Текст книги "Приключения знаменитых первопроходцев. Океания"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Облюбованный нами холм был покрыт непроходимыми бамбуковыми зарослями, и на его очистку потребовалось бы несколько недель. Четверо китайских кули[242]242
  Кули – в Индии и Малайе так назывались низкооплачиваемые рабочие, нанятые по контракту в рудники, на плантации и т. п.


[Закрыть], которых мы привели с собой, для начала срубили несколько деревьев и расчистили небольшую площадку у самого подножия холма, где мы натянули две палатки, чтобы скоротать в них первую ночь. На следующий день китайцы вновь взялись рубить деревья и делали это столь успешно, что освободили довольно большой кусок земли, где построили хижину, которая стала служить нам кухней, а им самим – жилищем.

Ну что же! Смею вас уверить, что такая суровая и тяжелая жизнь в неведомом мире (ибо мы не знали точно ни какие животные водятся в этом лесу, ни какие люди проживают по соседству, а потому спали, держа револьвер под подушкой), и все же, повторяю, такая жизнь больше всего подходит молодым людям, так как не оставляет ни времени, ни места для скуки и тоски!

В одну из первых ночей какой-то одинокий слон (а может быть, и разведчик) протопал в десяти метрах от наших палаток, громко выразив свое удивление и опаску при виде столь непонятных и подозрительных предметов… Позднее, когда подобные ночные визиты стали повторяться все чаще и чаще, мы узнали, что местные крестьяне никогда не осмеливались разбивать плантации на этих землях, потому что они были заповедными угодьями слонов.

Понемногу мы ознакомились с окрестностями, а также с нашими соседями, батаками, у которых неподалеку были плантации перца. Мы ходили туда на охоту и отлавливали там самых забавных и удивительных зверей и птиц, каких нам только доводилось видеть: калао (птиц-носорогов), летучих обезьян и прочая, прочая…

Наши соседи-батаки, склонные к каннибализму, вскоре перестали быть неприступными, а затем и вовсе стали выказывать нам доверие. Вождь близлежащего кампуна явился к нам с торжественным визитом и преподнес мне в знак дружбы белого козла. Пироги, спускавшиеся вниз по реке, останавливались возле возведенных мной купален, и туземцы продавали нам бананы, ямс, пальмовое вино, а иногда – кабана или медведя…»

А теперь мы отправимся вместе с Бро де Сен-Поль-Лиасом в страну Ачех, которую он знает лучше, чем кто-либо другой. Он высадился там как раз в тот момент, когда двое французов, Валлон и Гийом, только что погибли от рук представителей этого воинственного племени.

Как пишет Бро де Сен-Поль-Лиас в своей замечательной работе под названием «У ачинов», край этот особенно знаменит тем, что Голландия вела там войну в течение девяти лет. Каковы же были корни этого многолетнего кровавого конфликта?

В 1871 году, а именно 2 ноября, между Англией и Голландией был заключен договор, по которому Англия признавала Голландию единственной и полновластной владычицей всего острова Суматра, вследствие чего только голландские власти были обязаны поддерживать порядок на суше и на море в данном регионе.

Однако правитель ачинов султан Махмуд-шах, будучи истинным малайцем, принявшим ислам, действовал в те времена как настоящий пират и вовсю разбойничал на побережье и в проливе. Голландские власти направили ему ультиматум с требованием немедленно прекратить разбой, но Махмуд с еще большим рвением стал предаваться своему «милому занятию», своей «излюбленной рыбной ловле», так что губернатор был вынужден послать туда экспедиционный корпус из трех тысяч человек, имевших при себе восемнадцать пушек.

Но начало военных действий оказалось неудачным для голландцев. Генерал Колер[243]243
  Колер Йоханн Хармен Рудольф род. в 1818 г., ум. в 1873 г.


[Закрыть], командовавший небольшим войском, был убит через десять дней после высадки; среди офицеров, претендовавших на его пост, разгорелось острое соперничество, и дела пошли еще хуже. В конце концов состояние войска карателей оказалось таковым, что они были вынуждены отправиться обратно в Батавию всего через восемнадцать дней после прибытия в страну Ачех. Это был тяжелый удар по самолюбию властей и военных, а также большой урон был нанесен и престижу самой метрополии.

