Текст книги "Знаменитые женщины Московской Руси. XV—XVI века"

Автор книги: Людмила Морозова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

С.М. Каштанов предложил рассматривать в качестве источников о политической борьбе у великокняжеского трона в конце XV в., в которой активное участие принимала и Софья Палеолог, всевозможные грамоты, подписанные ее сыном Василием, и дипломатическую переписку с польским двором. Она стала наиболее активной после бракосочетания княжны Елены Ивановны с великим князем Литовским Александром^{170}. Этот подход представляется вполне правомерным, поскольку в дипломатических документах наглядно отражено положение Софьи при великокняжеском дворе.

В «Записках о Московии» С. Герберштейна также есть ряд данных о Софье Палеолог. Австрийский посол отметил, что она была второй супругой Ивана III, поскольку первая его жена Мария умерла. Дипломат правильно указал, что Софья приходилась дочерью деспоту Фоме, владевшему землями в Пелопоннесе, и внучкой константинопольскому императору Эммануилу из рода Палеологов. По утверждению Герберштейна, у Софьи было только пять сыновей: Гавриил, Дмитрий, Георгий, Симеон и Андрей. Гавриилом он назвал Василия, хотя в русских источниках таким именем княжича не называли. В летописях отмечено, что свое имя он получил в честь Василия Парийского, память которого отмечалась 26 марта, как и Собор архангела Гавриила. К тому же посол неправильно указал Георгия (Юрия) третьим ребенком, на самом деле он был вторым сыном Софьи^{171}.

Герберштейн сообщил, что все сыновья получили земельные владения еще при жизни отца. Наследником был объявлен Иван, а Гавриил получил Новгород Великий^{172}. Однако, поданным летописей, Иван хоть и считался наследником, при отце владел только бывшим Тверским княжеством. Данных о владениях остальных княжичей нет. Известно лишь, что Василий получил в управление Новгород Великий только в 1499 г. после провозглашения наследником Дмитрия-внука в 1498 г.^{173}

По мнению Герберштейна, Дмитрий-внук получил верховную власть после смерти отца по существовавшему обычаю^{174}. Этим замечанием австрийский посол, видимо, хотел поставить под сомнение законность власти Василия III. Однако таких обычаев в Русском государстве не существовало, поскольку до этого ни разу в истории династии московских князей верховная власть не переходила от деда к внуку.

По утверждению Герберштейна, Василий получил верховную власть благодаря хитрости своей матери Софьи, имевшей большое влияние на мужа. Та якобы убедила мужа отдать престол сыну и заключить Дмитрия-внука в тюрьму. Правда, какие аргументы использовала царевна, австриец не пояснил. Неясно также, из каких источников он взял сведения и о том, что перед смертью Иван III встречался с внуком, дал ему свободу и получил от него прощение за свой жестокий поступок. Но после этого Дмитрий якобы был схвачен уже дядей Гавриилом и вновь брошен в темницу. Там он и умер либо от голода и холода, либо от угарного дыма. Но дядя, по утверждению Герберштейна, при жизни Дмитрия именовал себя только правителем, а титул великого князя принял после его смерти^{175}.

Однако и эта информация австрийского дипломата вызывает сомнение. Из надписи на гробнице Дмитрия-внука известно, что он умер 14 февраля 1509 г.^{176} Василий III, как известно, пришел к власти в конце октября 1505 г. уже имея титул великого князя. Его он получил в последние годы жизни отца. Считать себя всего лишь правителем почти четыре года у него не было никаких оснований.

Хорошо известно, что во всех документах уже с апреля 1502 г. Василий значился как великий князь^{177}. Официально права на верховную власть он получил по духовной грамоте Ивана III, составленной и подписанной в июне 1504 г.^{178} Никакого титула «правитель» он никогда не носил. Его в Русском государстве вообще не было.

Поэтому напрашивается предположение, что все сведения о взаимоотношениях Василия III с Дмитрием-внуком были выдуман Герберштейном, чтобы еще раз бросить тень на великого князя и поставить под сомнение законность его власти. Характерно, что в последующем тексте австриец вновь повторил, что после смерти Ивана III законным правителем считался Дмитрий-внук, находящийся в темнице, поэтому Василий «не желал подвергать себя торжественному избранию в монархи»^{179}.

