Текст книги "Пепел. Бездна. Часть 2 (СИ)"
Автор книги: Людмила Энжел
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
– Ой, Ники, прекрати реветь, ты знаешь, что меня это бесит! Давай, вали уже, тебе пора в школу, или к мамочке, это будет для тебя уроком на будущее! Никогда не влюбляйся в плохих людей! – Я грубо целую его, сдавливая шею сзади, нарочно причиняя боль. Кусаю до крови нижнюю губу и отталкиваю. Его лицо так прелестно в этот момент, бледное и заплаканное. Он вытирает дрожащей рукой рот, но кровь не останавливается.
– Не поступай так со мной, Джей, я же был таким, как ты хотел! Не может быть, чтобы такую циничную сволочь, как ты, мог вывести из себя этот мелкий инцидент! Разве тебе не плевать на мою чокнутую мать и её вопли? Разве Джейсон Рэйн не берёт то, что захочет, не извиняясь и не спрашивая? – его покрасневшие глаза пылают, кровь течёт тонкой струйкой по подбородку. Это нагло, это дерзко и это заводит, но я должен устоять, я не так глуп, он в отчаянии и поэтому меняет тактику.
– Ники, проваливай, я уже наигрался, ты мне надоел, а твоя мамаша с её угрозами натравить на меня копов просто немного ускорила процесс! – я ухожу на кухню и беру сигареты, стараясь не думать и не подглядывать за тем, что происходит за спиной. А внутри всё немеет, я знаю, что он смотрит на меня, я это чувствую. Знаю, что он плачет, потому что не в силах сдержаться, хотя очень хочет быть сильным. Знаю, что я первая его любовь, такая вот странная и непонятная, и он в ужасе, потерян и запутался. Знаю, что он мысленно просит простить его, просит повернуться и обнять. Я слышу его слова, слышу его молитвы в никуда, ведь мы прокляты, кому он молится, глупый ребёнок?! Кому я молился, когда пропал Эван? Я подношу зажигалку к сигарете, мои руки дрожат. У кого нам просить защиты, если мы обречены, если нет ничего?… Я пытаюсь прикурить и вздрагиваю от громкого хлопка, это дверь…Он ушёл, и он не вернётся… Как же мне хреново! Надо напиться, это не он идиот, а я, как я мог допустить эту привязанность? Я швыряю зажигалку о стену. Кого, мне сейчас трахнуть, чтобы убить эти мысли в своей голове? Я никого не хочу, ото всех уже тошнит! Хотя нет, я знаю, кто может на время отвлечь меня от Ники, где телефон этой сумасшедшей танцовщицы?…
42.
Я смотрю на себя в отражение окна. Я сильно похудел, испортил прекрасное тело. Ну, что уже теперь поделать? Сегодня такой прекрасный день, новый день моего безумия, которое поселилось и быстро растёт. И ещё мёртвая балерина в моём шкафу, иногда она настоящая, но чаще всего нет, чаще всего, она выдуманная, поэтому и голос у неё глухой и невнятный, словно рот набит землёй… «с кладбища» – подсказывают шепчущие голоса. О, да, они теперь тоже со мной. Прекрасные переливающиеся и хрипящие голоса, гомон тысячи мертвецов, ворвавшийся в мой разум. Я смирился и мне хорошо. Я почти забыл, зачем я здесь? Деньги кончаются, хотя я стараюсь ничего не тратить. Крашу глаза, хочу на улицу, мне осточертел запах нафталина и шуршание моли. Если я открою шкаф, там снова будет она, вся облепленная засохшими трупами мотыльков и паутиной, и она опять будет говорить со мной, вторя моему сумасшествию. Безумен ли я, если я понимаю, что безумен? Можно ли это считать конечным пунктом или я только на пути? Я надеваю кофту на молнии, которую мне принесла Энн, натягивая капюшон на голову. Это комичный образ ходячего трупа: худое тело, красивое бледное лицо с накрашенными глазами, ассиметричные рваные волосы и этот капюшон с кошачьими ушами. У Энн отменное чувство юмора. Засовываю в рот сигарету, всё-таки я решил, что курю, и выхожу на улицу. О, это приятное солнце, которое тут же хлестнуло мне по глазам, спасибо, что обожгло к чёртовой матери меня! Куда я иду? Не знаю, я просто хочу дышать. В кармане телефон, но мне некому звонить, кроме Энн. Я натягиваю капюшон сильнее, не видеть эти лица, счастливые и улыбающиеся, как мерзко, как отвратительно, целуются, смеются, обнимаются,… меня сейчас стошнит, было бы чем. Вокруг шумят машины и все куда-то спешат, а в моей голове бунтуют голоса, из-за которых я почти ничего не слышу.
