Текст книги "Найти единственную (СИ)"
Автор книги: Лючия Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
Глава 8
– Он отказывается. Говорит, что ничего не брал.
Дамиан не моргая смотрел на начальника безопасности Академии. Тот, казалось, окаменел.
– Как?!
Морцавский с трудом сглотнул, не отрывая взгляда от черных сейчас, гневных глаз принца.
– Мой реджи! Это один из помощников целителя сболтнул, что ничего из личных предметов у пострадавшего не обнаружено. Стража, выставленная у кельи больного, внутрь не заходила, когда тот очнулся. Но к нему зашел помощник лекаря, чтобы дать снадобье. И когда пострадавший спросил, где его вещи, получил ответ, что никаких вещей не было.
Принц сел в свое кресло, откинулся на спинку и уставился в потолок. Капитан ждал молча. Это был такой момент, когда, он знал это точно, нужно изображать пустое место. Хорошо бы ещё не дышать, но вот этого капитан не умел, поэтому просто старался вдыхать как можно тише и не заметнее.
– Что ещё? – принц опустил взгляд на Морцавского.
– Вы были правы, мой реджи! – рапортовал капитан, вытянувшись в струнку. Взгляд его был преданный, лицо печальное. – Действительно присутствовал ещё один человек, то ли адепт, то ли адъюнкт. Именно он и оказывал помощь пострадавшему.
– Имя? Курс?
– Не выяснили. Имеется только словесный портрет. – Капитан помялся, но всё же добавил: – Один из прислужников утверждает, что видел, как какой-то парень, по виду адепт, но не зеленый, явно старшекурсник, наклонился над бесчувственным телом, что уже лежало на лавке. Пытался привести его в себя: тряс, хлопал по щекам, звал по имени. Потом водил над ним руками.
– Выходит знакомый по учебе… – задумчиво протянул принц. – Что-то ещё?
– Нет, – выдохнул Морцавский. Он явно чувствовал себя виноватым. – Потом старик отвернулся, потому что пришли мы с вами, и больше ничего добавить может. Куда парень ушел и почему, так и не ясно.
– Куда ушел, понятно.
Начальник службы безопасности Академии кивнул.
– Верно. Кроме как вернуться в Академию, иного пути у него не было. А вот почему…
Дамиан задумчиво тер подбородок и смотрел в окно.
– Думаю, именно он прихватил то, что вынес из лаборатории избитый адъюнкт. Потому и ушел. Срочно найти парня. Выяснить кто таков. Установить слежку. Вопросы?
– Никак нет, мой реджи! – щелкнул каблуками капитан.
– Исполняйте!
* * *
Сегодняшнее утро было ни чуть не проще вчерашнего дня: матушка вызвала Дамиана с самого утра, чтобы сообщить то, что уже было известно от Суземского – прибывает принцесса с Севера. Она вручила сыну грамоту, полученную ею лично от короля Юзеппи, названного при рождении Карху, в которой сообщалось, что он направяляет свою верную дочь соединиться с сыном королевского рода Эталаис Маасса (так они называли Бенестарию). Из письма следовало, что Юзеппи, названный при рождении Карху, без всяких сомнений считает, что его дочь – единственный возможный вариант брака для Дамиана.
Такой демарш был провокацией, но и вынуждал к действиям. Юзеппи, названный при рождении Карху, предполагал, что загнал королевский дом Бенестарии в угол, и выбор у него не велик: династический брак или война. Однако представители этого самого королевского дома считали по-другому – ни этот навязанный брак, ни война их не устраивали. Как строил свой странный план северный король, было не понятно, но и королева Ильдария, и её сын Дамиан были едины в своем стремлении – найти выход из этой ситуации, желательно такой, чтобы Юзеппи, названный при рождении Карху, зарекся применять подобный политический шантаж в своей политике.
