Текст книги "Грехи отцов наших"

Автор книги: Лоуренс Блок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава четырнадцатая

В своем номере я снял с полки словарь с перечнем святых и начал листать страницы, пока не наткнулся на статью о Святой Марии Горетти. Родилась она в 1890 году в Италии и в возрасте двенадцати лет попалась на глаза одному молодому человеку. Тот стал домогаться ее любви и пригрозил в случае отказа убить упрямицу. Мария решительно воспротивилась и действительно была им убита – он колол ее кинжалом до тех пор, пока она не скончалась от полученных ран. Мучения Марии продолжались двадцать четыре часа!

Парня заключили в тюрьму; через восемь лет он полностью раскаялся, но был выпущен на свободу только после отбытия всего срока, то есть еще через двадцать семь лет. А на Рождество 1937 года получил причастие вместе с матерью убитой им девушки. С тех пор его часто приводят в пример завзятым сторонникам смертной казни.

Замечательный словарь! Всегда нахожу в нем что-нибудь интересное.

Я отправился перекусить в ресторан отеля, но вскоре обнаружил, что мне совершенно не хочется есть. А потому решил наведаться в свой излюбленный бар Армстронга. Там я уселся за тот же столик в глубине зала, где несколько дней назад и началась вся эта история.

Кэйл Хэннифорд вошел в мою жизнь во вторник, сейчас суббота. Но мне показалось, что прошло гораздо больше времени.

Разумеется, все началось не с нашей встречи с Хэннифордом, а значительно раньше, но вот когда именно? – размышлял я, попеременно отхлебывая то кофе, то коньяк. Трагическая гибель обоих молодых людей была предопределена. Что послужило толчком? Знакомство Венди и Ричарда, а затем проживание под одной крышей? В каком-то смысле это подстегнуло события; если же смотреть в корень, то причина случившегося крылась в смерти Роберта Блора в далекой Корее и в том, что Маргарет Вэндерпол вскрыла себе вены.

А вообще-то все неприятности пошли от прародительницы Евы, подвел я итог своим мыслям. Не надо было ей впутываться в эту историю с яблоками: опасная это штука – познание добра и зла, слишком велико искушение сделать неверный выбор.

– Угостите девушку стаканчиком? – раздалось у меня над ухом.

Я встрепенулся и поднял голову. У моего столика стояла оживленная Трина, на этот раз она не работала; вглядевшись в мое лицо, девушка перестала улыбаться.

– Эй! Ты где-то очень далеко.

– Так, думал кое о чем.

– Предпочитаешь посидеть в одиночестве?

– Как раз наоборот. По-моему, ты только что хотела, чтобы я тебя угостил. Или мне почудилось?

– Отнюдь. Я бы не отказалась немного выпить и поболтать.

Подозвав официанта, я заказал две порции виски с содовой. За легкой болтовней незаметно пролетело сорок минут, во время которых наши стаканы трижды наполнялись снова. Потом Трина протянула через стол руку и провела пальцем по моей щеке.

– Мэт, хочу тебя спросить… – неуверенно начала она.

– Внимательно тебя слушаю.

– Ты мне сегодня не нравишься. У тебя неприятности?

– Я бы так не сказал. Просто день выдался муторный. Пришлось слетать на север и встретиться с одним человеком. Надо признаться, наша беседа не доставила мне особой радости.

– Это связано с тем делом, о котором ты говорил вчера?

– А я тебе что-то говорил? Ну и ну! В общем, ты права: моя поездка была напрямую связана с этим делом.

– Не хочешь поделиться?

– Может, немного позже.

– Договорились.

Я долгим взглядом уставился на двух мальчишек, покупающих у стойки кока-колу, чем ввел их в явное смущение. Напрасно: я их даже не видел.

– Да что с тобой, Мэт?

– Все в порядке. Слушай-ка, Трина, будь осторожна – сейчас на улицах полным-полно всяких бандюг.

