Текст книги "Время убивать"

Автор книги: Лоуренс Блок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Глава пятая

Я условился встретиться с Беверли Этридж в баре гостиницы «Пьер» в семь вечера. Покинув офис Прагера, я забрел в другой бар, на Мэдисон-авеню. Оказалось, это любимое место сбора рекламных агентов. Гвалт стоял просто оглушительный, возбужденные голоса действовали на нервы. Я выпил пару порций бурбона и ушел.

Проходя по Пятой авеню, я вошел в Собор Святого Фомы и уселся на скамью. Я стал часто заходить в церкви после того, как снял форму полицейского и уехал от Аниты и сыновей. Не знаю, почему меня так влечет именно в храмы. Может, потому, что в Нью-Йорке, пожалуй, только в них можно спокойно предаваться размышлениям. Однако я совсем не уверен, что в одном этом заключается их привлекательность. Можно было бы предположить, что в Божьи храмы меня приводят какие-то духовные искания, но я даже не представляю себе, в чем они могут состоять, эти искания. Ведь я не молюсь, приходя в собор. И еще: я не верю ни в Бога, ни в черта.

И все же, по-моему, нет более подходящих мест для глубоких раздумий. Я сидел в Соборе Святого Фомы и размышлял о Генри Прагере. Но эти мысли не привели ни к каким определенным выводам. Будь у него менее сдержанное, более выразительное лицо, может быть, мне и удалось бы уловить что-нибудь. Но он ничем не выдал своих мыслей. Конечно, если у него хватило ума разделаться с Орлом-Решкой, хотя тот и был начеку, он, несомненно, сделает все, чтобы не дать ни малейшего повода для подозрений.

Мне было нелегко представить его в роли убийцы. Но и вообразить Прагера покорной жертвой шантажа тоже было трудно. Судя по всему, ему не приходило в голову, а я не тот человек, кто стал бы ему это говорить, что он давно мог послать Орла-Решку со всем его «компроматом» куда подальше.

Вряд ли сейчас кто-нибудь стал бы заниматься его делом, в то время как кругом тратится пропасть денег на замазывание куда более серьезных преступлений. Прошло уже несколько лет с тех пор, как его дочь совершила наезд на мальчика. Конечно, какой-нибудь строгий прокурор, получив досье Орла-Решки, мог бы потребовать для нее наказания, но наиболее вероятным исходом дела было бы обвинение в непреднамеренном убийстве и условное осуждение. Словом, теперь ни ему, ни ей ничто не угрожало. Если бы газеты даже раздули этот случай, скандал вряд ли мог повредить его бизнесу или разрушить жизнь его дочери.

В сущности, у Прагера не было достаточно веских оснований, чтобы откупаться от Орла-Решки, а тем более – убивать его. Если, конечно, за всем этим не крылось что-то куда более важное.

Итак, их было трое: Прагер, Этридж и Хьюзендаль. И все они платили достаточно большие суммы Орлу-Решке, чтобы тот молчал, пока один из них не решил заставить его замолчать навсегда. Мне оставалось лишь выяснить, кто именно это сделал.

Признаться, распутывать этот узел у меня не было особого желания по двум причинам. Прежде всего я не мог вести расследование столь же эффективно, как полиция. Достаточно мне было положить конверт Орла-Решки на стол хорошего сыщика из отдела по расследованию убийств, и дело пошло бы куда быстрее. Время смерти, несомненно, было бы установлено точно; я знал его лишь приблизительно, со слов Келера. Полицейские могли бы проверить алиби всей троицы. Могли бы провести допросы с пристрастием, а этого, глядишь, оказалось бы вполне достаточно для выявления преступника.

Смущало меня только одно: убийца, конечно, угодил бы за решетку, но и двое других оказались бы пострадавшими. Их репутация тоже была бы запятнана. Тем не менее я был очень близок к тому, чтобы передать конверт полиции. В конце концов они все-таки не были святыми. Девушка, совершившая наезд и удравшая с места преступления; бывшая уличная девка, отбывавшая, пусть небольшой, но все же срок в тюрьме, и омерзительный извращенец. Но Орел-Решка, руководствуясь своим особым кодексом чести, считал, что не имеет права вредить тем, кто честно купил его молчание. За исключением, естественно, убийцы. С другой стороны, у меня-то не было никаких обязательств перед ними!

Однако прибегнуть к помощи полиции никогда не поздно. Если я потерплю неудачу, то смогу обратиться туда. Пока же я попытаюсь разобраться во всем сам.

