Текст книги "Тяжкие преступления"

Автор книги: Лоуренс Гоуф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 11

Кристи Киркпатрик смыл остатки обеззараживающего мыла со своих больших, покрытых веснушками рук, вытер их бумажным полотенцем, которое достал из специального контейнера, и хотел было поздороваться с вдовой Кенни Ли.

Миссис Ли уставилась на протянутую для приветствия руку, но коснуться ее не решилась. Ведь эта кисть, которую она должна была пожать, резала ее мужа, обнажая те сокровенные тайны его тела, которые даже ее рукам были недоступны…

Киркпатрик отошел к стене, выдвинул один из стальных ящиков и бросил короткий взгляд на Паркер. Она незаметно кивнула ему. Кристи откинул голубую прорезиненную простыню, которой были накрыты останки Кенни Ли.

Миссис Ли ахнула. Ноги у нее подкосились, и Паркер пришлось поддержать ее, чтобы она не упала. Она была легкой, очень худенькой, с детской фигуркой. Не отпуская ее, Паркер спросила:

– Это ваш муж, миссис Ли?

Она ответила шепотом, еле слышно, но достаточно внятно:

– Да…

– Спасибо, Кристи.

Бледно-голубой покров приподнялся и с тихим шуршанием, подобно шелесту на ветру опавших мертвых листьев, опустился на одутловатое, с открытыми, но невидящими глазами, лицо Кенни Ли.

Киркпатрик задвинул ящик.

Паркер почувствовала влагу на тыльной стороне руки, посмотрела вниз и увидела, что миссис Ли беззвучно плачет, давая выход своему горю. Она подумала, что, вероятно, стоит все-таки позвонить в специальное подразделение психологической помощи, которое оказывает помощь людям, попавшим в стрессовую ситуацию.

Миссис Ли уже говорила, что не хочет обращаться за помощью к специалистам, но Паркер не была уверена, что в таком состоянии вдова способна принимать разумные решения. Надо дать ей время успокоиться, отвезти домой и еще раз поднять этот вопрос.

Ей было не впервой выполнять обязанности шофера и возить безутешных вдов, вдовцов и возлюбленных.

И она, к сожалению, знала, что ей придется это делать еще не раз.

Глава 12

Сняв с теплой трубы мохнатое розовое полотенце и обмотав им голову, не вытираясь, голая, с прозрачными каплями на коже, Нэнси прошла в спальню. За стеклянной стеной простиралась бухта, по свинцово-серой воде, подставляя ветру парус, скользила одинокая лодка.

В кабинете ее мужа – через холл от спальни – слышалось тихое потрескивание этого дурацкого факса. У Тайлера на столе стояло три красных кнопочных телефона, компьютер IBM, два принтера к нему и еще какая-то штука под названием «модем», да еще цветной ксерокс «Кэнон». И телевизор «Сони» с видеомагнитофоном, на котором он записывал все передачи о бизнесе, транслируемые телевизионной сетью Ноледж – Знание, но так и не успевал просмотреть потом.

Кабинет Тайлера. Его оргтехника. Может быть, ему и удавалось одурачить налоговую инспекцию, но Нэнси не так легко провести. Она-то знала, что вся эта аппаратура – просто игрушка для человека, который слишком быстро повзрослел и никак не может к этому привыкнуть. Она терпеть не могла эту комнату. Тайлер постоянно забывал закрывать дверь, и Нэнси казалось, что там все время что-то щелкает, лязгает, звонит и издает еще Бог весть какие шумы, а они так действуют на ее нервы.

Нэнси вытерла полотенцем мокрые волосы, бросила его на постель, встала перед зеркальной дверцей большого встроенного шкафа и попыталась объективно оценить свое тело.

Что ж, она недурна. И даже очень недурна, но похоже, она единственный человек в семье, который это замечает. Нэнси взъерошила волосы на лобке, закинула руки за голову и постаралась максимально прогнуть спину.

Неплохо.

На стеклянном с хромированными ножками ночном столике, рядом с большой двуспальной кроватью, зазвонил телефон, включился автоответчик, и Шейла, с которой Нэнси иногда работала у Рона Залко, спросила, не может ли она с ней пообедать. Шейла предлагала салат из лепестков, какую-нибудь популярную вегетарианскую пиццу, стаканчик белого вина. «Если да, то перезвони часов в одиннадцать», – сказала Шейла и положила трубку.

