаю, что он делает. Он пытается подчеркнуть, какой он видит меня, снова и снова, пока я не перестану колебаться, стоит ли показывать ему себя обнаженной, пока я больше не перестану стесняться. Я не знаю, как долго эта конкретная тактика будет работать, если она вообще сработает, но я все равно ему подчиняюсь.

Я не хочу чувствовать себя вот так, чужой в собственной шкуре, и если мой внезапно оттаявший муж может помочь мне в этом, тем лучше. В чем я не хочу признаваться самой себе, так это в том, что, если секс между нами будет таким, как вчера, я могла бы к этому привыкнуть. Я могла бы хотеть этого все время.

Я ослабляю угол полотенца, позволяя ему упасть на пол. В тот момент, когда оно падает, я чувствую легкий холодок на своей обнаженной коже. Я чувствую, как у меня скручивает живот, сердце колотится в груди с чувством, близким к панике. Но в лице Виктора ничего не меняется. Во всяком случае, ничего негативного. Все, что я вижу, это растущее желание, его глаза горят, когда он смотрит на мое обнаженное тело и кожу, все еще раскрасневшуюся после горячего душа.

– Иди сюда, – говорит он, снова подзывая меня, и я колеблюсь.

– Простыни белые что, если…

– Не волнуйся. Их можно заменить. Иди сюда, – повторяет он, и я знаю, что лучше не заставлять моего мужа просить в третий раз.

Я медленно забираюсь на кровать, мои волосы все еще замотаны полотенцем поменьше. Когда я опускаюсь на колени на матрас рядом с ним, Виктор протягивает руку, вытаскивает полотенце из моих волос и отбрасывает его в сторону. Обилие мокрых волос, которые были перевязаны полотенцем, теперь каскадом ниспадают мне на плечи. Он проводит по ним пальцами, оборачивая часть вокруг своей руки, когда притягивает меня для поцелуя.

– Я снова хочу тебя, – шепчет он мне в губы. – Моя жена. Моя женщина.

Небольшой трепет желания пробегает по мне при этом, и я чувствую влагу между бедер, просто от ощущения его руки в моих волосах и шепчущих слов желания. Я никогда не знала, что некоторые вещи, которые Виктор делает со мной, могут так сильно меня завести, и я подозреваю, что это могло бы быть гораздо больше, если бы я дала этому шанс.

Хотя я не знаю, хочу ли я этого. Я не уверена, хочу ли я знать, насколько темными могли бы быть мои желания, если бы было место для исследования. И я не знаю, хочу ли я так полностью уступать Виктору. У меня есть некоторое представление о том, что он, возможно, захочет со мной сделать, какого рода подчинения он мог бы ожидать, если бы я добровольно ему уступила. Я чувствую волнение где-то глубоко внутри себя при этой мысли. Но я должна была бы быть в состоянии доверять ему, и я не знаю, смогу ли я это сделать. Пока нет.

Рука Виктора скользит вниз, снимая его джоггеры, когда он целует меня, и я мельком вижу его толстый член, лежащий у него на животе, уже твердый и готовый для меня.

– Я хочу твой рот, – стонет он напротив моих губ. – Если ты сможешь.

Я провожу языком по нижней губе, проверяя место, где она была рассечена, нащупывая болезненность. Рана не зажила полностью, но что-то в его заботе о моем самочувствии заставляет меня хотеть сделать это для него, взять его в рот и почувствовать его на своем языке, попробовать его на вкус.

– Я не знаю, как много я могу сделать, – шепчу я. – Но я попытаюсь.

КАТЕРИНА

Виктор кивает, отпуская мои волосы и постанывая, когда я тянусь к нему, провожу пальцами по всей длине его члена, скользя вниз, двигаясь немного неловко, пытаясь найти положение, в котором мне не будет больно лежать. Я бросаю взгляд на заживающие раны вокруг моих запястий, и я не могу не задаться вопросом, замечает ли он это, когда смотрит вниз на мою руку, обхватывающую его член, не отталкивает ли это его, но пульсация в моей ладони говорит мне, что он совсем не выключен. На кончике уже есть перламутровый налет, и я провожу по нему большим пальцем, чувствуя липкость к пальцу, когда провожу рукой вниз, наклоняясь вперед, чтобы коснуться его губами.

