Текст книги "Энн в Инглсайде"
Автор книги: Люси Монтгомери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Глава двадцать первая
Нэнни и Ди в конце августа пошли в школу. «Мама, а сегодня вечером мы уже все про все будем знать?» – серьезно спросила утром Диана. Сейчас была середина сентября, и Энн с Сьюзен уже привыкли к тому, что каждое утро девочки убегали с ранцами на спинах, такие маленькие, чистенькие и веселые. На одной было розовое, а на другой голубое платьице. Для них школа все еще была интересным приключением. Поскольку они совсем не были похожи, Энн не одевала их одинаково. Диане, у которой были рыжие волосы, совсем не шел розовый цвет, зато он очень шел Нэнни, шатенке с большими карими глазами и замечательным цветом лица, о чем та была отлично осведомлена уже в свои семь лет. Девочка гордо держала голову, слегка выпятив хорошенький круглый подбородок, и о ней уже говорили, что она «задается».
– Манерничает, так же как ее мать, – сказала о ней миссис Дэвис.
Близнецы отличались не только внешностью, но и характером. Ди, хотя и была лицом похожа на мать, во всем остальном больше напоминала отца. У нее уже наблюдалась его практическая хватка, здравый смысл и чувство юмора. Нэнни же унаследовала от матери дар воображения и умела украшать км свою жизнь. В это лето, например, она без конца заключала сделки с Богом по принципу: «Если Ты сделаешь то-то и то-то, то я сделаю то-то и то-то».
Всех детей Энн сызмала учила простым молитвам и не препятствовала им обращаться к Богу со своими собственными просьбами. Но трудно сказать, откуда Нэнни взяла, что Бога можно убедить выполнить ее просьбу, если пообещать хорошо себя вести или храбро перенести неприятную процедуру. Может, в этом была вина хорошенькой молодой учительницы воскресной школы, которая вечно им внушала, что Бог их накажет, если они не будут хорошо себя вести. Для ребенка было вполне естественным вывернуть эту мысль наизнанку и решить, что если вести себя хорошо, можно с полным основанием рассчитывать, что Бог его вознаградит. Первый «уговор», который Нэнни заключила с Богом весной, окончился настолько успешно, что перевесил последующие отдельные неудачи. Так что все лето Нэнни общалась с покладистым Богом. Об этом не знал никто, даже Ди. Нэнни ревниво хранила свой секрет и обращалась к Богу в разное время дня и в разных местах, а не только ночью перед сном. Ди не одобряла этого и сурово сказала сестре:
– Нельзя же вмешивать Бога во все, Нэнни! Ты ведешь себя с Ним, как с обыкновенным человеком.
Услышав эти слова, Энн поправила дочь:
– Бог и есть все, милая. Бог – это друг, который всегда рядом и всегда готов ободрить и утешить. И Нэнни права, что молится, ему тогда и там, где ей хочется.
Но если бы Энн знала, как молится ее дочка, она была бы сильно обескуражена.
Как-то в мае Нэнни попросила Бога:
– Милый Боженька, если ты сделаешь так, чтобы к дню рождения Эми Тейлор у меня вырос новый зуб, я буду пить касторку всегда, когда скажет Сьюзен.
На следующий же день показался зуб, отсутствие которого так долго уродовало хорошенький ротик Нэнни. К дню рождения он вырос полностью. Ну, как же после этого было не поверить, что Бог честно выполняет твои просьбы, если и ты выполняешь свои обещания?
А свое обещание Нэнни выполняла честно, и после этого Сьюзен не могла надивиться на кротость, с которой она принимала касторку. Девочка не морщилась и не спорила, хотя иногда мысленно жалела, что не ограничила свое обещание каким-нибудь сроком… скажем, тремя месяцами.
