Текст книги "Призрак и другие соучастники"

Автор книги: Любовь Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Отдай! Тебе все равно нельзя! У тебя аллергия! – требовала она, пытаясь отобрать тарелку с пирогом.

– Нет, не правда! Отпусти! – попискивала Женя.

– Отдай. Не связывайся с Дылдой! – шепнула Мила, сидевшая слева от Жени.

Стася быстро оценила ситуацию, протянула руку и слегка надавила на запястье Дылды. Та мгновенно побледнела и отпустила тарелку. Дядя Тарас успел научить свою маленькую подружку паре полезных приемов.

– Убью, гадина! – потянула Дылда и уже нависла над Стасей, но в это мгновение около девочек оказалась телевизионная группа, которая все время снимала счастливые лица детей, поглощающие клубничный бисквит.

– Скажи, пожалуйста, тебе нравится в интернате? – Спросила Стасю журналистка, протягивая микрофон.

– Это замечательный интернат! – не растерялась девочка. В московской гимназии ей не раз приходилось давать интервью – ведь у них было свое собственное школьное телевиденье. – Я здесь всего первый день, и не перестаю удивляться, с каким уважением и заботой все здесь относятся друг к другу.

– Во, шпарит! – восхищенно шепнул оператор.

– Например, только что вот эта девочка, – Стася показала на Дылду, которая тут же попала в объектив телекамеры, – поделилась со своей одноклассницей клубничным бисквитом! Она очень любит сладкое, но нашла в себе силы отказаться от него, ради своей подруги.

Дылда что-то злобно зашипела и убралась на свое место. Отбирать десерт после такого представления было бы глупо.

– Ты здорово держишься перед камерой! – похвалила журналистка, сворачивая шнур микрофона, – Приходи, как закончишь школу, к нам, на Тихореченск-ТВ, из тебя получится отличный журналист. Меня Саша Кандалинцева зовут.

– Стася. Стася Романова.

– Вот и познакомились. Трудно будет – звони. Приедем, снимем репортаж о том, как в интернате притесняют новичков. Я ведь видела, что это гарна дивчина пирог у твоей соседки отбирала. Короче, звони, – Саша протянула Стасе свою визитку, улыбнулась, подмигнула и отпарилась вслед за своим лохматым оператором.

– Все, Стася, жизни теперь тебе не будет, – со знанием дела сказала, сидевшая рядом Мила, – Вилка достает, так еще и Дашке-Дылде насолила. Осталось только с Наркой поцапаться.

– Нарка – это кто?

– Ну, это третья в их компании – Гульнара. Раскосая такая. Татарка. Она по-русски почти не говорит, зато все понимает. И Вилку слушается как собака. Ладно, лучше с тобой рядом не сидеть, а то они и ко мне прицепятся.

Стася стало противно. Она считала, что трусость – это самое худшее качество в человеке. Даже хуже глупости и подлости.

– Спасибо, – вдруг сказала, молчавшая все это время Женя, – Меня здесь еще никто не защищал. – И снова умолкла, доедая свой бисквит.