Очень заманчивое предложение, подумала Нэнси.

Пройдя по серебристому ковру к стеклянной двери, она вышла на балкон. Мгновенно ее охватил такой холод, что она чуть не вскрикнула; будто ее шлепнули по всем частям тела, и кожа стала тугой, как барабан. Внизу пожилой служитель в белом комбинезоне и синей бейсбольной кепке, стоя к ней спиной, водил по воде длинным алюминиевым шестом с сетью на конце.

Господи, как же холодно! Ванкувер из-за мягкого климата называют Страной Лотосов. Сегодня погодка явно не для лотосов. Служитель дотянулся до чего-то своим шестом, поверхность воды взволновалась и снова стала гладкой.

Бассейн был пятнадцать метров на шесть, и чтобы поддерживать в ней зимой постоянные тридцать три градуса, приходилось платить шестьсот долларов в месяц. Тайлер никогда не тратил денег просто так – все обязательно должно было окупать себя. Нэнси не сразу поняла, что бассейн для Тайлера был возможностью произвести впечатление на партнеров, коллег и друзей, демонстрировал широту его натуры и этим окупался.

Нэнси закрыла руками грудь. Служитель как-то странно держал свой шест. Как будто пытался поймать что-то. А что там могло быть? Не листья же в это время года? И насчет того, чтобы в бассейне утонула какая-нибудь муха, Нэнси тоже сильно сомневалась. Она смотрела, как он опускал, потом поднимал шест, тянулся рукой к сети и, что-то взяв из нее, клал в зеленый полиэтиленовый пакет для мусора.

Ну, обернись, посмотри сюда! Нэнси тихонько взвизгнула, как школьница. Ну, давай посмотри, парень. Господи, что это с ним?

Служитель снова опустил шест в воду и, обойдя вокруг бассейна, продолжал что-то выуживать из него. Он был всего метрах в тридцати от дома, и, хотя балкон располагался высоко от земли, она без труда разглядела, что он небрит и так сосредоточенно выполняет свою примитивную задачу, что даже закусил нижнюю губу.

Нэнси покрепче обхватила себя руками. Тело покрылось мурашками, и ее так трясло от холода, что ей казалось, она может упасть с балкона. Она резко наклонила голову набок, стряхнула несколько капель с еще влажных волос, вернулась в комнату и захлопнула за собой дверь с такой силой, что задребезжали стекла.

Она легла на смятые шелковые простыни. Была среда, полдень, прошло два дня с тех пор, как она его видела.

Снова зазвонил телефон. Включился автоответчик. Она смотрела, как крутится пленка в кассете, и слушала свой голос: «…она не может сейчас подойти к телефону, оставьте, пожалуйста, после гудка информацию, и она…»

Кто-то на другом конце провода так швырнул трубку, что она чуть не подскочила на кровати.

Кто это?! Может быть, Тайлер? Но он никогда не выходил из себя. Он бы попросил перезвонить ему, как только она освободится, сказал бы еще что-нибудь. К тому же он обычно просил секретаршу соединить его.

Это кто-то другой. Она снова подумала о нем…

В воскресенье ночью, когда она наконец добралась до дому, Тайлер уже храпел так, что уши закладывало. Состояние у нее было странное. Она была очень испугана и в то же время чувствовала себя необыкновенно сексуальной. Она наскоро приняла душ, скользнула в постель рядом с мужем и шепотом позвала его по имени.

Он не пошевельнулся. Она зажала ему нос, и храп прекратился. Нэнси поцеловала его, и, крякнув, он повернулся на бок. Она сказала себе, что он работает не покладая рук, чтобы у нее был дом за миллион долларов на берегу океана и кухня, в которой есть все самые последние новинки бытовой техники, а потому имеет полное право устать. Что с того, что их медовый месяц оказался не продолжительнее лодочной прогулки по Ниагарскому водопаду, – у всех свои недостатки.

Она накинула махровый халат и оставила Тайлера храпеть в одиночестве.

