Текст книги "Неандертальский мальчик, или Большой поход"

Автор книги: Лучано Мальмузи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

РАСЩЕЛИНА В ЛЕДНИКЕ

С этого момента мы двигались быстро и не встречали никаких препятствий, если не считать двух незначительных помех: географических записей Уголька и зубной боли дедушки Пузана.

В самом деле – у бедного старика так раздуло щеку, что ему ни днем, ни ночью глаз не сомкнуть.

На нашем стойбище проблема разрешилась бы в единый миг, потому что учитель обратился бы к Полной Луне, он у нас не только шаман и знахарь, но заодно еще и мясник, цирюльник, хирург и зубодер.

Но с нами идет одна лишь Березка, а дедушка Пузан упрямо не желает отдавать себя в руки подмастерья, к тому же еще девочки.

– Так не может дальше продолжаться! – заявляет Березка однажды вечером. – Ему даже идти трудно. Злой дух засел у него во рту и распространяется дальше, отравляет кровь…

– Да, но что мы можем сделать, если дедушка не дает вырвать зуб?

– Почему бы не применить общую анестезию? – невинным голоском предлагает озорная Рысь.

– Это – единственный путь, – кивает Умник.

Мы обычно прибегаем к общей анестезии только в самых крайних случаях: для этого требуется буковая дубинка в руку толщиной.

И не в чью-то руку, а в руку моего папы, вождя Большая Рука!

В зависимости от того, сколько времени будет длиться операция, выбирается подходящий анестезиолог.

Для того чтобы вырвать зуб, стукнуть дубинкой может и ребенок; но я помню один сложный перелом, когда сам папа Большая Рука применял анестезию и пациент пришел в себя только на четвертые сутки.

Умник считает, что Березки для данного случая вполне достаточно.

Вот, пожалуйста: несильный удар по лбу – и дедушка Пузан отключается.

Тут Полная Луна подобрал бы пару подходящих кремней и – бац – вырвал бы зуб в один присест, давно проверенным способом.

Но Березка колеблется, знает, как трепетно относится дедушка Пузан к своим зубам, как любит их и лелеет, ни дать ни взять, словно нежная мать – ребятишек. И он вообще-то прав, ибо зубами больше всего и работает!

– Попытаюсь изгнать злого духа, – решает наша целительница и острым-преострым осколком кремня разрезает десну. Потом вливает старику в рот такую вонючую, отвратительную смесь, что если бы дедушка Пузан пришел в чувство, то сбежал бы подальше с прытью двадцатилетнего.

Но лечение отлично помогает: вечером, когда дедушка Пузан приходит в себя, он уже настолько бодр и свеж, что собирается сразу же идти на охоту!

Остается вторая проблема, которую я вам уже назвал, а именно географические записи Уголька.

В наше время записи редко состоят из многих страниц.

Страниц мало, зато они тяжелые!

В самом деле, страницы – это каменные таблички; будь они хоть сколь угодно тонкими, если сложить их вместе, получится том весом с медведя, с полтора медведя, а иногда даже и с два медведя.

У Уголька есть географическая жилка, а поскольку он прекрасно рисует, то хочет запечатлеть все места, в которых мы побывали во время нашего взаправдашнего похода, чтобы по возвращении прочесть цикл лекций по данному вопросу.

Вначале, когда страниц было всего пять, он спокойно тащил их на себе. Когда их стало десять, он уже опасно раскачивался на ходу, а когда Буйволенок водрузил ему на спину двадцатую страницу, бедняга просто рухнул.

Все сбежались.

– Скорее, он сейчас задохнется!

– Уголек, ты меня слышишь?

– Ты не ушибся?

– Видишь, я же тебе говорил: опасно делать такие длинные записи!

– Не зря я терпеть не могу книги, – замечает Свисток.

– Прекратил бы уже рисовать, это у тебя просто какая-то мания.

– Но я… я хочу запечатлеть… все, что мы видели… – вздыхает Уголек.

– Мы можем оставлять страницы на дороге, – предлагает Умник. – На обратном пути захватим их и понесем по очереди.

– А если… если их украдут?