Ее рука мягко коснулась моей.

– Спасибо, я учту. Кстати, уже поздно. Не проводишь девушку до дома? Это всего в двух кварталах отсюда.

Она жила на десятом этаже нового дома на Пятьдесят шестой улице.

– У меня осталась кое-какая выпивка, – внезапно заявила Трина, открывая дверь лифта, – а кофе я готовлю значительно лучше Джимми. Можешь считать мои слова приглашением.

– Спасибо, с удовольствием зайду.

Больше всего квартира Трины напоминала студию художника: в ней имелась одна-единственная просторная комната с огромными окнами и миниатюрным альковом, где стояла односпальная кровать.

Трина велела мне повесить куртку и выбрать пластинку, пока она будет варить кофе. Я тут же попросил ее забыть о кофе, и тогда она налила в два высоких стакана виски и, поджав под себя ноги, устроилась на неширокой софе. Я опустился в обитое серым бархатом кресло и огляделся вокруг.

– Мне здесь нравится.

– Приятно слышать, но многое еще предстоит сделать. На стены повешу картины, переставлю мебель, кое-что подкуплю. Но пока это жилище меня вполне устраивает.

– Ты давно здесь живешь?

– С октября. Раньше жила очень далеко отсюда, и мне надоело тратить деньги на такси.

– Скажи, Трина, ты была замужем?

– Да, почти три года. И уже четыре как в разводе.

– С бывшим мужем видишься?

– Даже не знаю, в каком штате он сейчас живет. Кажется, где-то на Южном побережье. А почему ты спрашиваешь?

– Да так, простое любопытство. Детей не было?

– Нет. Сначала он был против, а когда брак распался, я и сама была рада. А у тебя есть дети?

– Двое сыновей.

– Тяжело, наверное, жить с ними в разлуке?

– Иногда бывает очень тяжело.

– Мэт, а как бы ты поступил, если бы на наш бар сегодня напали грабители?

– Ничего себе вопросик! Понятия не имею, как бы я поступил.

– Когда ты смотрел на тех двух мальчишек, у тебя было такое выражение лица… Видел бы ты себя со стороны!

– Ну, не знаю. Наверное, снова мысли одолели.

– Значит, эти мысли были не из приятных, да?

Трина закурила, а я потянулся за бутылкой и наполнил наши стаканы. Потом пересел к ней на софу и выложил практически всю историю о Венди и Ричарде. Сам не знаю, что на меня подействовало – присутствие рядом очаровательной Трины, выпитый алкоголь или сочетание обоих факторов, – но внезапно я почувствовал, как важно обо всем рассказать. Именно сейчас.

Изложив суть, я пустился в философствования.

– В таких ситуациях всего сложней определить для себя, что можно говорить, а о чем лучше умолчать. Поэтому мне так тяжело далась беседа с Хэннифордом. Он и без того не находит себе места. Его постоянно мучают два вопроса: во-первых, правильно ли было с его стороны ограничить девочку в общении, а во-вторых, что бы произошло, если бы он тогда поднялся в ее спальню, то есть смог бы он себя контролировать. А потом Венди была убита, да еще так жестоко.

– Но он же все знал об этом убийстве, Мэт.

– Хэннифорд знал только то, что ему надо было знать.

– В каком смысле?

Как же ей объяснить? Я открыл было рот, но потом снова наполнил стаканы.

– Хочешь меня напоить? – поинтересовалась Трина.

– Не вижу причины, почему бы нам обоим не расслабиться.

Она мило улыбнулась и устроилась поудобнее.

– Понимаешь, Трина, ужасно трудно решить для себя, насколько ты облечен правами в данном конкретном случае… – Я помолчал. – Может, мне не надо было уходить из полиции. Ты знаешь, почему я ушел?

– Да, – опустив глаза, отозвалась Трина, – мне об этом рассказывали.