– Заткнитесь! – я, вдруг, понимаю, что крикнул это вслух. Оглядываюсь по сторонам, все так заняты собой, что не заметили ничего. Вдыхаю табачный дым, на мгновение голова немного идёт кругом, я ничего опять не ел. Мне надо хоть что-то съесть, иначе я могу упасть в обморок прямо посреди улицы. Я подхожу к небольшому магазинчику и покупаю шоколадный батончик. Не смотреть, не смотреть. Засовываю его себе в рот, но не могу удержаться, меня тошнит. Я сдохну, я так просто сдохну! Я хочу есть или не хочу, но не могу, в любом случае. Бросаю остатки батончика, к чёрту, потом придумаю, как быть. Вытираю рот, и, разворачиваясь, натыкаюсь на огромного мужика. Убийственный солнечный свет слепит мне глаза, но когда они привыкают, мне кажется, я превращаюсь в каменную статую.
– Осторожней, мальчишка, чуть не сбил меня с ног!
Этот чуть шипящий голос, эти прищуренные злобные глаза, это лысая голова и гора мышц… О, Боже! Это он, он! Это мой убийца! У меня сводит желудок, меня сейчас снова стошнит. Лиам не спеша покупает банку пива и идёт дальше, что-то насвистывая. Я задыхаюсь. Не может быть! Какова вероятность того, что я мог встретить его после стольких лет в этом же городе? Что мне делать? Он не узнал меня, конечно, я уже другой человек, даже если бы я был сам собой, он вряд ли бы вспомнил моё лицо. Слишком много их сменилось. Боже, он сейчас уйдёт, как мне быть? Я украдкой следую за ним, сердце гулко бьётся в ушах, руки немеют. Я не могу упустить его. Не могу. Лиам допивает пиво и бросает банку через плечо, она катится к моим ногам. Я стараюсь идти тихо и незаметно, прячусь за каждым кустом и углом. У меня с собой ничего нет, ни какого оружия, ни ножа, ни даже куска арматуры, вокруг тоже пусто: обычная улица, люди, чистый тротуар. Я вижу, что он направляется к дешёвой забегаловке, чтобы перекусить, значит он будет там какое-то время. Мне надо сообразить, что делать? А что я вообще хотел? Как я собирался отомстить ему? И тут мне в голову приходит мысль, такая же больная и отчаянная, как и я сам, это огромный риск, но почему-то мне не страшно. Нельзя же умереть дважды… или можно?
43.
Я Лиам Ривен. Несколько дней назад я купил маленькую квартирку на окраине этого городка. Он мне очень нравится своей тишиной и спокойствием. Я продал дом Винса, выдав себя за него. Это было не так сложно. Продал и все его вещи, которые только смог. Денег не так много, но мне хватило. Так же вчера я убил одну девку, которая в бессознательно-пьяном состоянии клеилась ко мне в клубе. У неё при себе оказались только кредитки, из налички всего пара сотен баксов, не густо. Её труп всю ночь пролежал в ванной, я долго думал, в какое время его лучше расчленить, вынести и закопать, но так и не придумав, накрыл пакетом для мусора и пошёл перекусить. В холодильнике у меня пусто, кроме позавчерашней коробки с китайской лапшой, там ничего нет. И, о, да, это была потрясающая ночь. Я сидел в той забегаловке и жевал свой бургер с маринованными острыми огурчиками и кислым соусом, когда рядом присел он. Такая милая педошлюха, с кошачьим ушами на голове и накрашенными глазами. Я почувствовал прилив энергии гнева, я знал, что хочу сделать: засунуть ему пальцы в рот и заставить задыхаться, истекая слюной. Мне кажется, этот педик был под чем-то, иначе я не знаю, зачем он сел рядом и заговорил со мной. Купил ему пива, что ж, одним трупом в ванной больше, одним меньше – какая разница? Мы выпили, потом ещё и ещё. Я видел, что ему немного тошно, и решил, что пора везти его к себе. К тому моменту, как я открыл дверь, он уже еле стоял на ногах, я подхватил его и кинул на кровать. Он хихикал и жеманничал, как девчонка.