Он стонет, когда я прижимаюсь губами к набухшей плоти, провожу языком по маленькому отверстию, где я могу попробовать его на вкус, пульсирующая вена, которая проходит вдоль вершины его члена, пульсирует под моими пальцами, когда я медленно скольжу вниз, дюйм за дюймом. Я не могу засунуть его глубоко в горло, но я компенсирую это своими губами, языком и рукой. Потираю языком это очень чувствительное местечко прямо под кончиком его члена, сильно поглаживаю его, пока не слышу, как он громко стонет.

Бедра Виктора выгибаются вверх, толкаясь в мою руку, когда я прикасаюсь к нему, облизываю, посасываю и поглаживаю, чувствуя, как он трепещет в моей хватке, наслаждаясь этой маленькой властью, которую я имею над ним, доставлять ему удовольствие именно так, как, я знаю, ему нравится, и растягивать это так долго, как я хочу.

Или то есть, пока ему не надоест, что его дразнят.

Это ненадолго. Он не обращает на это внимания, пока не видит, как я устаю, его лицо напрягается от удовольствия, когда он наслаждается жаром моего рта, моим языком, ласкающим его, и моей рукой, двигающейся твердыми движениями вверх и вниз по его толстой длине. Затем он тянется ко мне, подтягивая меня к себе.

– Я не хочу быть сверху, – протестую я, когда его руки ложатся на мои бедра, притягивая меня к себе, чтобы я оседлала его, а его член задевает внутреннюю поверхность моего бедра.

– Я хочу видеть тебя всю, – настаивает Виктор, его пристальный взгляд скользит по мне. – Ты можешь оседлать меня, Катерина? Или это слишком больно?

– Может быть, потихоньку, – уклончиво отвечаю я и спрашиваю себя, действительно ли я хочу это делать. Я вижу желание в его глазах, когда он видит меня обнаженной на нем, а его член упирается в мое бедро, еще одно доказательство того, как я его возбуждаю. Могу ли я быть такой уязвимой перед ним прямо сейчас? Смогу ли я вообще сделать это, когда мое тело все еще исцеляется таким, какое оно есть?

– Если ты устанешь, мы поменяемся местами, – говорит Виктор, его руки гладят мои бедра, и я киваю, внезапно затаив дыхание. Я не узнаю этого мужчину, это не тот муж, за которого я выходила замуж, и это мужчина, в которого я действительно могла бы влюбиться. Красивый, заботливый мужчина, тот, кто беспокоится о моем благополучии, кто не хочет подталкивать меня дальше моих пределов. Я бы никогда не подумала, что такая его сторона существует.

Я ахаю, когда он наклоняет свой член между моих бедер, чувствуя, как набухшая головка давит на мои складки, готовая пронзить меня. Я чувствую этот прилив потребности, воспоминание об удовольствии, которое я испытываю каждый раз, когда он трахает меня, интенсивном и всепоглощающем, и я знаю, что это так близко. Когда он начинает толкаться вверх, его руки лежат на моих бедрах, когда он медленно тянет меня вниз по всей длине своего члена, я чувствую, как это начинает наполнять мои вены, искры танцуют по моей коже, пока он наполняет меня, его член касается каждого нервного окончания, которое, как я когда-либо знала, у меня есть, и некоторых, которых у меня не было.

Его пальцы прижимаются к нескольким порезам на моих бедрах и к верхней части моей задницы, но я не могу заставить себя обращать на это внимание. Даже небольшая боль придает остроту удовольствию, против которого я не возражаю. Я не задерживаюсь слишком надолго, чтобы подумать об этом, просто соскальзываю вниз до конца, издавая задыхающийся стон, когда чувствую, как он погружается по самую рукоятку, заполняя меня полностью.

Виктор при этом стонет, его пальцы сжимаются на моих бедрах, и я издаю тихий вскрик, когда он начинает двигаться, прижимаясь ко мне бедрами, а его лицо напрягается от удовольствия. Я уже знаю выражения его лица, то, которое говорит мне, как ему хорошо, и в этот конкретный момент это подпитывает мое собственное, делая меня скользкой, горячей и влажной для него, когда я начинаю пробно двигаться самостоятельно, скользя вверх и вниз по всей длине его твердого члена.

Я могу сказать, что я не смогу делать это долго, но это так чертовски хорошо, лучше, чем я могла ожидать. Даже острая боль не уменьшает приятности ощущений, она только усиливает их, и я двигаюсь быстрее, хотя знаю, что мои мышцы заплатят за это позже. Я чувствую, как оргазм начинает нарастать, пробегая по моему телу. Я задыхаюсь, когда терзаюсь о него, чувствуя, как его толстая головка члена прижимается к тому самому месту прямо внутри меня каждый раз, когда я скольжу вверх, посылая через меня электрическую волну удовольствия.

