Текст книги "Приключения знаменитых первопроходцев. Океания"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 8

Маркиз де Бовуар. – Бро де Сен-Поль-Лиас.

Маркиз де Бовуар, без сомнения, является одним из самых замечательных рассказчиков, который сумел в увлекательной форме изложить свои впечатления от увиденного во время путешествий и сообщить читателю немало полезных фактов.

Молодой, богатый, сильный, выносливый, отличный спортсмен и стрелок, маркиз де Бовуар, которому в 1866 году было двадцать лет, с какой-то молодецкой удалью разгуливал по всему белому свету в компании молодого герцога Орлеанского и его гувернера, блестящего морского офицера в отставке.

Путешествуя, маркиз делал многочисленные записи, нет, вернее будет сказать, он писал, он творил. Его путевые заметки, облаченные в форму писем к родным, позже были собраны воедино и изданы. И по сей день они являются образцом литературы такого жанра. В этом блестящем, совершенном по форме, остроумном, чуть шутливом, даже озорном произведении, очень живом и очень умном, и, что самое главное, очень французском по своему духу, перед очарованным взором читателя проходят чередой люди и животные, сменяют друг друга пейзажи и картины нравов. Перед нами открываются неведомые горизонты, кипят невиданные страсти, разворачиваются странные события, появляются необычайные, загадочные типы, и все это чередуется с такой быстротой, что читатель испытывает одновременно и удовольствие от чтения, и непреодолимое желание совершить вместе с маркизом де Бовуар кругосветное путешествие всякий раз, когда открывает его книгу…

Сейчас нас занимает Океания. Остановимся на страницах книги, посвященных Яве, и последуем за маркизом на этот дивный остров. Лучшего гида нам не найти.

«Мы галопом проносимся по улицам старой части Батавии, построенной в очень нездоровом месте, на заболоченном морском побережье. Здесь есть только жилища туземцев и довольно большое количество ветхих строений контор торговых фирм, чьи крыши напоминают голландские дома, построенные в прошлые века. Эти древние мрачные постройки составляют разительный контраст с роскошной зеленью тропической растительности.

Но вот мы проезжаем по мосту и въезжаем в новый город. О, это какой-то сказочный сад! Зеленый рай! Настоящая феерия! Сказать по правде, в Батавии совсем нет улиц, а есть только величественные тенистые аллеи, обсаженные самыми прекрасными и самыми густыми деревьями, которые образуют нечто вроде арок и беседок, что в Европе мы можем видеть только на сцене Гранд-Опера[220]220
  Гранд-Опера («Большая опера» – фр.) – знаменитый оперный театр в Париже.


[Закрыть]. Жгучие лучи безжалостного солнца проникают под сей плотный покров только в некоторых местах и придают зелени чудесный золотистый отлив. Золотые отблески играют на пышных султанах кокосовых пальм, на длинных, вытянутых вверх ветвях каких-то деревьев, которые не назовешь иначе как «пылающими»[221]221
  «Пылающее» дерево (фр. flamboyante) – тропическое дерево Poincianaregia, которое отличается красивыми красно-оранжевыми цветами, ради которых культивируется в парковых хозяйствах.


[Закрыть], ибо они сплошь усеяны ярко-алыми цветами.

Солнечные блики играют на банановых гроздьях, на огромных листьях, длиной превышающих человеческий рост, на хлопковых деревьях, усыпанных плодами, напоминающими хлопья белейшего снега. А вот перед нами пальмы, которые здесь называют «счастьем путника», это неописуемо элегантные гигантские веера, из коих можно извлечь целый фонтан напитка, вкусом и цветом напоминающего молоко, стоит только воткнуть в толстый ствол свою трость. И наконец, мы видим позолоченные лучами солнца необъятные баньяны, с вершин которых спускаются тысячи лиан, чтобы пустить корни в землю и вновь вознестись к небесам, сплестись там в гирлянды и вновь спуститься вниз! Одно-единственное дерево представляет собой целый лес, оно опутано плотной завесой, настоящей сетью из листвы, переплетенных ветвей и цветов, сквозь которую проглядывают личики детишек. Эти малыши, разгуливающие по городу так, как бродили когда-то в Эдеме люди, то есть нагишом, раздвигают ручонками трепещущие под легким морским ветерком лианы и смотрят, как по глади каналов скользят пироги и пловцы.

