Текст книги "Сводница без тормозов (СИ)"

Автор книги: Любовь Перуница

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Глава 29 – Тихий подвиг

Боль от поступка Жени была такой острой, что мысль о походе в больницу, где мы могли столкнуться, казалась невыносимой пыткой. Я игнорировала тихие укоры совести о том, что не посещаю Людмилу Петровну, как обещала. Заглушала их работой над каналом и попытками не думать вовсе. Каждый день я проверяла телефон с опаской – вдруг я пропустила сообщение от матери Жени? Но там была лишь тишина.

И тогда написал Дима. Сухо, по-деловому, но без церемоний:

«Ариш, твоя кровь идеально подходит. Пора бы сдавать, если не передумала».

Простое предложение, а будто ножом по живому. Передумать? Нет. Я не передумала. Потому что Людмила Петровна ни в чём не виновата. Она не отвечала за то, что её сын оказался… тем, кем оказался. Её болезнь была реальной. Моя боль – нет.

Я поехала в больницу, выбрав время, когда его там с наибольшей вероятностью не могло быть. Сердце бешено колотилось в груди, пока я шла по знакомому коридору, каждый шаг сопровождался с эхом моего страха – вдруг он появится?

Дима ждал меня в процедурном кабинете для доноров. Его взгляд, обычно такой насмешливый и колючий, сегодня был просто профессиональным и чуть усталым.

– Готова? – спросил он коротко.

– Да, – кивнула я, с трудом разжимая зубы.

Во время донации я смотрела, как по тонкой трубке из вены течёт алая, живая кровь, наполняет пакет. Наблюдала за этим действием почти отрешенно. Представляла, что вместе с этой кровью из меня уходит и боль, и горечь, и отравляющая душу обида. Вид всего действия придавал странное успокоение. Он забрал у меня всё: доверие, любовь, покой. Но это он забрать не мог. Это я отдавала сама. Добровольно. Это было что-то простое, настоящее. Конкретная помощь, в которой не было обмана.

Процедура прошла быстро.

– Спасибо, – сказал Дима, аккуратно извлекая иглу и прикладывая марлевый тампон. – Выручила.

– Дима, пожалуйста… – я посмотрела на него, умоляя. – Никому не говори. Ни ей, ни… ни ему. Я не хочу, чтобы он был мне чем-то обязан. Это… это врачебная тайна, да?

Он внимательно посмотрел на меня со свойственным только ему прищуром, и в его глазах мелькнуло понимание и подозрение. Он что-то знал или догадывался.

– Конечно, – кивнул он. – Врачебная тайна.

Потом он взглянул на меня пристальнее, заметив, как я побледнела.

– Ты как? Выглядишь неважно. Посиди, не спеши вставать.

Мир поплыл перед глазами, в ушах зазвенело. Я едва не пошатнулась, но он ловко поддержал меня.

– Голова кружится? Так, сиди. Сейчас чаю принесу.

Он вернулся со стаканом сладкого чая и галетным печеньем.

– Пей маленькими глотками. И ешь. Самочувствие после донации – не шутка. Посиди, отойди. Я тебя потом до дома провожу. – Этот тон не терпел никаких возражений.

Я послушно пила, чувствуя, как тепло и сахар постепенно прогоняют слабость и тошноту. Мы молчали. Эта тишина была не неловкой, а скорее сочувственной.

– В ближайшие выходные, кстати, наша с Юлей свадьба, – вдруг сказал он, ломая печенье. – Ты же придешь? Не откажешься в последний момент?

Я опустила глаза, сжимая теплый стакан.

– Дим, я не знаю… Мне сейчас так тяжело. Я буду как чёрная туча на твоём празднике.

– Вот ещё, – фыркнул он. – Юлька будет расстроена, если тебя не будет. Да и я… Мы все тебя ждём. Ты самый важный гость, благодаря которому все сложилось. К тому же, тебе как раз надо отвлечься. Посмотришь на других идиотов, которые женятся, – может, полегчает, – он криво улыбнулся.

Я попыталась улыбнуться в ответ, но получилось жалко.

– Посмотрим.

– Никаких «посмотрим». Послушай, я понимаю. Но именно в такие дни и нужно быть среди людей. Не для того чтобы веселиться, а чтобы просто не вариться в своём соку. Побудь с нами час. Если будет невмоготу – просто уйдёшь, никто тебя держать не будет. Дай себе шанс. Обещай, что придешь. Хорошо?

