Текст книги "Приключения знаменитых первопроходцев. Океания"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 4

ЭКСПЕДИЦИЯ ЛАПЕРУЗА

Жажда великих открытий и приключений, казалось, навсегда угасшая в начале XVIII века, вспыхнула с новой силой в конце этого столетия, где мы встречаем так много прославленных имен. И предприимчивые, неутомимые исследователи морей, англичане нашли во французах не только упорных учеников и последователей, но и опасных соперников.

После удачного кругосветного путешествия, совершенного коммодором[115]115
  Коммодор – в английском флоте так назывался командир соединения кораблей, не имеющий адмиральского звания.


[Закрыть] Байроном[116]116
  Байрон Джон (1723–1786) – английский мореплаватель, дед великого поэта; в 1740–1744 годах принял участие в каперской экспедиции Джона Ансона, издал впоследствии книгу об этом плавании; в 1764 году был послан с двумя кораблями – «Дофин» и «Томар» – на поиски новых земель. Это кругосветное путешествие завершилось в 1766 году, а год спустя одним из спутников Байрона было издано описание этого плавания, давшего в географическом отношении гораздо меньше, чем отправленные вскоре британским Адмиралтейством экспедиции Сэмюэла Уоллиса (1766–1768) и Филиппа Картерета (1766–1769). Кстати, именно Уоллис довольно точно устанавливал координаты океанических островов, впервые применив способ определения долгот по наблюдениям угловых расстояний между Луной и звездами.


[Закрыть], французское правительство возложило на капитана Бугенвиля довольно сложную миссию по исследованию новых земель. Бугенвиль успешно справился с поставленной перед ним задачей и стал первым французским путешественником, совершившим кругосветное плавание[117]117
  Плавание Луи Антуана Бугенвиля на фрегате «Будез» происходило в 1766–1769 году. Составленное Бугенвилем описание своего путешествия (2 тома, 1771–1772) неоднократно переиздавалось. Русский перевод вышел в 1961 году. Следует отметить, что после Бугенвиля еще две французские морские экспедиции побывали в Южном полушарии: в 1769–1770 годах под командованием Жана Франсуа Мари де Сюрвиля, в 1772 году – Никола Томаса Марион-Дюфрена, после гибели которого командиром стал капитан Дюклесмер.


[Закрыть].

После бессмертных подвигов капитана Кука капитан Лаперуз тоже совершил длительное тяжелое плавание в Южных морях и обошел весь земной шар, что поставило его имя в один ряд с именем прославленного английского мореплавателя.

Имя Кука гремело по всей Европе, и по прочтении его захватывающе интересного доклада о драматических событиях во время плавания Людовик XVI, обладавший весьма обширными познаниями в области географии, загорелся идеей прославить свое правление значительными географическими открытиями и расширением колониальных владений Франции. Почему бы какому-нибудь французу не составить достойную конкуренцию капитану Куку?

В это время между двумя великими враждующими нациями был заключен мир. Так почему не воспользоваться столь редкой (увы!) передышкой для военно-морских сил, почему бы не исследовать огромные пространства, дабы отодвинуть границы неизведанного?

Изголодавшиеся по настоящему делу моряки и ученые радостно приветствовали решение короля. Со всеобщего одобрения Людовик XVI обратил свои взоры на Лаперуза как на человека, способного совершить сие великое многотрудное дело. Как мы увидим, Лаперуз не обманул надежд монарха, но путешествие оказалось столь опасным, что заплатил он за свои открытия жизнью, точно так же, как капитан Кук.

Людовик XVI не мог сделать лучшего выбора. Жан-Франсуа Гало де Лаперуз родился в Альби в 1741 году. С самого раннего детства он мечтал стать моряком. Это было настоящее призвание. Какой-то неведомый голос неумолимо звал его пройти по следам отважных мореплавателей, этих бесстрашных воинов и исследователей, которые как в дни войны, так и в дни мира так высоко держали флаг с золотыми королевскими лилиями и так далеко занесли его. Уже в том возрасте, когда обычно окруженный родительской лаской подросток едва осмеливается бросить робкий взгляд за черту, проведенную заботливым отцом, и всегда готовой разрыдаться от всяких воображаемых ужасов матерью, уже в этом возрасте Лаперуз был настоящим моряком. В пятнадцать лет он был принят в состав Королевского морского флота. Произошло сие знаменательное событие 19 ноября 1756 года. Он служил во флоте все время, пока Франция вела войну с Англией. Согласитесь, для подростка то была весьма суровая школа.

