Текст книги "Борьба за жизнь"
Автор книги: Луи Анри Буссенар
Соавторы: Анри Мален
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
ГЛАВА 24
ПРЕДАННОСТЬ
– Лекарство! Лекарство! – Поль кричал таким голосом, что сбежались и каторжники и надзиратели.
– Говорю же, его не существует! – стучал от страха зубами Майпури.
– А я найду!
Поль бросился к надзирателю:
– Шеф, у вас есть нож?
– Да.
– Дайте! Быстрее, умоляю…
Надзиратель протянул небольшой складной ножик. Поль раскрыл его и вернулся к другу.
Змея, завершив свое черное дело, ослабила хватку, разжала челюсти и с быстротой молнии скользнула в траву. На месте укуса были видны две капельки крови. Поль вытер их рукавом и твердой рукой сделал на коже крестообразный разрез. Затем наклонился к ране, из которой сочилась кровь и какая-то желтоватая жидкость. Майпури понял героическое намерение друга.
– О нет, только не это! – вскричал он, отодвигая ногу, которая распухала на глазах. – Ты рискуешь жизнью, а такая старая калоша, как я, этого не стоит.
– Шеф, – Поль обеими руками схватил укушенную ногу, – прикажите ему стоять спокойно.
– Ты славный малый. – Надзиратель по имени Жаннé тоже был взволнован. Энергичный и добрый, он своей справедливостью и ровным характером снискал уважение каторжников. – Но должен предупредить, что у тебя девяносто процентов из ста умереть, не принеся никакой пользы товарищу.
– Все же попробую. Жозеф, лежи спокойно и слушайся. И так уже потеряли много времени.
Не медля ни секунды, Поль приложил губы к ране, втянул в себя кровь с ядом, выплюнул смертельную смесь и снова продолжил свою опасную работу.
Пока Поль занимался раной, надзиратель разорвал на полоски полотняную рубашку и перевязал ногу пострадавшего под коленом, чтобы остановить распространение яда. Затем снял свою форменную куртку и, свернув вчетверо, положил под голову распростертого на земле гиганта. Поль между тем продолжал высасывать яд. В заскорузлых душах окружавших каторжников возникло смутное чувство восхищения и жалости.
Кровь постепенно становилась жиже и краснее.
Надзиратель отвинтил пробку фляжки и протянул ее Полю:
– На, прополощи рот.
Поль сердечно поблагодарил и повиновался.
Майпури стал терять сознание. Поль попытался привести его в чувство, влив ему в рот чуть ли не полфляги. Но часть ужасного яда успела проникнуть в кровь, и пострадавшему на глазах становилось хуже.
С момента укуса прошло уже четверть часа, хотя Поль со своим спасительным маневром не потерял и двух минут. Было очевидно, что продолжать нет смысла, оставалось надеяться лишь на крепость организма и помощь врачей.
Быстро соорудили носилки, положили на них Майпури, и печальный кортеж [120]120
Кортеж – свита; процессия.
[Закрыть]тронулся в путь, в госпиталь.
Поль очень хотел остаться у изголовья больного, и доктор Шарле, наслышанный о его преданности старому каторжнику, добился разрешения.
После осмотра прогноз врача был удручающим.
– Его не вытащить, – тихо сказал Шарле сестре-монашке. – Все же попытаюсь. Если бы ты не применил этот опасный способ, дитя мое, – доктор восхищенно взглянул на Поля, – он бы умер по дороге.
– Вы спасете его, не правда ли, месье Шарле? – Голос Поля был нетверд. – Как он был добр ко мне и как помог, когда мне было плохо!
– Ты щедро расплатился, друг мой. Если он выживет, то только благодаря тебе.
Чтобы вывести больного из беспамятства, доктор ввел тонизирующее средство. Слабый, как ребенок, гигант едва дышал и чуть ощутимо сжимал руку Поля, не выпуская ее из своей. Лиловая вздувшаяся нога грозила лопнуть. Больной не чувствовал боли, но с каждым мгновением жизнь покидала его.
Появился местный священник и спросил, не хочет ли умирающий исповедаться.
– Спасибо, господин аббат, да… от всего сердца… Вы всегда были так добры… Проводите меня в дальний путь… мне будет легче…
Священник стал молиться, а доктор занялся подготовкой раствора для укола. Это новое лекарство в подобных случаях давало хороший эффект. Сделав укол, врач стал ждать результата.