Оландезия, ещё пять десятков лет назад, когда на престоле был дед нынешнего короля, была сильно закрытой страной. Но всё же из-за гор доходили сведения, что помешанный на своей безопасности правитель с нездоровым упрямством и не менее здоровой жестокостью в своем королевстве уменьшает количество сильных магов. Предлогом была угроза со стороны наиболее сильных, чья верность короне подвергалась сомнению.
То, что такая политика приведет страну к пропасти, не приходилось сомневаться, но страна выжила. Выжила благодаря случаю, вернее даже стечению нескольких случайных обстоятельств. Однажды суровый параноик, старый король, подавился вином и умер прямо за обеденным столом – это была первая счастливая для Оландезии случайность.
Затем последствия преследований магов немного смягчились правлением отца нынешнего короля, Юхху, названного при рождении Сиили, который больше радовался свободе от воли своего подавляющего отца, чем правил государством. Правда, правление его было не долгим, всего десять лет. Но вот нынешний король, который был у власти чуть меньше четырех десятков лет, хоть и вел политику противоположную той, что вел его дед, унаследовал его характер.
И теперь Оландезия была ещё более закрытой страной, в которой маги ценились на вес золота. Расположение страны не располагала к активным связям с миром – холодный океан с севера и востока и горный массив Питка-Вуорет с юга и запада, но всё было намного сложнее.
Раньше, более сотни лет назад, олданезцы активно путешествовали по северным морям, снискав славу отважных воинов и мореходов. Тем и жили, торгуя мехами, рыбой, северными диковинками, оружием, которое умели ковать искусно, нанимаясь солдатами в армии других стран. Но теперь слава морской державы была утеряна. Единственный путь на юг, в Бенестарию, лежал через небольшую высокогорную долину, занятую маленьким княжеством Лиикенрука, и был практически перекрыт.
Проход через Лиикенрука был так тщательно охраняем, что казался последним рубежом стоящей насмерть крепости. Чтобы получить разрешение на пересечение этого княжества, нужно было пройти длительную волокиту. Торговля зачахла первой, потом и жители приграничных территорий стали реже встречаться. Только дипломатические миссии по необходимости и пересекали негостеприимное княжество, что перекрывало проход между Бенестарией и Оландезией.
Безопасность Бенестарии вывела всех своих агентов с территории северной страны после того, как в одну ночь большая их часть была зверски зарезана в своих постелях. Выжили лишь те, кто в эту страшную ночь был на заданиях.
Теперь информация о закрытой северной стране поступала обрывочная, и скорее всего, искаженная, поскольку оставались только официальные каналы – посольство Бенестарии да несколько купцов, поставлявших к королевскому двору Юзеппи, названного при рождении Карху, редкие для Оландезии. Даже газеты в этой стране отсутствовали. Поэтому все, в том числе и Дамиан, понимали, что картинка в столь скудном освещении складывается слвсем неполная.
Прибытие посольства с принцессой ожидалось через три дня. Горы Питка-Вуорет мешали порталам, и выехавшие из королевского дворца Оландезии вчера, могли прибыть к первому порталу на территории Бенестарии лишь спустя несколько дней.
И именно эти дни оставались для подготовки бала. Дамиан хотел использовать это время для поиска возможностей избежать брака с принцессой, имени которой даже не знал. Король Юзеппи, как бы его не назвали при рождении, не удосужился сообщить хотя бы эту, столь незначительную деталь в своем послании королеве Бенестарии, Ильдарии.
Дамиан уже давно ощущал все эти проблемы – ограбления засекреченной лаборатории, поиск единственной и разделение Академии – как нависающие над ним огромные глыбы, но именно известие о прибытии принцессы Олданезии придавило его, обрушив сразу все и придавив огромной тяжестью.
Поэтому первое, что сделал реджи, усилием воли загоняя себя утром в кабинет, – запросил в службе безопасности Бенестарии все сведения на принцессу Оландезии, дочь Юзеппи, названного при рождении Карху. Второе – вызвал Морцавского на доклад по делу о взломе лаборатории в Королевской Академии Магии.
