Текст книги "Время убивать"

Автор книги: Лоуренс Блок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Глава восемнадцатая

Было около трех, когда я вышел из офиса Хьюзендаля. Я подумал было позвонить Гузику и узнать, как они справляются с Беверли Этридж, но решил, что лучше сберечь десять центов. Мне не очень хотелось говорить с ним, да и, по сути, меня мало волновало, как они завершат дело. Я прошелся по Уоррен-стрит и заглянул в какую-то столовку. Особого аппетита у меня не было, но я давно ничего не ел, и мой желудок легким бурчанием демонстрировал свое недовольство. Я заказал пару сандвичей и чашку кофе.

Затем я еще немного прогулялся. Неплохо было бы зайти в банк, где хранились материалы на Генри Прагера, но уже темнело, и банк наверняка закрылся. Я решил отправиться туда утром и уничтожить все, что передал мне Орел-Решка. Конечно, Прагеру уже ничто не могло повредить, но оставалась еще его дочь, и у меня было бы легче на душе, если бы я знал: ничто больше не будет угрожать ее спокойствию.

Я добрался до гостиницы на метро. Там меня ожидало послание. Звонила Анита, она просила непременно ей перезвонить.

Я поднялся наверх и написал на белом конверте адрес Детского городка. Вложил в него чек Хьюзендаля, приклеил марку и опустил конверт в гостиничный почтовый ящик. Вернувшись в номер, я пересчитал деньги, что взял у Мальборо. Их было немного: всего двести восемьдесят долларов. Значит, какая-нибудь церковь скоро получит от меня двадцать восемь долларов, однако пока я не испытывал никакого желания отправиться туда. Мне вообще ничего не хотелось.

Итак, все кончено. Мне больше не нужно ничего делать, и в душе моей стало пусто. Если Беверли Этридж привлекут к суду, мне, наверное, придется выступить в качестве свидетеля. Но если суд и состоится, то это произойдет только через несколько месяцев. Меня ничуть не угнетала перспектива выступить свидетелем. Мне уже неоднократно приходилось давать показания в суде. Что до всех остальных, то Хьюзендаль вполне может стать губернатором, если, конечно, сумеет заручиться поддержкой политических боссов и так называемых народных масс; Беверли Этридж пребывает под опекой полиции, а Генри Прагер через день-другой будет погребен. Перст Судьбы определил его участь, и моя роль в его жизни завершена. Мне остается лишь причислить его ко многим другим, поминая которых я зажигаю – уже бесполезные – свечи. Вот и все.

Я позвонил Аните.

– Спасибо за перевод, – сказала она. – Деньги нам пригодятся.

– Там, откуда я взял эти деньги, их полно, – ответил я. – Но, боюсь, для нас этот источник иссяк.

– С тобой все в порядке?

– Да, конечно. Почему ты спрашиваешь?

– Твой голос звучит по-другому. Не знаю, что именно, но что-то в нем изменилось.

– Просто у меня была трудная неделя.

Последовала пауза. Наши разговоры обычно полны пауз.

Потом она сказала:

– Мальчики интересовались, не пойдешь ли ты с ними на баскетбольный матч?

– В Бостоне?

– Почему это в Бостоне?

– «Никсы» выбыли. Пару дней назад их разгромили «Кельтиксы». Об этом шумели всю неделю.

– Это были «Нетсы», – сказала она.

– Неужели?

– Я думаю, в финале играют они. Кажется, против «Юты».

– Вот как? – Не знаю, почему, но я всегда забываю о том, что в Нью-Йорке есть еще одна баскетбольная команда высшего класса. Я сам когда-то водил сыновей посмотреть игру команды «Нетс», но постоянно забываю о ней. – А когда следующий матч?

– В субботу они будут играть на своем поле.

– А сегодня какой день?

– Ты это всерьез?

– Послушай, я обязательно куплю себе часы с календарем. Так какой сегодня день?

– Четверг.

– С билетами, вероятно, трудно?

– Все распроданы. Мальчики подумали, может, у тебя есть какой-нибудь блат.