Сестра принесла флакон с черноватыми зернами.
– Доктор, не разрешите ли дать больному одну дозу?
– A-а! Зерна калалулу!.. Я человек широких взглядов, если поможет, буду только рад.
Четыре часа спустя Майпури был все еще в глубокой коме, но дышал.
В шесть вечера сделали вторую инъекцию. В полночь – третий укол. В шесть утра у больного начались лихорадка и бред. Доктор продолжал инъекции тонизирующего, перемежая их с введением нового лекарства и эфира. По лицу и телу больного ручьями стекал пот. Так продолжалось три часа. Потом больной вдруг пришел в себя, открыл глаза и обвел взглядом врача, сестру и не отходившего от кровати Поля.
– Спасибо… всем… думаю… выкарабкаюсь… – Губы шевелились с трудом, но шевелились!
– Благодарите этого мужественного юношу, – сказал довольный доктор, – если бы не он, умерли бы на месте.
Майпури притянул к себе Поля и обхватил руками его голову.
– Со времени моего несчастья я никого не любил… – Слезы текли по щекам гиганта. – Ты спас мне жизнь… Теперь я твой друг, твой раб, твой пес…
Через три дня Майпури был вне опасности. Он ковылял по госпитальному саду, полной грудью вдыхал речной ветер, любовался щебечущими птицами, яркими цветами, наслаждался счастьем жить. Он был бесконечно благодарен врачу, священнику, сестре, надзирателю Жанне и благословлял Поля.
Узнав о поступке юноши, управляющий вызвал его к себе и тепло поздравил. Он не упускал молодого каторжника из виду с тех пор, как прочел его письмо и был поражен небывалым в преступном мире благородством чувств. Теперь чиновник воспользовался случаем, чтобы облегчить положение необычного заключенного. Полистав дело Поля, управляющий узнал, что тот был отличным механиком. Хорошие рабочие-специалисты в исправительных учреждениях – редкость, и Полю предложили работать в мастерских. Для молодого человека это было нежданным подарком. Он сразу понял важность и перспективность такой работы и с живейшей признательностью принял предложение. Поль тепло и с достоинством поблагодарил управляющего, произведя на последнего еще лучшее впечатление. Высокий чиновник рекомендовал юноше быть скромным, терпеливым, сдержанным и пообещал вскоре отправить его на поселение, даже скорее, чем он может предположить. Поль не счел уместным настаивать на своей невиновности. Зачем? Управляющий – только охранник, которому поручено наблюдать за исполнением приговора. Разумнее было промолчать. Решение его бесповоротно, он все равно убежит.
На следующий день Поль водворился в мастерских.
Он пользовался относительной свободой – освобождался от ужасных каторжных работ, должен был лишь присутствовать при вечерней и утренней поверке, непосредственно подчинялся только надзирателю-механику, начальнику мастерской, по имени Тимолеон.
Родом с Мартиники, Тимолеон был отличным механиком, но чрезвычайно ленивым, к тому же он слишком увлекался ромом. Он сразу понял, что новый рабочий для него находка. Трудолюбивый, искусный в самых тонких операциях, Поль сделался доверенным лицом главного механика. Тот передал ему все сложные и деликатные заказы. Поль никогда не бегал от работы, и начальник со спокойной душой предался своей небезобидной страсти.
В течение нескольких месяцев молодой рабочий разрабатывал смелый план побега. Конечно, нужно было дождаться полного выздоровления друга. Обычно раны от укусов ядовитых змей, которыми кишит Гвиана, сопровождаются плохо поддающимися лечению нарывами. Однако могучий организм гиганта брал свое. Майпури неплохо себя чувствовал и вел в госпитале привольную жизнь. Доктор Шарле и сестра Сен-Жан лечили его, а санитар Каддур баловал, доставая табак, а иногда и стаканчик. Выздоравливающий бродил на костылях по территории сада, с удовольствием растягивался под громадными деревьями, слушая, как над головой ручные туканы издают резкие крики, похожие на скрип колеса. Поль часто навещал друга. Тогда завязывались долгие беседы, в которых добрый Жозеф раскрывал свое сердце, а Поль, поглощенный мыслью о бегстве, оттачивал общую идею, взвешивал все возможности, не желая пускать на самотек даже мелочи.