Но после того как узнаешь, что к тебе едет нежеланная и нежданная невеста, что похищенные из засекреченной лаборатории предметы исчезли, что у главного подозреваемого есть возможность уйти от ответа, что срывается план, который внедряли целых полгода, истерика может случиться с кем угодно.
И хоть капитан не знал всех обстоятельств, ему было понятно, что сейчас лучше замереть, задерживая дыхание, заодно и накрыть пологом тишины кабинет принца. Просто так, на всякий случай. Он бы в такой ситуации точно не выдержал, сорвался. А реджи, пусть он и принц, но все же живой человек.
Дамиан неподвижно сидел в своем рабочем кресле, прикрыв глаза, и только учащенно дышал. Несносный Мальчишка ревел раненым зверем, метался по кабинету, опрокидывая мебель и расшвыривая бумаги, бил в стены Призрачной Рукой и дебоширил, как только мог.
Впрочем хватило пары минут, чтобы немного успокоиться. Реджи длинно выдохнул, задержал злой взгляд на застывшем капитане и вызвал секретаря. Неотрывно глядя на Морцавского, продиктовал циркуляр, в котором адъюнкта, на котором обнаружены магические следы украденного из засекреченной лаборатории, предписывалось переправить в антимагических кандалах в камеру для особо опасных. Немедленно. Порталом! Запереть там, чтобы он и надзирателя не видел. Пусть одиночество и лишение магии расположат его объяснить, как оказались на нем эти во всех смыслах замечательные следы.
Вторым циркуляром, который Дамиан диктовал уже не таким резким тоном, предписывалось оказывать помощь арестованным кем-либо кроме тюремного целителя, только в камере и только под надзором гвардейцев.
– Исполняйте! – сурово, но уже совсем спокойно скомандовал Морцавскому и принял из рук секретаря папку с материалами на принцессу Оландезии.
* * *
Лали после вчерашней неприятности была очень зла. На службе все не ладилось: дети раздражали, старая нянька вызывала стойкое желание покричать, а парк, в котором она всегда с удовольствием гуляла, сегодня нервировал сыростью и грязью. И всё из-за того, что из головы не шло вчерашнее совпадение короткой беседы принца с княжной и его скорое исчезновение в районе конюшен или гаражей.
Лали и так, и эдак обдумывала эту мысль, но сделать какой-то определенный вывод не смогла. Хорошо бы выяснить, куда именно он отправился и туда ли направилась эта сушеная рыбина, в новомодном платье, княжна. Но как это узнать? Лали кусала губы, напряженно размышляя. А дети вокруг требовали к себе внимания, нянька ворчала не переставая, резкий ветер и слякоть на улице будил желание спрятаться за надежными стенами дворца…
Только за обедом, когда в столовой для благородных служащих замка, где не принято было болтать во время трапезы, девушке удалось сосредоточиться и найти кое-какие решения задачи. И если одна часть плана, что касалась княжны, была выполнима, хоть и не проста, то вторая, что касалась принца, была практически не реальна. Её пришлось отложить на неопределенный срок в надежде, что удача улыбнется Лали или произойдет что-то неожиданное, из чего можно будет извлечь пользу.
Княжна бывала во дворце иногда, хоть и не часто. И попытаться найти её было можно, хотя и не просто – у гувернантки не было особых поводов пересекаться с гостями королевы. Княгиня Маструрен и её дочь заходили во дворец через другие двери.
Поэтому снова пришлось прибегнуть к помощи служанки, которой было поручено завести близкое знакомство с прислугой, работавшей на приеме гостей королевы, с теми незаметными горничными и лакеями, которые принимали верхнюю одежду господ, относили её в гардероб для гостей, чистили и возвращали хозяевам, когда те отбывали. Всего-то и надо было служанке, что подменить горничную, которая чистила плащ княжны и, выполнив её работу, прикрепить к подолу маленькую бумажку с заклинанием поиска. А потом просто сообщить госпоже Лали Рилюсьен, что все сделано.