Спустившись в гостиную, она налила себе двойную дозу виски, зажгла камин и уютно устроилась на софе.

Нельзя было отпускать этого хорошенького мальчишку с ее чековой книжкой. Но что она могла сделать? Заломить ему руки назад и отобрать нож?

Какой-то стук за окном вернул Нэнси к реальности. Так что же, через пару дней, после того как ее похитили и ограбили, она как ни в чем не бывало примет приглашение пообедать цветочным салатом и пиццей? Бармен-аргентинец в клубе, где она играла в гольф, назвал бы то, что с ней произошло, «экстравагантным происшествием». Очень сексуальное слово «экстравагантный» – «ваг», «вагина». Она не была уверена, что правильно выделила корень слова и его значение, порывалась заглянуть в этимологический словарь, да так и забыла.

Странно, но у нее была необоримая уверенность, что эта ее ночная прогулка на машине с двумя мальчишками каким-то образом изменила ее.

Она не знала, что это за изменения. Пока не знала.

В три часа ночи Тайлер спустился в гостиную, разбудил ее и сказал, что только что был какой-то почти оскорбительный звонок, и потребовал объяснить, что все это значит.

– Я думал, что ты с Мадлен в «Арт-клубе».

– После спектакля мы зашли к ней немного выпить. Я ехала домой и остановилась у светофора. Вдруг двое мальчишек запрыгнули в машину и заставили везти их по Кингсвею.

Тайлер моргнул два раза подряд.

– Господи, какая же это отвратительная улица! – продолжала Нэнси. – Я хотела сразу же тебе все рассказать, когда добралась до дому, но ты не проснулся.

Он вспыхнул.

– Нэнси, ради Бога! Я ведь не нарочно. Я принял снотворное.

– Один из них угрожал мне ножом.

– А?…

– Нет. Они даже и не пытались.

Ее любящий муж кивнул так, как будто было совершенно естественно, что никто не покусился на ее женское достоинство.

– А они тебя не ограбили?

– Конечно, ограбили! Было бы слишком странно, если бы им были одинаково безразличны и секс и деньги.

– Извини, милая. Я несколько растерялся. Они отняли у тебя кредитные карточки?

– Да, и чековую книжку тоже.

– А на чеках – твой адрес и телефон.

– Наш, Тайлер.

– Конечно, конечно, наш.

– Я устала и пойду спать.

– Нет, сейчас мы должны позвонить в полицию.

– Зачем?

– Но тебя же похитили?

– Но ничего же не случилось, Тайлер! И я слишком расстроена, чтобы отвечать на вопросы полицейских.

Тайлер открыл было рот, чтобы возразить, но Нэнси его опередила:

– И еще я сейчас много выпила. В общем-то, я почти пьяна.

Тайлер проверил, сколько осталось в бутылке виски, и вздохнул.

Утром они завтракали в молчании. Тайлер допил вторую чашку кофе, подошел к висевшей в кухне трубке радиотелефона и позвонил в полицию.

– Зря ты это делаешь, Тайлер. Правда зря, – сказала Нэнси.

Он посмотрел на часы и проговорил в трубку: «Да, это срочно». Потом, помолчав немного, назвал свое и ее имя, их домашний адрес. После еще одной короткой паузы он с необыкновенной точностью описал, что произошло с Нэнси прошлой ночью. Повесив трубку, он сказал ей:

– Сегодня же утром они приедут, – и с улыбкой добавил: – Извини, у меня очень важная встреча с представителями «Мицубиси», а то я бы непременно остался дома, чтобы помочь тебе. Но ты же знаешь, стоит мне пропустить встречу, и, в смысле бизнеса, я – мертвец.

Нэнси ответила, что она понимает, все понимает.

Два полицейских приехали в машине, на которой не было надписи «Полиция». Они представились следователями по делам, связанным с убийствами, и объяснили, что приехали по вызову к ней только потому, что в китайском квартале, неподалеку от того места, где с Нэнси случилась эта неприятность, в тот же день было совершено убийство и они пытаются выйти на след. Они явно не были в восторге от того, что им пришлось сюда приехать. Один из них, назвавшийся Эдди Оруэллом, напомнил Нэнси знаменитого Арнольда Шварценеггера. Тайлер не увлекался кино, но когда он работал допоздна, она брала напрокат какой-нибудь фильм, готовила в микроволновой печи воздушную кукурузу и устраивала себе вечер отдыха.

