Текст книги "Бенгальские душители"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА 4

Замурованные. – Приступ отчаяния. – Крик ужаса. – Трубные звуки. – Нежданный гость. – Разговор человека со слоном. – Примитивный телеграф. – Бомбардировка. – У кирпичной стены. – Сообразительность слона. – Обмороки. – Свежий воздух. – Берар, Боб и Рама.

Конечно, то, что друзья обнаружили под основанием башни молчания сундук с именем и гербом герцогов Ричмондских, было происшествием невероятным. И Бессребреник, и Патрик тут же подумали об убитом в Канпуре представителе знатного шотландского рода, доверившем сокровище купцу-парсу. Интересно, в силу каких загадочных обстоятельств сундук с несметными сокровищами оказался укрытым в этом зловещем месте, куда нельзя проникнуть, не совершив святотатства?

Но размышлять было некогда, и друзья вновь приступили к работе. В конце концов их упорство и труд были вознаграждены: настал момент, когда изодранные в кровь руки Бессребреника отбросили последнюю пригоршню песка. С радостным криком капитан приник ртом к образовавшемуся отверстию и, вдохнув глоток воздуха, сразу почувствовал прилив сил. С удвоенной энергией принялся он расширять ход, пока, наконец, не выбрался в яму.

Стоя на груде костей, раскалившихся от яростно палящего солнца, Бессребреник взглянул вверх. В серо-голубом небе, расправив крылья, парили огромные грифы. Остальные птицы с втянутыми в плечи головами мирно дремали на стене. Башня молчания с царившей в ней атмосферой безмолвия и забвения вполне оправдывала свое название. И капитана на мгновение охватило гнетущее чувство тоски и отчаяния, на глазах выступили слезы.

– Клавдия, любовь моя! Увижу ли я вас? – прошептал он потрескавшимися от зноя губами, и из груди его вырвался крик гнева и боли, вопль раненого зверя!

Из-за стены, словно в ответ, раздался громоподобный рев, заставивший сидевших на своем насесте грифов вскинуть головы. При этом звуке, в котором, многократно усиленные, слились воедино и грохот медных тарелок, и призывный глас тромбонов, Бессребреника обуяла радость:

– Рама! Рама! На помощь!

– Уэ-н-н-нк!.. Уэ-н-н-нк! – отозвался слон, шумно дыша.

– Рама! На помощь!.. Хороший мой!..

Услышав тревогу и отчаяние в обычно столь добром и ласковом голосе, слон понял, что друг его попал в беду. И поскольку других слов в его языке не было, ему пришлось повторить:

– Уэ-н-н-нк!.. Уэ-н-н-нк!.. Уэ-н-н-нк!..

Капитану же почудилось:

«Все ясно!.. Потерпи немного!..»

На железные ворота обрушился страшный удар камнем. Грифы, пронзительно крича, взметнулись вверх. Но, увы, проклятые ворота не поддались.

Судя по тяжелому покряхтыванию, слон отыскал своим хоботом еще один камень – на этот раз потяжелее.

Бум!.. Камень брошен с такой силой, что рассыпался на мелкие кусочки. Но результат тот же.

– Здесь, наверное, пушка нужна! – досадливо произнес Бессребреник.

Слон, видя, что ничего не получается, упрямиться не стал. Гневно фырча, он, словно цирковая лошадь по арене, пробежал вокруг стены, обдумывая, как к ней подступиться. Из подземного хода донесся глухой гул: встревоженные долгим отсутствием капитана, его друзья принялись стучать что было сил по сундуку. В колодце к тому времени уже можно было дышать, и лишь голод да жажда омрачали в остальном относительно сносное существование.

Услышав идущие из-под земли звуки, слон остановился и запыхтел.

Бессребреник же спустился в проход и сообщил волнующую весть.

– Дьявол меня побери, капитан! – воскликнул Мариус. – А мы узе насали паниковать. Павда, Дзонни?

– Да, мы очень волновались.

– Мы так боялись, что с вами что-то приключилось! – добавил Патрик.

– Но теперь все страхи позади! Можете не сомневаться, наш добрый, мудрый Рама сумеет вызволить нас отсюда, – уверенно произнес Бессребреник.