Вскоре все побережье было блокировано военной эскадрой, состоявшей из двадцати восьми кораблей. В декабре 1873 года к непокорному султану была направлена новая карательная экспедиция во главе с генералом Ван Свитеном[244]244
  Ван Свитен Ян (1807–1888) – с 1863 года был командиром армии в Нидерландской Индии; в 1873–1874 годах руководил военной экспедицией в Ачехе.


[Закрыть], прославленным ветераном, участником многих сражений, семидесяти четырех лет от роду. Ему потребовалось не менее десяти тысяч человек, снабженных полевой и осадной артиллерией, чтобы заставить просить пощады жалкую горстку негодяев, захватить крепость, называемую на местном наречии «кратон», и поднять над ней флаг Нидерландов.

Логово султана-разбойника было разгромлено, но теперь надо было усмирить его подданных и сделать так, чтобы в данном районе воцарился мир. Сию тяжкую и неблагодарную работу генерал-победитель поручил полковнику Пелу, оставив под его командованием экспедиционный корпус в шесть тысяч солдат. Но умиротворение шло с большим трудом, так как договоры постоянно нарушались. Туземцы часто устраивали настоящие тайные заговоры против завоевателей, а те отвечали насилием на насилие. В таких условиях полковник Пел был вынужден в 1876 году перейти к активным военным действиям, но умер во время наступления. В дальнейшем кампанией руководил генерал Виггерс. Для маленького голландского войска она оказалась очень тяжелой, ибо нездоровый климат и болезни стали союзниками пиратов, кося и без того немногочисленных защитников интересов метрополии.

В 1877 году на сцене театра военных действий появился совершенно новый человек, как всегда бывает в кризисные моменты, когда вдруг неведомо откуда появляется очень яркая личность. То был полковник Ван дер Хейден[245]245
  Ван дер Хейден Карел (1826–1900) – в 1877–1881 годах был генерал-губернатором Ачеха.


[Закрыть], человек, словно отлитый из стали, превративший в буквальном смысле в прах коварного и жестокого врага, которого никто в течение шести лет не мог заставить просить пощады. Он досконально изучил весь этот край. Ему было известно, какими ресурсами располагает противник. Его обожали солдаты, о которых он пекся, словно то были его дети. Ван дер Хейден шел в огонь всегда первым, увлекая за собой других. Он всегда был спокоен и бесстрашен. К тому времени в его активе было уже немало славных деяний на полях сражений, что обеспечивало ему доброе имя в войсках. Еще будучи подполковником, он всего лишь с дюжиной солдат сумел захватить вражеское орудие. Во время битвы при Самолангане, одной из самых горячих баталий в стране Ачех, он был дважды ранен, причем если первая пуля не причинила ему особого вреда, а лишь слегка оцарапала кожу лица, то вторая вошла в голову около левого глаза и вышла горлом только двадцать шесть дней спустя! Но несгибаемый офицер не покинул поля битвы до конца сражения!

Итак, война разгорелась с новой силой; в ходе этой кампании полковник Ван дер Хейден дважды получал повышение в чине, став сначала генерал-майором, а затем и генерал-лейтенантом, и вдобавок еще был назначен королевским адъютантом.

Когда мощь султана была окончательно уничтожена ценой жестоких потерь, все же на покоренной территории время от времени вспыхивали отдельные очаги сопротивления, словно искры плохо потушенного пожара, о чем свидетельствуют события, приведшие к гибели Гийома и Валлона. Однако голландцы, несмотря ни на что, являются бесспорными властителями этого уголка Суматры.

«Владения султана, – пишет Бро де Сен-Поль-Лиас, – делились на три так называемых сагни, а те подразделялись на мукимы, бинаки и кампуны. В одной сагни было 22 мукима, во второй – 25, а в третьей – 26. Верховный правитель каждой сагни имел титул туку-панглима и был высшим офицером при султане. Из трех правителей один погиб, второй сразу же в начале войны перешел на сторону голландцев (и мой друг туку-лохонг является его преемником), и только третий еще скрывается с повстанцами в болотах или горах, где население отказывается подчиниться голландским властям. Что же касается более мелких правителей, именуемых кеджуруанами, находившихся в вассальной зависимости от султана, то они понемногу сдаются. Не проходит и месяца, чтобы в кратон, бывшую резиденцию султана, не явились несколько кеджуруанов объявить о своей полной покорности генералу.