– Да что ты! Кому это нужно – красть книги! – смеется Мячик.

Решив и эту проблему тоже, мы быстрым шагом направляемся в горы. Ага… горы!

Не знаю, как вы представляете себе горы; какие картины вызывает в вашем воображении это слово. Может быть, зеленые луга, красивые ели, приветливые долины…

Ну так забудьте об этом, потому что наши горы совсем-совсем не такие.

Лучше представьте себе бескрайнюю мерзлую тундру; скользкие, покрытые льдом скалы; непроходимые ледники, а в них – глубокие расщелины; неприступные вершины; резкий холодный ветер; снежные бураны; лавины, несущиеся вниз с оглушительным шумом; полярный мороз…

Короче говоря, это вам не курорт!

Пройдя пустынное плоскогорье, мы остановились перед высоченной стеной льда.

– Ради всех замерзших комаров… какая высокая!

– И что теперь?

– А теперь у нас будет замечательный урок скалолазания, – каркает дедушка Пузан. И добавляет: – Пусть только попробуют сказать эти старые пни, которые хотят закрыть мою школу, будто такие походы, как этот, никого не волнуют, будто я вас ничему не могу научить…

– Мы этого никогда не говорили, дедушка Пузан, – заверяет Молния.

– Твои походы даже слишком волнуют, – добавляет Блошка.

Мы становимся лагерем у подножия стены, ставим хижину, а потом учитель велит начинать подъем, во время которого падают: Щеголек, Свисток, Мячик, Молния, Рысь, Неандерталочка, Буйволенок, Березка, Кротик и я – именно в таком порядке.

Хорошо еще, что от подножия стены дальше вниз идет пологий склон, так что мы, сверзившись, благополучно докатываемся до самой хижины.

Зато дедушка Пузан лезет по стене проворно, как белка.

– Почему же толстяк не падает? – задается вопросом Щеголек.

– Это против всех законов природы, – замечает Умник, почесывая бородку.

– Нет, смотрите: тут своя хитрость, – вскрикивает Рысь. – Видите: у него в руке обломок оленьего рога. Он делает выбоины во льду, а потом цепляется за них руками.

– И поглядите-ка на шкуры, которыми обернуты у него ноги, – подмечает Неандерталочка.

– Правда-правда: там вроде бы камешки… или мне кажется…

Забравшись на самый верх, этот непревзойденный скалолаз взирает вниз с насмешливой ухмылкой, поторапливает нас громовым басом:

– Видали, сопляки? Это не так трудно. Ну, вперед, по моим выбоинам.

Он бросает нам роговой крюк, и мы по одному начинаем восхождение.

На этот раз действительно легче – только, конечно, не для Кротика, который не видит выбоин, даже уткнувшись в них носом. Мы с Молнией делаем связку и поднимаем его наверх.

Поднявшись, мы оглядываемся вокруг: необъятная ширь голубого льда отделяет нас от перевала, который виднеется вдалеке, чуть ниже самой высокой вершины.

Снежный наст сверкает на солнце так, что режет глаза.

Хорошо еще, что у нас, неандертальцев, такие выступающие надбровные дуги и густые брови: чуть взъерошить их – и, пожалуйста, глаза прикрыты козырьком, который сама природа нам подарила.

– А… а это что такое? – лепечет Блошка, совершенно ошеломленная.

– Ледник, – отвечает дедушка Пузан. – Небольшой, незначительный ледничок.

– Небольшой?

– Незначительный?

– Ой!

– Но… как мы по нему пройдем?

Уголек, наш географ, уже зарисовывает это чудо природы.

Умник сверяется с дубинкой для записей и просвещает нас:

– Ледником называется пространство, покрытое льдом. Ледник обычно занимает более или менее обширную впадину. Лед, сползая вниз, трескается, образуя очень глубокие расщелины…

– Что еще за расщелины?

– Ракита… рама… расщелина. Расщелиной называется щель, которая образуется во льду. Красиво звучит!

– Не до красоты сейчас, объясни толково! – ворчит Щеголек.

– Здесь говорится, что некоторые расщелины такие же глубокие, как Пещера Без Дна, – заключает Умник.