Я вспомнил о Хьюзендале. Ему, наверное, ничего бы не стоило достать пару билетов. И он, вероятно, был бы рад оказать мне эту услугу. У меня, конечно, есть и другие знакомые, которые могли бы помочь, но…

Я сказал:

– Не знаю. Надо подумать. Осталось так мало времени.

Не то чтобы я не хотел увидеть своих сыновей, по крайней мере в ближайшие два дня, но согласиться сразу мне мешало сомнение: в самом ли деле ребята хотят пойти со мной на игру, или я нужен им только для того, чтобы раздобыть билеты?

Я поинтересовался, пройдут ли в нашем городе какие-нибудь другие матчи в ближайшее время.

– Будут. В четверг. Но в этот день у них в школе вечер.

– Знаешь, четверг гораздо удобнее для меня, чем суббота.

– Мне бы не хотелось, чтобы они пропустили школьный вечер…

– На четверг легче достать билеты.

– И что?..

– Думаю, я не смогу купить билеты на субботу, но постараюсь достать что-нибудь на четверг. К тому же в этот день будет более важная игра.

– Вот как ты поворачиваешь! Если я не соглашусь, вся вина ляжет на меня.

– Ну что ж, тогда я кладу трубку.

– Нет-нет, погоди! В четверг так в четверг. Позвони, если достанешь билеты.

Я обещал позвонить.

Странная вещь: мне страшно хотелось нализаться, но к спиртному душа не лежала. Некоторое время я расхаживал по комнате, затем спустился, вышел в парк и сел на скамью. К соседней скамейке с деловым видом подошли два юнца. Они уселись и закурили. Один из них уставился на меня и подтолкнул локтем своего приятеля; исподтишка тот внимательно меня оглядел. Они встали и пошли прочь, то и дело поворачиваясь, чтобы удостовериться, не иду ли я за ними. Я оставался на месте. Нетрудно было догадаться, что один из них собирался продать наркоту другому, но они не решились провернуть сделку на глазах человека, смахивавшего на копа.

Не знаю, как долго я там просидел. Часа два, вероятно. Время от времени ко мне подходили попрошайки. Кое-кому я давал мелочь, которая, очевидно, должна была пойти на покупку очередной бутылки сладкого вина; кое-кого посылал подальше.

К тому времени, когда я оставил парк и пошел по Девятой авеню, Собор Святого Павла уже закрылся – было слишком поздно молиться.

Бар Армстронга, однако, работал. Всю долгую прошлую ночь и весь день я не брал в рот спиртного. Поэтому я попросил подать мне только виски. Никакого кофе.

О следующих сорока часах у меня остались довольно смутные воспоминания. Не знаю, долго ли я проторчал у Армстронга и куда отправился потом. В пятницу утром я проснулся в номере гостиницы в районе сороковых улиц; судя по убогой обстановке, это заведение было из тех, куда проститутки с Таймс-сквер водят свою клиентуру. Я не помнил, чтобы ко мне в какой-то момент присоединилась женщина. Все деньги остались при мне, и, стало быть, я провел ночь в одиночестве. На комоде стояла на две трети опустошенная бутылка бурбона. Я допил виски и, покинув гостиницу, продолжал пьянствовать, лишь время от времени приходя в себя. Очевидно, ночью я решил, что с меня хватит. Поэтому, когда в субботу утром меня разбудил телефон, я был уже в своей гостинице.

Он звонил довольно долго, прежде чем я очнулся и протянул руку к трубке. Я умудрился столкнуть аппарат с прикроватной тумбочки на пол, но к тому времени, когда мне удалось поднять его, я был уже почти в полном сознании.

Звонил Гузик.

– Вас трудно найти, – сказал он. – Я разыскиваю вас со вчерашнего дня. Вам ничего не передавали?

– Я не подходил к администратору.

– Нам надо поговорить.

– О чем?

– Скоро узнаете. Буду у вас через десять минут.

Я попросил его дать мне полчаса. Он сказал, что подождет меня в вестибюле. Я согласился.

Я принял душ – сперва горячий, потом холодный. Проглотил пару таблеток аспирина и обильно запил их водой. Голова была еще тяжелой с похмелья, чего, собственно, и следовало ожидать, но чувствовал я себя вполне сносно. Запой как бы очистил меня. Смерть Генри Прагера все еще тяготила меня – вряд ли удастся когда-либо сбросить это бремя с плеч. Но я сумел хоть отчасти избавиться от чувства вины, которое уже не терзало меня с такой силой.