Юноша каждый месяц писал Марьетте и также каждый месяц получал от нее длинное письмо. Радости не было границ, когда надзиратель вручал ему распечатанный конверт, откуда выскальзывало множество листков, сплошь заполненных убористым почерком его любимой. Она вкладывала в письма всю свою душу, все сердце, каждая строчка дышала нежностью. Марьетта описывала тысячи мелочей, которые и умиляли и нервировали Поля.
Марьетта писала о Даге, о Годри, о господине Отмоне, о многочисленных друзьях, веривших в его невиновность и пытавшихся чем-нибудь помочь. Рассказывала о жизни своих родителей, которые любили его как сына, погружалась в счастливые воспоминания детства… И в каждом письме говорила о своей любви, подбадривала, просила надеяться, обещала приехать скоро, очень скоро…
О, эти письма! В них был запах Франции, дыхание любви… Как он их целовал, перечитывал без конца с бьющимся сердцем, со слезами на глазах!
В письмах Марьетты звучала и тревожная нота – никто так и не знал, что стало с его отцом. Необъяснимое молчание и отсутствие Дени укрепляли Поля в подозрении о его виновности. В каждом своем послании юноша спрашивал об отце – не написал ли, не появлялся ли на улице Ванв или на работе? Марьетта ничего не знала. Поль тревожился – что художник и Мели делают? На какие новые низости она его толкает?
Поль отнюдь не поддерживал идею Марьетты приехать, напротив, всячески отговаривал. Он писал о трудностях и опасностях этого безумного предприятия, о климате, о грозящих европейцам болезнях; говорил, что они будут редко видеться, упоминал о материальных затруднениях. Юноша не смел рассказать в письме о своих планах побега, но пытался намекнуть, что его жизнь может в скором времени измениться.
Решив, что удалось отвратить невесту от ее намерения, Поль счел, что пришло время рассказать подробности плана Майпури. Уже девять месяцев истекли с тех пор, как невинный каторжник приехал в Сен-Лоран.
Придя однажды навестить друга, юноша с места в карьер спросил, по-прежнему ли Жозеф хочет бежать с ним из колонии. Тот выразил полную готовность.
– Так вот, – объявил Поль, – скоро уедем.
– Когда и куда?
– В Английскую Гвиану, через месяц.
– Месяц? Слишком скоро.
– Скажи лучше, слишком долго!
– Объясни свой план.
– Вот он.
ГЛАВА 25
НЕОЖИДАННЫЙ ПРИЕЗД
В колонии Сен-Лоран-дю-Марони имелся хорошенький паровой шлюп [121]121
Шлюп – паровое судно, было впервые построено в 1807 году в Северной Америке, носило название «Клермонт». Изобретатель и строитель – Фултон Роберт (1765–1815).
[Закрыть], предназначенный для речной навигации. Такие шлюпы использовались во всех французских колониях. Суда этого типа имели тоннаж [122]122
Тоннаж (точнее – водоизмещение) – количество воды, вытесненное плавающим судном, а следовательно, и вес самого судна.
[Закрыть]в пятнадцать тонн, двигатель в двадцать пять лошадиных сил, среднюю скорость от семи до восьми узлов [123]123
Узел – здесь: мера скорости судов; соответствует одной морской миле в час, или 1,852 км/час.
[Закрыть]в час и топку, приспособленную под дрова. Широкие, крепкие, с навесом из обитого жестью дерева, эти суденышки служили и для прогулок, и для перевозок.
В Сен-Лоране шлюп использовался для буксировки барж, перевозящих доставляемые многотоннажными судами грузы. Он утюжил Мар они от устья до Со-Эрмины, служил инспекции и речной полиции. На нем совершали приятные прогулки комендант и управляющий колонией. Отвечал за посудину надзиратель Ле Горн, в прошлом дипломированный рулевой, а механиком состоял надзиратель Тимолеон. Водил шлюп приписанный к мастерским заключенный.
Судно всегда привлекало внимание собиравшихся бежать каторжников. Увы! Во-первых, оно швартовалось в двух шагах от поста морской пехоты, под постоянным наблюдением часовых и надзирателей. А во-вторых, было привязано к металлическому кольцу металлической же цепью, замкнутой большим стальным замком. Но и это еще не все. Цепь ведь можно перепилить, а замок вскрыть. Поэтому администрация принимала особые меры – когда шлюп возвращался из рейса и топку гасили, надзиратель собственным ключом отвинчивал болты, вынимал и уносил золотник [124]124
Золотник – переключатель пара в цилиндр, связанный через шток с передаточным механизмом поршня в паровой машине. (Примеч. перев.)