– Эх, если бы как-нибудь помочь ему! – воскликнул Джонни.

– Единственное, что нам остается, так это сидеть и ждать. Пусть нет ни воды, ни пищи, но здесь хотя бы прохладно, не то что наверху, где от жары камни трескаются, – ответил капитан.

Это, и в самом деле, было самое разумное решение. Все четверо уселись на сундук и стали напряженно вслушиваться в происходящее над их головой. Сквозь толстый слой песка до них с удивительной отчетливостью доносились звуки тяжелых шагов и какой-то скрежет, как будто скреблись мыши, но только гигантских размеров.

Время от времени Бессребреник постукивал ногой по резонирующим стенкам сундука.

– С васего разресения, капитан, не могли бы вы мне сказать, засем вы стусите по сундуку? – не выдержал Мариус.

– Это у нас с Рамой нечто вроде телеграфной связи. Он там трудится наверху, – славный зверь! – а я его поторапливаю.

Мариус украдкой глянул на лицо капитана, и при фосфоресцирующем свете оно показалось ему несколько необычным. И, раздумывая над странными вещами, которые только что услышал, он подумал про себя: «Не поехали ли мозги у насего капитана? У него такой возбужденный вид, и он нам такие байки рассказывает, сто меня это насинает беспокоить».

А тем временем работа у слона шла успешно.

Этот великолепный помощник, умный и сильный, появился у башни молчания как раз вовремя. Казалось, произошло чудо, в действительности же все было удивительно просто.

Рама любил разгуливать по ночам на свободе. Будучи настоящим полуночником, он наслаждался прохладой, стоявшей в это время суток, с удовольствием купался в два часа ночи в одном из водоемов и весело бегал по росе. Его никогда не привязывали и не запирали, зная, что далеко он не уйдет и всегда услышит свист своего вожатого. Оказавшись рядом с группой насильников, похитивших беглецов, он успел уловить запах капитана Бессребреника, и когда его отогнали, то долго и старательно размышлял, мучительно переживая незаслуженную обиду. Рама был честным и уравновешенным слоном, никогда не совершал опрометчивых поступков и теперь решил разобраться, что же произошло. И для этого, обойдя стороной свое стойло и старательно избегая встречи с вожатым да и вообще со всеми, кто смог бы загрузить его работой, двинулся в путь. Опустив хобот, не торопясь, шел он по следу, доверившись своему превосходному нюху, который и привел его к башне молчания.

Но там возникло осложнение. Группа людей, от которой исходил тонкий и едва уловимый запах капитана, постояв какое-то время перед строением, удалилась. Но остался ли с ними капитан или нет? Чтобы проверить это, слон проследовал за насильниками, растерянно поводя во все стороны хоботом. Но, не унюхав знакомого запаха, в замешательстве вернулся назад.

Рама бегал вокруг стены, но, кроме доносившегося оттуда зловония – верного признака присутствия грифов, ничего не улавливал. Отчаявшись, слон уже собрался было уйти, как вдруг услышал крик Бессребреника. Узнав голос своего друга, он радостно протрубил в ответ.

Слон прекрасно все понял и взялся за дело. Убедившись, что пробить ворота камнями не удастся, он решил, что надо действовать по-другому.

Рама ясно слышал повторяющиеся стуки по стенкам сундука. Подойдя к тому месту, откуда вроде бы шли эти звуки, он, растопырив огромные уши и склонив голову набок, внимательно прислушался, словно хотел точнее определить их направление. Уверившись, что не ошибся, топнул ногой, как будто подтверждая:

«Да, это здесь!»

И не медля принялся за работу. Прежде всего ощупал хоботом кирпичную кладку. И хотя слон увидел, что в ней нет ни единой щелки, он не был огорчен, поскольку знал уже, что надо делать. Подобрав средней величины камень, Рама зажал его кончиком хобота и принялся с силой тереть им кирпичи. Поскольку они гораздо мягче кремня, то начали крошиться, а минут через десять край одного из них раскололся.

Большего Раме и не требовалось. Отбросив камень, он принялся осторожно водить хоботом по обломкам. Затем вытащил их один за другим, как вытаскивают осколки раздробленной кости, и увидел небольшое, только что образовавшееся отверстие.