Уже в самом начале своей карьеры Лаперуз принял участие в пяти военных походах французского флота: сначала он служил на «Селебре» («Знаменитом»), потом был переведен на «Помону», а затем – на «Зефир» и «Серф» («Олень»). В пятом походе ему представилась счастливая возможность отличиться: юный Лаперуз входил в состав экипажа корабля «Формидабль» («Замечательный») под командованием капитана I ранга Сент-Андре дю Верже. Три французских судна, в том числе и «Формидабль», подверглись нападению восьми вражеских кораблей. Завязалась ожесточенная битва. Два французских судна и шесть английских пошли ко дну, а «Формидабль», очень пострадавший во время сражения, был захвачен англичанами; все члены команды, оказавшей врагу воистину героическое сопротивление, оказались в плену, в том числе и тяжело раненный Лаперуз.

Едва оказавшись на свободе, молодой моряк тотчас же вернулся на флот и в трех последующих походах на борту корабля «Робюст» («Крепкий») продемонстрировал недюжинную отвагу и рвение.

Первого октября 1764 года, в возрасте двадцати трех лет Лаперуз получил чин лейтенанта, что не являлось столь уж невиданным и неслыханным делом во времена правления Людовика XV. Следующего повышения в звании он ждал тринадцать лет и получил чин капитан-лейтенанта 4 августа 1777 года. Ему было тогда тридцать шесть лет. Следует сказать, что обычно ни при королях XVIII столетия, ни при нашей республике, склонной всех уравнивать, офицеры, в особенности младшие, не ждали повышения так долго.

С 1764 года Лаперуз постоянно находился в море, если так можно выразиться. В 1765 году он служил на флейте[118]118
  Флейта – двух– или трехмачтовое плоскодонное парусное грузовое судно.


[Закрыть] «Адур», в 1766 году перешел на флейту «Гав» («Горный поток»), а в 1767 году вновь вернулся на «Адур», где стал капитаном. В 1768 был назначен на «Доротею», в 1769 Лаперузу доверили «Бютею», в 1770–1771 годах он верой и правдой служил на «Бель-Пуль» («Красивая бабёшка»). С 1774 по 1777 год он командовал флейтой «Сена», курсировавшей у Малабарского берега[119]119
  Малабарский берег – низменное западное побережье полуострова Индостан от мыса Коморин до порта Гоа.


[Закрыть], а когда в 1778 году Франция и Англия вновь приступили к военным действиям, Лаперуз вернулся на «Бель-Пуль», принял участие в кровопролитном сражении, где, по своему обыкновению, не щадил себя.

В 1779 году Лаперуз командовал фрегатом «Амазонка», входившим в состав большой эскадры под командованием графа д’Эстена. Огнем своих пушек он поддерживал высадку французских войск на остров Гренаду и бесстрашно прошел вдоль линии, разделяющей две сражающиеся эскадры, французскую и английскую, под командованием адмирала Байрона. Лаперуз сумел захватить фрегат «Ариэль» и покрыл себя славой, так как при его непосредственном участии был захвачен такой большой корабль, как «Эксперимент».

Получив в 1780 году чин капитана I ранга, он возглавил фрегат «Астрея» и отправился на нем к берегам Новой Англии, а затем совершил кругосветное плавание в составе экспедиции под командованием адмирала Латуш-Тревиля, находившегося на флагмане под названием «Гермиона». Два французских корабля вступили в бой с превосходящими силами англичан, имевших в своем распоряжении 6 судов. Лаперуз сумел захватить один британский корабль, остальные же обратились в бегство и ушли от преследования под покровом ночи.

Лаперуз, чья слава опытного моряка и отважного воина все росла, отправился в заморские владения Франции, в Канаду. Он получил очень ответственное и трудное поручение: пройти в Гудзонов залив и разрушить укрепленные поселения англичан. Он командовал судном под названием «Септр» («Скипетр»), имевшим на борту семьдесят четыре пушки. Сопровождали его фрегаты «Астрея» и «Ангажант» («Привлекательный»). Выступив в поход 31 мая 1782 года, эскадра вошла в Гудзонов пролив и двинулась вперед, прокладывая себе путь во льдах, при сильном тумане. 8 августа корабли оказались около форта принца Уэльского. Хотя форт был хорошо защищен и мог оказать длительное сопротивление, англичане, не сделав ни единого выстрела, тотчас же открыли ворота, то есть сдались на милость победителя. Точно так же поступили их соотечественники и в форте Йорк и в форте Бурбон, принадлежавшем французам в те времена, когда Франция владела всей Канадой[120]120
  «Канада» XVIII века сильно отличалась от современной страны с этим названием: ее составляли южные части нынешних провинций Квебек (Нижняя Канада) и Онтарио (Верхняя Канада). Эти французские владения были переданы англичанам по Парижскому мирному договору 1763 года.


[Закрыть].