[Закрыть], важнейшую часть парового механизма. Золотник вручался управляющему, который хранил его в надежном месте. При подготовке судна к рейсу управляющий передавал золотник надзирателю-механику, тот сам ставил деталь на место и потом уже не покидал судно. Лишенное главного своего «органа», судно становилось совершенно беспомощным и бесполезным для беглецов.
Майпури знал эти хитрости. Поэтому он был поражен, когда Поль заявил, что они убегут в Английскую Гвиану на шлюпе.
– Ну, малыш, ты просто бредишь, – воскликнул Жозеф.
– Дай объяснить. План беспроигрышный, увидишь сам, – возразил Поль.
– Ладно, рассказывай, – снисходительно улыбнулся 883-й.
– Я уже два месяца работаю у главного механика, – начал Поль. – Накануне рейса группа заключенных приносит на борт дрова для растопки.
– Прекрасно, что из этого?
– Не перебивай! За полтора часа до отплытия надзиратель Тимолеон, как всегда нагрузившись ромом, посылает механика разжечь топку и запустить паровую машину. Когда он придет ставить золотник, все должно быть на ходу.
– Ага, уже ближе к делу. А что это за чертов золотник, о котором так много говорят и таскают с места на место?
– Трудно объяснить. Золотник – сердце машины, его можно сравнить с сердцем человека. Сердце гонит кровь и регулирует ее поток при помощи клапанов. Золотник дозирует и распределяет пар. Он пульсирует, ритм его то замедляется, то ускоряется по мере поступления пара. Эта маленькая деталь – самая главная, без нее паровая машина – куча железного лома.
– Теперь ясно, почему о нем так заботятся! Но раз этот чертов золотник прячут у управляющего, машиной воспользоваться невозможно!
– А что мне мешает сделать еще один, в мастерской, потихоньку?
– Тебе?!
– Я делал более сложные вещи.
– Потребуется много времени?
– Примерно месяц.
– Твой золотник будет работать как настоящий?
– Абсолютно так же. Сделаю и ключ, чтобы открыть коробку. Тимолеон оставляет меня одного растапливать машину. Я поставлю новый золотник, машина заработает, и я натяну нос часовым и всему миру.
– Начнут стрелять.
– Промахнутся! Подхвачу тебя в условленном месте – и в путь, в Английскую Гвиану!
– Да-a, может удаться… Впрочем, я возражал из-за тебя, сам-то не раз бегал. Очень уж худо, когда поймают – военный совет, каторга пожизненно, двойные цепи… Мне-то не впервой, а вот ты… Ладно, если сделаешь золотник, двадцать процентов за успех. Пробуем!
Заручившись согласием друга и уверенный в своих силах, Поль принялся за работу.
Надзиратель Тимолеон в блаженном состоянии ничегонеделания, подкрепленном хорошими порциями рома, почти не заходил в мастерскую. Однако затруднения возникли с самого начала. Если можно было не бояться надзирателя, то следовало опасаться проницательных взглядов сотоварищей, которые по форме куска железа в руках Поля могли о многом догадаться. Чтобы посвятить своей работе несколько минут, Поль пускался на хитрости. Заметив направленный на него взгляд, прятал деталь и два дня к ней не прикасался. Уходили недели. Кроме того, ему предстояло решить очень сложные проблемы. У него не было модели. Понадобились вся энергия, знания, практическая сметка юного умельца, чтобы решить задачу. Зная тип машины, он рассчитал объем и сопротивление всех ее частей, нашел общие формулы. Идя от известного к неизвестному, путем сложных математических построений вычислил конфигурацию, размер и объем детали. Изготовил деревянную модель и только потом принялся за металлический «чистовой» вариант. Это заняло три недели. Срок, назначенный им самим, явно был недостаточен. Поль нервничал.
– Подождем еще месяц, – спокойно говорил Майпури. – Не стоит торопиться. Лучше принять все меры предосторожности.
Поль едва не впал в отчаяние. Несмотря на проявленные им чудеса мастерства и изобретательности, требовалось еще не меньше сорока дней!
Но однажды юноша сказал другу дрожащим голосом:
– Готово. Будет работать как часы. Я его спрятал в надежном месте. При первом же рейсе пробуем. Ох, дружище, как подумаю, что через несколько дней будем на свободе… далеко от этого ада…
Майпури тоже исполнился энтузиазма.