– О боже, – шепчу я, мои руки прижимаются к его груди, и Виктор стонет, двигаясь вместе со мной и подстраиваясь под мой ритм, когда я все ближе и ближе подхожу к кульминации. Часть меня хочет сдержаться, не поддаваться мысли, что этот мужчина может доставить мне столько удовольствия, но остальная часть меня слишком сильно этого хочет. Ему так хорошо внутри меня, он наполняет меня, каждый дюйм посылает тепло, расцветающее по моей коже, когда я скольжу вниз. Когда я снова беру его всего, он крепко прижимает меня к себе, одна рука все еще на моем бедре, а другая скользит у меня между ног, дразня мой клитор, когда мышцы моего бедра начинают дрожать.

– Виктор! – Я почти выкрикиваю его имя, когда наступает оргазм, моя спина выгибается дугой, а пальцы впиваются в его грудь. Я чувствую рябь от этого вплоть до пальцев ног, мои бедра прижимаются к нему, когда я ищу еще большего удовольствия, каждую частичку, которую я могу получить от него. Его пальцы все еще дразнят мой клитор, потирая маленькими круговыми движениями, которые сводят меня с ума, заставляя меня дрожать, и я снова выкрикиваю его имя, второй оргазм наступает сразу за первым от давления его пальцев в сочетании с толстым натяжением его члена, заполняющего меня. Такое чувство, что это никогда не закончится, как будто я разорвусь по швам, растворюсь прямо здесь. Я все еще дрожу, когда он убирает руку и нежно поворачивает меня, перекатывая на спину на прохладных простынях, а сам растягивается на мне, его член все еще прочно входит глубоко в меня.

Затем его толчки замедляются, длинными движениями, которые заставляют меня задыхаться при каждом медленном движении, и, к моему удивлению, он протягивает руку, прижимая ее к моему лицу, его большой палец касается моей нижней губы. Мой рот приоткрывается, губы обхватывают его большой палец, когда он немного ускоряется, толкаясь чуть сильнее, и Виктор громко стонет от ощущений.

– Черт, Катерина… – он снова толкается, удерживая себя там, пока мой язык касается грубой подушечки его большого пальца, и я чувствую, как он пульсирует внутри меня. – Я долго не протяну.

Я киваю, затаив дыхание, мои бедра выгибаются ему навстречу, когда он снова начинает двигаться, и я чувствую перерыв в его ритме, то, как его тело начинает дрожать и напрягаться. Я понимаю, что он скоро кончит в меня, я хочу чувствовать, как он дрожит и толкается сильно и быстро, какой горячий прилив он ощущает, когда он, наконец, теряет контроль. Этот мужчина настолько контролирует каждую часть своей жизни, и все же со мной, в постели, я вижу, что он колеблется.

Его руки прижаты к матрасу по обе стороны от моей головы, его тело напряжено. Мгновение спустя он откидывает голову назад, поднимаясь, чтобы встать на колени между моих ног, и начинает толкаться сильнее, быстрее. Я вижу его, вижу, как напрягается его живот и приоткрывается рот, когда он приближается к точке невозврата, его руки внезапно снова оказываются на моих бедрах, когда он громко стонет, ругаясь по-русски, и я чувствую, как он твердеет внутри меня еще больше, эта последняя набухшая пульсация перед тем, как он извергается внутри меня.

– Блядь! – Кричит он, почти первобытный стон срывается с его губ, когда он жестко входит в меня, содрогаясь, и я чувствую горячий прилив его спермы, все его тело напряжено, каждый мускул напряжен, когда он прижимается ко мне, накатывая волнами, которые, кажется, никогда не закончатся.

Я не знаю, хочу ли я, чтобы это закончилось. Приятно чувствовать его так близко, слышать, как он кричит от удовольствия, знать, что я могу сделать это с ним. Что я все еще могу сделать это с ним, после всего. Я чувствую его на своих бедрах, горячего и липкого, когда он скатывается с меня, тяжело дыша, чтобы лечь рядом со мной на кровать.

– Я только что приняла душ, – смеюсь я, и Виктор ухмыляется, когда я смотрю на него.

– Я уверен, ты не будешь возражать против повода снова воспользоваться душем, – говорит он. – Если хочешь иди, мне нужно срочно позвонить. Но сначала мне нужно было заполучить тебя, – добавляет он, снова окидывая меня взглядом с похотливым выражением, которое говорит мне, что он был бы счастлив сделать это снова.