Дело в том, что все эти беседки и арки тропического Вавилона[222]222
  Вавилон – город в Двуречье (в современном Ираке), один из центров цивилизации древнего мира, столица одноименного царства. Здесь упомянут в связи с легендой о знаменитых террасированных садах, украшавших город в VIII–VII веках до н. э. и прославленных под именем «висячих садов» царицы Семирамиды как одно из чудес античного мира. Развалины Вавилона находятся в 80 км южнее Багдада.


[Закрыть] высятся на тротуарах каналов, так называемых «арройо»[223]223
  Арройо – ручей (исп.).


[Закрыть], этих путей сообщения, которые непременно прорыли бы голландцы в память о своей родине, если бы малайцы не прорыли их раньше.

Вот нашим взорам открывается новый канал под сенью многоцветного полога. Мы двигаемся как бы против течения, и я не могу оторвать глаз от бесчисленного множества лодок, скользящих по его глади, от живописных групп смеющихся детишек, барахтающихся в грязи, от зарослей кувшинок и водяных лилий. Справа виднеются кофейные, мускатные и тамариндовые деревья, а в просветах между ними сверкает изумрудная зелень газонов. В глубине, словно сказочные видения, проплывают дворцы богачей европейцев с увитыми цветами верандами. Я видел лишь эти аллеи и эти роскошные виллы и думал, что нахожусь за городом, в цветущей долине, но вдруг совершенно неожиданно оказался в отеле «Нидерланды», который, как мне сказали, находится в самом центре Батавии. Итак, этот райский сад и есть город…»

После пейзажа, написанного кистью настоящего мастера, обратим наши взоры на картину нравов.

«Я писал письмо, и вдруг мое занятие было прервано какой-то дьявольской музыкой. Как оказалось, большую площадь пересекала свадебная процессия, шествие открывали две гигантские куклы, изображавшие мужчину и женщину. За ними следовали музыканты, извлекавшие настоящие громовые раскаты из шестидесяти барабанов, именуемых тамтамами. За музыкантами верхом на пони двигались разряженные молодые люди числом около сотни, все в саронгах, то есть в голубых или розовых юбках из шелка, со сверкающими украшениями в виде колье на шеях, со столь же блестящими перевязями поперек груди и с заткнутыми за пояс кинжалами в золотых ножнах (эти кинжалы называют здесь крисами). Молодой муж скромно забился в паланкин, который несли четверо мужчин. Молодожен был опоясан серебряным поясом, а лицо его было покрытом толстым слоем ярко-желтой краски, изготовленной из сока шафрана; точно так же были изукрашены его руки до локтей и ноги от стопы до икр. Следом за паланкином шли все члены его семьи, образуя довольно большую колонну. Счастливая супруга держится на почтительном расстоянии, но, кажется, бедняжку искупали в той же бочке с краской, что и ее будущего повелителя, причем прямо в роскошном платье. Право, никогда я не видел ничего более забавного и странного!

Решительно, яванцам нравится окрашивать все в ярко-желтый цвет во время бракосочетаний! Мы спросили у нашего гида, сколько лет главным действующим лицам этого празднества, и получили ответ, что ей одиннадцать, а ему четырнадцать! Этой юной паре двадцать пять лет на двоих! Но… так как мужчины здесь носят точно такие же юбки, как и женщины, и совершенно безбороды, то мы перепутали супругу и супруга и обнаружили нашу ошибку только после многократных объяснений Ак-Ну. Итак, я приношу мои извинения, ибо под паланкином находилась юная жена, а молодой супруг следовал за ней на почтительном расстоянии.

Я, как настоящий зевака, последовал за свадебным кортежем, точь-в-точь как уличные мальчишки в Париже следуют за тамбурмажором[224]224
  Тамбурмажор – главный полковой барабанщик в старой французской армии.


