Текст книги "Век драконов (В дали времен. Т. IX)"

Автор книги: Люси Фич-Перкинс

Соавторы: Эрнест д'Эрвильи,Иоасаф Любич-Кошуров,Луиза Редфилд-Питти,А. Линкольн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава IX
ОЗЕРНЫЕ ЖИТЕЛИ

На борту плота

В конце концов, однако, такое плавание становилось и утомительным, и опасным, потому что надо было не только предупреждать и избегать встречи и столкновения с плывшими деревьями или животными, но и остерегаться, как бы плот не опрокинулся. Наши путники старались управлять им при помощи шестов, которыми они научились владеть с каждым днем все искуснее и искуснее. На шестой день, обогнув крутой поворот реки, храбрые пловцы увидали вдали обширную голубую равнину, окруженную туманными горами.

Река, по словам дальнозоркого Крака, как будто кончалась и терялась в этой равнине.

Но Старейший объяснил детям, что большая голубая равнина – не что иное, как обширное озеро, отражающее ясное небо. Рюг-большеухий сказал следующее:

– Я уж давно слышу какой-то шум; вот слышен он оттуда, с правого берега, из-за лесов. Сначала я его принял было за топот копыт бегущего стада северных оленей или лосей, теперь же мне точно слышится стук сталкивающихся камней. Считаю долгом сообщить вам это. Да вот прислушайся, Крак; ты, наверное, услышишь этот шум, так как по временам он заглушает ропот реки. Что это? Гигантские ли животные роют там берег, или мы скоро встретимся с тесальщиками кремней? Вот чего я еще не могу определить. Учитель, что ты об этом думаешь?

Крак, прислушавшись, заявил, что, по его мнению, этот отдаленный шум идет от камней, которые бросают кучами друг на друга.

– Лучше говорить шепотом, – сказал старик, – а ты, Гель, передай мне вот тот мешок, что у тебя под ногами. Камнями, наверное, ворочают люди. Теперь полезно иметь под рукой оружие на случай, если придется сражаться, и захваченные мною подарки, благодаря которым, я надеюсь, эти незнакомые люди отнесутся к нам благосклонно.

Сказав это, старик развязал жилу, стягивавшую мешок. Дети до сих пор не видали его содержимого.

Сокровища Старейшего

Подарки, о которых Старейший говорил не без гордости, были для того времени, несомненно, драгоценной редкостью, – они состояли из кусков черного янтаря, горного хрусталя, агата, мрамора ярких красок и желтого янтаря. Все куски были просверлены. Из них низались почетные ожерелья. Были тут и полосатые раковины, занесенные в эти края из очень далеких стран, кремни, наконечники для стрел, замечательно искусно сделанные, потом куски красного мела для разрисовки лица, наконец, перламутровые шила, удочки и иголки из слоновой кости.

Таковы были сокровища, собранные понемногу стариком за всю его долгую жизнь.

Дети, рассматривая их, широко раскрывали глаза от удивления.

Впрочем, удивляться им пришлось недолго: надо было опять приниматься за шесты, потому что плот, подхваченный более скорым течением, быстро приближался как раз к тому самому месту правого берега, которое сейчас еще было так далеко и откуда теперь шум бросаемых камней доносился с каждой минутой все сильнее и сильнее.

Старик спрашивал себя, не слишком ли неосторожно с их стороны продолжать теперь спускаться вниз по течению, и не лучше ли им высадиться и укрыться под привычную сень береговых лесов, когда Крак, дотронувшись до его руки, прошептал:

– Учитель, нас увидали!.. Я вижу перед нами, посреди реки, на древесных стволах, каких-то людей, которые делают нам знаки.

– Что делать, теперь поздно скрываться, идем смело им навстречу, – ответил Старейший и, в свою очередь, принялся подавать им знаки руками: при этом он встал, поддерживаемый Гелем.

Через несколько секунд плот наших охотников окружили четыре пловучие громады, никогда не виданные ни Краком, ни Старейшим. То были лодки, действительно сделанные из древесных стволов, но только заостренных по обоим концам и выдолбленных внутри.

