Текст книги "Все хорошие девочки попадают в рай"

Автор книги: Люся Лютикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Глава 13

Незадолго до Великой Отечественной войны у крупного советского чиновника Матвея Петровича Нечаева родился сын. Матвей Петрович, который сам происходил из семьи батраков, был фанатично предан советской власти: она чудесным образом изменила его жизнь, дав ему образование и положение в обществе. А потому счастливый отец решил назвать первенца Марксом – в честь своего кумира Карла Маркса, благодаря которому, как он считал, в России наступила власть рабочих и крестьян.

– Да это же не имя, а фамилия! – возмущалась его жена Пелагея Тихоновна, которая уже давно приберегла для сыночка славное имя – Андрюша. – Ты что, хочешь, чтобы над ребенком всю жизнь потешались?

– А Карл мне не нравится, – отвечал Матвей Петрович. – Уж больно на воронье карканье похоже.

– Ну, давай назовем ребенка хотя бы Марком, все похоже на твоего Маркса, – уговаривала жена.

– Будет, как я сказал! – гаркнул своим руководящим голосом муж, тем самым закрыв дискуссию.

Первый сын оказался единственным: во время войны Пелагея Тихоновна подорвала свое здоровье и больше не могла иметь детей. Маркс рос смышленым и активным мальчиком. Мать упорно называла сына Марком, однако была вынуждена признать, что «идеологическое» имя очень даже помогает ребенку в жизни. В школе Маркса регулярно избирали старостой класса, затем – председателем пионерской и комсомольской организаций. Сын окончил школу с золотой медалью и легко поступил на философский факультет МГУ. Блестяще защитив кандидатскую диссертацию по научному коммунизму (кто бы осмелился бросить аспиранту с таким именем черный шар?), Маркс стал преподавать и вскоре удачно женился на своей студентке.

Когда у Маркса родился первый сын, Матвей Петрович настоял, чтобы внука назвали Фридрихом – в честь Фридриха Энгельса, другого кумира старого большевика. Пелагеи Тихоновны уже не было в живых, а невестка Леночка была слишком робка, чтобы спорить со своим высокопоставленным свекром. Зато когда у Маркса и Елены родился второй сын, они сами выбрали ему замечательное русское имя Артем – к тому времени дедушка уже с миром почивал на Ваганьковском кладбище.

В год, когда Артем перешел в выпускной класс, отец с матерью полетели отдыхать в Пицунду и при посадке их самолет разбился (авиакатастрофы случались и при социализме, вот только в программе «Время» населению о них не сообщали, чтобы не снижать трудовой энтузиазм). Братья остались одни. К этому времени Фридрих уже окончил все тот же философский факультет, куда его в свое время пристроил отец. Младший брат, бредивший юриспруденцией, попытался было поступить на юридический факультет университета, но без связей туда нечего было и соваться: на первом же экзамене Артему влепили двойку. Через год Артема забрали в армию.

На дворе было начало девяностых годов, только-только закончилась перестройка, не принесшая простым людям ничего хорошего. А после «прихватизации» до советского человека наконец дошло, что халява закончилась: теперь он сам должен думать о том, где будет жить его семья, на какие деньги лечиться его мать, а дети – получать образование. Фридрих огляделся вокруг и пришел к неутешительному выводу: цитаты основоположников марксизма-ленинизма никому не нужны, а это было единственное, что он знал в жизни. Пошел было мужик работать грузчиком в магазин, но с непривычки чуть не надорвался от большой нагрузки. Тогда Фридя решил разменять квартиру, доставшуюся им с братом после смерти родителей. По замыслу несостоявшегося теоретика коммунизма роскошные четырехкомнатные апартаменты на Фрунзенской набережной можно было легко превратить в две однокомнатные квартиры в «спальных» районах и значительную сумму в твердой валюте. При скромном образе жизни этих денег Фриде с братом хватило бы, как минимум, на два десятка лет. Однако директор агентства недвижимости, в которое обратился Фридя, так не думал. В ходе сомнительных операций родительская квартира (в которую, кстати, въехал этот самый директор) превратилась в две комнаты в густонаселенных коммуналках. И безо всякой доплаты. Обманутому Фриде пришлось отправляться в комнату в центре, а Артему, который вскоре должен был вернуться из армии, брат оставил метры в Капотне.