Бог выполнял многие ее просьбы, но не все. Когда Нэнни попросила Его послать ей особенно красивую пуговицу для коллекции – в то лето среди девочек Глена вспыхнула эпидемия сбора пуговиц – пообещав ему, что никогда не будет возражать, если Сьюзен поставит перед ней тарелку со щербинкой, то пуговица появилась на следующий же день. Сьюзен нашла ее на старом платье, валявшемся на чердаке. Это была прелестная красная пуговица с ободком из крошечных бриллиантиков – по крайней мере, Нэнни считала их бриллиантиками. Все завидовали девочке, и, когда вечером Ди отказалась есть из тарелки со сколотым краешком, Нэнни добродетельно произнесла: «Давай ее мне, Сьюзен. Я теперь всегда буду из нее есть». Сьюзен решила, что Нэнни просто чудо как бескорыстна, и высказала эту мысль вслух, вызвав у той самодовольную улыбку.
Нэнни просила Бога, чтобы в день школьного пикника была хорошая погода, хотя все предсказывали дождь, и Бог выполнил ее просьбу – в обмен на обещание без напоминаний чистить зубы по утрам. Бог вернул ей потерянное колечко – на условии, что она будет тщательно следить за чистотой ногтей. Уолтер подарил сестре картинку, изображающую летящего ангела, которой Нэнни давно жаждала, когда она пообещала Богу беспрекословно съедать не только постную часть мяса, но и жирную. Однако когда Нэнни попросила Бога, чтобы Он вернул молодость ее облезлому и заштопанному мишке, пообещав Ему, что будет содержать в порядке свой ящик с игрушками, произошла непонятная заминка. Мишка не помолодел, хотя Нэнни каждое утро просыпалась в ожидании чуда и молила Бога поторопиться. В конце концов девочка смирилась с дряхлостью мишки – все-таки он славный и она его любит, а постоянно поддерживать порядок в ящике было бы довольно обременительно. Когда же папа купил ей нового мишку, она совсем не обрадовалась и решила, хотя и не без угрызений совести, что это не обязывает ее к выполнению условия. Но тут Бог исполнил ее следующую просьбу – чтобы нашелся пропавший глаз ее фарфорового котенка, – и доверие Нэнни к Господу было восстановлено. Глаз на следующее же утро оказался на месте – правда, он как-то косил. Сьюзен нашла его, когда подметала пол, и приклеила, как могла, но Нэнни этого не знала и безропотно выполнила свое обещание Богу четырнадцать раз обойти сарай на четвереньках.
Девочка не задумывалась о том, зачем Богу – и вообще кому бы то ни было, – чтобы она на четвереньках обходила сарай. Делать это было довольно противно: братья и так вечно заставляли близнецов изображать каких-нибудь животных во время игр в Долине Радуги… Возможно, где-то в глубине ее юного мозга сидела мысль, что таинственное Существо, которое дарует или отбирает радость, получает удовольствие, когда человек накладывает на себя какую-нибудь неприятную епитимью. Во всяком случае, в течение лета она отколола еще несколько дурацких номеров, которые каждый раз приводили Сьюзен в изумление.
– Как вы думаете, миссис доктор, голубушка, с какой стати Нэнни каждый день делает два круга по гостиной, не ступая на пол?
– Не ступая на пол? А как ей это удается, Сью?
– Перепрыгивает со стула на диван, карабкается по каминной решетке. Вчера упала с нее и ударилась головой о совок. Может, дать ей лекарства от глистов?
Этот год вошел в анналы Инглсайда как год, в котором папа чуть не заболел воспалением легких, а мама заболела. Как-то вечером Энн, которая уже была простужена, поехала с Джильбертом в гости в Шарлоттаун, надев новое праздничное платье и нитку жемчуга, которую ей подарил Джим. Она была так хороша в этом наряде, что все дети пришли посмотреть на нее и очень радовались, что у них такая красивая мама.
– А нижняя юбка как шуршит! – вздохнула Нэнни. – Мама, а когда я вырасту, можно мне будет носить юбки из тафты?