[Закрыть]. Более часа я наблюдал за этим невероятным, неописуемым сборищем и стал свидетелем церемонии, на описание которой ушел бы целый том, да еще далеко не все я бы смог объяснить. Но понемногу я стал замечать, что упорство, с коим я разглядывал присутствующих, заинтриговало яванцев и что я сам привлек к себе всеобщее внимание, так как участники церемонии вставали на цыпочки, чтобы рассмотреть меня, ибо ростом яванцы едва доходят европейцу до плеча. Потом я, правда, узнал, что ни один белый не опускается до того, чтобы смешаться с толпой яванцев. Среди белых в Батавии ходить пешком уже считается дурным тоном, передвигаться без зонтика почитается очень вредным для здоровья, без фонарщика – неприличным, а без высокомерного выражения на лице – полнейшим падением.

Когда однажды мы с французским резидентом вместе вышли из дому, я был очень удивлен тем, что впереди него в столь поздний час следует слуга с золотистым зонтиком. «Но это же наши эполеты, знак нашей власти и могущества. Разве вы не видели, что все мои коллеги поступают точно так же?» – сказал французский представитель.

Как выяснилось, чем больше этот символ власти, тем более высокий ранг имеет его обладатель. Зонтик моего спутника имел метр и восемьдесят сантиметров в диаметре и ручку высотой в два метра. Под ним можно было бы укрыться всей семьей, и он свидетельствует о том, что его обладатель стоит на самой высшей ступени общества. У его помощника на зонтике гораздо меньше позолоты, да и размером он поменьше. У простого контролера зонтик и вовсе без позолоты, а тени он дает столько, что ее едва хватает, чтобы скрыться от палящих лучей солнца. Что же касается младшего чиновника, или веданы, то я нисколько не удивлюсь, если ему полагается лишь ручка от зонтика.

Короче говоря, наш резидент в своем расшитом золотом мундире, с его шпагой и шляпой с перьями, в глазах яванцев является лишь простым смертным, но при наличии зонтика он становится могущественнейшим человеком, полубогом.

Яву нельзя назвать настоящей колонией, так как здесь нет белых колонистов, владеющих землей. Земля здесь объявлена собственностью правительства, которое распоряжается ею по своему собственному усмотрению при помощи специальных опытных и волевых чиновников. Как говорится, здесь правят железной рукой, но в замшевых перчатках.

Главной задачей властей является сокрытие того факта, что истинными хозяевами острова стали европейцы. Чужеземцы не правят здесь открыто, а всегда распоряжаются при непременном посредничестве представителей местного населения.

Малайцы по природе мягки, но очень горды, и у них сохраняется иллюзия того, что подчиняются они только своей знати. Европейцы как бы скрываются за спинами яванских принцев, хотя сами назначают их на высокие должности, выбирая наиболее угодного из множества равных по происхождению, что гарантирует их полнейшую покорность и даже утрату чувства собственного достоинства. Принцам воздают почести, как в древности. Колониальные власти также поддерживают престиж местной религии, что только упрочивает положение принцев, так как подданные почитают их божествами. Услуги местной власти очень хорошо оплачиваются, так что некоторые принцы получают до двухсот тысяч франков в год, что заставляет их усердно служить своим покровителям, чтобы у тех не возникло желания заменить их другими. В особенности принцы заинтересованы в том, чтобы урожай был как можно большим, ибо они получают определенную часть от всего собранного, что заставляет их всячески понукать и подгонять своих безропотных подданных.

Итак, колониальные власти создают себе определенную ширму в лице представителей местной аристократии, из которых мусульманские священнослужители, тоже крайне заинтересованные в получении своей десятины, творят настоящих идолов для простого народа. И все это делается для сохранения власти иностранцев. Такова политика колониальных властей.

Следует сказать, что во времена правления султанов только священнослужитель являлся собственником земли и только он обладал правом торговать с чужеземцами.

До 1872 года на Яве существовала следующая система земледелия: каждая семья должна была тщательно обрабатывать небольшую плантацию кофейных деревьев, числом до шестисот, и питомник, где выращивались саженцы для замены тех, на которые укажет контролер-европеец. Власти говорили людям, населяющим горные районы: «Точно так же, как когда-то только ваши повелители имели право вести торговлю, так и теперь вы будете продавать кофе только нам, колониальному правительству. И мы будем платить вам ту цену, которую установим сами». Так все и происходит: скупают кофе за гроши, а затем государство-торговец продает его в десятки, даже в сотни раз дороже в самой Голландии.

