Текст книги "Водная пирамида"

Автор книги: Луан Старова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

– Что это значит? – спросила Мама.

– Новое время не за горами! – прошептал Отец.

28

Это, для нас великое, незавершенное путешествие в бесконечность переселений продолжалось в разных вариантах – в наших снах, в лабиринтах подсознания…

Что произошло после той роковой ночи, когда мы снова тронулись в дорогу? Что случилось со старой-престарой семейной лодкой, с тем Ноевым ковчегом наших надежд? Что стало с побратимом Гури Порадеци, который сегодня оказался на пороге нашего дома? Или это нам привиделось, потому что мы так долго об этом мечтали, ожидая увидеть кого-нибудь из прежних мест? Что же произошло с нашими родными после того, как мы так неожиданно перебрались на другой берег Озера?

Мы знали, что после сталинского «мира» наступил сталинский ад в нашей родной стране, когда Тито не захотел покориться Сталину, а решил повернуться к Западу. В наших детских умах эта история упрощалась, превращалась, как в сказках, в борьбу между добром и злом…

И вот – к нам пришел друг семьи, который мог вживую рассказать нам, что произошло с нашими близкими и со страной после того, как мы стали эмигрантами.

– Ты ли это, побратим Гури, или мои глаза меня обманывают?! – воскликнул Отец.

– Это я, брат, кто же еще, как не я? И я не верил, что в один прекрасный день доберусь сюда и увижу вас живыми и здоровыми после той бурной ночи, когда вы уехали! – сказал Гури Порадеци.

В одно мгновение мы все сбежались к дому. Случилось то, чего никто из нас не мог предвидеть. Каждый из нас, детей, спешил сходу задать отцовскому товарищу бесконечное число вопросов, подготовленных, сформулированных заранее – в мыслях и в снах. Побратим был спокоен, как в ту ночь, когда он держал кормило лодки нашей семьи, отправившейся в путь. Мы обступили Гури. Обнимали его как нашего спасителя – от чего, мы и сами не знали.

– Оставьте человека в покое! Дайте войти! Будет время для разговоров! – вмешалась Мать.

– Точно, – подтвердил Гури. – Еще успеем наговориться.

Гури Порадеци привез с собой небольшой чемодан и корзинку, какие плели на обоих берегах Озера. Мама взяла у него корзинку, из нее исходил знакомый, родной запах – так дышало наше Озеро. Мы это помнили.

– Молодица, – обратился, как когда-то, побратим к Матери, – я привез тебе форель и угря из Озера. В наших краях еще помнят, как ты мастерски их готовила.

Мама застеснялась, улыбнулась. Она не привыкла к комплиментам. В тот момент, когда приятель упомянул угря, Мама вздрогнула. Она молча посмотрела на Отца. И в его синих глазах читалось беспокойство. Что означает этот угорь? Кому пришло в голову его прислать? Была ли в этом какая-то связь с отцовскими поисками пути угрей, чтобы по нему возвратиться на родину?

Мама сразу решила, что это появление угря в нашем доме не случайно. Мы, дети, тоже им очень заинтересовались. В наших головах смешались самые разные истории насчет этих удивительных рыб. Когда в отцовской библиотеке мы искали какую-нибудь нужную нам книгу, со страниц раскрытых Отцом книг на нас глядели угри. И вот, теперь один такой угорь, выловленный у родных берегов Озера, был перед нами. Отец тоже не мог не придать тому, что Гури привез с собой угря, особого значения.

Мама отправилась с рыбами на кухню, а нам, детям, пора было идти в школу. Мы попрощались с побратимом Отца, хотя нам так хотелось поговорить с ним еще, ведь благодаря форели и угрю, он на время вернул нас к нашей утраченной истории, к тому времени, когда мы жили в родном краю. Отец и Гури Порадеци поднялись на веранду. Сели на низкий диван напротив большого окна, откуда открывался вид на реку, которая в том месте была широкой и полноводной, и на крепость на вершине холма. Там они просидели до глубокой ночи.