– Боюсь, что к тому времени фасоны изменятся, – сказал папа. – Но готов признать, что платье – потрясающее, хоть мне и не нравятся эти блестки. И не смотри на меня так кокетливо, женщина. Больше комплиментов не дождешься. Вспомни, что мы прочитали сегодня в «Медицинском журнале»: «Жизнь – это просто тонко сбалансированный химический процесс». Так что не задавайся. Придумала нашить на платье блесток! Да еще надеть под него юбку из тафты! Не забывай, что мы просто «случайное сцепление атомов». Так, по крайней мере, утверждает доктор фон Бромберг.
– Не цитируй мне этого жуткого фон Бромберга! У него, наверное, хроническое несварение желудка. Это он, может быть, «случайное сцепление атомов», а я нет!
Через несколько дней после этого Энн представляла собой очень больное «сцепление атомов», а Джильберт – очень озабоченное. Сьюзен выглядела усталой и испуганной, наняли сиделку, которая тоже ходила с озабоченным лицом, и над Инглсайдом нависла безымянная, но пугающая тень. Детям не говорили, как серьезно больна их мать, и даже Джим полностью не понимал опасности положения. Но они почувствовали тревогу взрослых и притихли. В кленовой роще уже не раздавался смех, в Долине Радуги никто не играл в шумные игры. Самым страшным для детей было то, что их не пускали к матери. Они приходили домой из школы – и мама не встречала их нежной улыбкой… а вечером не приходила поцеловать их перед сном. Некому было им посочувствовать, успокоить, посмеяться их шуткам – а так смеяться, как мама, не умел никто. Это было гораздо хуже, чем когда она уезжала, скажем, в Эвонли: тогда все знали, что она вернется, а сейчас… сейчас они не знали ничего. Все отделывались от них отговорками. Нэнни пришла из школы бледная и напуганная.
– Сьюзен… мама ведь… мама ведь не умрет?
– Конечно, нет, – слишком резко и торопливо ответила Сьюзен. Дрожащими руками она налила Нэнни стакан молока. – Кто тебе такого наговорил?
– Эми Тейлор сказала… о, Сьюзен, она сказала, что мама будет прекрасно смотреться в гробу!
– Не слушай разных дурочек, детка. Тейлоры все болтуны. Конечно, твоя мамочка больна, но не сомневайся – она выздоровеет! Разве ты не знаешь, что твой папа у штурвала?
– Сьюзен, Бог ведь не допустит, чтобы мама умерла? – дрожащим голосом спросил Уолтер, так пристально глядя на нее, что Сьюзен с большим трудом произнесла утешительную ложь. Она сама пребывала в ужасном страхе. За час до этого сиделка покачала головой. Доктор не спустился вниз ужинать.
– Будем надеяться, что Всевышний знает, что делает, – пробормотала служанка, моя посуду после ужина и при этом разбив три тарелки. Но на самом-то деле Сьюзен впервые в жизни усомнилась во всеблагости Всевышнего. Нэнни бесцельно бродила по дому. Папа сидел за столом в библиотеке, обхватив голову руками. Туда вошла сиделка, и Нэнни услышала, как она сказала, что кризис, видимо, наступит сегодня ночью.
– Что такое «кризис»? – спросила Нэнни Диану.
– Не знаю, – ответила та. – Пойдем спросим Джима.
Джим знал, что такое кризис, и сказал им, а потом пошел и заперся у себя в комнате. Уолтер куда-то исчез… Он лежал ничком на земле под Белой Дамой в Долине Радуги. Сьюзен укладывала спать Джефри и Риллу.
Нэнни вышла из дома и села на крылечко. Позади нее в непривычной, страшной тишине стоял их дом. Перед глазами у девочки был залитый вечерним солнцем Глен, но длинная красная дорога дымилась пылью, а травы в лугах побелели от засухи. Дождя не было уже несколько недель, и цветы в саду тоже поникли… цветы, которые так любила мама!
