Текст книги "Водная пирамида"

Автор книги: Луан Старова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Пока дед Коле рассказывал про Маккавеев, подоспел и Отец. Поздоровался с Игорем, с Коле он уже виделся утром. Отец знал о том, что рыбаки предсказывают погоду по Маккавеям, но никогда не интересовался подробностями. Поэтому сейчас и он с большим вниманием прослушал рассказ соседа. Коле знал, чем обернется в будущем каждое легкое облачко на синем небе. Он безошибочно предугадывал бурю, которая обычно приходила из-за горы, разделяющей два озера. А особенно точно он чувствовал момент, когда в непогоду угри начнут покидать Озеро.

Старому Коле в голову не могло прийти, какой другой ночной бой, будучи на стороне угрей, глядя на небо и реку, вели его сосед и Игорь Лозинский. А если бы и узнал Коле, что говорили они об угрях, то, наверняка, посмотрел бы на них с недоумением и сожалением, что вот так, впустую, потратили они драгоценное время.

Это был настоящий день угрей. Бабка Воскресия сняла крышку со сковороды, на которой лежал зажаренный угорь, уже без лишнего жира, заправленный чесноком и специями. Из других дворов доносились похожие запахи. Жареным угрем пахло по всей округе.

Было время обеда. Коле пригласил всех к столу – на жареного угря. Воскресия принесла кувшин домашнего вина. Старый рыбак был в настроении, он тихо затянул песню. Вдалеке слышались выстрелы. Но война уже подходила к концу. Когда закончился обед, Отец и Лозинский через калитку, которая соединяла два участка, отправились в дом, в отцовский кабинет. А старый рыбак не спеша подливал себе вино, продолжая тянуть тихую рыбацкую песню.

9

Анонимные воды знают все наши тайны. Отец, испытывая доверие к Игорю Лозинскому, поведал ему о странной привязанности семьи к воде – они всегда жили у моря, у озера, у реки. В изгнании воды показывали им путь – возможный выход. Отец, последовав по этому пути, наверняка двинулся бы не вширь, а вглубь. Он не без причины сказал Игорю Лозинскому, что глубокие воды текут медленно, а мелкие быстро. Они определяют ритм жизни в изгнании.

– Озеро мирно, как никогда. Но грядет буря, которую предсказывал Коле, – сказал Отец, закрывая окна, широко открытые матерью, чтобы, как она говорила, проветрились книги.

И Отец, и Игорь Лозинский внутренней мощью настрадавшихся в скитаниях душ чувствовали метаморфозы, происходящие в пространстве между водой и небом, между богатой озерной флорой и фауной и людьми.

В райских пределах Озера происходило рождение жизни, ее развитие и угасание. В пространстве доминировала субстанция обновления, она была вечной, и именно в ней Отец и Лозинский видели общую родину. И эта родина была совсем близко, рядом, но постоянно ускользала от них.

Отец, глядя на воду, всегда восхищался ее поразительной силой – вечно быть в движении, течением изменять жизни и судьбы, нести анонимные истории и мифы в будущее. Отец любил смотреть, как на закате солнце, опуская последние лучи в Озеро, изменяло голубой цвет воды до темно-синего.

Когда Отец чувствовал, что, залюбовавшись этой чудесной умиротворяющей картиной, начинает впадать в сон, он старался взбодриться, вернуться к реальности, ища глазами место, где потоки воды текли бурно, символизируя собой скоротечность и изменяемость. Возможно, уже будущей весной он будет далеко от Озера, от пьянящего запаха цветущих акаций, бледно-голубых левкоев. Наверняка он сохранит их в душе и будет, будто разглядывая гербарий, возвращаться в воспоминаниях к Озеру, к прошлой жизни, в которой оставил свою мать на пороге родного дома, к могилам предков, ко всем этим истокам неизбывной тоски человека на чужбине. И вот сейчас, перед тем, как отправиться по пути угрей, перевернуть новую важную страницу в жизни семьи, он волею судьбы сошелся с русским эмигрантом Игорем Лозинским.