Я взял одежду, которую носил эти дни, и, скрутив, запихнул в стенной шкаф. Как-нибудь после я решу, можно ли спасти ее химчисткой, пока же мне не хотелось даже думать об этом. Затем я побрился, надел все чистое и выпил еще два стакана воды из-под крана. Аспирин снял головную боль, но после долгих часов пьянства мой организм был сильно обезвожен: каждая его клеточка страдала от неутолимой жажды.

Я спустился в вестибюль еще до появления Гузика. У администратора выяснил, что он звонил четыре раза. Каких-либо других известий или представляющей интерес корреспонденции не было. Я просматривал одно из рекламных писем – некая страховая компания обещала мне совершенно бесплатно прислать кожаную записную книжку, если я сообщу дату своего рождения, – когда вошел Гузик. На нем был хорошо пошитый костюм; заметить под ним револьвер оказалось довольно трудно.

Он сел в кресло рядом со мной и снова пожаловался, что меня очень трудно найти.

– Хотел с вами поговорить сразу после того, как допросил Этридж, – сообщил он. – Занятная штучка! И как меняется! То она, видите ли, дама из высшего света – даже не подумаешь о ней чего-нибудь плохого, а то настоящая, как есть, проститутка.

– Да, женщина она чудная.

– Сегодня мы ее выпускаем.

– За нее внесли залог? А я думал, ее обвинят в убийстве с отягчающими обстоятельствами.

– Залог не нужен. Мы не можем предъявить ей никакого обвинения, Мэт. У нас нет доказательств.

Я смотрел на него, чувствуя, как напрягаются мускулы моих рук.

– Сколько ей это стоило? – спросил я.

– Я же сказал вам: залог не нужен. Мы…

– Сколько стоило ей откупиться от обвинения в убийстве? Я не раз слышал, что даже убийца может выйти сухим из воды, если у него достаточно зеленых. Мне еще никогда не приходилось видеть такого, но слышать – я слышал, и…

Казалось, он был готов врезать мне, и я мысленно молился, чтобы он это сделал, потому что мне нужен был повод, чтобы размазать его по стенке. На шее у него вздулась жила, глаза превратились в узкие щелочки. Но вдруг он расслабился, лицо приобрело обычное выражение.

– Естественно, вы не хотите мне верить.

– Ну еще бы!

Он покачал головой.

– Нам не за что зацепиться, – повторил он. – Вот что я пытаюсь вам вдолбить.

– А как насчет Орла-Решки?

– Она не убивала его.

– Ну, так ее хахаль. Или ее сутенер – не знаю, что их там связывало. Короче – Лундгрен.

– Исключено.

– Какого черта?!

– Совершенно исключено, – повторил Гузик. – Он был в это время в Калифорнии. В городе Санта-Паула, что на полпути между Лос-Анджелесом и Санта-Барбарой.

– Он просто слетал туда и обратно.

– Этого никак не могло быть. Он попал туда за несколько недель до того, как Орла-Решку выудили из реки, и пробыл в городе еще пару дней после этого. У него железное алиби. Он отбывал тридцать дней в городской тюрьме Санта-Паулы. Был задержан за хулиганское нападение и признал себя виновным в пьянстве и нарушении общественного порядка. Он отсидел тридцать дней от звонка до звонка. Поэтому Лундгрен никак не мог находиться в Нью-Йорке, когда прихлопнули Орла-Решку.

Я смотрел на него, широко открыв глаза.

– Возможно, у нее был еще один дружок, – продолжал Гузик. – Это вполне вероятно. Мы могли бы попытаться найти его, но все-таки едва ли она наняла одного парня, чтобы убить Орла-Решку, а другого – чтобы напасть на вас. В этом нет логики.

– Но Лундгрен покушался на мою жизнь!

Он пожал плечами.