Что касается людей, населяющих равнины, то им чиновник, представитель завоевателей, говорит: «Там, где я построю сахароперерабатывающие заводы, вы должны будете выращивать сахарный тростник, а продавать его вы станете откупщику-европейцу по установленной мною цене».

Эти заморские владения являются неистощимым источником богатства для метрополии, то есть для Голландии. Все прекрасно организовано, и здесь в основном царят мир и спокойствие, за исключением, пожалуй, внутренних районов Суматры, хотя общая площадь этих колониальных владений не менее чем в пятьдесят раз превосходит площадь Нидерландского королевства.

Не стоит, однако, смотреть на туземцев, которых полностью подчинила себе горстка европейцев, как на дикарей. У них есть своя культура, религия, литература и история. Большинство местных жителей умеют читать и писать. Среди многих замечательных памятников, свидетельствующих о славном прошлом этого народа, особо выделяется храм Боробудур[225]225
  Боробудур (букв.: «холм-храм») – буддийское святилище на юге центральной части Явы; построен около 800–825 годов из крупных блоков андезита на склонах природного холма.


[Закрыть], сооруженный еще в VIII веке и являющийся самым величественным воплощением культа Будды на Яве».

Наш глубокоуважаемый соотечественник, господин Дезире Шарней, посетил Боробудур в 1878 году и дал одно из самых полных и интересных описаний этого произведения искусства.

Вот что он пишет:

«Боробудур возвышается на природном холме, который служит ему основанием, сам же храм является, собственно говоря, вершиной этого холма, обложенной со всех сторон огромными блоками камня. Это сооружение нельзя назвать строением в том смысле, как мы понимаем это слово, так как у него нет внутренних помещений. Сам храм представляет собой колоссальную массу искусно изукрашенных камней, расположенных в виде пяти уступов на склонах холма. Линии этого творения рук человеческих чрезвычайно причудливо изломаны, так как повсюду устроены ниши, где скрываются бесчисленные изваяния Будды. Вдоль уступов идут узкие дорожки с каменным же ограждением, нечто вроде галерей, а на стенах изумленный взор странника видит бесконечные барельефы, прекраснее которых нет ничего на свете.

На барельефах разворачивается история семьи будущего Будды. Мы видим его отца и мать, прекрасную королеву Майю, иначе именуемую Цветком Красоты и Цветком Добродетели. Есть здесь и барельеф, изображающий сцену, когда божество извещает Майю о том, что Великий Бодхисатва войдет в нее и получит новое воплощение в ребенке, который появится из ее чрева. Затем следует сцена предсказания судьбы будущего принца, который покинет дворец своего отца, а также отречется от величия, почестей, успехов и удовольствий, отречется от трона, чтобы в возрасте двадцати девяти лет облачиться в рубище отшельника и стать Шакьямуни, великим реформатором. Короче говоря, в тысяча шестьсот тридцати двух рельефах[226]226
  На галереях Боробудура высечено 1460 сюжетных и 1212 декоративных рельефов.


[Закрыть] отображена вся жизнь и все деяния Будды, где присутствуют двадцать пять тысяч персонажей. Они танцуют, разговаривают, поют и рассказывают нам историю чудесного воплощения божества, но не в гротескной форме, как мы это видим в некоторых храмах Индии. Нет, все эти фигуры живут своей особой жизнью, они великолепны и сделаны чрезвычайно искусно.

Уступы высятся один над другим, образуя усеченную пирамиду, на вершине которой находится площадка, где в ажурных ротондах располагаются статуи Будды размером в человеческий рост (во всем сооружении таких статуй ровно 555[227]227
  В нишах, террасах и в ажурных ступах находятся 504 статуи Будды.


[Закрыть]), а в центре возвышается огромная ротонда, где скрывается гигантская статуя Будды.

Все это сооружение имеет в основании 120 метров в длину, а в высоту – около 40 метров[228]228
  Более точные измерения дали следующие результаты: высота 31,5 м, длина основания 123 м.


[Закрыть]. С площадки, где находится большая ротонда, открывается изумительный, воистину волшебный вид, и ему можно было бы посвятить великое множество слов, выражающих безграничное восхищение. Чтобы вы получили представление о том, насколько велико это сооружение, скажу только, что все барельефы, если их вытянуть в одну линию, покрыли бы расстояние длиной более пяти километров.