Так называемый кратон представляет собой старинную крепость, в которой долгое время проживали султаны, правившие страной ачинов. Сие сооружение находится в самом центре городка Кутараджа, в восьми километрах от Уделе, порта на побережье[246]246
  Современное название городка – Банда-Ачех, порта – Улеэлхеэ.


[Закрыть]. Два городка связаны железной дорогой, берущей начало прямо у причала. В крепости находятся склады продовольствия и боеприпасов, большие казармы, помещение, где собирается генеральный штаб, различные службы экспедиционного корпуса, контора ассистент-резидента (гражданского чиновника), жилища офицеров и дворец губернатора.

К югу от Кутараджи расположен второй военный лагерь голландцев. Он находится в небольшой долине Незон, омываемой водами реки Крунг-Дару. Неподалеку от лагеря высится старинное здание сераля[247]247
  Сераль(тур.) – дворец.


[Закрыть] и какое-то непонятное сооружение, представляющее собой три водруженных друг на друга тумбы из белого камня. У его подножия лежит большой камень, напоминающий формой жернов. Когда-то он служил местом казни. Осужденный покорно клал голову в специально выдолбленную для этой цели впадину, и его убивали одним ударом молота по затылку, в присутствии судей.

Неподалеку располагается исправительное заведение, где содержат всех преступников, осужденных на каторжные работы, причем не только с Суматры, но и с Явы, и с других подвластных Голландии островов. Это отъявленные негодяи, совершившие все мыслимые и немыслимые преступления, поэтому дисциплина там установлена очень жесткая. Осужденные заняты тяжелой работой и служат в основном носильщиками, корзинщиками, садовниками у губернатора и поварами на солдатской кухне. Они сопровождают армию в походах, носят боеприпасы и продовольствие, осуществляют земляные работы, наводят мосты, выносят раненых с поля боя, причем часто делают это добровольно, демонстрируя завидную отвагу.

В благодарность за проявленное мужество и за спасение многих солдат генерал Ван дер Хейден добился для некоторых из них смягчения наказания и даже полного помилования».

Бро де Сен-Поль-Лиас собирался отправиться к реке Лохонг, куда обещал его доставить в своем про уже упоминавшийся выше туку-лохонг. Но однажды утром, проснувшись и взглянув в окно, Бро увидел, что весь городок Кутараджа затоплен. Как он позднее узнал, в верховьях Крунг-Дару прошли сильные ливни, и вода прорвала плотину. Никогда он еще не видел, чтобы население полузатопленного города так веселилось. Казалось, эта огромная «ванна», наполненная теплой водой, привела всех в бурный восторг и так и притягивала к себе. Спасение предметов домашней утвари и мебели служило лишь предлогом для того, чтобы искупаться и вдоволь побарахтаться в ласковом потоке, совершенно безопасном из-за того, что тропическое солнце быстро прогрело воду.

Наш неутомимый путешественник отправился с двумя бо́ями[248]248
  Бой – здесь: слуга-мальчик.


[Закрыть], Майманом и Арипу, в про туку-лохонга по неведомой реке. Экипаж суденышка состоял из матросов-ачинов. Туку-лохонга в этом краю все очень уважали и повиновались ему беспрекословно. В кругу своих подданных он был истинным повелителем, таким, какие были здесь в стародавние времена. Он вел себя очень просто и обращался со всеми как со своими родными и близкими.

Обратимся вновь к заметкам Бро де Сен-Поль-Лиаса.

«…Мы приближаемся к берегу. Там черным-черно от вооруженных до зубов ачинов. Они яростно жестикулируют и размахивают своими страшными мечами, называемыми клевангами[249]249
  Клеванг (индонез. kelewang) – короткий меч с расширяющимся к концу клинком.