– Возможно, за его спиной стояла она. А возможно, и нет. Она клянется, что не виновата. Утверждает, будто только советовалась с ним, когда вы ее прижали, и он обещал ей помочь. Будто бы она даже просила его воздержаться от насилия, ведь она и так могла откупиться. Вот ее версия. Да и чего еще от нее можно было ожидать? Может, она хотела, чтобы он прирезал вас, а может, и нет. Где тут основания для возбуждения дела? Лундгрен мертв, а больше никто не располагает информацией, которая могла бы полностью изобличить Этридж. Нет никаких доказательств, что она причастна к покушению на вас. Можно, конечно, доказать, что она знала Лундгрена, и можно установить, что у нее был мотив для покушения. Но нет никаких оснований, чтобы обвинить ее в сообщничестве или соучастии. Нельзя даже добиться привлечения к уголовной ответственности – никто из команды окружного прокурора не воспримет всего этого всерьез.

– В сведениях, полученных из Санта-Паулы, не может быть ошибок?

– Конечно, нет. Не мог же Орел-Решка пролежать в реке целый месяц!

– Нет. За десять дней до того, как нашли его тело, он был еще жив. Я говорил с ним по телефону. И все же я не понимаю, в чем тут дело. Наверняка у нее был другой сообщник.

– Возможно, но детектор лжи утверждает обратное.

– Она согласилась пройти этот тест?

– Это была не наша инициатива. Она сама потребовала. Что до Орла-Решки, то она вне подозрений. Что же касается покушения на вас, тут не все ясно. Специалист, который проводил тест, говорит, что в этом случае чувствовалось легкое напряжение. Он предполагает, что она, возможно, и знала, что Лундгрен собирается вас убрать. Видимо, она подозревала, что это может случиться, но они об этом не договаривались и она не задумывалась о том, к чему может привести ее просьба о помощи.

– Эти тесты не дают стопроцентной гарантии.

– Но они достаточно точны, Мэт. Случается, правда, что невиновный человек в свете их результатов предстает как виновный, особенно если оператор не очень хорошо знает свое дело. Но если они показывают, что ты невиновен, можно биться об заклад, что именно так и есть. Я думаю, результаты тестирования должны учитываться в суде.

Я придерживался такого же мнения. Но в чем же я ошибся? Я вновь и вновь прикидывал различные варианты и наконец понял все. Для этого мне понадобилось некоторое время. Между тем Гузик, не замечая, что я не слушаю его, продолжал рассказывать о допросе Беверли Этридж, снова и снова откровенно признаваясь в том, что ему хотелось бы сделать с этой дамочкой.

– Задавить меня пытался не он, – наконец проронил я. – Мне следовало бы понять это давно.

– Что вы хотите сказать?

– Я говорил, что однажды вечером меня пытались задавить. Тогда я впервые увидел Лундгрена. Меня чуть не убили на том же месте, где он напал на меня с ножом. Вот почему я подумал, что это один и тот же человек.

– Вы не разглядели водителя?

– Нет. Но я решил, что это Лундгрен, ведь я заметил, что он следил за мной в баре. Но это, конечно, был не он. Не его стиль. Он слишком любил свое перо.

– Тогда кто же это был?

– Орел-Решка рассказывал: кто-то, охотясь за ним, въехал на тротуар. Та же история.

– И кто это мог быть?

– Мне звонил какой-то незнакомец. Только один раз. Больше звонков не было.

– Я не понимаю, к чему вы клоните, Мэт.

Я посмотрел на него.

– Пытаюсь свести концы с концами. Только и всего. Кто-то ведь убил Орла-Решку.

– Вопрос состоит в том, кто это сделал?

Я кивнул:

– Вопрос именно в этом.

– Один из тех, на кого он вас навел.

– Я проверил их всех, – сказал я. – Может, за ним охотились не только те, о ком он меня предупредил? Может, он подцепил на крючок еще кого-нибудь, уже после того, как отдал мне конверт? А может, черт побери, просто кто-то напал на него, чтобы отобрать денежки, – ударил слишком сильно, запаниковал да и сбросил тело в реку.

– Такое бывает.

– Конечно, бывает.

– Вы думаете, мы когда-нибудь сможем найти его убийцу?

Я покачал головой:

– А вы?

– Нет, – сказал Гузик, – не думаю, что мы когда-нибудь обнаружим его убийцу.