– А… если… кто-нибудь… туда… сва… свалится? – заикается Блошка.

– Если кто-нибудь туда свалится, то разобьется, как яйцо, – объявляет наш учитель, – но мы не свалимся, потому что будем обуты в знаменитые башмаки для хождения по льду модели дедушки Пузана!

– Башмаки… для хождения но льду?

– Ну да. Это мое изобретение. Итак, достаньте по два куска твердой кожи…

Мы достаем.

– А теперь, – продолжает учитель, – нам нужны медвежьи зубы. Ожерелья, которые носят девчонки, отлично подойдут…

Бусы из медвежьих зубов в большой моде среди ледниковых женщин, они к тому же очень дорогие: за иные дают две, а то и три шкуры росомахи.

Мы смотрим на ожерелья из зубов, а также на их владелиц; девочки в свою очередь бросают на нас косые взгляды.

Ясное дело, что они вовсе не намерены расставаться с украшениями.

– А если мы их не отдадим? – щебечет Неандерталочка.

– Не отдадите, и не надо, – бурчит дедушка Пузан. – Без медвежьих зубов вы не сможете изготовить башмаки для хождения по льду, поскользнетесь, попадаете в расщелину, и поминай как звали…

Блошка первая протягивает мне ожерелье, ее примеру нехотя следуют остальные девочки.

Тут дедушка Пузан учит нас, как изготовить эти знаменитые башмаки.

Вырезается кусок кожи по размеру стопы, острым кремниевым наконечником проделывается множество отверстий, и в каждое вставляется медвежий зуб; по бокам приделываются два кожаных ремешка и крепко обвязываются вокруг щиколотки.

Мы пробуем идти по льду.

Удивительно: с этими зубастыми подошвами, привязанными к нашей обычной обуви, мы больше не скользим.

Теперь мы готовы встретиться с ужасными расщелинами!

Мы идем гуськом по узким языкам льда. По обе стороны разверзаются пропасти, такие глубокие, что не видно дна.

– Не смотрите туда! – предупреждает дедушка Пузан. – Представьте себе, что вы гуляете по лугам вокруг стойбища. Спойте-ка лучше Песню Жизни – она вас развеселит, отгонит тяжелые мысли.

Мы поем. Но наши голоса срываются и дрожат, а взгляды так и притягиваются к темным ущельям.

И все же шаг за шагом мы продвигаемся по этому голубому аду. Тридцать крохотных черных точек, тридцать муравьев, движущихся к своей цели – к заснеженному хребту, разделяющему две долины.

Но вдруг…

Вдруг мы слышим радостный крик Кротика:

– Эй, глядите, пещера!

Потом – леденящий вопль, от которого волосы встают дыбом.

Когда мы оборачиваемся, Кротика больше нет – в единый миг расщелина поглотила его.

Мы бежим к тому месту, где он упал, но дедушка Пузан вопит во всю глотку:

– Стойте! Назад! Хотите тоже сверзиться туда?

Осколком кремня он делает выбоины вокруг жерла кратера, потом опускается на колени и осторожно подползает к краю.

– Он внизу, – сообщает учитель. – До дна не долетел… но долго ему не продержаться.

– Можно, я погляжу, дедушка Пузан? – спрашивает Молния.

Учитель отползает, уступая место старосте, и тот, удрученный, сообщает нам:

– Он соскользнул слишком далеко. У нас нет таких длинных ремней…

– Ремни можно связать, – предлагает Умник. – Как в тот раз, когда строили Спустиподними.

– У нас здесь нет таких крепких шкур, – замечает Молния. – Ремни порвутся…

– Кротик не тяжелый, – уверяю я.

– Мы не сможем бросить ему ремни, – говорит дедушка Пузан. – Видите выступ прямо над ним? Если этот выступ обрушится, Кротику конец.

– Блошка самая легкая, – шепчет Умник.

– Чт-что ты хочешь сказать? – чуть не плачет девочка.

– Я хочу сказать, что только ты можешь спуститься за Кротиком, – уточняет Умник.

– Ой-й! Я?! Полезу в эту дыру? Ты с ума сошел!