Отец возвратился на Балканы после краха Оттоманской империи. Не сумев прижиться на родине матери, он был вынужден искать себе новое пристанище. Ему показалась близкой и поучительной судьба русского друга. И тот покинул родную землю, когда Российская империя переживала падение, во время, когда ощущалось появление другой, сталинской империи. Между служением сталинизму и смертельной опасностью бегства он выбрал бегство. Отправился с противоположного конца пути угрей, приближаясь к цели, от которой отдалялся Отец. Им было что сказать друг другу в то полное неизвестности время…

Буря была уже близка. Темные тучи, появившиеся из-за ближайшей горы, нависли над истоком реки. Буря в природе сопровождалась бурей событий в истории. Фашизму надвигался конец. Отец хотел уехать сейчас, еще до падения фашизма, отправившись в одну из неспокойных ночей по пути угрей. Он был счастлив, что наконец-то на Балканах нашел настоящего друга, человека, которому он мог рассказать всю правду и который был в состоянии понять его странную идею лучше, чем кто-либо другой, и поддержать в его намерении. Отец сначала решил познакомить Игоря Лозинского с трудом всей своей жизни – Историей Балкан сквозь призму падений империй.

Отец, которого тяготила нестабильность жизни на Балканах, судьба, заставлявшая людей постоянно все начинать заново, искал что-то надежное в природных феноменах, надеясь, в конце концов, найти возможность исхода с Балкан. Открыв путь угрей, он твердо поверил, что открыл путь и для людей к их истинному воссоединению с природой. Поэтому Отец с таким упорством изучал основные направления миграционных потоков людей в Средиземноморье, сравнивая их с передвижениями птиц и рыб. В течение трех тысячелетий район Средиземного моря не переставал привлекать к себе разные народы, которые переселялись туда из степей, пустынь и первобытных лесов. И, едва укоренившись на средиземноморских берегах, они – греки, арабы, турки – пытались установить свое господство над другими.

– Империи на Балканах, от Римской до Оттоманской, – доверительно говорил Отец Игорю Лозинскому, – прошли разные стадии своего долгого существования. К концу они были менее агрессивны, чем самое слабое современное государство.

Игорь Лозинский сначала не мог понять, к чему клонит Отец, рассказывая об империях на Балканах. Он ожидал, что они продолжат разговор об угрях. Но Отец не имел намерения по существу отклоняться от темы. Он продолжал:

– Великие империи на Балканах, да и во всем Средиземноморье, сделали максимально относительным понятие границ.

И не забывайте, уважаемый приятель, что в пределах Оттоманской империи в течение пяти столетий люди жили, не имея границ. Они были близки, повернуты лицом друг к другу, их языки и культуры, обычаи и кухни проникали друг в друга. А в новые времена государства держатся только благодаря границам.

– Не забывайте про кордоны, воздвигнутые идеологиями, – сказал Игорь Лозинский, имея в виду изменения, случившиеся в России после Октябрьской революции.

– Вы, разумеется, правы, – подхватил Отец. – А здесь фашизм взялся за передел границ.

– Но почему именно во время падения империй происходят самые большие переселения людей, возникают новые границы? – спросил Игорь Лозинский, подталкивая течение отцовской мысли.

Отец с воодушевлением продолжил:

– Этот вопрос занимает центральное место в моих исследованиях опыта крушения Оттоманской империи. Балканы вот уже сто пятьдесят лет, а так, наверняка, будет и в будущем, с трудом выбираются из оттоманского туннеля. После падения Оттоманской империи не прекратились массовые высылки и деление народов, разных по вере и этнической принадлежности.

И вот век течет, а размежевания продолжаются. Вы правы, дорогой друг, идеология разделяет людей. Она ищет оправдания расширения зон своего влияния в прошлом, пусть даже ценою новых проклятий.