* * *

– Только врал он все, – неожиданно сказала Люська. – Никто его не обманывал. Как я поняла из его обмолвок, наоборот, это Фридя обманул брательника, пока тот был в армии. Отправил свою единственную родню в какие-то Зажопинские Выселки, чуть ли не на восемь квадратных метров, а сам получил доплату за размен. Конечно, значительную часть денег риелторы взяли себе, но и того, что заплатили Фриде, хватило ему на годы безбедной жизни. Вот на какую подлость идут люди ради презренного металла! – патетически воскликнула она.

Правда, через какое-то время денежки у Фриди все-таки начали подходить к концу. Зато он внезапно обнаружил, что его брат стал богатым человеком. Пару месяцев назад опустившийся, с недельной щетиной на щеках Фридрих слонялся в центре Москвы и случайно увидел, как в красивую иномарку садится молодой элегантный мужчина, очень похожий на Артема. На следующий день, подкараулив машину, Фридя убедился, что это действительно его брат. Бросившись с пьяной слезой на глазах ко вновь обретенной родне, Фридя неожиданно получил отпор. Артем заявил, что знать его не хочет и никогда не простит брату предательства. И вообще – по вторникам не подаю!

Вернувшись домой, Фридя разразился перед Люськой напыщенной тирадой о братской неблагодарности. «Я ему покажу! Завтра же опять туда пойду и разыщу паршивца! Пусть делится денежками! А то нажил, понимаешь, состояние, капиталист проклятый, пока я в поте лица вкалывал, чуть до инвалидности не дошел!» Люська, догадывавшаяся, как на самом деле обстояло дело, пыталась отговорить Фридю преследовать Артема. Но тот был непреклонен. Правда, его пыл немного поостыл, когда на следующий день охранник просто-напросто не пустил в офисное здание мужичонку бомжеватого вида, который не мог внятно сказать, куда ему нужно. Фридя смиренно ушел, но затею свою не оставил. Поболтавшись неподалеку в течение нескольких недель да послушав, как праздные курильщики на крыльце обсуждают всех входящих, пьянчужка выяснил, что его брат является владельцем крупной туристической фирмы «Модус вивенди». С тех пор классовая ненависть, сжигавшая его душу, разгорелась сильнее. «Половина принадлежит мне!» – стал вопить Фридя, приняв на грудь стакан водки. Видимо, он окончательно обезумел от зависти.

– В тот день, когда Фридя отравился, он тоже собирался сходить к брату, – вспоминала Люська. – Не знаю, правда, был он у него или нет. Я ведь тогда даже и поговорить с ним не успела... – И женщина смахнула с глаз скупую слезу.

В тот злополучный день Люська, как обычно, в начале четвертого вернулась домой из детской поликлиники, где работала уборщицей. Подойдя к комнате соседа, она услышала, как Фридя с кем-то разговаривает. По всей видимости, мужчина привел к себе какого-то приятеля, с которым только что познакомился на улице. Была у него такая дурацкая привычка тащить в дом кого ни попадя.

– А почему вы решили, что с Фридей был кто-то из новых знакомых? Почему не старый приятель?

– Да потому, – усмехнулась женщина, – что он рассказывал свою любимую историю, как его брат якобы кинул. Все его собутыльники этот бред давно уж наизусть знают. А тут было ясно, что кто-то попался «на новенького». Фридя кричал: «Да я ему покажу! Пусть делится с трудящимся народом!» Ну и начал, как обычно, цитатами из Ленина сыпать, что-то там про гегемон пролетариата.

– А вы его видели? Этого человека? – заинтересовалась я.

– Нет, – покачала головой Люська.