Стася положила в рот последнюю ягоду, отнесла грязную посуду и отправилась на поиски пятой комнаты. Ждать Милу и Женю она не стала. Ей было стыдно за их трусость, да и вряд ли они осмелятся ее провожать. Поэтому Стася шла по коридорам одна. И, конечно, быстро обнаружила, что заблудилась. Девочка оказалась в небольшом зале, стены которого были увешаны детскими рисунками. Осенние деревья, дымковские игрушки, ваза с ромашками. Обычный набор тем для любой художественной студии, и вдруг… Огромный рыжий кот. Толстый, вальяжный, жмурится на мир разноцветными глазами: один – зеленый, другой – желтый. Рядом с ним устроились воробьи. Такие же толстые и умиротворенные. Компания сидела на крыше многоэтажки, за ней проступал контурами погруженный в сумерки город. Стася смотрела на рисунок и чувствовала, как ее заполняет ощущение «весеннего ветра». Так она называла внезапную радость с примесью надежды, когда хочется вскочить и пронзительно закричать «иииии!!!». Первый раз это чувство посетила ее лет в шесть. Она гуляла с бабушкой по парку, как вдруг налетел влажный мартовский ветер, пропитанный запахом капели и набухающих почек, забрался под куртку, растрепал челку, заставил раскинуть руки и закружится на месте. Тогда девочке показалось, что мимо пронеслась невидимая карета, запряженная шестеркой лошадей, в которой сидела красавица Весна, объезжающая свои владенья. Бабушка, конечно, отругала ее, объяснила, что визг без причины – признак невоспитанности, причесала челку деревянным гребешком, застегнула куртку и велела идти домой. Воспоминание о той прогулке оказалось таким ярким, что сейчас, стоя в полутемном коридоре, Стася почувствовала пряный аромат набухающих почек и запах талой воды. Странно, что «весенний ветер» снова напомнил о себе именно теперь, в конце октября, когда за окном вот-вот полетят «белые мухи», когда бабушки больше нет, и никогда не будет, а ее достает компания интернатских девчонок. Неужели виной этому толстый рыжий кот? Кто же его нарисовал? Стася посмотрела на подпись: «Соболев, 12 лет». «Тоже двенадцать. Вместе учиться будем!» – обрадовалась она. Постояв еще немного у рисунка, девочка отправилась на поиски своей комнаты.

Она обнаружилась за ближайшим поворотом коридора. Пара шагов и вот уже знакомая дверь, из-за которой доносятся девчачьи голоса.

Как только Стася переступила порог, в комнате повисла напряженная тишина. Мила, Женя и другие соседки по палате уставились на нее, словно ожидая чего-то нехорошего. Стася перевела взгляд на свою кровать и замерла. Все покрывало было усеяно цветными карандашами, баночками с краской, обрывками бумаги и клочками чего-то желтого. Медленно, еще не веря своим глазам, она подошла к кровати и села рядом. Лоскутки желтой клеенки и обрывки лямок – все, что осталось от подаренного бабушкой рюкзачка. Его содержимое – карандаши и краски – валялись тут же, поломанные и испачканные.

– Это Нарка все, – пробормотала Мила. – Мы видели, как она из комнаты убегала.

– Небось, Вилка ей приказала, – добавил кто-то из девочек.

Но Стася не слушала. Она сгребла останки рюкзака в кучу и легла рядом на кровать. Мир вокруг помутнел, по щекам девочки побежали горячие ручейки слез. На подушке образовалось теплое болотце. Стася плакала. Нет, не потому, что какая-то Гульнара разорвала ее рюкзак. Она плакала, из-за смерти бабушки. Из-за того, что больше никогда не сможет прижаться к ее, пахнущему лавандой, плечу и пожаловаться на «хулиганов из второго подъезда». Из-за того, что больше не будет праздников в гостиной, когда в доме собирались бабушкины друзья и студенты. Не будет гимназии, кружка рисования, подружки Лизы и партнера по бальным танцам Севки. Ничего этого не будет! Никогда! Ее ждет совсем другая жизнь, в которой есть мстительная Вилка, равнодушная Стервелла, злобный Пупсик и трусливые соседки по палате. И все!

Сначала Стася плакала тихо. Почти беззвучно. Потом все громче и громче. Она смутно помнила, как ее успокаивали, звали, трясли, били по щекам. Чуть позже прибежала женщина, от которой пахло аптекой, и сделала укол. Наконец девочка погрузилась в сон. Мучительный сон, полный смутных воспоминаний о первом дне в интернате.