Отец и Игорь Лозинский то отдалялись от темы, касающейся угрей, то снова к ней приближались:

– Эх, мой дорогой друг, – сказал Игорь Лозинский, – слушаю, как Вы говорите о людях и границах, а думаю про угрей и границы.

– Не вижу тут прямой связи, что Вы имеете в виду? – оживился Отец.

– А я вижу, чувствую ее, – ответил Лозинский. – Фашизму виден конец. Империя зла, основанная на расовой нетерпимости и дискриминации, к счастью, рушится. Погибли миллионы невинных людей… и сейчас еще гибнут. Фашизм наверняка будет побежден, но предстоят новые испытания…

В ночи раздавались раскаты грома. Сверкали молнии, шел дождь. В том месте, где река вытекала из Озера, снова сновали рыбаки с зажженными факелами.

Игорь Лозинский замолчал. Наступила тишина. Время от времени ее прерывали крики рыбаков, которыми они пугали рыбу. Потом отовсюду послышались громкие звуки – как и в прошлый раз, рыбаки стучали по металлическим предметам, били в барабаны, дули в дудки.

– Счастливое для угрей время, – сказал Игорь Лозинский, с какой-то другой стороны возвращаясь к своей предыдущей мысли.

Отец посмотрел на него вопросительно.

– Как оно может быть счастливым, когда гибнет столько угрей?

– Но какие-то спасаются, продолжают свое путешествие. Путь угрей остается.

Отцу пока все еще не было понятно, что имеет в виду Игорь Лозинский, а тот продолжил:

– Угорь, друг мой, – это истинный символ жертвенности. Если Бог есть, то наверняка частичку своей силы он отдал угрям, иначе как бы они могли продолжать свой род, когда их разделяют на части.

Какое еще живое существо имеет такую силу?

Если даже одна самка угря сумеет уйти от рыбаков, то и этого достаточно для того, чтобы она продолжила путь и дала потомство. Таков путь угрей, героический и трагический.

Отец был доволен, что разговор вновь коснулся угрей.

– Как бы не пришло такое время, когда какой-нибудь насильник и в этой стране попытается преградить путь угрям, – продолжил Игорь Лозинский.

– Нет греха большего, чем этот! – отозвался Отец.

– И большего несчастья! – добавил Лозинский. – Будет закрыт выход к Средиземноморью, к Атлантике, к миру. Если страна решит осудить себя на вечное затворничество, тогда прекратится и передвижение угрей.

– Неужели кто-то может осмелиться прервать божественный путь угрей? – воскликнул Отец.

– Все возможно! – отозвался Игорь Лозинский, который пока не открыл Отцу великую тайну прекращения пути угрей на его бывшей родине, в России.

Отец пытался в разговоре подтолкнуть его к этому, ему не терпелось услышать рассказ русского, но тот хранил молчание.

Им еще было много-много, о чем поговорить. И у одного, и другого были интересные и полезные книги, которыми они могли обменяться.

Вдалеке еще дрожал свет от зажженных факелов. Крики рыбаков потихоньку стихали. Многим угрям удалось спастись. Оставшиеся в Озере рыбы-угри ждали другой ночи. Игорь Лозинский заговорил первым:

– Интересно, какая команда передается всем угрям разом? Кто дает им сигнал к началу путешествия через океан – чтобы из пресных континентальных вод они отправились на нерест в самое сердце Атлантического океана?

Отец думал, что на это ответить, но Игорь Лозинский сразу продолжил:

– Одинаковый сигнал в одно и то же время – для всех угрей на планете! Какая сила заставляет их пойти на эту последнюю встречу жизни и смерти? Крепкое и поразительное единение, которого люди, вероятно, никогда не достигнут. Между собой становятся связанными моря и океаны, континенты – и все это благодаря движущимся колоннам угрей.