Я уже побывал у Генри Прагера, договорился о встрече с Беверли Этридж. Осталось только назначить свидание Теодору Хьюзендалю, а это можно будет сделать и завтра. Так или иначе, все они узнают, что я наследник Орла-Решки и что они по-прежнему крепко сидят на крючке.

Мимо, направляясь в неф, прошла группа туристов. Все они рассматривали дивную каменную резьбу над высоким алтарем. Через пару минут я встал. Выходя на улицу, я посмотрел на ящик для подаяний. У меня был выбор: оказать помощь церкви в ее повседневной работе, поддержать миссионеров в далеких странах или пожертвовать что-то бездомным детям. Я опустил три из тридцати банкнот по сто долларов, которые оставил мне Орел-Решка, в щель ящика с деньгами для бездомных детей. Кое-что в своей жизни я делаю, не задумываясь над причинами. Десятую часть всего, что зарабатываю, я жертвую той церкви, возле которой оказываюсь вскоре после получения денег. При этом я отдаю невольное предпочтение католическим соборам, которые бывают открыты почти всегда.

Собор Святого Фомы – епископальный. Табличка на фасаде гласит, что двери его открыты все дни недели, чтобы прохожие могли здесь укрыться от суматошной суеты Манхэттена. Я думаю, пожертвования туристов с лихвой возмещают гостеприимство священников. Что ж, теперь к пожертвованиям прибавились и триста долларов мертвого вымогателя.

Затем я вышел и направился в сторону жилых кварталов города. Пора почтенной даме узнать, кто стал преемником Орла-Решки. После того, как я сообщу об этом всей троице, моя задача упростится. Останется лишь сидеть и ждать, пока убийца Орла-Решки попытается уничтожить и меня.

Глава шестая

Бар гостиницы «Пьер» освещен небольшими свечами в глубоких голубых подсвечниках, по одному на каждом столе. Круглые белые столики разделяет достаточно большое пространство; при каждом из них стоят по два-три голубых бархатных креслица. Привыкая к полутьме, я старался побыстрее отыскать женщину в белом брючном костюме. В баре было четыре или пять одиноких женщин, но ни одной – в брючном костюме. Беверли Этридж, как оказалось, сидела у дальней стены. Она была затянута в темно-синее платье, шею украшала нитка жемчуга.

Я отдал пальто гардеробщику и направился прямо к ее столу. Если она и наблюдала за моим приближением, то лишь краешком глаза, не поворачивая головы. Я сел напротив, и только тогда наши взгляды встретились.

– Я жду одного человека, – сказала она, отводя глаза первой.

– Мэт Скаддер, – представился я.

– Какое это имеет для меня значение?

– Вы красивая женщина, – сказал я. – Вам очень идет ваш белый брючный костюм. Красивая и умная. Вы хотели выяснить, смогу ли я вас узнать и, следовательно, есть ли у меня ваша фотография. Зачем такие сложности? Вы просто могли попросить принести одну из них.

Она вновь повернулась ко мне, и несколько минут мы молча разглядывали друг друга. Лицо ее изменилось мало, оно было таким же, как на фото, однако трудно было поверить, что это та самая женщина. Выглядела она не намного старше, но казалась гораздо более зрелой. Уравновешенная, умудренная опытом, она разительно отличалась от девушки, глядевшей с фотографий, добытых Орлом-Решкой, и сделанных при аресте снимков. Лицо ее стало аристократическим, а манера говорить свидетельствовала о том, что передо мной хорошо воспитанная и образованная женщина.

– Проклятый легаш! – внезапно сказала она, и ее аристократизм и воспитанность как ветром сдуло. – Но как вы все это разнюхали?

Я пожал плечами. Хотел было что-то сказать, но увидел, что к нам приближается официант. Я попросил бурбон и чашку кофе. Она знаком показала, чтобы он повторил и ее заказ. Не знаю, что она пила, – какой-то коктейль с фруктами.

Когда официант отошел, я сказал:

– Орел-Решка на какое-то время уехал из города. Но он хотел, чтобы в его отсутствие все шло своим чередом.

– Ясно.

– Дела иногда делаются и так.

– Понятно. Вы взяли его за глотку, и, чтобы откупиться, он передал все, что у него было на меня, продажному легашу.

– Вы предпочли бы иметь дело с кем-то более честным?

Она провела рукой по волосам. Они были светлыми и прямыми, причесанными, если не ошибаюсь, в стиле «сассун». На фото они были гораздо длиннее, но цвет не изменился. Возможно, она не красилась.