– Вот я и думаю – не случись той нелепой трагедии, остался бы я инспектором? Работая в полиции, чувствуешь себя более уверенно. Я сейчас говорю о моральной стороне. Перед тобой стоят четкие вопросы, на которые предстоит дать четкие ответы. И не надо вдаваться в психологию.

Я расскажу тебе сейчас одну историю. Это произошло лет десять-двенадцать назад. И тоже в Виллидже, и тоже с молодой девушкой. Ее, как и Венди, нашли убитой после изнасилования в собственной квартире, только она была удушена нейлоновым чулком.

Трину передернуло, а я продолжил:

– В тот раз дело закрыли не сразу, ибо под ее окнами никто не бегал в окровавленной одежде, дожидаясь появления полицейских. Это был тот классический случай, когда требуется кропотливейшая работа, нужно охватить всех соседей, друзей-приятелей, даже тех, кто просто когда-либо перекинулся с ней парой словечек в кафе. Ты не поверишь, но нам пришлось опросить более двух сотен человек.

С самого начала расследования мои подозрения пали на управляющего в том доме, где жила убитая. Двухметровый детина с наглой рожей; груда мышц и ноль интеллекта. Когда-то поступил волонтером в морской десант, но был с позором изгнан за частые самоволки. Естественно, мы проверили и его и обнаружили, что он дважды попадал в поле зрения полиции. Оба раза его арестовывали за нападения с физическим насилием; оба раза дело не доходило до суда, так как жертвы забирали свои заявления; оба раза жертвами были молодые женщины.

Тут мы принялись за него всерьез. И чем больше я с ним общался, тем сильнее убеждался, что девушку убил именно этот тип. Иногда такие вещи чувствуешь нутром.

Но у мерзавца было отличное алиби. Время убийства мы установили с точностью до часа, а его жена клялась и божилась, что весь день он не покидал дома, в чем она и была готова присягнуть на добром десятке Библий.

А у нас, как назло, никаких зацепок, ни единого доказательства, что он побывал в квартире жертвы. Честно говоря, если бы обнаружили отпечатки его пальцев, это мало бы что дало: будучи управляющим, он вполне мог прийти по вызову из-за какой-нибудь поломки. Так нет же, черт побери, даже отпечатков нигде не было!

Поэтому и пришлось продолжить поиски в других направлениях, и поиски эти, естественно, ни к чему не привели. Долгие дни кропотливой работы пошли коту под хвост: дело зависло и было положено на специальную полку, где хранились подобные нераскрытые дела.

Трина смотрела на меня во все глаза. Я поднялся с софы и принялся мерить шагами комнату.

– Того типа звали Джейкоб Раддл, мысли о нем терзали меня днем и ночью. По свету расхаживает великое множество убийц, преступления совершаются постоянно, и далеко не все из них раскрываются. Раддл был «наш», и это буквально сводило с ума.

Итак, дело осталось нераскрытым, а мы с моим напарником все никак не могли выбросить его из головы. В один прекрасный день мы оба заявились к нему и предложили пройти тест на детекторе лжи. Слыхала о таком?

– Ну, конечно, я же смотрю детективные фильмы.

– Мы были с ним откровенны: сказали, что он имеет право отказаться, к тому же теперь показания детектора не могут быть использованы против него. Это, безусловно, полный идиотизм, но таков закон.

Как ни странно, он согласился. Не спрашивай меня, почему. Может быть, решил, что отказ покажется нам подозрительным, хотя и прекрасно знал, что нам все известно. А может, искренне надеялся перехитрить машину. Я из кожи вон вылез, но добился лучшего оператора для экспертизы. В результате тест показал именно то, чего мы с напарником и ожидали.

– Что он убийца?

– Однозначно. Детектор полностью его изобличил. И знаешь, что сделал этот подонок? Уставился на меня и с этакой наглой, кривой ухмылочкой говорит: «Надо же! Значит, и точная аппаратура иногда допускает ошибки!» И я – представляешь? – ничего не мог сделать.