На работе женщина устала как собака, у нее разламывалась спина, ведь радикулит – профессиональная болезнь уборщицы. Люська мечтала только об одном – доползти до кровати, отдохнуть полчаса, чтобы потом идти мыть полы в продуктовом магазине, расположенном во дворе. Ей удалось даже немного вздремнуть. Перед тем как выйти из квартиры, женщина заглянула в комнату к Фриде. Тот, скорчившись, лежал на кровати, на столе стояла початая бутылка водки. Люська решила, что приятель спит, хотела и себе налить стопочку, да удержалась. Заведующая магазином Алла Борисовна не любит, когда от нее спиртным пахнет, и уже не раз грозилась уволить за пьянство. Так что женщина лишь облизнулась на бутылку и пошла на трудовую вахту. Тем более, что на часах уже было начало пятого, а в магазин ей надо приходить к четырем.

– Это меня Бог уберег, – еще раз перекрестилась Люська. – А то лежала бы сейчас в морге рядом с Фридей.

– А что за водка была?

– Хорошая, «Абсолют». Я еще удивилась, с чего это вдруг он раскошелился, обычно ведь всякую дрянь пьет. И ведь гляди ж ты, какая судьба у человека: отравился именно дорогой водярой. Знать, так ему на роду было написано...

– Значит, никаких родственников, кроме Артема, у Фриди не было? – уточнила я.

– Один он был как перст. Да и Артем этот тоже, по-моему, не считается. Когда у русского человека большие денежки заводятся, он вмиг про родню забывает, – философски заключила Люська.

Вот ведь не везет так не везет! Никакой родни у Артема, по всей видимости, не осталось. Кто же мне теперь про него расскажет? Ведь я ничего не знаю ни о его настоящих привычках, ни о его жене, ни адреса его нет, ни фотографий. Кстати, насчет фотографий...

– А где Фридя хранил семейный альбом? – невинно поинтересовалась я.

Люська внезапно замкнулась и настороженно глянула на меня. Я попыталась исправить положение:

– Ну, ведь вы же чуть было не стали его женой. Я думаю, Фридя хотел бы, чтобы все его имущество перешло к вам...

– Да какое там имущество! – так же внезапно подобрев, махнула рукой Люська. – Пара стульев да щербатые чашки. Нищета, одним словом. А деньги если у него и оставались, так, наверное, менты себе забрали, когда в комнате все осматривали. Им же тоже надо как-то жить. Я зашла после них в его комнату, так там все вверх дном перерыто...

– А у вас что, ключ есть? – осторожно спросила я.

– Зачем ключ? Замок ножом поддеть можно. А эта бумажка, что следователь на дверь приклеил, на соплях держится. А ты что же, посмотреть никак хочешь? – Люська хитро глянула на меня.

– Да, очень, – искренне ответила я.

– Пошли! – Люська резко поднялась со стула и тут же, охнув, схватилась за спину. – Радикулит проклятый! Видишь, до чего работа-то доводит. А зарплата копеечная. Никто ведь не поможет, как хочешь, так и вертись сама, Люсьена Витальевна...

Охая и жалуясь на жизнь, женщина доковыляла до соседской комнаты, осторожно отогнула бумажку с гербовой печатью, ловко поддела «язычок» замка невесть откуда взявшимся перочинным ножичком – и дверь открылась.

– Давай заходи по-быстрому, а то сейчас эта старая сплетница увидит и домоуправу пожалуется.

Я мышью скользнула внутрь комнаты, и от невероятной смеси запахов у меня запершило в носу.

– Будь здорова! – отозвалась на мой чих Люська. – Ну и что тебя тут интересует?

Я окинула взглядом небольшое помещение, скупо обставленное старой мебелью. Все здесь, а особенно вереница пустых бутылок в углу, выдавало, что хозяин давно и серьезно выпивает.

– Мне бы семейные фотографии посмотреть...

Люська уверенно подошла к кособокому серванту, в котором сохранилась только одна стеклянная дверца, выдвинула один из ящичков и начала в нем сосредоточенно копаться.

– Ничего не пойму! – Она лихорадочно вывалила все содержимое ящика на пол. – Ведь здесь же лежал пакет с фотографиями! Отлично помню, как Фридя вытаскивал отсюда снимки своих родителей, хвастался мне, какой у него отец был умный, а мать красивая.