– Как тебя зовут?
– Стэнли.
Я склонился над ним и засунул язык ему в рот как можно глубже. Мне показалось, что на вкус он был приторный, как засахаренный мёд, но оторваться от него было невозможно. Я сорвал с него кофту и футболку. У него была перебинтована рука. Я размотал её. Раны были совсем свежие, из некоторых ещё сочилась кровь. Сплошное месиво из беспорядочных порезов, сверкающее зияющими раскрытыми ртами ран и запёкшейся кровью, я с упоением вгрызся в него, глотая свежую солёную кровь. Я знал, что он закричит, завопит от адской боли. И тогда, я свяжу ему руки ремнём и буду сношать, как животное, а потом перережу горло. Но, он застонал, и я опешил. За столько лет истязаний шавок, впервые испытал шок. Он стонал от того, что я вгрызался в мясо его ран, рвал кожу и пил кровь. Я отстранился и посмотрел на него. Красивый, как девочка, с приоткрытым ртом и блестящими глазами, он так возбуждённо дышал, так манил сожрать его заживо, изрезать и растерзать. И это была моя ночь, самая сладкая, самая настоящая! Я не связывал его, потому что он не сопротивлялся, подчиняясь любой моей прихоти, любому желанию, вторя моей слепой ярости. Я грубо трахал его, как последнюю шлюху, плевал, обзывал, рвал волосы и прижигал сигареты. Да, будь я проклят, но ему это нравилось! Хотя, в какой-то момент он потерял сознание, но потом снова пришёл в себя. Бледный, красивый, растрёпанный, мне было мало этой плоти, мало его боли, мало крови… Мне казалось, что он не выдержит, что его исхудавшее тело сломается пополам, что при очередном моём укусе он вздрогнет и отдёрнет руку, что вот-вот должен настать предел его возможностей. Но Стэнли не сопротивлялся, шептал своим жарким дыханием: “Ещё!” и утыкался в мою потную накаченную грудь, стискивая тонкие холодные пальцы на моих мышцах. И когда я кончил, пришло время убить его, задушить или вспороть горло, он лежал смирно и смотрел на меня своими огромными глянцевыми глазами, словно зная, что я хочу сделать. Я достал из тумбочки нож, даже не скрываясь и не таясь, а он не изменился в лице, просто улыбался уголками губ, как чёртов бездушный манекен. Я хотел вспороть его от промежности до самого горла, как тушу свиньи, выпустить кишки и сожрать сердце, в своем смертельном замахе ярко нарисовал его вскрытое тело на кровати. Но в последний момент не нанёс удар. Слишком хорошо мне было, слишком странно и не как всегда, я властвовал, но впервые мне не сопротивлялись, я причинял ужасную боль, а он просил ещё, прижимаясь и полностью отдаваясь мне. Я кинул нож на пол и почувствовал невероятное облегчение. Наверное, я и впрямь безумен, раз не убил его, этого мерзкого педика с накрашенными глазами. Он, как никто другой, заслуживал смерти, но я решил иначе. И вот сейчас пять утра, а я смотрю в потолок на танцующие тени от веток деревьев, а он мирно спит на моём плече. Я залит его кровью, но меня это не бесит, он тёплый, он живой, но меня впервые не раздражает это. Пожалуй, я тоже усну, возможно, я убью его завтра, а, может, оставлю жить…
44.