– Хорошо, – сдалась я. – Обещаю подумать.

Он изучающе смотрел на меня.

– А ты, вообще, как?

Я опустила глаза. Говорить подробно не было ни сил ни желания. Воскрешать все события, пусть даже в голове также не хотелось.

– С Женей… Всё плохо. Очень. Закончилось.

Дима тяжело вздохнул и закатил глаза с таким выразительным «Я же говорил», что это было почти смешно.

– Ну что ж… Время лечит. Идиоты – нет, но время – да.

Когда я немного пришла в себя, он настоял, чтобы проводить меня.

– В таком состоянии за руль даже велосипеда нельзя. И пешком идти – тоже. Я тебя довезу на машине.

Мы ехали молча. Его присутствие было необременительным, даже комфортным. Он не пытался развеселить или расспрашивать, просто был рядом, как надёжный тыл.

Дима довез меня до подъезда. Не хотелось выходить из его машины в серый и пасмурный осенний день.

– Спасибо тебе, Дима. За всё.

– Да ладно, – отмахнулся он. – Пустяки.

И тогда меня что-то ёкнуло внутри. Порыв благодарности, одиночества, потребности в простом человеческом тепле. Я подвинулась к нему и обняла. Крепко, по-дружески, прижавшись щекой к лацкану его кожаной куртки. Футболка под ней всё ещё пахнет больницей и чем-то антисептическим. Он на мгновение замер, а затем похлопал меня по спине, немного неуклюже.

– Э-э-э, ну всё, всё, – пробормотал он, слегка отстраняясь. – Драматизм оставь для своего канала. Кстати, о канале… У меня к тебе просьба. Не смонтируешь кое-что для нас? Небольшой ролик на свадьбу, в подарок Юле. У меня материалы есть. Только я в этом ноль.

Я удивлённо посмотрела на него. Это было так неожиданно.

– Конечно, – выдохнула я. – Присылай.

– Отлично. Тогда я тебе всё сброшу. И… держись, ладно? – он неловко, почти по-отечески, стёр с моей щеки предательскую слезу большим пальцем. – Всё наладится.

Я вышла из машины, Дима развернулся и уехал. Стоя на улице я ощутила, будто за мной наблюдают. Сбежав от этого чувства, поднимаюсь в квартиру, в гробовую тишину. Но теперь в этой тишине было не только одиночество. Было странное чувство – будто я только что совершила что-то важное. Не для галочки, не для показухи. А для себя. И впервые за долгое время я почувствовала не боль потери, а тихую гордость. И этот тихий, никем не замеченный поступок вернул мне крошечную частичку самоуважения. Моя кровь спасет не только Людмилу Петровну. Я сделала переливание самой себе – влила себе в душу каплю надежды на то, что однажды всё действительно наладится.

Глава 30 – Долг

Переговоры с новым инвестором проходили онлайн и были на стадии финального, самого сложного танца. Каждое слово, каждая цифра имели значение. И в этот момент зазвонил телефон. Незнакомый номер. Обычно я бы проигнорировал, но что-то ёкнуло внутри.

– Алло?

– Евгений? Это Дима Соколов.

Голос был жёстким, без предисловий. Лёд по коже.

– Людмиле Петровне резко стало хуже. Отёк, давление зашкаливает. Крылов настаивает на срочной операции. Немедленно.

Мир сузился до точки. Слова инвестора превратились в отдалённый шум.

– Я… Я выезжаю. Сейчас же. А что донор?

– Кровь есть.

Я не помню, что я говорил инвесторам. Что-то о форс-мажоре, о семейной трагедии. Их сочувственные лица казались картонными масками. Даже не важно их решение. Единственное, что было реальным – это сжавшийся в ледяной комок страх где-то под рёбрами.

Дорога в больницу слилась в одно сплошное пятно асфальта и тревожных мыслей. Я лихорадочно звонил Диме, но он брал трубку лишь чтобы односложно бросить: «Операция готовится», «Всё в процессе», «Жди».

И самое странное – кровь нашлась. Анонимный донор. Совпадение? Судьба? Мне было не до мистики. Лишь бы она была и подходила маме. Лишь бы всё было хорошо.

Я ворвался в больницу как ураган. Дима шёл по коридору с бумагами.

– Как она?!

