Текст книги "Рождество в Париже"

Автор книги: Людмила Леонидова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

9

После вечера, проведенного у друзей Пьера, которых Маша еще больше покорила своей непосредственностью, умом и незаурядными способностями, Пьер не отпускал ее ни на шаг. Ему было страшно признаться, но он любил эту девушку так, как, ему казалось, не любил даже маленького Мишеля.

Пьер не мог себе даже представить, что она вдруг исчезнет из его жизни, уедет в Москву. Уже приближался третий месяц пребывания Маши во Франции. У нее кончалась виза, и Пьер каждый день собирался поговорить с девушкой о ее дальнейшей судьбе и их взаимоотношениях. Однако боялся торопить события и суеверно ждал удобного случая.

Но последнюю неделю он стал обращать внимание на то, что Маша начала нервничать, посматривать на календарь, все чаще вспоминать маму. Как-то вечером она расстроилась без всякой видимой причины, заплакала и убежала из гостиной наверх. Пьер решился на разговор. Поднявшись в спальню, он увидел, что Маша, обнаженная, сидит на кровати и внимательно рассматривает себя в зеркало. Длинные волосы были распущены и спадали на мраморной белизны тело. Ее груди, как показалось Пьеру, стали больше, налились, розовые соски напряглись, живот приобрел округлую форму, и даже бедра выглядели полнее, женственнее.

«Господи, – поразился Пьер, – она как мадонна. На моих глазах из худенькой маленькой девочки превратилась в прекрасную и желанную женщину, на которую невозможно наглядеться».

Заметив в дверях спальни Пьера, Маша покраснела и прикрылась шелковым одеялом.

– Тебе нечего стыдиться, ты само совершенство, – шептал Пьер, став перед ней на колени и целуя ее живот, грудь. – Я без тебя не смогу жить.

Маша заплакала. Пьер, не понимая, что происходит, присел на краешек кровати, обнял девушку, стараясь успокоить.

– Что случилось, Машенька? Скажи мне, что с тобой? Я сделаю все, о чем ты попросишь. Я очень тебя люблю.

– Я беременна, – продолжая рыдать, промолвила наконец Маша.

– Ты была у врача?

– Да.

– Почему он мне ничего не сказал?

– Он думал, что это сделаю я.

– Когда ты узнала?

– Уже неделю.

– Машенька, почему же ты все это время молчала? Ведь я же Бог знает что думал. Господи, какое это счастье! Поздравляю тебя! – И, испугавшись, что Маша, не выслушав его, вновь начнет плакать, торопливо продолжил: – Ты поедешь на юг, к морю, там у моего друга есть замок. Он князь и управляет небольшой страной. Ты будешь купаться в теплом море. Я, как только смогу, сразу приеду туда. Даже представить себе не мог, что это предмет твоих переживаний. – И, хлопнув себя по лбу, словно догадавшись, Пьер воскликнул: – А, я понимаю, тебе страшно. Но ты будешь под наблюдением самых лучших врачей. Я буду с тобой при родах. Все будет хорошо. Ты мне веришь?

Не ожидавшая такой реакции, Маша перестала плакать. Она нередко слышала разговоры взрослых о том, что беременность – это страшное несчастье, потому что ребенок мешает жить, с ним одни хлопоты и мучения, лучше от него вообще избавиться. Но как? Потом на минуту представила себе лицо Гоши, если бы она сообщила ему о ребенке, и снова зарыдала.

Пьер расценил это по-своему.

– Может, ты хочешь поехать к маме, в Москву? Побыть с ней? Пожалуйста, поезжай. Я тебе завтра куплю билет. – Но, испугавшись своего опрометчивого решения, тут же исправился: – Только, конечно, ненадолго, пока у тебя небольшой срок. – Он нежно погладил Машу по животу. – А потом вместе поедем на море? Хорошо?

Маша зарыдала еще громче, теперь уже не зная почему. Он прижал ее к себе и, лаская, стал рассказывать ей, как ребенку, про их счастливую будущую жизнь втроем. Постепенно Маша успокоилась и уснула в объятиях Пьера.