Тусклый свет мёртвого солнца пробивается сквозь жалюзи обжигающими пыльными лучами. Я открываю глаза, у меня жар, я чувствую, как ломит всё тело. Не могу разжать пальцы на левой руке, она онемела до полного бесчувствия. Я ли это? Моё ли это тело? Нет, не моё, это тело Стэнли, но пока я в нём, я чувствую эту ужасную боль. Вчера мне показалось, что я мёртв, что это всё сон, и он просто вернулся в мой воспалённый мозг. Было ли мне страшно? Нет. Но была боль, всепоглощающая и ноющая, от неё невозможно скрыться. Лиам разгрызал мою кожу, впивался зубами в губы, и вырывал пряди волос. Мне показалось, что я смотрю на всё со стороны, просто стою безучастно у пыльного зеркала и наблюдаю, как зверь намеренно мучительно убивает меня. Всё было почти, как в тот раз, за исключением одного: тогда я очень хотел жить, а сейчас мне было всё равно. В его глазах не было ничего, кроме гнева и возбуждения. Он занимался сексом не с человеком, он заранее принимал меня за труп. Я понимал, что не могу отвлекаться на боль, если бы я вскрикнул, вздрогнул или оттолкнул его, зверь перерезал бы мне горло, хладнокровно и безжалостно, а потом продолжил издеваться над остывающим телом. У него нет жалости, и я знаю, почему он всё-таки не убил меня. Я показался ему странным, потому что не вырывался и не пытался кричать. Я смотрел на него, как на человека, а не как на маньяка, я заставил его поверить в то, что полностью подчиняюсь его воле, и что мне это нравится. В какой-то момент боль превысила все возможные пределы, и я не заметил, как потерял сознание. Это были самые хорошие несколько минут за эту ночь, не смотря на жуткую тошноту, я был где-то за пределами физической боли, но потом вернулся в реальность. Казалось, что я умираю, что кровь слишком сильно хлещет из рваных и резаных ран, что ожоги от сигарет, которые он постоянно курил, выдыхая дым прямо мне в рот, до самого мяса прожгли мне кожу. Силы так стремительно покидали меня, я посмотрел в его мутные глаза, он ждал этого момента, ждал, когда я попрошу пощады, он знал, что я просто человек, никто не в силах вынести подобное. Он склонился ниже, дыша мне в лицо перегаром, не отрывая взгляда, я понимал, что могу умереть, любое неловкое движение, любой намёк на то, что мне больно, и он свернёт мне шею. Я собрал все силы, старательно удерживая себя в сознании, и глядя прямо на него, и прошептал: “Ещё”. Его зрачки сузились, как у ночного монстра, попавшего в луч фонаря, зубы оскалились в неком подобии улыбки.
– Тебе нравится?
Но я уже не мог говорить, поэтому уткнулся в него, сжимая немеющими пальцами мышцы на его огромных руках. Это смерть, сама смерть была рядом. Я думал мне будет страшно, думал, что всплывут в памяти те дни, когда мучительно долго продолжался ад, но ошибался. В голове не было ничего, кроме одного, я должен заставить его поверить в иллюзию, должен обмануть оборотня. И вот он откинул меня на спину и в половину своего роста возвысился под потолком. Это момент истины: убьёт он меня или нет? В любом случае, у меня не было сил бежать, сопротивляться или даже кричать. Я ничего не ждал, мне было так плохо, что почти равнозначно всё равно: умереть или нет. Нож блеснул в темноте, и только тогда моё сердце отреагировало на этот смертельный блеск, но я не подал вида. А потом он с грохотом полетел на пол, не могу сказать, что почувствовал облегчение, я не почувствовал ничего, кроме пустоты. Я постарался запомнить, с какой стороны упал нож. Лиам сполз с меня и лёг рядом. Всё вокруг было мокрым от пота и крови. Я пытался не думать о том, что с моим телом, прильнул к нему и притворился спящим. И это было ужасно: мышцы все дрожали, я невольно вздрагивал, по телу пополз ужасающий жар. Я старался не двигаться, потому, что каждое движение вызывало адскую боль. И вот наконец-то он уснул, под самое утро. Я лежал смирно ещё около часа, пока солнце не начало бить мне в глаза, причиняя новые муки. И сейчас, когда в город приползло сонное утро, понимаю, что нахожусь в логове зверя, что где-то всего в паре метров на полу лежит огромный нож, и что я всё ещё жив, но надолго ли? У меня не было плана, как отомстить ему. Тогда в кафе, я принял решение умереть, умереть снова, чтобы добраться до него. Ведь обычная смерть – слишком простое наказание для маньяка. Возможно, я просчитался и угодил в ловушку, двери заперты, я истерзан, мне некуда бежать. Но, если я прав, то оборотень пока меня не тронет, пока… Молодец, Эван, теперь твоё тело снова изуродовано! Но это не моё тело, мне не жаль…
Пережив эту ночь, я просто обязан сделать всё, чтобы мой убийца получил всё с полна, я обязан не умереть, прежде, чем он захлебнётся собственной кровью…
Мне очень хочется пить, медленно сползаю на пол. Тело неохотно слушается меня, отзываясь резкой болью и трескающимися ранами. Нахожу свои джинсы и с трудом натягиваю их на себя, они такие узкие, и так прилипают к полузасохшей крови. Держась за мебель, медленно передвигаюсь по комнате. Здесь душно и ужасно пахнет, как… “в морге” – подсказывают мои проснувшиеся голоса, спасибо, что вы со мной, без вас мне было бы страшно. Прохожу мимо ножа, подавляя соблазн поднять его, ещё не время, слишком рано. И захожу в ванну, мне надо воды. С белого края свисает женская рука, Боже, это мёртвая девушка, накрытая серым мусорным пакетом! В его ванной уже начавший распухать труп. Мне становится страшно, и я изо всех сил, подавляю в себе этот нахлынувший ужас и рвотные позывы. Закрываю глаза, включаю кран и жадно пью, какая же вкусная вода! Какая она холодная и сладкая! Отрываюсь и едва удерживаю застрявший в горле крик. В зеркале отражение Лиама, мускулистое загорелое тело, с волосатой грудью и густыми татуировками на плечах и руках, пустые глаза пожирают меня взглядом хищника.