– Уже в операционной. Всё, что можно, делается. – Его взгляд был тяжёлым, каменным. В нём не было ни капли поддержки, только холодное профессиональное отстранение и… что-то ещё. Что-то вроде презрения.

– Кто? Кто дал кровь? Я должен отблагодарить…

– Донор анонимный. Правила. – Он резко оборвал меня и прошёл мимо, даже не кивнув.

Это было как пощёчина. Но у меня не было времени на выяснение отношений. Я рухнул на стул у палаты и уткнулся лицом в ладони. В голове стучало: «Мама, держись. Держись, ради всего святого». Я не верю в богов, но сейчас готов был молиться кому угодно.

А ещё в голове сидела Арина. Я слал ей сообщения, звонил – тишина. Глухая, абсолютная. Я просматривал её последнее сообщение снова и снова: «Ты растоптал мои чувства, моё доверие, всё, что у меня было». И мне было нечем ей ответить. Только оправданиями, которые для неё выглядели жалко и фальшиво. Я понимал это.

Я хотел поговорить с ней пару дней назад. Ждал в машине у подъезда несколько часов. Но когда увидел её в объятиях Димы, что-то больно кольнуло в сердце.

Я видел, как Дима, проходя мимо, бросал на меня колючие взгляды. Его отношение ко мне из нейтрально-врачебного сменилось на откровенно враждебное. И я знал почему. Потому что он видел. Видел её сломанной, плачущей. И он, чёрт возьми, обнимал её у подъезда в своей машине! Эта картинка вставала перед глазами и раскалённой иглой вонзилась в мозг. Кто он такой, чтобы её утешать? Кто он для неё? Просто хороший друг, или уже нет?

Часы тянулись мучительно медленно. Нервы были натянуты до предела. Мне нужен был кофе. Что-то делать. Хоть что-то.

В больничном кафетерии воздух был спёртым и пах остывшим бульоном. Я машинально наливал себе самый крепкий кофе из автомата, когда почувствовал на себе взгляд.

Дима стоял у второго автомата, тоже с бумажным стаканом. Мы встретились глазами. Молча. Напряжённо.

Я не выдержал первым.

– Как там?

– Операция идёт. Всё по плану. – Его тон был ровным, ледяным.

– Спасибо, – я пробормотал, хотя комок злости уже подкатывал к горлу. – Спасибо за всё. И… за то, что был рядом с Ариной. Но не понимаю, зачем ты там был?

Он медленно повернулся ко мне, и его глаза сузились. Он понял, о чем я, без всяких уточнений,

– Это с какой стати я должен перед тобой отчитываться?

– Я видел вас, – сорвалось у меня. Голос прозвучал хрипло, сдавленно. – Видел, как ты её обнимал в своей машине. Возле её дома. У тебя есть что сказать по этому поводу?

Дима отставил стакан. Его лицо исказилось не то что злостью, а каким-то омерзением.

– О, серьёзно? – он фыркнул. – Ты, который устроил ей такую эмоциональную карусель, что она чуть не сломалась, теперь решил предъявлять мне насчет объятий? Ты знаешь, в каком состоянии она была? Ты знаешь, что она уволилась из студии из-за твоей драмы? Ты знаешь, что её теперь трясёт от каждого звонка?

Каждое его слово било точно в цель. Я чувствовал, как краснею от бессильной ярости и стыда.

– Это не твоё дело! – огрызнулся я. – Это между мной и ей!

– Сделал своим делом, когда она чуть в обморок у меня не упала после того как героически сдала кровь! – он резко шагнул ко мне, понизив голос до опасного шёпота. – Так что не учи меня, что моё дело, а что нет. И если я её обнял, то только потому, что ей было хуже некуда, а ты в этот момент решал свои «важные московские дела»!

Мы стояли друг напротив друга, два идиота в больничном кафетерии, готовые броситься в драку, пока у моей матери шла операция.

– Ты ничего не понимаешь! – прошипел я.

– Я понимаю, что вижу! – парировал он. – Я вижу результат. А он, будь он неладен, плачевен. Так что не пыли здесь. Иди и сиди у операционной. Делай то, что должен был делать всегда – будь рядом с близкими, когда тебя ждут и нуждаются в тебе.