День, что мы провели в Боробудуре, относится к числу самых незабываемых дней в моей жизни. Мы сделали там целую серию превосходных фотографий, а когда мы завершили изучение сего таинственного, чудесного места, то нашли прямо перед храмом, под сенью больших деревьев, прекрасно сервированный стол, замечательный обед и вдобавок ко всему восхитительные вина, которым мы с наслаждением воздали должное.

Спустилась ночь, и надо было уезжать. Но как добраться до города? Какая разница! Мы были в таком расположении духа, что готовы были выдержать любые испытания! Да что я говорю! Какие там испытания… Нам предстояло невероятное удовольствие, ибо погода стояла прекрасная, а дорога проходила по очень живописной местности и была нам хорошо известна. Весь небосклон был усеян сверкающими звездами. И мы отправились в путь.

Перед нашими взорами разворачивалась целая феерия: в воздухе носились тучи светлячков, так что повсюду то вспыхивали, то гасли мириады огоньков, и все вокруг, включая залитые водой рисовые поля, саму дорогу и растущие вдоль дороги пальмы, озарялось призрачным светом.

Мы оказались на большой дороге, где нам встречались молчаливые прохожие с непременными факелами в руках. Даже работая в поле, крестьяне не забывают принять меры предосторожности против коварных хищников – тигров. Но вот появилась луна, и в свете ее молочно-белых лучей нашим глазам открылись новые красоты природы. В город мы вернулись в полночь, захмелев от восхищения и умирая от усталости.

В Брамбанаме, куда мы прибыли на следующий день по железной дороге, мы увидели весьма впечатляющие руины храмов, имевших когда-то пирамидальную форму и весьма внушительные размеры, если судить по обломкам. Только один из этих храмов частично сохранился, и мы посетили четыре небольших сооружения, которые можно назвать часовнями. Они располагались по углам бывшего храма и были сориентированы на четыре стороны света. В них находились превосходно сохранившиеся изображения индийских божеств, среди них замечательные статуи Ганеши[229]229
  Ганеша (Ганапати) – сын верховного бога Шивы, один из самых поздних (по времени создания культа) богов индуистского пантеона; почитается как Устранитель Препятствий (Вигнешвара) и бог мудрости.


[Закрыть], бога мудрости, всегда якобы присутствующего на свадьбах и при главных событиях жизни, а также богини Лакшми[230]230
  Лакшми – жена Вишну, одного из верховных богов индуистского пантеона, богиня удачи.


[Закрыть].

Перед каждым идолом находится крохотная подземная комнатка, куда скрывался жрец, чтобы там совершить свои таинства.

Повсюду в окрестностях храмов валялись огромные плиты, обломки статуй, части искусно изукрашенных барельефов, а слева возвышалась эспланада, где должны были красоваться другие храмы или дворец священнослужителей. Развалины были в ужасном состоянии, что не позволяло судить об истинных размерах сооружения. Мы сделали вывод, что причиной подобных разрушений могло быть только землетрясение, ибо люди не взяли бы на себя труд сокрушить здесь все почти до основания.

После осмотра руин наш гид сделал вид, что собирается препроводить нас обратно на вокзал. Как? Неужели это все, что осталось от тысяч храмов, которые нам были обещаны? То ли по незнанию, то ли из лености, то ли по глупости, но яванец знаками дал нам понять, что это так и есть. Мы не захотели ему поверить и двинулись наугад в сторону от дороги. Нам повезло: чуть в глубине, прямо посреди полей, мы наткнулись на целую группу довольно хорошо сохранившихся храмов, образующих четырехугольник, по пять храмов с каждой стороны и с внушительным храмом в центре.

Мы отправились дальше и в пятистах метрах обнаружили огромную земляную насыпь, явно сотворенную руками людей, а на ней самый большой из виденных нами храмовый ансамбль с четырьмя воротами, охраняемыми какими-то фантастическими существами. Мы были поражены количеством храмов в этом комплексе, называемом Шанди-Шива: их здесь около трехсот. Они тоже образуют четырехугольник, а внутри него еще три аллеи. В центре же высится главный храм довольно внушительных размеров. Сами же маленькие храмы представляют собой очаровательные изящные павильоны длиной и шириной в три метра и высотой в семь-восемь метров, с многочисленными выступами и нишами, украшенными резьбой…

Из всех описаний, сделанных путешественниками, в которых они говорят об отсутствии всяческих затруднений во время экскурсий и о теплых, даже сердечных отношениях, существующих между яванцами и иностранцами, можно заключить, что находящаяся под властью голландцев Ява является одним из самых доступных и удобных для туристов островов Океании. Здесь нет иных опасностей для жизни путешественника, кроме нездорового климата в некоторых частях страны да крайне редко случающихся нападений диких зверей.