С невероятной ловкостью и терпением Рама небольшими осторожными толчками раскачивал поврежденный кирпич и когда, без особого труда, смог наконец вытащить его, то издал победный рев. Еще бы! Самое трудное сделано, с остальными кирпичами будет проще. Ведь, возводя башню молчания, парсы строили не тюрьму, а просто здание, способное противостоять капризам погоды. Поэтому кирпичи были соединены между собой только тонким слоем цемента и держались, скорее всего, благодаря своей массе.

Рама, довольно похрюкивая, вытащил соседний кирпич, потом еще один. Подстегиваемый глухим постукиванием снизу, слон старался работать как можно быстрее. Громко дыша и виляя от напряжения хвостом, он выдергивал из каменной кладки один кирпич за другим и отбрасывал их метров на десять.

Но сил у его друзей, не пивших и не евших со вчерашнего вечера, уже не осталось.

– Я умираю, – прошептал Патрик, теряя сознание, и повалился на сундук. Капитан попытался сделать ему растирание, чтобы восстановить кровообращение. Но он и сам чувствовал себя очень плохо. В ушах шумело, перед глазами, в фосфоресцирующем свете, возникали какие-то странные видения. Иногда ему казалось, что башня молчания всей своей тяжестью наваливается ему на грудь и сердце его останавливается.

Услышав чей-то хрип и глухой удар, капитан обернулся. Это Мариус, обессилев, упал на песок.

– Эй, что случилось, черт подери? – воскликнул Джонни. – Такая старая акула, как ты…

Но он ничем не мог помочь умирающему другу. К тому же внезапно и у него все поплыло перед глазами, и он успел лишь прошептать:

– Боюсь… капитан… Рама явился слишком поздно…

Но нет! В тот момент, когда рулевой грохнулся на тело боцмана, рухнула часть кирпичной кладки. Обломки с шумом посыпались в колодец, и его внезапно залили потоки света и свежего воздуха. В образовавшееся отверстие осторожно просунулся хобот, послышалось шумное дыхание и раздался знакомый трубный глас:

– Уэ-н-н-нк!..

И тут же зазвучал собачий лай.

– Хозяин, вы спасены! – донеслось до Бессребреника. – Это я, факир!.. Со мной Боб… Он-то и привел сюда меня по следам Рамы!

ГЛАВА 5

В стране афридиев. – Пули дум-дум. – Ужасные ранения. – Побежденные. – Безумный мулла. – Безвыходное положение пленников. – Удар кулаком за «дум-дум». – Откровения. – Караван в Хайберском проходе. – Бандиты. – Нападение. – Спасение. – Незнакомый друг. – Купец-парс и сокровища герцогов Ричмондских. – Смертный приговор.

Афридии с союзниками представляли собой достаточно мощную силу, и, окружив плотным кольцом лагерь в Чакдаре, они не без основания полагали, что из-за голода и жажды англичанам придется скоро сдаться на милость победителя. Вылазок противника они не боялись, поскольку были твердо уверены в том, что отобьют любую атаку. При этом они возлагали надежду не только на оборонительные линии, при создании которых умело использовались трудно преодолимые естественные преграды, но и, главным образом, на свое значительное численное превосходство. И тем не менее воинственные горцы, несмотря на проявленную ими храбрость и современное оружие, потерпели сокрушительное поражение. Правда, сперва уязвленное самолюбие не позволило им признать этот факт, хотя под угрозу ставился общий исход войны, и они тешили себя мыслью о том, что достаточно лишь отступить на несколько миль в горы, и ответный удар подготовлен. Но при более глубоком размышлении их воинственный пыл несколько охладился.

Штыковая атака шотландцев, несомненно, была жестокой. Но куда страшнее оказался предшествовавший ей залповый огонь – в сотню раз эффективней, чем обычно. Ружейные залпы произвели ужасающее действие: туземцы рядами валились как подкошенные, и встать из них уже никто не мог. Всякий, в кого попадала пуля, или умирал, или полностью выводился из строя, ибо легко раненных, кто мог бы еще сражаться, просто не было.

Разгадка столь феноменального успеха британского оружия была проста: применили пули с невиданной ранее поражающей силой.