[Закрыть], очень тяжелыми и отлично заточенными. Так и кажется, что это жуткое оружие само принуждает держащую его руку искать голову, которую можно было бы отрубить. Туземцы смотрят на меня с нескрываемым любопытством и даже не пытаются делать вид, что я их не интересую, но в их поведении, пожалуй, нет ничего такого, что должно было бы меня обеспокоить. Те, кто еще не видел кеджуруана, торопливо подходят и выказывают знаки почтения ему: они хватают туку-лохонга за руку, кладут ее себе на лоб или подносят к губам, а затем низко кланяются, касаясь обеими руками его колена и целуя сие высокопочитаемое место. Некоторые, воздав радже[250]250
  Раджа – царь, князь (хиндустиани).


[Закрыть] почести, подходят и ко мне, приветствуя меня почти таким же образом, а другие пристально смотрят на меня, желая увидеть, как европеец здоровается…

В двадцати шагах от берега, в густых зеленых зарослях, мы останавливаемся около небольшого сооружения под соломенной крышей, с полом из толстых брусьев и с крохотной верандой.

– У нас это называется румах самбайам, то есть молитвенный дом, – говорит мне раджа, – а рядом находится колодец, чтобы совершать омовения.

В зарослях прорублен проход, и видно, что залитая солнцем дорога идет среди арековых и кокосовых пальм к кампуну.

Туку-лохонг просит у меня разрешения сперва немного отдохнуть и растягивается прямо на полу в этой миниатюрной мечети, которая служит также местом для бесед и для отдыха всякому прохожему. В то время как я становлюсь хозяином колодца, от которого Майман удаляет всех зевак, чтобы я мог спокойно умыться, Арипу устанавливает на свежем воздухе нашу походную кухню и начинает готовить завтрак. Но когда мой кофе оказывается готов, а яйца сварены всмятку, кеджуруан просыпается и приглашает меня присоединиться к нему в румах самбайам. На полу тотчас же оказывается разостлан ковер, уставленный такими яствами, что я немею от восхищения. Меня приводит в неописуемый восторг и сервиз, в котором поданы кушанья: он состоит из больших медных ваз на высоких ножках, накрытых сверху огромными крышками в виде колоколов. Эти вазы на местном наречии именуются далум. Они красные, желтые и золотистые, и около каждой лежит квадратик расшитой золотом материи. Сервиз этот уже явно не новый, но тем не менее он очень красив, и чувствуется, что он из хорошего дома. Откуда же он тут взялся? Но в данный момент я интересуюсь только содержимым этих чудо-ваз. Угощение превосходно на вкус и весьма обильно. Я пробую есть рис руками, на манер туземцев, и очень удивляюсь тому, как легко можно обходиться без ложки и вилки. Однако Арипу приносит мой прибор и тарелки, что позволяет нам продолжать завтрак уже на европейский лад. Вскоре, правда, мне приходится сделать еще одну уступку и на время забыть о моих европейских привычках, так как на ковре стоит огромная ваза с чистейшей, прозрачнейшей холодной водой, и мы с раджой по очереди пьем из деревянной плошки, что плавает на поверхности.

…Я с интересом наблюдаю за раджой, которого мне прежде не доводилось видеть в кругу своих придворных. Сейчас он предстает передо мной в облике настоящего светского человека, благовоспитанного и изысканного.

В движениях его подданных, незнакомых с обувью, всегда сидящих, а порой и спящих на голой земле, больше изящества и грации, чем в движениях европейцев. Я, при моих грубых башмаках и негнущихся ногах, которые я не мог ни спрятать под ковром, ни вытянуть, чувствовал себя точно так же (да и выглядел, наверное), как чувствовал бы себя и выглядел бы кирасир, введенный в своей полевой форме, то есть в шлеме, со шпорами, в кирасе и толстых перчатках, в бальный зал, оказавшийся после дыма и огня битвы среди элегантных туалетов. Мы не умеем вести разговор в устланных коврами и циновками помещениях, нам нужны стулья, кресла, столы на ножках… Мы живем стоя, в нас нет гибкости, ибо у нас нет времени кланяться. Быть может, это и к лучшему, но какими же негибкими и неграциозными мы должны казаться обитателям Востока! И как это ни ущемляет нашу европейскую гордость, но мы, наверное, кажемся грубыми и неотесанными представителям многих народов, которых мы с превеликой легкостью обвиняем в дикости и которые склоняются перед нами только из-за нашей силы, питая к нам в глубине души чувство, весьма напоминающее презрение».