10

На аэродроме Машу встречала мама. Оглядев дочь с ног до головы, она восхитилась:

– Какая же ты стала взрослая и красивая! – При этом, ощупав ткань пальто, начала волноваться, что Маше холодно без шубки. В Москве все еще стояла зима.

Когда они приехали домой и распаковали чемодан, мама с удовольствием рассматривала новые дорогие Машины вещи, все, что привезла ей дочь в подарок.

Маша решила пока не посвящать маму ни в какие подробности. Из телефонных разговоров та знала: Маша живет в доме обеспеченного человека, который заботится о ней. Но теперь Маше предстояло сообщить, что она собирается выйти за него замуж. И про ребенка.

Девушка решила пока промолчать, чтобы мама не замучила ее своей опекой.

– Я чувствовала еще по телефону, что твое замужество с месье Пьером дело решенное, иначе бы ты давно вернулась домой – я тебя знаю. Надеюсь, тебе с ним будет хорошо. – Мама незаметно смахнула слезу.

– Я тоже надеюсь, мамочка.

Та внимательно посмотрела на Машу.

– Мне кажется, ты мне не все рассказала?

– Мама, я не собираюсь завтра уезжать. У нас с тобой впереди много вечеров. Мы еще наговоримся. – И, стараясь перевести разговор на другую тему, спросила: – Ну, как там мои девочки? Наверное, не могли дождаться своих заказов? Я им столько всего привезла!

– Зоя часто звонила, все расспрашивала о тебе, говорила, ты же знаешь ее, всякие глупости, мол, «счастливая, повезло». Я тогда расстраивалась страшно, а она меня успокаивала: «Ваша Маша умная и красивая – знала, кому под колеса прыгнуть». Я сначала сердилась, но поняла потом – бесполезно. Да, еще твой приятель звонил.

– Какой приятель? – Mania удивленно подняла брови.

– Представился как Григорий. Сказал, что вы вместе летели в Париж, что ты ему дала телефон, передавал тебе привет, желал выздоровления, интересовался, когда обратно прилетаешь.

– Ты ему сказала?

– Конечно. Он обещал сегодня вечером позвонить.

Маша промолчала.

Гоша позвонил через несколько дней. Бодрым, веселым голосом, как ни в чем не бывало, спросил, не соскучилась ли она по нему, поинтересовался, как ей жилось в Париже, а потом по-хозяйски произнес:

– Ну, так я к тебе подкачу, мимоза, когда одна будешь? Поговорить надо.

Маша даже растерялась от такой наглости. Столько раз она готовилась сказать ему все, что о нем думает, а когда случай представился, слова вылетели из головы.

– Как ты мог? – только и смогла она выговорить и бросила телефонную трубку.

Гоша тут же перезвонил:

– Ладно, не обижайся, я приеду и все тебе объясню.

Маша молчала.

– Ты меня слышишь? Я же хочу деньги вернуть. Сама же обрыдалась, что не твои… Говори, во сколько приезжать?

Маша назначила время и удивилась, что Гоша не спросил даже адрес. «Значит, я и адрес вместе с телефоном дала. А может, у мамы выудил?»

Гоша подкатил на машине – Маша увидела это в окно.

Перед домом на улице мерзла девушка, продавая роскошные розы, накрытые прозрачным колпаком. Внутри колпака горела свеча. Девушка стояла на этом месте каждый день. Маша, выглядывая в окно и всякий раз с сожалением думая о продавщице цветов, не могла понять, зачем розам свеча – для тепла или для красоты?

Гоша направился к девушке и купил у нее все розы. Та, обрадовавшись, стала собирать свои пожитки, а Гоша вошел в Машин подъезд.

– Ну, здравствуй, мимоза. – Встав на одно колено, он положил на полу перед Машей охапку прелестных, на длинных стеблях роз.