В этих лодках стояли люди и держали весла с круглыми лопастями.

«Эти люди знают больше меня, но вид у них миролюбивый, – сказал сам себе Старейший, бросив беглый, но восхищенный взгляд на вновь прибывших людей и на их лодки. – Быть может, они-то и дадут нам приют, и с ними закончится моя жизнь и протекут дни этих юных людей. Сначала, однако, постараемся, чтобы нас хорошо приняли».

Порешив таким образом, он обратился с миролюбивой речью к незнакомым людям, которые рассматривали их скорее с любопытством, чем враждебно, и, видимо, с удивлением показывали друг другу на странный для них плот наших путешественников.

Гребцы в лодках, вероятно, не поняли речи старика; но ясное выражение его лица, его спокойные движения руками, ласковые переливы голоса, несомненно, убедили их, что почтенный старик и его спутники, такие еще молодые, пришли к ним с дружескими намерениями, может быть, с торговыми целями, но во всяком случае мирными.

Лодки подъехали к плоту. Обе стороны раскланялись теперь и обменялись приветственными улыбками.

За немногими исключениями, люди на лодках совсем походили по своему вооружению и одежде на людей, приплывших на плоту: даже черты лица их не очень разнились.

Пока длилась церемония первого свидания, лодки и плот продолжали спускаться вниз по реке по воле ветра и течения и скоро очутились почти что у входа в озеро, против открытого песчаного берега, на котором наши путешественники увидали необычное как для Старейшего, так и для его внуков зрелище.

Доисторическая каменоломня

В некотором расстоянии от берега, по склонам и на вершине холма, сплошь состоящего из галек[6]6
  Галька – овальные или круглые обломки горных пород величиной до куриного яйца.


[Закрыть] и гравия[7]7
  Крупный песок, зерна которого достигают величины небольшой горошины.


[Закрыть], двигались взад и вперед вереницы людей, из которых одни наполняли камнями кожаные мешки, другие сносили полные мешки к берегу и высыпали камни в лодки, совершенно такие же, как и те, что сопровождали плот.

Шум от этой работы и слышали Крак и Рюг.

Плот и лодки подошли к подошве холма и пристали к берегу.

Выйдя на берег, Старейший и его спутники увидали на вершине холма, в широкой расселине, образовавшейся, очевидно, при добывании камней в продолжение длинного промежутка времени, внушительных размеров скелет громадного животного. Оно было, конечно, занесено сюда мертвым много-много веков назад, во время какого-нибудь наводнения, и погребено понемногу в стоячем положении под слоями гравия, который беспрерывно наносился сюда рекой в то время еще, когда воды ее разливались куда выше их теперешнего уровня.

На лазурно-голубом треугольнике неба, который виднелся сквозь эту расселину холма, чудовищный скелет вырисовывался удивительно отчетливо: казалось, его длинные побелевшие кости, не сдвинутые с места, держались какими-то невидимыми связками.

Громадные плоские рога с причудливыми очертаниями, усаженные остриями и зубьями, торчали по обе стороны могучего черепа, высоко поднимая свои разветвления. По-видимому, это был олень или даже, вернее, лось.

Старейший не раз в своей жизни охотился на лося и ел его, но никогда не видал такого громадного зверя, и вид чудовищных останков этого свидетеля прошедших времен поразил как его, так и его спутников.

Тем временем большинство рабочих на холме продолжали свой тяжелый и непонятный для наших путников труд. Те из них, которые, по-видимому, только давали приказания и руководили работами, подошли к четырем пришельцам.

По красивой осанке, но уверенному виду, по украшениям волос и ожерельям, наконец, по начальническим жезлам, Старейший сразу признал в незнакомцах вождей племени и протянул к ним руки с дарами.

Вожди милостиво улыбнулись, не теряя, однако, своего достоинства, и между стариком и этими предводителями собирателей голышей и галек начался длинный разговор при помощи знаков.