Оруэлл был не так высок ростом, как Шварценеггер, а телосложение было похожим – как перевернутая пирамида. Кроме того, он так же мучительно медленно говорил – словно это давалось ему с болью. Он спросил у Нэнси, где ее муж, на что она ответила, что с Тайлером можно связаться, позвонив ему в офис, но у него запланирована встреча с важными людьми из Токио, а значит, ему будет не слишком приятно, если его оторвут от дел.

Напарник Оруэлла, Ферли Спирс, совсем не понравился Нэнси. Он вошел в дом, даже не потрудившись вытереть ноги, в грязно-коричневой шляпе, которую явно не собирался снимать. А в довершение всего, хотя и перечисленного было предостаточно, он все время рыскал взглядом по гостиной, как будто присматривая среди вещей что-нибудь такое, что могло бы поместиться у него в кармане.

Полицейские сочли случившееся с ней незначительным происшествием. Говорил в основном Оруэлл. Он спросил, в котором часу на нее напали, где она была перед этим и с кем. Нэнси дала ему адрес и телефон Мадлен. Тогда Оруэлл попросил ее подробно описать преступников, и ей пришлось ответить на тысячу вопросов: как они выглядели и что говорили… Она сама удивилась, как хорошо все помнила.

Записывая показания в блокнот, Оруэлл время от времени хмыкал.

Когда Нэнси сказала, что у нее украли чековую книжку, он велел сообщить об этом в банк.

– Да, я уже это сделала. Муж посоветовал.

– А, ну тогда… – протянул Оруэлл. Вид у него был раздраженный, как будто он не понимал, зачем она отнимает у него время, если они сами уже обо всем позаботились.

– Я боюсь, что они могут теперь прийти сюда, – сказала Нэнси.

– Да? – Оруэлл нахмурился и произнес это «да?» таким тоном, как будто ее опасение было начисто лишено смысла.

Нэнси вспыхнула.

– Не было ли каких-нибудь оскорбительных звонков? – спросил Спирс.

– Нет, не было. – «Почти оскорбительный» – сказал ей ночью Тайлер. Это, в сущности, одно и то же. Почему она сделала из этого тайну?

– А камин работает? – сказал Спирс.

– Да, конечно.

– У вас здесь холодновато. Может, включите?

Нэнси зажгла газ.

– Вы включили на полную мощность?

– Да.

Спирс недоверчиво кивнул, подошел поближе к огню, стянув черные кожаные перчатки на кроличьем меху, протянул руки к камину. Глаза у него лихорадочно блестели, а кожа имела какой-то нездоровый оттенок. Может, он болен? Только бы не чем-нибудь заразным!

Оруэлл задал ей еще несколько вопросов, но они показались Нэнси никак не связанными с тем, что случилось. Он спросил, какая обувь была на преступниках. Она не помнила. Может быть, ковбойские сапоги? Нэнси пожала плечами. Она понятия не имела, какие на них были сапоги.

Она спросила, не надо ли ей приехать в департамент и посмотреть фотографии преступников.

– Да, конечно, – без особого энтузиазма ответил Оруэлл, – мы позвоним, когда вам приехать. – Он отогнул манжету и посмотрел на часы.

В понедельник Тайлер пришел домой в начале восьмого. Нэнси приготовила для него свежую стручковую фасоль, печеную картошку, свинину на ребрышках с лимоном. Он спросил о следователях, как прошла встреча. В ответ Нэнси, к своему изумлению, разразилась истерическим хохотом, который быстро перешел в плач.

Накануне Оруэлл позвонил и попросил ее приехать в департамент уголовного розыска на Мэйн-стрит, 312. Он даже предложил прислать машину, но Нэнси отказалась. Ее «БМВ» отправили в ремонт, но она могла приехать и на «мерседесе» с этой отвратительной надписью на номере «Ее игрушка».

