Текст книги "Приключения знаменитых первопроходцев. Океания"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

У берегов Вавау корветы простояли недолго и отправились на острова Хаапаи. Два английских миссионера оплатили свой проезд и были с почетом препровождены к новому месту службы, где они, разумеется, собирались бороться с французским влиянием и с католицизмом.

Острова Хаапаи принадлежали в то время Финану, самому прославленному воину, который когда-либо рождался на архипелаге Тонга. Финан предчувствовал близкое наступление европейской цивилизации на острова Океании и умел предвидеть свойственные ей пороки. Два вождя с Тонгатабу, проведшие 15 месяцев в Сиднее, рассказали ему однажды о том, что там можно умереть с голоду, находясь у битком набитого едой склада.

– Разве такое возможно? Как же так? – вопрошал Финан.

– Ну да, – отвечал собеседник, – потому что для того, чтобы прокормиться, нужны деньги.

– Деньги?! – изумлялся Финан. – А что это такое? Из чего они сделаны? Что это, железо? Из них можно сделать оружие и другие полезные вещи? А если можно, то почему же каждый не позаботится и не сделает себе деньги, чтобы обменять их на товары, которые ему нужны и которые он хочет иметь?

Как всякий настоящий дикарь, Финан был сторонником самых простых решений, что является уделом людей с трезвым рассудком. Он возмущался и протестовал, а вождь по имени Тонга[195]195
  Тонга (точнее – Туи Тонга) – династия вождей-правителей («королей») южных островов архипелага.


[Закрыть] старался успокоить его и просветить:

– Деньги, – говорил он, – штука гораздо более удобная, чем вещи.

– Но почему?

– Вещи всегда можно обменять на деньги, а именно на серебро или золото, потому что потом, в любую минуту, когда потребуется, можно обменять деньги на вещи. Любая вещь может испортиться, а вот деньги – нет. Они не могут стать хуже!

Несмотря на столь разумное объяснение, Финан упорствовал и возражал:

– Нет! Что-то здесь не так! Не может так быть! Это же полный абсурд: придавать металлу какую-то цену, хотя он сам столько не стоит! Если бы для этих целей употребляли железо, то это было бы очень хорошо, очень правильно, так как из него можно сделать топоры, ножи, ножницы, сабли… Но серебряные деньги? Да зачем кому-то нужно серебро? Если у тебя есть лишний ямс, ты меняешь его на ткани. Хм… хм… Деньги, серебряные деньги… Конечно, деньги – вещь удобная, они не могут испортиться… Но тогда… тогда человек их закопает в землю, а не поделится со своими соседями, как подобает благородному вождю… Да, он станет скупым, злым и будет думать только о себе, что никогда не случится, если у него будут продукты, потому что их надо либо отдать, либо обменять…

Корветы покинули Полинезию и проследовали в Меланезию, к острову Пива в архипелаге Вити. Один из вождей, живших на этом острове, по имени Накалассе, незадолго до этого перебил почти всю команду французского судна «Жозефина», как всегда, заманив моряков в ловушку. Разграбив корабль, этот дикарь приобрел грозное оружие: ружья, пушки, сабли, кинжалы, а также порох и ядра. Теперь он терроризировал своих соседей и держал бедняг в постоянном страхе.

Дюмон-Дюрвиль считал, что для сохранения чести французского флага, а также для обеспечения безопасности французских судов в этом районе преступление должно быть сурово наказано.

Проведение карательной экспедиции затруднялось тем, что остров этот был окружен цепью рифов. Корветы, встав напротив укрепленной деревни Накалассе, были вынуждены бросить якорь на довольно большом расстоянии от крепости, что делало ее еще более неприступной, так как она оставалась недоступной для корабельной артиллерии.

Штурм начался 17 октября. В пять часов утра от кораблей отошли шлюпки с пятьюдесятью матросами под командованием капитан-лейтенанта, а также два баркаса, в которых находились почти все офицеры обоих корветов, добровольно решившие принять участие в этой экспедиции. Моряки были готовы к тому, что дикари окажут упорное сопротивление, тем более что еще накануне Накалассе заявил, что он не сдастся и предпочтет погибнуть под развалинами своей крепости, чем капитулировать. Однако, как оказалось, все его заявления были лишь пустым бахвальством, и вождь трусливо бежал, даже не попытавшись изобразить хотя бы видимость сопротивления. Французские моряки, желая преподать урок, который запомнился бы надолго, разрушили и деревню и крепость до основания, буквально стерли их с лица земли.

