Текст книги "Фокусник из трущоб (СИ)"
Автор книги: Луиза Бельская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
– Что, доктор, сделали свою ставку? Я надеюсь, что на меня? – обратился он к подошедшему к нему Иннокентию.
– Я ставок не делаю, мне платят за медпомощь. А еще за тебя немного перепало, – ответил доктор. – Тебе еще повезло. Ариец – не самый сильный соперник, вот если бы тот, в тельняшке, попался, то пиши пропало. Ариец малость того, – он крутанул у виска пальцем.
– Кстати, должность какую-то занимает нехилую, а видишь, где отрывается. Твоя выгода – процент от ставок, и ты должен победить. Победишь – получишь деньги, немного для начала, тебя еще никто не знает. Заставь публику полюбить себя. Запомни: бей куда хочешь, сегодня тебе можно все. Судья остановит бой только в том случае, если твой соперник сдастся, вырубится или сдохнет, – услышав последнее слово, Фома вздрогнул. – Все, полпервого, пошли смотреть первый бой.
В спортзале царило оживление. Вдоль стен на низеньких деревянных скамейках восседали зрители с огоньком азарта в горящих глазах. За ними вторым рядом выстроились те, кому не хватило сидячего места. Зрители переговаривались, обсуждая ставки, и спорили о победителях. Тут же сновали молодые люди, выполняющие роль охраны. Они должны были следить за тем, чтобы борцы не переступали белую черту, за которой сидели болельщики.
Одним словом, зал гудел, как пчелиный улей, уже готовый к интереснейшему накалу страстей. Фома с Иннокентием пристроились у входа и начали вникать в происходящее, впрочем, они оба, можно считать, были на работе, вот только ждали своей очереди.
Итак, на середину зала вышел ведущий, крепкий на вид молодчик в явно дорогих трениках и плотно облегающей его мускулистое тело черной водолазке. Нижняя челюсть его была тяжелой и мощной, с абсолютно квадратным подбородком, одним словом, вид он имел внушительный и грозный. Он озарил весь зал улыбкой и наконец-то поднес к губам микрофон:
– Я снова рад приветствовать вас в нашем прекрасном обществе! Дамы и господа! Доброй всем ночи!
Раздались жидкие аплодисменты.
– Сегодня нам пришлось вспомнить детство и собраться под крышей замечательной школы, спортивный зал которой нам любезно предоставили! Не знаю, как вас, а меня в таком месте так и тянет заняться спортом! – конферансье сделал пару комичных приседов, едва не упав, разумеется нарочно, и наконец-то вызвал улыбки на лицах зрителей. – А сейчас на ринг выходит бесстрашный, уверенный в себе борец, кумир всех студенток нашего города, смертоносный Мангуст! – ведущий зааплодировал. Зал поддержал его, и на «сцене» появился студент, босиком и обнаженный по пояс. В толстовке он казался тощим хлюпиком, а на самом деле оказался вполне себе тренированным пареньком, выходящим на ринг только под кайфом.
– Что, реально смертоносный? – шепнул Фома на ухо Иннокентию.
– В прошлый раз шею одному новичку свернул, – отозвался доктор. – Еще тот отмороженный тип.
– Его соперником на сегодняшний вечер является настоящий зверь. Просто исчадие ада! Трепещите! Потому что на сцену выходит Кинг-Конг!
Зал взорвался авациями. Зрители возле дверей расступились, потому что из коридора, абсолютно по-обезьяньи, опираясь на все четыре конечности, ловко влетел тот самый Кинг-Конг. Конечно, за свои двадцать лет Фома видел не много, но такого он точно не видел никогда. Он просто рот разинул от изумления: на голове у Кинг-Конга красовалась железная клетка, такая, в которой обычно живут попугаи или хомячки. Да, выход получился эффектным. Бой еще не успел начаться, а зал уже неистовствовал от красочного зрелища.