– А фотографии Артема там были?

– Вроде да. Но только он там еще мальчик совсем, школьник.

Люська перерыла все остальные ящики, заглянула даже на полки, где Фридя хранил нехитрую одежонку, но ни одной фотографии не нашла.

– Может, менты забрали? – предположила она. – Мало ли, хотели личность уточнить.

– А разве же вы его не опознали?

– Опознала. И не только я одна, а все жильцы квартиры... Ну надо же, как сквозь землю провалились! Вон, даже кубок бронзовый на месте стоит, – Фридя говорил, что он вроде дорогой, начала века, мать его по случаю купила, а он берег в память о ней. А фотографий нет...

Дальше мучить Люську расспросами не имело смысла. Я отдала ей бутылку «Зеленого змия», которую она приняла с неописуемой радостью.

– Ты, если что, заходи еще... – пригласила она. – Поболтаем...

Перед тем как покинуть квартиру, я еще раз постучалась к Нине Ивановне. За ее дверью громко работал телевизор, поэтому я решилась заглянуть:

– Нина Ивановна, можно к вам на минутку?

– А, деточка, проходи! – Бабулька обрадовалась мне, как родной. – А мы тут с Машенькой чай с тортом пьем да сериал смотрим про любовь.

Машенька, миниатюрная старушка с седыми кудельками, действительно оказалась чуть ли не ровесницей века.

«– Я никому не отдам нашу любовь, Энунсиада, никому! – патетически воскликнул с экрана телевизора жгучий брюнет в белом костюме. – А если твой отец вздумает помешать нашему счастью, я убью себя!

– О нет, Эмилио! Вспомни о нашем бедном малыше, которого я отдала на воспитание в семью священника!» – завыла в ответ Энунсиада.

Обе бабульки прильнули к экрану. Я поняла, что выдержать конкуренцию с Эмилио способна лишь Энунсиада, поэтому осторожненько вывела Нину Ивановну в коридор.

– Нина Ивановна, вспомните, пожалуйста, это очень важно! Вы в тот день, когда Фридрих Марксович отравился, выходили куда-нибудь?

Освободившись от латиноамериканских чар, бабулька рассуждала вполне здраво:

– Как обычно, в магазин.

– И во сколько это было?

– Да как всегда, с трех до полчетвертого.

Я поблагодарила старушку, и она рванула обратно в комнату на зов любви.

Так-так... Получается, что, когда никого из соседей не было дома, где-то с трех до полчетвертого, кто-то приходил к Фриде. Кто-то «новенький», кому он мог с чувством рассказать свою историю. И после этого визита пропали фотографии, на которых запечатлен Артем, пусть и в юношеском возрасте. А водка, которую Фридя пил, оказалась отравленной. И что интересно, отсутствует второй труп, его гостя. Получается, что отраву пил один Фридрих? Все это очень смахивает на убийство. А кому мог помешать этот пьянчужка? Не иначе как Самозванцу, который опасался разоблачения со стороны родного брата Артема. Неужели я на правильном пути? И мои подозрения насчет директора «Модус вивенди» не беспочвенны? Настоящий Артем, так и не попавший на встречу с Катериной, не бессердечный ловелас, а жертва преступления!

Вот только одно меня смущает. Сам-то Самозванец, конечно, не мог прийти к Фриде. Значит, у него есть сообщник, может быть, даже несколько. И не исключено, что они тоже трудятся в турфирме. Да уж поистине в историю трудно войти, но легко вляпаться. Похоже, что как раз последнее со мной и произошло.

Ночью меня разбудил телефонный звонок. Я в ярости схватила трубку. Ну кто это может быть в такой неурочный час?

– Люсь, это Настя, – услышала я шепот подруги. – Слушай меня внимательно и не перебивай. Мне дали сотовый телефон всего лишь на минуту.

«Почему сотовый-то? У тебя же дома обычный стоит!» – чуть было не воскликнула я, но вовремя прикусила язык.

– Я в тюрьме, в следственном изоляторе, – быстро продолжила Настя. – Меня арестовали по подозрению в убийстве Краснянского. Мои отпечатки пальцев нашли в квартире.