– Может быть, и сошел, но не вижу другого выхода…

– Довольно! – рычит дедушка Пузан. – Солнце клонится к закату, а на ночь оставаться на леднике нельзя. Это слишком опасно. Слышите скрип? Когда становится холоднее, лед двигается… и трескается.

– А… как же Кротик?

– Мы вернемся за ним… завтра? – спрашивает Молния.

– Бесполезно, – качает головой учитель. – К утру он соскользнет неизвестно куда…

Берет дубинку-журнал и обломком кремня что-то на нем скоблит.

– Что… что ты делаешь? – спрашивает Блошка.

– Стираю в журнале знак Кротика. Все равно этот слепыш к жизни не приспособлен. Хотя и жалко его. Тем более что я обещал привести всех вас обратно домой.

– Беда! Беда, беда, беда! – кричит Блошка. – И все на мою голову. Только потому, что я самая маленькая! Завтра же начну жрать в три горла и разжирею, как дедушка Пузан! Ну давайте привязывайте меня, пока я не передумала. А ты, Березка, моли за меня духов льда.

Мы связываем шкуры крепкими узлами и спускаем Блошку в расщелину.

Когда ремни кончаются, слышим звонкий голосок Кротика:

– Правда, здесь здорово? Зови скорей остальных: местечко тихое, спокойное. Вроде бы и медведей нет!

– Только медведей нам и не хватало! – ворчит Блошка, привязывая товарища.

Потом закрывает глаза, а мы медленно начинаем тянуть, заклиная всех духов.

Ремни натянулись: стоит какому-нибудь узлу развязаться, и наш друг полетит прямо на дно темного провала.

Мы все затаили дыхание, но вот наконец лицо Кротика показывается у голубых краев кратера.

– Эй! Куда вы все подевались? – заливается он. – Я вас тут жду целую вечность; нельзя отходить далеко, это очень опасно!

Потом настает очередь Блошки; она открывает глаза только тогда, когда мы окружаем ее и опасность остается позади. Тут же бросается мне на шею, целует меня, трется носом о нос.

Ребята хихикают, хлопают в ладоши, в знак одобрения свистят.

Кажется, я замечаю, как Неандерталочка, обиженная, отходит в сторону.

Мне немного неловко, но радость оттого, что опасность миновала, берет верх, и я прижимаю к себе маленькую Блошку.

– Уф, – вздыхает девочка. – На этот раз получилось… но не заставляйте меня повторять.

Дедушка Пузан снова вырезает на дубинке-журнале знак Кротика, потом приказывает собрать поклажу и рычит:

– Вперед, лентяи! Уже темнеет, пора выбираться из этого ада.

В КОЛЬЦЕ ВОЛКОВ

Есть у нас, ледниковых людей, одна пословица: «Не бойся одного волка, даже двух волков не бойся, а увидишь трех – беги со всех ног».

Мы уже разбили лагерь и легли спать, как вдруг Рысь, у которой очень тонкий слух, слышит вдалеке волчий вой.

– Волк, – шепчет она и трясет меня за плечо.

– Он поет песню любви, – бормочу я. – Отвяжись, дай поспать…

Но Рысь очень скоро снова трясет меня.

– Теперь волков двое, – говорит она.

– Какая-нибудь загулявшая парочка…

– А если я тебе скажу, что их уже трое? Помнишь пословицу?

Я вскакиваю на ноги и с ужасом вижу, что огонь еле теплится.

– Пойду соберу хвороста, – успокаиваю подружку.

– Ты с ума сошел? Какой хворост? Всюду один снег.

– Спущусь в ущелье.

– Вот тут-то волки тебя и сожрут! Действительно, вся долина, от хребта до хребта, полнится волчьим воем, а эхо его еще усиливает.

Уже многие проснулись. Однако дедушка Пузан спит как сурок.

– Ничего себе учитель… – морщится Щеголек.

– Посмотрел бы я на тебя в таком возрасте, – защищает старика Молния.

– Нужно зажечь огонь, – верещит Блошка, – иначе эти твари от нас и косточки не оставят!

– Сколько их там? – спрашивает Мячик.

– По меньшей мере две или три стаи.