Не так обстоят дела на лежащем неподалеку от Явы большом острове Борнео[231]231
  Борнео – прежнее название острова Калимантан.


[Закрыть], где туземцы-даяки настроены гораздо более воинственно и относятся к белым во сто крат хуже, чем представители малайской расы, к коей относятся яванцы[232]232
  Яванцы относятся к той же самой индонезийской группе малайско-полинезийской семьи, что и даяки; в современной классификации народов даяки делятся на две крупные общности – «даяков суши» (клемантанов), широко распространенных почти по всему острову, и «морских даяков» (ибанов), живущих в центральной части Калимантана.


[Закрыть]. Даяки вовсе не являются выродившимся или отставшим в своем развитии племенем, как австралийские аборигены. По своему умственному развитию они намного превосходят представителей других цветных народов. Они очень умны, сообразительны, у них прекрасная память, и они очень восприимчивы к знаниям.

Но все эти прекрасные качества тотчас же теряют свое значение в наших глазах, как только мы узнаем о страшном обычае, распространенном среди даяков, ибо этот обычай может существовать лишь у самых мерзких, гнусных дикарей.

По причине распространенных среди даяков верований, а точнее – диких суеверий, происхождение которых нам совершенно неясно, все представители этого племени являются завзятыми и ужасно ловкими охотниками за головами. И занимаются они этим страшным делом по природной жестокости, по чудовищной любви к виду пролитой крови не для того, чтобы утолить отвратительное пристрастие к человеческой плоти, так как они вовсе не столь свирепы, как полинезийцы и папуасы, и вовсе не являются каннибалами и не предаются кровавым оргиям, столь дорогим сердцам других дикарей. Нет, даяки охотятся за головами своих жертв из чистой любви к искусству. Головы являются для даяков военными трофеями точно так же, как скальпы врагов – для индейцев.

Итак, когда какого-нибудь даяка обуревает желание обзавестись таким трофеем, он вооружается сарбаканом, страшным национальным оружием, при помощи которого он с поразительной точностью поражает цель отравленным дротиком, а также саблей, лезвие которой столь остро, что ею можно перерубать гвозди. Он устраивает засаду и подстерегает одиноких прохожих: мужчин, женщин, детей, иностранцев, соотечественников и даже жителей соседней деревни. Из своего убежища он пристально следит за дорогой, а затем убивает жертву дротиком и практически одним ударом отрубает ей голову. Тело несчастного остается на месте преступления, где его очень быстро либо пожирают хищники, либо до костей обгладывают гигантские муравьи. Что же касается головы, то даяк заботливо и с величайшими предосторожностями помещает ее в сосуд, сплетенный из жилок и волокон ротанговой пальмы, раскрашенный в яркие цвета и украшенный птичьими перьями, затем приносит в свой дом, построенный на сваях, и помещает у самого входа на острие воткнутого в пол копья.

Эти головы считаются у даяков военными трофеями и ценятся превыше всего. Их обрабатывают специальными составами для того, чтобы они сохранялись как можно дольше, а затем украшают, каждый на свой вкус и следуя своему воображению. С головы убитого сдирают кожу, удаляют язык, глаза и мозг, все мягкие части, и вновь обтягивают череп кожей, набитой хорошо просушенным хлопком. Затем на кожу наносят татуировку, инкрустируют ее тонкими пластинками свинца, вставляют в глазницы длинные спиралевидные раковины с заостренными концами. Когда работа бывает завершена, голову подвешивают под самой крышей дома. В некоторых жилищах под кровлей висят целые гирлянды этих жутких трофеев. Они раскачиваются при малейшем дуновении ветра, словно венецианские фонарики…

Представляется маловероятным, что сей странный и ужасный обычай исчезнет в скором времени, если только по каким-либо причинам, совершенно невероятным, не исчезнет весь этот народ или в умах даяков не произойдет полная смена идей, что нам кажется абсолютно невозможным.