Однако в Русском государстве верховный правитель не избирался, а получал власть по наследству от отца или других родственников. Законность ее подтверждалась духовной грамотой. В завещании Ивана III о Дмитрии-внуке нет ни слова, великим князем в нем назван Василий. Это и являлось подтверждением законности его восшествия на престол.

Получается, что Герберштейн умышленно исказил целый ряд фактов, касающихся восшествия на престол старшего сына Софьи Палеолог Василия.

Неясно, из каких источников австриец почерпнул сведения и о том, что Софья Палеолог постоянно попрекала мужа за то, что тот оказывал честь ордынским послам и стоя встречал их за городом. Она якобы даже уговорила мужа притворяться больным при их прибытии в Москву. В дипломатических документах, отразившихся в ряде летописей, эти данные не подтверждаются. Известно, что Иван III перестал платить ордынскую дань задолго до 1480 г. и, значит, вряд ли особо почитал ханских послов. Их он принимал у себя во дворце^{180}.

По данным Герберштейна, Софья сама отправила послов к жене хана Золотой Орды и выкупила у нее место в Кремле, где жили ордынцы^{181}. Однако в русских источниках нет данных о такой самостоятельной деятельности византийской царевны. Вызывает сомнение, что она вообще обладала достаточными средствами для организации собственного посольства в Орду и покупки земли в Кремле. Ведь ей даже пришлось отдать племяннице Марии в качестве приданого драгоценности первой жены Ивана III, поскольку у нее самой ничего ценного не было. Напрашивается предположение, что австрийский посол умышленно преувеличил роль Софьи в свержении ордынского ига, чтобы принизить значение самого великого князя.

Таким образом, анализ текста сочинения Герберштейна позволяет усомниться в том, что оно является ценным источником для изучения жизни и деятельности Софьи Палеолог.

Отдельные сведения о византийской царевне содержатся в памятниках русского происхождения XVI в. Например, из следственного дела Берсеня Беклемишева известно, что ряд представителей русской знати относился к ней и ее окружению отрицательно. Они полагали, что греки испортили нравы при русском дворе^{182}. Правда, некоторые историки считали это большим преувеличением^{183}.

Отрицательный отзыв о Софье Палеолог оставил и князь А. Курбский, но считать его мнение достоверным нельзя, поскольку он родился через много лет после смерти царевны.

В целом количество всевозможных источников, относящихся к Софье Палеолог, достаточно велико. Они свидетельствуют о том, что женитьба Ивана III на византийской царевне произвела большое впечатление на современников: и на русских людей, и на иностранных дипломатов. В созданных ими эмоционально окрашенных произведениях были достаточно подробно описаны обстоятельства женитьбы Ивана III на Софье Палеолог, зафиксировано рождение ею многочисленных детей, отмечено самостоятельное участие в дипломатических переговорах, даны сведения о конфликтах ее с мужем и т.д.

Дошли до нас и документальные памятники, касающиеся деятельности царевны. Они преимущественно дипломатического характера.

БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК

Личность Софьи Палеолог привлекала внимание многих известных исследователей истории Русского государства XV–XVI вв. Еще Н.М. Карамзин собрал сведения о ее происхождении, родителях, детских годах. Он выяснил, что отец царевны Фома был одним из двух братьев византийского императора Константина Палеолога. Старший Дмитрий управлял Пелопоннесом, Фома – Мореей. Когда турки во главе с султаном Магометом II напали на Византию, император Константин вступил с ними в бой и погиб. Дмитрий предпочел покориться султану, отдал ему в гарем свою дочь и получил в управление город во Фракии. Фома с семьей бежал в Рим. Он привез папе Пию II одну из христианских святынь – голову апостола Андрея и за это стал получать ежемесячно 300 золотых ефимок на содержание семьи^{184}.

Эти сведения, собранные Карамзиным из итальянских источников, опровергают данные Львовской летописи о том, что Софья оказалась в Риме потому, что римский папа был ее родственником.

Через некоторое время, как выяснил историк, отец и мать Софьи умерли, и она вместе с двумя братьями, Мануилом и Андреем, оказалась под покровительством нового папы Павла II. По мнению Карамзина, Мануил и Андрей вели легкомысленный образ жизни и не вызывали уважения у итальянцев. Напротив, Софья, одаренная красотой и разумом, «была предметом общего доброжелательства». Поэтому папа вознамерился найти ей хорошего жениха. Неожиданно для европейцев его выбор пал на московского великого князя Ивана III. Карамзин полагал, что это было сделано для того, чтобы Софья подтолкнула мужа к унии с католической церковью и к вооруженной борьбе с турецким султаном для освобождения ее родины^{185}.