– А мои? – не удержалась я.

– Я сказала следователю, что была там одна, так что про тебя он не в курсе. Люсь, они мне не верят и хотят меня посадить. Я тебя умоляю: сходи на Петровку, тридцать восемь и дай взятку следователю Хренову Андрею Владимировичу, он ведет мое дело. Знающие люди сказали, что это единственный выход. Пока еще не поздно. Возьми те деньги, помнишь?..

– Которые мы нашли в квартире Краснянского? – догадалась я.

– Да. Я свою долю, как назло, уже успела вернуть мужу. Мама опять обратилась к нему за помощью, но он отказал, мерзавец. Мама слегла с гипертонией. – Настя всхлипнула.

– А к тебе можно прийти?

– Нет, свидания запрещены. Запомни: следователь Хренов Андрей Владимирович. Ты моя последняя...

И трубка запищала противными частыми гудками.

Глава 14

Времени было три часа утра, и сна у меня, конечно, не осталось ни в одном глазу. Я вскочила и заметалась по узкой комнате, как курица с отрубленной головой. Это все из-за меня! Не надо было вообще ввязываться в это дело. Ну зачем, зачем я предложила выслеживать Краснянского и идти к нему домой? А ведь Настя предупреждала меня, что это опасно. Все-таки я законченная идиотка! Из-за моей глупости невинный человек попадет в тюрьму. Уже попал!

Так бы я до самой зари распекала себя на все корки, если бы не внутренний голос. Он не преминул вмешаться:

«Ну ладно, кончай заниматься самобичеванием! В конце концов, все случилось именно так, как и должно было произойти».

«Как это?»

«Да очень просто: каждый занимался своим делом, ты – помогала обманутой читательнице, милиция – искала козла отпущения. И нашла».

«Господи, да ведь они же посадят Настю!»

«Не посадят, – уверенно откликнулся внутренний голос и снисходительно объяснил: – Ты ведь дашь взятку. Кстати говоря, если бы вы не пришли к Краснянскому, у вас не было бы денег на подкуп. Так что, как видишь, от судьбы не уйдешь».

«Честно говоря, страшно как-то давать взятку, все-таки это уголовно наказуемое преступление...»

«Хватит строить из себя девочку-припевочку! – осерчал голос. – Положишь деньги в конверт и отдашь, потупив глазки. Пора, наконец, привыкать к жизни в России, здесь ничего без взятки не делается!»

Значит, положить деньги в конверт... Я бросилась к письменному столу: где-то здесь у меня были конверты. Перерыв все ящики, я нашла какой-то помятый, с логотипом газеты «Работа». Какая, в конце концов, разница! Для следователя ведь главное не форма, а содержание конверта.

Кстати, о содержании. Я долго думала, куда бы спрятать доллары, которые мы с Настей унесли из квартиры Краснянского. Мало ли что может случиться: вряд ли вор полезет в мое жилище, которое просто вопиет о бедности, но и на старуху бывает проруха. В результате продолжительных размышлений я решила, что лучше всего деньги особо не прятать, а живописно так вписать в интерьер. Надо сказать, что я не отличаюсь большой аккуратностью. Ну, нет у меня такой мании, как у некоторых женщин, ежедневно мыть полы, протирать пыль и класть вещи на свое место. Возможно, иные аккуратистки были бы шокированы, увидев художественный беспорядок у меня в шкафу. Но мне, право же, так удобнее жить. Поэтому положить чужие баксы я решила именно в такую кучу-малу, которая вот уже который месяц занимает мое кресло. Чего в ней только нет: купальник (когда-то хотела ходить в бассейн, купила его на рынке, да лямки, оказались длинноваты, все собираюсь ушить), джинсы (в них сломана «молния», надо вшить новую), полинявшая футболка (ее давно пора перевести в половую тряпку, но все руки не доходят), клубок эластичных колготок (надо разобрать, какие из них без дырок) и два зимних носка (весной были заморозки, и я их надевала). Когда сажусь в кресло, убираю все вещи на диван, когда ложусь спать, они спокойно перемещаются обратно в кресло. Именно в шерстяные носки я и решила положить пачку баксов. Она, кстати, оказалась вовсе не такой уж толстой, а разделенная на две половины так вообще была абсолютно незаметна постороннему глазу.