До этого английские солдаты, вооруженные превосходными ли-метфордовскими винтовками (если только смертоносное оружие вообще можно назвать превосходным), стреляли обычными патронами с небольшими пулями в никелевой оболочке. Пули эти могли, конечно, нанести противнику серьезный урон. Но если они не попадали в кость, то оставляли в ткани мышц небольшое отверстие правильной формы, и подобное ранение не всегда выводило вражеского солдата из строя. Итальянцы еще во время абиссинской войны [51]51
  Имеется в виду колониальная захватническая война Италии против Эфиопии (старое название – Абиссиния) 1895–1896 годов.


[Закрыть]заметили, что такие пули, даже проникнув довольно глубоко, далеко не всегда останавливают сильного и решительного бойца. Но англичане – люди практичные и быстро нашли выход. Проявив дьявольскую жестокость, они изобрели разрывные пули дум-дум, о которых мы уже упоминали.

В обычной пуле никелевая оболочка мешает свинцу распространиться внутри раны. Стоило только снять оболочку с головной части пули и сделать по бокам нарезки, как свинец смог свободно проникать в тело. Поскольку англичане говорят про такие пули, что у них на «носу» виден оголенный свинец, «филантропы» из-за Ла-Манша называют их еще «мягкими носами», или, по-английски, «софт ноуз».

«Мягкий нос», или пули дум-дум, – вещь ужасная. Когда такая пуля попадает в тело, ее наружная часть задерживается, а внутренняя, свинцовая, из-за своего веса продолжает углубляться в мышечную ткань и, принимая форму диска или гриба с неровными краями, производит губительные для человеческого организма разрушения. Ткань, кровеносные сосуды и нервы рвутся, кости дробятся. И если входное пулевое отверстие имеет диаметр карандаша, то на выходе ширина раны может достичь десяти и более сантиметров! В большинстве случаев всякий, в кого попала разрывная пуля, обречен, поскольку сращивание костей, сшивание сосудов или перевязка раны не приносят, как правило, исцеления.

Пули дум-дум были известны в Индии и до битвы при Чакдаре. Отдельные отряды сикхов и гуркхов [52]52
  Гуркхи, или непальцы, – народность, проживающая в Непале и приграничных районах Индии.


[Закрыть], составляющих элиту индийской армии, уже не раз с успехом применяли их, хотя и в сражениях меньшего масштаба. Однако европейцы еще не пользовались этими пулями. Но главнокомандующий, решив во что бы то ни стало разгромить многотысячное войско мусульман, осадившее чакдарский лагерь, не колеблясь, приказал раздать солдатам уже опробированные смертоносные патроны.

Можно понять ярость, охватившую туземцев, когда они познакомились с пулями дум-дум. Эти воинственные, драчливые племена привыкли к обычным пулям в никелевой оболочке, которые вполне прилично вели себя по отношению к ним, и чуть ли не уверовали в свою неуязвимость. И вдруг – раздробленные кости, разорванные ткани, обреченные на смерть раненые. Не бой, а людская мясорубка! Даже самые отчаянные и решительные, и те впали в панику.

Старик Мокрани, прозванный Безумным муллой и прославившийся неистовыми проповедями, приводившими в фанатичный экстаз правоверных мусульман, был разгневан. Он обещал своей пастве победу, причем победу решительную – уничтожение всей английской армии! И вдруг его престиж безнадежно подорван: пророки не могут ошибаться! Пытаясь хоть как-то спасти положение, Безумный мулла, бессовестно перевирая высказывания из священных книг, обвинял во всем двух пленных офицеров. Привлечь майора с лейтенантом к ответу за позорное поражение и сделать их козлами отпущения было для муллы детской игрой.

Над офицерами нависла серьезная опасность: ведь они находились в руках у фанатиков, известных своей жестокостью по отношению к пленным. Кто знает, какую на этот раз придумают пытку дикие азиаты!

Пленники понимали, что спасения ждать неоткуда, и мужественно ожидали самого худшего, так как знали: в этой войне нет места пощаде! Единственным утешением для них было то, что кольцо вокруг их лагеря прорвано.