Но Лаперуз был даже несколько разочарован: столько тяжких трудов было затрачено, столько опасностей преодолено, и все для того, чтобы в результате совсем несложных маневров уничтожить все укрепления англичан! Нет, право, какая досада!

В результате этой экспедиции Лаперуз прославился еще больше, и французское правительство обратило на него свои взоры как на офицера, способного наилучшим образом провести кампанию по открытию и исследованию новых земель. В ходе плавания в Гудзонов залив отважный моряк имел возможность продемонстрировать всем не только свой талант воина, но и благородство души, человечность, умение сдерживать себя и иметь сострадание к поверженному врагу, что по тем временам было довольно редкостной добродетелью. Как военный, Лаперуз выполнил свой долг до конца, но как человек, он не забыл о том, что надо уважать противника и быть к нему снисходительным.

Узнав о том, что англичане из фортов Принца Уэльского и Йорк при приближении французской эскадры попрятались в окрестных лесах и остались после ухода французов практически безоружными, Лаперуз понял, что они не смогут противостоять натиску дикарей и станут либо их легкой добычей, либо умрут с голоду. Побуждаемый самыми добрыми чувствами, он настоял, чтобы поселенцам возвратили оружие и оставили кое-какие припасы. Один из английских моряков в своем отчете о плавании в Ботани-Бей воздал должное Лаперузу в таких выражениях: «В Англии люди должны с признательностью вспоминать этого гуманного и благородного человека и его поведение в то время, когда он получил приказ уничтожить все наши поселения на берегах Гудзонова залива».

Людовик XVI замыслил, чтобы французские моряки совершили кругосветное плавание. Морской министр маршал де Кастри предоставил в распоряжение Лаперуза два фрегата: «Буссоль» и «Астролябию». Капитаном «Буссоли» стал сам Лаперуз, а капитаном «Астролябии» был назначен его старинный друг, капитан I ранга де Лангль. На обоих разместили многочисленных ученых. Здесь были: знаменитый геометр Монж[121]121
  Монж Гаспар (1746–1818) – французский математик и общественный деятель, член Парижской академии наук (1780). В плавании ему предполагалось доверить обязанности астронома.


[Закрыть], который был вынужден высадиться на сушу по состоянию здоровья в самом начале плавания, на Тенерифе, астроном Дажеле из Академии наук, физик Ламанон[122]122
  Ламанон был не только физиком, но и метеорологом, а также минералогом.


[Закрыть], из Туринской Академии, ботаник де Ламартиньер, натуралист Дюфрен, художник Люше де Ванси, пейзажисты Прево (отец и сын)[123]123
  Дядя и племянник Прево числились в штате «зарисовщиками-ботаниками» («Voyage de La Perouse…», t. 1, p. 264, 268).


[Закрыть], географ Бернизе[124]124
  Бернизе был инженером-географом.


[Закрыть] и другие[125]125
  На командирской «Буссоли» плыли Лепот Дажеле, де Ванси, Прево-младший, Бернизе, а также не упомянутые Буссенаром капитан инженерных войск, главный инженер экспедиции де Моннерон, старший хирург Роллэн, часовщик Гери, садовник-ботаник Колиньон и корабельный священник аббат Монже; на «Астролябии» – Монж, Ламартиньер, Дюфрен, старший Прево, хирург Лаво и отец Ресевер, совмещавший функции священника и натуралиста.


[Закрыть].

Академия наук и Медицинское общество направили в адрес маршала де Кастри памятные записки с просьбой провести многочисленные исследования. Господин де Флерье, капитан I ранга в отставке, бывший в то время управляющим портами и арсеналами, сам лично составил карту, по которой должны были ориентироваться участники экспедиции.

На фрегаты погрузили огромное количество съестных припасов и топлива, а также великое множество товаров, предназначенных для взаимовыгодного обмена с обитателями далеких островов.

На обоих кораблях было еще по разобранному на части боту водоизмещением примерно в двадцать тонн[126]126
  Это был палубный бот с укрепленным килем, используемый во Фландрии и Голландии и очень удобный для плавания в заливах и устьях рек.


[Закрыть], по две бискайские шлюпки[127]127
  Бискайская шлюпка (barca longa) – удлиненный баркас с заостренными носом и кормой, приспособленный для плавания в штормовом океане.


[Закрыть], запасные мачты и комплекты парусов, кабестаны[128]128
  Кабестан – шпиль, лебедка с барабаном, насаженным на вертикальный вал для подтягивания речных судов у причалов, выбирания судовых якорей и т. д.


[Закрыть] и т. д.