Отец с восхищением слушал Игоря Лозинского, говорившего о таинственном пути угрей. Как человек, без специального образования изучающий миграционные передвижения рыб в Озере, он был рад, что ему наконец-то довелось услышать научное объяснение этого явления. Слова Лозинского вызвали в его голове незабываемую картину из их прежней жизни на Озере…

Однажды он был на берегу, поглядел на небо и был заворожен полетом птиц. Отец в тот момент думал о чудесном передвижении угрей по воде, и вдруг увидел эту летящую стаю. Вечно это движение к кристально чистому оазису планеты Земля! Отовсюду – из воды и с неба – получал он знаки, подсказывающие ему, что надо уехать, надо уехать.

Отец в миграциях рыб и птиц открывал праформы человеческого движения. Их цикличные передвижения были вызваны, главным образом, поисками новых территорий, поисками лучших условий для продолжения рода. Отца интересовали эти природные феномены применительно к существованию людей, особенно к жизни его семьи.

Его удивляли озерные птицы, которые после долгих скитаний по свету в определенное время возвращались к гнездам, где они родились, и тут умирали. Отец видел птиц, которые, по случайности пролетев свое родное гнездо, как он считал, видимо, из-за потери ритма, камнем летели вниз, к смерти. Такие случаи нарушали ход отцовской мысли, он начинал думать в другом направлении. Его поражало сходство между животными и людьми в том, с каким упорством и одни, и другие ищут путь к выживанию. Более чем когда-либо ранее Отец задумывался над тем, почему человека, а точно также и птиц, и угрей, к концу их существования охватывает чувство или инстинкт, что они обязательно должны вернуться в место, где началась их жизнь. Отец в мыслях продолжал искать сходство в причинах, которые вызывают великие переселения людей и миграции птиц, рыб и животных.

Исследуя в своем историческом труде причины краха империй на Балканах и одновременно изучая миграции животных, Отец, обладая внутренним даром сравнивать все и вся, искал у них общее с походами орд Чингисхана и Тамерлана. Их, прежде всего, подстегивал голод, но также и неудержимая тяга к движению, перемещению, стремление, невзирая на огромные жертвы, освоить новые территории.

Размышляя о своем «я», Отец задавался вопросом, уж нет ли в его крови гена, общего с участниками тех великих миграций? Изучая судьбу леммингов Арктики, он установил, что они никогда не возвращаются в родные места, умирают на чужбине. Может, так было с Чингисханом и его потомками.

Игорь Лозинский с вниманием следил за ходом отцовской мысли, но все же продолжил свою:

– Не существует силы, которая могла бы изменить направление движения угрей. Нет такой силы, просто нет… и не дай, Боже, чтобы нашлась…

Лозинский прервал эту мысль, которая путалась с другой, еще не оформившейся до конца, и которой в тот момент он не хотел делиться с Отцом.

Снова собравшись с мыслями, Игорь Лозинский сказал:

– Умение угрей двигаться в абсолютно правильном направлении можно сравнить со способностью птиц безошибочно ориентироваться во время перелетов, хотя в данном случае речь идет о двух разных вещах. Одни французские ученые, которые в течение длительного времени изучали миграции угрей, сочли феномен их совершенной ориентации своего рода атавизмом.

– Каким атавизмом? – спросил Отец.

– По мнению тех французских ученых, европейский угорь в давние времена населял Атлантиду, вблизи которой и нерестился. А когда Атлантида навсегда исчезла в океанских глубинах, угри благодаря инстинкту все равно возвращались на прежнее место, чтобы оставить потомство.

– Благодаря инстинкту? – повторил Отец шепотом. Для него пропавшая Атлантида по сути была утраченной родиной. Поэтому он слабо верил в возвращение из изгнания, в возвращение в потерянный рай детства, в дом, где он родился. Слушая о том, каким путем следовали на нерест угри, когда на земле существовала Атлантида, и как они искали обходной путь после великого разлома на планете Земля, он пытался при помощи своей еще более обострившейся на чужбине способности к ассоциативному воображению по примеру угрей найти путь к обретению родины.