Нэнни старательно обдумывала одну идею. Надо обязательно договориться с Богом, чтобы он помог маме выздороветь. Но что ему за это обещать? Это должно быть что-то необыкновенное, что-то, против чего Он не сможет устоять. Нэнни вспомнила, как Дики Друк однажды в школе спросил Стэнли Риза: «А ты сможешь пройти ночью через кладбище?» Тогда Нэнни вздрогнула от страха. Разве кто-нибудь осмелится пойти ночью на кладбище? Об этом даже подумать страшно. Нэнни до смерти боялась кладбища, хотя об этом не подозревал никто в Инглсайде. Эми Тейлор однажды сказала ей, что там полно мертвецов. «И они не всегда тихо лежат в могилах», – таинственным шепотом добавила Эми. С тех пор Нэнни боялась проходить мимо кладбища даже днем.
Деревья на окутанном золотистой дымкой холме касались ветками неба. Нэнни часто думала, что если бы ей удалось туда дойти, она тоже смогла бы потрогать небо. За холмом живет Бог. С холма Он, наверное, скорей услышит ее просьбу. Но туда не дойдешь… Надо что-то сделать здесь, в Инглсайде.
Нэнни стиснула на груди загорелые руки и подняла к небу заплаканные глаза.
– Дорогой Боженька, – прошептала она, – сделай так, чтобы мама выздоровела! За это я пойду ночью на кладбище. Боженька, милый, пожалуйста, помоги маме. Если ты это сделаешь, я больше никогда не буду приставать к тебе с просьбами.
Глава двадцать вторая
В ту ночь в Инглсайд пришла жизнь, а не смерть. Уснувшие в конце концов дети даже во сне почувствовали, что накрывавшая их дом Тень ушла так же стремительно и бесшумно, как и пришла. Проснувшись, они услышали, что на дворе наконец-то идет долгожданный дождь. Помолодевшей на десять лет Сьюзен даже не понадобилось сообщать им радостную весть: кризис миновал, мама будет жить.
Была суббота, и детям не надо было идти в школу. В такой ливень и думать было нечего о том, чтобы пойти играть на улицу – хотя они любили бегать под дождем, – а дома им велели вести себя очень тихо. Но все равно дети были счастливы. Папа, который совсем не спал почти неделю, свалился на кровать в комнате для гостей и заснул как убитый, но только после того, как позвонил по междугородной линии в Грингейбл, где две пожилые женщины неделю вздрагивали от каждого телефонного звонка.
Сьюзен, которая давно уже не находила в себе сил и желания готовить что-нибудь вкусное, соорудила на обед роскошное апельсиновое суфле и обещала на ужин испечь бисквит с вареньем. Кроме того, она напекла гору сливочного печенья. Робин неумолчно чирикал, летая по дому. Даже стулья, казалось, вот-вот пустятся в пляс. Обильно политые дождем цветы в саду подняли поникшие головки. Но радость Нэнни была омрачена мыслью об обещании, данном Богу.
Нет, она не хотела как-то выкрутиться и не сдержать слово. Но ока все откладывала выполнение зарока, пытаясь набраться смелости для ночного похода на кладбище, при одной мысли о котором у нее, как любила говорить Эми Тейлор, «кровь стыла в жилах». Сьюзен заметила, что девочка не в себе, и заставила ее выпить ложку касторки. Нэнни безропотно подчинилась, хотя и подумала, что после того уговора с Богом Сьюзен стала давать ей касторку гораздо чаще. Но что такое ложка касторки по сравнению с ночным кладбищем? Нэнни просто не могла себе представить, как она решится туда пойти. Но идти-то надо.
Мама все еще была очень слаба, и детей пускали к ней лишь на минуту – посмотреть на ее бледное, похудевшее лицо. Может быть, мама так плохо выглядит, потому что Нэнни до сих пор не выполнила уговор?
– Дайте ей время, – говорила Сьюзен.
«Как это можно дать человеку время?» – думала Нэнни. Нет, она-то знает, почему мама выздоравливает так медленно. И Нэнни решилась. Завтра она сделает то, что обещала.