Гувернантка после своих часов службы вышла вечером в город и активировала поисковую нить, которая и привела её к небольшому домику в странном для благородной девицы месту. Лали даже не поверила сначала, что этот дом имеет какое-то отношение к княжне, а уж тем более – к принцу. Такое место, где богача не встретишь даже в закрытой карете, а домик, хоть и чистенький и аккуратненький, но какой-то… не по статусу скромный, маленький. Не будет же принцу с любовнице в таком встречаться?
Лали несколько дней ломала голову над этой загадкой. Ещё несколько раз прогуливалась мимо домика. И однажды ей повезло увидеть, как княжна сошла с извозчика, а навстречу ей открыла входную дверь служанка, низко поклонившись. Как медленно ни шла гувернантка, но больше ничего она увидеть не успела. А того, что увидела, было маловато, чтобы что-то понять. Однако то, что служанка распахнула дверь, не дожидаясь звонка колокольчика, говорило о том, что приехала все же не гостья, а госпожа. Значит это дом княжны?
И тогда Лали решила рискнуть. Если все же предположить, что соперница живет в этом домике, то принц туда рано или поздно придет. И вот это нужно выяснить точно. Доверить это дело фаворитка не могла бы никому, поэтому сама занялась делом.
Это здесь, во дворце, охранок на стенах и самом принце слишком много даже для самой простой следилки за принцем. Потому и фавориток сына королева предпочитала держать во дворце – легче контролировать, легче обеспечить безопасность. Достаточно неприятностей со старшим принцем, Львом. И это обстоятельство было на руку хитрой гувернантке.
Маленькое оповещающее заклинание, настроенное именно на Дамиана, стоило Лали немалых усилий, хоть и было настолько слабеньким, что могло только отозваться едва заметным сигналом. Но большего фаворитке и не нужно было – будет сигнал, значит, принц действительно заходил в этот дом, а дальше она уже будет решать по обстоятельствам.
Лали позвонила в колокольчик у калитки того самого домика, и приветливо улыбнулась служанке, вышедшей ей навстречу.
– Милейшая, тут неподалёку кто-то обронил перчатки, – и Лали показала совершенно новую пару, купленную несколько дней назад ею самой, что как раз держала в руке. – Не вашей ли хозяйки?
Служанка подошла и не открывая решетчатой калитки взяла пару в руки, повертела и отдала назад.
– Нет, не нашей.
Лали развела руки в стороны, как будто сожалела. Жаль ей не было ничуть, просто надо было провести зачарованной перчаткой от одного столбика калитки до другого, вешая тонкую магическую нить, которая звякнет, как только её пересечет принц.
– Отдам в бюро находок. Извините, что потревожила, – вновь вежливо улыбнулась Лали и ушла.
План был шаткий, построенный на множестве допущений, и риск оказаться в неприятностях тоже был велик, ведь она не знала, сколько охранных заклинаний было на принце и какие из них могут больно отозваться на ней, задень она своим оповещеньем что-то в его защите. Но страх остаться ни с чем, стоя уже на пороге победы, был слишком силен.
Она обещала себе, что никогда не будет нуждаться, никогда не будет бояться и сделает всё, что от неё зависит, чтобы будущее было прекрасным. Сейчас она почти на вершине, всего несколько шагов, всего немного усилий, и она добьется поставленной цели. А свои обещания она всегда выполняла…
Глава 9
Лалианна ждала своего восемнадцатого дня рождения как чуда, как откровения, вся дрожала от предвкушении и восторга. Всех девочек, достигших этого возраста, забирали родные сколько бы времени до окончания занятий не оставалось. А жизнь за стенами монастыря манила звуками, красками и впечатлениями, что небольшими, немного смазанными отрывками долетали до Лали во время летних вакаций*, что она проводила в глухом поместье тетушки, резвясь на природе с тремя кузинами, близкими с ней по возрасту. Вся жизнь представлялась вереницей балов, примеркой красивых нарядов, веселящейся публикой, тем, что жизнь в конце концов движется, идет, вертится!