Мы, дети, уже легли. Засыпали мы сразу, сны приходили и уходили быстро, как воды реки. Мама, из последних сил закончив дела по хозяйству, которыми в доме занималась только она, мирно дремала, сквозь сон слыша голоса Отца и побратима. Отец и Гури Порадеци тихонько разговаривали на веранде, время от времени задумчиво поглядывая на реку. Они словно доверяли ей свои мысли, пытаясь с ее помощью в них разобраться. Отцу было ясно, что у побратима в душе была какая-то страшная тайна, большая мука, которая росла и не могла найти выхода наружу. Гури Порадеци, рискуя жизнью, миновал границу как раз для того, чтобы прийти к Отцу и поделиться с ним этой тайной. Он с опаской повертел головой из стороны в сторону и, устремив взгляд на реку, наконец, начал:

– В душе у меня, дружище, рана – большая, длиною в жизнь…

Но – начну по порядку. Когда ты уехал от нас, мы остались, словно тело без головы, без разума. Ты был среди нас единственным ученым человеком – адвокатом, с дипломом – аж из самого Стамбула, ты защищал нас от невзгод – и христиан, и мусульман. Все в наших краях до сих пор вспоминают тебя добрым словом…

Отец попытался прервать хвалебную речь побратима. Как говорили, он не любил ни сам делать комплименты, ни слушать их от других. Гури Порадеци продолжил:

– Все, родные и близкие, оценили по достоинству твой ум, когда ты неожиданно взял да уехал. Но не я, который в ту роковую ночь перевез вас в старой семейной лодке на другой берег…

Вы уехали, когда, казалось, в этом не было никакой необходимости. Не знаю, кто дал тогда и подсказал это решение.

– Да, так было дело! – произнес Отец, на этот раз не столько для того, чтобы перебить друга, сколько его поддержать и поощрить рассказывать, что было дальше.

– Когда я, высадив вас на берег новой страны, наутро вернулся на наш берег, у Озера я встретил твою мать. У нее поседели волосы. Я не мог поверить своим глазам. За одну ночь ее волосы стали седыми! Бедная, она прождала вас тогда всю ночь. А потом до конца жизни она ходила на берег Озера, на то место, откуда больше всего любил смотреть в подзорную трубу твой отец… Вскоре она заболела, твой брат отвез ее в Тирану. Там ей сделали операцию. Она захотела после операции поехать в Корчу к старшей сестре. Она чувствовала, что смерть не за горами, и очень переживала, что семья разбросана по миру. Она умерла осенью 1943 года. Хорошо уже то, что известно, где ее могила. Могилы отца твоего, царствие ему небесное, его сыновей, да и других родственников были уничтожены. Но на этом не остановились. Твой брат, тот, который учился в Англии, после войны работал в благотворительной гуманитарной организации ЮНРРА в Тиране, поскольку прекрасно знал английский язык. Оголодавшему народу ЮНРРА в то послевоенное время была известна исключительно по добрым делам: по ликвидации пагубной малярии в стране, по помощи продуктами и одеждой обедневшему народу. Но вот что случилось после того, как диктатор взбесился, – в новогоднюю ночь с 1946 на 1947 год, когда семья брата только села за праздничный стол, дверь в их дом отворилась. На пороге стояли двое молодчиков из тайной полиции. Они увели с собой брата, якобы, чтобы тот сделал какое-то заявление в полиции. Начался черный год. Брата твоего замучили до смерти, хотели, чтобы он признался, что был американским шпионом. Где его могила, неизвестно.

Наступила тишина. Отец думал о матери, брате, его жене и сыновьях. Голос Гури Порадеци вывел Отца из состояния задумчивости:

– Вы уехали, тем самым обрекли себя на невозвращение. Что ж, у каждого своя судьба. А и не уехали бы или вернулись, какая разница?! Конечно, люди удивлялись тому, что вы уехали. Как можно было вырвать свои корни, говорили одни, оставить землю, дом, имущество, родных?! Другие, были и такие, проклинали вас, но проклятыми на самом деле оказались мы, которые остались.