Достигнув ведущего и стоящего рядом с ним соперника, Кинг-Конг снял свою клетку и, вручив ее первому, ударил себя в лохматую грудь и по-звериному заревел. Вы бы только видели его лицо при этом! Кудрявые черные волосы, пугающе взъерошенные баки, бычья шея с напряженными от вопля жилами, крепкие руки с широкими костяшками! Фома мысленно перекрестился, благодаря бога о том, что ему не достался такой вот соперник.
– Итак! – громогласно провозгласил ведущий. – Борцы! Поприветствуйте друг друга!
Мангуст сделал что-то невнятное ручкой, а Кинг-Конг театрально оскалился.
И бой начался. Борцы не стали ходить вокруг да около, а сразу сцепились в горячей схватке. Вначале Мангуст пытался атаковать, он хорошо дрался ногами, тем самым удерживая Кинг-Конга на расстоянии. Пара четких ударов с разворота угодила прямо по корпусу лохматого противника. В момент очередного удара Кинг-Конг молниеносно ухватил Мангуста за щиколотку и крутанул того в воздухе. Парень упал, тут же вырвавшись из захвата, пытаясь встать на ноги, но бесчеловечный удар в ухо лишил его этой возможности. Мангуст тихо охнул, рефлекторно прижимая ладонь к ушной раковине – реакция у Кинг-Конга была отменной, второй удар прилетел уже в глаз, заставляя противника откинуться на спину и закричать от боли.
Публика одобрительно ухнула, привставая со своих мест, чтобы получше разглядеть битву.
Кинг-Конг не стал обижать лежачего, а, выждав момент, когда Мангуст все же поднялся, попытался снова сбить его одним ударом исполинского кулака. Но его соперник был тоже не лыком шит. Мангуст резко отскочил в сторону и набросился на Кинг-Конга обманным маневром сбоку, сделав подножку и опрокинув огромную тушу на обе лопатки.
– В голову пропиши! – орала публика. – Вырубай мартышку! Гаси его!
Но Мангуст решил действовать по-другому: он просто вцепился мертвой хваткой в горло своей жертве и начал давить на кадык большими пальцами. Кинг-Конг что было силы взбрыкнул, пытаясь сбросить с себя кажущегося на его фоне хрупкого парня, но не тут-то было! Мангуст вцепился руками и ногами в его тело намертво. Глаза Кинг-Конга начали наливаться кровью, он захрипел и попытался оторвать безжалостные пальцы, вцепившиеся в его шею – это было бесполезно: хватка оказалась железной. Тогда мужчина начал наносить удары по лицу, кулаки молниеносно сменяли друг друга, буквально впечатываясь то в щеку, то в нос – все было тщетно, хотя кровь уже побежала от носа к подбородку, впитываясь в густую шерсть на груди Кинг-Конга.
– Давай! Давай! – скандировали зрители, и каждый из борцов выкладывался на тот максимум, на который только был способен.
Кинг-Конг взвыл так, что, наверное, было слышно на улице. От этого звука даже вздрогнули стекла, настолько мощной была взрывная волна безудержного негодования.
И вот крепко сжатый кулак наконец-то смог нанести решающий удар, едва ли не выбивая дух из ослабевшего тела: руки Мангуста дрогнули, он покачнулся, разжимая пальцы и, закатив глаза, упал на бок, гулко ударившись о деревянный пол.
– Да! – Кинг-Конг живо вскочил на ноги и, раскинув в стороны свои ладони, истошно завопил, – Да!
Болевшая за него публика начала хлопать в ладоши. Ведущий поднял руку Кинг-Конга и победоносно потряс ею в воздухе, а Мангуст продолжал лежать, не подавая признаков жизни.
– Теперь мой выход, – Иннокентий стремглав бросился к пострадавшему, как минимум, убедиться в том, что он еще жив.
– И мой тоже, – машинально проговорил Фома, глядя на то, как постепенно приходит в себя Мангуст и, опираясь на доктора и одного из охранников, начинает перемещаться к выходу. Именно перемещаться, потому что мужчины буквально тащили его под руки, а ноги его безвольно тянулись по полу. Из приоткрытого рта с опухшими губами тонкой струйкой стекала кровь, голова парня бессильно склонилась на бок. Наверно, если бы не наркотик, он бы стонал от безумной боли, но отрава текла в его венах, и потому он молчал.