А здесь, за толстыми каменными и холодными стенами, жизни не было. Были сестры в темно-коричневых, каких-то линялых и бесформенных одеждах, самым ярким пятном на которых были белые передники. Ещё были ежедневные приевшиеся за шесть лет однообразные серость и монотонность, а ещё – правильность, от которой начинало сводить зубы уже на второй день после каникул.
Матушка-настоятельница вызвала выпускницу к себе, как и всех девочек накануне совершеннолетия, и вручила письмо. Лали с трепетом ждала послания от матери, в котором будет написано, что завтра за ней пришлют карету, что дома, где она не было уже шесть лет, её будет ждать первое взрослое платье, в котором она впервые выйдет в свет, что торт уже заказан и ждет её в темной холодной каморке подле кухни.
Но в конверте была записка от тетушки, в которой она просила простить, что не может забрать Лали из монастырской школы до летних каникул. Но это и к лучшему, поскольку они все приглашены ко двору к закрытию сезона, и будет очень удачно побывать там и ей. По тону письма чувствовалось, что тетушка очень расстроена. Причины обещала объяснить позже, а пока просто просила прощенья, что лично не может поздравить любимую племянницу с её днем рождения.
Почему не появились родители, которых она ждала уже несколько лет? Где мать и отец? Что происходит?
Прочтя письмо один раз, второй и третий, убедившись, что не ошибается, и в самом деле ей придется своё первое совершеннолетие, как все предыдущие дни рождения, отмечать в монастыре, Лали расстроилась. Нет, не просто расстроилась. Она пришла в неистовство, впала в ярость.
Вернувшись в общую спальню, она разрыдалась, наговорила гадостей тем немногим девочкам, с которыми у неё были более менее теплые отношения. С теми, с кем не дружила, подралась.
Сестры еле оттащили молоденькую графиню от плачущих и скулящих жертв. Как Лали потом объясняла настоятельнице, пряча глаза, она очень давно хотела это сделать и вот наконец, не удержала и выплеснула злость.
Её ругали долго, рассказывали спокойно и в сердцах как подобает вести себя юной графине, а как нет. Её даже наказали – заперли на неделю в келье, где обычно обретались болеющие или слишком строптивые. Но это было и к лучшему.
За неделю девушка отоспалась, отдохнула от шумной общей спальни, которая хоть и стала привычна за столько лет, всё же не могла не напрягать своим многоголосьем и постоянной суетой, и обдумала свой поступок, свою прошедшую и будущую жизнь, приняла кое-какие решения и вынесла важные уроки. Тишина очень этому помогла. И когда дежурная сестра выпустила её из карцера, Лали попросила о встрече с матушкой-настоятельницей.
Со свежим, умытым, но очень печальным лицом тихо вошла к матушке, и присела в положенном книксене. Пожилая сестра смотрела вопросительно и устало.
– Матушка! – Лали подняла от пола глаза, полные страдания. – Спасибо, что дали мне время подумать! – Благодарность была искренней, и девушка показала всю её без утайки. – Я поняла, что ошибалась! – Это тоже было правдой. – Я много думала и поняла, что здесь, в монастыре, я получила так много из того, что мне пригодится в жизни. Я поняла, что моя вспышка была по крайней мере несправедливой.
Лали перевела задумчивый взгляд в окно и продолжила:
– Я была неправа. Простите. Письмо тётушки разрушило многие мои мечты, я почувствовала себя обманутой и оскорблённой. Моя вспышка в других условиях была бы направлена на автора письма, но в тот момент я не могла рассуждать, и теперь мне стыдно за слова, что мною были сказаны, и, – она снова глядела на матушку с болью и страданием, – за поступки, которые я совершила.
Матушка с интересом и пониманием взглянула на свою воспитанницу. Звучали слова не ребенка, но взрослого рассудительного человека. Девушка продолжила:
– Я поняла, что мне не хватает сдержанности. Для её развития я придумала несколько упражнений, и если вы бы вы могли мне помочь, я прошу у вас помощи. Я одна не справлюсь.