«Буссоль» и «Астролябия» вышли в море 1 августа 1785 года и взяли курс на Мадейру, куда и прибыли 13 августа, а 19-го – оказались в виду острова Тенерифе. 29 сентября фрегаты пересекли экватор примерно у 18° западной долготы[129]129
  Лаперуз вел отсчет долгот от Парижского меридиана; разница между меридианами Гринвичской и Парижской обсерваторий составляет 2°20′; так как Париж расположен восточнее Лондона, то эту разницу надо добавить к определениям Лаперуза, если пункт находится в восточном полушарии, и вычесть – если речь идет о западной долготе.


[Закрыть].

Шестнадцатого октября Лаперуз увидел скалы Мартин-Вас и, определив их точное местоположение, направился к острову Триндади (Троицы) и был очень удивлен, обнаружив, что там хозяйничают португальцы. Он вступил в переговоры с губернатором-португальцем, который обосновался на острове после ухода оттуда англичан, и попытался договориться о пополнении припасов свежей провизии, а также пресной воды и топлива. У губернатора острова, некоего сеньора Вожюа[130]130
  Фретон Вожюа был офицером «Астролябии» («Voyage de La Perouse…», t. 1, p. 267, t. 2, p. 29), да это автор и сам указывает в дальнейшем. Фамилии губернатора острова в записках Лаперуза не приводится.


[Закрыть], под началом было не более двух сотен солдат, из которых всего лишь человек пятнадцать могли похвастаться мундирами. К тому же на вооружении у этого гарнизона было всего несколько пушек, да и те были выведены из строя.

Сеньор губернатор, страстно желавший скрыть свою крайнюю нищету, даже не позволил натуралистам высадиться на берег и собрать травы для гербария. Французы поняли, что обитатели острова испытывают нужду буквально во всем, и были вынуждены продолжить путь, так и не пополнив припасы.

Потратив некоторое время на поиски острова Вознесения и не найдя его, Лаперуз взял курс к берегам Бразилии и после 96-дневного перехода достиг острова Санта-Катарина. Благодаря строгому соблюдению правил гигиены, а также и тому, что руководитель экспедиции щадил матросов и давал им отдых, здоровье у членов команды было отменное.

Как говорится в отчете одного из участников плавания, остров Санта-Катарина простирается от 27°19′10″ южной широты[131]131
  До 27°49′ («Voyage de La Perouse…», t. 2, p. 39).


[Закрыть], ширина его с востока на запад составляет всего два лье; и от материка он отделен проливом, ширина которого в самом узком месте не более двухсот туазов. На мысе, выдающемся в пролив, расположен город Носа-Сеньора-ду-Диштерру[132]132
  Диштерру – место ссылки, изгнания (португ.).


[Закрыть], являющийся столицей этого заповедного уголка. Там же находится и резиденция губернатора. В городе насчитывается самое большее три тысячи жителей и около четырех сотен домов. Выглядит городок очень мило и привлекательно.

Остров Санта-Катарина с 1712 года служил убежищем для бродяг, бежавших туда из различных районов Бразилии. Они оставались подданными Португалии чисто номинально, на деле же не признавали над собой никакой власти. Почва здесь была столь плодородна, что они могли существовать без всякой помощи из соседних колоний. Корабли, бросавшие якорь у острова, в обмен на продовольствие снабжали жителей только одеждой, в которой те испытывали большую нужду. Только в 1740 году король Португалии назначил на остров постоянного губернатора, под чьим управлением оказались и другие земли, примыкающие к материку.

Португальские власти, испытавшие сначала некоторое смущение при виде двух входящих в гавань военных кораблей, оказали затем членам экспедиции очень теплый прием (что, в общем, свойственно этой нации, представители которой отличаются как отвагой, так и гостеприимством). Здесь моряки получили все, что им было нужно. Лаперуз был очень доволен результатами своих переговоров с местными властями и потом долго вспоминал вежливость и предусмотрительность чиновников, а также отменную честность и порядочность всех прочих жителей острова.

Девятнадцатого ноября корабли вышли в море и взяли курс на внушавший морякам большие опасения мыс Горн. Они прошли через пролив Ле-Мер и обогнули мыс Горн, причем даже с большей легкостью, чем моряки смели надеяться. Лаперуз первым восстал против существовавших у мореплавателей предрассудков относительно трудностей и опасностей плавания в этих водах. Он говорил, что не стоит преувеличивать трудности, ибо они вполне сравнимы с теми, что встречаются морякам во всех высоких широтах.

Девятого февраля экспедиция оказалась на траверзе Магелланова пролива, а уже 24-го корабли стали на якорь в порту города Консепсьон. Все члены команды и все участники экспедиции были абсолютно здоровы, что несказанно удивило испанского капитана порта, который заверил Лаперуза, что ему еще никогда не доводилось видеть в столь прекрасном санитарном состоянии корабль, обогнувший мыс Горн.