Ну что ж, настало время вытащить доллары наружу и переложить их в конверт. Что за черт! Не могу найти носков. Ни одного!

Так, спокойно. Наверняка они просто завалились за кресло. Я проползла на коленях всю комнату, тщательно посмотрела под креслом и диваном, чуть ли не обнюхала каждый сантиметр пола – носков нигде не было. Может быть, я по рассеянности переложила их в шкаф? Я произвела тщательный обыск всех полок в шкафу, даже открывала коробки с обувью и выворачивала карманы у пальто – носки как сквозь землю провалились. Дальнейшие поиски привели меня на кухню, и я перерыла все, начиная от кастрюль и заканчивая мусорным ведром. Безрезультатно. Каким-то мистическим образом носки испарились. И вместе с ними пять тысяч четыреста долларов. Господи, за что же мне еще и это наказание?!

К восьми утра я лежала на диване выжатая как лимон и тихонько плакала. Ну почему я такая невезучая? Почему у меня все не как у людей? Разве поверит мне Настя, что деньги куда-то пропали? Да она наверняка решит, что я прикарманила их себе! Впрочем, дело даже не в том, что она обо мне подумает. Главное – ее посадят в тюрьму! Сколько там дают за убийство – восемь, десять лет? И я до конца жизни буду существовать с этим! Мне никогда не искупить свою вину!

«Лучший способ для самоочищения, самосовершенствования и искупления в муках – молоко с огурцом», – бесстрастно произнес мой внутренний голос.

«Что?! – встрепенулась я. – Ты еще издеваешься?!»

«Грех предаваться унынию, когда есть другие грехи! Например, чревоугодие, – вкрадчиво продолжил голос. – У тебя ведь еще остался кусочек того божественного торта, с вишнями?»

Действительно, остался. Я вытащила торт из холодильника, меланхолично доела вкуснейшее суфле – и жизнь показалась мне не лишенной некоторого очарования. И тут же пришло решение: надо бороться!

Если у меня нет возможности вытащить Настю из тюрьмы с помощью взятки, то остается один выход – найти настоящего убийцу и сдать его милиции. Тогда он отправится под следствие, а мою подругу выпустят на свободу. Все просто и гениально!

Вот только одна проблема: я ничего не знаю о Краснянском. Кто он? Как его зовут на самом деле – Рустам или Арнольд Борисович? А может быть, вообще Кузьма Макарович? С кем он общался? Была ли афера с безработными женщинами единственной в его жизни? И самое главное – каков мотив убийцы? Имеет ли логика следствия под собой какие-либо основания? Я имею в виду версию, что Краснянскому отомстила одна из обманутых им соискательниц.

Единственное, что я знаю, – его адрес. Значит, буду плясать от этой печки. В конце концов, не может же человек жить в вакууме: у каждого есть родственники, друзья, соседи, наконец. Кто-нибудь наверняка расскажет мне правду.

* * *

К дому Краснянского я подходила на ватных ногах. Умом-то я понимала, что труп давно увезли, но все равно не давало покоя ужасное видение: он все еще там, лежит в луже застывшей крови.

Кстати, когда я видела Краснянского в последний раз, кровь, в которой он лежал, была свеженькая. По-другому и быть не могло: между моей встречей с ним и убийством прошло не больше часа. Теперь мне предстоит раскопать, что же случилось за это время. Возможно, его соседи мне помогут. А вот и бесплатные информаторы, готовые за здорово живешь выложить все военные секреты страны, будь они в них посвящены.

Около подъезда на лавочке сидели три пенсионерки. Еще издали я услышала, что пожилые дамы живо обсуждают как раз интересующую меня тему. Представляю, насколько бедна событиями их жизнь, если пятый день подряд они мусолят одно происшествие, пусть и такое страшное. Я осторожно примостилась на край скамейки, напустив на себя отрешенный вид. Дескать, устала топать по жаре, присела передохнуть. Старушки сначала насторожились и замолкли, многозначительно поджав губы, но уже через минуту не обращали на меня никакого внимания.