Хотя Накалассе и избежал справедливого гнева наших матросов, его ждало возмездие со стороны соплеменников, сгоравших от желания когда-нибудь отомстить злобному низвергнутому вождю за его злодеяния. Бытовавшие среди туземцев предрассудки запрещали Накалассе возвести деревню на прежнем месте, и он нигде не мог найти себе пристанища. Ему оставалось лишь пойти к соседям, но те, разумеется, воспротивились, да Накалассе и сам опасался ступать на территорию бывших друзей, так как его тотчас же взяли бы в плен и съели.

Справедливое наказание надоевшего всем разбойника было очень хорошо воспринято рядовыми островитянами, вождями и самим верховным вождем, которые, в общем, всегда были готовы пасть ниц перед лицом чужого могущества и силы, так как, в сущности, были обычными океанийцами, не признававшими иных аргументов. В ознаменование сего приятного события состоялись визиты вежливости, торжественные обеды и совместные распития кавы, даже артиллерийский салют. И все на этом наименее дурном из всех островов пошло на лад, впрочем, до следующей кровавой бойни и новых репрессий. Следует сказать, что эти дикари были настоящими негодяями, к тому же страстными поклонниками каннибализма! Ни одно празднество не обходилось без поедания себе подобных! В тех случаях, когда для приятного завершения пирушек не хватало пленников, сотрапезники выбирали себе жертву среди беззащитных соплеменников, причем чаще всего – женщину, которую ее сородичи и пожирали с наслаждением. Новый друг французов, старый вождь с острова Пива, приказал однажды убить тридцать несчастных, дабы публичное увеселение состоялось на славу.

Покинув сей благословенный край, корветы последовали мимо многих островов, отмечая их на картах и уточняя координаты: Новые Гебриды, Ваникоро, архипелаг Санта-Крус, острова Нью-Джорджия, Соломоновы острова. 12 ноября корабли во второй раз пересекли экватор и оказались в виду острова Хоголен[196]196
  Видимо, все-таки имеется в виду Уджеланг, самый южный остров соседнего архипелага – Маршалловых островов.


[Закрыть] из Каролинского архипелага. На всем пути обитатели даже пользовавшихся самой дурной славой островов вели себя тихо и мирно, но вот туземцы с Хоголена напали на корветы, за что и были жестоко наказаны.

В начале 1839 года «Астролябия» и «Зеле» стали на якорь у Гуама, главного острова Марианского архипелага. Внезапно множество членов обеих команд стали жертвами дизентерии. Болезнь оказалась коварной и очень долго косила моряков, несмотря на все предпринимаемые меры гигиены и долгие стоянки в местах, считавшихся очень здоровыми.

В течение этого года экспедиция, изрядно поредевшая, посетила Молуккские острова, Филиппины и Зондские острова.

Довольно длительная стоянка в Батавии в октябре 1839 года не способствовала улучшению состояния здоровья членов экипажа, и по прибытии в Хобарт-Таун в Тасмании корветы походили скорее на плавучие госпитали, чем на боевые корабли. К счастью, климат оказался здесь очень здоровый и совершил настоящее чудо: самые безнадежные больные вернулись к жизни, а вместе с отличным самочувствием вернулось и желание приступить к осуществлению новых исследований.

Первого января 1840 года, когда экспедицию уже можно было считать завершенной, Дюмон-Дюрвиль приказал сниматься с якоря и взять курс на Южный полюс. Перед ним лежало обширное пространство между 120 и 170° восточной долготы, где он еще не бывал. Дюмон-Дюрвиль хотел заметить, на каком градусе южной широты ему встретятся крепко спаянные льды, а также он желал обнаружить магнитный полюс.

Шестнадцатого января впередсмотрящий заметил впереди первые льдины. Это были всего лишь маленькие льдинки, но через несколько часов на горизонте показались айсберги и большие ледяные поля, а ведь моряки находились всего лишь на шестидесятой параллели. На 66° южной широты подул западно-северо-западный ветер, а затем море успокоилось. Для опытного моряка это были верные признаки того, что где-то поблизости расположена суша или сплошной лед. Вскоре показались огромные остроконечные айсберги, чья высота достигала сорока – пятидесяти метров, а толщина – до тысячи.