Глава девятнадцатая

Мне ни разу не доводилось бывать в этом доме. У входных дверей стояли два охранника, лифтом управлял лифтер. Охранники проверили, действительно ли меня ожидают, лифтер поднял на восемнадцатый этаж и указал нужную дверь. Он проследил, как я позвонил, и уехал лишь тогда, когда меня впустили в квартиру.

Апартаменты Хьюзендаля производили такое же внушительное впечатление, как и весь дом. На второй этаж вела лестница. Служанка с лицом оливкового цвета ввела меня в большой рабочий кабинет, отделанный дубовыми панелями. В углу находился камин. Добрая половина книг на полках поблескивала золотым тиснением кожаных переплетов. Это была очень удобная комната в очень просторной квартире. Такое жилье стоило, вероятно, около двухсот тысяч долларов, а квартирная плата составляла не меньше полутора тысяч баксов.

Конечно, если у тебя полно денег, ты можешь купить все, что пожелаешь.

– Хозяин сейчас придет, – сказала служанка, – а пока, он просил передать, налейте себе что-нибудь выпить.

Она показала на бар возле камина. Там стояло ведерко со льдом и пара дюжин бутылок. Я уселся в красное кожаное кресло и еще раз оглядел кабинет.

Мне не пришлось долго ждать. Он появился, одетый в белые фланелевые слаксы и клетчатый блейзер. На ногах – кожаные шлепанцы.

– Это вы? – Он улыбнулся, показывая, что искренне рад меня видеть. – Не выпьете что-нибудь?

– Не сейчас.

– Для меня, честно говоря, тоже слишком рано. Когда мы говорили по телефону, вы выразили настойчивое желание встретиться, мистер Скаддер. Я предполагаю, что вы все-таки решили сотрудничать со мной.

– Нет.

– А у меня создалось именно такое впечатление.

– Просто я должен был во что бы то ни стало попасть к вам.

Он нахмурился:

– Не уверен, что правильно вас понимаю.

– Я тоже не уверен, что вы меня правильно понимаете, мистер Хьюзендаль. Я советую вам закрыть дверь.

– Мне не нравится ваш тон.

– Вам не понравится и все то, что я скажу. Особенно если дверь будет открыта. Закройте ее!

Он, видимо, собирался что-то еще сказать по поводу моего тона, хотя, в сущности, ему было глубоко безразлично, как я разговариваю, но передумал и закрыл дверь.

– Садитесь, мистер Хьюзендаль.

Он привык отдавать приказания, а не получать их, и я думал, что он не преминет выразить свое неудовольствие. Но он сел, и по его лицу, едва показавшемуся из-под маски вежливости, я понял, что он догадывается, о чем пойдет речь. Теперь-то я был полностью уверен в своей правоте, ибо иначе концы никак не сходились с концами, а выражение его лица лишь подтвердило мою догадку.

– Так что вы хотите мне рассказать? Я жду.

– Я думаю, вы сами уже об этом догадались. Верно?

– Не понимаю, о чем вы.

Я поглядел через плечо на старинный портрет. Возможно, на нем был изображен его предок. Однако никакого фамильного сходства я не заметил.

Я сказал:

– Это вы убили Орла-Решку.

– Вы, видно, с ума сошли!

– Едва ли.

– Но ведь вы уже обнаружили убийцу Джаблона и сами еще позавчера сообщили мне об этом.

– Я ошибся.

– Не понимаю, к чему вы клоните, Скаддер.

– Поздно вечером в среду кто-то пытался убить меня. И вы знаете об этом. Я подумал, что это был тот же человек, который прикончил Орла-Решку. И я связал это преступление с одним из других клиентов – назовем их так – Орла-Решки, решив, что вы вне подозрений. Но, как выяснилось, тот, кто напал на меня, не мог убить Орла-Решку, потому что находился тогда далеко отсюда. У него железное алиби: он сидел в тюрьме.

Я посмотрел на него. Теперь он слушал меня терпеливо, с тем же напряженным выражением лица, как в четверг, когда я сообщил ему, что он вне подозрений.