– Уйдем вместе… Какое счастье! Уже пятнадцать лет тяну эту лямку, а сколько еще впереди!.. Окажемся на свободе, поведу тебя на золотоносный участок. Там зарыто много денег! Станешь богатым, а мне больше ничего и не надо.
Чтобы воплотить дерзкий план, нужно было ждать следующего рейса шлюпа.
Против обыкновения, суденышко целую неделю было на приколе. Поль не находил себе места. Сам Майпури, изменив обычному хладнокровию, считал часы и дни. Наконец Тимолеон приказал Полю вычистить машину снизу доверху, предупредив, что судну через два дня предстоит суточное плавание в Натт и Ману.
– Послезавтра уходим, – объявил счастливый Поль, устраиваясь удобнее в гамаке.
– Значит, завтра ночью я не должен быть в казарме, – озабоченно ответил Майпури.
– Верно. Будешь ждать в устье ручья Бюффель. Я свистну.
Был вечер пятницы, путешествие, следовательно, намечалось на воскресенье.
В субботу прибыла почта из Франции. Поль получил письмо от Марьетты. Против обыкновения, оно было очень коротким, но, читая его, юноша побледнел, сердце его отчаянно забилось. Было время дневной еды. Не думая о наказании, Поль бросился на поиски гиганта.
При виде взбудораженного друга Жозеф-Майпури воскликнул:
– Какая-то авария! Не едем, верно? Не нужно так расстраиваться, вечно что-нибудь случается… Отложим…
– Ах, ты не знаешь!
– Нет, но хочу знать. – Майпури скатывал в комочки муку, добавляя в них волокна сушеной трески, как это делают негры.
– Так вот! Марьетта сообщает, что будет здесь со следующим кораблем, привозящим почту. Сейчас она уже, наверное, в пути…
Майпури словно подбросила пружина. Не заметив, что уронил миску со своей скудной пищей, он закричал:
– Вот так тáк! Малышка это сделала! Замечательно… Ее поступок делает честь всем женщинам. Ты гляди, среди них попадаются и достойные! Как она тебя любит! Великое сердце! Девочка заслуживает твоей любви…
– Так что же делать?
– Ясно, что, как только малышка будет здесь, уедем все втроем: ты, твоя невеста и твой верный Майпури!
ГЛАВА 26
ГЕРОИЗМ НЕВЕСТЫ
Отправляясь в Гвиану, Марьетта одна лишь знала, что ей пришлось преодолеть.
Сразу после суда девушка заявила родителям и друзьям, что поедет к жениху. Некоторые ее поддерживали, но большинство отговаривали. Марьетта не слушала ни тех, ни других. Она твердо решила претерпеть все невзгоды, но соединиться с безвинно осужденным юношей, которого так любила. Главной заботой стали деньги, их требовалось много. Помощи ждать не приходилось, поэтому девушка решила копить. Пришлось жестко экономить, лишить себя не только развлечений и нарядов, но нередко и необходимого. Марьетта очень жалела, что не может экономить на еде – она питалась вместе с Годри. Но это было великое благо, иначе она перешла бы на хлеб и воду и совсем бы обессилела.
Мадам Годри давала ей работу, за которую щедро расплачивалась. И Марьетта ночи напролет проводила за шитьем, а отложенные деньги относила в сберегательную кассу, где эти бедные су накапливались в необходимую сумму. Марьетта разузнала, сколько стоит проезд от Сен-Назера [125]125
Сен-Назер – город в устье реки Луары, впадающей в Бискайский залив; порт обслуживает город Нант, откуда отправляются корабли атлантических рейсов.
[Закрыть]до Кайенны – четыреста франков самый низкий класс, для бедных. Кроме того, нужно было заплатить за билет от Парижа до Сен-Назера и иметь с собой сто франков на непредвиденные расходы. Набегала немалая сумма, но девушка была уверена, что скопит ее.
Напрасно восставал старый Биду, пытаясь своей родительской властью помешать дочери. Напрасно Годри, и Даге, и сам господин Отмон старались ее урезонить, ничто не помогало. Единственным результатом было то, что Марьетта замкнулась. Раньше она только и говорила, что об отъезде, теперь же перестала. Молчание дочери еще больше обеспокоило отца, он попросил Годри наблюдать за нею и помешать исполнить то, что он называл ее idée fixe [126]126
Навязчивая мысль (фр.).