ГЛАВА 2 ГАРИК

Он ждал звонка. Ждал и все-таки надеялся, что этот разговор состоится как можно позже. В тот момент, когда коммуникатор издал короткую трель, пожилой официант поставил перед ним на стол чашечку горячего шоколада. Рядом дымилась едва початая сигара. Тихо играла живая музыка. «Как не во время! – поморщился лысый человек, глядя на экран коммуникатора, – Впрочем, разве неприятная беседа может быть во время?»

– Да. Я слушаю.

– Вы потеряли ребенка! Потеряли ее после стольких лет ожидания, – голос в трубке не скрипел как обычно, а скрежетал, словно гусеница старого экскаватора.

– Да, мы столкнулись с некоторыми сложностями, – Лысый говорил спокойно, ничто в его безжизненном лице не выдавало волнения. – Женщина, которая все эти годы воспитывала девчонку, отказалась переводить ее в немецкую школу. Она все знала. Нам не оставалось ничего другого, как избавиться от старухи. Маленькая инъекция, и проблема решена – обширный инфаркт. Но, судя по всему, кто-то еще был посвящен в наши дела…

– «Судя по всему»… «Кто-то еще»… Мне противно вас слушать! – перебил Лысого невидимый собеседник, – Что вы делаете, чтобы найти ее?

– Сейчас мои люди в России проверяют всех знакомых старухи. Кто-то из них забрал ребенка. Думаю, это не займет много времени. Совсем скоро девчонка будет у нас.

– Хорошо. Я сделаю вид, что поверил. Надеюсь, вы понимаете, что не позже чем через две недели ребенок-модификант должен быть у нас. Держите меня в курсе всех новостей.

«Вызов завершен» сообщил коммуникатор. Лысый откинулся на спинку плетеного кресла, потер подбородок и задумчиво постучал по чашке с шоколадом отполированным до алмазного блеска длинным ногтем на левом мизинце. За одиннадцать лет этот человек совсем не изменился. Только складки в уголках губ стали чуть жестче, а взгляд – холоднее. В остальном же время прошло мимо него.

Лысый отхлебнул шоколад и снова поморщился – напиток успел остыть. Тяжело вздохнув, он отодвинул чашку и набрал номер международной связи…

* * *

Вторник начался с приятной неожиданности. Вместо одного из двух уроков математики, которую Гарик терпеть не мог, всех воспитанников интерната согнали в холл – встречать какую-то комиссию из Москвы. Поезд из столицы задержался, поэтому гости появились к самому концу урока, за что Гарик испытал к ним горячую благодарность. Гостей было трое: круглый человечек, которого мальчик окрестил Колобком, эффектная дама в мехах и высохшая как гриб на нитке старушенция. Стервелла металась между ними, демонстрируя радушие и прижимая к груди лупоглазого Пупсика. В момент, когда она потянулась для приветственного поцелуя к щеке женщины, укутанной в меховое манто, пес воспользовался случаем и куснул члена комиссии за нос. Дама завизжала, Стервелла разжала руки, Пупсик шлепнулся на пол и смачно хрюкнул. Концерт был тот еще. Жалко Вадик не видел – ему удалось улизнуть с торжественной встречи московской делегации еще до ее прибытия.

Вадик – это брат Гарика. Не просто брат, а однояйцовый близнец. Отличить их не может никто кроме Деда, но Дед – это особая история. Впрочем, похожи они только снаружи – оба рыжие, конопатые, вихрастые. Курносые носы, серые глаза, упрямая складка на переносице, широкие скулы – словно два отпечатка с одного фотоснимка. Но это только снаружи. Внутри же братья Соболевы совершенно разные люди. Они отличаются друг от друга, как Северный полюс от Центральной Африки, зима от лета, день от ночи, плавленый сырок от шоколадного батончика. Дед говорит: все дело в том, что у Вадика лучше развито левое полушарие мозга, а у Гарика – правое. Поэтому первый здорово сечет в математике, увлекается техникой и починить телевизор для него раз плюнуть. Гарик же любит рисовать и даже сочиняет стихи. Правда никому их, кроме брата, не показывает.