Я продолжил:

– Мне следовало предположить, что среди клиентов Орла-Решки кое-кто еще был заинтересован в его смерти. Напавший на меня человек был одиночкой. Он любил поиграть ножом. А ведь прежде меня пытались задавить. Не знаю, сколько человек сидело в той угнанной машине – один или больше, но через несколько минут после покушения мне позвонил пожилой человек с нью-йоркским выговором. Этот же человек угрожал мне и раньше. Трудно предположить, что любитель поиграть ножом действовал с кем-нибудь сообща. Стало быть, за попыткой раздавить меня машиной скрывался кто-то другой, он же организовал и убийство Орла-Решки.

– Это еще не значит, что именно я имею к нему какое-то отношение.

– А я думаю, что значит. Если из общей картины исключить парня с ножом, все обстоятельства говорят о вашей причастности. Он был любителем, а операцию с автомобилем провели очень профессионально. Машину украли в удаленном месте, за рулем сидел мастер своего дела. В операции участвовали люди, которые смогли разыскать Орла-Решку, хотя он все время скрывался. Только у вас были деньги, чтобы нанять профессионалов такого класса. Только у вас были для этого необходимые связи.

– Чепуха!..

– Нет, не чепуха, – возразил я. – Я долго раздумывал об этом. По правде говоря, меня сбила с толку ваша реакция, когда я впервые пришел к вам в офис. Вы не знали, что Орел-Решка мертв, пока я не показал вам заметку в газете. Вы показались мне настолько искренним, что я готов был сразу исключить вас из числа подозреваемых. Но теперь-то я понимаю, почему поверил вам: вы и в самом деле не знали, что он мертв.

– Разумеется, нет. – Он расправил плечи. – И я думаю, что это – веское свидетельство моей полной невиновности.

Я покачал головой.

– Это только доказывает, что вам еще не сообщили о его смерти. И вы были потрясены не только этой новостью, но и тем, что с его гибелью игра не закончилась. У меня в руках были не только свидетельства так и не искупленной вами вины, но я также знал, что вы связаны с Орлом-Решкой и есть основания подозревать вас в его убийстве. Естественно, это было для вас потрясением.

– Вы ничего не можете доказать. Вы можете утверждать, что я заплатил киллеру, чтобы прикончить Орла-Решку. Но я могу поклясться, что никого не нанимал. Однако я тоже доказать этого не могу. Но ведь по закону я не обязан доказывать свою невиновность, не правда ли?

– Нет, не обязаны.

– Вы можете обвинять меня в чем угодно, но у вас нет ни одной убедительной улики.

– Нет.

– Тогда, может, вы объясните, почему изволили пожаловать ко мне сегодня, мистер Скаддер?

– Да, верно, у меня нет улик. Но у меня есть кое-что еще, мистер Хьюзендаль.

– Что же?

– Фотографии.

У него отвисла челюсть.

– Но вы же ясно сказали…

– Что сжег их.

– Да.

– Я так и собирался поступить. Но мне проще было сказать вам, что это уже сделано. Просто у меня было много дел, и я не успел этим заняться. Но сегодня утром я узнал, что Орла-Решку убил не парень с ножом. Я обдумал все еще раз и понял, что это сделали вы. Видите, как хорошо, что я не сжег снимки.

Он медленно встал.

– Пожалуй, я все-таки выпью, – сказал он.

– Наливайте.

– А вы не присоединитесь ко мне?

– Нет.

Он положил в высокий бокал кубики льда, налил шотландского и добавил содовой из сифона. Не спеша смешал напиток и подошел к камину. Сделав несколько глотков, он снова повернулся ко мне.

– Значит, мы возвращаемся к началу, – сказал он. – Вы собираетесь меня шантажировать?

– Нет.

– Ваше счастье, что вы не спалили фото.

– Да, потому что теперь вы у меня в руках.

– И что вы собираетесь с ними сделать?

– Ничего.

– Продолжайте.

– Речь пойдет о том, что вы будете или, вернее, чего не будете делать, мистер Хьюзендаль.

– Что вы имеете в виду?

– Вы не будете баллотироваться на пост губернатора.

Он вытаращил глаза. У меня не было никакого желания встречаться с ним взглядом, но я заставил себя сделать это. Маска упала с его лица, и я следил за тем, как он мысленно перебирает варианты ответа, отбрасывая один за другим.