[Закрыть]. Между тем стан сочувствовавших безумной затее рос, со всех сторон слышались разговоры о храброй и мужественной девушке, ею восхищались, и даже отец в глубине души гордился дочерью. Посторонние люди проявляли доброжелательное любопытство к «такой стойкой в своем несчастье малышке».
По мере того как увеличивались денежные запасы, Марьетта готовилась, собирала сведения о длительности переезда, маршруте, количестве остановок. Она узнала, что судно отправлялось каждый месяц, девятого числа, из Сен-Назера, остановки были в Гваделупе [127]127
Гваделупа – французский остров в Вест-Индии (общее название островов Атлантического океана между материками Северная и Южная Америка).
[Закрыть]и на Мартинике [128]128
Мартиника – принадлежащий Франции остров в Вест-Индии.
[Закрыть]. После двухнедельного путешествия этот пароход шел от Фор-де-Франса [129]129
Фор-де-Франс – административный центр и порт острова Мартиника.
[Закрыть]в Колон [130]130
Колон– город в Панаме, порт в Карибском море, у входа в Панамский канал, соединяющий Атлантический и Тихий океаны (открыт для движения в 1920 г.).
[Закрыть], а пассажирам приходилось пересаживаться на другой, идущий в Кайенну, с остановками в Сент-Люсия [131]131
Сент-Люсия – остров в Вест-Индии, принадлежавший Великобритании. Здесь расположен порт Кастрис.
[Закрыть], на острове Тринидад [132]132
Тринидад– остров в Вест-Индии, у побережья Южной Америки.
[Закрыть], в Демераре [133]133
Демерара – район страны Гайана, вблизи атлантического побережья, освоен в связи с разработкой залежей алюминиевых руд – бокситов.
[Закрыть]и Суринаме.
Всего переезд занимал двадцать один день.
Марьетта помнила все подробности вплоть до цены железнодорожного билета до Сен-Назера – один франк девяносто сантимов в третьем классе. Девушка по карте выучила маршрут, прочла о Гвиане все, что смогла найти, знала о климате страны, ее географию, обычаи и что она производит.
Наконец пятьсот с лишним франков были собраны.
Теперь самым сложным было обмануть бдительность Годри и уехать. Это ей удалось.
Обычно, когда Биду зимовали в Париже на Сене, Марьетта проводила время от времени день или два на шаланде, как ей позволяла работа.
В тот раз шаланда заняла свое место у набережной в начале октября. На следующий день Марьетта попросила мадам Годри разрешить ей пробыть у родителей два дня. Мадам Годри разрешила, но сказала, что в воскресенье нужно обязательно вернуться, потому что привезли ткань и в понедельник с утра надо браться за свадебный наряд. Таким образом, девушка должна была отправиться к родителям в пятницу и вернуться в воскресенье к вечеру. Воскресенье приходилось на девятое число, день отплытия трансатлантического [134]134
Трансатлантический – здесь: проходящий с одного берега Атлантического океана на противоположный.
[Закрыть]корабля, и Марьетта не случайно выбрала момент поездки в гости. Она намеревалась переночевать в пятницу на шаланде, провести там всю субботу, объявить родителям, что мадам Годри ждет ее в тот же вечер, и уехать с девятичасовым поездом с Сен-Лазарского вокзала [135]135
Сен-Лазарский вокзал – один из трех главных вокзалов в Париже, в самом центре города.
[Закрыть]в Сен-Назер. Пока родители думают, что она у Годри, а те полагают, что она на шаланде, беглянка сможет без осложнений прибыть в Сен-Назер в воскресенье утром и погрузиться на «Сен-Жермен», отплывавший в 8 часов 45 минут.
Марьетта была уверена в успехе. Она взяла из кассы деньги и собрала маленький сверток с необходимыми вещами.
С волнением девушка покинула в пятницу дом Годри, которые просили передать Биду самые теплые приветы. Марьетта взяла пакет, объяснив, что несет матери кое-какие вещи, поцеловала мадам Годри, пожала руку месье Годри и обежала взглядом скромное жилище, где были так добры к ней и куда, возможно, она никогда не вернется. На улице девушка поравнялась с домом господина Отмона. Патрон любил ее Поля… Ах, если бы только можно было сказать им всем, что она едет к Полю! Сколько посылок надавали бы ей для него! Сколько приветов!
Приехав к родителям, Марьетта не сказала, что свободна до вечера воскресенья, напротив, заявила, что должна вернуться на следующий день в семь часов.