– Что же мы можем сжечь? – задается вопросом Умник.

– Шесты, на которых держится хижина, – предлагаю я.

– С ума сошел? – кричит Молния. – Мы потом замерзнем.

– Жечь или не жечь, вот в чем вопрос, – гнет свое Умник. – Что лучше: умереть у волка в пасти или замерзнуть, обратясь в сосульку? Да, жечь или не жечь шесты, вот в чем вопрос!

Смотрит на свою дубинку для записей и сообщает:

– Опыт предков показывает, что, если возникают две опасности, нужно сначала устранить ту, которая угрожает в данную минуту, а второй пока пренебречь. Потом будет видно…

– И что ты предлагаешь?

– Если волки подойдут слишком близко, мы сожжем шесты, – твердо заявляет Умник.

– А потом?

– Если волки не уйдут, сожжем также и шкуры!

– А… потом? – лепечет Неандерталочка.

– Потом будем молить духов леса!

– Давайте разбудим дедушку Пузана, – предлагаю я.

– Ну уж нет! – возмущается Молния. – Пусть себе спит… Разве он не твердит все время, что наш поход – взаправдашний? Что мы должны уметь сами постоять за себя?

Волки уже совсем близко, они окружают нас. Молния берет трутовик, подносит кусочек бересты, дует. Береста тут же загорается, мы подкладываем сухой травы, чтобы пламя не погасло. Мы разводим огонь у самого входа, и наш староста кладет в костер два шеста, вынутые из хижины, которая тут же заваливается набок.

Волки с рычанием и воем отступают на несколько шагов.

Но вскоре пламя затухает, приходится вытащить еще два шеста.

Крыша хижины уже почти коснулась земли.

А дедушке Пузану хоть бы что – он только отодвигает шкуры, упавшие ему на лицо.

Наконец и эти палки сгорают, теперь Молнии приходится выдернуть опорный шест.

Хижина заваливается окончательно, мы дрожим под холодным ветром, а дедушка Пузан, погребенный под кучей шкур, по-прежнему храпит. Видно только его толстое брюхо, которое вздымается и опадает, словно волны, набегающие на озерный берег.

Мы встали в круг, крепко держась за руки, поместив в середину плачущих девчонок.

Березка тянет руки к волкам, пробует подчинить их себе, как некогда львицу, но их слишком много, они слишком голодные, и у маленькой целительницы ничего не выходит.

– Скорей поджигайте шкуры! – командует Молния.

Мы подчиняемся, но вскоре видим, что от шкур больше дыма, чем огня, а волки дыма ни капельки не боятся. Тогда мы наставляем на них копья, решив дорого продать свои жизни.

– Если повезет, мы убьем двоих или троих, но все остальные тут же набросятся на нас, – замечает Молния. – И… конец!

Огонь потихоньку гаснет.

Умник, который до сих пор молчал, погруженный в раздумья, вдруг подает голос:

– Давайте подожжем острия копий!

– Ты ошалел? – возмущается Щеголек. – Спалить единственное наше оружие?

– Звери теряются, если применить новую тактику, а до сих пор на них еще никто не нападал.

– Ты… ты хочешь напасть… на… волков? – заикается Щеголек.

– Да, мы все вместе набросимся на них с подожженными копьями, – решительно заявляет Умник.

– ЧТО-О-О-О?!

– Они разорвут нас на куски!

– У нас нет особого выбора, – рассуждает Молния. – Делаем, как он говорит.

Мы поджигаем острия копий и, убедившись, что они не погаснут, если придется бежать, наставляем их на волков.

Волки встречают наш маневр дружным рычанием, но тем не менее отступают на несколько шагов.

– А теперь – вперед, и запоем нашу великолепную Песню Смерти, – командует Умник.

 
Мы идем вперед и вопим во все горло:
Ныть негоже храбрецу-у-у,
Встретим смерть лицом к лицу-у-у.
Все мы Грустные Медее-е-е-ди,
Нам от века страх неве-е-е-дом…
 

Ледниковые люди в минуту смертельной опасности всегда поют Песню Смерти, чтобы показать свое бесстрашие.