Еще у близнецов совершенно разные темпераменты. Вадик флегматик, невозмутимый как пожилой бассет-хаунд, а его брат – «коктейль Молотова» – взрывается по любому поводу.

Гарик влетел в класс сазу после звонка, который известил 6-й «А» о начале второго урока математики. Ее вела пожилая дама, чей возраст терялся в тумане начала прошлого века. Лицо учительницы испещряли глубокие морщины, а рот навеки застыл в чуть презрительном изгибе. Сочетание первого и второго придавало женщине большое сходство с пожилым земноводным, за что ее имя-отчество переиначили из Жанна Львовна – в Жаба Львовна.

В сущности, Жаба Львовна была неплохой теткой. И Гарик это понимал. Она никогда не повышала голос и не ставила двойки просто так. Вот только ее занятия превращались для всех кроме Вадика в настоящую пытку.

Жаба Львовна вошла в кабинет и велела всем сесть. Она обвела детей взглядом Терминатора в поисках Сары Конер – класс тихо склонил головы в ожидании жребия.

– Зайцева, к доске, – выбрала жертву учительница.

Остальные облегченно вздохнули, а несчастная Милка поплелась к «месту казни».

– Напоминаю для забывчивых: на прошлом уроке мы проходили дроби. Поэтому Мила сейчас посчитает, сколько составят 15 процентов от 25,4.

– 15 процентов от 25,4?

– Да, Зайцева! Ты все правильно услышала.

Милка взяла мел и начала что-то царапать на доске.

– Ты сегодня завтракала? – строго спросила Жаба Львовна.

– Да, а что?

– Почему тогда еле пишешь? Я ничего не могу разглядеть!

– Так, мел, наверное, плохой, Жанна Львовна. Я изо всей силы давлю! Может, к завхозу сбегать?

– Зайцева, не пудри мне мозги! С мелом все в порядке! Что ты там написала?

– Я не знаю… – Мила отчаянно покраснела и стала такого же цвета, как шторы на окнах.

В этот момент дверь ехидно заскрипела. Класс как по команде повернул голову в ее сторону.

– Здравствуйте, извините за опоздание.

Жаба Львовна посмотрела на возникшую в дверном проеме уже знакомую Гарику Инопланетянку и поморщилась, отчего стала еще сильнее похожа на обитательницу болот.

– Романова? Неужели, в первый день нельзя было во время прийти? И на встрече комиссии тебя не было.

– Извините, я очень сожалею.

На этот раз новенькая была одета в стандартную интернетовскую форму: синий пиджак, из-под которого выглядывала голубая блузка, и юбку в складку. На ногах колготки в ромбик и лакированные туфли. Видимо, ее собственные – в интернате таких не выдавали. Последнюю точку в образе примерной ученицы ставили две аккуратные косички, перехваченные пушистыми ярко-желтыми резинками. Гарику по-прежнему чудилось в ней что-то инопланетное, что-то бесконечно чужое интернату, классной комнате и сердитой Жабе Львовне. Даже говорит эта Романова как-то странно. Слишком правильно, что ли? Инопланетянка она инопланетянка и есть.

– Ее Вилка в женском туалете закрыла. Прикинь! Я слышал, как она со своими «людоедками» перед уроком ржала, – шепнул сосед по парте Санька Крольчатников или просто Кролик.

– Ну и чего ты ее не выпустил? – буркнул Гарик, а сам отметил, что Дашка и Вилка о чем-то весело шушукаются за своей партой.

– Что я камикадзе? Вилка бы во мне дыру ядом прожгла! Я еще жить хочу!

Тем временем новенькая села за парту, на которую указала ей математичка – рядом с Вадиком. Братья занимали столы в разных концах класса – учителя считали, что это помешает им меняться местами. Наивные!

Жанна Львовна устало посмотрела на притихшую Милу, потом опустила взгляд в классный журнал. По рядам снова пробежала волна тревожного шепота.