Город Консепсьон был разрушен землетрясением в 1751 году и отстроен заново на берегах реки Био-Био, в трех лье от моря. Землетрясения здесь случались довольно часто, а потому в городе строили только одноэтажные здания, а это, в свою очередь, привело к тому, что Консепсьон занимал довольно большую площадь. Население его достигало 10 000 жителей. Бухта же является одной из самых удобных корабельных стоянок в мире, ибо море в ней всегда спокойно и течение совсем не чувствуется.

В отчете Лаперуза написано:

«Эта часть Чили отличается исключительным плодородием. Урожай пшеницы достигает сам-шестьдесят, виноград дает тоже очень обильные урожаи, а на лугах пасутся бесчисленные стада, увеличивающиеся с совершенно невероятной быстротой.

Женщины, принадлежащие к богатому сословию, сходят с ума по туалетам. Женский праздничный наряд состоит из плиссированной юбки из старинной золотой или серебряной парчи, изготовлявшейся когда-то в Лионе. Юбки эти, приберегаемые для особо торжественных случаев, являются фамильными драгоценностями, как бриллианты, и переходят от бабушек к внучкам. Впрочем, такими нарядами обладает лишь незначительное меньшинство местных жительниц, другие же едва прикрывают наготу».

После того как французские моряки получили от местных властей и общества чрезвычайно горячий прием, какой умеют оказать очень экспансивные и ни в чем не знающие меры испанцы, Лаперуз приказал сняться с якоря. 15 марта 1786 года он покинул гостеприимный Консепсьон и 9 апреля вошел в залив Кука на острове Пасхи.

С первого же взгляда начальник французской экспедиции и его офицеры определили, что Ходж, художник, сопровождавший Кука, очень плохо изобразил обитателей острова. И в наши дни данное обстоятельство бросается в глаза всякому, кто посетил эти края или даже просто видел фотографии, сделанные путешественниками. Действительно, приходится задавать себе вопрос: какими же глазами смотрел Ходж на островитян и что он держал в руке вместо кисти, чтобы изобразить дикарей, у которых головные уборы из перьев, одеяния и даже черты лиц напоминали бы строгие линии одеяний и лиц древних греков и римлян. Возможно, конечно, что такой эффект получался из-за того, что в эпоху Ходжа людям, в особенности художникам, было свойственно все приукрашивать и идеализировать, вплоть до того, что пастухов и пастушек изображали в кружевах и лентах, овец – словно только что вымытых с мылом, а всех остальных персонажей – словно обсыпанными пудрой и разодетыми в пух и прах. В любом случае, надо было до крайней степени пропитаться духом античности, чтобы превратить дикарей в воинов Древней Эллады и Древнего Рима. Корабли недолго находились у острова Пасхи и уже через день снялись с якоря. 10 апреля эскадра взяла курс на Гавайи, куда и прибыла 29 мая.

Хотя Лаперуз и оказался первым европейцем, ступившим на берег острова Мауи, он не счел нужным объявить его именем короля французским владением по причинам, весьма необычным для человека старой закалки, что делает ему особую честь.

Лаперуз писал:

«Обычаи европейцев в данном вопросе смешны и являются полной нелепостью. Великие философы должны испускать дружные стоны при виде того, что люди, обладающие пушками и штыками, совершенно не считаются с мнением шестидесяти тысяч себе подобных только по той причине, что у них есть грозное оружие, а у тех – нет. Любой благоразумный человек должен страдать из-за того, что европейцы, пренебрегая самыми священными правами других людей, смотрят как на желанную добычу на землю, которую ее обитатели обильно полили своим потом и в которой на протяжении долгих веков они хоронили своих предков».

Лаперуз не стал исследовать архипелаг, столь хорошо изученный и описанный капитаном Куком, и не пытался найти какие-то новые земли, не замеченные его знаменитым предшественником. Он провел на Гавайях всего лишь несколько дней и вскоре взял курс к берегам Америки, как ему предписывалось в инструкциях.

Попутные ветры благополучно доставили экспедицию к американскому побережью. Фрегаты преодолели район, где морякам повстречались скопища очень любопытных, неизвестных науке водорослей, образовывавших даже нечто вроде мелей. Эти водоросли представляли собой шарики размером с апельсин, с полым стеблем длиной в сорок – пятьдесят футов. По мере приближения судов к Американскому континенту в море стали появляться киты, затем утки, нырки и прочие птицы, что свидетельствовало о близости суши.

Двадцать третьего июня, когда рассеялся туман, скрывавший сушу, моряки увидели покрытую снегами вершину горы Святого Ильи, которую заметили бы еще за тридцать лье, если бы не густой туман.