Почти три часа она рассматривала лица, которые никогда не увековечат на почтовых марках. Но ни один из насильников, убийц, похитителей, грабителей-взломщиков и растлителей малолетних не показался ей хотя бы отдаленно напоминающим тех, кто напал на нее тогда ночью.

Оруэлл проводил ее к машине, которую она оставила в двух кварталах от департамента. Она открыла дверцу, он протянул ей свою визитную карточку.

– Если вам позвонят, дайте знать, ладно? – И слегка нахмурился, увидев надпись на номере машины.

– Обещаю, – ответила Нэнси. Оруэлл держался за открытую дверцу и чуть не наполовину влез в машину. Его светлые волосы были очень коротко подстрижены, даже просвечивала порозовевшая от мороза кожа. Она повернула ключ зажигания, и «мерседес» издал неприятный ворчливый звук.

Оруэлл улыбнулся и отпустил дверцу.

Нэнси пробралась через переполненную стоянку к будке сторожа. Заплатив четыре пятьдесят за стоянку, она взяла квитанцию, потому что знала: Тайлер о ней спросит. Его бухгалтерия, судя по всему, находила способ списать каждый грош, потраченный Нэнси.

Оруэлл спрашивал, чем и как они угрожали ей, пытались ли посягнуть на ее честь…

Она ответила, что нет, и постаралась, чтобы в ее голосе не проскользнули нотки сожаления. Оруэлл посмотрел в свой блокнот, взглянул на нее, улыбнулся. Не решил ли он, что она пытается заигрывать с ним? Ошибается. Она думала вовсе не о нем, а о том мальчишке.

Чокнутая. Чокнутая, чокнутая, чокнутая.

Вот о чем она думала по дороге домой. И вдруг ее обожгла совершенно дикая мысль: а если бы она увидела среди фотографий лицо собственного мужа?

Она теперь отлично знала, что служитель выуживал из бассейна, – после завтрака она прошлась по двору и наполнила птичьи кормушки.

Фильтры от сигарет. Белые. Такие курил тот мальчик с зелеными глазами и густыми черными волосами.

А один из стульев у бассейна был повернут так, что сидящему были видны окна спальни. Стул двигали – она заметила следы на снегу. И на площадке валялся окурок. А еще три она нашла у бортика рядом с водостоком.

Четыре сигареты. Сколько нужно времени, чтобы выкурить четыре сигареты? Сколько он просидел здесь на стуле в такой холод, наблюдая за домом? По ночам, особенно когда Тайлер задерживался на работе, перед тем как лечь в постель, она нередко раздевалась донага, подходила к окну и смотрела на огоньки кораблей, на город вдали. Это стало своеобразным ритуалом. Обычно она выключала свет, но иногда и оставляла его в спальне.

Что он видел?

И почему она не рассказала Тайлеру о стуле у бассейна, об окурках? Может быть, потому, что тогда он опять позвонил бы в полицию, а ей совсем не хотелось снова видеть у себя в гостиной следователя Спирса, оценивающего ее столовое серебро. А может быть, существовала иная причина?

Где он? Что сейчас делает? Думал ли он о ней, сидя здесь на стуле у бассейна, так, как думает сейчас о нем она?…

Волосы у нее на лобке блестели на свету. Томным движением она провела кончиками пальцев по животу вниз, касаясь себя так, как всегда мечтала, чтобы Тайлер научился касаться ее. С ее губ сорвался тихий стон наслаждения.

Глава 13

Вернувшись в департамент уголовного розыска на Мэйн-стрит, 312, Уиллоус нашел на столе отчет из центра криминалистики и результаты вскрытия, произведенного Кристи Киркпатриком, а также множество маленьких листочков, на которых записывали, кто звонил в его отсутствие. Он начал со звонков. Пять были от его агента по торговле недвижимостью, три – от доктора Янга и больше дюжины – с различных местных радиостанций и телестудий. Последние Уиллоус решил передать констеблю Фишеру, который занимался связями со средствами массовой информации.

Он подвинул к себе папку с отчетом из центра криминалистики.

На записке с требованием выкупа за Кенни Ли не обнаружено никаких отпечатков пальцев, ни других следов, которые могли бы помочь следствию. Но вымогатель совершил ошибку, лизнув обратную сторону марки, когда приклеивал ее на конверт.