На следующий день с утра опять лил дождь, и Нэнни вздохнула с облегчением. Даже Бог не потребует, чтобы она пошла ночью на кладбище в такую погоду. К полудню дождь перестал, но с моря на Глен наполз туман. Нэнни все еще надеялась. В туман она тоже не пойдет. Но к ужину поднялся ветер и разогнал туман.
– Сегодня будет безлунная ночь, – сказала Сьюзен.
– Сьюзен, сделай, пожалуйста, чтоб была луна! – с отчаянием воскликнула Нэнни. Если уж идти на кладбище, то по крайней мере при луне!
– Господь с тобой, Нэнни, кто же может сделать, чтоб была луна? – отозвалась Сьюзен. – Я хотела сказать, что луны не будет видно за облаками. И какая тебе разница, светит луна или нет?
Этого Нэнни ей объяснить не могла, и мисс Бейкер опять начала беспокоиться: что это с девочкой? Она так странно ведет себя всю неделю. Мало ест, поскучнела. Или это от тревоги за мать? Но за нее уже нечего беспокоиться – миссис доктор, слава Богу, выздоравливает.
Но Нэнни-то знала, что мама не поправится, если она не выполнит уговор. В вечеру облака ушли на запад, и появилась луна. Но такая страшная луна – огромная и кроваво-красная, какой Нэнни никогда не видела. Лучше уж, пожалуй, было бы совсем без луны.
Девочки легли в постель в восемь часов, и Нэнни пришлось ждать, пока не заснет Диана. А той не спалось, потому что у нее случилось горе: ее подруга Элси Палмер пошла домой из школы с другой девочкой. Только в девять часов Нэнни решилась вылезти из постели и торопливо одеться, с трудом застегивая пуговицы дрожащими пальцами. Потом она прокралась вниз по лестнице и вышла в боковую дверь. Сьюзен же в это время ставила на кухне тесто и с удовлетворением думала, что все в доме, слава Богу, спят, кроме бедного доктора, которого срочно вызвали на мыс, где ребенок проглотил кнопку.
Нэнни пошла по дорожке в Долину Радуги. Это был самый короткий путь на кладбище – через Долину Радуги и потом прямиком через выпас на холме. Она понимала, что если ее увидят ночью на улице Глена, то обязательно отведут за руку домой. Как же холодно – а ведь только начало октября! Нэнни не подумала о том, что ночи стали холодными, и не надела кофточку. Долина Радуги ночью выглядела какой-то чужой. Луна уменьшилась в размерах и больше не была красной, но зато по земле протянулись зловещие черные тени. Нэнни всегда побаивалась теней. Что это там шуршит в зарослях папоротника?
Нэнни вскинула голову и вздернула подбородок.
– Ничего я не боюсь, – храбро сказала она вслух. – Просто живот что-то подводит. А на самом-то деле я героиня.
Эта приятная мысль помогла ей пройти половину холма. А потом мир вдруг потемнел – луну закрыло облако – и Нэнни вспомнила о Птице. Эми Тейлор как-то рассказала очень страшную историю про «громадную черную птицу», которая падает на тебя с неба ночью и уносит к себе в гнездо. Уж не ее ли тень закрыла луну? Но мама говорила, что никакой «громадной черной птицы» нет. «Не станет же мама врать», – подумала Нэнни и храбро пошла дальше, пока не уперлась в изгородь. За изгородью была дорога, а с той стороны дороги – кладбище. Девочка остановилась, чтобы перевести дух.
Луну опять закрыло облако. Кругом лежала тусклая, неведомая Нэнни страна. Мир чересчур велик, подумала девочка, прижимаясь к изгороди. Как ей хотелось оказаться у себя дома! Но… «Господь Бог наблюдает за тобой!» – предупредила себя семилетняя девочка… и стала перелезать через изгородь.
Она упала с другой стороны, ободрала коленку и порвала платье. Когда же поднялась на ноги, какая-то колючка насквозь проколола подошву ее тапочки и поранила ступню. Но Нэнни, хромая, перешла дорогу и подошла к воротам кладбища.