Отец молчал. Не хотел перебивать побратима. Ждал, пока тот расскажет ему о муке, которая не давала ему покоя.

– По мере того, как шло время, сначала сталинское, будь оно неладно, затем китайское, потом сами мы, дураки, пошли одни против других, нам становился все понятнее твой умный ход. Ты храбро поступил, что уехал. Я ведь тебя тогда разубеждал, учил уму разуму. А ты оказался умнее всех нас. Эх, ужасное время! Никогда до конца нам в нем не разобраться…

Отец внимательно слушал друга. В голове его одни за другими проходили события прошлых лет – войны: балканские, за ними мировые. Отец все еще не мог до конца понять, что хотел сказать побратим – к чему было такое долгое вступление. Отец ненадолго ушел в себя, сделал глоток ракии, закусил, поглядел на реку и сказал:

– Да, друг мой, судьба наша такая – бежать. Проклятая судьба, балканская! Суждено нам убегать от истории, да опасности подкарауливают нас со всех сторон.

Этими словами об общей большой беде Отец подталкивал Гури Порадеци еще шире открыть душу и излить муку, которая не давала ему покоя. Отцу оставалось ждать, когда же собеседник найдет в себе силы это сделать. Гури собрался с духом и снова заговорил:

– Пришло к нам новое время – с барабанами и митингами. Ужасное время! Еще не приняли одну веру – меняйте на другую! Не выучили одни молитвы – учите другие! Замените новую веру на третью – на веру в партию. Она будет нам навеки. Трюки. Отнимут силой чужое, выпьют вино с чужих виноградников, опьянеют. Новую правду распространяют! А на самом деле все осталось по-старому. Даже стало еще хуже. Перемешали нас, распределили по кооперативам, чтобы свои со своими не виделись. А скольких убили! Невинных людей убили! Вот, как брата твоего, например. И еще много разных жертв было… По границам ток пустили. Чтобы мы еще больше обособились от других, стали рабами в своей стране. И не знаем, что еще ждет нас. Прокляты мы, прокляты наши дети…

Побратим замолчал. Не мог больше говорить. Несколько слез прокатилось по его щекам. Тишина давила, действовала страшнее слов в ту глубокую балканскую ночь. Время от времени слышалось дыхание – наше, детей, реки…

Побратим все еще не сказал главного, ради чего он разыскал Отца. Он никак не мог успокоиться. Рассказ о событиях прошлого вывел его из душевного равновесия.

– Еще хорошо, брат, – продолжил Гури Порадеци, – что хоть части семьи удалось спастись. Но горькая судьба ждет наших потомков.

– Давай оставим прошлое, Гури. Скажи, побратим, что так мучит тебя сейчас?

– Плохо живется нам, брат! Хуже некуда! Хотим уехать! Все хотим убежать! В Америку. А страна – клетка запертая. А ключ у него.

– У кого – у него? – спросил Отец.

– Все еще у Сталина, брат мой. Вы-то вовремя убежали. И мы убежим! Но беда вот в чем – сейчас не как тогда. Легко не убежишь. Из ста только одному удается спастись. А нужно, нужно бежать! Я решил – пусть сначала сыновья попробуют. Недавно собрали народ по приказу ЦК – и молодых, и старых.

Велела им партия на нашей части реки, вытекающей из Озера и впадающей в море, и на ее притоках строить электростанции, возводить высокие плотины. Первой электростанции, недалеко от границы, еще не начав строительство, уже название придумали. Будет называться «Свет партии», а и названия других, тоже еще не построенных, уже известны: «Имени Сталина», «Имени Маркса», «Имени Энгельса».