«Абсолютно не изменился, такой же красавчик, как и прежде, – уже без всяких эмоций подумала Маша. – Только опять новые куртка, ботинки, и вообще, как будто вышел из магазина, в котором его переодели».

– Ты без меня скучала? – спросил Гоша самодовольным тоном человека, привыкшего нравиться. И тут же притянул Машу к себе. – Ого, да ты поправилась, – одобрительно произнес он, почувствовав Машину упругую грудь и бедра. – Значит, твой французик хорошо кормил, коль ты такая герла стала. – Он оценивающе оглядел Машу. – Упаковалась. С прикидом. Прибамбасики, часики. Почем?

– Гоша, – еле сдерживаясь, выговорила Маша, – ты хотел объясниться со мной. Я слушаю. Тебе не может быть никакого дела до того, кто и как меня кормил. Ты обокрал меня и бросил без копейки денег одну в чужом городе…

– Ну, поехали, остановись же. Не обокрал, ты сама мне их отдала, еще паспорт навязывала. И вообще… – Он сделал паузу, видимо, стараясь более деликатно выразить свою мысль. – Можно сказать, сама… со мной. – Но, увидев Машины глаза, полные слез, примирительно достал из кармана белоснежный платок, прижал к ее носу и произнес: – Да я, когда увидел, что на тебя этот дедок наехал и «скорая» тут, и полиция, сам испугался, думал, что насмерть. Потом не знал, где тебя искать. Не веришь? Как только приехал, то позвонил твоей маман, не хотел грех на душу брать, думал, из-за меня – да на тот свет. – И, опустив глаза, Гоша как бы смиренно добавил: – Я ведь верующий.

Маша удивленно посмотрела на него.

– Правда, я и в церковь хожу, хотел тебе за упокой уже свечку ставить, а теперь вот смотрю и думаю: в Париж, наверное, на свадьбу меня пригласишь?

– Моя жизнь тебя не касается. Гоша, я согласилась с тобой встретиться, потому что ты обещал вернуть деньги и объяснить, почему тогда сбежал. Ведь так? Слушаю.

– Понимаешь, мимоза. – Гоша вновь дотронулся до Маши. – Все-таки ты стала в порядке! Париж явно пошел на пользу.

– Давай по делу.

– Вот я и подумал, может, мы с тобой там бизнес крутить начнем. Возьмешь у своего французика мани, вложишь в дело. – И тут же пояснил: – Будешь куртки у моего турка брать и мне через одного человека переправлять, я тебе все адреса дам. Я их тут живо реализую и… денежки пополам. Просекаешь? Совместное русско-французское предприятие «ГОШМАШ», значит, Гоша с Машей. Мы с тобой такой бизнес раскрутим, миллионерами станем. Тогда ты своего Пьера забудешь… Только для раскрутки… тысяч десять баксов у него надо выудить, как первоначальный капитал.

Маша с неприязнью посмотрела на Гошу:

– Очень интересный замысел. Только в качестве первоначального капитала, может, ты вложишь хотя бы свой долг в тысячу долларов?

– Мимоза, я сейчас немного в затруднительном положении. Ведь этот турок и тогда меня за горло взял. «Хочешь, – говорит, – партию хорошую, качественную – гони». – И Гоша потер большой и указательный пальцы. – Мне как раз твоей тысячи и не хватало. Ну, теперь понимаешь мое положение? – Гоша глубоко вздохнул и продолжил: – А насчет своих баксов не сомневайся: как только наш бизнес пойдет, я их тут же тебе верну. – И он снова попытался притянуть девушку к себе.

Теперь Маша все поняла.

«Какая же я наивная дурочка. Решила, что, возможно, ошибаюсь и такой человек, как Гоша, все-таки отдаст деньги. Зачем я только согласилась с ним встретиться? Хотела дать ему шанс? Шанс первому мужчине в моей жизни остаться порядочным человеком? Но, увы, он им не воспользовался!»