Историк уделил внимание обстоятельствам сватовства Ивана III к византийской царевне, привлекая для этого не только русские летописи, но и источники итальянского происхождения. В итоге этот вопрос ему удалось осветить достаточно обстоятельно^{186}.

Н.М. Карамзин подробно описал поездку Софьи из Рима в Москву, используя для этого различные источники. На основе их он представил и жизнь царевны в Москве, не подвергая содержание летописных памятников какой-либо научной критике^{187}.

Поэтому историк не обратил внимания на то, что в летописях содержатся несовпадающие сведения о количестве детей Софьи и времени их появления на свет. Суммируя ряд данных, он сделал вывод о том, что у нее было пять дочерей и пять сыновей. Это Елена, Феодосия, Елена, Василий, Георгий, Дмитрий, Семен, Андрей, Феодосия и Евдокия^{188}. При этом он никак не пояснил, почему не включил в перечень третью Елену, Бориса и Ивана, о которых есть упоминания в некоторых летописных памятниках.

Описывая появление на свет Василия, Карамзин использовал легенду о видении Софьи святого Сергия Радонежского, предсказавшего ей рождение сына^{189}.

В целом Карамзин был не склонен считать роль Софьи при дворе Ивана III и ее влияние на мужа значительными. Он лишь отметил, что некоторые современники писали о том, «что, будучи хитрой и честолюбивой, она постоянно убеждала мужа поскорее свергнуть ордынское иго». В данном случае историк повторил информацию Герберштейна без ссылки на его труд. Правда, к этим сведениям он отнесся довольно осторожно^{190}.

Н.М. Карамзин осудил книжников за то, что те на страницах летописей порицали Софью за отъезд из Москвы во время нашествия Ахмата. По его мнению, великая княгиня была вынуждена спасаться на севере с маленькими детьми. При этом историк привел данные о том, что сначала беглецы якобы поехали в Дмитров, потом на Белоозеро и далее двинулись дальше к океану^{191}.

Ни в одной летописи этих деталей нет. Откуда их взял историк – неизвестно. Вероятно, они были плодом его собственной фантазии, поскольку слишком далеко уезжать к океану Софье не требовалось. Ведь ордынские полки не смогли переправиться даже через Угру осенью 1480 г.

Следует отметить, что Карамзин проигнорировал сведения и Контарини, и С. Герберштейна о том, что у Софьи были трения с Иваном Молодым и что она якобы устраивала против него козни. Например, он не связал с происками царевны смерть Ивана Молодого, как это сделал австрийский посол. Более того, по его утверждению, лекарь Леон был привезен в Москву сыновьями Рала Палеолога за несколько месяцев до болезни княжича. Лечить Ивана он вызвался сам, видимо, считая его заболевание несерьезным^{192}.

Можно заметить, что в труде Карамзина не содержится каких-либо прямых обвинительных выпадов в адрес Софьи Палеолог, которые есть в некоторых летописных источниках.

Он не осудил ее за утрату драгоценностей первой жены Ивана III, рассмотрев данный эпизод вкратце^{193}.

Даже события декабря 1497 г., связанные с попыткой княжича Василия при поддержке матери бежать из Москвы, представлены как результат происков сторонников Дмитрия-внука против них. По мнению историка, при великокняжеском дворе активно обсуждался вопрос о том, кто станет наследником Ивана III. У Дмитрия-внука якобы было больше поддержки со стороны знати.

Но в летописных источниках такой информации нет. В них лишь есть данные о том, что дьяки сообщили Василию о готовящемся провозглашении Дмитрия-внука великим князем. Чтобы помешать этому, по мнению книжников, великая княгиня хотела отравить мужа, поэтому тот стал остерегаться ее. Карамзин же высказал предположение о том, что зелье предназначалось для Елены Волошанки и ее сына^{194}.

Историк полагал, что гнев Ивана III на сына Василия и супругу был временным явлением: «Иоанн любил супругу, по крайней мере, чтил в ней отрасль знаменитого императорского дома, двадцать лет благоденствовал с нею, пользовался ее советами и мог по суеверию, свойственному и великим людям, приписывать счастию Софии успехи своих важнейших предприятий. Она имела тонкую греческую хитрость и друзей при дворе». Поэтому уже через год великий князь «возвратил свою нежность супруге и сыну»^{195}.