Наконец 20 января 1840 года на широте Полярного круга и неподалеку от магнитного полюса, на 133° восточной долготы была обнаружена суша, протянувшаяся на довольно большое расстояние с юго-востока на северо-запад. Солнце жгло немилосердно, и казалось, что льды разрушаются под воздействием палящих лучей, составлявших разительный контраст с однообразным и скучным пейзажем. По склонам гор бежали многочисленные ручьи, и водные потоки образовывали целые водопады.

Двадцать первого января корабли приблизились к земле, возвышавшейся над уровнем моря примерно на тысячу – тысячу двести метров. Она была плоской, почти безо всяких возвышений. Только где-то в самом центре огромной белой равнины из-под пелены снегов торчали совершенно черные скалы. Оба капитана направили к берегу шлюпки, приказав доставить вещественные доказательства того, что была открыта новая, никому не ведомая земля. Офицер, командовавший шлюпкой с «Астролябии», поднял над заснеженным берегом трехцветное знамя и провозгласил всю территорию острова французским владением. В честь своей жены Дюмон-Дюрвиль нарек открытую землю Берегом Адели.

Двадцать второго и двадцать третьего января экспедиция продолжала исследовать пустынный берег, но ледяной припай заставил корабли повернуть на север. В это время налетел шквальный ветер и повалил такой густой снег, что корабли едва не погибли. «Астролябия» вышла из этого испытания невредимой, а вот паруса «Зеле» были повреждены изрядно. Правда, на следующий день все последствия непогоды моряки устранили.

Исследования Берега Адели были прекращены 29 января, а 30-го впередсмотрящий заметил впереди, на севере, новый ледяной барьер. Дюмон-Дюрвиль посчитал, что за белой стеной скрывается суша, и назвал ее Землей Клари в честь жены капитана Жакино. Было это на 128° восточной долготы.

Семнадцатого февраля корветы еще раз стали на якорь в Хобарт-Тауне, а 25-го вновь вышли в море. По пути Дюмон-Дюрвиль открыл остров Окленд, провел гидрографическую съемку восточного побережья Новой Зеландии, подошел к Новой Гвинее и установил, что архипелаг Луизиада не составляет единого целого с большим островом, а отделен от него проливом. Затем корабли смело вошли в Торресов пролив и принялись лавировать среди коралловых рифов, увлекаемые очень опасными течениями. «Астролябия» даже попала на коралловую отмель и в течение тридцати шести часов оставалась ее пленницей, пока сильный прилив не позволил морякам совершить удачный маневр.

Экспедиция благополучно достигла Тимора, затем Реюньона и прибыла на остров Святой Елены за месяц до эксгумации праха Наполеона. Простояв на якоре весь месяц, вплоть до дня знаменательного события, корабли покинули гавань и пустились в путь к берегам Франции. 6 ноября 1840 года корветы вернулись в Тулон через тридцать восемь месяцев после отплытия. За время плавания они 6 раз пересекли экватор и обошли половину всех морей земного шара.

Экспедиция достигла поразительных результатов: кроме карт, на которых были нанесены около двенадцати тысяч лье береговой линии, а также указаны результаты гидрографических исследований, был собран богатый урожай сведений, имевших огромное значение для естественных наук, таких как зоология, ботаника и минералогия.

Через месяц после возвращения Дюмон-Дюрвиль получил чин контр-адмирала, а в следующем году Географическое общество наградило его большой золотой медалью.

В плодотворных трудах по изданию записок об этом замечательном плавании прошли два года. Потребовалось свести воедино разрозненные заметки, увязать и согласовать кое-какие факты, кое-что вспомнить… Уже была начата публикация капитального труда «Плавание к Южному полюсу и по Океании», когда произошло несчастье: вся семья Дюмон-Дюрвиля погибла в результате страшной железнодорожной катастрофы на линии «Версаль – Левый берег» 8 мая 1842 года. Дюмон-Дюрвиль находился в поезде вместе с женой и сыном. Все трое сгорели заживо и буквально превратились в уголь, так что их тела едва могли опознать.

Так погиб в возрасте пятидесяти двух лет знаменитый мореплаватель, которого морская стихия столько раз щадила.