Он развернулся и ушёл, оставив меня одного с моим остывшим кофе и жгучим, горьким стыдом. Он был прав. По всем статьям прав. И от этого было невыносимо больно. Я сжал стакан так, что он смялся в моей руке, кофе фонтаном обжег мою руку, но я не мог ничего почувствовать от зашкаливающего адреналина. Просто пошёл обратно к двери, за которой решалась судьба самого близкого мне человека. Человека, ради которого какой-то аноним отдал частичку себя. Незнакомец, о котором я ничего не знал.

Слова Димы бились в висках, смешиваясь с адреналином и страхом. «После того как героически сдала кровь...» Почему он это сказал? С какой стати он вообще знает, как она переносит донацию? Причём тут она? Мысли путались, не желая складываться в картинку. Какая-то смутная, почти невероятная догадка пыталась пробиться сквозь усталость и обиду, но я отгонял её. Не сейчас. Сейчас не до этого.

Но семя было брошено. И оно тихо лежало на дне сознания, ожидая своего часа.

Глава 31 – Серая зона

День за окном был серым и промозглым, словно сама погода отражала состояние моей души. Хоть дождя и не было, но постоянный ветер и высокая влажность заставляли ежиться и мёрзнуть. Тучи, нависавшие над городом, создавали сонное и тоскливое состояние. Как лейтмотив, оно сопровождало меня во всех делах.

Ответ от инвесторов всё не приходил. Каждая минута тишины тянулась, как резина, усиливая тревогу. Я бесцельно кликал по экрану ноутбука, не в силах сконцентрироваться.

Звонил отец. Его голос в трубке звучал непривычно сдержанно, даже… обеспокоенно.

– Женя, как мать? Как операция?

– Всё стабильно. Врачи говорят, что всё прошло хорошо. Спасибо донору за кровь, – я произнёс это сухо, без эмоций. – Жаль, нельзя лично отблагодарить.

– Это пустяки. Главное, что с Людмилой всё хорошо. – Он помолчал. – А у тебя как с инвесторами? Есть движение?

– Пока нет. Жду.

– Жень… Я же говорил. Моя помощь решила бы всё в один день. Не пришлось бы никого ждать, ни перед кем прогибаться. Мы можем начать с чистого листа. И как партнёры, и как отец и сын.

Я чувствовал, как во мне закипает раздражение. Его предложение снова звучало как соблазнительная ловушка. Быстро, надёжно, но с невидимыми цепями. А приплетение восстановления семейных ценностей вообще растревожило старые раны.

– Я подумаю, – оборвал я его, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало открытой грубости. – Мне надо идти.

Я положил трубку и с силой провёл рукой по лицу. Его настойчивость была похожа на тиски. С одной стороны – финансовый крах и долги Воганову. С другой – кабала у отца. Выбор между двух зол. И очень хочется всё бросить, найти третье зло, отдаться ему и будь что будет.

Мысли снова вернулись к Арине. К её замкнутости, к её боли, которую я причинил. К тому, как Дима смотрел на меня с ненавистью.

Я не выдержал. Появилась какая-то физическая потребность в том, чтобы увидеть её. Хоть краем глаза. Объяснить. Выговориться. Это желание и парализовало, и заставляло подпрыгивать одновременно. Каждый раз, собираясь к ней, сердце уносилось в дикий галоп.

Я знал её график. Подкараулил у подъезда её дома, когда она возвращалась с работы. Шла быстро, опустив голову, воротник пальто поднят от ветра. Она выглядела такой хрупкой и… недосягаемой. Чужой. В недоступной для меня зоне.

– Арина, – я вышел из-за угла, и она вздрогнула, отшатнувшись. Её глаза расширились от испуга, а затем сузились, наполняясь холодом.

Сердце словно провалилось куда-то от такого взгляда. Я хотел её эмоций. Может, я дурак, но для меня крик, ругань, слёзы – всё что угодно было желаннее, чем холодность и отстранённость. Я очень боялся, что она уже переболела и настолько охладела, что я стал ей безразличен.

Нет! Я не могу так просто отпустить её. Не сейчас, когда так сильно нуждаюсь в ней.

Я эгоист? Безусловно!

– Женя. Что тебе нужно?

– Пожалуйста, просто поговори со мной. Хоть как с другом. Хоть пять минут. «Ну же! Арина! Дай нам шанс! Дай шанс мне!» – намеренно не говорил эти слова, не хотел давить на неё, но состояние в глазах и на лице наверняка считывалось.

Она смерила меня ледяным взглядом.