– О Господи! – вырвалось у Трины.

Я прекратил метания по комнате и снова уселся рядом с ней. Единым глотком осушив стакан, я на секунду прикрыл глаза, вспоминая взгляд того подонка.

– И как же вы поступили?

– Мы с партнером долго ломали голову, что с ним делать дальше. Друг даже предложил его утопить.

– То есть как это «утопить»? Убить?

– Прикончить гаденыша, залить цементом и бросить с моста в Гудзон.

– Ты бы никогда такого не сделал!

– Не знаю. Может, и сделал бы. Понимаешь, он убил несчастную девушку и остался безнаказанным! Кто мог бы гарантировать, что он снова не решится на преступление? Только представь, через какие муки мы прошли, – знать, что он убийца, и отпустить его восвояси! Я уж стал понемногу склоняться к предложению друга, но тут меня посетила другая мысль.

– Какая?

– В отделе по борьбе с наркотиками у меня был давний приятель. Я повидался с ним, сказал, что мне срочно требуется большое количество зелья, и уверил, что верну все до последней сотой грамма. За квартирой Раддла мы с напарником установили слежку. Когда однажды он куда-то отправился вместе с женой, я проник внутрь и буквально начинил квартиру наркотиками. Куда я только их не засунул – и за держатель для полотенец, и в бачок в туалете, и в карманы банных халатов, и в дорожные сумки в стенном шкафу.

Потом снова пришел к тому своему приятелю и натравил его на жилище Раддлов. Обыск прошел по всем правилам, с ордером и понятыми. Наркотики были обнаружены, Раддл арестован.

Состоялся суд. Раддл отпирался, твердил, что не имеет представления, каким образом к нему попал героин, да еще в таком количестве, но на присяжных его протесты не оказали никакого воздействия.

После суда я навестил его в камере. «Знаешь, Раддл, – сказал я ему, – жаль, что ты не настоял, чтобы тебя проверили на детекторе лжи. Так как эта аппаратура никогда не ошибается,присяжные тебе бы точно поверили, что ты ничего не знал о спрятанных у тебя наркотиках». Его наглая физиономия вытянулась: он понял, что произошло. Но на сей раз мы поменялись местами, – теперь уже он ничего не мог сделать.

За хранение наркотиков с целью дальнейшей продажи ему влепили десятку. На четвертом году заключения он прогневил какого-то авторитета и был задушен во сне.

– О Господи! – снова выдохнула Трина.

– Вот и возникает вопрос: имели ли мы право прищучить его таким образом? Перед нами стояла дилемма: либо поступить так, как мы поступили, либо действительно утопить в Гудзоне. Не могли же мы допустить, чтобы он и дальше разгуливал на свободе и продолжал безнаказанно убивать! Мы выступили в роли суда присяжных. И сейчас я спрашиваю себя: где лежит та черта, через которую уже нельзя переступить?

Немного позже Трина объявила, что пора ложиться спать.

– Да, конечно, что-то я разговорился. Пойду-ка я домой.

– Может, хочешь остаться?..

…Нам было очень хорошо; на какое-то время отступили все проблемы, остались только Трина и я – на всем белом свете.

Трина сказала, что утром с удовольствием приготовит для меня кофе и вкусный завтрак.

– Спасибо.

– Мэт, – сонно проговорила Трина через несколько минут. – Хочу спросить тебя об этой истории. Ну, с Раддлом. Можно?

– Угу.

– Почему ты о ней вспомнил?

Причина, конечно, была, но я не стал ничего объяснять. Так же, как и Кэйлу Хэннифорду. Потому что мне еще предстояло кое-что предпринять.

– Оба дела имеют много общего. Изнасилование и убитые девушки, место преступления – тот же Виллидж…

В ответ она что-то невнятно пробормотала. Убедившись, что она крепко заснула, я потихоньку выбрался из кровати и, стараясь не производить шума, оделся. Через десять минут я уже был в своем номере. И едва коснулся головой подушки, немедленно погрузился в глубокий сон.