Отец был поражен. Возможно ли такое? Неужели дело зашло так далеко? Гури Порадеци, видя удивление Отца, продолжил:

– Эх, бедные люди! Будут они гидроэлектростанции возводить! Света, сказали, будет – хоть отбавляй! Хорошо, конечно, да что освещать?! Еще со времен турок дорогу построить не можем. Чтобы сообщение было. А сейчас нас намеренно отдаляют друг от друга – чтобы из деревни в город пойти, разрешение нужно взять… Нам заявляют, что партия первый раз в истории соберет всех нас вместе – деревенских и городских, молодых и пожилых – и сделает из каждого нового человека. Благодаря строительству гидроэлектростанций. Вот что, брат, обещает партия. А жизнь говорит о другом. Нагнали старых и малых, заключенных, «врагов государства», предателей народа, а больше всего – молодых людей, которые попытались перейти границу. Среди них были и мои сыновья… Отцу теперь стало понятно, что хотел сказать ему Гури Порадеци.

– Решили сыновья убежать, – продолжил Гури Порадеци свою исповедь. – И однажды ночью собрал я их у себя.

Решили они, что в Америку убегут. Хорошо, сказал я. Пусть будет, что будет. Мы с матерью согласились. Конечно, мать есть мать. Тяжело ей было с этим согласиться. Но еще тяжелее ей было бы, если бы они остались и были призваны на строительство гидроэлектростанций. Сейчас бегство через границу чаще всего ведет к смерти. Раньше было проще. Пересеки границу ночью, в лодке по Озеру – и вот, ты в другой стране. Но сейчас другие времена. Кажется, что и рыбам путь перекрыли. А что уж про людей говорить…

Отец не мог не подумать об угрях. И у него в голове был такой же план – пока не перекрыли путь угрям, уехать с семьей в Америку, надеясь на возвращение. Теперь стало понятно, что Отца с Гури связывали одинаковые мечты – уехать. Но куда, и как это сделать? Как осуществить этот сон?

– Надо бежать, брат, – продолжил свою мысль Гури Порадеци, – жизнь показывает, что ничего другого нам не остается. Я подкупил одного на границе, вырвался из страны, чтобы к вам приехать. Посоветоваться. Куда направиться – через Север или Восток, через Озеро или море? Пусть сначала дети уедут. Если они с Божьей помощью переберутся по Озеру в эту страну примите их!

– Конечно, побратим, мы их примем, – подтвердил Отец.

Но Отец не знал, что посоветовать Гури Порадеци, не знал – в каком направлении следует двигаться его детям. И хотя он сам столько размышлял над этим – строил реальные и метафизические планы, как следует двигаться по пути угрей, он был не в состоянии указать Гури Порадеци и его сыновьям правильный путь – сначала путь через одну границу, потом через другие границы – вплоть до Америки. Отец, задумавшись, сказал:

– Тяжело, ох, как тяжело, брат, покинуть родную страну!

– Но еще тяжелее жить в ней, когда у тебя отняли надежду… Возможность обрести надежду толкает людей к бегству. Спасение в одном – уехать…

В их головах роились мысли о бегстве как спасении. В то время как у Отца надежды выжить, последовав по пути угрей, оставалось все меньше – она медленно исчезала с его небосклона, приближалась к закату, то для Гури Порадеци и его сыновей надежда только начинала брезжить на горизонте, предвещая рассвет. Отец долго, мучительно размышлял об отъезде – собственном и побратима. Он приостановился где-то на полдороге, не веря в возможность продолжения пути, побратим же еще не отправился в дорогу и был полон веры, что выдержит до конца…

29

Всходило солнце нашего самого счастливого дня на чужбине.

Мама, привыкшая вставать рано, в то воскресенье встала раньше обычного. Дом уже сиял чистотой, цветы были политы, их запах приятно распространялся по всему дому. Мама замесила тесто на пироги, как в праздник. Побратим Гури Порадеци встретил нас на веранде с окнами нараспашку. Нам казалось, что сегодня и река текла быстрее и радостнее, чем в другие дни.

На маленький островок посредине реки слетались чайки, миновавшие на лету южную, закрытую границу.