Значит, наука имеет свои границы, которые миф стирает, – думал Отец, пока с интересом слушал Игоря Лозинского.

Тот говорил, что боится того, что пока еще не стало реальностью, а было только его предчувствием – как бы на Балканах кто-то полностью не пресек вечный путь угрей.

Стояла темная ночь. Город давно спал. И Матери уже не было слышно в кухне. Отец с трудом выслушал Игоря Лозинского до конца и высказал ему свои опасения, что дело, наверняка, дойдет до того, что путь угрей будет прерван.

Они расстались глубокой ночью. Когда они прощались, Игорь Лозинский пригласил Отца осмотреть его коллекцию флоры и фауны Озера. Большой интерес к угрям, а также то, что их человеческие судьбы были похожи, очень их сблизили. Их отношения были чем-то большим, чем обычное знакомство. Отец вернулся в кабинет и еще некоторое время листал книги об угрях, которые принес ему Игорь Лозинский. Его охватила дремота. Погода снова начала портиться. Надвигалась буря.

– Наверное, последние угри уже покинули Озеро, – заметил Отец в полусне.

В недолгом предрассветном сне его продолжали томить мысли о том, как бы не появилась сила, способная преградить путь угрям…

10

Был чудесный день. Солнце светило со всех сторон. Его мощные лучи проникали глубоко в воды и освещали их так, что они переливались всеми оттенками синего. Отец направился вдоль берега. Дошел до того места, где река вытекала из Озера. Ее бурные воды шумели и пенились. Отец всегда приходил сюда, прежде чем принять какое-то жизненно-важное решение. Он открывал водам свою душу. Разговаривал с ними, устремив взгляд на другую сторону Озера с этого берега, берега, куда занесла его судьба. Он обращался к своей матери, веря, что волны отнесут его слова к порогу их дома, до знаменитой дороги Виа Эгнация, а оттуда, кто знает, до самой Атлантиды. Движение вод было ритмичным, плавным, оно очаровывало Отца, будто напоминало, что все изменяется. Эта мысль прибавляла ему решимости пуститься по течению этих вод, последовав за угрями…

Отец прошел по мосту и оказался на другом берегу. Здесь, у реки, находилась его небольшая адвокатская контора. Кого и как надо было защищать в эти трудные, полные неопределенности времена, когда власть менялась необычайно быстро, было известно только ему. Адвокатура в какой-то мере служила ему защитой от режима, и это давало ему возможность пользоваться доверием среди простого народа. В его маленькую контору приходили люди с последней надеждой найти правду. Приходили христиане и мусульмане, бедные и богатые, с просьбой защитить их от чего-то или от кого-то, люди, не чувствовавшие своей вины, ставшие жертвой несправедливого времени. А мог ли, по большому счету, Отец кого-то защитить в те тяжкие времена? Себя, семью или других? И вот теперь еще угри, которые так глубоко проникли в его сознание, не давали ему покоя.

Отец немного посидел в конторе. Словом-другим обменялся с людьми, ждавшими его с раннего утра. Каждого он старался утешить, поддержать, ободрить. В конторе, посредине стола у Отца стояла пишущая машинка, которую он привез из Стамбула и на которой он часто менял буквы в зависимости от того, каким алфавитом пользовались очередные оккупанты. Случалось, некоторых букв не хватало, и тогда он вписывал их от руки. Отец что-то напечатал на машинке, потом дал указания молодому помощнику, что тому необходимо сделать в течение дня, и вышел из конторы.

Пошел вдоль реки. Он решил посетить Игоря Лозинского в его лаборатории – помещении, которое находилось в доме, где тот жил, рядом с противомалярийной станцией. Отец не сказал ни на работе, ни дома, куда идет. Он редко так поступал. Когда он слишком задерживался, Мама посылала кого-то из детей в контору, посмотреть, почему Отец опаздывает. Придумывала предлог – якобы, по дороге домой Отцу надо купить одно или другое. Отец прекрасно понимал беспокойство жены, поэтому взял себе за правило сообщать ей, куда или к кому он идет.