Старейший выразил желание, как от себя, так и от своих спутников, найти в жилищах людей этого племени радушный прием, какой подобает их достоинству и знаниям. Взамен они обещают разделить с ними их труды и охоты, словом, все занятия, и употребить все свои силы и опытность на помощь гостеприимным хозяевам. Он выразил также надежду быть принятыми со временем в число членов великой новой семьи, которую они, к своему счастью, встретили после длинного путешествия, сопряженного со столькими приключениями и лишениями.

Когда просьба была высказана и понята, вожди смерили взглядом Геля, Рюга и Крака. Наружность этих смелых и отважных мальчиков, по-видимому, произвела на них приятное впечатление. Им нужны были сильные и смышленые работники, чтобы закончить громадный труд, предпринятый ими недавно на берегу этого озера. И они согласились на просьбу Старейшего.

Гель, Рюг и Крак почтительно склонились перед ними и тотчас же принялись весело собирать гравий и гальку, не ведая еще пока, зачем и для чего они это делают, однако с не меньшей готовностью и ловкостью, чем остальные.

Что касается Старейшего, в котором вожди признали человека, равного себе по положению, то он сел рядом с предводителями и выпил одновременно с ними, в знак союза, речную воду, поданную ему в большой раковине.

Между тем, пироги[8]8
  Пирога – длинная лодка, выдолбленная из целого дерева.


[Закрыть] нагрузились доверху. Все сели в лодки, а путешественники опять заняли места на плоту и тоже поплыли вслед.

Жилища озерных людей

Вскоре они подплыли к месту, где река впадала в озеро Величина и прелесть озера вызвали восторг Старейшего и мальчиков. Они приветствовали его криками восторженного удивления.

Но потом с не меньшим удивлением и восхищением любовались они одной из сторон озера. Там, на довольно большом расстоянии от берега, виднелось множество хижин, крытых тростником и обмазанных глиной. Хижины были выстроены на обширном помосте из древесных стволов, которые лежали на других таких же стволах, погруженных вертикально в воду. Эти сваи поднимались на несколько футов над поверхностью озера.

Вода была так прозрачна, что наши путники могли видеть у подножия каждой сваи, на дне озера, громадные кучи галек и гравия.

Тут только они поняли, зачем добывались камни на холме и перевозились сюда.

Вертикальные стволы деревьев, грубо обтесанные каменными топорами, не могли глубоко войти в каменистую почву озера, а тогда еще никто не знал о «бабах», которыми теперь забивают сваи.

Для того, чтобы прочнее укрепить эти сваи в том отвесном положении, в каком их ставили искусные водолазы, им помогали работники в лодках, насыпая у подножия свай громадные кучи камней.

Это были водяные поселки, удивительные жилища людей-бобров с постоянно развивающимся умом. Многочисленные остатки таких жилищ существуют и по сие время. Они были недавно найдены в озерах Швейцарии и других европейских стран и получили теперь в науке название «озерных жилищ» или, вернее, «свайных построек».

С изумлением Старейший и трое юношей смотрели на дома на воде, где им было дозволено жить отныне.

– В этих тростниковых пещерах, – сказал Рюг, – можно отдыхать спокойно. Здесь, кроме нападения птиц, змей да пожаров, и бояться-то нечего. А нападения диких зверей только забавны.

Гель и Крак думали то же самое.

Только Крак, хоть и радовался, что, наконец, попал в прекрасную страну, к окружавшим его суровым, но гостеприимным людям, в глубине своего честного и верного маленького сердечка думал о том, как отрадно было бы увидеть теперь на плотах, где стояли хижины этой неведомой деревни, строгое лицо матери и веселые гримаски сестер, Маб и Он.

Что-то они делали теперь? Уж не забыли ли они его?

Однако новизна всего виденного мало-помалу вытеснила из ума мальчугана это нежное сожаление и печальные вопросы.