Карамзин считал, что через некоторое время Иван III вновь начал расследовать дело о попытке бегства Василия и выявил вину двух представителей знати: князей И.Ю. Патрикееева, своего двоюродного брата, и С. Ряполовского. Оба были сурово наказаны^{196}.

Правда, в летописях нет пояснений по поводу того, за что были репрессированы эти вельможи. Поэтому у Карамзина не было никаких оснований для того, чтобы связать попытку бегства Василия с наказанием Патрикеева и Ряполовского и делать вывод о том, что после этого отношения Ивана III с женой и сыном улучшились.

В целом же Карамзин не считал, что Иван III испытывал сильную любовь к Софье. Он полагал, что тот лишь использовал ум Софьи при решении важных государственных дел и считал полезными ее советы^{197}. Правда, каких-либо конкретных примеров, подтверждающих этот вывод, в «Истории государства Российского» нет. Отсутствуют такие данные и в источниках.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что прославленный историк относился к Софье Палеолог исключительно положительно. Он считал, что она обладала изощренным умом, давала супругу полезные советы при решении государственных вопросов. Используя свои обширные связи в Риме и городах Италии, принцесса способствовала приезду на Русь различных иностранных специалистов. Среди них были дипломаты, архитекторы, градостроители, рудознатцы, иконописцы, оружейники, литейщики, ювелиры, музыканты и т.д. Все они оказали большое влияние на развитие русской культуры и ремесла на рубеже XV–XVI вв.

Делая различные выводы, касающиеся жизни и деятельности Софьи, Карамзин, правда, не всегда основывался на данных источников и даже нередко вольно трактовал их содержание. Поэтому к ним следует относиться с осторожностью.

Большое внимание уделил Софье Палеолог и другой известный историк XIX в. – С.М. Соловьев. В пятом томе «Истории России с древнейших времен» он назвал вторую главу «Софья Палеолог». На основе летописных источников он описал обстоятельства сватовства Ивана III к Софье, ее поездку из Рима в Москву и свадьбу^{198}.

Историк полагал, что византийская царевна оказала очень сильное влияние на характер власти великого князя. Если до этого московский государь был только первым среди равных, то при Софье окончательно сформировалось самодержавие. После брака с ней Иоанн «явился грозным государем на московском великокняжеском столе; он первый получил название Грозного»^{199}.

Данный вывод Соловьев сделал на основе свидетельств А. Курбского, Берсеня Беклемишева и Герберштейна, которым полностью доверял^{200}.

Историк полагал, что при дворе у Софьи и ее сына было мало сторонников, только дети боярские и дьяки. Главные представители знати, по его мнению, поддерживали Дмитрия-внука, якобы имевшего бесспорные права на великокняжеский престол – «по прежнему обычаю». В чем он состоял, историк не пояснил. У сына Софьи Василия, по его мнению, было одно преимущество – он был «от царского кореня»^{201}.

Однако это утверждение Соловьева вызывает возражение. Отец Дмитрия-внука Иван Молодой только считался соправителем отца, на престоле же никогда не был. Поэтому формально его сын законных прав на верховную власть, по существовавшему обычаю, не имел. Например, ярлык на великое княжение получали только те князья, чьи отцы раньше сидели на великокняжеском престоле.

Венчание Дмитрия-внука на великое княжение историк расценил как победу боярской верхушки. Но, в отличие от Карамзина, С.М. Соловьев считал, что византийская царевна всегда оказывала очень сильное влияние на мужа, поэтому, даже удалившись от нее после заговора Василия в декабре 1497 г., он «не удалился от мыслей, внушаемых ею». В итоге торжество бояр оказалось недолгим. Страшная опала обрушилась на князей Юрия Патрикеева и его зятя Семена Ряполовского. Причину ее историк объяснил действиями этих бояр против Софьи и ее сына Василия^{202}. Правда, в летописных источниках конкретных данных на этот счет нет.

Соловьев не дал точных пояснений относительно причины опалы на Дмитрия-внука и его мать в 1502 г. Он лишь привел версию самого Ивана III, отраженную в грамотах к дочери Елене, ставшей женой великого князя Литовского Александра, и крымскому хану. Она заключалась в том, что внук стал грубить деду и этим вызвал его гнев^{203}. Но думается, что причина была глубже.