На шаланде сохранилась ее кровать, навевавшая детские сны под шорох волн и потрескивание старой посудины. В эту ночь девушка не могла уснуть, вся во власти противоречивых чувств. В душе перемешались тревога за успех ее предприятия, страх перед неизвестностью, жалость к родителям, огорчение, что не может с ними проститься, и счастье при мысли, что через месяц она увидит Поля. Все это бродило у нее в голове и не давало успокоиться.
Утром Марьетта старалась сохранять обычный вид, казаться естественной, но это не совсем удавалось. Девушка была необычно молчалива. Ей хотелось слишком многое сказать, и она боялась проговориться. Скорая разлука с родителями надрывала душу.
«Дорогие мои, – думала Марьетта, – если бы вы знали, что через несколько часов я вас покину и, быть может, навсегда! Если бы ведали, каким опасностям я буду подвергаться…»
Душевная боль была столь остра, что замирало сердце. Она не могла есть, и, когда ужин закончился, две крупные слезы невольно поползли по ее бледным щекам.
– Что с тобой, моя девочка? – обеспокоилась мать.
– Ты плачешь? – удивился Биду. – Почему?
Марьетта разрыдалась. Слезы сняли напряжение, и она смогла сказать, что очень тоскует по Полю.
– Как подумаю, что увидела его именно здесь, когда папа Дени вытащил его из воды, у меня разрывается сердце, – объяснила она свою печаль.
– Надо же было Дени спасти ребенка, чтобы потом погубить! – пробурчал Биду.
Трогательная сцена рождественского вечера вновь предстала перед глазами Марьетты, и ей действительно стало еще грустнее. Старики отнесли ее слезы на счет воспоминаний и принялись утешать.
– Дитя мое, – говорил старый моряк, – папа Дени вскоре найдется. Если он виноват во всей этой истории, наш бедный Поль вернется. Надо ждать!
Желая отвратить ее мысли от поездки, которой так боялся, Биду добавил:
– Черт! Если бы это не было так далеко, можно было бы поехать к нему туда, может, даже устроиться там… Но это невозможно, такое путешествие очень опасно, в этой чертовой стране куча болезней, ты их просто не перенесешь!
Добряк Биду, не подозревая об этом, сыпал соль на раны своей дочери!
Наконец Марьетта поднялась и взяла свой сверток, объяснив матери, что по дороге должна занести работу.
Было около шести часов вечера. Заливаясь слезами, девушка расцеловала родителей и покинула шаланду. С набережной сквозь опустившийся туман в последний раз помахала рукой и стала подниматься по каменной лестнице. Потом снова обернулась на шаланду. Контуры старой баржи расплылись и превратились в силуэт громадного судна, плывущего туда, за горизонт, где страдал ее любимый.
У девушки в запасе было три часа. Ей казалось, что она уже на пути в Сен-Лоран, она думала о том, что совсем одна перед таким испытанием. Марьетта пошла пешком, пересекла площадь Карусель, прошла улицу Оперы, затем улицу Обер и улицу Комартен. При виде церкви Святого Людовика [136]136
Святой Людовик – французский король Людовик IX (1215–1270), на престоле с 1226 года. Участвовал в религиозных походах, расширил границы государства, составил свод законов.