– Что ты тут делаешь? – в его голосе сквозит раздражение.
– После вчерашнего пива, хочется воды, – слава Богу, мой голос не дрожит.
Он смотрит на труп в ванной, я стараюсь не следовать за его взглядом.
– Сюда пока нельзя заходить.
– Не хотел тебя будить, больше не зайду.
И тут он кидается на меня, так же резко, как и возник в этом зеркале, и хватает за шею. Не паниковать, не паниковать, он ждёт моего страха.
– Хочешь продолжения?
О, нет, нет, только не это. Я не вынесу, он убьёт меня. Всё внутри меня сопротивляется, тому, что я собираюсь сказать.
– Конечно, – выдыхаю ему в перекошенное гневом лицо.
И он рывком стаскивает с меня джинсы, разворачивая к зеркалу. Меня жутко тошнит, слабость заставляет руки, которыми я опираюсь о раковину, дрожать. Я поджимаю губы и пытаюсь стонать, выходит очень неестественно, надеюсь, он этого не понимает. Чувствую угрожающие горячие потоки крови на внутренней стороне бедра. Только не думай, не думай, что с твоим телом, не представляй, что он делает, иначе у тебя начнётся паника, иначе тебе станет страшно! Это длится недолго, минут семь, не больше, но они такие мучительные, все мои раны саднит, жар нестерпимый, я обливаюсь потом. Кровь уже добралась до пальцев ног. Не думай, не думай! Он кончил, я определяю это по его сбивчивому дыханию, больше похожему на раскатистый рык. Лиам разворачивает меня к себе, засовывая два пальца и язык мне в рот, меня сейчас стошнит.
– Я хочу чтобы ты помылся, ты весь в крови, – зверь хрипит мне в лицо.
– Хорошо.
Он отпускает меня и уходит на кухню. Я с трудом соображаю, что мне делать? В ванне труп женщины, как мне отмыться от крови? Закрываю дверь и на мгновение чувствую себя в некой безопасности, пусть даже и с мёртвецом. Снимаю до конца джинсы и аккуратно встаю в ванну, мои ноги касаются холодного тела. Мне страшно, я даже дрожу. Включаю душ и начинаю смывать с себя все багровые разводы. Я отмыл всю засохшую кровь, но новая сочится изо всех ран, как мне её остановить, чем? Проскальзываю обратно в комнату как можно тише, там фактически ничего нет. Поднимаю с пола футболку и рву её на части, а так же нахожу свои бинты. Этого мало, но надо постараться. Заматываю все глубокие раны и сверху надеваю кофту с капюшоном. Почти чистый, почти… Меня пошатывает, я ведь так ничего не ел, а ещё потерял довольно много крови. Бреду на кухню, а сам ощущаю, как джинсы начинают прилипать ко мне.
– Будешь кофе? Больше нихрена нет! – он двигает ко мне кружку, я пытаюсь пить, но обжигаюсь.
Мне надо сесть, но я всё испачкаю кровью. Лиам замечает, что я пью стоя.
– Расскажи мне, Стэн, кто ты и почему вчера пошёл со мной?
– Никто вообще, мне понравились твои руки.