Удивление на матушкином лице показало, что Лали на правильном пути.
– Да, деточка. И что же это за упражнения?
– Мне нужно, чтобы меня испытывали на прочность! – решительно заявила и смело посмотрела в глаза собеседнице. Та явно ничего не понимала.
– Вот есть же у сестер послушание? Кто-то на кухне работает, кто-то двор метет, кто-то на воротах дежурит. И все смирение в себе воспитывают. Правильно?
Настоятельница мягко улыбнулась. Подумала: «Возможность подумать в одиночестве творит чудеса!» и порадовалась своей находчивости, вслух сказала:
– Не совсем верно, деточка. В ком-то гордыня, в ком-то тщеславие, в ком-то леность. Ты же знаешь, грехов много.
– Да, матушка! Я помню, нам объясняли – нужно потянуть хоть за ниточку одного греха, как весь клубок станет разматываться. Вот я и поняла, что мне нужно начать со сдержанности.
– Деточка, возможно, твоя несдержанность вовсе не тот грех, с которым в твоей душе надо бороться. Может, это прикрытие для гордости или себялюбия?
Немолодая сестра не случайно была настоятельницей. Однако молоденькой графине Релюсьен совсем не нужно было искоренять в себе гордость или себялюбие. Ей нужно было тренировать в себе сдержанность. Именно сдержанность сможет прикрыть и гнев, и гордость, и тщеславие, и что там ещё не принято демонстрировать в обществе?
Лали наклонила голову ниже и закусила губу – сдержаться, сдержаться и не начать настаивать, иначе будет перебор. Матушка прищурилась, рассматривая фигурку девушки, её лицо.
– Давай, Лалианна, сделаем так. Я не буду давать тебе никакого подобного послушания, ты и сама можешь в этом упражняться. Но я помогу тебе по-другому. Ты будешь приходить ко мне каждый вечер и рассказывать о тех случаях, когда тебе хотелось вспылить, разозлиться, но ты сдержалась.
Лали задумалась – сдержанность ей нужна, но и то, как она над собой работает, матушка знать тоже должна. Как ещё замазать, стереть из памяти человека, от которого она зависит, то, что она натворила? Значит, нужно соглашаться.
К тому моменту, когда начались летние каникулы, и за Лали приехала карета тётушки, в рекомендательном письме выпускницы монастырской школы для благородных девиц графини Лалианны Релюсьен было написано, что та показала себя умной, рассудительной девицей, способной видеть свои ошибки, исправлять их и улучшать свой характер. Упоминание о случае с выдиранием волос, криками и истерикой в документ не вошло. Это было целью номер один в списке девушки. А сама она заметила, что свои неодобряемые окружением порывы научилась сдерживать заметно лучше, и уже без срывов.
Она научилась сдерживаться, не проявлять своих истинных чувств и намерений, потому, наверное, смогла сдержать себя, когда после семейного ужина рядом с двоюродными сестрами, которые щебетали о нарядах и предстоящем закрытии сезона в королевском дворце, тетушка, взяв её под локоток, отвела в сторону.
– Нам надо кое-что обсудить.
Лали встревожилась, но милая улыбка любящей племянницы никуда не делась.
– Да, сударыня. У меня тоже есть вопросы, которые мне бы хотелось обсудить с вами наедине.
Тётушка глянула на неё пристально, а затем едва улыбнулась и кивнула.
– Думаю, девочка моя, это одни и те же вопросы. Пойдём со мной. – И повела её на первый этаж, в приемную мужа, где обычно принимали старост сел и управляющих поместьями, прислугу, людей из города – простолюдинов или низких городских чинов. Пред самой дверью тетушка остановилась, посмотрела на племянницу изучающее и сказала:
– Тебя здесь ждут. Будь сильной.
После такого у Лали в душе с тонким звоном что-то разбилось. Но она мгновенно собрала все осколки в кулак воли и постаралась отгородиться от всего мира. И тетка сделала неожиданное – поцеловала её в лоб.