– Хотела бы я знать, где можно найти честного легаша.

– Говорят, еще парочка осталась.

– Разве что в дорожной полиции.

– Во всяком случае, я не полицейский. Просто обыкновенный мошенник. – Ее брови вопросительно поднялись. – Несколько лет назад я ушел из полиции.

– Тогда я вас не понимаю. Почему вы занимаетесь такими делами?

Не знаю, искренним ли было ее изумление или она знала, что Орел-Решка мертв. В любом случае она превосходно притворялась. В этом-то и заключалась главная трудность. Я играл в покер с тремя незнакомцами, но даже не мог собрать их за одним ломберным столом.

Официант принес заказ. Я пригубил бурбон, отпил кофе и вылил остаток виски в чашку. Приятно напиваться вот так, не утомляясь.

– О’кей, – сказала она.

Я взглянул на нее.

– Выкладывайте все напрямик, мистер Скаддер. – Голос вновь обрел вежливую интонацию, лицо приняло прежнее выражение. – Как я поняла, мне придется раскошелиться.

– Человек должен на что-то жить, миссис Этридж.

Неожиданно, а может, мне это показалось, она улыбнулась, и ее лицо словно осветилось изнутри.

– Зовите меня просто Беверли, – сказала она. – Было бы нелепо, чтобы человек, который видел меня на тех фотографиях, обращался ко мне официально. А как зовут вас – Мэт?

– Обычно, да.

– Назовите же сумму, Мэт. Сколько вы хотите с меня содрать?

– Я человек не жадный.

– Бьюсь об заклад, вы говорите это всем девицам. Во что же мне обойдется ваша нежадность?

– Я готов довольствоваться тем же, что и Орел-Решка. Что достаточно для него, того хватит и мне.

Она задумчиво кивнула; на ее губах все еще были заметны следы улыбки. Коснувшись пальцем уголка рта, она сказала:

– Интересно…

– В самом деле?

– Видимо, Орел-Решка не все вам сказал. Точную сумму мы не оговаривали.

– Вот как?

– Мы, правда, пытались договориться. Я не хотела, чтобы он тянул с меня деньги каждую неделю. Но кое-что я все же ему давала. За последние шесть месяцев набежало, вероятно, около пяти тысяч долларов.

– Не так уж много.

– Кроме того, мне приходилось спать с ним. Я предпочла бы давать ему больше денег и не заниматься сексом, но у меня не так много карманных денег. Мой муж – человек богатый, тем не менее у меня не так много денег.

– Зато много секса.

Она вульгарно провела языком по губам. Но это не сделало ее менее соблазнительной.

– Не думала, что вы заметили.

– Заметил.

Выпив немного кофе, я огляделся. Бар был заполнен спокойными, хорошо одетыми людьми. Я явно выделялся в их массе. Хотя на мне была моя лучшая одежда, выглядел я как типичный коп, только что сменивший форму на свой лучший костюм. Женщина, сидевшая напротив, снималась в порнографических картинах, занималась проституцией и мошенничеством. Но она была здесь своей, а я – чужаком.

– Пожалуй, я предпочел бы деньги, миссис Этридж.

– Беверли.

– Беверли, – повторил я.

– Или Бев, если вам так больше нравится. Говорят, я очень хороша в своем деле.

– Не сомневаюсь.

– Говорят, во мне сочетается профессиональная сноровка с любительским темпераментом.

– Не сомневаюсь.

– Вы же видели фото.

– Да, верно. Но, к сожалению, я больше нуждаюсь в деньгах, чем в сексе.

Она задумчиво кивнула.

– С Орлом-Решкой я пыталась прийти к какому-нибудь соглашению, – сказала Беверли. – У меня мало наличных денег. Я продала несколько украшений, еще кое-какие вещицы, но смогла лишь оттянуть время. Будь у меня больше времени, может, мне удалось бы раздобыть и что-нибудь посущественнее.

– Что значит «посущественнее»?

На этот вопрос она не ответила.

– Я объясню вам, в чем моя проблема. Послушайте: когда-то я вела самую разгульную жизнь. Но это продолжалось недолго. Мой психиатр считает это «радикальным способом преодоления внутренней неуспокоенности и антагонизма». Будь я проклята, если понимаю, что он имеет в виду, да думаю, он и сам не знает этого. Но теперь все это позади. Я порядочная женщина. Теперь я принадлежу к другому кругу, хотя знаю правила игры. Только начни платить, и тебя не оставят в покое до смерти.