В труде Соловьева повторено мнение Герберштейна о том, что именно Софья заставила Ивана III свергнуть ордынское иго. Правда, ссылка идет на «Историю Российскую» В.Н. Татищева. Судя по всему, тот лишь с большими деталями повторил утверждение австрийского дипломата^{204}.

С.М. Соловьев, как и Карамзин, не обвинил великую княгиню в том, что она бежала на Белоозеро в период нападения на Русь хана Ахмата. По его мнению, Иван III сам отправил туда жену вместе с детьми и казной. В данном случае он повторил версию летописцев XVI в.^{205}

К числу заслуг Софьи Соловьев отнес строительство Успенского собора в Москве. Историк полагал, что именно она убедила мужа пригласить из Италии опытного мастера^{206}.

Кроме того, Соловьев сделал вывод о том, что Софья Палеолог и ее сын были близки к иосифлянам, правда, не пояснил, в каких источниках об этом сообщалось. Возможно, он решил, что так великая княгиня противопоставляла себя Елене Волошанке, близкой к еретикам^{207}.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что С.М. Соловьев считал, что Софья Палеолог оказала большое влияние и на мужа, заставив его сбросить ордынское иго и стать самодержцем, и на нравы при великокняжеском дворе, которые сильно испортились. Поэтому, по его мнению, московская знать ненавидела византийскую принцессу и всячески ей вредила. Но Софье с сыном Василием удалось найти опору в лице иосифлян, мелкопоместного дворянства и дьяков.

Мнение о Софье Палеолог Н.М. Карамзина и С.М. Соловьева в той или иной форме повторили потом многие историки, создававшие труды по истории Русского государства рубежа XV–XVI вв. В их числе: М. Щербатов, Н.И. Костомаров, И.Е. Забелин, В.О. Ключевский, С.Ф. Платонов и др. При этом никто из них не обнаружил каких-либо кардинально новых данных, касающихся личности византийской царевны. Все они единодушно утверждали, что жена Ивана III оказала большое влияние на его внешнюю и внутреннюю политику.

Уже известные данные о Софье Палеолог были обобщены в статье Ф.И. Успенского «Брак царя Ивана III Васильевича с Софьей Палеолог». В ней всячески подчеркнуто, что знатная супруга возвысила статус великого князя и даже позволила претендовать на царское достоинство^{208}.

Определенное внимание деятельности Софьи Палеолог уделил и И.Е. Забелин. Он полагал, что она занималась церковным строительством в Кремле. К числу ее построек он относил церковь Николая Гостунского на старом татарском дворе. При ней жили вдовы, до 20 человек^{209}.

С именем Софьи Фоминичны исследователь связывал также постройку церкви Косьмы и Дамиана и перестройку Спасского собора, который стал Верхнеспасским из-за строительства каменного теремного дворца. Сам Спасский монастырь был перенесен из Кремля на берег Москвы-реки в 1490 г. и стал называться Новоспасским^{210}.

В конце XIX в. П. Пирлинг в фундаментальном исследовании «Россия и Восток» привел довольно много сведений, касающихся происхождения Софьи, ее семьи и пребывания в Риме до замужества^{211}. Их он обнаружил в документах папского архива, хранившихся в Ватикане. Все эти данные потом использовались историками в работах о внешней политике Русского государства второй половины XV в.^{212}

В советской историографии возникла тенденция преуменьшать влияние Софьи Палеолог не только на процесс образования Русского централизованного государства, но даже на развитие русской культуры на рубеже XV–XVI вв. Одним из первых эту точку зрения высказал К.В. Базилевич^{213}. Потом она была повторена и в других работах. Например, в главе «Образование единого Российского государства» в многотомной «Истории СССР», написанной А.Л. Хорошкевич, византийская принцесса вообще не упоминается^{214}.

В книге С.М. Каштанова «Социально-политическая история России конца XV – первой половины XVI века» деятельность Софьи Палеолог также не выделена. Исследователь уделяет главное внимание положению при дворе ее старшего сына Василия и утверждает, что княжич уже в 1485 г. в возрасте всего шести лет стал самостоятельной политической фигурой и носил титул великого князя^{215}.

По мнению Каштанова, Софья со своими родственниками Ралевыми была повинна в ранней смерти Ивана Молодого. Кроме того, она постоянно требовала от мужа, чтобы тот наделял Василия все новыми и новыми земельными владениями^{216}.