С восточной стороны кладбище было обсажено елями, и там лежала тень. Справа стояла методистская молельня, слева – дом пресвитерианского пастора. Пастор уехал, и дом был темен и тих. Луна вдруг прорвалась сквозь облака и заполнила кладбище зыбкими тенями: так и казалось, что если к ним приблизиться, они схватят тебя и утащат неведомо куда. Ветер гнал по дороге брошенную кем-то газету. Свет луны превратил ее в танцующую ведьму, и, хотя Нэнни отлично понимала, что это всего лишь газета, она прибавила жути этой ночи. Ветер громко свистел, раскачивая ветви елей. С ивы, растущей у ворот, упал лист и тихо, как рука призрака, коснулся щеки Нэнни. Сердце девочки на мгновение замерло от ужаса, но все же она потянулась к щеколде на воротах.
«А что, если мертвец протянет руку из могилы и утащит меня под землю?»
Нэнни отшатнулась от ворот. Она поняла, что никакой уговор с Богом не заставит ее пройти через кладбище ночью. Совсем рядом с ней вдруг раздался утробный стон. Это всего лишь замычала корова миссис Бейкер, которая паслась вдоль дороги и сейчас показалась из-за куста. Но Нэнни не стала вглядываться. В дикой панике она бросилась к деревне, и, промчавшись через нее, поднялась к Инглсайду. Перед воротами девочка угодила в лужу. Вот он, ее родной дом, с приветливо освещенными окнами! Секундой позже Нэнни влетела к Сьюзен на кухню, вся в грязи, в мокрых чулках и с кровоточащей ступней.
– Господи, спаси и помилуй! – воскликнула ошеломленная Мисс Бейкер.
– Сьюзен, я побоялась пройти через кладбище, – задыхаясь, проговорила Нэнни. – Мне стало страшно.
Поначалу Сьюзен не стала задавать вопросов. Она содрала с ног Нэнни мокрые чулки и тапочки, вымыла ей ноги, раздела и уложила в кровать. Потом вернулась на кухню. Надо принести Нэнни чего-нибудь поесть. Что бы там ни вытворяла эта девчонка, нельзя допустить, чтобы она заснула на голодный желудок.
Нэнни съела ужин и выпила стакан горячего молока. Как это замечательно – лежать в постели в теплой светлой комнате! Но девочка отказалась рассказать Сьюзен, куда она ходила и зачем. «Это секрет, Сьюзен – наш с Господом Богом». Мисс Бейкер отправилась спать, еще раз сказав про себя: «Скорей бы уж миссис доктор выздоровела!»
– Я просто не могу справиться с детьми, – беспомощно вздохнула она.
«Все, – подумала Нэнни, проснувшись утром, – мама теперь обязательно умрет». Она, Нэнни, не выполнила уговора – с какой же стати будет выполнять его Бог? Всю следующую неделю девочка прожила в ожидании, что с мамой случится что-то страшное. Ничто не Доставляло ей радости – даже расхотелось смотреть, Как Сьюзен прядет на чердаке, – хотя раньше она подолгу зачарованно наблюдала за ней. Она уже никогда не сможет смеяться. Да какая разница, что с ней станет? Она отдала Джефри свою плюшевую собаку, у которой Кен Форд оторвал уши и которую она любила даже больше, чем мишку… Нэнни вообще любила старые игрушки… Ладно, Джефри давно клянчил у нее эту собаку, пусть владеет. А свой драгоценный домик из ракушек, который капитан Малаки привез ей аж из Вест-Индии, Нэнни отдала Рилле. Может быть, Бог удовлетворится этими жертвами? Нет, вряд ли. А когда серый котенок, которого она подарила Эми Тейлор, в третий раз вернулся домой, наотрез отказываясь жить у Эми, Нэнни поняла, что Бог ее не простил. Нет, он простит ее только тогда, когда она сходит ночью на кладбище, а бедная девочка уже поняла, что это выше ее сил. Она просто трусиха и обманщица. Только обманщики, говорит Джим, отказываются выполнять уговор.