ГЛАВА 6

ПУТЕШЕСТВИЕ ЛУИ ДЕ ФРЕЙСИНЕ

Английский капитан Джордж Ванкувер[197]197
  Ванкувер Джордж (1757–1798) – английский мореплаватель, открывший и детально описавший северо-западное побережье Северной Америки, а также юго-западные берега Австралии; под его руководством совершено в 1791–1794 годах кругосветное плавание.


[Закрыть], еще будучи младшим лейтенантом, принимал участие во втором и третьем плаваниях капитана Кука и был свидетелем открытия Гавайского архипелага. Так же, как и его командир, Ванкувер признавал, что обитатели Гавайев гораздо более ловки, умны и способны к обучению, чем представители всех остальных племен, населяющих острова Океании. Он совершенно утвердился в своем мнении, так как посетил Гавайи в 1792, 1793 и 1794 годах и нашел, что туземцы во многом изменились.

Там появился очень энергичный и чрезвычайно одаренный человек, который заставил о себе говорить и который стал насаждать в этом диком краю определенные законы, что должно было в скором времени привести страну к процветанию, ибо на архипелаге должна была возникнуть новая цивилизация, разумеется, во многом весьма далекая от совершенства, но со всех точек зрения интересная и даже замечательная.

Да, на островах все изменилось до такой степени, что абсолютно голый дикарь, получивший из рук Ванкувера в качестве самого почетного дара плащ из красной ткани и выпрашивавший у английского моряка в качестве бесценнейшего сокровища пару пистолетов, через несколько лет владел батареей из шестнадцати пушек и пороховым погребом. Он отмечал рождение своих сыновей артиллерийским салютом! В его портах стояло более шестидесяти небольших судов, шлюпов и шхун водоизмещением до сорока тонн, а также настоящий корабль водоизмещением в двести тонн с шестнадцатью пушками на борту, который он купил у американцев.

Имя этого островитянина – Камехамеха[198]198
  Камехамеха (или Камеамеа; ок. 1753–1819) – один из наиболее выдающихся исторических деятелей Гавайских островов; он был племянником короля Каланиопу, после смерти которого сумел победить в жестокой борьбе конкурентов и в 1792 году стал правителем острова Гавайи; в 1810 году умело использовал соперничество великих держав и завершил объединение под своей властью всего архипелага, привлекая к управлению государством опытных иностранцев.


[Закрыть]. Основатель этой маленькой океанийской империи заслужил, чтобы имя его не кануло в Лету[199]199
  Лета – у древних греков так называлась одна из рек подземного мира; испив воды из этой реки, души умерших полностью забывали прошлое. «Кануть в Лету» – исчезнуть из людской памяти.


[Закрыть], так как человек этот, иногда весьма непоследовательный в своих действиях, сумел создать у себя на островах, хотя и странную, но все же цивилизацию, что резко отличало Гавайи от других островов Океании, где проживали люди, сохранившие верность татуировке, набедренной повязке, дротикам и соломенным хижинам.

Французы, занятые ужасной войной, опустошившей как саму Францию, так и многие страны Европы, были вынуждены покинуть эти прекрасные острова, на которые распространили свое влияние американцы, русские и в особенности, англичане. В те времена правительство не имело возможности выделить хотя бы один военный корабль для совершения кругосветного плавания, и, кроме адмирала Бодена, предпринявшего в 1800 году плавание по водам Тихого океана[200]200
  Боден Никола (1754–1803) – французский мореплаватель и исследователь; кругосветная экспедиция, начавшаяся под его командованием, состоялась в 1800–1804 годах. Отчет об этом плавании был представлен в 1807 году натуралистом Пероном и капитаном Фрейсине.


[Закрыть], французские мореплаватели не появлялись в этих краях, так что туземцы долгое время не видели нашего флага.

Первым, кто после столь длительного перерыва направился к берегам маленькой Гавайской империи, был блестящий, удачливейший моряк Луи де Солс де Фрейсине[201]201
  Фрейсине Луи Клод де Солс де (1779–1842) – французский военный моряк; в экспедиции Бодена участвовал как гидрограф; двухтомное описание плавания 1817–1820 годов вышло в свет в 1839 году; с 1826 года академик.


[Закрыть], уже прославившийся своими открытиями в Южных морях.