Новые друзья

Когда лодки подошли у хижины к новому месту постройки, где собирались ставить сваи, он снова развеселился и готов был сейчас же доказать, что сумеет направить свое рвение, мужество и сметливость на пользу принявшей его новой семьи.

Между тем, на помостах снаружи хижины с любопытством теснились обитатели деревни, рассматривая плот с незнакомыми чужеземцами.

Они приняли новых пришельцев с благосклонным любопытством. Их оружие и одежда сделались предметом продолжительного изучения со стороны молодежи поселка.

Так как дружба между молодежью заключается скоро, то и между Краком и его братьями и озерными мальчиками их возраста, спустя несколько часов, установились такие отношения, как будто они всегда были знакомы.

Гель-рыболов тотчас же отдал себя в распоряжение работников, попеременно нырявших под воду и поддерживавших сваи в отвесном положении, пока их основание укрепляли камнями.

Гель чудесно нырял и мог оставаться под водой очень долгое время.

Между тем, Рюг остался в лодках с теми, которые погружали сваи в воду, и очень быстро научился обтесывать и заострять концы древесных стволов с помощью длинного топора из шлифованного камня.

Старейший взглянул на новые для него орудия, с которыми, казалось, было так ловко управляться, нашел, что они значительно опередили те, которые были до сих пор в употреблении у обитателей пещеры, и еще раз порадовался, что встретил племя, гораздо более способное к борьбе за существование.

Он с радостью отметил это обстоятельство.

Вечером, когда их поместили в большой и хорошо закрытой хижине, предназначенной им для жилья, Старейший поделился своими наблюдениями с мальчиками.

– Дети мои, – сказал он, – я рад, что мы встретили людей, которые – я признаюсь в этом без стыда – знают куда больше, чем старейшины пещеры и чем я сам. Подражайте им, работая с ними. Учитесь от них. Вы молоды и скоро научитесь владеть оружием и инструментами этих людей. Они изобрели такие хорошие вещи, потому что в этой мирной стране они были менее озабочены борьбой, чем мы, и имели больше времени и досуга. Когда-нибудь вы их догоните и даже, без всякого сомнения, перегоните. Что касается меня, то я сомневаюсь, чтобы в мои годы я мог научиться ловко владеть этими топорами с рукояткой, несмотря на то, что они мне очень нравятся, и этими тяжелыми палицами, снабженными зазубренными камнями, прикрепленными жилами.

– Учитель, – сказал Крак, – я наблюдал сегодня, что они делают, чтобы просверлить в топорах дыру для рукоятки из крепкого дерева. Один из здешних показал мне, что для этого берется костяная палка, песок и вода. Палку вращают безостановочно в топоре, отчего в конце концов на нем получается маленькая впадинка, которая становится все глубже и глубже, и, наконец, превращается в дырку. На эту работу надо, конечно, время и терпение.

Старейший похвалил Крака за наблюдательность.

Первая ночь на озере прошла очень спокойно, и в первый раз еще сон путешественников не прерывался тревожными криками ночных животных. Наоборот, их точно баюкал тихий плеск воды о сваи, подпиравшие их теплую хижину.

Два четвероногих друга

На другой день, проснувшись бодрыми и веселыми, они вышли из своей хижины на помост или, вернее, на жидкие мостки, соединявшие деревню с берегом, и присоединились к жителям, уже занятым различными работами.

Женщины жарили рыбу и мясо на очагах из плоских камней, скрепленных илом, который и сам стал таким же твердым, как камень.

Вероятно, вид этого самого ила, обожженного огнем, и внушил позднее первобытным людям мысль лепить из него сосуды наподобие их плетушек из коры и затем обжигать эти сосуды на огне.

Старейший объяснил своим детям, что, благодаря камням и илу, свайный помост не может загореться. И он признался, что с самого прибытия в поселок его все время преследовала и мучила мысль о том, как легко эти деревянные хижины могут вспыхнуть и загореться. Но теперь, после того, как он увидал, что огонь в поселке не раскладывается случайно на земле, а только на крепком очаге из камней, он совсем успокоился.