Прибыв в Паро, Бро де Сен-Поль-Лиас увидел там множество людей, богатых и бедных, пришедших воздать почести туку-лохонгу. Все они были вооружены: у одних в руках были уже знакомые ему клеванги с ручками, инкрустированными золотом, цветными эмалями и драгоценными камнями, стоимостью не менее двухсот рангджутов (1000 франков) каждый, другие же крепко сжимали простые паранги, служившие им для распашки земли и стоившие не более полурупии[251]251
  Рупия – индийская серебряная монета.


[Закрыть] (60 сантимов[252]252
  Сантим – мелкая французская монета, сотая часть франка.


[Закрыть]). Большинство присутствующих носили за поясами еще и ранчонги, острые кинжалы с ручками из слоновой кости, из рогов животных или даже просто из дерева, помещенные в искусно изукрашенные ножны. У некоторых были грозные яванские крисы в золотых ножнах, а у других – педанги, нечто вроде шпаг или сабель с эфесами, украшенными узорами из пересекающихся линий и изнутри подбитыми ватой, чтобы не поранить ладонь, к тому же гарды эфесов у них такие узкие и маленькие, что ни один европеец не может просунуть в них руку.

«Одеяния богачей очень живописны, – пишет Бро де Сен-Поль-Лиас. – Они в основном носят индийские шапочки, расшитые золотом и серебром, но надевают их не прямо на голову, а поверх шелкового тюрбана. Простая шелковая рубашка с огромными золотыми пуговицами конической формы, украшенными эмалями или тончайшими узорами, покрывает плечи и грудь. Так называемый саронг, напоминающий юбку, скрывает широкие штаны, доходящие до лодыжек. Сам саронг украшен большим ромбом с золотой и серебряной вышивкой. Все одеяние сшито из превосходных шелковых тканей местного производства и дополняется многочисленными золотыми украшениями, а также непременным предметом роскоши, именуемым кайн-сири, служащим как бы символом богатства.

Сия странная деталь костюма богачей представляет собой довольно большой шелковый мешок, украшенный вышивкой и драгоценными камнями, который носят на левом плече. Один конец этого мешка, отягощенный запором из золота, свешивается на спину, а другой – на грудь, и здесь к нему прикрепляется золотой цепочкой целая связка весьма полезных инструментов: ключи, щипчики для удаления волос и ногтей, зубочистка, ножички, пилочки, палочка для чистки ушей и так далее. В самом же мешке содержатся свежие листья растения сири, плоды арековой пальмы, табакерка (золотая, серебряная или бронзовая) с рубленым табаком, коробочки с пряностями и благовониями».

Благодаря покровительству туку-лохонга, все эти люди оказали французу очень теплый прием. Они почтительно приветствовали гостя, подали обильное угощение и устроили в честь него пышное празднество с плясками и дикими прыжками.

Будучи добросовестным исследователем и желая узнать, каковы природные ресурсы страны, Бро де Сен-Поль-Лиас вступил в разговор с одним китайцем, который показал ему образцы добытого этим утром золота. Он с большим интересом слушал то, что говорил ему представитель Поднебесной империи, но туку-лохонг прервал беседу и увел своего подопечного на еще одно празднество, настоящий пир, отличавшийся особой пышностью.

– Возможно, туан (господин) не захочет есть чампур[253]253
  Чампур – смесь (индонез.).


[Закрыть] вместе со мной, – сказал туку-лохонг своему гостю.

Далее предоставим слово самому Бро де Сен-Поль-Лиасу.

«Я успокоил его на сей счет, хотя и не очень представлял себе, что такое чампур.

Мы расселись на ковре, и слуги принесли дулумы[254]254
  Дулум – точнее: дуланг (индонез. dulang); так называется широкий деревянный поднос.


[Закрыть], наполненные рисом. Все присутствующие разделились на небольшие группы, сгрудившись вокруг блюд. У нас с туку-лохонгом было одно блюдо, а третьим в нашей компании оказался его сосед слева.

Затем слуги внесли большие подносы, числом около полудюжины, на которых лежали горки мелко нарезанного жареного буйволиного мяса, куски курицы под соусом карри, огурчики и прочие овощи.