– Никто? То есть, если я тебя убью, тебя не будут искать?
– Да.
– Ты странный, Стэн. Как тебе девушка в ванной?
– Холодная.
Он смеётся, хрипло и гулко, это хороший знак.
– Стэнли, а ты смелый малый, ты знаешь, я ненавижу пидоров…
– Я тоже.
Он снова смеётся, я с невозмутимым видом давлюсь этим горьким кофе.
– Ты мне нравишься всё больше и больше. А ещё шлюх, копов, демократов и всех этих толерантных тараканов и их детишек, не уважающих старших, и гадящих под моими окнами. Все эти шавки заслуживают смерти, все до единой! А ты убивал когда-нибудь, Стэн?
– Нет, но никогда не поздно начать.
– Да, да, никогда не поздно, в любой момент можно отрезать какому-нибудь зажравшемуся еврею язык, можно сожрать чью-то печень или откусить пол уха!
Он смотрит на меня своими глубоко посаженными невыразительными глазами.
– Ты слишком бледный, Стэн, в тебе нет жизни. Будто кукла, красив, конечно, как девчонка, и мне понравилось трахать тебя, понравилась твоя покорность, твоя беззащитность, я мог убить тебя, а ты полностью мне доверял или же тебя было всё равно, как будто ты уже мёртв. Тебе было больно, Стэн? Мне чертовски сложно поверить, что ты наслаждался моими издевательствами. Но в тебе столько скрытой силы, ты стоишь сейчас передо мной, истекая кровью, не думай, что я не замечаю, что твои штаны пропитаны ей, и спокойно пьёшь кофе, от которого тебя, по всей видимости, тошнит. Так, кто ты такой Стэн? И что ты хочешь от меня?
– Можно считать меня призраком, я хочу убивать вместе с тобой.
Он ухмыляется, но выражение его лица изменилось, это сложно не подметить.
– Убивать? Боюсь, ты даже пушку удержать не сможешь, но я могу согласиться, что ты будешь полезен в качестве приманки для шавок. Твой беззащитный болезненный вид обманчиво притягателен. Я не люблю напарников, Стэн, как правило, они редкостные трусы и засранцы. Был у меня один приятель Винс, вместе мы ломали кости и вытряхивали денежки, работали на своего босса, пока тот не скопытился, и, знаешь, Винс тоже оказался тряпкой. Один рядовой случай его сломал, а вернее не случай, а человек, такой же, как ты, молодой и красивый, я не удержался и попробовал кусок, хотя не должен был. И вот я его замочил, случайно, конечно, перед этим помучив несколько дней, но его смерть изменила Винса. Он ушёл в мирную жизнь, ударился в религию, и мы долго не виделись, пока однажды я всё-таки не решил навестить его. Спасибо ему, конечно, за эту квартирку, но он меня сильно разочаровал, каким же он оказался слабым внутри! Теперь ты понимаешь, Стэн, почему я не люблю напарников?
– Да, но я не твой Винс, и я не хочу делать это ради денег, я хочу наблюдать за тем, как ты убиваешь их, гасишь надежду в их глазах.
Лиам раскатисто смеётся, содрогая затхлое пространство.
– Да, ты псих, приятель, самый настоящий, мать его, псих! – он закуривает, – И мне это нравится! Пойдём, я угощу тебя стейком с кровью, а потом мы немного тебя подлатаем, есть у меня один знакомый, кому я иногда продаю органы, дельный врач. Только помни, я внимательно слежу за тобой, и если вздумаешь хоть что-то выкинуть, я вмиг тебя на части порежу, уяснил?
– Зачем мне это надо? Я не хочу, чтобы твой врач задавал вопросы.
– Он не будет, поверь мне, я не позволю, – он улыбается своим оскалом оборотня, от которого бросает в холодный пот.
Держись, Эван, тебе нужны силы, ничего не бойся … Главное, не подохни …
45.