Глава пятнадцатая

Служба была в самом разгаре. Чтобы не привлекать к себе внимания, я тихо скользнул на заднюю скамью, взял с подставки книгу в черной обложке и нашел нужное место.

Сегодня он показался мне намного выше, чем в прошлую встречу, – может быть, потому, что стоял на кафедре. Властным, громким голосом он читал из Библии:

– «И изрек Бог все слова сии, говоря: Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства.

Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим.

Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли.

Не поклоняйся им и не служи им; ибо Я Господъ, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои».

Во внутреннем помещении церкви, способном вместить человек триста, не меньше, находилось около восьмидесяти прихожан. Большинство – моего возраста или чуть постарше, и лишь некоторые пришли с детьми. Так или иначе, все присутствующие внимали суровому голосу священника с должным благоговением.

– «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе».

Возможно, сегодня на службу собралось больше народу, чем обычно: ведь их приходский священник только что перенес огромную личную трагедию. Так как со времени случившегося никаких служб не проводилось, сейчас они впервые могли лицезреть его. Что привело их сюда? Любопытство? Сочувствие к горю отца? И что удержало дома остальных прихожан? Холодная, промозглая погода?

– «Не убий».

До чего же все-таки заповеди Божьи определенны! Как спорить с такой очевидной истиной?

– «Не прелюбодействуй… Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего».

Я растер пальцами виски, чтобы прогнать начинающуюся головную боль и сосредоточиться. Интересно, он меня видит? Да нет же! Куда ему – в очках с такой сильной диоптрией! К тому же я сижу в самом последнем ряду, да еще сбоку.

– «Иисус сказал ему: „Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим“. Сия есть первая и наибольшая заповедь; Вторая же подобная ей: „Возлюби ближнего твоего, как самого себя“; На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки».

Мы поднялись и хором запели псалом.

Служба продолжалась более часа. Ближе к концу Вэндерпол цитировал Исайю из Ветхого Завета и Марка из Нового. Потом мы снова пели псалмы и повторяли молитвы, вслед за чем служки стали собирать пожертвования. Я положил на блюдо пять долларов.

Проповедь свою, как и обещалось заранее, Вэндерпол посвятил благим намерениям и дороге в ад. Я не вслушивался в его слова, потому что снова предался размышлениям на главную тему, которая так мучила меня в последнее время и о которой я говорил вчера Трине.

Лишь краем уха я слышал слова Вэндерпола о том, что все благие намерения человека тщетны, если преследуют богопротивные цели.

Когда он закончил, мы поднялись со своих мест, он простер над нами руки, и широкие рукава облачения взмыли, как крылья огромной, невиданной птицы. Громким голосом, отдающимся под сводами церкви, он благословил свою паству на добрые дела.

У выхода люди выстроились в очередь, чтобы пожать священнику руку и обменяться парой слов. Я встал в самый конец. Увидев меня, Вэндерпол растерянно замигал. Лицо было ему знакомо, но вот кто я такой?

Наконец он вспомнил.

– О, это вы, мистер Скаддер! Вот уж никак не ожидал увидеть вас на службе!

– Должен сказать, я получил большое наслаждение.

– Рад, что вам понравилось. Я думал, что больше никогда вас не увижу. Воистину прекрасно, что наша случайная встреча так сильно на вас подействовала, что привела вас в обитель Господа. Правильно сказано, что пути Его неисповедимы. Вы не находите?

– Совершенно с вами согласен.

– Знаете, ваше появление натолкнуло меня на тему очередной проповеди. Буду говорить о том, как несчастие ближнего приводит к осознанию Бога…

– Мне бы хотелось побеседовать с вами, отец Вэндерпол. Наедине.

