Текст книги "Философские трактаты"
Автор книги: Луций Анней Сенека
Жанры:
Античная литература
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 38 страниц)
1. Итак, это создание Провидения не менее прочих заслуживает восхищения. Можно привести не одну причину, в силу которой Провидению следовало изобрести ветры и разместить их по разным сторонам света. Во-первых, ветры не дают застаиваться воздуху и, постоянно гоняя его из стороны в сторону, делают его бодрящим и живительным для всех, кто им дышит.
2. Во-вторых, ветры приводят на землю дожди и в то же время не дают им лить слишком долго, то пригоняя, то угоняя тучи так, чтобы осадки равномерно распределялись по всему земному шару. В Италию дожди приносит Австр, в Африку – Аквилон. Этесии у нас разгоняют облака, а в Индии и Эфиопии те же этесии[446]446
Мы зовем сезонные ветры (этесии) в Индии пассатами.
[Закрыть] сопровождаются беспрерывными дождями.
3. Стоит ли напоминать, что без ветра, отвевающего шелуху и негодные примеси от доброго зерна, нельзя было бы собрать урожай? Да и ростки гонит вверх тот же ветер; он освобождает наливающиеся зерна, разрывая окутывающие их оболочки, которые землевладельцы зовут фолликулами.
4. Стоит ли говорить о том, что благодаря ветру стала возможной торговля между всеми народами и связь между племенами из самых разных мест?[447]447
Имеются в виду парусные суда.
[Закрыть] Великое благодеяние природы, если бы только человеческое безумие не обратило его себе во вред! А так о ветре можно сказать то же, что все в свое время говорили о старшем Цезаре, а Тит Ливий записал: не знаю, что было бы лучше для государства – чтобы он родился или не родился. В самом деле, все то полезное и необходимое, что делает для людей ветер, не может перевесить того, что изобретает свихнувшееся человечество с помощью ветра себе на погибель.
5. Однако если некая вещь приносит вред по вине дурно употребляющих ее, из этого отнюдь не следует, что она дурна по своей природе. Ибо провидение и бог, устроитель мира, не для того позволили ветрам вечно тревожить воздух, погоняя его со всех сторон и не давая ему застаиваться и загрязняться, чтобы мы снаряжали флотилии, полные вооруженных солдат, для захвата водного пространства и преследовали врага на море или за морем.
6. Какое безумие не дает нам покоя и гонит нас друг против друга на обоюдную гибель? В поисках войны мы подставляем паруса ветру, подвергая себя одной опасности ради того, чтобы обрести другую. Мы испытываем неверную судьбу, на себе узнаем мощь бури, которую не дано победить человеческому усилию, обрекаем себя на смерть без надежды погребения.
7. Даже мира не стоило бы искать такой ценой; а мы, если удастся нам избежать подводных скал и мелей, спастись от поднятых бурей водяных гор, с вершины которых бросается на моряков бешеный ветер, пережить окутанные туманом дни, жуткие ненастные ночи с раскатами грома и крушение соседних кораблей в волнах водоворота, – чего достигнем мы ценой таких страданий и страхов? Какая гавань примет нас, измученных столькими бедствиями? Что ждет нас? – Война. Неприятель, которого уже видно на берегу. Народы, которые предстоит перебить и которые возьмут с собой немалую часть победителей. Древние города в пламени пожаров.
8. Чего ради мы заставляем целые народы браться за оружие? Зачем набираем войска, которым придется идти в атаку среди волн? Зачем не даем покоя морям? Видно, земля недостаточно быстро поглощает наших мертвых; видно, судьба нас слишком балует; видно, тела нам даны чересчур прочные, здоровье слишком завидное; видно, не косит нас ни болезнь, ни несчастье, и каждому дано безмятежно проживать все свои годы вплоть до глубокой старости! Так ринемся же скорей в морские пучины и призовем на наши головы забывший о нас рок!
9. Несчастные! Что вы гоняетесь за смертью? – Ее и так повсюду в избытке. Она заберет вас и из постели. Но пусть заберет вас невинными! Она настигнет вас и в собственном вашем доме. Но пусть настигнет вас не замышляющими зла! Ведь всякому видно, что это чистое умопомешательство, когда люди становятся опасны для всего окружающего, нападают на незнакомых; в беспричинной ярости крушат все, что попадается на пути; как дикие звери убивают тех, кого не ненавидели. Да что звери – те кусаются из мести или от голода. А мы ради чего поднимаем руку, не щадя ни своей, ни чужой крови? Ради чего мы спускаем на воду корабли, доверяясь пучине? Ради чего молим о попутном ветре как о счастье? В чем наше счастье? – Попасть на войну.