Пока они разговаривали, дети-туземцы приложили к губам большие раковины и дули в них изо всех сил, извлекая хриплые звуки. На этот призыв работники, рассеянные по берегу и на пирогах, стали собираться к свайным хижинам. Настал час еды. Через несколько минут все собрались вокруг очага, и среди глубокого молчания началась раздача пищи.

Некоторое время слышалось только шумное чавканье да иногда, так как все обедавшие не ели, а обжирались, громкая икота.

С наслаждением смакуя маленьких мясистых рыбок с красными точками на спине, вероятно, форелей, Крак вдруг заметил, скорей с изумлением, чем с испугом, недалеко от очага двух зверьков с острыми ушами, но гладким хвостом.

Эти зверьки, сидевшие в некотором расстоянии от едоков, бросали свирепые взгляды на мясо.

Крак, немного удивленный равнодушием своих сотоварищей к животным, которые, казалось, готовы были кинуться на них, встал, не говоря ни слова, схватил свою палицу и собрался храбро напасть на зверьков, но начальник племени, заметивший его стремительное движение, сделал ему знак положить оружие на место и снова приняться за еду.

Сам он сейчас же кинул несколько костей животным, которые жадно накинулись на эту скудную добычу и, ворча, оспаривали ее друг у друга, что вызвало смех среди детей.

Начальник объяснил Старейшему, удивленному не меньше Крака, что эти дикие зверьки бродили однажды во время сильных холодов вокруг их лагеря, когда они работали на берегу. Вероятно, их мучил голод. Когда в них бросили, чтобы отпугнуть их, остатками какой-то пищи, то они не только не убежали, а подошли поближе и пожрали ее. Так продолжалось несколько дней подряд, причем животные терпеливо следовали за работавшими каждый раз, когда люди переменяли стоянку.

– В конце концов, – добавил начальник, – животные, увидав, что их не преследуют и что они находят тепло и пищу вблизи работающих, так и не покидали нас больше. И вот уж много дней прошло с тех пор, а они всюду следуют за нашими людьми, и когда наши охотники преследуют северного оленя или какую-нибудь другую дичь, они бегут вперед и кружатся около добычи, подгоняя ее к охотникам. Нам показалось это полезным, и мы решили не убивать их. Словом, теперь они тоже принадлежат к жителям поселка, и на них никто не обращает внимания.

Старейший долго и с восхищением разглядывал животных, которых считали за друзей.

Он и не подозревал, конечно, что впоследствии потомки этих зверей, прирученных так случайно, вследствие ухода и правильного питания, изменят более или менее свой теперешний вид, потеряют мало-помалу свой дикий нрав и свою склонность к самостоятельной охоте по лесам и превратятся в наших помощников и товарищей – в собак.

Крак открывает опасных врагов

Покончив с едой, все улеглись спать. Когда же пища переварилась, опять принялись за работу. Несколько охотников, за которыми потащились вслед и зверьки с острыми ушами, отправились в леса. С ними ушли также Гель, Рюг и Крак. Остальные снова принялись ставить сваи, а женщины и дети скоблили шкуры, натирали их песком, жиром и водой, чтобы выделать их как можно лучше и приготовить из них мягкие меха.

Старейший и начальник поселка, усевшись рядом у очага, за которым они взялись приглядеть, обтесывали наконечники для стрел, соперничая друг перед другом в ловкости и умении. Приготовив наконечники, они сравнивали свою работу и дружески поздравляли друг друга.

А поздравлять было с чем: такого поразительного совершенства и законченности достигали эти два мастера по тесанию кремней!

Мы можем и сами убедиться в этом, – стоит только повнимательнее рассмотреть в коллекциях музеев маленькие кусочки кремней, – работу их и их учеников, дошедшую до нас.

И мы не сумели бы лучше исполнить эту работу со всеми нашими теперешними инструментами, удобными и легкими.