Заключенный в 1815 году мирный договор, каким бы тяжелым и унизительным он ни был для Франции, давал все же ее флоту свободу на море, и король Людовик XVIII, бывший большим поклонником науки, приказал снарядить экспедицию под руководством Фрейсине. В задачу экспедиции входило совершить кругосветное плавание, произвести гидрографические работы во многих точках земного шара, уточнить форму земли в Южном полушарии, понаблюдать за такими феноменами, как земной магнетизм, произвести метеорологические наблюдения, заняться изучением растительности и животного мира, а также изучать нравы, обычаи и язык различных племен. Не следовало также забывать о новых географических открытиях…

Фрейсине привлек к участию в экспедиции таких известных и опытных морских офицеров, как Дюперре, Ламарш, Берар и Оде-Пельон, сделавших впоследствии замечательную карьеру. В качестве научных сотрудников выступали Куа, Гемар, Годишо. Первые двое были военными медиками, а третий – фармацевтом[202]202
  Речь идет о Шарле Годишо-Бопре (1789–1854), но он был ботаником, а вовсе не фармацевтом. По окончании путешествия он сначала выпустил научный труд «Флора Мальвинских островов» (1825), а потом издал книгу путевых впечатлений «Ботаник в кругосветном путешествии» (1826).


[Закрыть]. Сто двадцать отборных, опытных матросов составили команду корвета «Урания», избранного для кругосветного плавания.

Семнадцатого сентября 1817 года «Урания», взяв на борт большой запас всего необходимого, покинула Тулон. На борту корвета, кроме команды, находилась и молодая жена капитана, не пожелавшая разлучаться с мужем и не испугавшаяся опасностей и лишений длинного и трудного плавания, которому к тому же предстояло завершиться кораблекрушением.

После коротких стоянок у Гибралтара и у Тенерифе корвет прибыл в гавань Рио-де-Жанейро. От берегов Бразилии, где начались научные наблюдения, до самого мыса Доброй Надежды не произошло ничего примечательного. «Урания» встала на якорь у знаменитого мыса 7 марта, а уже 19 июля прибыла к берегам Реюньона. Затем корабль направился к заливу Морских собак (залив Шарк) в Австралии, расположенному на 111° восточной долготы и 24°40′ южной широты[203]203
  Более точные координаты этого залива на западном побережье Австралии: от 24°40′ до 26°40′ южной широты и от 113°30′ до 114°40′ восточной долготы.


[Закрыть]. И за все время пути не было никаких особенных происшествий.

Во время стоянки у берегов Новой Голландии, как называли эту часть Австралии в то время, не было сделано сколько-нибудь значительных научных открытий в животном и растительном мире, так как аборигены вели себя очень недоверчиво и были настроены враждебно. Без сожаления распрощались члены экспедиции с этими негостеприимными краями, после чего корвет взял курс на Тимор и бросил якорь на рейде Купанга[204]204
  Купанг – порт на юго-западном побережье Тимора.


[Закрыть] 9 октября.

Португальские власти оказали французским морякам исключительно теплый прием, и вплоть до 23 октября ученые и офицеры с огромным рвением занимались научными изысканиями и наблюдениями, хотя температура воздуха доходила до 35° Цельсия в тени.

Столь ревностные занятия наукой не прошли даром и повредили здоровью многих членов экспедиции, так как вызвали ослабление организма, за которым последовала дизентерия, вынудившая капитана поскорее покинуть эту гостеприимную землю, обладавшую, однако, нездоровым и опасным климатом.

Покинув Купанг, члены экспедиции занялись гидрографической съемкой пролива Омбай[205]205
  Пролив Омбай между островами Алор и Ветар (в группе Малых Зондских) соединяет моря Банда и Саву.


[Закрыть]. Затем корвет проследовал к проливу Буру[206]206
  Имеется в виду, очевидно, пролив Питта (к северу от острова Буру).


[Закрыть], прошел мимо острова Писанг[207]207
  Здесь имеется в виду маленький островок на севере моря Серам, а не одноименный архипелаг на востоке того же моря.


[Закрыть] и 16 декабря бросил якорь у острова Равак. Здесь натуралисты нашли столь пышную растительность, что пришли в восторг. Среди мощных, великолепных деревьев встречались баррингтонии[208]208
  Баррингтония – малайское дерево или куст из семейства миртовых; отличается большим количеством стволов (до десятка).