– Иди, – и открыла перед ней дверь.
В кабинете на небольшом диванчике сидела женщина под плотной вуалью. Она обернулась на звук открывшейся двери. Увидев тетку в проеме, кивнула и повернула голову так, что стало понятно – она сморит на девушку. Дверь закрылась и с той стороны её слегка подергали, проверяя, хорошо ли закрыто.
– З-здравствуйте, сударыня. – Лали немного оробела. Женщина медленно склонила голову, приветствуя девушку, и протянула руку, приглашая её присесть. Рука в черной перчатке медленно подняла вуаль, карие глаза глянули такие же карие глаза Лали. А она вглядываясь жадно, напряженно. Узнавала и не узнавала.
– Мама? – спросила без радости, растеряно. Неожиданное мгновенное озарение было наполнено радостью лишь короткое мгновенье, а затем оно сменилось горечью и обидой – они не виделись пять лет.
– Да, девочка моя. – Голос матери был низким и таким хриплым, что казалось, уши кто-то царапает. Неприятный голос. Будто и незнакомый. – Хочу всё объяснить.
Женщина смотрела на дочь спокойно. К горлу Лали подкатили слёзы, обида разматывалась, как ураган.
– То, что мы с тобой не виделись несколько лет – не случайность. Да и сейчас мы с тобой не встречаемся. – Женщина держала руки в перчатках на коленях, на мгновенье отвела взгляд, затем снова вгляделась в лицо дочери. – Я – твой позор. И не хочу, чтобы эта тень падала на тебя и портила твоё будущее.
Лали сморгнула накатившую слезу.
– Почему? – её голос тоже стал хриплым. Женщина тихонечко выдохнула, едва заметно сглотнула и снова бросила мимолетный взгляд в окно. Её голос не дрожал и казался спокойным, хоть и оставался таким же низким и неприятным.
– Лалианна, я – неуважаемая женщина, я содержанка богатого человека. Это не приветствуется в обществе. Будь я другого происхождения, было бы проще, но… то, что есть – позор. Однако я вижу много плюсов в этом положении, и не могу от него отказаться. Поэтому мне пришлось отказаться… от тебя.
– Что? – Лали просто задохнулась. А мать продолжила:
– Ты не случайно попала в закрытую школу, и не случайно все летние каникулы проводила у тетки. Я не могла тебя ни посещать, ни забирать.
– Но ведь ты два раза приезжала ко мне в первый год!
Женщина смотрела на свои руки, затем снова подняла глаза на дочь.
– Да, я не сразу решилась на этот поступок. Я надеялась выбраться из того, в чем мы оказались благодаря твоему отцу. Он сбежал в тот год, когда умерли твои брат и сестра, а тебя удалось устроить в монастырскую школу. Он однажды просто не вернулся домой. Впрочем, отношения давно не ладились… Но мы были не первые супруги, между которыми не было любви, и я не ожидала… – Женщина оборвала фразу. – Не важно. Он не пришёл, и через месяц я поняла, что уже не придет. Я подала официальный запрос на поиск. Этот месяц, пока его разыскивали официально, я и сама пыталась его найти. Информации было мало, но вся она указывала на то, что твой отец куда-то собирался: продал кое-что, сменил гардероб на более простой, даже сапоги заказал какие-то специальные – для пеших походов. Но больше – никаких следов. Официально следствие потеряло его уже за границами столицы.
Женщина вздохнула и вынула из маленькой сумочки конвертик.
– Но пришло мне однажды письмо.
– Почерк другой. Женский. Но кое-что, что могло быть известно только ему и мне, без сомнений указывало на твоего отца. И я так поняла, что он жив, но никогда не вернётся. Вот тогда мне пришлось решать, как быть дальше. Финансовое состояние наше было весьма хлипким, ещё когда отец… был с нами, а уж после его исчезновения…
Она сидела всё так же прямо, но вся её фигура выражала какую-то обреченность. А взгляд, убегавший куда-то в сторону, видимым усилием она возвращала к дочери.