10. Куда завело нас наше помрачение? Мало уже бесчинствовать в пределах знакомого мира. И вот тупоголовый царь персов переправляет в Грецию свои войска, которых хватит, чтобы всю ее заполнить, но мало, чтобы победить. И Александр стремится пройти дальше Бактрии и Индии, посмотреть, что находится за Великим морем, негодуя от мысли, что и для него может быть последний предел. Так и Красса алчность предаст в руки парфян; он не вздрогнет от проклятий трибуна, зовущего его назад, не испугается ни бескрайнего бурного моря, ни зловещих молний у Евфрата, ни явной неблагосклонности богов; путь к золоту лежит наперекор божескому и человеческому гневу.
11. Так что, пожалуй, не ошибется тот, кто скажет, что природа обошлась бы с нами гораздо лучше, если бы вовсе запретила ветрам дуть и заставила бы каждого сидеть на своей земле, отняв у буйнопомешанных возможность носиться повсюду. От этого была бы, по крайней мере, одна польза: причинять зло человек мог бы лишь себе и своим. А что сейчас? Мало мне своих отечественных бед, непременно надо отведать и заграничных.
12. Нет на свете земли достаточно далекой, чтобы не могла угрожать нам каким-нибудь неведомым бедствием. Откуда я знаю, может быть, в это самое время владыка какого-нибудь большого племени за тридевять земель отсюда, надувшийся спесью баловень попустительницы судьбы, не хочет больше держать оружие в ножнах и оснащает флот, замышляя против меня козни, о которых я понятия не имею? Откуда я знаю, может быть, вот этот самый ветер несет ко мне опасность? Если бы моря оказались закрыты для человека, это был бы большой вклад в дело мира на земле.
13. И все же мы не вправе жаловаться, как я уже говорил, на творца нашего – бога, если его благодеяния мы употребили во зло и обратили его замысел в нечто прямо противоположное. Он создал ветры, чтобы они сохраняли на земле равновесие тепла и холода, чтобы приносили дожди и прекращали их, чтобы помогали расти посевам и наливаться плодам на деревьях, ибо поспевают они, между прочим, и оттого, что качаются на ветру: движение гонит питательные соки вверх, не позволяя им застаиваться.
14. Он даровал нам ветер, чтобы мы могли узнать дальние страны. Ведь если бы человек был всегда ограничен родным клочком суши, он остался бы невежественным животным, существом с узким кругозором и ничтожным опытом. Он даровал нам ветер, чтобы богатства каждой области стали общим достоянием, а не для того, чтобы перевозить за море легионы и конницу, переправлять оружие на погибель народам.
15. Если о благодеяниях природы мы станем судить по тому, как их использует извращенный род человеческий, то любое из них окажется нам во зло. Кому приносят пользу глаза, глядящие на чужие мерзости? Кому не вредит язык? Наконец, сама жизнь – для кого она не мучение? Нет вещи столь несомненной, чтобы под действием греха она не обернулась своей противоположностью. Так и ветер: природа изобрела его во благо людям; мы сами добились от него обратного. Все на свете соблазняет нас на какую-нибудь гадость.
16. Люди с разной целью отчаливают от берега, но среди этих целей нет праведных. Самые разнообразные побуждения толкают нас попытать счастья на море, но всюду, где плавают корабли, они движимы пороком. Платон, которого всем нам стоит послушать, замечательно сказал на склоне лет: «До чего же ничтожны вещи, за которые люди платят жизнью». Воистину, бесценный мой Луцилий, нельзя не рассмеяться, когда присмотришься хорошенько к этому их безумию, – впрочем, не их, а нашему, ибо и мы с тобой движемся в общей толпе, – когда подумаешь, как люди растрачивают всю свою жизнь, чтобы достать то, что им будто бы нужно для жизни.
Книга VI
О землетрясении
Глава I1. Тебе, Луцилий, достойнейший из мужей, конечно, знакомы Помпеи – многолюдный, процветающий город в Кампании, что лежит на берегу чудесного залива, отделенный от открытого моря с одной стороны Суррентским и Стабийским, а с другой – Геркуланским побережьем. И вот недавно мы услыхали, что город этот разрушен землетрясением, причем пострадали и его окрестности; и случилось это зимой, вопреки уверениям наших предков, что зимой землетрясений не бывает[448]448
Аристотель сообщает, что землетрясения случаются преимущественно «весной или осенью, в дождливую пору или во время засухи: ведь это наиболее ветреные времена года. А летом и зимой, из-за мороза в одном случае и из-за жары – в другом наступает затишье, ибо [для образования испарений] зимой слишком холодно, а летом слишком жарко» (Метеорологика, 366 b 2).