[Закрыть], чьи стволы всегда были наклонены в сторону моря, смоковницы, мангровые деревья, казуарины с прямыми негнущимися стволами, напоминавшие каменные колонны, такамахаки (бальзамические тополя) обхватом около семи метров, синометры[209]209
  Синометра – тропическое дерево семейства бобовых.


[Закрыть], странные деревья с золотистыми плодами и пурпурно-красными цветами, пальмы, мускатные деревья, ямбозы (вид мирта) и бананы.

Напротив, фауна оказалась здесь очень бедной и была представлена лишь кускусами да дикими собаками овчарками. Из птиц здесь встречались невиданные калао[210]210
  Калао (Buceros rhinoceros) – представитель семейства птиц-носорогов.


[Закрыть] с огромными клювами, попугаи, голуби, горлицы, большие зимородки.

Но если природа этого острова была прекрасна, то человек, населяющий эти места, – ужасен.

«Плоский лоб, – писал о туземцах Оде-Пельон, – выпуклый, шишковатый череп, лицевой угол[211]211
  Лицевой угол (правильно: общий угол лицевого профиля) – антропологический термин, характеризующий выступание всего лица в вертикальной плоскости, или, выражаясь научным языком, профилировку лица, важнейший диагностический признак, служащий для описания и определения человеческих рас.


[Закрыть] в 75°, большой рот, маленькие, глубоко посаженные глаза, выступающие скулы, толстый мясистый нос, приплюснутый на конце и нависающий над верхней губой, редкая борода (особенность, уже отмеченная у обитателей этого региона), плечи средней ширины, огромный живот, тонкие нижние конечности – таковы отличительные признаки этого народа (папуасов). Волосы и прически у них очень разнообразны; чаще всего это пышная грива, не менее восьми дюймов толщиной, вьющихся от природы волос, шерстистых или лоснящихся; тщательно причесанные, закрученные, приподнятые со всех сторон кверху, к тому же скрепленные какой-то жирной смазкой, они образуют вокруг головы почти правильную сферу. Часто папуасы втыкают в волосы большой длинный деревянный гребень с пятью-шестью зубцами, который служит скорее для украшения прически, а не для придания ей большей прочности.

Этих несчастных буквально пожирает проказа, причем поражена ею десятая часть населения. На телах у них видны отвратительные язвы и раны, у некоторых члены искривлены и изуродованы болезнью, а у некоторых отсутствуют пальцы на руках и ногах.

Туземцы обитают в жилищах, построенных на сваях, будь это на суше или даже на море, вблизи берега. Состоят эти дома из длинных и толстых свай, вбитых в землю, к которым при помощи сделанных из коры деревьев веревок крепятся поперечные бревна, а уже на них настлан пол из переплетенных и хорошо подогнанных друг к другу жилок пальмовых листьев. Те же пальмовые листья, искусно переплетенные и составляющие нечто отдаленно напоминающее черепицу, образуют крышу жилища, имеющего только одну дверь. Если эти хижины построены над водой, то они соединяются с берегом чем-то вроде мостков на козлах, съемный настил которых может быть быстро убран. Дом обычно бывает со всех сторон окружен подобием балкона с перилами.

Эти обездоленные, несчастные люди, однако, очень изобретательны: они искусно мастерят различные рыболовные снасти, прекрасно обрабатывают дерево, делают красивые глиняные горшки при помощи гончарного круга, кладут печи, чтобы печь лепешки из саго[212]212
  Саго – крупа, получаемая из крахмала саговых пальм.


[Закрыть], плетут циновки, ковры, корзины и создают статуи идолов».

Шестого января «Урания» покинула Равак, имея на борту сорок человек, страдавших тропической лихорадкой. 12 февраля корабль прошел мимо Анахоретских островов, острова Святого Варфоломея и других островов Каролинского архипелага, таких как Пулухат, Алет, Таматам, Аллап, Фанадик и прочих[213]213
  Автор приводит устарелые названия островков и островных групп западной и центральной частей Каролинского архипелага; Пулухат сейчас называется Пулуват, Алет – Элато и т. д.


[Закрыть].

Корвет приблизился к Марианским островам, а затем 17 марта 1819 года стал на якорь на рейде городка Умата (Уматак) на берегу Гуама.