– Так его что же, ножом зарезали? – поинтересовалась пенсионерка с мелкой химией на сиреневых волосах.

– Какое там «зарезали»! – компетентно воскликнула дама с жидким пучком на голове. – Из пистолета убили. Говорят, пять пуль в теле нашли!

– Да будет вам ерунду-то молоть, Нинель Митрофановна! – тут же встряла третья дама, с аккуратной стрижкой. – Мой благоверный слышал, как милиционер сказал: «Рана на голове нанесена тупым предметом, возможно табуреткой, которая валяется рядом с трупом». Они ее увезли на анализ.

– Анализ, Ольга Сергеевна, – это когда вы мочу или кал в поликлинику сдаете, – со змеиными интонациями в голосе откликнулась Нинель Митрофановна. – А они увезли на экспертизу.

– Ну а что же квартира так и будет стоять? – подняла новую тему сиреневая дама, загасив тем самым конфликт в самом зародыше. – Там ведь кровищи ужас сколько нахлестало!

В этом вопросе оказалась компетентна Нинель Митрофановна:

– Ну, сегодня утром приехал Петрович. Как увидел все это, первым делом попросил у меня швабру, да я не дала. Ишь чего захотел, как деньги за квартиру огребать, так он и сам умеет, а как полы мыть, так моя швабра понадобилась. Вот и пришлось ему сбегать в хозяйственный. С тех пор он из квартиры не выходил. Должно быть, все еще ее убирает.

– Да как же он решился сам кровь замывать? – всплеснула руками Ольга Сергеевна. – Не мужское это дело.

– Ничего, пусть поработает, – с завистливой злобой огрызнулась Нинель Митрофановна. – А то привык, понимаешь, жить как буржуй. Денежки-то каждый месяц капают! Я слышала, что он за свою квартиру полтыщи долларов берет. А налоги небось не платит! Нет, все-таки пора поставить в известность налоговую инспекцию!

– Да какие полтыщи долларов! Окститесь, голубушка! – заспорила Ольга Сергеевна. – За такие халупы, как у нас, никто больше двухсот не даст. А у Петровича, сами знаете, какая ситуация: у жены инсульт, да еще дочь без мужа двоих сыновей поднимает. Вот и крутится мужик как может, каждую копейку экономит.

Из дальнейшего разговора, постоянно грозящего перейти в склоку, я поняла, что Рустам не владелец квартиры, а только ее арендатор. А вот неизвестный Петрович, приехавший сегодня, как раз и есть хозяин жилплощади. Рустам поселился здесь семь месяцев назад. Нинель Митрофановна даже точно помнила, когда это произошло – в тот день ей поставили новый зубной протез, который с непривычки немного резал. Как зовут молодого человека, никто не знал: с соседями он не общался и вообще жил тихо и мирно. Правда, был замечен в порочащих его связях – по крайней мере один раз из его квартиры вышла девушка характерного внешнего вида: в короткой оранжевой юбчонке, едва прикрывающей трусики, и лифе ядовито-зеленого цвета. Впрочем, сошлись во мнении старушки, сейчас молодые так одеваются, что не поймешь – где проститутки, а где порядочные девушки.

Затем разговор почему-то опять перескочил на Петровича. Я узнала, что у него есть пес по имени Рауль, который, выходя гулять во двор, пугал кошку Нинель Митрофановны, отчего у бедного животного случались нервные колики. Правда, Ольга Сергеевна высказала предположение, что причина колик заключается не в Рауле, а в новом сухом корме для кошек, широкая реклама которого идет по телевизору. Рассуждения старушек о телевизионной рекламе я уже не стала слушать, поднялась со скамейки и вошла в подъезд.

Я позвонила в знакомую светло-серую дверь. Ее открыл мужчина в старых вытянутых трениках и майке далеко не первой свежести. Судя по внешнему виду, Петрович если не миновал шестидесятилетие, то скоро уже должен праздновать этот юбилей. В одной руке мужчина держал совок для мусора, в другой – веник.