Мы, дети, первыми уселись на низкий диван вдоль стен вокруг побратима.

– Ну, что, герои? Готовы ли вы к путешествию в старой лодке? – Гури начал разговор с шутки.

Он угадал наши мысли. Впрочем, сделать это было совсем не трудно. Мы ждали этого – Гури Порадеци обещал, что расскажет нам про нашу старую семейную лодку, про возвращение на ней обратно, в родную страну.

– Приглашаю в последний раз! Кто готов плыть в лодке через Озеро? – громко спросил побратим.

Мы уже давно были готовы к этому плаванию – назад, домой, с того самого дня, когда высадились на другом берегу, а побратим вернулся на лодке обратно.

– Когда я оставил вас на другом берегу, душа у меня заболела. Не от страха, что на рассвете мне придется пересекать границу и ставить лодку на старое место…

Побратим съел ложку варенья, которым по традиции как гостя угостила его Мама, запил его холодной водой и сказал:

– Так вот – когда я возвращался обратно, ночь была тихая. Границу я миновал, почти не работая веслами. Лодка двигалась будто сама по себе. Патрулю я не попался. Догреб я до вашего дома. Только он был освещен в ту глухую ночь.

Я причалил. Привязал лодку к колышку. Лодка казалась мне настоящим другом, который помог мне успешно закончить нелегкое дело. Я даже похлопал ее веслом, по корпусу, приятельски.

На берегу меня ждала, – продолжил побратим, обращаясь к Отцу, – твоя старая мать. Пришли и твои сестры, еще кое-кто из членов семьи. Я сказал им, что успешно перевез вас на другой берег Озера. Потом приходили и другие родственники. Спрашивали, что да как было. Мне приходилось рассказывать эту историю много-много раз. Из короткой она превратилась в гораздо более длинную, обросла деталями. Она превратилась в другую, собирательную, историю.

Так мы узнали, что произошло после того, как побратим перевез нас на лодке в другую страну, Перед нами сидел наш спаситель, будто посланец судьбы, пришедший к нам в дом, чтобы рассказать нам о том, чего мы не знали, оказавшись по эту сторону границы.

– А что случилось с нашей лодкой после войны? – нетерпеливо спросил старший брат.

– Сначала случились разные беды… Когда закончилась война, начались поиски врагов. Свои в борьбе против своих были очень жестоки! Но не будем сейчас про это… Они поздно спохватились, что вы уехали. Ну, вину-то не трудно было придумать. Все уже было прописано. Жертве в соответствии с обстоятельствами клеили любую статью. Каждого человека легко было в чем-то обвинить. Собачьи времена! У вашей семьи отобрали все, что было: дом, огород, виноградник, мельницу… В конце концов, добрались до старой лодки. Чья это лодка? Как она стала вашей? вашей семьи? К счастью, никто не донес, что это я перевез вас по Озеру через границу. Даже странно! А то бы и я пострадал.

– Так наша лодка жива? – перебили мы отцовского друга.

– Все вам расскажу, только давайте по порядку, – ответил побратим. – Лодка долгое время так и стояла у берега, привязанная к колышку. Никто и не думал трогать ее. Ведь на этом месте лодка находилась больше ста лет. Еще со времени турок. Колыхалась себе на волнах, будто так и надо. Никто не касался ее. Думали, может, еще понадобится.

Но однажды режим забрал лодку себе! Станет общей, так сказали. Как насильно загоняли людей в «добровольные» товарищества, так и лодку определили в рыболовецкую артель. Решили и лодки приспособить к новому времени. Перекрасили их в красный цвет, а на носу нарисовали пятиконечные звезды с серпом и молотом. Долго мучились, стараясь изменить облик вашей семейной лодки. А она была не как другие. Была построена тщательно, по науке. Конечно, ремонтировали ее за долгий век, когда требовалось, чинили. Силой же ничего не достичь. Когда спустили лодку на воду, вот такую – преображенную, с разными усовершенствованиями в ней, она той же ночью исчезла.