– Да, это обычная история.

– Но мне она не нравится. Я хочу один раз заплатить и выкупить все, сколько бы это ни стоило. К сожалению, это очень и очень не просто для меня.

– Потому что я могу оставить себе копии фотографий?..

– Да, можете оставить себе копии. Можете хранить все необходимые сведения в голове, потому что даже информации достаточно, чтобы погубить меня.

– Так вы хотели бы заплатить за все один раз, но вам нужны гарантии?

– Верно. И тут мы не смогли прийти к соглашению с Орлом-Решкой. Я пыталась дурить ему голову с помощью небольших сумм и секса. – Она вновь облизнула губы. – Это был довольно любопытный секс. Ведь он имел обо мне странное представление. Не думаю, чтобы у такого плюгавого человечка, как он, имелся опыт сексуальных отношений с молодыми привлекательными женщинами. К тому же, с одной стороны, я была для него этакой богиней с Парк-авеню, а с другой – у него были эти фото. Он знал всю мою подноготную, поэтому я была для него особенной женщиной. Я не находила в нем ничего привлекательного. Ничего, что могло бы мне понравиться. К тому же меня раздражали его вульгарные манеры и, конечно же, бесило, что он имеет надо мной власть. И все же мы делали кое-что интересное. Он был очень изобретателен. Меня унижало то, что я вынуждена иметь с ним дело, но мне одновременно нравилось встречаться с ним. Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать.

Я не ответил.

– Я могла бы кое о чем вам рассказать.

– Не стоит труда.

– Это могло бы вас заинтересовать.

– Не думаю.

– Вы ведь не испытываете ко мне особой симпатии?

– Нет, не испытываю. Да и не могу позволить себе этого в моем положении.

Она чуть отпила из бокала и снова облизнула губы.

– Вы были бы не первым копом, с которым я занималась любовью, – сказала она. – Это всегда было составной частью игры, когда я ее вела. И я еще не встречала копа, который бы в этом отношении не страдал комплексом неполноценности. Одному кажется, что у него слишком маленький… другому – что он не умеет это делать как следует. Наверное, это потому, что копам все время приходится ходить с пистолетом и дубинкой.

– Возможно.

– Однако мой опыт убедил меня, что копы ничем не отличаются от других мужчин.

– Боюсь, что мы отклоняемся от темы, миссис Этридж.

– Бев.

– Я думаю, нам следует поговорить о деньгах. Если выложите достаточно крупную сумму, то я не только сниму вас с крючка, но и выброшу удочку.

– Что вы подразумеваете под словами «крупная сумма»?

– Пятьдесят тысяч долларов.

Не знаю, какую цифру она ожидала услышать. Не знаю, договаривались ли они с Орлом-Решкой о цене, когда катались на дорогих простынях. Сложив губы трубочкой, она тихо присвистнула, выражая удивление.

– У вас большие запросы, – сказала она.

– Но вы раскошелитесь один раз, и дело с концом.

– А вдруг я вновь окажусь на крючке?

– Не окажетесь. Я дам вам в руки оружие против себя. Несколько лет назад я совершил преступление, за которое мне грозят многие годы заключения. Я напишу подробное признание. Как только вы выложите пятьдесят тысяч, я вручу вам признание и весь собранный Орлом-Решкой материал.

– Когда были полицейским, вы брали взятки? Что-нибудь в этом роде?

– Нет.

– Убили кого-нибудь?

Я промолчал.

Обдумывая мое предложение, она достала сигарету, постучала по ее кончику хорошо отполированным ногтем. Она, видимо, ожидала, что я протяну зажигалку, но я не стал это делать, и ей пришлось самой зажечь сигарету.

– Возможно, это выход, – наконец проронила она.

– Я сам суну свою голову в петлю. В случае чего вам достаточно будет лишь дернуть за веревку.

Она кивнула.

– Тут только одна проблема.

– Деньги?

– Да. Нельзя ли немного уменьшить сумму?

– Не думаю.

– У меня просто нет столько наличными.

– Зато есть у вашего мужа.

– Но это не значит, что деньги у меня в сумочке, Мэт.

– Тогда я попробую обойтись без посредников, – сказал я. – Просто предложу товар ему. Он заплатит.

– Подонок!..

– Ну так что? Заплатит он?

– Ладно, я как-нибудь раздобуду деньги. Ну и подонок же вы! Между прочим, он может и не заплатить, а я тогда уже не буду в вашей власти. Мы оба останемся у разбитого корыта. Ведь не этого вы добиваетесь?