[Закрыть]ей пришла мысль зайти помолиться, чтобы Господь не оставил ее и покровительствовал до конца опасного путешествия. Марьетта редко ходила в церковь – не было времени, но по большим праздникам иногда она посещала мессу. Девушка вошла в храм. Он был роскошен. В этом районе Парижа жили богатые прихожане. Сначала она оробела, показалась себе слишком бедно одетой, подумалось, что в маленькой церквушке их квартала Бог скорее бы услышал. Но она забыла сходить гуда накануне и теперь испытывала угрызения совести. Шаги гулко отдавались в тишине огромного здания. Марьетта не захотела идти дальше и преклонила колени недалеко от двери. Свой сверточек она положила рядом. Сначала молитва не получалась. Ей словно нечего было сказать Богу, она не знала, как к нему подступиться. Без всяких мыслей девушка погрузилась в свое горе. Ее бедное сердце раскрылось, из глаз хлынули обильные слезы. Понемногу из глубины памяти всплыли отрывки молитв, которым в детстве учила мать. Она стала их повторять, и постепенно с ее губ полились горячие слова:
– Боже, сделай так, чтобы со мной ничего не случилось… сделай так, чтобы я нашла моего любимого, чтобы признали его невиновность и мы соединили наши жизни…
Охвативший Марьетту молитвенный порыв удивил ее саму. Никогда прежде она такого не чувствовала. Но тут же пришел и страх – ведь уже много лет девушка не думала о Боге, и вдруг теперь, когда она обратилась к нему, он не услышит? Голова закружилась, как на краю бездны. Представилось, что постигшее ее несчастье – наказание за грехи… Страх усилился, и терзаемая им душа принялась умолять:
– Боже! Я отдалилась от Тебя, часто о Тебе забывала и недостойна Твоей милости… Сжалься надо мной, прости меня, ведь Ты добр и милосерден! Я никому не причинила зла. Не оставляй меня, я совсем одна и нуждаюсь в защите…
Марьетта долго еще молилась, не замечая, что уже стемнело. Внезапно она осознала, что поздно, и испугалась. Ведь ее поезд был последним перед единственным в месяц пакетботом [137]137
Пакетбот – устарелое название почтово-пассажирского судна.
[Закрыть]. Марьетта поспешила на вокзал.
Через четверть часа девушка сидела в купе. Все пассажиры поезда ехали либо на Антильские острова, либо в Панаму [138]138
Панама – государство в Центральной Америке.
[Закрыть], либо в Гвиану.
В купе третьего класса, кроме Марьетты, находились еще четыре человека. Среди них была одна мулатка, вид которой поразил юную путешественницу, ей сразу представилась страна, куда она направлялась.
Мулатка была полной женщиной примерно тридцати пяти лет, со светло-шоколадной кожей. Великолепные зубы оттеняли яркость полных губ, складывавшихся в добрую улыбку. Широкий нос, бронзовый отсвет на лбу и щеках, сияющие, как черные алмазы, глаза и пышные волосы под кокетливой наколкой притягивали взгляд Марьетты. От женщины веяло добротой и сердечностью. Она вела негромкую беседу с соседом, цветным лакеем в ливрее. Они разговаривали на каком-то очень мягком наречии, которого девушка почти не понимала. Мулатка с видимым удовольствием курила маленькую беленькую трубочку с тонким мундштуком и время от времени сплевывала, как заправский курильщик.
Показывая в широкой улыбке белые зубы, женщина воскликнула:
– О, я очень рада вернуться и вновь увидеть мою страну!
Из разговора, ведшегося наполовину на креольском, наполовину на плохом французском, Марьетта узнала, что мулатка была кормилицей у детей одного офицера высокого звания из морского комиссариата, бывшего ранее большим начальником в Кайенне. Его недавно назначили губернатором Французской Гвианы, и теперь он ехал с семьей к месту назначения.
Господин Кордье (так звали чиновника) находился с женой и двумя дочерьми в купе первого класса, а лакей Цезарь и мулатка Полина – в вагоне Марьетты. Полина лучилась радостью и с нежностью говорила о своей стране. Там все прекрасно, много цветов, роскошной зелени, солнца! Ни холода, ни снега, о, ничего такого нет! Никаких длинных домов с толпами людей, никаких лестниц, где можно сломать ноги, ни стекол в окнах… Всюду гуляет свежий ветер! А сколько вкусных вещей! Ананасы, манго, бананы, лимоны… много сортов рыбы и дичи. Полина сыпала названиями, у нее слюнки текли от приятных воспоминаний. В разговор вступили двое других пассажиров. Марьетта одна хранила молчание, смотрела, слушала… Ей было грустно, на глазах время от времени закипали слезы. Поезд мчался, и вагон слегка раскачивался, старая жизнь осталась позади, а будущее… В какой-то момент слезы полились столь обильно, что все обратили внимание.
– У вас горе? – спросила Полина. В ее нежном музыкальном голосе было столько участия! – Далеко едете? Что с вами? Скажите, мадемуазель…
Марьетта ответила, что едет повидать кое-кого в Кайенне и что она совсем одна. Больше от нее ничего не могли добиться.
Прошло несколько часов. Когда проехали Мане, мулатка открыла корзину и устроилась вместе с лакеем поужинать, запивая аппетитную еду добрым вином. Остальные последовали их примеру. Одной Марьетте нечего было поесть, она ничего не взяла, даже не подумала об этом. Мулатка протянула девушке крылышко цыпленка с большим куском хлеба.