– Как это исчезла? – спросили мы разом.

– Неизвестно. То ли ее унесло ветром или течением, или еще какой-то неведомой силой. Может, кто-то отвязал ее и уплыл… Но она оказалась далеко от берега. Почти на середине Озера. Там и потонула. Члены рыболовецкой артели долго искали лодку вдоль берега, но так и не нашли…

Вот что рассказал нам побратим об исчезновении нашей лодки. Нам было грустно, ведь мы годами мысленно путешествовали в ней по Озеру. Пересекали границу, причаливали к пристани недалеко от родного дома…

Мы, маленькие дети, слушали, чем закончилась история нашей семейной лодки, со слезами на глазах. Душу щемило. Мы так часто видели ее во сне. Вслед за Отцом верили, что в один прекрасный день эта старая лодка заберет нас и перенесет на другой берег Озера – вернет нас домой. Теперь мы утратили надежду на это, одним сном стало меньше, одной мечтой…

Старый друг нашей семьи, Гури Порадеци, капитан утраченного корабля, успокаивал нас, как мог – говорил, что все старые лодки, когда приходит их конец, исчезают, как и люди…

Пришел день расставания. Ранним утром побратим вышел за порог нашего дома. Было неизвестно, что ждет его впереди, удастся ли ему когда-нибудь к нам вернуться. Мы обнимали его по очереди, он был для нас частицей той страны, которую мы потеряли и которую снова открыли благодаря ему. И вот сейчас эта страна отдалялась от нас.

Попрощавшись, Гури Порадеци ушел. Мы ясно видели его, пока он, шагая вдоль реки, не добрался до Деревянного моста. За ним он начал теряться из виду. И исчез навсегда. Больше мы его никогда не видели. После этого Балканами в который раз завладела смута. В то время как люди почти скатились на дно пропасти, вожди этих стран укрепляли границы. Разделяли народы. Проклятие! Пути угрей угрожала реальная опасность.

То, что Гури Порадеци сумел перейти границу, мы еще могли себе представить. Тогда это еще было возможно. Потом – уже нет. Граница поднялась высокой балканской стеной. Птице ее не одолеть. Единственное – пока еще угри могли миновать границу по реке и дальше свободно передвигаться по долгому пути до океана и обратно. Но и им оставалось недолго. Поэтому у Отца в голове с новой силой начали роиться мысли – найти выход, следуя по пути угрей, который пролегал через родную ему землю. Отцу было ясно, что надо спешить. А мы, дети, в своих снах искали подходящую пристань для нашей исчезнувшей лодки, которую вел капитан, вернувшийся на вечное Озеро. Мы хотели открыть верный путь – путь угрей, чтобы добраться до Америки – перед ними или после них. Как кому повезет.

30

Прошли годы после того, как старый друг нашей семьи привез нам угря и форель, и мы почувствовали дыхание родной страны. Тем самым он, как никогда, всколыхнул нашу эмигрантскую жизнь. Снова обострил два противоположных, постоянно волнующих нас, вопроса: остаться или уехать, надеясь когда-то вернуться туда, откуда мы отправились в путешествие, изменив родному месту…

Жизнь в доме у реки текла с напрасной надеждой, что мы снова уедем. В один прекрасный день откроем нашу потерянную семейную Атлантиду. Нас не оставляло чувство, что мы должны были жить какой-то другой жизнью, и это ощущение только отдаляло нас от той, которой мы жили. А на чужбине жизнь тает быстро. О молодости – что и говорить, не успеешь оглянуться, она уже прошла.

После отъезда Гури Порадеци вероятность того, что кто-то еще с той стороны границы посетит нас, почти сошла на нет. Меньше становилось и эмигрантов, которые хотели отсюда отправиться дальше к далеким континентам. Только самые отважные, заранее готовые пожертвовать жизнью, решались попробовать перейти границу.