Каждый из присутствующих аккуратно берет с подноса приглянувшиеся ему кусочки двумя пальцами, большим и указательным, и кладет их на общее блюдо с рисом, затем все перемешивается и соседи приступают к трапезе. Время от времени пирующие подкладывают друг другу самые лакомые кусочки, пододвигая их кончиками пальцев. Вот что означает есть чампур».

Иногда исследователь совершал дальние прогулки верхом на быках, смотрел, как крестьяне работают на плантации сахарного тростника.

Однажды, когда стояла страшная жара, слуга подал путешественнику пенистый сок тростника, чтобы утолить жажду. В мутноватой жидкости плавали какие-то частички. Туземец, доставивший сей прохладительный напиток, тотчас же сорвал плод с ползучего растения (плод этот напоминал по виду то ли высохший стручок, то ли завявший огурец). Желая услужить чужеземцу, местный житель быстро снял с плода шкурку, вытряс семена и, вытащив сухую волокнистую мякоть, сделал из нее превосходный фильтр.

Во время одной из прогулок Бро де Сен-Поль-Лиас повстречал так называемого капола кебон[255]255
  Капола кебон (правильно: «кепала кебун») – буквально означает: «начальник плантации».


[Закрыть], то есть управляющего плантацией, который сообщил ему весьма подробные и полные сведения, касающиеся кофейных плантаций в Лохонге. Он обстоятельно и долго рассказывал о том, как готовят почву под посадки, на каком расстоянии одно от другого следует сажать кофейные деревья, о количестве саженцев, за которыми должен ухаживать один человек, о средствах, требующихся на устройство плантации, и о доходах, которые она приносит, а также о том, сколько он платит работникам после сбора урожая, причем наш путешественник был весьма удивлен тем, что плата столь скромна.

Управляющий плантацией рассказал еще и о том, что, выкорчевав деревья и подняв новь, он не сразу приступает к посадке кофейных деревьев, а сначала высевает на этом участке рис, чтобы почва стала более плодородной и как бы получила подкормку на два-три года вперед. Затем высаживаются подрощенные саженцы, и к концу третьего года уже можно собирать урожай.

Бро де Сен-Поль-Лиас, вдохновленный всем увиденным, а в особенности соблазненный плодородием этого края, выразил горячее желание организовать компанию по освоению этих богатейших сельскохозяйственных угодий. Он спросил у туку-лохонга, могут ли представители местной знати гарантировать ему безопасность, на что кеджуруан ответил буквально следующее:

– Сейчас дела идут хорошо, и все у нас прекрасно. Весь вопрос состоит в том, чтобы голландские власти не торопили событий и дали время, хотя бы несколько лет, чтобы все окончательно успокоилось и все горячие головы остыли. Я думаю, все будет хорошо. Я очень рад, что туан, будучи другом голландцев, возымел намерение обосноваться в наших краях. Вам никто не станет чинить ни малейших препятствий, более того, все страстно желают, чтобы вы поселились здесь. А когда господин резидент спросил меня, могу ли я целиком и полностью поручиться за вашу жизнь, я без колебаний ответил «да». Уверяю вас, я ничем не рискую, ручаясь головой за вашу личную безопасность и за безопасность французов, которые прибудут вместе с вами. Нашей стране в данный момент очень нужно, чтобы вы обосновались здесь.

Записки нашего путешественника заканчиваются следующими словами:

«Я твердо убежден в том, что появление нашего поселения в Лохонге отвечает как интересам голландцев, так и интересам местного населения. Что же касается интересов нашей родины, то, без сомнения, для Франции будет весьма выгодно иметь подобные поселения на западном побережье Суматры, которое является одним из самых богатейших и плодороднейших уголков земли. К тому же установление торговых отношений с местным населением тоже отвечает интересам деловых кругов Франции. Я всю жизнь мечтал создать нечто такое, что не вредило бы никому, а напротив, шло бы всем на пользу, а в особенности моей родине и вообще – делу процветания всего человечества. Этот идеал, наверное, не так уж сложно воплотить в жизнь на практике, если найти применение своим силам на территории стран, которые пользуются дурной репутацией как места нездоровые и дикие, но зачастую на деле оказываются не более опасными для жизни и деятельности, чем страны Европы».