Этот вывод историка представляется сомнительным, поскольку неженатые княжичи наделялись собственными земельными владениями только после смерти отца.

Выясняя, какое положение занимала Софьи Палеолог при великокняжеском дворе, исследователь активно использовал Посольские книги. Это представляется правомерным, поскольку в текстах дипломатических документов по перечню членов великокняжеской семьи наглядно видно, какое место было у Софья и ее сыновья в ней. Проанализировав данные за несколько лет, Каштанов сделал вывод о том, что возвышению великой княгини способствовала женитьба великого князя Литовского Александра на ее дочери Елене в 1495 г.^{217}

При изучении династического кризиса 1497–1500 гг. С.М. Каштанов сделал вывод, что его причина была в том, что Василий стремился к восстановлению удельных порядков, которые отменял Судебник 1497 г. Дмитрий же был согласен на роль соправителя Ивана III без каких-либо собственных прав. Самостоятельное участие Софьи в этом кризисе историк не выделяет^{218}. Правда, в источниках никаких данных, подтверждающих этот вывод, нет.

В книге А.А. Зимина «Россия на рубеже XV–XVI столетий» Софье Палеолог уделено существенно больше внимания, чем в труде С.М. Каштанова. Исследователь полагал, что положение византийской царевны при московском дворе было достаточно низким и бесправным. Это наглядно проявилось в эпизоде с драгоценностями первой супруги Ивана III Марии Тверянки. По мнению Зимина, Софья якобы искала защиту у удельного князя Михаила Верейского и во время Стояния на Угре бежала к нему на Белоозеро. К тому же после бегства Василия Верейского в Литву в 1483 г. ее положение стало якобы еще хуже^{219}.

Правда, эпизод с драгоценностями показывает лишь то, что Софья не была знакома с семейными традициями великих князей. Поэтому сама она не понесла никакого наказания за то, что отдала драгоценности из казны великих княгинь брату и племяннице. К тому же вряд ли Михаил Верейский мог стать ее защитником в 1480 г., поскольку никакой самостоятельной роли этот князь никогда не играл и в это время еще не являлся родственником царевны. На Белоозеро великая княгиня поехала, видимо, потому, что это было достаточно безопасное для нее и маленьких детей место.

А.А. Зимин, вслед за другими историками, обвинил Софью в смерти Ивана Молодого в 1490 г. После этого она якобы стала вести активную борьбу с Еленой Волошанкой и Дмитрием-внуком. Обе, по его мнению, были властными женщинами и опирались на свои придворные круги^{220}.

Историк полагал, что Софья была близка к тем церковным деятелям, которые вели борьбу с еретиками, т.е. к архиепископу Геннадию, Нифонту Суздальскому и др. Ее сына Василия окружали лица, ранее входившие в двор Михаила Верейского^{221}. Однако в источниках точных данных на этот счет нет.

В отличие от некоторых исследователей, А.А. Зимин выделил положительную роль Софьи Палеолог в развитии русско-итальянских отношений в конце XV в. Он указал на то, что входившие в ее свиту лица, в частности Траханиоты, стали видными русскими дипломатами и деятелями культуры. Благодаря личным контактам византийской царевны с итальянскими политическими деятелями в Россию приехали самые разнообразные специалисты: зодчие, литейщики, ювелиры, музыканты, лекари и т.д.^{222}

Новые данные о матери византийской царевны Екатерине обнаружила Е.Ч. Скржинская. Ей удалось решить спорный вопрос об ее происхождении. Оказывается, Екатерина была дочерью последнего ахайского князя Захария П. Его владения также находились в Пелопоннесе, но в 1429 г. Фома Палеолог заставил его отречься от княжения и отдать ему свои земли вместе с дочерью^{223}.

Вопросу о браке Ивана III с Софьей Палеолог уделил внимание и Ю.Г. Алексеев в монографии, посвященной Ивану III. Он отметил, что инициаторами женитьбы великого князя на византийской царевне были представители папской курии, которые стремились «к расширению сферы своего идеологического влияния и подчинению себе русской церкви»^{224}.

Исследователь отметил, что именно в период обсуждения условий брака начались интенсивные дипломатические отношения между Россией и Италией, которые до этого носили эпизодический характер^{225}.