– Друзья не лгут друг другу. И не предают. У нас нет оснований для разговора. – Это звучало с надрывом, сиплым голосом. Глаза увлажнились. «Ей не всё равно! У меня есть шанс!»

– Я всё объясню. Всю правду. Всё, что умалчивал. Ты же хочешь докопаться до сути? – я бросил это как последний козырь, отчаянный и болезненный.

Она замерла на мгновение, и я увидел в её глазах борьбу. Боль, осторожность, самосохранение. «Давай, Арина! Я знаю, вижу, что ты чувствуешь!»

– Ладно, – она выдохнула, и в её голосе прозвучала смертельная усталость. – Говори. Но это не значит, что что-то изменится. Полная картина лишь позволит выжечь тебя из своего сердца насовсем!

Мы стояли на промозглом ветру, два островка в море невысказанного.

– Прямо здесь?

Оглянувшись вокруг, Арина, ни слова не говоря, направилась к лавочке на детской площадке. Села с краю, оставляя для меня всё свободное пространство. На меня не смотрела.

– Я готова тебя слушать.

И я говорил. Начал с самого начала. Когда был семнадцатилетним мальчишкой и к нам пришли коллекторы. Как ездил в Москву. Как пришлось там остаться…

Флешбек

Осень вступала в свои права, становилось прохладно. Резкий порыв ветра заставил поёжиться. Я стоял перед вузом своей мечты с чувством безнадёжности. Шанс, что меня примут на второй волне, казался совершенно призрачным. Но непреодолимая тяга в груди словно подталкивала вперёд.

Каждый шаг – в унисон сердцу. Каждая ступенька – тяжелее предыдущей.

Я чувствовал, что совершаю предательство. Но кого я мог предать? Маму? Проблему с коллекторами решили. Уверен, она будет счастлива, если я поступлю в престижный вуз. Арину? Я ей не нужен. Пора идти своим путём.

Девушка в приёмной комиссии – студентка, наверное, года на три старше меня – смерила меня взглядом. Задала все вопросы, методично заносила данные.

– Подскажите, пожалуйста, есть какой-нибудь шанс?

– Вы бы не рассчитывали сильно. В вашей волне есть ребята, у которых баллы значительно выше, – бросила она, не отрываясь от монитора. – Давайте оригиналы документов.

– Когда я смогу узнать результаты? – протягивая документы.

– Обратитесь в 105 кабинет. Думаю, вам там подскажут конкретнее.

Стоя перед кабинетом, переминался с ноги на ногу.

Наконец постучал.

– Здравствуйте! Можно?

– Секунду.

В кабинете пахло пылью и бумагой. Помещение было больше похоже на кладовку, чем на рабочий кабинет. Три стола стояли буквой «П». Боком ко мне, за левым столом, сидел мужчина средних лет. С небольшой щетиной, в квадратных очках. Рубашка мятая. Что-то увлечённо печатал на компьютере.

Я терпеливо ждал, погрузившись в свои мысли, подбирая правильные слова. Что я тут делаю вообще?

Резкий звонок стационарного телефона заставил вздрогнуть.

– Да. Потапов? – Сердце моё забилось чаще, но, может, речь не обо мне?

Опустив трубку к груди, мужчина перевёл на меня строгий взгляд.

– Ты Потапов Евгений? – молча киваю ему. – Сядь, – махнул он в сторону старенького, потёртого дивана. – Да, Раиса Павловна, у меня. Да ладно? – на этой фразе мужчина окинул меня изучающим взглядом. – Понял, сейчас оформим, – продолжил слушать голос в трубке.

Теперь я разглядел его внимательнее и понял, что мужчиной назвать этого человека сложно. Скорее парень. Возможно, лет на семь старше меня. Но небрежный вид, обрюзгшее лицо, щетина, круги под глазами и небольшой живот ввели меня в заблуждение относительно его возраста.

Встав со своего места, он присел на угол стола.

– Итак, Евгений. На какое направление вы подаёте документы?

– Прикладная информатика.

– Мда, места ведь уже закончились. Почти. Пришли бы пораньше, не пришлось бы столько денег тратить.

Эта речь вогнала меня в ступор. Это намёк на взятку? Или на платное обучение? Чёрт! Вот зачем я сюда приперся? Сиди теперь, Жека, обтекай.

– Конкретнее можно? Я вас не понимаю.

– Отец ваш всё проплатил. И дополнительно…

– Не-не-не… Я не с ним.