– Романова, вы дроби проходили?

– Да, конечно.

– Иди к доске. Мила, сядь, не маячь больше.

Инопланетянка прошла между рядами, уверенно взяла мел, стерла каракули Зайцевой, и через минуту решение было готово. Правильное оно или нет, Гарик сказать не мог, но судя по выражению лица Жабы Львовны, результат ее порадовал. Она продиктовала еще три примера и с видимым удовольствием наблюдала, как новенькая легко выводит аккуратные строчки, словно ориентируется на невидимые остальным линии.

– Вы давно эту тему проходили? – наконец поинтересовалась учительница.

– В прошлом году, кажется.

– Ты училась в классе с математическим уклоном?

– Нет, просто мы занимались по экспериментальной программе и по некоторым предметам ушли дальше других школ.

– По некоторым? Ну что же, после урока останься – мы обсудим вашу экспериментальную программу.

Но после урока в класс заглянула тетя Аля и куда-то увела математичку. Как только дверь за учителем закрылась, Вилка тут же выскочила из-за парты.

– Гляньте, а новенькая-то у нас художница, – сказала она на весь класс с деланным удивлением. В ее руках тут же оказалась папка для рисования, которую обнимала Инопланетянка, когда Гарик увидел ее впервые, – Ой, что это у нас тут? Мультики рисуем?

– Где ты ее взяла? Это мое! Отдай! – Инопланетянка вскочила со своего места и бросилась к Вилке, но та ловко швырнула папку смеющейся Дашке, а Дылда перебросила ее Гульнаре. Стася металась между девчонками, пытаясь отобрать свои рисунки. Класс с интересом наблюдал за происходящим. Как только папка вернулась к Вилке, та вновь открыла ее, она начала вытаскивать листы и разбрасывать их по классу. Один приземлился на парту Гарика. У мальчика аж дыханье перехватило. На рисунке парила героиня японских мультфильмов – большеглазая воительница, с копной развевающихся волос метала магические молнии в робота-трансформера. Сцена была нарисована просто мастерски! Словно только что сошла с телеэкрана.

– Хватит! – Гарик оторвался от рисунка, услышав голос брата. Тот перехватил Вилкину руку и выдернул из нее папку.

– Защитник недоделанный! – прошипела Вилка, – Влюбился что ли?

Вадик не ответил. Он помог Инопланетянке собрать разбросанные рисунки и вернулся к своей парте. А Гарик неожиданно ощутил укол раздражения. Чего это его брат полез защищать девчонку? И вообще, он, Гарик, первый ее увидел!

Весь следующий урок мальчик пристально наблюдал за братом и новенькой. «Воркуют как голубки!», – злился он, когда Вадик склонялся к девочке, что-то рассказывая ей, – Тоже мне, рыцарь нашелся!» Посреди урока Гарику на стол упала записка «Соболев В. + Романова С. = СВАДЬБА». Отправителя долго искать не пришлось – радостное хихиканье Акуловой не оставляли сомнения в ее авторстве. Недолго думая мальчик швырнул комочек бумаги, целясь в брата, но в последний момент его рука дрогнула, и записка приземлилась на стол учительницы русского языка и литературы. За тщедушное телосложение и повышенную въедливость она получила прозвище Глиста.

– Соболев, Георгий! Вон из класса! – завопила Глиста, которая в этот момент вдохновенно читала отрывок из гоголевского «Ревизора» – сразу после математики шел урок литературы.

Гарик покинул кабинет, хлопнув дверью.

Он хмуро бродил по пустынным коридорам интерната. С каждой минутой неприязнь мальчика к новенькой росла. Это из-за нее его выгнали! Ему не нравилось в девочке решительно все! Все, начиная с дурацких косичек, перетянутых ярко-желтыми резинками, заканчивая ненормальной вежливостью. Гарик оглянулся по сторонам и, не заметив никого из учителей, вскарабкался на подоконник. За окном грустно накрапывал дождь. «Отвратительный день, отвратительная погода, отвратительный…» – закончить мысль мальчик не успел. Из-за поворота коридора появилась московская комиссия во главе со Стервеллой.