Больше всего офицеров тяготило их постоянное пребывание на виду у всех. Открытому воздуху они предпочли бы тюрьму, где смогли бы в уединении предаваться печальным раздумьям. Они гордо сносили оскорбления, которыми осыпали пленных туземцы, и их выдержка и хладнокровие даже снискали к ним уважение со стороны отдельных воинов-мусульман.

Особенно неистовствовал в отношении европейцев Безумный мулла. В грязном рубище, едва прикрывавшем его тело, с обнаженными руками и ногами, с всклокоченной бородой и горящими на худом лице глазами, он то и дело приходил оскорблять англичан, бранил их, совал им под нос кулак и даже пытался царапать черными и скрюченными, как у хищной птицы, когтями. Среди непонятных слов, которые изрыгал фанатик, постоянно повторялось одно – «дум-дум».

Лейтенант Тейлор, несмотря на свой удивительно спокойный для молодого человека характер, однажды не выдержал. В приступе гнева он, резко выбросив кулак, ударил муллу в лицо. Послышался хруст, и старик со сломанной нижней челюстью мешком повалился на землю.

– А это тоже дум-дум? – спросил лейтенант после отлично проведенного удара, который одобрил бы и чемпион Соединенного Королевства [53]53
  Соединенное Королевство – сокращенное от официального названия Англии: Соединенное Королевство Великобритании и Ирландии (в настоящее время – Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии).


[Закрыть].

Не в силах сказать хоть слово, старик лишь барахтался, кряхтя и стеная. Изо рта его потекла кровавая пена.

– Браво, Тейлор! – воскликнул майор. – Надеюсь, этот негодяй не сможет больше призывать к священной войне против нас!

Офицеры были уверены, что их тотчас растерзают за увечье, нанесенное столь почитаемому святому лицу. Ничуть не бывало! То ли упал престиж старика, то ли решили сохранить им жизнь для особо изощренных истязаний, только пленных заперли в глинобитном домике, охраняемом целой группой вооруженных до зубов мятежников.

Тут только смогли они отвести душу и поделиться теми ужасными вестями, которые дошли до них перед самым боем. Первым нарушил тишину майор.

– Ах, Тейлор, – проговорил он с болью в голосе, – если бы вы знали, как я несчастен! Моя жена, моя чудесная подруга убита!.. Ясновидение меня не обмануло… Бедные мои дети остались круглыми сиротами, безо всякой поддержки… Ведь меня уже, можно считать, тоже нет.

– А мне каково, милорд!.. Я потерял отца! Он тоже убит! Бедный отец, мой первый и единственный друг… Ах, милорд, позвольте мне выплакать всю сыновнюю боль… Страдания мои ужасны, грудь разрывается от одной мысли, что я никогда больше не увижу моего доброго отца, не услышу из уст его: «Ричард, мой малыш!» Да, я всегда был для него малышом… Отец, отец!..

Майор протянул к нему руки, и юноша кинулся к герцогу, рыдая.

Эти мужественные люди, только что хладнокровно подставлявшие грудь смертельной опасности на поле боя, дали волю своим горестным чувствам. Обильно текли слезы, сердца разрывались от безысходности.

– Подумайте только, Тейлор, – сказал майор, тщетно стараясь придать голосу твердость, – ведь Мери всего лишь пятнадцать лет, а Патрику – четырнадцать. Мать убита, дом сожжен! Что же будет с ними? Без средств к существованию, вы слышите, абсолютно без средств, да к тому же гордые, как и положено истинным шотландцам! Признаюсь вам, дорогой Тейлор, я беден!

– Что богатство, милорд! Вы благородны, как Стюарт [54]54
  Стюарты – королевская династия в Шотландии (1371–1714) и Англии (1603–1649, 1660–1714).


[Закрыть], и храбры, как все члены героического Гордонского полка!

– Как мы чудесно жили! Это было полное, абсолютное счастье! Такое не может длиться до бесконечности…

Помолчав немного, майор продолжал:

– Семейство наше, некогда очень богатое, оказалось полностью разоренным из-за поражения под Канпуром, погрузившего в траур всю нашу любимую родину…

– Да, – перебил его лейтенант, – после этой битвы во всем Соединенном Королевстве не найдется семьи, не оплакивающей кого-нибудь из своих.