Да, границы укреплялись, множились, еще больше запутывая балканский лабиринт. В отцовской душе с каждым днем слабела вера в то, что он сможет найти выход из этого лабиринта. Чем выше становилась балканская стена, тем меньше у людей оставалось надежд на свободу и счастье. Пришла пора безвременья – ни жизни, ни смерти…

В те дни Отец стал терять интерес к угрям и их пути. Но не перестал размышлять в целом о миграциях живых существ на планете. Задачей его исследований, его неосуществленной эврикой по-прежнему было – открыть связь между миграциями людей и миграциями животных, птиц и рыб.

Он с рвением изучал законы, по которым происходят различные природные явления и отклонения от них, которые чаще всего бывали вызваны самим человеком. При этом свое вмешательство в природу люди оправдывали тем, что оно необходимо ради высоких и благородных целей. Человек будет двигаться по проклятым дорогам истории, заключал Отец, по сути, изменяя своей природе. В разгар таких мыслей Отец начинал, кто знает, в который раз, делать ревизию книг, которые имелись в его библиотеке. Мама поначалу побаивалась таких «пересмотров» Отцом книг, но со временем к ним привыкла.

Ища выход из балканского лабиринта, отец внимательно перебирал книги и расставлял их на полках в определенном порядке. Как и раньше, вперед, чтобы легче было достать, он ставил книги о миграциях людей и других живых существ, в том числе угрей. Он все еще тешил себя надеждой на то, что он последует по их пути. Хотя понимал, что это сделать становилось все тяжелее и тяжелее. Но пусть хоть книги будут у него под рукой!

Отцовская библиотека со временем превратилась в настоящую вавилонскую крепость на Балканах, копилку главных идей, которые могли помочь Отцу найти естественный выход из быстротечной истории. Он будто хотел угнаться за всей балканской историей, приостановить, понять ее благодаря самым важным книгам и растолковать, насколько это было ему под силу. А не было ничего более непостоянного, более неясного, более загадочного, более двусмысленного, чем написанная балканская история, авторы которой всегда возвеличивали новых победителей и почти никогда не продолжали до них написанное, а начинали писать заново. Чтобы история начиналась с них. Именно поэтому отцовский труд, История Балкан, должен был начинаться с описания поражений.

Кто мог сказать, почему в те тяжелые времена – с барабанным боем, лозунгами насчет прогресса, борьбы с нерационально потраченным временем, с революционными песнями про рабочий класс – Отец начал читать книги о лабиринтах? Нужно было, чтобы прошли годы, и только тогда стало понятно, почему Отца заинтересовали эти книги. И вся его библиотека в конечном итоге стала представлять собой лабиринт, в котором было несколько перекрестков: книги в зависимости от тематики располагались так, как расставил их Отец, пытаясь найти правильный путь для себя и своей семьи и выйти из лабиринта. Но к выходу из лабиринта не идут маршем и с песней! Открыть выход легче, если идешь не спеша или, нередко бывает и такое, если движешься назад. Такие мысли владели Отцом, когда он располагал на полках свои книги…

Все члены семьи уже привыкли к тем периодическим перестановкам, которые происходили в отцовской библиотеке. Чаще всего они случались перед переселениями. Собственно говоря, были их предвестниками. Но в данном случае до намеченного путешествия по пути угрей – сначала по реке, вытекающей из Озера, потом морем до океана и обратно – дело не дошло. В тот момент в жизни Отца произошло событие, которое перевернуло ее и в значительной степени изменило судьбу нашей семьи. Отец обнаружил старинные судебные записи времен Оттоманской империи. Для Отца это было открытием настоящей рукописной Атлантиды Балкан, прерванного и потерянного времени. По мнению Отца, это открытие должно было привести к новой трактовке истории в отношении балканских народов, пониманию их национальной самобытности.