– Вы как следует обдумали это, Скаддер? – наконец спросил он.

– Да.

– В деталях?

– Да.

– И вы решительно ничего не хотите? Ни денег, ни власти, ни чего-либо еще, о чем мечтают все? Вас не устроит, если я пошлю еще один чек в Детский городок?

– Нет.

Он кивнул. Коснулся пальцем подбородка и сказал:

– И все-таки я не знаю, кто убил Джаблона.

– Может быть, и так.

– Я не приказывал его убить.

– Приказ, несомненно, косвенно исходил от вас. Так или иначе, вы – человек, из-за которого он был убит.

– Возможно.

Я посмотрел на него.

– Я предпочел бы, чтобы дело обстояло не так, – сказал он. – Когда позавчера вы заявили, что нашли убийцу Джаблона, у меня словно гора с плеч свалилась. Не только потому, что я опасался обвинения в убийстве и того, что следы могут привести ко мне. Я и в самом деле не знаю, несу ли ответственность за его смерть.

– Конечно, вы прямо не приказывали его убить…

– Разумеется, нет. Я отнюдь не хотел, чтобы его убили.

– Просто кто-то в организации…

Он тяжело вздохнул.

– Похоже, кто-то решил взять дело в свои руки. Я по секрету сказал нескольким ребятам, что меня шантажируют. Но ведь можно было попытаться забрать все материалы, не уступая требованиям Джаблона! Мне было важно обеспечить его молчание. Навсегда. Шантаж опасен именно тем, что он никогда не прекращается, приходится платить и платить. Это может продолжаться всю жизнь, и в любое время существует угроза, что ситуация выйдет из-под контроля.

– Поэтому сначала кто-то попытался припугнуть Орла-Решку.

– По-видимому.

– Но поскольку опасность оказаться раздавленным его не остановила, кто-то нанял кого-то, чтобы тот, в свою очередь, нанял еще кого-то для убийства Джаблона.

– Полагаю, так. Но вы не сможете этого доказать. Что еще более существенно – даже я не смогу доказать.

– Но вы знали, что должно случиться. Ведь вы сами предупредили меня: я могу рассчитывать на одну-единственную выплату. А если снова попробую вас шантажировать, меня убьют.

– Я так и сказал?

– Думаю, что вы помните свои слова, мистер Хьюзендаль. Мне сразу следовало бы понять, что это не пустая угроза. Вы подумали об убийстве как об оружии, находящемся в вашем арсенале. Потому что однажды вы уже пользовались этим оружием.

– У меня и в мыслях не было убивать Джаблона.

Я встал.

– На днях я читал о Томасе а Беккете. [3]3
  Святой Томас а Беккет (ок. 1118–1170 гг.) – Кентерберийский архиепископ, убитый Генрихом Вторым за противодействие политике короля по отношению к церкви. – Прим. пер.


[Закрыть]Он был очень близок к одному из английских королей. Я думаю, к Генриху Второму.

– Я понимаю, какую параллель вы хотите провести.

– Вы знаете, как это было? Когда Томас а Беккет стал архиепископом Кентерберийским, он отдалился от Генриха Второго и повел игру так, как подсказывала ему совесть. Генриху это не понравилось, и он не преминул сказать своим прихвостням: «О, если бы кто-нибудь освободил меня от этого смутьяна в епископской митре».

– Но убийство Беккета никогда не входило в его планы.

– Такова была его версия, – согласился я. – Приближенные настаивали, чтобы он подписал Томасу смертный приговор. Но такое решение отнюдь не устраивало короля. Он, видите ли, предпочел поразмышлять вслух, а известие о скорой смерти Беккета повергло его в большую скорбь. По крайней мере, он ее изображал. Мы, к сожалению, не можем спросить его, что он чувствовал в действительности.

– И вы считаете, что Генрих несет полную ответственность за смерть епископа?

– Я только хочу сказать, что не стал бы поддерживать его кандидатуру на выборах губернатора Нью-Йорка.

Он допил виски с содовой. Поставил бокал и снова сел в кресло, скрестив ноги.