Только теперь по позвоночнику Фомы пробежал колючий морозец. Вот они: чувство страха и инстинкт самосохранения! Так некстати они появились! Это мешало, тормозило кровоток, заставляя сердце неприятно сжиматься.
Какой-то подросток начал шустро вытирать заляпанный пол.
– Гудвин, чего застыл? – Фома даже вздрогнул, в конце концов осознав, что обращаются именно к нему. – Твой выход через пять минут, приведи себя в порядок, – детина-секретарь бдительно следил за ходом действий.
Фома вышел в коридор и завернул в одну из раздевалок. Ариец сидел на подоконнике у распахнутого окна и курил, курил медленно и со смаком, аккуратно стряхивая пепел на улицу. Завидев Фому в проеме, он равнодушно отвернулся в сторону ночного города – и тогда Фома понял, что ему в соперники попался самый настоящий псих.
– Перед смертью не накуришься, – как бы невзначай проронил Фома, стягивая с себя футболку.
Ариец звучно сплюнул на дорожку, косясь на Фому правым глазом.
«Блин, сколько хладнокровия, уровень «сатана», – подумал Фома, ослабляя шнуровку на берцах, – его нужно вывести из этого состояния, иначе быть беде».
– Слышь, ты это, – добавил он аккуратно ставя ботинки возле скамейки, – не нагадь мне в обувку, а то, мало ли, что у тебя там в нацистских мозгах вертится, – при этом Фома нарисовал указательным пальцем в воздухе несколько спиралей.
– Слышишь ты, – ядовито процедил Ариец, не вынимая сигарету изо рта, – животное в этой комнате только одно...
– ... которое с ногами на подоконнике, – закончил Фома за него эту фразу. – Ты идешь или особое приглашение требуется?
– Я должен докурить, – голос Арийца едва заметно дрогнул: все же Фоме удалось его разозлить.
– Как знаешь, – пожал плечами Фома и вышел из раздевалки.
– А теперь следующий бой! – нарочно растягивая слова, тем самым придавая им торжественные нотки, продолжил конферансье, – и у нас на ринге темная лошадка! Давайте поприветствуем нового бойца Гудвина и пожелаем ему удачи!
В зале негромко захлопали. Фома бодро вышел на середину и сделал легкий поклон, не опуская голову, а напротив, сканируя зрителей своим пронзительным взглядом. Почти равнодушные лица, они совсем не знают его, может быть, даже не верят в его возможную победу. На двери смотрят, того, второго ожидают. Тот, очевидно, местная знаменитость, а он, Гудвин, нет. Ну что ж...
– А где же наш соперник? – продолжил ведущий, начиная оглядываться так, будто потерял из виду какого-то карлика. – Где же наш шикарный Ариец?
Арийца не было, очевидно, сигарета все еще не закончилась. Ведущий беспомощно посмотрел в сторону выхода. Нужно было тянуть время.
– Можно? – Фома протянул руку в сторону микрофона, которые ему протянули безо всякого промедления.
6. В бой!
– Здравствуйте, уважаемые зрители! – приглушенный, с легкой хрипотцой голос Фомы облетел весь зал.
Десятки глаз уже повнимательней начали разглядывать незнакомца, визуально пытаясь оценить его шансы на победу. Но не для всех он был незнакомым, отнюдь. Большие дымчатые глаза от удивления распахнулись еще шире:
– Ах ты ж, поганец, – прошептал Клим, стоящий поодаль, чтобы особо не мелькать, – из Дома сбежал, негодяй!
– Как вы думаете, что нужно для счастья? – Фома прошелся по залу. – Деньги? Нет?
– Нет! – выкрикнул кто-то со смехом.
– Кто сказал «нет»? – оживился Фома с деланым видом, изображая, будто он хочет получше рассмотреть этого человека. – Вам не нужны деньги? Тогда можете перевести их на мой счет, меня они точно сделают счастливым!