Остров Борнео огромен, а леса его непроходимы. Голландцы захватили здесь лишь очень небольшой плацдарм, а англичане, как ни стараются, укрепились лишь в Сараваке[233]233
  Саравак – княжество на северо-западе острова Калимантан; ныне вошел в состав Малайзии.


[Закрыть]. Европейская цивилизация еще очень долго будет пробивать себе дорогу в этих огромных безлюдных пространствах. Борнео относится к числу районов, куда очень трудно проникнуть, хотя остров этот начинают понемногу изучать и осваивать, как отмечает путешественник Чарлз Бок, который первым после госпожи Иды Пфейфер довольно серьезно исследовал этот край.

Путешествие на Суматру Бро де Сен-Поль-Лиаса [234]234
  Бро де Сен-Поль-Лиас Мари-Франсуа Ксавье Жозеф Жан Оноре (1840–1914) – французский путешественник и экономист, в 1875–1876 годах путешествовал по Малайскому полуострову и Нидерландской Индии.


[Закрыть]

Покончив с эпохой сомнений и робких действий на ощупь в сфере колониальной политики, Франция сумела вовремя опомниться и, действуя методично, не только увеличила свои владения, но и обеспечила благосостояние многих людей, вырвав их из варварства, в коем они пребывали. Франция вновь обрела былую славу и встала во главе стран, несших свет культуры диким народам.

Но каких трудов это стоило! Какие опасности пришлось преодолеть для того, чтобы возродить великие традиции знаменитых в прошлом французских исследователей, которые, казалось, давно умерли из-за проявленного правителями неразумного небрежения и из-за полнейшего равнодушия граждан!

А какую стену недоброжелательства пришлось пробить, какую враждебность преодолеть, сколько снести насмешек! Пришлось действовать, несмотря на яростную ревность и низкие дрязги тех, кто хотел воспротивиться процветанию нашей страны.

Одним из самых достойных и бескорыстных представителей славной когорты тех, кто принял участие в этом колониальном крестовом походе и кто оплатил экспедиции из своих личных средств, несомненно, является Бро де Сен-Поль-Лиас, чьи подвиги в Океании получили достойное признание. Красноречивый оратор, прирожденный писатель, ярый сторонник идеи необходимости расширения территориальных владений Франции, он был убежден в своей правоте, словно апостол, и посвятил свою жизнь служению этой идее. Он отправился исследовать большие океанийские острова, которые властно притягивали его. Три раза он появлялся в местах, где климат бывает иногда губительным для европейцев, и не жалел ни своего времени, ни денег, ни здоровья.

В 1876–1877 годах он совершил свое первое путешествие на Суматру. В 1880–1881 годах он отправился туда же со специальной миссией, а именно в так называемую страну Ачех[235]235
  Ачех – бывшее самостоятельное княжество, а ныне – провинция на крайнем северо-западе Суматры, населенная ачинами (или аче), народом индонезийской группы.


[Закрыть], в то время с большим трудом усмиренную голландцами.

В 1883 году правительство Франции назначило Бро де Сен-Поль-Лиаса членом международного жюри на выставке колониальных товаров в Амстердаме, и в этом качестве он предпринял третье путешествие в Малезию и Индокитай. Он привез из этих тяжелых и опасных странствий около полудюжины томов записок, где чувствовался странноватый хмельной привкус, так называемый местный колорит. Очевидно, сам автор проникся духом этих мест и воспылал любовью к природе тропиков, которую он столь талантливо описывал. К тому же Бро де Сен-Поль-Лиас написал еще и чрезвычайно изысканный, тонкий, очаровательный роман, повествующий о жизни на островах Океании, под названием «Айора», под которым с удовольствием подписался бы такой признанный мастер, как Бернарден де Сен-Пьер[236]236
  Бернарден де Сен-Пьер Жак Анри (1737–1814) – французский писатель и путешественник, автор «Путешествия на Иль-де-Франс» (1773) и знаменитого романа о возвышенной любви «Поль и Виргиния» (1787), действие которого происходит на острове Маврикий.


[Закрыть].