– То есть сам по себе, и за другого Женю тут деньги заплатили? А что ты тогда тут делаешь?

– Может, есть места целевые? И вообще хотелось узнать, какие у меня шансы? Может, я смогу… Я многое могу, на самом деле! Работать, что-то бесплатно для вуза делать!

– Забавный, – парень немного ухмыльнулся. Затем протянул ладонь. – Марк.

Неуверенно пожимаю его руку. Марк вызывает опасения и чувство непонятки.

– Значит так, Женя. Раз за тебя внесли в кассу, надо пользоваться шансом. Я не буду вправлять тебе мозги, но пару вещей ты должен понимать. Во-первых, других шансов поступить у тебя не будет. Во-вторых, проявишь себя хорошо как платник – возьмут на бесплатное. Это самый реалистичный прогноз. И у меня есть идея, как это сделать наверняка.

Марк долго объяснял мне суть научных работ, показал корпус вуза, даже покормил в здешней столовой. Мне было вкусно.

Вечером, гуляя мимо общежитий, я поймал себя на чувстве, что встретил брата, наставника и друга в лице Марка.

– Вот тут будешь жить, – махнул он тлеющей сигаретой в сторону невзрачного многоэтажного здания, похожего на несколько соседних, как близнецы. – Всё у тебя хорошо будет. Вольёшься.

– Спасибо.

– Не за что. Приезжай с вещами. Буду тебя ждать.

Конец флешбека

– И я приехал. И пахал как проклятый над любой задачей. Смог перейти на бесплатное. И даже сколотить команду из программистов, участвовать в олимпиадах, выставках и прочем. Делали для вуза крутые проекты. А на выпускном курсе встретил Милану. Встал под крыло её отца, не зная о его реальных делах.

– А потом? – Арина всё так же не смотрела на меня.

– А дальше ты знаешь, – я тяжело вздохнул. – Мама заболела. И я вернулся помочь. Чувства к Милане прошли. И сейчас всё порвано, а надо мной дамоклов меч в виде банкротства. Либо другая кабала, но от отца. А это уже сделка с дьяволом.

Она слушала молча, не перебивая, её лицо было каменным. Но когда я закончил, она тихо сказала:

– Ты же понимаешь, – чувствовалось, как тяжело ей даётся подбор слов, – вся эта история не умаляет моих растоптанных чувств, злости, разочарования. Я не могу тебя принять.

Как больно было осознавать, что она права. У меня нет права просить взаимности.

– Понимаю.– Тяжёлый вздох.

– Но ты не чужой мне. Я не могу так легко выжечь тебя.

– И что будем делать с нашими чувствами? – Трепет от надежды вдруг начал раскрашивать мир новыми красками.

– Дружить?

Стоп! Какое «дружить»? Я не согласен!

– Давай. Я согласен на всё. Я сделаю всё, чтобы ты мне поверила.

– Хм. Мне пора.

– Хорошо. Я провожу?

– Сама дойду.

Я не понимал нашего статуса. Мы не вместе. Мы не чужие. Мы были в какой-то серой, неопределённой зоне, и я чувствовал, как она отдаляется. Не резко, а медленно и неотвратимо, как уходящий от берега корабль. И эта пропасть, возникшая после истории с «ребёнком» Миланы, лишь становилась всё глубже и непреодолимее.

– Спасибо, что выслушала, – пробормотал я, чувствуя себя совершенно опустошённым.

– Береги маму, – ответила она просто и безличным тоном, поворачиваясь к своему подъезду. – И ещё, Женя…

Её обращение ко мне по имени отдалось колючей болью в сердце.

– Будь осторожен. Не меняй одну кабалу на другую. Твоя свобода дороже его денег.

В её словах не было ни злости, ни упрёка. Была какая-то отстранённая, почти сестринская забота. И от этого становилось ещё больнее. Она заботилась как о человеке, но не как о любимом. Между нами висела густая, непробиваемая натянутость. Не та взрывная, что была во время ссоры по телефону, а тихая, обречённая.

– Спасибо, буду. Пока.

И она ушла. Не хлопнула дверью, не бросила колкости. Просто растворилась в подъезде, оставив меня одного на промозглом ветру с гудящей в ушах тишиной и тяжёлым, необъяснимым чувством, что я только что потерял что-то очень важное. Окончательно и бесповоротно.