Я Джейсон Рэйн и мне надо сосредоточиться. С тех пор, как я превратился в человека из подонка, прошло не так много времени, но я успел забросить работу, и она накопилась. Заказчики негодуют, требуя оплаченного продвижения их порно-сайтов, а я вторые сутки пялюсь в монитор и просто слушаю музыку. В тот день я позвонил танцовщице по имени Энн, в надежде, что её странная манера слушать мою чушь поможет мне избавиться от гнева. Но я ошибался, вместо того, чтобы выслушать меня, эта покалеченная балерина начала снова расспрашивать меня о моём прошлом, вернее о том его отрезке, о котором мне бы не хотелось вспоминать. Я устал говорить об Эване, устал думать о нём, устал от понимания того факта, что сколько бы времени ни прошло, он всё равно будет напоминать о себе приторным запахом могильного тлена. Я не могу нормально есть, спать, трахаться, я даже дышать не могу нормально. Почему ты не отпускаешь меня? Вот появился Ники, что сделал я? Я сделал всё, чтобы избавиться от него, мечась в своём сознании в ужасе от того, что стал привязываться к нему. Что в этом такого? Что такого в том, чтобы быть человеком, чтобы любить? В том, чтобы скучать, тосковать и быть слабым? Спасибо тебе, Эван, ты не отпускаешь меня, навсегда засел в моей голове, следуешь за мной призраком, и вот я это я, но настоящий ли? Всех гоню прочь, но меня уже тошнит от того кладбища! Потому что я живой, мать его так, хочу я этого или нет, я живой, дышу, чувствую, страдаю и ненавижу! И эта Энн с её вопросами, с её щупальцами в остатках моей души. О, Боже, Боже, я циничная тварь! Настолько ли циничная? О, Боже, я не позволю себе влюбиться, не позволю даже подобную мысль, я же потеряю независимость, я уже не буду хладнокровным оборотнем! Кого я обманываю, я испытываю угрызения совести, когда совершаю очередной подлый и бездушный поступок. И я не могу работать, не могу! Мысли, надоедливые, как рой мух, лезут в голову, облепляют мозг. Эван, ну, что мне ещё сделать, чтобы ты отпустил меня? Что? Я повзрослел, отомстил, сохранил о тебе память, почему ты до сих пор держишь меня? Ты хочешь, чтобы я сдох? Тебе ЭТО надо? Чтобы я вечно оберегал крупицы воспоминаний и твой образ? Люди годами проверяют свои чувства и расстаются врагами после двадцати лет идеального брака, у них есть общие дети, родственники и привычки, а мы? Кем мы были? Просто молодые любовники, страсть, секс, максимализм? Я убеждаю себя, уговариваю… Но, твою ж мать, так по тебе тоскую! Я даже в Ники вложил часть тебя, и слова о том, что его могут травить, нарисовали в моей голове тебя, будто я мог что-то изменить, будто это могло кого-то спасти. Я виноват, каюсь, ты мог остаться со своей блондиночкой, а я решил, что ты мой. Теперь ты мёртв, и с каждым днём всё мертвее и дальше. Я ненавижу тебя, Эван! Так же отчаянно, как и люблю! Я псих? Несомненно. Надеюсь, ты сейчас смотришь на меня и сожалеешь, что так рвёшь на части. Кто я теперь? К чёрту, я не могу работать, слышу только голос безумной балерины. Что ей надо? Пусть приходит и отрезает от меня кусок, нахрена вытаскивать из меня душу? Это бред! Пойду прогуляюсь, выпью, отдохну. Мне надо побыть с самим собой наедине, надо заставить эти мысли заснуть летаргией в моей голове… навсегда…
Одеваюсь и выхожу на улицу. Я бы мог позвать Сиенну или Келли, или любую из тех, чей телефон я всё-таки записал, но мне не нужна компания. Иду в свой любимый клуб, сегодня там громкая музыка и таблетка экстази на языке, всю ночь будут безумные танцы в полусознательном состоянии, много девушек рядом и смех, главное, что они не знают моего имени, и не узнают, сегодня все для меня лишь серая масса без имён, пола и отличительных признаков. Я чувствую прилив сил, сон, как рукой сняло. Охрана меня уже знает, даю немного денег, пусть порадуется. Привет, клуб, привет оглушительная музыка и мерцающий свет, запах ментоловых сигарет и струящийся холод кондиционеров. Меня уносит в небытие, как же хорошо! Забыться, отдаться ритму, чувствовать счастье. Я так давно не ощущал себя счастливым, меня постоянно что-то гнетёт, что-то беспокоит. Я чувствую женские пальцы на своей шее, кто-то меня гладит, кто-то целует, это эйфория, ничего нет, есть только свет и блеск, только гибкость. Я будто лечу над хаосом, парю и приземляюсь, а потом снова взмываю в высь! В какой-то момент что-то до боли знакомое привлекает моё внимание, пытаюсь отыскать затуманенным взглядом, что так резко вернуло в реальный мир. Это, чёртов Ники! Что он здесь делает, ему нет ещё двадцати одного года, его не должны были пускать сюда? А он сидит за стойкой рядом с каким-то взрослым мужиком и о чём-то оживлённо беседует. Внутри всё переворачивается, возможно, особые вещества обостряют всё, но я в бешенстве. Я прогнал его, чтобы жизнь мелкого засранца изменилась, чтобы он стал встречаться со сверстницами и не погрузился в мир пошлости с головой. А что он? Пошёл в клуб и сидит с мужчиной, который явно вдвое старше меня. Я пробираюсь сквозь толпу, даже толком ещё не знаю, что скажу ему. Хватаю за шиворот и волоку к стене, кривые улыбки мелькают безумным калейдоскопом, не могу поверить, что это происходит со мной.