– Вам кого?

– Я к вам насчет аренды квартиры. Меня прислала Нинель Митрофановна, ваша соседка. – Я сообразила, что Петрович ни за какие коврижки не пойдет узнавать у вредной старушонки, правда ли это.

Мужчина несколько секунд что-то прикидывал в уме, а потом распахнул дверь пошире:

– Проходите.

Я с опаской зашла в коридор. Хозяин уже успел навести здесь порядок: вещи не валялись на полу, как в прошлый раз, шкаф и тумбочка были плотно прикрыты. Я скосила глаза на кухонную дверь – остались ли там кровавые пятна? Вроде бы уже нет.

– Мне сказали, что предыдущий жилец умер в квартире. А как это произошло?

– Сердечный приступ, – ответил Петрович, старательно избегая смотреть мне в глаза.

– Зачем же вы обманываете? – мягко упрекнула я Петровича. – Нинель Митрофановна сказала мне, что его убили. Вы знаете, я человек не суеверный, все равно не откажусь снимать квартиру, уж больно ситуация у меня критическая. Живу в одной квартире со свекровью и тремя ее кошками – представляете себе? Она, кстати, чем-то на Нинель Митрофановну смахивает...

Сама я, конечно, ничего не имею против трех кошек. Но Петрович, как заядлый собачник, наверняка держит на них зуб. Да и на Нинель Митрофановну тоже. Моя догадка оказалась верной: в ответ мужчина многозначительно крякнул и кивнул: понимаю, мол, и сочувствую.

– Кстати, а вас как зовут? Мне сказали только отчество – Петрович.

– Да так меня и зовите, – улыбнулся мужчина.

– А я – Анжела, – на всякий случай соврала я и кивнула на веник, который Петрович продолжал держать в руках: – Может быть, вам помочь?

– Да я уже почти все закончил. Вот только решил мусор с балкона вымести. Не возражаете, если я продолжу? А вы пока можете к квартире присмотреться.

Мы прошли на балкон, где я примостилась на колченогую табуретку. Подметал Петрович довольно неумело, зато энергично. Пыль так и летела в мою сторону.

– Вы знаете, честно говоря, это преступление меня заинтриговало, – закинула я удочку. – Ужас как любопытно, кто был этот человек и за что его убили!

Петрович выпрямился и бросил на меня быстрый взгляд. Но он, очевидно, тоже был не прочь немного поболтать.

– Ну, я уже рассказал свои соображения, когда меня вызвали к следователю на Петровку. Не знаю, правда, насколько они пригодились, я так понял, что у милиции уже была какая-то своя версия. В любом случае известно мне немного, и все со слов самого жильца. За что купил, за то и продаю.

Он замолк и принялся выгребать из угла комок грязи. Наконец, когда мое терпение уже было на пределе, Петрович продолжил:

– Когда он пришел по моему объявлению насчет квартиры, я сразу понял, что тут что-то не так. Странно как-то: такой приличный, обеспеченный мужчина – и польстился на мои хоромы. Мне показалось, что он вполне может позволить себе квартиру получше. И знаете, я не ошибся. Первым делом он попросил меня не привлекать к сделке риелторское агентство. Они ведь обязаны регистрировать данные всех, кто снимает квартиры. Он сказал, что хочет спрятаться от своих баб: жены, любовницы и еще одной женщины из Твери. Говорит, достали своим нытьем и скандалами. Каждая тянет одеяло на себя, требует полного подчинения, а он с радостью вернул бы то время, когда ходил в холостяках. Вот и решил съехать ото всех.

– Но как бы эти бабы узнали, где он живет? – По моему мнению, историю жилец рассказал довольно неправдоподобную.

– Ну, во-первых, жена у него работает в Регистрационной палате, по знакомству можно поднять какой угодно документ в любом министерстве. А во-вторых, сегодня за взятку можно узнать все, что хочешь, хоть дату конца света. А деньги у его баб наверняка водились.