Затем он сказал:

– Значит, если я выставлю свою кандидатуру…

– То все самые влиятельные газеты получат полный набор ваших фотографий. Если же вы не объявите о своем решении баллотироваться, они останутся там, где спрятаны сейчас.

– И где же они?

– В очень надежном месте.

– И у меня нет выбора?

– Нет.

– Решительно никакого?

– Никакого.

– Я мог бы найти человека, который виноват в смерти Джаблона.

– Возможно, вы его найдете. А возможно, и нет. Но что это даст? Он наверняка профессионал и не оставил никаких следов. Нам не удастся добыть доказательства, что он имеет какое-то отношение к Джаблону или к вам, и уж тем более мы не сможем привлечь его к ответственности. К тому же подобная попытка может стоить вам разоблачения.

– Вы ставите меня в ужасно трудное положение, Скаддер.

– Наоборот, я облегчаю вам жизнь. Все, что вам следует сделать, – это забыть о намерении стать губернатором.

– Но ведь я был бы превосходным губернатором! Если вы так уж любите исторические параллели, вспомните о Генрихе Втором. Его считают одним из лучших английских монархов.

– Не уверен, что это действительно так.

– А я уверен. – И он кое-что сообщил мне о Генрихе. Он много знал об этом короле. Послушать его, вероятно, было бы очень интересно. Но я пропустил его россказни мимо ушей. Покончив с Генрихом, он вновь заговорил о том, каким хорошим губернатором мог бы стать, что он сделал бы для процветания штата.

Тут я прервал его.

– У вас отличные планы, – сказал я, – но это ничего не значит. Вы не можете быть хорошим губернатором. Вы вообще не можете быть губернатором, потому что я этого не допущу. Да и как вы можете стать хорошим губернатором, если подбираете себе сотрудников, способных на убийство? Одного этого достаточно, чтобы не позволить вам баллотироваться.

– Я мог бы избавиться от этих людей.

– Как бы я узнал, уволили вы их или нет? И в конце концов дело не в отдельных личностях.

– Понятно. – Он опять вздохнул. – Но, согласитесь, что его и человеком-то назвать было трудно. Говоря так, я не хочу оправдать убийство. Он был мелким мошенником, жалким вымогателем. Он поймал меня в свои сети, используя мою слабость, а затем стал сосать из меня кровь.

– Да, его трудно было назвать человеком, – согласился я.

– Тем не менее его убийство так важно для вас?

– Я не выношу убийств.

– Стало быть, вы считаете, что человеческая жизнь священна?

– Не думаю, чтобы я верил в священность чего бы то ни было. Это очень сложный вопрос. Сам я отнюдь не безгрешен. Несколько дней назад я убил человека. Чуть раньше – способствовал смерти другого. Непреднамеренно. Но от этого мне не легче. Я не знаю, священна ли человеческая жизнь. Просто я не люблю, когда убивают. А вы сумели избежать ответственности за убийство, и это меня беспокоит. Вот почему я решил именно так поступить с вами. Я не хочу убивать, не хочу разоблачать вас – не стану делать ничего подобного. Я беру слишком много на себя, пытаясь играть опостылевшую мне роль Господа Бога. Но я не позволю занять вам губернаторское кресло.

– Так вот что вы и называете словами «играть роль Господа Бога»?

– Возможно.

– Вы считаете, что человеческая жизнь священна. Какой бы фразой вы ни выражали эту мысль, это ваша жизненная позиция. А что же тогда вы делаете с моей жизнью, Скаддер? В течение долгих лет для меня имела значение только одна цель, а вы берете на себя смелость лишить меня ее, заявляя, что я должен отказаться от этой цели.

Я оглядел кабинет: портреты, роскошная мебель, бар.

– По-моему, вы неплохо живете.

– Да, у меня есть кое-что. Могу себе позволить.

– Наслаждайтесь же этим.

– Неужели я не могу вас подкупить? Или вы неподкупный человек?

– Боюсь, меня никак нельзя назвать неподкупным. Но вы, мистер Хьюзендаль, не сможете меня подкупить.

Я ждал, что он на это скажет. Прошло несколько минут, а он все еще продолжал безмолвно сидеть в кресле; глаза его были устремлены на какую-то точку в пространстве. Я тихо вышел.