Но в тот день, очарованный прекрасной погодой, блеском солнца на синих водах, он прямиком отправился по берегу к своему знакомому Игорю Лозинскому. Шел, занятый своими мыслями. Заботы потихоньку отступали, будто их уносила с собой река.

Отец остановился у первой запруды, недалеко от истока. Эта преграда, сделанная для того, чтобы вынуждать угрей двигаться по узким протокам, существовала на реке уже более тысячи лет.

Ему подумалось, до чего же трагична судьба угрей, которые оказывались в этой ловушке. Вот она, балканская гильотина! Река, перегороженная посередине, при сильном течении затопляла близлежащие поля. Люди воздвигли бетонную плотину. Построили настоящую балканскую стену перед угрями. Но рыбам, пусть и в малом количестве, все же удавалось миновать эту преграду, и они двигались дальше. Были угри, которые, преодолев по суше километр-два, снова находили реку и присоединялись к счастливцам, не заплывшим в запруду. Уж не плотины ли, ставшие теперь еще более современными и крепкими, имел в виду Игорь Лозинский, когда говорил, что путь угрей может быть прерван?

Размышляя так, Отец прошел мимо запруды, за ней ему открылась картина мирной реки с сине-серебристыми водами. Он и сам не заметил, как оказался перед домом Игоря Лозинского. Хозяин радостно встретил его у ворот. Повел в дом. Они сразу пошли в лабораторию-мастерскую, где Игорь Лозинский создавал свою уникальную музейную коллекцию типичных представителей флоры и фауны Озера. Здесь были самые разные экспонаты – от микроорганизмов и рыб до птиц и животных, обитающих в этом регионе.

Игорь Лозинский в первую очередь представил Отцу своих помощников. Это были люди разных национальностей, исповедующие две религии, христианскую и мусульманскую. Среди них были отличные рыбаки и охотники, знатоки каждого уголка Озера и приозерной земли. Их навыки и умения, любовь к Озеру успешно соединились с умом и знаниями Игоря Лозинского. Все они были захвачены замыслом своего учителя – создать единственную в своем роде коллекцию реликтовых обитателей Озера, живых ископаемых. То, что было не по силам империям и разным режимам, владевшим Озером, – показать вечность мира – пытались сделать Игорь Лозинский и его помощники.

Лозинский, приехав на Озеро, начал работать, не жалея сил. Как ученый он руководствовался мыслью о том, что природа развивается эволюционно. В здешних же краях люди особо не задумывались над тем, как существовало Озеро в древности и как существует теперь. Игорь Лозинский поставил себе задачу – своей коллекцией, на примере типичных представителей местной флоры и фауны, зафиксировать непрерывность развития жизни в Озере. Он хотел показать, как происходила эволюция организмов в Озере на протяжении ста, тысячи, миллиона лет…

И Отец в то судьбоносное время, думая о том, как выжить его семье на Балканах, был охвачен идеей эволюции, но не применительно к животному миру Озера, а к обществу. Его интересовала непрерывность в существовании империй. Но когда он познакомился с Игорем Лозинским и его деятельностью, он начал верить в более широкое применение этой идеи – по отношению к природным и социальным явлениям.

Отец восхищался этим человеком, который во время войны и неизвестности, после долгого пути, с рвением занялся изучением таких живых существ в Озере, которых другие живыми-то не считали. Каких только представителей животного мира не было в коллекции Лозинского – выловленных в Озере, собранных по окрестным болотам, лугам и горам… Отец смотрел и удивлялся.

Вскоре пришел и главный сотрудник лаборатории – Цветан Горский, молодой биолог. Он с головой был захвачен проектом. Полюбил Игоря Лозинского как своего духовного отца. Цветан был трудолюбивым, умным, решительным – правой рукой Игоря Лозинского. Тот смотрел на него как на своего преемника и изо всех сил готовил его к тому, чтобы он смог работать самостоятельно.