Губернатор острова дон Мединилья-и-Пинеда очень радушно принял членов экспедиции. Корвет простоял в бухте до 5 июня, и все это время ученые и офицеры занимались гидрографическими работами и вели астрономические наблюдения, а также занимались изучением геологии побережья. Все больные были помещены на суше в госпиталь, построенный по образцу и подобию местных жилищ, в очень здоровом месте, где воздух был даже целебным. Здесь вместе с превосходным уходом они получили свежие продукты, столь необходимые для их быстрого выздоровления.

Повседневная жизнь, наполненная научной работой, прерывалась роскошными празднествами, которые любезный губернатор и местные власти устраивали в честь гостей, желая их развлечь.

По поводу туземцев, которые в то время, похоже, уже вымирали (и это было заметно), Фрейсине сообщил кое-какие любопытные факты, касающиеся их нравов:

«Жители Марианских островов были разделены на три класса: 1) люди благородного происхождения, 2) люди, так сказать, полублагородные, 3) плебеи. Последние, кажется, относятся к другому народу, чем представители двух других кланов, и отличаются более низким ростом. Они не могут никогда возвыситься до высшей касты, и им запрещено заниматься мореплаванием.

В составе каждой из этих резко разграниченных групп имелись также колдуньи, жрицы, целительницы, занимавшиеся лечением какой-нибудь одной болезни.

Профессия строителя пирог была привилегией людей благородного происхождения, местной знати, точно так же как когда-то в стародавние времена у нас во Франции правом выдувать стекло обладали лишь дворяне. Туземцы благородного происхождения разрешают только полублагородным помогать им в этой работе, имеющей для них чрезвычайно важное значение и являющейся самой ценной из привилегий, так как она вызывает всеобщую зависть».

Уже более двух месяцев «Урания» стояла на якоре и была готова к отплытию. Капитан и офицеры делали прощальные визиты, выражая любезным хозяевам искреннюю признательность за воистину братский прием. Губернатор не только не хотел слышать о благодарности за заботу и внимание, которыми он постоянно окружал французов в течение всего срока стоянки, но отказался, как воистину благородный человек, принять плату за поставки, произведенные им для пополнения запасов корвета. Более того, в трогательном послании, адресованном капитану «Урании», он извинялся за недостаток съестных припасов, обусловленный тем, что в течение шести месяцев страшная засуха опустошила Гуам и помешала ему снабдить дорогих гостей так, как ему хотелось бы.

Вот как описывал сцену прощания сам Фрейсине:

«С глубокой печалью прощались мы с этим любезным человеком, осыпавшим нас столь многочисленными знаками благорасположения. Я был слишком взволнован, чтобы выразить ему чувства, переполнявшие мое сердце и душу. Но слезы, блестевшие на моих ресницах, должны были стать для него гораздо более ярким свидетельством того, какое волнение и какую грусть я испытывал, чем самые возвышенные слова».

С 5 по 16 июня «Урания» продолжала идти вдоль Марианских островов, а затем Фрейсине, желавший побыстрее добраться до Гавайев, воспользовался попутным ветром, давшим ему возможность достичь более северных широт, где он мог рассчитывать на благоприятные ветры.

Шестого августа корвет обогнул южную оконечность острова Гавайи, чтобы пройти к западному берегу, где Фрейсине надеялся найти удобную и безопасную якорную стоянку. На море установился полный штиль, и к корвету устремились пироги, в которых сидели представители обоих полов, причем женщин было гораздо больше, чем мужчин, так как для местных красавиц заход корабля в бухту – большая удача. Но капитан, желавший соблюсти правила приличия, к чему его обязывало присутствие его собственной жены, запретил туземцам подниматься на борт.

Первое, что услышал Фрейсине, еще до того как «Урания» стала на якорь, было известие о смерти Камехамехи, могущественного создателя Гавайского государства. Король умер, и наследником стал его сын, молодой Рио-Рио, что, впрочем, было вполне естественно.

Поднялся легкий приятный ветерок, и капитан приказал двигаться на север, к заливу Какокуа. Он уже собирался скомандовать бросить якорь, когда показалась очень красивая пирога, в которой восседал правитель острова, принц Конакини, более известный под именем Джона Адамса, как его нарекли в детстве. Это был молодой гигант в возрасте двадцати семи – двадцати восьми лет, и его образованность очень удивила Фрейсине. Он осведомился, каким путем следовала «Урания»: вокруг мыса Горн или вокруг мыса Доброй Надежды. Конакини также с большой озабоченностью спрашивал, что слышно о Наполеоне, который, как ему было прекрасно известно, находился на острове Святой Елены.