Как известно, кровь – не единственная жидкость, по которой можно определить ее группу. В теле человека присутствуют и другие жидкости, которые могут служить индикаторами той или иной группы крови, например, слюна. Это верно по отношению к восьмидесяти процентам населения земли.

У того, кто лизнул марку, эти индикаторы были. Группа крови оказалась редкой. Ее имеют примерно четыре с половиной процента людей.

Понятно, что эта информация была бесполезной, пока не появится подозреваемый. Но даже и тогда Уиллоусу и Паркер потребуется распоряжение суда, чтобы взять у подследственного анализ крови и слюны. И все равно одно это не могло бы определить виновность, потому что примерно у каждого двадцатого такая группа крови.

Однако, если суд будет колебаться в принятии решения, это может стать отличным подкрепляющим доказательством, а значит, потенциально информация криминалистов была очень важна.

Зазвонил телефон. Уиллоус поднял трубку. И зря. Это была Силия Кембридж – его агент по торговле недвижимостью. В трубке слышался шум уличного движения. Она звонила из машины, из своего белого «мерседеса».

В комнату трусцой вбежал Эдди Оруэлл. Он качался на тренажерах в спортивном зале департамента и так и остался в мешковатом сером джогинговом костюме.

– Я из кожи вон лезу, Джек, – говорила Силия Кембридж, – и все попусту. Я уже пяти семьям показывала ваш дом, с тех пор как мы в последний раз виделись, но никто так и не клюнул. В сегодняшней ситуации на рынке недвижимости это может означать только одно…

Уиллоус бросил взгляд через плечо, не идет ли Бредли. Если инспектор заметит тут Оруэлла в спортивном костюме, он наорет на него так, что у Эдди уши заложит.

– Только одно, – продолжала Силия Кембридж, – что ваша цена непомерно высока.

Ферли Спирс, ссутулившись над своим рабочим столом, писал какой-то отчет. Уиллоус и другие следователи, словно завороженные, наблюдали, как Оруэлл подкрадывается сзади к Спирсу. Обхватив своими огромными ручищами, он поднял его на воздух вместе со стулом.

– Пусти! – завопил Спирс. Все расхохотались. А он схватил со стола папку и стукнул Оруэлла по голове.

– Джек, вы меня слушаете?

– Да, да.

– Думаю, нам необходимо скостить по крайней мере тысяч десять, – сказала Силия Кембридж.

Когда Уиллоус только выставил дом на продажу, Силия предложила воспользоваться централизованной конторой по торговле недвижимостью, которая включила бы дом в общий каталог, которым пользуются все агентства в округе. И если бы Уиллоус согласился на это, Кембридж получила бы со сделки целых семь с половиной процентов. Именно из-за большого процента он и отказался от ее предложения.

С помощью калькулятора он подсчитал, что, снизив цену на десять тысяч, он уменьшит стоимость услуг Силии Кембридж на двести пятьдесят долларов.

– Я подумаю, – сказал он.

– Конечно, подумайте, но помните, что чем дольше дом останется в списках продаваемой недвижимости, тем труднее его будет продать.

– Я учту это, спасибо.

– Может быть, мне позвонить вечером, скажем, часов в восемь?

– Знаете, – ответил Уиллоус, – я сам вам позвоню.

Он положил трубку, но не успел снять руку с телефона, как снова раздался звонок. Это был следователь Уорнер из отдела по борьбе с преступностью в азиатских кварталах. Он хотел знать, не считает ли Уиллоус, что в убийстве Кенни Ли замешаны китайские, вьетнамские или латиноамериканские молодежные банды. На него взвалили такую кучу дел, что он будет несказанно рад, если Уиллоус ответит отрицательно.

– Рад бы вам помочь в этом, – сказал Уиллоус, – но, к сожалению, не могу. По крайней мере сейчас. Как только узнаю что-то новое, сообщу об этом в первую очередь вам. Обещаю.

Уорнер поблагодарил и положил трубку.

А Уиллоус вернулся к отчету криминалистов. Слова и фразы, составившие записку с требованием выкупа, были вырезаны из местных газет и журнала «Вестерн ливинг» месячной давности. Журнал печатался на мелованной бумаге, стоил два доллара в киосках, но в богатых кварталах распространялся бесплатно. Уиллоус раз в месяц находил у себя в почтовом ящике экземпляр «Вестерн ливинг».