У нас же душа уходит в пятки, но волки, к счастью, об этом не догадываются.

Они не знают, что им делать, настораживают уши и опускают хвосты.

И тут происходит чудо!

Да, чудо происходит, когда и Сорока тоже поднимает голову к небу и начинает выкрикивать свою Песню Смерти.

Шерсть на загривках у волков встает дыбом, они поджимают хвосты и пятятся.

Тем временем Сорока, увидев, какое потрясающее воздействие оказывает на хищников его Песня Смерти, вопит как оглашенный.

Дедушка Пузан открывает один глаз. Мы наступаем, высоко подняв пламенеющие копья. Волки отходят.

Мы берем разгон, и волки поспешно спасаются бегством.

– Ура! – кричит Молния, воздев копье к небу.

– Они улепетывают!

– Сорока, ты молодец!

– Надо бы тебе почаще петь!

При этих словах на небе сверкает молния, и ужасающий гром сотрясает горные вершины.

– М-м-м… – задумчиво произносит Умник, – не думаю, чтобы духов неба это очень обрадовало.

Удрученные, мы смотрим на остатки нашего лагеря, и тут дедушка Пузан открывает другой глаз.

– Ну? Что за гвалт вы тут подняли среди ночи?

Оглядывается вокруг, выпучивает глаза: хижина рухнула, шкуры прожжены…

– Разрази меня гром! Что это вы натворили?

– Это волки, дедушка Пузан, – оправдывается Молния.

– …волки, дедушка Пузан, – вторит Блошка.

– Волки? Какие еще волки? Не вижу никаких волков…

– Они удрали, учитель, – объясняет Свисток.

– Мы отогнали их горящими копьями.

Только теперь дедушка Пузан замечает почерневшие головешки, которые мы держим в руках.

– Вы сожгли… копья? – кричит он. – Ошалели вы, что ли?

– Больше нечего было поджечь, дедушка. Разве только шкуры…

– Неужели вы и шкуры сожгли? – вопит старикан в отчаянии. И начинает шарить в темноте, среди пепелища.

– Не все, дедушка Пузан, – утешает его Неандерта-лочка. – Несколько штук уцелело.

Старик словно обезумел – вертится волчком вокруг остатков хижины.

– С ума посходили… с ума посходили! Увидели каких-нибудь двух волков…

– Не двух, дедушка! – обижается Молния. – Их было много. Посмотри на следы, если нам не веришь.

Старик останавливается. Хватает шест, который еще не догорел, и уходит к границам лагеря. Разглядывает снег. Скребет в бороде. Снова разглядывает. Ковыряет в ушах.

Наконец поднимает голову и чешет нос.

– Хм-м-м… вы сказали правду, детки… Но вы могли разбудить меня.

– Ты же сам твердишь все время, что этот поход – взаправдашний и что мы должны уметь выпутываться сами. Вот мы сами и выпутались, как видишь.

– Молодцы, ребята, молодцы. Я это учту в конце учебного года. А сейчас выставлю вам оценки в дубинку-журнал.

– Ты должен поставить «отлично» Сороке, – предлагает Умник.

– Да? А по какому предмету?

– По Песнопению.

– По Песнопению?! Да ведь он квакает, как горбатая лягушка!

– Вот именно, дедушка Пузан: от его Песни Смерти волки и разбежались, – объясняет Молния.

– М-м-м… надо иметь в виду… надо иметь в виду… Но сейчас у нас с вами большая проблема.

– Какая, дедушка Пузан? – спрашивает Умник.

– Оружие. Копий у нас больше нет, и подходящих палок в таком снегу не найти. Придется спускаться. Скоро рассветет; соберите все, что еще осталось. Выступим на заре.

– У кого-нибудь есть целое копье? – Молния обводит взглядом нас всех.

Мое копье не так уж сильно обгорело, всего на какую-то пядь.

– Может быть, его еще можно использовать, – говорю я старосте.

– Ладно, – вздыхает дедушка Пузан. – Ты, Неандертальчик, пойдешь впереди с твоим копьецом, а я с моей дубинкой буду замыкающим. Правда, это журнал, но, если им треснуть по башке, мало не покажется!