– Что ты тут делаешь? – рычу сквозь зубы. Я невероятно зол, но при этом отмечаю, как он красив, как блестят его глаза в этом призрачном свете.
– Тебе какое дело? Ты уже наигрался, ищи себе новую игрушку, как хочу, так и развлекаюсь! – он смотрит нагло и вызывающе, пытается пойти, но я удерживаю его.
– Какие-то проблемы? – голос из-за спины звучит спокойно, но настойчиво.
Я оборачиваюсь. Это тот мужчина в чёрном пиджаке и сединой на висках с плотно сомкнутыми губами.
– Он ещё совсем мальчишка, несовершеннолетний, ему нельзя находиться здесь.
– Тебе, что до этого? – тип начинает меня раздражать ещё сильнее. Я ухмыляюсь.
– Ничего, а вот директору заведения не понравится, что у него могут быть неприятности из-за подобных посетителей.
– Я директор этого клуба, и мне похеру на неприятности, вали приятель, пока я силой не вышвырнул тебя отсюда. Он пришёл ко мне!
Я в изумлении, смотрю на Ники, он растерян, куда-то подевалась вся его уверенность и высокомерие. Опускает глаза в пол, прикусывая нижнюю губу.
– Хм, вот как, ну, ладно. Я уйду. Ники, я дал тебе шанс изменить свою жизнь, потому что не хотел, чтобы ты стал похож на меня, а что делаешь ты? Трахаешься с каким-то престарелым толстопузом? Я был о тебе лучшего мнения!
– Всё, достаточно! – мужик хватает меня за плечо, я вырываюсь.
– Ещё раз тронешь меня, и я отрежу тебе яйца! – отпускаю Ники и спешно иду через клуб к выходу, спиной чувствуя взгляд на себе. Меня всего трясёт от злости. Что меня так задело? Разве мне не должно быть всё равно? Разве он не просто очередное развлечение? Попадаю на улицу и сразу же прикуриваю. Мне надо успокоиться, сердце колотиться в груди, я стараюсь унять свой гнев, но это так сложно. Медленно иду в сторону дороги, чтобы поймать такси.
– Джей! – узнаю этот голос, – Постой! – Ники догоняет меня. Я стараюсь изобразить безразличие, но внутри всё кипит.
– Прошу, не уходи вот так!
– Как? – я останавливаюсь и смотрю на него, бледный, красивый, молодой, растерянный и взволнованный. В голове мелькают куски того, чем мы обычно занимались с ним, это наваждение, это наркотики.
– Я не хочу, чтобы ты думал, что то, что я чувствовал к тебе, было несерьёзным. Это не так.
– Я вижу, ага! Что ты чувствовал, придурок? Что ты вообще знаешь о чувствах? Твои детские игры меня достали, ты специально приперёся в этот клуб, чтобы я увидел тебя и директора вместе? Что ты о себе возомнил? Думаешь, можешь портить мне жизнь? Корчить из себя взрослого? Тот мужик просто сделает с тобой тоже самое, что и я, и выкинет!
– Так же, как и ты!
Это взрыв, это ярость, это ненависть, мне хочется ударить его, но почему, он же, по сути, прав?
– Да, я спас тебя от этой бездны, спас от проклятого пути, по которому иду сам! Включи свои мозги, ты, малолетнее, тупое создание!