В то время, как оба старика работали на помосте «свайной постройки», Крак, бредя по лесной чаще за своими товарищами, вдруг услыхал хорошо знакомый ему треск, как бы от раскусывания зубами ореха; треск шел с верхушки дерева.

Машинально поднял он голову, чтобы посмотреть, какой это грызун шелушит так неосторожно плоды, и сам в то же время присел в высокие сухие папоротники, чтобы скрыться от глаз животного.

Но каково же было его удивление, когда он увидал на верхушке дерева не грызуна, а ноги какого-то человеческого существа!

Крак замер неподвижно и, чуть дыша, спрятался еще глубже в траву, бесшумно, как змея, и стал выжидать, бросая взгляды на верхушку дерева через просветы в листве, которые, к счастью, его совсем скрывали.

Существо, щелкавшее орехи на дереве, продолжало, между тем, отыскивать другие плоды, что и мешало ему, очевидно, смотреть вниз и расслышать шелест травы, раздвигаемой Краком. Скоро, впрочем, человек этот, вероятно, не найдя того, чего искал, решил спуститься на землю.

Он выполнил это бесшумно и очень ловко; спустившись к подножию дерева, перевел дух и быстро скользнул в чащу.

Он так и не заметил и не почуял даже молодого охотника.

А тот успел-таки его рассмотреть. Ни по лицу, ни по одежде он не походил ни на одного из жителей поселка, с которыми Крак только что успел познакомиться.

Кто же был этот незнакомец?

Лицо у него было очень волосатое, а шею охватывало ожерелье из когтей медведя.

Крак, вздохнувший свободно после ухода человека с ожерельем, очень обрадовался, что отделался от него так просто. На первых порах он собрался бежать со всех ног к своим, но после минутного размышления решил храбро последовать за незнакомым охотником и посмотреть, куда он пойдет.

Руководимый обонянием и слухом, он сейчас же кинулся вслед за ним в лес и пополз чуть не по пятам за незнакомцем, во всяком случае так близко от него, что видел, как примятая им трава медленно поднималась по следам его ног.

Но вот запах тины и водяных растений, сначала едва слышный, потом более и более острый, возвестил Краку, что они, вероятно, подходят к берегу озера. И действительно, он не ошибся.

К шелесту листьев и ветвей скоро присоединился плеск воды на озере. Между деревьями и растениями падали полосы света, которые делались все ярче и ярче.

У опушки леса Крак остановился.

Он увидал, что незнакомец, ничуть не скрываясь, смело прошел по пустынному плоскому берегу и направился к чаще высокого тростника, окаймлявшего озеро. Пока он шел по берегу, над тростниками вдруг появились черноволосые головы.

Крак пересчитал или, вернее, поднял по пальцу на каждую видимую им голову – доисторические мальчики ведь не умели считать! – и увидал, что вновь прибывших было столько, сколько у него пальцев на двух руках, да еще один палец на ноге.

Крак очень хорошо рассмотрел незнакомцев, и у него не осталось ни малейшего сомнения, что никто из них не принадлежал к племени, живущему на воде.

Он решил поскорее предупредить своих сотоварищей о странном появлении здесь незнакомцев, прятавшихся по берегу озера: ведь это мог быть неприятель.

Крак пустился в обратный путь по лесу с уверенностью молодой собаки с тонким чутьем – и осторожностью старого лесного бродяги.

Он скоро присоединился к группе охотников, да и пора было, потому что Рюг и Гель уже беспокоились, не зная, чем объяснить исчезновение их маленького брата, и умоляли товарищей подождать хоть еще немного, чтобы Крак мог их разыскать.

Рюг настойчиво уверял, что мальчик скоро вернется.

– Уж поверьте мне, – говорил он, – я слышу его шаги, он недалеко отсюда.

Тем не менее, охотники были очень недовольны и уже ворчали, когда, наконец, появился Крак.

Они были так недовольны, что и появление запоздавшего не успокоило их. Однако новость, принесенная Краком, сразу подействовала на них.