Первой заботой руководителя экспедиции стали поиски удобной и безопасной стоянки, и Лаперуз послал на разведку три шлюпки, чтобы промерить глубины и исследовать состояние дна. Один из офицеров, господин де Монти, обнаружил большую бухту, которую Лаперуз позже назвал его именем[133]133
  Координаты бухты Монти Лаперуз определил 59°43′ северной широты, 142°40′ западной долготы – похоже, это современный залив Айси-Бей.


[Закрыть]. Затем Лаперуз исследовал берег вплоть до устья большой реки, получившей название реки Беринга[134]134
  Река Беринга идентична описанному Куком заливу Беринга; сейчас эта акватория носит название залива Якутат.


[Закрыть].

Но погода испортилась, и корабли были вынуждены покинуть оказавшееся ненадежным убежище. 2 июля на 58°36′ северной широты и 140°З1′ западной долготы была замечена бухта, показавшаяся прекрасным местом для стоянки. Лаперуз приказал господину Пьереверу отправиться на шлюпке в бухту и вместе с господином Берназе осмотреть ее. В это же время и с «Астролябии» по указанию де Лангля были спущены две шлюпки под начальством Фласана и Бутервилье. Вскоре офицеры вернулись и сделали подробный доклад об увиденном. Сведения оказались благоприятными. Оба фрегата подошли ко входу в бухту, но ветер был очень слаб, да, к несчастью, в то время начался отлив, и течение было столь сильно, что корабли не смогли преодолеть силу сопротивления воды. «Астролябию» с огромной скоростью относило в сторону, и «Буссоль», совершив попытку стать на якорь, была вынуждена за ней последовать.

Простояв всю ночь борт о борт, в 6 часов утра корабли вновь направились к бухте, чтобы войти в узкий проход вместе с приливом. Впереди каждого фрегата шла лодка. Ветер дул от вест-зюйд-веста, а направление прохода в бухту было с севера на юг. Таким образом все обстояло благополучно. Но в 7 часов утра ветер внезапно переменился на вест-норд-вест, так что морякам пришлось очень и очень потрудиться, чтобы преуспеть.

К счастью, течение внесло корабли в бухту, и от скал, высившихся у восточного берега, фрегаты прошли на расстоянии пистолетного выстрела. «Буссоль» стала на якорь на глубине трех с половиной саженей, в полукабельтове от берега. Дно оказалось скалистым. «Астролябия» стала на якорь на таком же дне и на такой же глубине.

Вот что написал по поводу этой стоянки Лаперуз:

«За те тридцать лет, что я провел в море, мне еще ни разу не доводилось видеть, чтобы два корабля были так близки к гибели. Мы тотчас же спустили на воду шлюпки и завели якоря при помощи удлиненных тросов как можно дальше. Еще до того, как уровень воды в бухте значительно понизился из-за отлива, мы оказались на глубине шести саженей. Нас, правда, рывками потащило в сторону, но довольно слабо, так что корабли не пострадали. Наше положение было бы совершенно безопасным, если бы мы не стояли на каменистом, даже скалистом дне, тянувшемся вокруг нас на несколько кабельтовых. Я был очень удивлен, так как Фласан и Бутервилье сообщили мне совершенно иные сведения. Но время для размышлений было совсем неподходящее. Следовало как можно скорее покинуть это отвратительное место».

Ситуация была очень тяжелой и требовала немедленных действий. Пришлось производить многотрудные хитрые маневры, занявшие довольно много времени. Чтобы выйти из крайне затруднительного положения, потребовались все знания тонкостей морского дела двух столь опытных и умелых моряков, какими были Лаперуз и де Лангль.

Столь негостеприимно встретившую путешественников бухту Лаперуз нарек Порт-де-Франсе[135]135
  Порт Французов (Port de Français) – современная бухта Драй-Бей.


[Закрыть].

Вскоре появились и туземцы, желавшие совершить взаимовыгодный обмен. Вороватые и наглые, они мало чем отличались в моральном плане от обитателей Океании. Лаперуз, приказавший возвести на берегу легкую постройку для обсерватории и натянуть палатки для кузнецов и парусных дел мастеров, отмечает, что, несмотря на строгую охрану и постоянное наблюдение, и обсерватория и палатки были разграблены. Индейцы подползали на животах бесшумно, словно змеи, умудряясь двигаться так, чтобы ни травинка, ни листочек не шелохнулись. Несмотря на присутствие зорких часовых, им удавалось за один раз стянуть несколько предметов. Наконец индейцы изловчились и ночью проникли в палатку, где спали стражи обсерватории, господа Лористон и Дарбо. Индейцы похитили отделанное серебром ружье и даже одежду офицеров, которую те для путей сохранности положили себе под изголовье. Двенадцать человек охраны не заметили воришек, а сами офицеры даже не проснулись.