По залу пронесся хохоток – публике определенно понравился юмор Фомы. Ариец не появлялся, можно было еще потянуть время, и тут Фому уже понесло:
– Вы знаете, со мною сегодня произошел странный случай. Возле магазина какой-то бомж пытался продать мне украденный дезодорант, представьте, он такой говорит: «Братан, купи дезик, будешь пахнуть как сосна!» – Фома сделал паузу, считывая интерес на зрительских лицах, – и тут я спрашиваю: «А как пахнет сосна?» И что бы вы думали, он мне ответил? «Охренительно!» – Раздался гогот, – отличный маркетинг, ведь правда?
Клим просто рассвирепел. Мало того, что Фома, Фома, которого он буквально взял под опеку, не соблюдал его правил, так он еще и разгуливал в полуголом виде перед широкой аудиторией, травил байки и собирался вступить в бой с одним из самых непредсказуемых участников поединка.
Фома не увидел Клима, а тот еще глубже спрятался в угол, чтобы не быть замеченным, не потому, что он боялся оказаться узнанным, а для того, чтобы не сбить боевой настрой этого мерзавца, который совсем не ценил того, что ему давали. Наглый, красивый, с чувством юмора, пусть и похабным, но все же...
Клим просто глаз не сводил с его подтянутой и жилистой фигуры. Он так и лапал липким, взбудораженным взглядом это поджарое тело, прямую линию плеч, соблазнительную грудь, плоский живот с едва уловимыми кубиками, тонкую талию. С микрофоном в руках Фома дефилировал по «арене» взад и вперед, а взгляд Клима опускался все ниже – ремень на штанах был затянут некрепко, и заманчивые ямочки над ягодицами, скрывающимися под грубой камуфляжной тканью, заставили вспотеть ладони бизнесмена. Увидев доктора, уже исполнившего свою миссию и вернувшегося в зал, Клим сразу все понял – цепочка замкнулась. Уж завтра он непременно покажет Иннокентию, где раки зимуют, а сегодня, сейчас, нужно досмотреть весь этот фарс. Становилось интересно, чем закончится встреча, как его там, Гудвина, прости господи, и Арийца-отморозка, – нервно обхватив себя руками, Клим начал пристально наблюдать за Фомой, не упуская из виду дверного проема, откуда вот-вот должен был появиться еще один борец.
– О! А вот и мой соперник! – воскликнул Фома напоследок, вернул микрофон ведущему и бросил зигу.
– А мы уже заждались, – подхватил ведущий шутку Фомы, – наверно, наш Ариец составлял подробный план захвата высоких ставок! Поприветствуем же его!
Раздались громкие хлопки, не автоматов, конечно, а ладоней – у Арийца было много поклонников. Он шагал по направлению к центру зала твердой и уверенной походкой, переодевшись в короткие шорты, демонстрирующие его идеальные, как он сам считал, ноги. Для кого-то он и впрямь казался идеальным: стройный, замечательно сложенный, атлетического вида... Высокий чистый лоб, светлые глаза, прямой нос, небольшой аккуратный рот, а главное – лживая маска откровенной доброты на лице – истинный ариец во всех его проявлениях. На правом плече виднелось подобие свастики: вращающийся крест, оплетенный оливковой ветвью.
Фома быстро смекнул: нос блондина не носил признаков ударов, уши тоже были в порядке, наблюдалось лишь несколько синяков на лодыжках и предплечьях, его хорошо знала публика, по ее реакции было видно, что его любят. Если любят, значит, он показывает хорошие результаты. У него хорошие результаты и минимум травм, следовательно, его стоит очень даже опасаться.
Ариец поравнялся с Фомой и, не удосужившись даже взглянуть на него, поднял кверху руки в знак приветствия.
– В бой! – скомандовал ведущий и отскочил в сторону.