Целью первого путешествия Бро де Сен-Поль-Лиаса было осуществление проекта, который в то время был опубликован и широко обсуждался во всех ведущих газетах Франции и большинства стран Европы. За этим диспутом с большим вниманием следили немцы и в результате почерпнули немало полезных идей. Ах, сколько прекрасных идей относительно развития колониальной системы было высказано французами со времен Дюплеикса![237]237
  Дюплеикс Жозеф Франсуа (1696–1763) – колониальный администратор, долгие годы служивший во Французской Индии.


[Закрыть] Но мы не сумели применить их на практике и извлечь выгоду, в то время как другие державы воспользовались ими и собрали богатый урожай вместо нас!

Господин де Сен-Поль-Лиас основал в 1876 году Общество колонистов-исследователей, ставившее перед собой задачу вести одновременно исследование и освоение новых земель, образовав плодотворный союз науки и коммерции.

В своей книге «От Франции до Суматры» знаменитый исследователь рассказывает о начале этого предприятия:

«В 1876 году мы основали на берегу реки Бедаге, в одном из самых удаленных районов провинции Дели на острове Суматра, первое поселение, которое должно было стать по нашему плану весьма процветающим хозяйством и опорной базой для дальнейших исследований.

Сначала мы отправились на Яву и получили разрешение колониальных властей на ведение хозяйственной деятельности. По прибытии на Суматру мы тотчас же решительно взялись за работу: наш агроном принялся закладывать табачную плантацию, а я занялся исследованиями. Должен сказать, что в то время я в основном занимался нашим обустройством на месте, а также устанавливал добрые отношения с местным населением. Голландские власти явно нам благоволили, потому что мы у них почти ничего не просили и заверили их в том, что сами позаботимся о нашей безопасности.

В самом начале наше поселение напоминало лагерь первопроходцев. Мы прибыли в Дели на пароходе; из Дели до устья реки морем мы добирались на малайском про[238]238
  Про, или прау (малайск. praw, proa) – малайская парусная лодка.


[Закрыть], а от устья реки до кампуна[239]239
  Кампун (индонез. kampung) – деревня, поселок.


[Закрыть] Бедаге – на сампане, большой китайской лодке. В кампуне мы наняли пирогу и поднялись на ней вверх по реке так далеко, как только это батакское[240]240
  Батаки – народ индонезийской группы, живущий на северо-западе Суматры.


[Закрыть] суденышко, выдолбленное из ствола дерева, смогло пройти. Мы сами управляли им на стремнинах, толкали его на отмелях, волочили по песку и несли на плечах, когда пороги преграждали нам путь. Затем, когда на лодке пройти дальше уже не представлялось возможным, мы пошли пешком до соломенной хижины, которую туземцы построили для нас заранее.

Затем, после нескольких дней отдыха, посвященных в основном ознакомлению с местностью, мы вновь двинулись в путь по самому чудесному девственному лесу, какой только можно себе представить. Мы шли по едва заметным тропинкам, протоптанным туземцами, переходили через ручьи по мосткам, зачастую состоявшим из одного-единственного бревна (иногда по необходимости мы сами валили дерево, чтобы преодолеть очередную водную преграду), иногда брели по колено в воде, а иногда продирались через густые заросли каких-то колючих растений, где даже приходилось прорубать проходы.

Все мы были хорошо вооружены. Впереди и позади отряда шли туземцы и китайцы с топорами и парангами[241]241
  Паранг – большой прямой нож, употребляемый главным образом для прорубания троп в джунглях; существует много разновидностей для специфических целей.


[Закрыть] в руках. Время от времени нам встречались следы огромных диких животных, чаще всего носорогов и слонов. Мы видели бесчисленное множество гиббонов, крупных черных обезьян. Они в ужасе разбегались при нашем появлении и оглашали лес своими громкими криками, напоминавшими собачий лай.

Наконец мы прибыли в место, которое оранг-туа, то есть почтенные старцы, указали нам как наиболее пригодное для выращивания табака. Гигантские деревья, произраставшие здесь, являлись наилучшим свидетельством плодородия почвы. После краткого предварительного осмотра наших будущих владений мы избрали небольшой холм неподалеку от берега реки в качестве места, где мы возведем наши жилища. Но сначала требовалось разбить лагерь, потому что мы уже были слишком далеко от построенной для нас хижины и возвращаться не имело смысла.