Стоянка в Порт-де-Франсе была довольно долгой, так как требовалось провести очень кропотливую работу по промерам дна, топографической съемке берегов, составлению карт и планов, проведению астрономических наблюдений. Моннерон и Бернизе составили карту бухты. Оставалось только нанести на нее данные промеров. Эту задачу поручили нескольким офицерам. Для промеров снарядили три шлюпки под командованием Эскюра, Маршенвиля и Бутена, возглавлял же всю экспедицию Эскюр, лейтенант с «Буссоли»[136]136
  В записках Лаперуза Эскюр, кавалер ордена Святого Людовика, назван первым лейтенантом (первым помощником).


[Закрыть].

По этому поводу Лаперуз написал следующее:

«Так как мне было известно, что Эскюр иногда бывает склонен переусердствовать в своем рвении, я счел своим долгом дать ему письменные инструкции. Они были так подробны и я так настаивал на том, чтобы Эскюр проявил максимум осторожности, что мой лейтенант даже обиделся и спросил, не принимаю ли я его за неразумное дитя, это его-то, человека, уже успевшего побыть капитаном нескольких судов, добавил он. Я очень мягко, по-дружески объяснил, какими соображениями я руководствовался, отдавая приказ соблюдать величайшую осторожность. Я рассказал лейтенанту о том, что два дня назад мы с господином де Ланглем уже промеряли фарватер, и тогда офицер, командовавший второй шлюпкой, прошел слишком близко к скалам и даже задел их бортом. Заканчивая разговор с Эскюром, я добавил, что молодые офицеры считают хорошим тоном стоять на самом бруствере[137]137
  Бруствер – земляная насыпь впереди траншеи, служащая для удобства стрельбы из ручного оружия, укрытия стрелков и наблюдения противника.


[Закрыть] во время битвы и попусту рисковать своей жизнью. Я заметил, что тот же самый глупый юный задор заставляет молодых моряков не обращать должного внимания на буруны и скалы, а ведь такое неразумное лихачество может иметь весьма печальные последствия, в особенности в столь тяжелом и опасном деле, как наше».

Затем, перечислив еще раз во всех подробностях свои требования, Лаперуз продолжал:

«Дав столь подробные инструкции, должен ли был я еще в чем-то сомневаться? Ведь даны они были не мальчику, а зрелому мужу, тридцатитрехлетнему человеку, уже успевшему побыть капитаном на военных кораблях!»

Шлюпки ушли в шесть часов утра. Моряки воспринимали этот поход как увеселительную прогулку, а не как ответственное задание, сопряженное с опасностью. Им предстояло поохотиться, а затем и пообедать на берегу.

«В десять часов утра, – писал Лаперуз, – я увидел, что возвращается маленькая шлюпка. Я был немного удивлен, так как не ждал моих людей так рано. Прежде чем Бутен поднялся на палубу, я спросил, что случилось. В первую минуту я подумал, что на них могли напасть дикари. Вид Бутена только усилил мою тревогу, ибо лицо его выражало глубокую скорбь.

Он тотчас же рассказал мне об ужасной катастрофе, свидетелем которой он стал: наши шлюпки утонули, а вместе с ними утонули все, кто на них находился. Сам Бутен уцелел только благодаря самообладанию и силе характера, давшим ему возможность использовать все средства для спасения, остававшиеся при таких исключительно опасных обстоятельствах. Бутен рассказал, что, следуя за начальником отряда, он оказался среди бурунов, разбивавшихся о берега пролива. Это было время отлива, и скорость течения составляла три-четыре лье в час. Бутен сообразил поставить свою шлюпку кормой к волнам, так что вода не попадала внутрь, потому что большие валы высоко поднимали ее, и в таком положении, то есть задом наперед, отлив и должен был вынести ее из бухты.

Вскоре Бутен увидел буруны позади шлюпки, а потом оказался в открытом море. Думая больше о спасении друзей, чем о своей собственной безопасности, он подошел к самому краю бурунов и пошел вдоль него, в надежде спасти хоть кого-нибудь. Он даже вступил в полосу прибоя, но отлив отбросил шлюпку назад. Тогда Бутен взобрался на плечи Мутона, чтобы охватить взглядом как можно больше пространства. Надежда оказалась тщетной! Море уже поглотило всех!