[Закрыть].
2. Несчастье произошло в февральские ноны, в консульство Регула и Вергиния[449]449
Т. е. 5 февраля 63 г. (Тацит в Анналах 15, 22, 5 датирует это землетрясение 62 г.).
[Закрыть]; правда, Кампания никогда не была свободна от угрозы подобных бедствий, но они столько раз случались, не принося никакого вреда, что страх перед ними прошел; а тут всю ее потряс сокрушительный удар. Ибо и в Геркулануме обрушилась часть города, а уцелевшие здания внушают опасения; пострадала и Нуцерийская колония[450]450
Совр. Ночера.
[Закрыть], хотя там и не было больших жертв. Неаполя лишь слегка коснулось чудовищное бедствие: обвалилось много частных домов, общественные здания все уцелели, разрушены некоторые виллы, но большинство, покачнувшись, устояло.
3. Рассказывают еще такие подробности: целиком погибло стадо из шестисот овец; статуи раскалывались пополам; когда все кончилось, встречали людей, тронувшихся умом и бродивших не в себе, куда глаза глядят. Здесь уместно будет разобрать причины этого явления: этого требует не только тема нашего изложения, но и злободневность происшествия.
4. Нужно найти средство утешить потрясенных людей и избавить их от непомерного страха. Если сам мир покачнулся, если уходит из-под ног все, что было в нем прочного, то где искать опоры? Если единственное на свете неподвижное, твердое и надежное, то, на чем держится все остальное[451]451
Земля – неподвижный центр мироздания, согласно стоической космологии (так же учили Платон, Аристотель, их последователи, Птолемей и большинство древних греков и римлян; не разделяли этого воззрения только атомисты – Демокрит, Эпикур – и некоторые пифагорейцы).
[Закрыть], дрожит и опрокидывается; если сама земля утратила свое главное свойство – устойчивость, то куда деваться нам с нашими страхами? Где найти приют для наших тел, куда скрыться в смятении, если ужас поднимается снизу, надвигается из глубины всякого убежища?
5. Кто не потеряет голову, когда затрещит кровля, готовясь рухнуть? Все бросаются стремглав на улицу, покидая свои пенаты. Где искать укрытия, откуда ждать помощи, когда все вокруг рушится, когда сама земля, наша опора и хранительница, на которой стоят наши города и которую иной раз называли основой мира, шатается и оседает?
6. Что может – не скажу, помочь, но хотя бы утешить тебя, если тебе, перепуганному, некуда даже бежать? Ничего, повторяю, нет вокруг достаточно безопасного, ничего прочного, что могло бы укрыть тебя и других. От неприятеля я укроюсь за стенами, и неприступная крепость на отвесной скале защитит меня хотя бы на время от самого большого войска; от бури нас спрячет гавань; дом защитит нас в ненастье от нескончаемых проливных дождей; пожар не погонится за убегающими от него; от грозы и ударов грома нас спасет подвал или глубокая пещера, ибо небесный огонь не пробивает землю: даже самый тонкий слой отражает его вспять; во время чумы можно уехать в другое место; словом, от всякой беды есть спасение.
7. Молния не выжигает целые народы; моровое поветрие опустошает города, но не стирает их с лица земли.
А это бедствие распространяется шире всех; неизбежное, алчное, оно поражает сразу весь народ. Ибо истребляются не только отдельные дома, семьи, города – бывает, что целые племена и страны уходят под землю, скрываясь под развалинами или проваливаясь в разверзшуюся пропасть; и, словно злое несчастье желает стереть всякое напоминание о том, чего больше нет, но что когда-то все же было, – над славнейшими когда-то городами, без следа былой жизни, расстилается земля.
8. Многие боятся этого рода смерти больше, чем любой другой, ибо низвергаются в пропасть вместе со своими жилищами и еще живые выбывают из числа живых; как будто не один конец у всякой судьбы! В этом, между прочим, тоже проявляется великая справедливость природы: когда дело подходит к кончине, все мы равны.
9. Какая мне разница, один ли камень ушибет меня насмерть или раздавит целая гора? Буду ли я погребен под развалинами одного дома, в горстке обломков и пыли, или целый земной шар рухнет на мою голову? Испущу ли я свой дух на воле и при свете дня, или в колоссальной расселине оползающей земли? Один ли я унесусь в глубины земных недр или в сопровождении многочисленных народов, вместе со мной проваливающихся под землю? Не все ли мне равно, умирать среди большой суматохи или нет? Смерть-то повсюду одинакова.