Что касается почтовой марки и листка бумаги, то их можно было купить в любом канцелярском ларьке за несколько центов.

Уиллоус откинулся на спинку стула и потер лицо ладонями.

Почувствовав запах пота, он быстро оглянулся.

– Приветик, – сказал Оруэлл.

– Только попробуй поднять меня, Эдди, я всем расскажу, как ты приставал ко мне в раздевалке.

Оруэлл поднял руки в знак того, что сдается на милость победителя. Волосы у него были влажными от пота.

– Что новенького в деле Кенни Ли? – спросил он.

– Пока ничего. А у тебя как дела, Эдди? Заняться нечем? Может, сказать Бредли, чтобы он тебе дело нашел? Патрулировать дороги, например?

Оруэлл хихикнул, присел на стол Уиллоуса и спросил:

– Ты еще не купил нам с Джудит подарок на свадьбу?

– Еще не передумали?

– Да мы ждем не дождемся.

Свадьба была назначена на середину апреля, то есть через три месяца. Но еще с ноября, когда Оруэлл впервые заикнулся о том, что они с Джудит собираются пожениться, он у всех выпрашивал подарки. Он напомнил Уиллоусу, что тот должен подарить ему кухонный комбайн «Мулинекс» и что они с ним уже договаривались, какую именно модель купить.

Уиллоус закрыл глаза.

– Я прошелся по магазинам, – сказал Оруэлл, – самые низкие цены сейчас в Бэй в центре города.

Уиллоус посмотрел на него и улыбнулся.

– Я думал об этом, Эдди, и решил, что могу позволить себе купить вам в подарок только тостер.

– У нас есть тостер. И он отлично работает.

– Такого у вас нет.

– Да? А что это за тостер?

– Одна из самых первых моделей. Он автоматически превращает хлеб в угольки.

– О чем это ты, не пойму, – нахмурился Оруэлл.

– Я вспомнил тостер из своего детства, хромированный, красивый как не знаю что и с толстым черно-белым проводом.

– Хочешь подарить нам с Джудит допотопный тостер? Не думаю, что это ей понравится, Джек.

– Бока у него опускались, – продолжал Уиллоус, – надо было сначала положить куски хлеба одной стороной, а потом перевернуть на другую сторону. Очень просто, специально для тебя. У нас с ним была единственная проблема: он не прощал мне, если я вдруг зачитывался комиксами или еще чем-нибудь и забывал, что положил в него хлеб. Он выбрасывал в воздух столб такого вонючего дыма, что приходилось спасаться бегством. Особенно невыносимы в таких случаях булочки с изюмом. Ошибок он не терпел. Если не получалось с ним сладить, приходилось идти в школу голодным.

– В школу? – нахмурившись, спросил Эдди.

– Не знаю, можно где-нибудь сейчас купить такой тостер, – сказал Уиллоус, – но это именно то, что я хотел бы тебе подарить. И знаешь почему, Эдди?

– Да?

– Потому что именно этого ты и заслуживаешь, – с улыбкой ответил Уиллоус.

– Пятнадцатого апреля, – заявил Оруэлл, – тащи «Мулинекс» или можешь вовсе не появляться.

Он поерзал и уселся плотнее на столе Уиллоуса.

– Я слышал, ты продаешь свой дом. Это правда?

– Кто тебе сказал?

– Лучше спроси, кто еще не говорил. Будет гораздо короче. Сколько ты просишь?

– У тебя столько нет.

– Ты уверен?

– Иди помойся, Эдди.

– Я только что принял душ. Так я серьезно насчет дома. Родители Джудит собираются одолжить нам пятьдесят кусков. В выходные на прошлой и позапрошлой неделе мы уже присматривали себе что-нибудь в района Кокитлема.

– Очень хорошо, – отозвался Уиллоус. Кокитлем – это километров пятьдесят от города, всего час езды. Не многие полицейские, имеющие семью, могли себе позволить купить дом в городе или даже в пригороде – зарплата полицейского была слишком мала.

– Так сколько ты хочешь?