Алексеев почему-то не заметил личных заслуг Софьи в приглашении на Русь итальянских специалистов, архитекторов, строителей, оружейников и т.д. По его утверждению, их уговаривали поступить на службу к Ивану III русские дипломаты^{226}.

Отношение к Софье Фоминичне в исследовании Алексеева довольно уничижительное. Византийскую царевну он называл «нищей папской пенсионеркой бесприданницей, нашедшей приют в Риме» и полагал, что «в источниках нет и намека на ее политическую роль»^{227}.

Однако данный вывод явно не объективен. Ю.Г. Алексеев не учел, что у Софьи Палеолог и политический кругозор, и образовательный уровень были существенно выше, чем у Ивана III и его окружения. Делясь с мужем своими познаниями, она дала ему возможность самому, как правителю, стать на более высокий европейский уровень и заняться формированием из великого княжества централизованного государства с гербом, органами власти, Судебником и постоянно расширяющимися границами.

В последнее время несколько статей и книг о Софье Палеолог написала Т.Д. Панова. Она постаралась собрать достаточно много биографических сведений, касающихся всего жизненного пути византийской принцессы, а не только периода ее пребывания в Русском государстве. Исследовательница предположила, что царевна родилась в период между 1443 и 1449 гг. В семье морейского деспота Фомы она была вторым ребенком. Старшей считалась сестра Елена – сербская королева, которая, овдовев, с 1459 г. жила в Риме. Кроме того, у царевны было два младших брата, Андрей и Мануил^{228}.

Т.Д. Панова высказала мнение о том, что первоначально Софья была католического вероисповедания, поэтому московский митрополит Филипп долго не давал Ивану III разрешение на этот брак^{229}.

Однако этот вывод исследовательницы сомнителен. Ведь отец принцессы был братом византийского императора, являвшегося главой православной церкви. Вероятнее всего, Фома и члены его семьи оставались православными, но под давлением обстоятельств примкнули к Флорентийской унии с католиками, заключенной в 1439 г.

Панова высказала мнение о том, что Софья в России с трудом постигала законы чужой для нее страны, поэтому совершала всевозможные промахи. За это современники не слишком любили ее^{230}. С этим мнением следует согласиться.

Изучая состав семьи Софьи и Ивана III, Т.Д. Панова собрала все сведения из нескольких летописей. В итоге у нее получилось, что всего великая княгиня родила двенадцать детей: пять дочерей и семь сыновей. По непонятной причине исследовательница решила, что женой великого князя Литовского Александра стала третья княжна Елена^{231}.

Однако женой правителя соседней страны могла стать только старшая княжна. Ведь ее сестры Феодосия и Евдокия были выданы замуж за подданных Ивана III, занимавших значительно более низкое место на иерархической лестнице, чем Александр. Брак с младшей княжной умалил бы честь великого князя Литовского. Поэтому вопрос о дочерях великой княгини требует дальнейшего исследования.

Т.Д. Панова уверена, что Софья занимала при великокняжеском дворе высокое положение, имела собственное окружение и даже принимала иностранных послов. Но вопрос об ее участии в политической борьбе исследовательница рассматривает схематично^{232}.

Наибольшее внимание в статье уделено результатам изучения гробницы великой княгини, которая находится ныне в подвалах Архангельского собора Кремля, а также реконструкции ее облика с помощью современных методов. Оказалось, что на момент смерти в 1503 г. Софье было 50–60 лет. Ее рост составлял 160 сантиметров, и она страдала заболеванием костей, которое проявлялось в ожирении и огрублении черт лица. Облик великой княгини, по мнению Пановой, свидетельствовал о том, что она обладала глубоким умом и решительным и сильным характером^{233}.

Таким образом, исследование, проведенное Т.Д. Пановой вместе с антропологом А.С. Никитиным, вносит много нового в изучение облика и черт характера Софьи Палеолог.

В дальнейшем Т.Д. Панова продолжила исследование жизни и деятельности византийской царевны Софьи и его результаты отразила в небольшой книге «Великая княгиня Софья Палеолог». В ней отмечено, что родство византийских императоров с русскими князьями имело давнюю традицию. Например, первой женой императора Иоанна VIII Палеолога была русская княжна Анна Васильевна, дочь Василия I. Правда, она рано умерла, во время эпидемии чумы, и не оставила потомства^{234}.

В книге Панова более подробно изложила все сюжеты, затронутые ранее в статье. Кроме того, она поместила в ней много интересных иллюстраций^{235}.