На следующий день Маша решила сходить в женскую консультацию. Ее беспокоили общее состояние, тошнота, боли в пояснице. Врач, пожилая женщина, не поднимая глаз, что-то долго писала в карточке. Потом, по-прежнему не удостаивая Машу взглядом, предложила ей раздеться и лечь в кресло. Маша вспомнила врача в Париже, их долгую беседу. Как он внимательно выслушал ее! Как участливо всем интересовался, расспрашивал о родителях, о причине смерти папы. Ей тут же сделали анализы, чтобы уточнить сроки беременности, затем доктор попросил Машу пригласить Пьера для беседы и осмотра. Но девушка была настолько испугана и застигнута врасплох известием о неожиданной беременности, что, восприняв первую фразу «у вас будет ребенок» как приговор, она впала в шок. И только оказавшись дома, осознала, что не задала врачу ни одного вопроса и не запомнила половины из его настойчивых и ласковых объяснений. Поэтому, приехав в Москву, Маша записалась на прием в консультацию.

По того, чего она ожидала, не произошло. Продолжая хранить молчание даже после осмотра, врач вновь набросилась на Машину карточку, и, наверное, на этом визит был бы завершен, если бы Маша не произнесла робко:

– Доктор, я бы хотела с вами побеседовать.

Врач удивленно вскинула на нее глаза и резко, как будто Маша пришла у нее что-то отнять, ответила:

– Женщина, если вы собираетесь делать аборт, то приходить надо было раньше, потому что у нас очередь, а у вас уже большой срок – десять-одиннадцать недель, а может быть, и больше. – Но, увидев растерянное лицо Маши, смягчилась: – Ну, если у вас какие-то обстоятельства, сходите к главврачу… только не тяните, будет поздно. – И с этими словами, не попрощавшись, вышла из кабинета.

Маша с пачкой каких-то направлений на анализы посидела еще минут пять в надежде, что разговор не закончен и врач вернется.

Как же так? Она столько хотела у нее спросить, выяснить? И почему эта женщина назвала такие большие сроки? Может, французский врач ей тоже об этом говорил? Но в тот момент она просто потеряла голову от ужаса и ничего не слышала. А если у нее действительно срок почти три месяца, значит, беременность от Гоши? От этой мысли у Маши ноги стали ватными и закружилась голова. Нянечка, вошедшая в кабинет с ведром и грязной щеткой, засуетилась.

– Милая, тебе что, плохо? Я сейчас. – Вытерев руки о халат, она достала с полки какой-то пузырек и, открыв, сунула его Маше под нос.

«Пьер очень верит мне, я не смогу жить с этим обманом всю жизнь», – придя в себя, подумала Маша. Она приняла твердое решение избавиться от ребенка Гоши и направилась в кабинет главврача.

11

Комфорт самолета французских авиалиний отвлекал Машу от тяжелых мыслей. Две недели, проведенные в Москве, аборт в жуткой больнице, ложь Пьеру о выкидыше, его каждодневные тревожные звонки и, наконец, расставание с мамой – все это оставалось там, в заснеженной, холодной России.

Она не должна думать о прошлом, все неприятности позади – впереди ее ждал весенний Париж, любящий и заботливый Пьер, его теплый дом, по которому она успела соскучиться, милые друзья.

Мягкие широкие кресла с красивой новой обивкой, вкусная еда, напитки – все это настраивало на спокойный лад. Приятно было ощущать и постоянное внимание стюардесс в фирменных костюмах, ладно сидевших на каждой из них, потому что девушки были как на подбор – стройные, длинноногие, модно причесанные. Глядя на них, Маше хотелось быть такой же собранной и приветливой.

«Постараюсь взять себя в руки, нельзя, чтобы Пьер видел меня нервной, больной и заплаканной», – толкая перед собой тележку с чемоданом в парижском аэропорту, размышляла Маша. Поэтому встречавший ее с букетом нежных фиалок Пьер увидел уже подтянутую и спокойную Машу.