10. А потому давайте наберемся мужества перед лицом этого страшного бедствия, которого нельзя ни избежать, ни предвидеть; давайте перестанем слушать тех, кто отрекся от Кампании, кто эмигрировал после катастрофы и заявляет, что ноги его не будет никогда в этих местах. В самом деле, кто поручится им за то, что в другом месте земля держится крепче?
11. Она всюду подвластна тому же року, и если где еще не колебалась, не следует думать, будто там она непоколебима. Может быть, то самое место, на котором вы сегодня чувствуете себя в такой безопасности, разверзнется нынче ночью, а то и до захода солнца. Откуда ты знаешь, может быть, те края, где судьба, свирепствуя, истощила свои силы, впредь окажутся устойчивее других, опираясь на собственные развалины?
12. Считать какое бы то ни было место на земле безопасным и свободным от этой угрозы было бы заблуждением. Все подчинены одному закону; нет такого, которое природа замыслила бы создать неподвижным; время от времени то одно, то другое рушится; подобно тому, как в больших городах ветшает то один, то другой дом, так и на этой земле приходит в негодность то один, то другой участок.
13. Некогда Тир превратился в бесславные руины; Азия потеряла одновременно двенадцать городов; годом раньше такой же удар, какой ныне обрушился на Кампанию, поразил Ахайю и Македонию[452]452
Сильнейшее землетрясение в Ахайе и Македонии случилось в 60 г. Благодаря этому землетрясению освободился из тюрьмы апостол Павел. См.: Деян., 16:24—26: «…Ввергнул их во внутреннюю темницу и ноги их забил в колоду. Около полуночи Павел и Сила, молясь, воспевали бога; узники же слушали их. Вдруг сделалось великое землетрясение, так что поколебалось основание темницы; тотчас отворились все двери, и у всех узы ослабели».
[Закрыть]. Рок кружит по земле, вновь посещая те места, где давно не был. Некоторые он тревожит чаще, некоторые – реже, но ни одного не оставляет невредимым и безопасным навсегда.
14. Что́ люди – мы существа бренные и рождаемся на краткий миг; города, побережья и материки, даже само море – и то в безропотном рабстве у рока. А мы уверяем себя, что удача и счастье, самые легковесные и летучие вещи из всех, какие есть у человека, пребудут постоянно; мы убеждены, что есть люди, у которых счастье прочно и неизменно.
15. Как может прийти в голову тем, кто уверен в вечности своего благополучия, что сама земля, на которой мы стоим, неустойчива? Но ведь это порок не Кампании только или Ахайи, а всей земной поверхности: она плохо скреплена и разваливается от самых разных причин; в целом-то она сохраняется прежней, а по частям разрушается.
Глава II
1. Однако, что же это я? Обещал избавить от страха перед редко возникающей опасностью, а теперь сам же заявляю, что она грозит всегда и везде. Да, вечный покой недоступен тому, что способно разрушаться или разрушать. Но именно в этом я и вижу величайшее утешение, ведь неизбежного боятся только дураки: у людей мудрых страх изгоняется рассуждением, а невежественные обретают спокойную твердость в отчаянии.
2. Так что слова, сказанные о жителях внезапно захваченной Трои, застывших от ужаса среди пожаров и вражеских мечей, ты можешь обратить ко всему человеческому роду:
3. Если вы хотите ничего не бояться, сообразите, что бояться надо всего. Оглянитесь вокруг, какие пустяки выводят нас из строя: и пища, и вода, и бодрствование, и сон – все нарушает наше здоровье, стоит лишь преступить меру. Оглядитесь и сразу поймете, что мы – ничтожные, бессильные частицы, рассыпающиеся в прах от малейшего толчка.
Вот уж действительно, нам нечего бояться, кроме того, что земля внезапно расступится и погребет нас под собой!
4. Высоко нужно ценить себя, чтобы бояться молний и землетрясений с обвалами. Ты бы лучше осознал свое ничтожество и остерегался насморка! Нет, видно, мы уродились уж такие счастливые, выросли такие громадные и могучие, что и гибель нас никакая не возьмет, разве только потрясется мир, или гром небесный грянет, или земля расступится!