Но в драку так сразу никто не кинулся. Фома принял боевую стойку, прикрывая голову сжатыми кулаками, и набычился. Ариец тоже вскинул кулаки, но приближаться на короткое расстояние не спешил. Он начал выписывать финты, делая вид, будто собирается напасть, но все же медлил, наматывая обороты по импровизированному циферблату. Фома глаз с него не спускал, стараясь предугадать движения своего врага, наперед просчитывая каждое действие. У Арийца было значительное преимущество в виде роста, веса и опыта участия в подобного рода мероприятиях, и он пришел сюда получить адреналин, а не деньги, а Фоме нужны были и адреналин, и деньги – в этом заключалось преимущество именно его.
– Кружи его! Кружи! – раздались зрительские выкрики. – Давай, за чистоту нации!
Фома не хотел нападать первым, он опасался ошибки: тип был очень непредсказуемым.
– Эй, фашист, или как тебя там! – окликнул Фома Арийца, – это не твой батя парашу на зоне драит? Говорят, что у него татуха на жопе классная!
Ариец все же завелся и, стиснув зубы, вступил в бой. Словно боевой петух, он бросился грудью на врага, пытаясь сбить его с ног. Фома не устоял, и соперники, сцепившись в опасной схватке, покатились по полу, то и дело мутузя друг друга кулаками. Фома твердо решил сломать этот прекрасный нос, чтобы Арийцу неповадно было его задирать. Публика ожесточенно орала. Она распалилась еще больше, чем при предыдущей драке.
Отвесив мощный удар в челюсть, Фома все же смог подняться на ноги, вслед за ним подскочил и Ариец, со злобой сплевывая пену кровавой слюны. Дикие выбросы адреналина придавали недюжинные силы. Ариец метнулся в сторону Фомы и, увернувшись от удара, обхватил соперника за корпус и перекинул через бедро. Доли секунды – от гулкого удара о деревянный пол позвоночник едва не рассыпался, Фома чуть не вывихнул руку при этом. Еще момент – и он тут же увлек за собою Арийца, умело перенеся центр тяжести, и придавил соперника собою. Служба в армии давала свои плоды – Ариец не ожидал такого поворота.
– Гаси его! Гаси! – доносилось со всех сторон.
Град ударов посыпался на Арийца, тот ответил четким хуком в ухо. В голове зазвенело, и на какое-то время Фома перестал слышать – блондинистая физиономия, перекошенная ненавистью, буквально поплыла перед глазами. Он замер, в этот момент Ариец сгруппировался и оттолкнул его прижатым к груди коленом. Фома упал лицом к полу, постепенно приходя в себя. Реальность начала проясняться: кап-кап – вязкие капли окропили покрашенные в зеленый цвет доски – Фома понял, что у него что-то разбито. Он попытался приподняться на локтях, но Ариец наскочил на спину сверху и, захватив шею локтем, вжал вспотевший затылок противника себе в грудь.
В этот момент можно было похлопать по полу и сдаться. Фома перестал чувствовать боль, и уши словно заложило – асфиксия не могла начинаться бесследно. Фома и вправду уже хотел было подать знак и признать свое поражение, вот только Ариец понял эти намерения: он мгновенно придавил его руку локтем, а вторую захватил на излом – ему было мало того, что противник готов был просить о помощи.
Фома не видел, как вытянулись и напряглись лица зрителей, как хмурились их лбы, как глаза едва ли не лезли из орбит от громкого крика: ажиотаж – вот что царило сейчас в обычном спортзале. Фома не видел, как обескураженный Клим вцепился себе в волосы и замер, покрываясь непрошенными холодными каплями. Собирая всю свою волю, всю оставшуюся силу в единый порыв, Фома изловчился и ударил локтем той руки, которую Арийцу так и не удалось сломать за короткое время, угодив прямо в висок. Воспользовавшись мимолетным замешательством врага, он откатился в сторону и поднялся на ноги.
Кровь из рассеченной брови начала заливать глаз и стекать по лицу – Фома наскоро утерся запястьем – все это нужно было заканчивать. Он уже понял, что Ариец может зайти слишком далеко.