Цветан Горский с малых лет интересовался животным миром Озера, открывал для себя его тайны, и вот, сейчас стал учеником Игоря Лозинского. Познакомившись с Отцом, Горский сказал ему:

– Профессор мне рассказывал о Вас. Показал мне Ваши книги и записи об угрях. Вы сильно преуспели в том, что изучает профессор. Мы очень рады, что Вы пришли к нам.

Игорь Лозинский утвердительно кивнул головой.

Отец не мог поверить своим глазам – какую удивительную коллекцию он видит перед собой. Здесь были собраны представители живых существ, обитающих в Озере, начиная с самых древних, и все это находилось в доме одного человека, занесенного судьбой в этот край из огромной далекой России.

Цветан Горский показал отцу ту часть коллекции, в которой были представлены озерные угри, пойманные на самом истоке реки из Озера, – чучела рыб на разных этапах их жизни. На огромном макете были Озеро, река, одна из запруд, а на большом глобусе значками был обозначен путь угрей от Озера до океана и обратно. Отец с восторгом рассматривал макет, путь угрей, показанный на глобусе. Путь, который, как ему мечталось, станет путем и его семьи. Цветан Горский заметил возбуждение Отца и тихо сказал:

– Профессор Лозинский – один из авторитетнейших в мире знатоков рыб, в частности, угрей. Он, среди прочего, с большой точностью открыл и описал пути миграций угрей из европейских рек и озер до Атлантического океана и обратно.

Отцовские мысли, пока он слушал Цветана Горского, летели вдогонку за угрями, следуя за ними по значкам на глобусе. Из этих благих дум Отца вывел голос Игоря Лозинского, приглашавший его осмотреть и другую часть коллекции. Отец бродил по лабиринту этой уникальной балканской лаборатории, в которой предпринималась попытка сохранить для потомков следы жизни Озера на протяжении тысячи лет.

Игорь Лозинский уже заканчивал формирование своей коллекции, которую он хотел подарить городу. Он считал, что только его ученик и преемник, Цветан Горский, может продолжить его дело. Лозинский завещал именно ему свою коллекцию, когда почувствовал, что его жизнь приближается к концу. Он доверил ему огромное богатство, дело всей своей жизни – коллекцию тысячи обработанных образцов животных и растений данного края, правду об Озере – чтобы тот сохранил его в нелегкие времена, которые наступали.

И вот, судьба привела к Лозинскому Отца, но не как адвоката, чтобы засвидетельствовать завещание, а как человека, влюбленного в Озеро. За рюмкой водки и угощением, которые принесла радушная Наташа Лозинская, расположившись на террасе с видом на реку, Игорь Лозинский, Отец и Цветан Горский продолжали, словно заключив тройственный союз, разговор о будущем музейной экспозиции и, конечно же, о судьбе угрей и их пути.

Отец хотел до конца узнать то, что известно Игорю Лозинскому о пути угрей, но тот хранил при себе свои мысли. И на этот раз Лозинский говорил о своих предположениях относительно времени, которое надвигается, о будущей власти, о возможности того, что сталинизм разрастется и придет и на эти просторы.

Только про это.

Он не стал раскрывать свою душу перед Отцом и Цветаном Горским. Но все-таки было ясно, что рано или поздно именно с этими людьми, с которыми его свела счастливая судьба, он поделится своей великой тайной. Отец, взглянув на часы, понял, как много времени он провел в доме Игоря Лозинского. Прощаясь с хозяевами, он пригласил их в ближайшее время к себе в гости.

Отец пошел вдоль реки, к истоку, к Озеру. Хотя на пороге была зима, солнце еще согревало землю. Отец смотрел, как медленно оно уходит за горизонт. Небо все сильнее освещалось багровыми лучами, а голубая ширь становилась все темнее. Любуясь на закат, чувствуя за собой свежесть реки, которая быстро несла свои воды, Отец почувствовал тихую грусть. Он ускорил шаг по направлению к дому. Наверняка, домашние заждались его и обеспокоены его долгим непредвиденным отсутствием.