Уиллоус извлек из кармана пиджака бумажник и достал карточку Силии Кембридж.

– Если тебя интересует дом, позвони ей.

– Агент? Избавься от нее, и мы с тобой сэкономим.

– Отстань, Эдди.

– К тебе приходят смотреть дом? В воскресенье в полдень к тебе можно зайти?

– Зачем? Вы с Джудит собираетесь ограбить мой дом? Украсть бытовую технику?… Мне некогда, Эдди, отстань.

Уиллоус открыл отчет Киркпатрика. Там было много сюрпризов. Кенни Ли умер от удушья, захлебнувшись собственной рвотой. Осмотр его глаз и век показал наличие мелких кровоизлияний на слизистой оболочке внутренней поверхности век, – такие маленькие темные пятнышки – явный признак смерти от удушья.

– Джек.

Уиллоус поднял взгляд. В дверях своего кабинета стоял Бредли с незажженной сигарой во рту.

– Зайдите ко мне с Паркер, когда она появится, хорошо?

Уиллоус кивнул, и Бредли исчез за дверью.

Кенни было пятьдесят семь лет. Рост – метр семьдесят два сантиметра, вес – семьдесят килограммов. Он был в отличной физической форме. Развитие мускулатуры отвечало средним показателям для человека его возраста и рода деятельности. Не было ни шрамов, ни татуировок, ни каких-либо серьезных увечий.

Уиллоус внимательно рассматривал фотографии трупа. Он помнил, что патологоанатом говорил о ссадинах и синяках на запястьях и лодыжках Ли. Даже на фотографиях было видно, что ссадины на запястьях были глубже, очевидно, в агонии Кенни Ли пытался освободиться от медной проволоки, стягивавшей его руки. В области плеч обнаружены микроскопические частицы дерева, и можно было предположить, что погибшего привязали к чему-то деревянному, вполне вероятно, к стулу. Живот и грудная клетка повреждены не были. Уиллоус почему-то предположил, что он оставался голым в течение этих двух с половиной недель – со времени своего исчезновения.

.Вскрытие показало, что перед смертью у Ли произошло кровоизлияние в паутинную оболочку мозга в результате незначительной аневризмы артерии. Кровоизлияние было медленным, так что скорее всего Ли оставался в сознании до самой смерти и мог быть беспокойным или даже агрессивным. Если оно действительно повлекло за собой агрессивное поведение, – а это типично для подобных случаев, – то рваные раны и синяки на запястьях Ли становятся объяснимыми.

Судя по отметинам на левой руке, погибший носил часы и кольцо. Вдова подтвердила, что на руке у него было золотое обручальное кольцо с небольшим бриллиантом и позолоченные часы «лорус» на золотом браслете, которые ему подарили сотрудники «Чайниз таймс» в честь семнадцатой годовщины газеты.

Уиллоус проверил записи: когда Ли вытащили из пруда, на нем не было никаких драгоценностей.

Осушив водоем в садах, полицейские не нашли ни часов, ни кольца.

Уиллоус записал себе, что нужно проверить городские ломбарды.

По мнению патологоанатома, ссадины на запястьях Кенни Ли появились непосредственно перед смертью, а на лодыжках – несколько раньше.

Киркпатрик также считал, что Ли умер за трое суток до того, как его тело оказалось в садах, и что, судя по температуре тела и количеству вылившейся на него воды, он находился на льду водоема что-то около десяти часов, после чего его обнаружил доктор Янг.

Невозможно было установить причину аневризмы. Это могло произойти от пережитого ужаса, большой нагрузки либо усилий, которые прилагал Кенни Ли. чтобы освободиться от проволоки.

Причина смерти – убийство. Термин в уголовной практике весьма нейтральный и расплывчатый, говорящий лишь о том, что смерть была насильственной.

В желудке погибшего не оказалось ничего, кроме жидкости. Он не ел твердой пищи по меньшей мере пять дней.

Уиллоус вернулся к фотографиям. Ему было необходимо проникнуться образом жертвы, чтобы появилось что-то вроде личного мотива в расследовании этого дела.

Закрыв папку, он запер ее в серый металлический шкафчик, прикрепленный к его рабочему столу.