Когда Крак описал незнакомцев, охотники озерного поселения, имевшие о соседних бродячих племенах более точные сведения, чем новые обитатели, тотчас же проявили все признаки живейшего волнения, гнева и страха.

Они поспешно разрубили на части пойманного оленя, взвалили куски мяса себе на плечи и, прибавив шагу, двинулись к поселку.

Собираясь сесть в лодки, они вдруг заметили, что двух пирог не хватало.

– Куда они девались?

На иле плоского берега были ясно видны борозды, оставленные каждой из пирог, когда их тащили из воды на берег, чтобы их не унесло волной. Так же хорошо был виден и след двух теперь исчезнувших пирог; но обратного следа нигде на влажной почве не замечалось. Очевидно, лодки не были спущены на воду обыкновенным путем. Не было также никаких следов от ног, кроме тех, которые были оставлены охотниками еще при высадке на берег и которые они сразу признали за собственные следы.

Однако, останавливаться долее на предположениях относительно таинственного исчезновения двух пирог было некогда. Быстро спустили охотники остальные лодки на воду и, сильно взмахивая веслами, понеслись к поселению на воде.

Военный совет и битва

Приехав в озерный поселок и выйдя из лодки на помост, охотники немедленно направились к хижине вождей. Начальники вышли оттуда и собрались вокруг очага.

Крак был тотчас же позван на важное совещание.

Он повторил то, что уже раньше рассказал охотникам, дополняя слова для большей убедительности жестами.

Вожди выслушали его, насупив брови, потом уже приступили к обсуждению. Покончив с ним, они обернулись к Старейшему, который присутствовал на собрании, не принимая участия в совете. Прежде всего, они поздравили его, что он так хорошо воспитал ребенка, сейчас говорившего перед собранием, а затем поручили ему благодарить Крака от имени всех и начальника племени.

– Без него, – сказал, в свою очередь, этот последний, – и без его осторожного и отважного поступка на нас, несомненно, было бы сделано нечаянное нападение и, вероятно, очень скоро. Оно задумано партией наших злейших врагов, ордой ненасытных лесных бродяг, которые пришли неизвестно откуда и скитаются с некоторых пор по берегам озера, разыскивая какую-нибудь добычу. Теперь мы предупреждены. Опасность велика; но кто остерегается, тот силен. Мы были твердо убеждены, что эти бродяги покинули нашу страну, так как мы потеряли их след; но теперь мы убедились, что они и не думали удаляться, а дерзко вернулись на берега озера и снова замышляют нашу гибель. Мы сумеем выждать и встретить их так, как подобает, если они опять осмелятся явиться сюда, как уже пытались раз ночью на плотах.

Старейший простер свой начальнический жезл над головой Крака, склонился перед ним и ласково положил ему руку на плечо.

Крак, удостоенный такой чести перед всеми, даже прослезился от радости.

Пока шли эти разговоры, настала ночь. Все наскоро поели с разрешения вождя. Затем, по приказу вождя, самые сильные охотники отправились вынимать горизонтальные древесные стволы, вогнанные с силой между верхушками свай при входе на длинные мостки, соединяющие поселок с берегом озера; мостки эти были выстроены для удобства женщин и детей, а также тех из жителей, которые захотели бы перейти на землю во время отсутствия пирог. Женщинам и детям было приказано скрыться в хижинах, обращенных к середине озера. Впрочем, никто из них не лег спать. Работы производились, по возможности, без шума.

Воины вооружились и были расставлены на местах начальниками. Пустыми остались центральный помост, где огонь, как всегда, мирно тлел под пеплом, и вход на мостки. Часть воинов получила приказание спуститься в пироги и залечь в них. Пироги эти разместились, по обыкновению, вдоль свай, перед мостками. Их только прикрыли сверху тростником, сорванным с крыш.

Затем все стали ждать.

Рюг, о необыкновенном слухе которого было рассказано его новым друзьям, был назначен на почетный пост. Он должен был, улегшись у огня, на свету, прислушиваться к ночным звукам, предупредить вождей о прибытии неприятеля и представиться спящим глубоким сном в момент высадки, – словом, сыграть роль часового, которого одолел сон.