Майор со слезами на глазах делился с юношей грустными воспоминаниями. Он рассказал, как его отец доверил все свое состояние богатому купцу-парсу, а сам погиб из-за предательства, навеки покрывшего позором имя Нана Сахиба. Поведал и о том, как уцелел в своей колыбельке, как бедствовал, оставшись сиротой и оказавшись без средств к существованию, как, вместе с детьми других жертв войны, был воспитан на казенный счет, бедствовал, будучи курсантом, а затем и младшим офицером, пока, наконец, не достиг чина, обеспечивающего достаток. Вспомнил он и о своей женитьбе, о надеждах, о рождении детей.

Заметив, что сам он и не подозревал о богатстве, доверенном парсу, майор сказал:

– Я подхожу к моменту, самому удивительному в моей жизни. Случилось это буквально за несколько дней до войны. Значит, около трех месяцев тому назад. В воздухе уже чувствовалось приближение бури. Предвидя мятеж, губернатор Пешавара поручил мне срочно проинспектировать пограничные заставы. В сопровождении полуэскадрона улан я быстро совершил рейд по труднодоступным местам, и повсюду наше появление вносило известное разнообразие в монотонную жизнь гарнизонов. Заканчивалась поездка Хайберским проходом. Мы продвигались вдоль горной реки от форта Джамруд до Али-Масджида, где ущелье сужается и переходит в узкий коридор шириной шагов в пятнадцать. Еще издали увидел я огромный караван. До полутора тысяч тяжело нагруженных верблюдов спокойно шагали по склону горы. Время было мирное, и караван с грузом, стоившим миллионы, не имел охраны, – разве что погонщики верблюдов держали при себе кое-какое оружие. Мне подумалось, что такое богатство может соблазнить разбойников, бесчинствующих в этом краю. И как в воду глянул! Я увидел в подзорную трубу, что сразу же за горловиной у Али-Масджида сидели в засаде человек четыреста бандитов. Как только первые верблюды вошли в ущелье, началась оглушительная пальба, и пули сразили с полсотни бедных животных. Людей охватила паника. Одни из них разбежались, другие смиренно повалились на колени. А уж разбойники, конечно, начали вспарывать тюки и попутно рубить головы этим трусам, умолявшим о пощаде вместо того, чтобы обороняться. Уланы мои, не выдавая своего присутствия, оказались свидетелями этого возмутительного нападения, совершенного на территории, подвластной Англии, и я полностью разделял их возмущение. Нас было всего человек шестьдесят, и находились мы в укрытии за холмом. Я выдвинулся вперед, приказал взять пики наперевес и скомандовал: «В атаку!» Как вихрь, налетели мы на банду, которая была уверена, что здесь, среди осыпей и других природных преград, им ничто не угрожает. Вдруг я вижу, что старика лет восьмидесяти повалили с коня и вот-вот прикончат. Один бандит уже схватил его за бороду, а другой занес над ним кривую саблю. Ударом наотмашь я отрубаю негодяю кисть руки вместе с саблей и вонзаю острие своей сабли в горло разбойника, который держал старика за бороду. Тем временем уланы мои, ворвавшись в самую гущу бандитов, не перестают колоть и колоть.

Прошло каких-то несколько минут, а на земле уже валялись со смертельными ранами сотни две бандитов. Остальные, решив, что нас целый полк, разбежались в страхе кто куда. Товары стоимостью не в один миллион уцелели! А принадлежали они тому старику, которого я спас. Он взволнованно благодарит меня, спрашивает мое имя и, услышав его, приходит в еще большее волнение. «Герцог Ричмондский? – переспрашивает он срывающимся голосом. – Сын полковника, убитого в Канпуре? Ах, милорд, как же давно я вас разыскиваю! Я должен передать вам клад, вверенный моим заботам отцом вашим перед самой его кончиной». – «Какой еще клад? О чем вы говорите?» – спросил я удивленно. «Сокровища герцогов Ричмондских… больше миллиона фунтов стерлингов! Я не смог разыскать вас в этой сумятице военных лет. Хотя что-то говорило мне, что вы живы, все мои усилия были напрасны. Потом на меня обрушились несчастья. Я разорился, а как только стал восстанавливать свой достаток, меня взяли в плен и продали в рабство кабульскому эмиру. Через несколько лет я бежал и оказался в русских владениях. Меня опять схватили и снова продали, и долгое время я находился на службе у эмира бухарского. Только потом получил возможность заняться торговлей, и тут мои способности, как у всех парсов, позволили мне обогатиться. И вот теперь я возвращаюсь на родину с караваном, которому позавидовал бы любой раджа. А вы, милорд, – сын того, кого я имел честь называть своим другом…»

Майор умолк. Лейтенант был потрясен.