– Это что такое?! – услышал Гарик пронзительный дискант директрисы. – Немедленно слезай с подоконника!

Через мгновение вся компания взрослых стояла рядом с окном. Стервелла просто кипела от злости. Председатель комиссии, Колобок, приторно улыбался, сложив ручки на кругленьком животике. Старушенция в старомодном коричневом костюме строго смотрела на Гарика через толстые стекла очков. Дама, укушенная Пупсиком, с отсутствующим видом созерцала свой маникюр.

– Что, Соболев, из класса выгнали? – Гарик уловил в голосе Стервеллы злорадные нотки, – Твой дедушка, кажется, просил отпустить тебя с братом на выходные? Ну что же, вместо этого поработаешь в мастерской!

– Стэлла Родионовна, не думаю, что стоит лишать ребенка общения с родными! – холодно заметила пожилая женщина.

– Да, бросьте, Анна Геннадиевна, какие там родные! Одни алкоголики!

Гарика захлестнула обида за деда!

– Мой дедушка не алкоголик! – выкрикнул он.

– Вот! У таких людей и дети преступниками вырастают! Комната милиции по тебе, Соболев, плачет!

– Вы совершенно правы, Стэлла Родионовна! – важно поддакнул Колобок, – Ваша программа трудового воспитания просто изумительна! Я обязательно рекомендую министерству образования перечислить деньги интернату на покупку новых швейных машин и станков для производства мебели.

– Петр Николаевич, уверена, ребятам будет гораздо полезнее научиться работать с компьютером! – решительно встряла Анна Геннадиевна, – В интернате один единственный компьютер, да и тот в учительской!

– Ах, оставьте, зачем им компьютеры! – отмахнулся Колобок, – Пусть освоят профессию попроще – швеи-мотористки или плотника! Глядишь, воровать не начнут. Ну чего еще ждать от детей с такими генами!

– Не думаю, что эти вещи стоит обсуждать в присутствии ребенка, – сдержанно возразила Анна Геннадиевна, – Пойдем, мальчик, я отведу тебя в класс.

Она сжала руку Гарика своей сухой лапкой и потянула его в направлении кабинета, где заканчивался урок литературы. Глиста, естественно, не стала возражать члену московской комиссии и разрешила Гарику вернуться на место.

Как только прозвенел звонок, он подошел к парте брата. Вадик увлеченно разглядывал рисунки новенькой.

– Смотри, Гарь! Здорово, правда?

Мальчик, стараясь подавить бушевавшее в нем раздражение, заглянул через плечо брата. На рисунках летали, сражались, разговаривали с животными и собирали цветы персонажи в стиле аниме. Кроме пышноволосой воительницы он успел разглядеть девочку-эльфа с острыми ушками, которая гладила пушистого зверька, похожего на мышонка, и школьницу с двумя косичками, напоминавшую саму Инопланетянку. Гарик состроил презрительную гримасу.

– Так себе, – небрежно бросил он, – Для сельской местности сойдет.

Он ждал, что инопланетянка обидится или разозлиться, но она повела себя иначе.

– Ты прав, – приветливо сказала новенькая, уставившись на него своими огромными глазами, напомнившими переспелые вишни в дедушкином саду, – Вадик, тут нечем восхищаться! Мне еще учиться и учиться. Моя бабушка три года вела в художественном институте спецкурс по истории аниме. Она говорила, что это совсем не такой простой жанр, как кажется. Думаешь: уже все освоил, а присмотришься и понимаешь – есть еще куда расти, – она начала складывать рисунки в папку.

– Дурак ты, брат! – покачал головой Вадик.

– Сам дурак! – огрызнулся Гарик и обиженно надулся.