5. Да ведь стоит нам повредить ноготь, или даже только один его краешек – и уже болезнь нас приканчивает! Мне ли бояться землетрясений, если комок мокроты – и тот уже почти задушил меня! Мне ли пугаться, что море выйдет из берегов и небывалые волны надвинутся на меня, если подобные мне захлебываются глотком воды, попавшим не в то горло? До чего глупо страшиться моря, зная, что и капля может тебя убить!{4}
Глава III
1. Небесполезно также иметь в виду, что все это не дело богов, что отнюдь не вышний гнев сотрясает небо и землю. Здесь действуют естественные причины; стихия не свирепствует по приказу свыше, а утрачивает равновесие в силу внутренних нарушений, как это бывает и с нашими телами; нам кажется, что она причиняет вред всему вокруг, а на самом деле это она сама повреждена.
2. Но для нас, не ведающих истины, все кажется страшнее, чем есть в действительности; особенный ужас наводит то, что случается редко; с привычным легче примириться; необычное пугает гораздо больше. Но отчего нам что-то кажется необычайным? – Оттого, что мы постигаем природу глазами, а не разумом; мы принимаем в соображение не то, что она может сделать, но лишь то, что она уже делала. Вот мы и расплачиваемся за пренебрежение к разуму страхом, видя сверхъестественное в просто непривычном.
3. Разве я не прав? Разве религия не опутывала мозги целых народов оттого только, что явилось затмение солнца или луна скрылась целиком или отчасти, что, правда, случается чаще? А еще сильнее действуют проносящиеся по небу огненные факелы или зарево на полнеба; хвостатые кометы; появление нескольких солнц или звезд средь бела дня, или множество стремительно летящих по небу огней, за которыми тянутся длинные огненные шлейфы.
4. Разве в состоянии мы без страха восхищаться подобными зрелищами? Но если причина страха – незнание, не стоит ли узнать, чтобы не бояться? Насколько лучше исследовать причины всякого явления, сосредоточив на этом все душевные силы. Нет человека достойнее, чем тот, кто не просто уделяет время подобным занятиям, но целиком отдается им.
Глава IV
1. Итак, спрашивается, что способно поколебать землю от самых глубин, стронуть с места глыбу подобной тяжести? Что наделено достаточной мощью, чтобы приподнять столь великий груз? Почему земля иногда сотрясается, иногда оседает, иногда разверзается и порой долго зияет провалами, порой же сразу вновь закрывает их? Отчего она то поглощает большие реки, то выплескивает на поверхность новые, прежде невиданные? Иной раз заставляет бить горячие источники, а другой раз охлаждает бывшие горячими раньше? То вдруг начинает извергать пламя из отверстия в какой-нибудь горе или скале, которого прежде никто не знал, то тушит столетиями знаменитые кратеры? Она творит тысячи чудес, меняя вид местностей, сдвигая горы, приподнимая равнины, заставляя долины вспучиваться холмами, вздымая новые острова из морских глубин. Отчего же все это происходит? – Выяснить причины – задача, по-моему, весьма достойная.
2. Ты спросишь, что даст такая работа? Ценнейшую из наград – знание природы. Исследования подобных материй могут принести впоследствии немало практической пользы, однако самое прекрасное в них то, что они увлекают человека самим своим величием, заставляя заниматься собой не корысти ради, но из чистого восхищения. Итак, посмотрим, отчего все это происходит. Для меня это тем интереснее, что в юности я уже издал книжку о землетрясениях, и теперь хочу испытать себя и поглядеть, добавила ли старость мне знаний или хотя бы добросовестности.
Глава V
1. Причиной сотрясения земли одни полагали воду, другие огонь, третьи – саму землю, четвертые – движущийся воздух; пятые – несколько [стихий], шестые – все вместе. Некоторые точно знают, по их словам, что причина землетрясений – одна из этих [стихий], но не знают, какая именно.
2. Сейчас я займусь всеми объяснениями по порядку. Однако прежде всего мне придется отметить, что мнения древних неточны и грубы. В поисках истины они много блуждали вокруг нее; для первопроходцев все здесь было ново и непонятно; то, что нашли они, было впоследствии развито и отшлифовано. И все же если с тех пор была открыта истина, заслугу открытия следует отнести на их счет: только великий дух мог осмелиться раздвинуть завесы природы, не удовольствовавшись внешним ее видом, заглянуть внутрь и начать опускаться вглубь – к тайнам богов. Бо́льшую лепту в открытие внес тот, кто первым понадеялся, что может его сделать.
3. Итак, нам следует выслушать древних, не придираясь. Ни одно дело не достигает завершения в самом начале; и это верно не только по отношению к исследованию природы – величайшему и труднейшему из занятий; как бы много ни было здесь сделано в будущем, хватит дела и всякому следующему поколению; так бывает и с любой другой работой – вначале она всегда далека от совершенства.