– Не правда ли, Тейлор, этот эпизод из моей жизни похож на страницы из какого-нибудь романа? Ну, что еще сказать? Вернулся я в Пешавар, а со мною и купец-парс, оказавшийся волею судьбы связанным с моей семьей. Память у него была замечательная, и он помнил все, что касалось канпурской трагедии. Не забыл он и то место, где спрятал сокровища. По памяти начертил подробную схему и сопроводил ее описанием местности. Передавая эти документы, старик парс умолял меня спрятать их в надежное место. Кроме того, он обещал, что как только закончит неотложные дела, то сразу же обменяет с моего разрешения драгоценности на ценные бумаги и пустит их в оборот, поместив от моего имени в крупные финансовые учреждения Великобритании. Он поклялся мне провернуть все это как можно быстрее, ибо он стар и не хотел бы умереть прежде, чем исполнит обещанное. Полученные от него бумаги я отправил жене и написал ей о том, какое значение имеют они для нас и особенно для наших детей. От парса же я не имею с тех пор никаких известий… Бедную жену убили через несколько часов после того, как она прочитала письмо… Дом наш разграбили и сожгли… Дети сообщают, что все уничтожено! Сами они с толпой несчастных переселенцев из Лагеря Нищих попали в ужасающую железнодорожную катастрофу и остались живы только благодаря великодушному иностранцу – капитану Бессребренику… Но они – беглецы… Их преследует загадочная смертельная опасность, им приходится прятаться вместе со своим спасителем. В тот момент, когда Мери писала мне письмо, они находились в обители, названия которой не знают, – судя по штемпелю на конверте, где-то неподалеку от города Гая.

– Будем надеяться, милорд, что скоро вы встретитесь с детьми, – сказал лейтенант. – Не могут же несчастья неизменно обрушиваться на одних и тех же…

– Почему не могут? Достаточно на нас взглянуть, чтобы понять, что это вовсе не так. Разве мало горя выпало на нашу долю?

– Никак не верится, что мы еще долго пробудем в плену. Что-то произойдет, какой-нибудь неожиданный случай, нечто сверхъестественное, и мы окажемся на свободе. У меня предчувствие!

– Вы молоды, друг мой, а в молодости простительны самые безумные надежды. Что же касается меня, я готов на все, лишь бы вновь увидеть своих детей. Хотя едва ли я найду их. Как бы то ни было, обещайте мне, что если останетесь живы и окажетесь на свободе, то непременно разыщете их, возьмете под свою защиту и полюбите, как старший брат. Прошу вас об этом как самого храброго и самого близкого мне человека из всех моих соратников…

Услышав эти произнесенные несколько торжественным тоном слова, молодой офицер почувствовал сильное волнение. Слегка покачав головой, он промолвил:

– Не забывайте, милорд, что моя судьба неотделима от вашей! Если погибнете вы, то и мне не жить, и если вы останетесь в неволе, то такая же участь ожидает и меня.

– Но если, по не зависящим от вас причинам, вы все же вырветесь на свободу… если при попытке к бегству меня убьют, то обещайте мне, Тейлор…

– Милорд, я сделаю все, о чем вы просите. Клянусь памятью моего отца!

Неожиданно в темницу нагрянула группа туземцев. Возглавлявший их мятежник с мрачным, жестоким выражением лица смотрел на англичан с лютой ненавистью.

– Суд состоялся, – произнес он. – Вас приговорили к смерти – от голода и жажды. Затем ваши тела расчленят, засолят и отправят командующему английской армией. И мы будет поступать так со всеми пленными до тех пор, пока вы не откажетесь от пуль дум-дум!