Ариец тоже поднялся, их отделял буквально метр. Дыхание сбилось. Привкус металла во рту почти не ощущался – было не до того. Светлые волосы Арийца на виске окрасились алым, в его глазах полопались сосуды, придавая взгляду совершенно обезумевший вид, и вот он снова бросился на противника, чтобы разом, одним ударом выбить из него дух.
– Давай! Давай! – зал просто разрывало от нетерпения.
Но Фома отреагировал первым, встречая неприятеля единственным четким ударом в горло. Фома знал, что так делать нельзя, об этом твердили в армии, твердили друзья на улице и одноклассники в школе. А он сделал, сделал потому, что на бою без правил правило существовало лишь одно: или ты, или тебя. И Фома выбрал первое.
В зрительских рядах наступила тишина. Те, кто сидел, вскочили, не в силах больше оставаться на месте. Фома сделал предусмотрительный шаг в сторону, когда Ариец резко закашлялся, схватившись за горло, и начал отхаркивать вместе с кровью кусочки хрящей.
Фома почувствовал, как его охватила мелкая дрожь – он не хотел такого результата. Или хотел?
Это было просто ужасно: еще никогда Фоме не приходилось калечить человека или... убивать.
Иннокентий пулей бросился к пострадавшему, обессилено упавшему на колени, Клим облегченно вздохнул, ведущий поднял кверху руку победителя, а болельщики, те немногие, которые все же рискнули поставить на Фому, самодовольно захлопали, потому что не прогадали.
Боль начала напоминать о себе: разбитая бровь горела, а левый бок сильно ныл от пропущенного удара. К аплодисментам подключились и те, кто поначалу не поверил в «темную лошадку» – победители достойны уважения.
Клим не был особо шокирован происходящим, он часто посещал подобные состязания, он знал, что Иннокентий время от времени подрабатывал таким образом, но сегодня уважаемый доктор обнаглел до крайней степени и самолично привел человека на бой – это уже ни в какие ворота не лезло! Да, Клим не был обескуражен тем, что сделал Фома, зато в нем вызывало досаду и даже смущение то, что штаны на красивой фигуре сползли до неприличия низко, и когда Фома принимал поздравления и всем улыбался, бедренные косточки виднелись над плохо затянутым ремнем.
«Безобразие! – Клим болезненно поморщился. – Он что еще и без трусов выступает? Нет, такой беспредел нужно остановить!» – с этими мыслями он, дав команду телохранителям, начал пробираться к выходу.
Фома переводил горящий взгляд с возбужденных, раскрасневшихся любителей кровавых зрелищ на бригаду скорой помощи, укладывающей теряющего сознание Арийца на носилки, и не знал, радоваться или нет. Сейчас он, Фома, превысил ту грань самообороны, которая обычно имеет место быть везде, не считая вот таких боев, где разрешено и одобряется абсолютно все, откуда можно выйти с пачкой денег или уехать ногами вперед прямо на кладбище. В этот момент толпа его любила, и Фома растерянно улыбался, к собственному стыду радуясь победе.
Минута славы прошла. Около дверей Фома догнал Иннокентия:
– Он будет жить? Я, видимо, перестарался.
– Скорее всего все обойдется. Фома, будет еще один бой, если хочешь, подожди меня, я отвезу тебя к Дому, а хочешь – забирай выигрыш и поезжай на такси.
– Я на такси поеду, не хочу больше на все это смотреть.
Слегка покачиваясь от усталости, Фома побрел в раздевалку, оделся и направился за деньгами. Получилось двести пятьдесят долларов – таких денег он и с роду в руках не держал. Воодушевившись и решив, что все не так плохо, как казалось, Фома спрятал деньги в карман штанов и, наскоро умывшись в коридоре, пошел к выходу.
Охранники, тусовавшиеся на крыльце, уважительно расступились, пропуская его вперед. Ночь была удивительно теплой – Фома с удовольствием потянулся, разведя в стороны руки. Луна тонким серпом виднелась на небе. И, глядя на нее, Фома подумал, что, по правде говоря, ночной мир очень похож на канализацию, там, под люком. А луна, на самом деле, это солнце, с любопытством подглядывающее за людьми, отодвинув чугунную крышку.