Рюгу было также приказано, – как только он увидит, что воины, стоящие на страже в самом поселке, кинутся неожиданно всей массой на неприятеля, – отнюдь не вмешиваться в битву, а поспешно подкинуть на огонь камыш и валежник и внезапно осветить все поле битвы: камыш был нарочно облит для этого смолой и жиром и сложен около очага.

Все приказания вождей были выполнены с точностью. Среди ночи Рюг вдруг поднял руку перед очагом, не говоря ни слова.

– Они идут, – прошептал вождь, поняв движение Рюга, – внимание! Смотрите, – прибавил он на ухо Старейшему, – они нарочно выждали наступления самых холодных часов, потому что думают, что в эти часы сон всего крепче и наши часовые могут задремать.

Кругом царили полнейшая темнота и глубокое молчание. Только где-то там, на далеких берегах, изредка раздавался жалобный крик болотной птицы.

Рюг вторично поднял руку и лег.

– Вот они!.. – сказал вождь.

До напряженного слуха воинов действительно стал долетать время от времени, среди мерного и тихого говора волн, какой-то осторожный и необычный плеск, точно вода разбивалась о плывущие по ее поверхности предметы.

Скоро этот плеск стал слышен еще внятнее.

Критический момент приближался.

Рюг храпел.

Его мирный, но звонкий храп, наверно, подбодрял врага, еще невидимого в темноте, и приглашал его подвигаться безбоязненно вперед. Неприятель уже заранее радовался, заметив, что часовой мирно спит: теперь он видел его вполне отчетливо при свете сторожевого огня распростертым на земле; он спал, вместо того, чтобы встретить врага на ногах и с копьем в руке.

Так как до сих пор до слуха не долетало ничего похожего на стук весел о воду, то вождь заключил из этого, что пироги, украденные незнакомцами, или плот, на котором они сидели, буксировался сменявшими друг друга искусными пловцами.

Так и было на самом деле.

Эти пловцы подвели пироги вплотную к сваям с той стороны, где стояли лодки, в которых лежали воины, скрытые под связками тростника.

Нападающие полезли один за другим на край помоста, производя так же мало шума, как водяные крысы.

Скоро над столбами показались головы. При свете огня в их широко открытых глазах видно было свирепое выражение.

Один за другим они взлезли на помост. С большинства струилась вода. Тот, который шел во главе, показал своим товарищам на уснувшего Рюга, внезапно потряс многозначительно копьем и двинулся к спящему.

Но Рюг не спал. Во время своего притворного сна он мало-помалу приблизил к очагу головни, облитые смолой, которые, нагревшись, должны были моментально вспыхнуть.

Когда вождь этих неведомых пришельцев, подняв копье, приготовился пронзить Рюга насквозь, смелый юноша сделал беспечное движение человека, переворачивающегося во сне на своей постели, отчего тело его переместилось и головни вспыхнули, быстро втолкнутые в огонь его ловкой рукой.

Внезапное пламя ослепило чужого вождя, который на мгновение остановился с поднятой рукой.

Этот короткий миг невольного замешательства был для него роковым, когда его копье вонзилось в пустое место. Со всех концов помоста бросились воины поселка и окружили высадившихся дикарей. Крак, вооруженный кинжалом, вмиг вырос перед неприятельским вождем и вонзил ему кинжал в грудь. Человек упал. Крак молча прикончил его.

И с товарищами неприятельского вождя было поступлено не лучше. Удары дубин и палиц сыпались на обезумевший отряд, словно удары цепа по снопам хлеба.

А огонь, между тем, пылал ярко, как маяк, и Рюг, среди ужасной битвы, спокойно и с сознанием долга без устали подбрасывал на очаг все новые и новые охапки. Когда какой-нибудь враг слишком близко подходил к храброму мальчику, то он, верный своему долгу, ограничивался тем, что совал в лицо неосторожному горящую головню.