– Как же я без тебя скучал! – Его глаза светились неподдельной любовью. Он ласково коснулся Машиной щеки. – Милая моя девочка. Ты похудела. Сколько же тебе досталось! Я за тебя очень волновался! – Усаживая ее в просторный, сверкающий чистотой автомобиль, Пьер произнес с досадой в голосе: – Зачем я тебя отпустил? Мне надо было поговорить с нашим врачом. Здесь бы этого наверняка не случилось.

Он думал, что у Маши не очень гладко протекала беременность, возможно, нужна была помощь более квалифицированных специалистов, а русские врачи проглядели, не справились.

Это был и скрытый упрек Маше.

Обычно мягко водивший машину, Пьер нервничал, повышал голос, хотя и старался сдерживаться, и его волнение отражалось на езде. Автомобиль шел неровно, толчками, как бы выражая недовольство вместе с хозяином.

Маша, замкнувшись, молчала. Ее мучила совесть, обман тяжестью давил на сердце, слезы сами собой катились из глаз. Жалко было всех: Пьера, ребенка, да и себя, конечно.

Почувствовав ее состояние, Пьер смягчился:

– Прости меня, я не хотел тебя огорчать. По телефону не говорил ничего, желал только одного – чтобы ты вернулась, а сейчас не мог сдержаться. – Он снял одну руку с руля, крепко сжал Машину ладонь, поднес ее к губам и, ощутив холодные, дрожащие пальцы, неожиданно произнес: – Хочешь, не заезжая домой, погуляем по Парижу? Он без тебя скучал, а ты?

Маша виновато улыбнулась:

– Конечно, ты же знаешь.

– Тогда по старым местам? – ласковым голосом предложил Пьер, стараясь ее приободрить.

– А может, по новым?

– Пожалуйста, как прикажешь! Покажу тебе знаменитый квартал Марэ. Это мое самое любимое место.

Проехав по Большим Бульварам, они оказались на правом берегу Сены.

Лицо Маши просветлело. Встреча с Парижем после короткой разлуки наполнила ее сердце радостью.

Запарковав машину, они пошли по улице Тампль. Пьер, сердясь на себя за несдержанность и стараясь исправить ситуацию, начал, словно старый сказочник, рассказывать Маше про четырнадцатый век, про монашеско-рыцарский орден тамплиеров, именем которого названа улица.

Маша понемногу успокаивалась. Они вышли на параллельную Архивную улицу.

– В этих старинных зданиях отелей де Субиз и де Роган сейчас находится Национальный архив, – начал Пьер и подвел ее к красивым особнякам. – Каждый год в начале лета в этом квартале проходит фестиваль Марэ. Тогда дворы и здания превращаются в живописные декорации. Я специально привел тебя сюда, чтобы ты посмотрела, как все здесь выглядит сейчас, и могла сравнить потом, во время фестиваля.

– Тут потрясающе красиво, – бросая восхищенные взгляды по сторонам, воскликнула Маша.

Пахло свежей весенней листвой, первыми цветами – все вокруг радовало глаз. У Маши улучшилось настроение. Она представила себе этот старинный квартал во время фестиваля.

– Значит, мы будем приезжать сюда часто?

– Конечно, этот фестиваль как раз для тебя: праздник музыки, театра и балета.

– А почему он называется Марэ? Ведь это означает болото, а здесь такая красота, – проходя мимо знаменитой церкви Сен-Жерве, спросила Маша.

– Правильно, болото, – кивнул Пьер, – потому что в древние времена, когда Сена выходила из берегов, эти места заливало водой. В средние века местность осушили. С тех пор квартал Марэ застраивался роскошными особняками для знати – герцогов, принцев, членов королевской семьи. Когда у меня бывает неспокойно на душе, я приезжаю сюда пройтись, полюбоваться на это великолепие, подумать о вечном, – признался Пьер.

– У нас в Лужниках тоже было болото, а теперь Дворец спорта, – сказала Маша, а про себя подумала: «И барахолка, на которой мы с мамой купили мне шубу».

Уловив грусть в ее голосе, Пьер произнес:

– Праздник начнется очень скоро, я сам буду возить тебя сюда каждый день.