В своем сознании отец снова находил какую-то связь, только ему до конца понятную, между открытой Атлантидой рукописей и путем угрей. Он считал, что в оттоманских рукописях, судебных документах, покоится балканское время. Отец с головой уходил в изучение этих старых, рыхлых, пожелтелых листов, даже не скрепленных в тетради. Иногда, переворачивая страницу, Отец ощущал трепет других времен, слышал речи людей, заключенные во всей этой громаде документов, свидетелей минувших событий. Эти пожелтевшие листы, разложенные везде и повсюду в отцовском кабинете, были не просто изъеденной временем бумагой, они были судьбами бесчисленного количества людей, семей, поколений, племен, народов. Были доказательствами некоей жизни, потерянной в забвении. Были знаками, оставленными душами мертвых.

Отец придавал особое значение этим знакам. Знаки боролись со временем, которое уничтожало бумагу. Они были последними свидетелями исчезнувшей жизни, они просили потомков только об одном – не потерять с ними связь. Отец встал на их защиту – он видел свою задачу в том, чтобы растолковать знаки, открыть их значение, придать им смысл и тем самым воскресить их. В бумагах оттоманского времени все было перемешано – Отец пытался расплести запутанные и частенько оборванные нити судеб разных семей.

Отец хорошо помнил, как когда-то на Эйюбском кладбище в Стамбуле с его бесчисленным множеством каменных восклицательных и вопросительных знаков, символов бывших жизней, его охватила меланхолия и печаль, потому что он не смог найти там могилы родственников своей матери, предков, о которых он почти ничего не знал. И теперь он был счастлив, что сможет растолковать послания из прошлого, связать ушедшие поколения с будущими…

Отец в душе надеялся, что, разбирая рукописи, ему удастся добраться до самой сердцевины, до нарушенной целостности семьи судьи, откуда была родом его мать, семьи, когда-то жившей в стране, из которой он отправился в изгнание. Отец работал, не покладая рук. Он верил, что эти бумаги донесут до него голоса его предков. Иногда он вслух разговаривал с ними. Старался найти способ вступить с ними в связь. Отец внимательно, лист за листом, изучал желтые тетради, особенно долго рассматривал истлевшие страницы, где был оторван кусок или стерлись буквы. Он упорно старался разгадать значение утраченного текста, до последней запятой, будто подозревал, что именно он содержит семейную тайну.

Отец изучал эти старые рукописи, как когда-то книги об угрях, в которых он тщательно искал верный путь спасения семьи, каким он себе его представлял, но так и не нашел. Тем не менее, он не отложил книги про угрей навсегда. Отец возвращался к ним всякий раз, когда он терял надежду найти выход для семьи в судебных записях оттоманского времени…

Эпилог

Отцу было понятно, что реальный исход с Балкан на протяжении многих лет будет невозможен. Паутина границ еще долго останется на балканских просторах. А книги – каждая книга в отцовской библиотеке будет означать новое путешествие – плавание по великой реке жизни со всеми ее извилинами и омутами. Отцовские поиски пути угрей окончательно превратились в метафизические, воображаемые. Как странствующий путник Заратустра, Отец говорил себе:

«Наконец-то я – перед последней вершиной, к которой столько времени я не мог приблизиться. Меня ждет самая тяжелая часть пути, поиск предела, которого нет!»

Отец не ставил себе целью найти тот недостижимый конечный предел, предел, которого нет. Ему важно было найти самого себя. Он искал сущность своего «я», путешествуя по перекресткам своей души. Мифологический простор Озера занимал огромное место в сознании всех членов нашей семьи, он охватывал воображение каждого из нас по-своему. Отцу было ясно, что в глубины синих вод вписаны невидимые архетипические изогипсы семейной истории. Нам стоило только почувствовать этот источник мощи природы, и можно было двигаться по пути угрей, самому необычному пути на планете. Здесь, у истоков большого синего Озера семья снова была обречена смотреть великий нескончаемый сон о дорогах, сон, который начал ей сниться еще у моря. Мы оказались у этих истоков после великой битвы не на жизнь, а на смерть, после великого раздела семей и народов, когда одни отправились за океан, а другие двинулись по суше. Это движение в двух направлениях не имело конца. И никогда нам было не догнать тех, которые уехали через море…