– Подала официальный запрос на признание его погибшим. Дело это не быстрое, потребовалось несколько лет. Думала, если распродам всё, что у меня есть, заложу наш дом, то мне хватит на жизнь и на оплату твоей учёбы. Хватило. Только ненадолго. Дом был не новый, а от того, что стоял пустой и ветшал, стоимость его снижалась так быстро, что однажды сравнялась с суммой полученного мной залога, и он перешёл в чужие руки.
Женщина, что когда-то была её матерью, тяжело вздохнула.
– У меня был давний поклонник. Ещё с юных лет, ещё до замужества. У каждого была своя семья, но он… Не переставал интересоваться мной. И когда стало ясно, что я осталась одна, он предложил мне поддержку.
Лали смотрела на говорившую, и не могла решить, как ей к этому относиться. Её сдержанность трещала по швам. Ей не хотелось таких признаний. Ей вообще не хотелось видеть эту женщину, слышать её слова и даже эту приемную она с каждой минутой ненавидела всё больше. Но всё же спросила:
– Предложил не просто так?
Мать снова опустила взгляд.
– Ты умная девочка. И поскольку иглы в вышивальном мешочке не утаить, мне нужно было оградить тебя от влияния моей дурной репутации. Я конечно, давно не выходила в свет, но слухи – вещь, проникающая повсюду. Посоветовавшись с твоей тетушкой о том, сможет ли она присматривать за тобой, я написала бумагу, отказываясь от тебя.
Она замолчала, сжала губы в упрямую прямую черту и какое-то время не поднимала глаз. А затем всё же глянула на дочь. Та сидела совершенно прямо и смотрела строго перед собой.
– После подписания этих бумаг ты была признана сиротой, и королевская корона взяла над тобой опеку, оплачивала твою учёбу в школе, открыла тебе кое-какие возможности, дала разрешение на общение с родственниками – твоими тётушками. Но не со мной.
Поэтому я встречаюсь с тобой тайно. Твоя тётушка дала мне такую возможность, и я ей благодарна. – Она опять поджала губы, прикрыла глаза и продолжила почти шепотом. – Не так, совсем не так хотела бы я встретить тебя из школы.
У Лали что-то дрогнуло в закаменевшей душе. Женщина продолжила говорить, переведя дыхание.
– Мы много думали с твоей тётей о том, как тебя устроить в этой жизни. Ты благородная, но бедная сирота под опекой короны. И это нужно использовать как можно лучше. Ты могла бы сделать хорошую партию, но для этого нужно попасть туда, где ты сможешь проявить себя с лучшей стороны и найти подходящего мужа.
Иванна с явным сомненьем смотрела на мать.
– Да, девочка, ты можешь устроиться в королевский дворец. Время от времени там проходят наборы на службу. Для благородных и бедных, как мы, есть вакансии, но их очень мало. Для тебя же, девушки, и вовсе должность только одна – гувернантка. Но – в королевском замке! – Добавила мать, заметив тень недовольства. И продолжила: – Требования там жесткие, будут проверять и вычёсывать всех блох частым гребнем, потому мы с тобой и не встречались, и впредь не будем. Придется получить кое-какой опыт – поработать на частных лиц, чтобы получить рекомендации. Лучше две-три. Твоя тетушка уже нашла первую семью, желающую подготовить дочь к институту. Если всё получится, к лету у тебя будет первое рекомендательное письмо.
Да, появится письмо… Это очень хорошо. Это просто замечательно! Первое рекомендательное письмо… Лали уперлась взглядом в пол – не такого она хотела, не такой встречи она ждала все эти годы. Шесть лет она мечтала о том, как заберут её родители из школы. Шесть! Обид скопила – утопиться можно, не видно дна. Хотела теплых объятий, лаковых слов, смеха, улыбок. Хотела услышать о выходе в свет, о череде предстоящих балов, о том, что отец подобрал ей выгодную и блестящую партию.