Джон Адамс сообщил капитану «Урании» также о том, что молодой король покинул Куакакону, резиденцию своего отца, и разместился со двором в деревне Кохайхай. При восшествии на престол молодого монарха мир не был нарушен, но многие вожди заявили о своих претензиях на самостоятельность, поэтому приходилось опасаться, что в скором времени начнутся военные действия.

Фрейсине сошел на берег, нанес принцу ответный визит вежливости, потом они вместе навестили двух вдов Камехамехи, сестер Джона Адамса, а затем направились к верфям и мастерским покойного короля.

Четыре навеса были предназначены для того, чтобы сооружать под ними боевые пироги; под другими хранились европейские шлюпы. Далее шли навесы, под коими находились строительный лес, медные слитки, железные прутья и полосы, рыболовные сети, различные инструменты. Там же располагалась кузница, бондарная мастерская, короче говоря, то был настоящий склад. В ящиках, принадлежащих министру Краимокону, находились навигационные инструменты: секстанты, часы, термометры, компасы, барометры, хронометры – все в прекрасном состоянии.

Французы, однако, не были допущены на склады, где хранилось оружие, порох, спиртные напитки.

Десятого августа Фрейсине получил от короля любезное приглашение направиться в бухту Кохайхай, чтобы быть официально представленным ко двору.

Фрейсине приказал сниматься с якоря и под руководством опытного лоцмана прибыл в указанное место безо всяких приключений.

«Король ждал меня на берегу, – писал Фрейсине, – он был одет в английскую парадную форму капитана I ранга и стоял в окружении всех своих придворных. Несмотря на ужасающую бесплодность и засушливость этой части острова, вид причудливого сборища мужчин и женщин показался нам величественным и весьма живописным. Король стоял впереди, а его высшие офицеры держались на некотором расстоянии позади него; на одних были великолепные длинные плащи из красных и желтых перьев или из алого сукна, на других – гораздо более короткие плащи, типа пелерин, такого же цвета, но у них яркие полосы чередовались с полосами черного цвета; у некоторых на головах были шлемы.

Довольно большое число солдат, расставленных тут и там, придавали своими причудливыми и разношерстными «мундирами» еще большую живописность этому странному зрелищу».

Фрейсине обратился к монарху с просьбой о пополнении припасов, и молодой король пообещал, что в течение двух дней все желания капитана будут удовлетворены. Затем беседа в течение некоторого времени продолжалась, причем король проявлял свойственную дикарям быструю смену настроений, так как еще был не способен подчиняться строгим правилам этикета (чего, кстати, он требовал от своих придворных). Фрейсине же сохранял важный и невозмутимый вид все понимающего и все замечающего человека. Он слушал, иногда отвечал, был немногословен и в глубине души откровенно забавлялся. В общем, король Гавайев и французский капитан расстались совершенно очарованные друг другом после того, как в честь их знакомства был дан залп из ружей и пушек.

Некоторое время спустя офицеры «Урании» отправились с визитом к вдовам Камехамехи. Доктор Куа сделал следующую юмористическую зарисовку этого забавного и странного приема:

«Это было воистину странное зрелище, когда в тесном помещении мы увидели восемь или десять полуголых туш с человеческими формами, из которых самая меньшая весила, по крайней мере, триста фунтов; они лежали на земле, на животах. Не без труда нашли мы место, где могли бы, следуя обычаю, также лечь. Слуги постоянно держали в руках опахала из перьев и зажженные трубки, которые они поочередно вставляли вдовам во рты, а те делали несколько затяжек, а затем трубка перекочевывала по кругу. Легко себе представить, что наша беседа была не слишком оживленной, но прекрасные арбузы, поданные нам, оказались прелестным средством скоротать время и не томиться продолжительностью визита…»

А в это время первый министр молодого короля Рио-Рио, Краймокон, заметил на борту «Урании» корабельного священника, аббата де Келена, и был чрезвычайно поражен его одеянием. Как только он узнал, что это католический священник, так тотчас же выразил желание немедленно принять христианство и креститься. Его мать сподобилась благодати на смертном одре и крестилась. Она взяла с сына слово, что он при первой же возможности сделает то же самое. Аббат с радостью согласился, и было решено, что обряд крещения состоится на борту «Урании».