Отлив кончился, и море успокоилось. У Бутена еще сохранялась слабая надежда на то, что бискайская шлюпка с “Астролябии” не потонула, так как своими глазами он видел только гибель своих друзей с «Буссоли». Шлюпка под командованием Маршенвиля находилась примерно в четверти лье от опасного места, то есть в самых спокойных, как в самой тихой гавани, водах. Но этот молодой офицер, побуждаемый благородством (несомненно, безрассудным, ибо при сложившихся обстоятельствах он не мог оказать погибающим никакой помощи) и обладавший слишком возвышенной душой и слишком большим мужеством, поспешил на выручку. Он не мог предаваться размышлениям в ту минуту, когда его друзья подвергались величайшей опасности, и устремился в полосу прибоя. Он стал жертвой своего великодушия и погиб вместе с теми, кого пытался спасти. Могу сказать также, что Маршенвиль поплатился жизнью еще и потому, что не подчинился моему приказу.

Вскоре ко мне на корабль прибыл де Лангль, столь же удрученный, как и я, и со слезами на глазах сообщил мне, что несчастье неизмеримо ужаснее, чем я предполагал. Со времени отплытия от берегов Франции он выработал для себя непреложный закон: никогда не посылать на одно и то же задание двух братьев, Лаборд-Маршенвиля и Лаборд-Бутервилье. Но на этот раз он уступил их настоятельным просьбам, так как им очень хотелось прогуляться и поохотиться вместе. Ведь именно такой увеселительной прогулкой считали мы оба поход наших шлюпок и полагали, что наши люди находятся в такой же безопасности, как на рейде в Бресте, да еще в хорошую погоду».

Немедленно к месту катастрофы были посланы шлюпки на поиски потерпевших кораблекрушение. Моряки тешили себя надеждой (весьма слабой), что их товарищей могло прибить к берегу. Туземцам было обещано большое вознаграждение, если им удастся кого-нибудь спасти или даже найти труп. Но шлюпки пошли ко дну вместе со всеми, кто в них находился[138]138
  Это печальное событие произошло 13 июля.


[Закрыть]. И было этих несчастных 21 человек!

Удрученный горем Лаперуз приказал возвести на маленьком островке, расположенном посреди бухты, памятник погибшим и дал самому острову красноречивое название: Кенотаф (Гробница).

Через восемнадцать дней «Буссоль» и «Астролябия» покинули место, оставившее у членов экспедиции столь печальные воспоминания. От бухты Порт-де-Франсе корабли направились вдоль американского побережья и дошли до Монтерея. Лаперуз нанес на карту береговую линию при входе в залив Кросс-Саунд, осмотрел залив Кука, мыс Энганьо, или мыс Эджкем[139]139
  Мыс, названный Дж. Куком Эджкем, испанцам был известен как мыс Энганьо (мыс Обмана).


[Закрыть], пролив Норфолк, гавань Неккер, мыс Чирикова[140]140
  Лаперуз окрестил этот мыс в честь «знаменитого русского морехода, который плавал возле этого американского берега в 1741 году»; за мысом, к востоку от него, Лаперузу открылся широкий и глубокий залив, которому французский путешественник также дал имя А. И. Чирикова.


[Закрыть], острова Де-Ла-Кройера, острова Сан-Карлос и мыс Гектора[141]141
  Определенные Лаперузом координаты мыса Гектор – 51°57′ северной широты и 133°37′ западной долготы; впоследствии английский мореплаватель Диксон назвал этот мыс именем Св. Якова (Сент-Джеймс).


[Закрыть]. Он открыл и дал название мысу Флёрьё[142]142
  Мыс Кос Диксона.


[Закрыть], острову Сартин[143]143
  Острова Беррефорд Диксона.


[Закрыть]. Пройдя 5 сентября мимо мыса Бланко, экспедиция прибыла в бухту Монтерей.

Двадцать второго сентября Лаперуз вышел из Монтерея для того, чтобы пересечь огромный Тихий океан с востока на запад и посетить Китай.

Бесконечный переход не принес морякам никаких открытий, хотя и был далеко не безопасным.

Лаперуз писал: «Наши паруса и такелаж напоминали нам, что мы уже шестнадцать месяцев непрерывно находимся в море. Каждую минуту наши снасти рвались, а парусные мастера не успевали чинить пришедшие почти в полную негодность паруса».

Пятого ноября, когда море было поразительно спокойно и стояла прекрасная ночь, «Буссоль» едва не потонула на 166°52′ долготы к западу от Парижа и 23°34′ северной широты, ибо на пути фрегата оказался остров, вернее, скала в пятьсот саженей длиной, голая, без единого дерева и без единой травинки, покрытая птичьим пометом и окруженная бурунами. Шум прибоя почти не был слышен, и легкий шорох услышали только тогда, когда положение было уже очень серьезным. Сложные маневры, направленные на спасение корабля, удалось осуществить только тогда, когда фрегат находился всего лишь в одном кабельтове от рифов[144]144
  Лаперуз назвал это место банкой Французских фрегатов.


[Закрыть].