Маша благодарно прижалась к Пьеру, посмотрела на седину у него на висках, которой немножко прибавилось за время их расставания. Девушка была признательна ему за все – что прекратил тяжелый разговор, что сдержал внезапно прорвавшуюся обиду, простил ее за отъезд в Москву, который, по его мнению, привел к несчастью.

Маша заглянула Пьеру в глаза. В них она не увидела теперь ни упрека, ни обиды – только тепло, любовь и покой. Чувство нежности и еще желание близости с мужчиной заполнили ее целиком. Она обвила шею Пьера руками и прошептала:

– Поехали домой.

Прижав ее к себе так, чтобы она могла почувствовать его, Пьер серьезно сказал:

– Машенька, ты становишься настоящей женщиной.

– Потому что рядом со мной добрый и великодушный мужчина, – в тон ему ответила Маша.

Следующий месяц в Париже прошел спокойно. Маша читала, занималась музыкой, гуляла. Пьер много работал. Он часто заговаривал с ней о свадьбе, о том, что у них принято заранее рассылать приглашения, рассказывал о своих именитых друзьях. Но, чувствуя какое-то внутреннее сопротивление Маши, в котором она даже сама не могла разобраться, умолкал, ждал подходящего случая.

Иногда Маша начинала вдруг хандрить, скучала, ей хотелось заняться каким-нибудь делом, иметь близких друзей. Она теперь часто звонила в Москву подружкам, которые наперебой рассказывали ей столичные новости, просили что-нибудь купить, звали приехать домой. Но после ее поездки в Москву эта тема в разговоре с Пьером была запретной. Он, уступавший Маше во всем, во всех ее капризах, становился твердым, как кремень, и даже не хотел объяснять причины своего нежелания обсуждать этот вопрос. Обожая Машу, он все чаще стал задумываться, как ее развлечь и чем занять.

Однажды вечером, когда Маша вновь завела разговор о поездке в Москву, раздался телефонный звонок, и Пьер с кем-то долго беседовал. Сначала Маша услышала, как он от чего-то отказывался, говорил, что именно сейчас у него много работы и он неважно себя чувствует, что для него такая поездка тяжела, но потом неожиданно сказал: «Может быть» и обещал подумать.

Положив трубку. Пьер подошел к Маше, притянул ее к себе и хитро улыбнулся.

– У меня есть для тебя заманчивое предложение.

– Какое? – встрепенулась Маша.

– Мой сын отснял картину, которой присудили престижную премию. Он приглашает нас с тобой в Америку, в Лос-Анджелес, отпраздновать вместе его победу. Через неделю по этому случаю состоится банкет, на который прибудут многие кинознаменитости. Мишель обязательно хочет видеть и нас.

Маша от радости повисла у Пьера на шее.

– И мы поедем? Ты согласился?

– А ты согласна?

– Пьер, миленький, как я рада. Мне так хотелось побывать в разных странах и, конечно, в Америке. Это просто великолепно! – И, решив схитрить, добавила: – Как можно отказать любимому сыну?

А Пьер, подстраиваясь под ее тон, рассмеялся:

– И не менее любимой женщине!

Всю неделю Маша провела в сборах. Она раскопала массу книг про Америку. Вечерами, мучая Пьера, читала ему бесконечные выдержки, заставляла показывать на карте, как они будут лететь, советовала, какой выбрать рейс.

Ее вопросы не кончались. Маше хотелось знать все про город, в котором живет Мишель, про обычаи страны, про достопримечательности. Она говорила, что за эти несколько дней пребывания они должны успеть посетить все.

Пьер, как мог, отбивался и, улыбаясь, мягко объяснял:

– Там я уже не смогу быть твоим гидом, думаю, обо всем тебе расскажет Мишель. Он уже пять лет в этой стране.

– А где мы будем с тобой жить?

– Мишель уже заказал нам номер в гостинице. Тебе очень понравится. Он выбрал самый роскошный отель в Лос-Анджелесе.