11

Приближался конец фашизма. Европейские и американские союзнические войска продвигались вперед и освобождали захваченные фашистами страны старого континента. С востока наступала Красная Армия. На Балканах, того гляди, должен был установиться новый порядок.

Отец предчувствовал, что, несмотря на сильный отпор со стороны порабощенных народов, после короткого владычества империи фашизма, скорее всего, появится какая-то новая империя. Исходя из опыта, проследив периоды существования империй, Отец считал, что не могло быть так, чтобы Балканы не были под чьей-то властью в течение долгого времени.

После падения и поражения фашизма было понятно, что Сталин с помощью Красной Армии и тоталитарной идеологии использует исторический шанс завоевать как можно большую часть Европы и Балкан. Пока Отец так размышлял, идя по берегу реки, он оказался почти у самого дома. Солнце потонуло в Озере. На небе загорались первые звезды. Отец пошел быстрее. В его голове, после того, как в ней промаршировали империи, включая последнюю, сталинскую, вновь появились мысли насчет Игоря Лозинского. У Отца было ощущение, что тот что-то недоговаривает относительно будущей участи угрей в городе на истоке реки…

Кем, по сути, был этот русский эмигрант, который завладел всеми его мыслями, можно сказать, вошел в его жизнь? Что их сблизило? Не то ли, что у них была схожая судьба беженцев, общая привязанность к Озеру, интерес к угрям и их удивительным миграциям? Озеро появилось в их жизнях, чтобы крепко связать их дружбой.

Игоря Лозинского белогвардейская судьба привела к Озеру после долгих скитаний по России, после Стамбула, где в то время, в двадцатые годы двадцатого века, учился Отец. Он хорошо помнил потоки русских эмигрантов, которые, ища спасения, притекали в Стамбул.

Там, в Стамбуле, и рядом, на средиземноморских островах, эти люди надеялись найти окончательное спасение, обрекая себя на судьбу изгнанников. В основном, это была молодежь, от двадцати до двадцати четырех лет, энтузиасты и одержимые, рассказывал Отец. Тогда он где-то прочитал, что в те годы Ленин подписал декрет – выслать из России сто пятьдесят человек, лучших умов страны, вместе с их семьями.

Однажды Игорь Лозинский сказал Отцу, и сейчас, шагая вдоль реки, Отец это отчетливо припомнил, что русская эмиграция – это новый феномен в общей истории человечества, который можно сравнить только с исходом евреев. У Отца, когда он слушал Игоря Лозинского, прибавлялось решимости – во что бы то ни стало выстоять в нелегкой борьбе за жизнь на чужбине.

Потоки людей текли по городам Европы. Искали обитель своего счастья, оседали там, где их принимали – из милости или православной солидарности. Чаще всего они получали работу ниже своей квалификации, жили своим славным прошлым. Существовали в двух мирах, имея одну душу. У Отца не выходили из головы слова Игоря Лозинского, которые были словно его собственные, будто речь в них шла о его жизни:

«Мы много страдали. Может, страдание в каком-то смысле – слабость, но в другом, возвышенном смысле, – отвага. Те, что пострадали сильно, по-настоящему, редко бывают агрессивными, из их душ обычно истекает доброта и толерантность!»

Отцу были близки его слова:

«Наше страдание, милый мой друг, как слепота. У нас отняли родную землю, свет наших очей. Мы потеряли внешнее зрение, но укрепили внутреннее. Внутренним зрением мы видим невидимую горсть святой родной земли».

Так говорил Игорь Лозинский, а в голове Отца при этом возникали ассоциации с угрями: ведь и они во время долгого пути, когда удаляются от Озера и попадают в глубины морей и океанов, теряют внешнее зрение и пользуются внутренним, чтобы добраться до цели – до моря, до родного океана, а на пути обратно – до Озера, где обитали их предки.