Услышав шаги, он посмотрел вперед, вдоль дорожки – ему навстречу шагал Ян с абсолютно счастливой улыбкой на лице. Похоже, он все же решил рискнуть и перелезть через забор, чтобы встретить друга как можно раньше. Фома тоже улыбнулся и заспешил вниз по ступенькам: ему хотелось поскорее рассказать Яну о своих приключениях, похвастаться выигрышем и просто заверить, что он жив и здоров. Но не успели подошвы черных берцев коснуться земли, как Фоме заломили руки двое появившихся словно из ниоткуда охранников и подтолкнули его к ближайшей машине.
Ян опешил и остановился. Он не понимал, кто эти люди и чего они хотели от его товарища. Он метнулся было к автомобилю, но дверца захлопнулась прямо перед его носом. Мотор взревел – и «Порше» помчался к воротам, которые тут же распахнули парни, исполняющие роль учтивых дворецких. Ян стремглав бросился за машиной, тщетно пытаясь ее догнать. Заметив у обочины такси, он тут же плюхнулся на сиденье и скомандовал водителю ехать за юрким кроссовером. У Яна было немного денег, и он прикинул, что на поездку хватит. Таксист кивнул, и легковушка сорвалась с места.
– Да что вы себе позволяете?! – возмутился Фома, оказавшись зажатым на заднем сиденье между двумя телохранителями. Он еще не понял, что это за машина и куда его везут.
Он растолкал локтями мужиков в костюмах и, скрестив руки на груди, попытался рассмотреть человека, сидевшего спереди. Человек этот, тем временем, крепко приложился к горлышку бутылки, очевидно, коньяку, и никак не хотел от него оторваться. Климу было определенно нехорошо: он все же решил проучить непослушного подопечного. Горькое пойло почти сразу ударило в голову: в последний раз Клим питался в шесть вечера, – планировал похудеть, а тут сорвался.
– Святой отец? – не подумав, ляпнул Фома, привставая с места и разглядывая мужчину в профиль.
Услышав это, Клим подавился выпивкой: в лицо его еще никто так не называл. Откашлявшись, он наконец-то обернулся:
– Слышишь ты, Гудвин, не шуми! С тобой дома совсем по-другому говорить буду!
Фоме почему-то не стало страшно, хотя Клим на самом деле был вне себя от злости. Он усмехнулся, прикрыв губы ладонью, чтобы тот не заметил его веселый настрой, но Клим заметил. Он с силой сжал бутылку, желая, чтобы она, как в кино, буквально-таки лопнула в его руках, взорвалась на десятки осколков, и чтобы капли спиртного разлетелись по салону. Однако, разумеется, ничего не произошло – и раздосадованный Клим сделал еще несколько глотков. Фома бы тоже выпил, но Клим не предлагал, а попросить не позволяла гордость.
Вскоре машина подъехала к воротам особняка, они открылись, и «Порше» скрылся за железным заслоном.
Буквально через несколько секунд к жилищу коммерсанта подкатило и такси. Денег в кармане Яна едва хватило, чтобы рассчитаться. Он высыпал всю мелочь, что у него имелась, в протянутую пригоршню водителя:
– Это все, что есть.
– Ты что? Милостыню просил? – усмехнулся мужчина.
– А еще пел в переходе и на гитаре бренчал, – Ян хлопнул дверью автомобиля и уперся взглядом в высоченные ворота. Перемахнуть ни через них, ни через ограду из металлопрофиля Ян не считал возможным. И он попросту уселся на бордюре, готовый ждать Фому хоть целую ночь.