– Да, я понимаю, – сказал он, покосившись на снующих у алтаря служек. – Сегодня, правда, я очень занят… У вас, вероятно, возникло множество вопросов, связанных с услышанной проповедью, и, безусловно, на эти вопросы, которые переполняют вас, нужны немедленные ответы, но…

– Я не собираюсь задавать вам вопросы на религиозные темы.

– Вот как?

– Да. – Я решительно кивнул. – Речь идет о вашем сыне и Венди Хэннифорд.

– Все, что мне было известно, я вам рассказал.

– Боюсь, на сей раз мнепридется кое о чем вам рассказать. Поэтому настаиваю, чтобы разговор состоялся немедленно и наедине.

Вэндерпол уставился на меня пристальным взглядом из-за своих очков. Было любопытно наблюдать за игрой эмоций, сменяющих одна другую, на его лице. Пауза затянулась. Наконец он кивнул и произнес:

– Хорошо. Сейчас мне надо кое-что сделать. Прошу вас немного подождать.

Отсутствовал он минут десять, а когда вернулся, дружески подхватил меня под руку и через заднюю дверь провел в свой дом, в тот самый кабинет, где мы беседовали в прошлый раз.

– После утренней службы я всегда пью кофе. Не желаете присоединиться?

– Нет, благодарю.

Он ненадолго вышел и появился с чашкой кофе в руках.

– Итак, мистер Скаддер, – намеренно легким тоном, скрывающим напряженность, сказал он, усаживаясь в кресло напротив меня, – я вас слушаю.

– Мне понравилась сегодняшняя служба, – неторопливо начал я.

– Да, вы уже говорили, и я очень рад этому. Однако я не совсем понимаю…

– Знаете ли, я ожидал, что вы будете читать совсем другие отрывки из Ветхого Завета.

– Согласен, Исход и книга пророка Исайи достаточно сложны для понимания. Исайя был великим поэтом, обладал даром предвидения. Если вас заинтересовало существо вопроса, могу порекомендовать исключительные комментарии…

– Когда я шел сегодня в церковь, то думал услышать цитаты из Бытия.

– Книгу Бытия я читаю с паствой на Троицу, так что приходите. А… почему вы вспомнили именно Бытие?

– Не всю Книгу Моисееву, конечно; вполне определенную часть.

– Какую же?

– Двадцать вторую главу.

Он прикрыл глаза и сдвинул брови, стараясь вспомнить, потом посмотрел на меня и виновато пожал плечами.

– С годами у меня стала слабеть память. Одну минуту, сейчас возьму Библию.

Остановив его жестом, я торжественно произнес:

– «И было, после сих происшествий Бог искушал Авраама, и сказал ему: Авраам! Он сказал: вот я. Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа, и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе».

– Да, конечно, искушение Авраама. Теперь вспомнил: «Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения…»Превосходный отрывок! – Вэндерпол внимательно посмотрел в мои глаза. – Поразительно, мистер Скаддер, что вы так хорошо знаете Писание.

– Ничего удивительного. Вчера я читал Бытие, и это место запало мне в память.

– Вот оно что…

– Я надеялся, что вы сможете пролить свет на эту главу.

– В свое время я с удовольствием объясню непонятное, только, боюсь, не могу взять в толк, в чем срочность…

– Так уж и не можете?

Я поднялся и сделал к Вэндерполу шаг; он не сводил с меня глаз. Мрачным голосом я продолжил:

– Сомневаюсь, вы ведь очень понятливы. Я думаю, что вы сможете объяснить мне интересные параллели между Авраамом и собой. Например, вы могли бы поведать о том, что случается, если Бог неусмотрит агнца для всесожжения. И еще мне хочется, чтобы вы развили тему сегодняшней проповеди. О благих намерениях.

– Мистер Скаддер…

– Я жду вашей исповеди, Вэндерпол. Почему вы убили Венди Хэннифорд, а затем позволили собственному сыну умереть вместо себя?