7. Беспредел под молитву
Фома еще никогда не бывал в богатых домах. Просторный холл с начищенным до блеска полом сиял глянцевыми бликами под светом многочисленных лампочек, устроившихся на потолке в виде огромного квадрата. Подошвы берцев дурацки скрипнули о плитку – Фоме даже стало неловко от этого звука. Декор стен с искусственным камнем, кованая подставка под зонтики и те самые зонты в ретро стиле, классические лампы с двойными рожками – все это поражало с первого взгляда, Фома словно попал в какой-то сериал. Но больше всего удивило количество икон в массивных золоченых рамах. Они висели в специальных нишах, в ризах и без них, кое-где виднелись красные лампадки на цепочках. Холл был большим. Прямо с порога открывался вид на витую лестницу, очень светлую, с перилами из нержавейки, ступени не касались друг друга, и казалось, что вся конструкция просто парила в воздухе.
Немного нетвердым шагом Клим подошел к одной из икон, размашисто перекрестился, звучно ляпнул донышком осушенной наполовину бутылки о поверхность стеклянного столика и сбросил на пол свой пиджак.
Фома глупо засмеялся, но тут же спохватился и заставил себя умолкнуть. Клим обернулся к нему и взглянул с такой злобой, как будто своим смехом молодой гость опорочил его самые светлые намерения. Фоме стало совестно за подобное поведение. Святые с икон смотрели с укоризной, и он даже опустил глаза, чтобы по возможности ускользнуть от всех этих осуждающих взглядов.
Отвернувшись, Клим уперся обеими руками о столик, пожевал губами, словно о чем-то напряженно думая, потом выпрямился с таким видом, будто у него сильно затекла спина, и с выражением досады на лице направился к Фоме.
Оба телохранителя стояли неподалеку, в любой момент готовые пресечь любые сопротивления ночного визитера.
– Ты как посмел? – начал Клим безо всякого предисловия, упирая руки в бока, тем самым принимая позу хозяина, взбешенного поведением нерадивого щенка, щенка, которого подобрали с улицы, а он уже успел все изгадить. – Как ты посмел нарушить режим, а?
Фома чуть отстранился, чтобы сохранить между собой и Климом более безопасное расстояние. Он не особо понимал, что сейчас происходило, но совершенно не боялся. Да и какую угрозу можно было ожидать от человека, строящего церкви и содержащего достойный приют для бездомных? Сейчас покричит и успокоится.
Фома заложил руки за спину с видом ученика, готового слушать любые нотации.
– Деньги нужны были, – ровным голосом ответил он, глядя в выпученные от крика светлые глаза хозяина дома, чье полноватое лицо уже покрылось красными пятнами – такое всегда происходило, когда Клим нервничал, а в этот момент нервничал он очень сильно.
Фома глядел на него выжидающе и с любопытством, ему определенно нравился этот импозантный мужчина, глубоко веровавший в бога и сам играющий роль всесильного перед остальными. В нем чувствовалось какое-то бешенство, звериная ярость и манящая скрытность. Все это чертовски привлекало Фому, интриговало его, не позволяя инстинкту самосохранения подключиться в нужное время и распознать опасность.
– В кровище весь, шмотки грязные, – продолжал Клим, уверенно поднося руку к лицу Фомы.
Фома напряженно замер. Сердце начало тяжело биться от волнения. Тело его будто жаром обдало. Со всех углов смотрели святые, один из охранников начал зажигать свечи в лампадках – разнесся терпкий запах каких-то благовоний.
– Ты бы себя со стороны видел, – не унимался Клим, как завороженный, захмелевшим сознанием путешествуя в янтарной глубине по-детски распахнутых глаз, распахнутых в ожидании чуда.
Клим отвел в сторону длинную челку, нарочно задевая рану на брови.
– А, – проронил Фома, поморщившись, но не попытавшись увильнуть от этих прикосновений.
Пальцы двинулись дальше, вдоль гладко выбритой щеки, пробежали по шее и неожиданно крепко вцепились в плечо:
– В ванную пошел! Пошел быстро!
Грубо пихнув Фому перед собою, Клим утер вспотевший лоб: он начинал заводиться не на шутку.
– Клим Анатольевич, нам идти с вами или у двери постоять? – в нерешительности обратился к нему один из телохранителей: подобной ситуации еще не случалось, и мужчина не знал, как правильно поступить.
– У двери постоять, – глухо произнес Клим, уже бросая на ходу, – в ванную.