– Нет. Конечно, было бы лучше избежать подобного.

– И, стало быть, деньги должна заплатить я. Но мне нужно время, чтобы их достать.

– Две недели.

Она покачала головой:

– По меньшей мере месяц.

– Я не собирался особенно затягивать свое пребывание в городе.

– Попробую сделать это быстрее. Поверьте, у меня сейчас есть только одно желание – отделаться от вас как можно скорее. Но мне нужен месяц.

Я согласился, но выразил надежду, что она сможет достать деньги раньше. Она еще раз обозвала меня подонком, сукиным сыном, а затем вдруг снова приняла обольстительный вид и спросила, не хочу ли я заняться с ней сексом: уж она-то покажет мне высший пилотаж. Признаюсь, мне больше нравилось, когда она ругалась.

– Я не хочу, чтобы вы мне звонили, – сказала она, перед тем как уйти. – Как я могу связаться с вами?

Я назвал ей гостиницу, в которой остановился. Было заметно, что моя откровенность удивила ее, хотя она и постаралась не показать этого. Орел-Решка, очевидно, тщательно скрывал свой адрес.

И он, конечно, был прав.

Глава седьмая

Как только ему исполнилось двадцать пять, Теодор Хьюзендаль получил в наследство два с половиной миллиона долларов. Через год, женившись на Хелен Гудвин, он прибавил к своему состоянию еще миллион с лишним. За пять лет он увеличил их совместный капитал до пятнадцати миллионов. В тридцать два года он отошел от дел и переехал из особняка в Сэндс-Пойнте в шикарную кооперативную квартиру на Пятой авеню, решив посвятить свою жизнь служению обществу. Президент ввел его в состав какой-то важной комиссии. Мэр назначил начальником департамента, в ведении которого находятся парки, места развлечений и отдыха. Хьюзендаль умел хорошо говорить, журналисты любили его, поэтому его имя непрестанно мелькало на страницах газет. Последние несколько лет он выступал с речами по всему штату, присутствовал на всех обедах, где собирали средства в фонд демократической партии. Он часто созывал пресс-конференции и нередко принимал участие в телевизионных дискуссиях. Он всегда и везде утверждал, что не намерен выставлять свою кандидатуру на выборах губернатора, но я не думаю, что даже его собственный пес был настолько глуп, чтобы поверить в такую туфту. Конечно, он уже вел избирательную кампанию и занимался этим очень усердно, тем более что у него было полно денег и много влиятельных связей. К тому же он был высок, хорош собой и неотразимо обаятелен. Если он и придерживался каких-то политических взглядов, что, впрочем, было весьма сомнительно, то все же был далек как от левого, так и от правого радикализма, следовательно, мог привлечь на свою сторону часть избирателей-центристов.

Деньги позволяли ему рассчитывать на выдвижение в кандидаты, а все, что он сделал в последнее время, вполне могло обеспечить его избрание. Хьюзендалю недавно исполнился сорок один, а он уже поглядывал из Олбани в сторону Вашингтона.

Однако эту блистательную карьеру в один миг могло прервать обнародование нескольких отвратительных фотографий.

Его офис находился в городской ратуше. Я доехал на подземке до Чэмберс-стрит, но прежде чем направиться к ратуше, прошел по Сентер-стрит и несколько минут постоял перед Главным полицейским управлением. На противоположной стороне улицы был бар, куда мы обычно заглядывали перед тем, как войти в здание уголовного суда, или же после выхода из него. Но для глотка виски было слишком рано, к тому же мне не хотелось встретить там кого-нибудь из знакомых, поэтому через пару минут я направился к ратуше и без труда отыскал офис Хьюзендаля.

Секретарем у него работала пожилая женщина с проницательными голубыми глазами и жесткими, похожими на проволоку волосами. Я сказал ей, что хочу его видеть, и она спросила, как меня зовут.

Я вынул серебряный доллар.

– Смотрите внимательно, – сказал я и подбросил монету, подойдя к краю ее стола. – А теперь опишите мистеру Хьюзендалю, что вы видели, и передайте, что я хотел бы поговорить с ним наедине. Ступайте!

Она окинула меня пристальным взглядом, видимо, прикидывая, в здравом ли я уме. Затем потянулась к телефону, но я остановил ее:

– Спросите у него лично.

Слегка склонив голову набок, она вновь проницательно посмотрела на меня, после чего, даже не пожав плечами, встала и направилась в его кабинет.

В скором времени она вернулась и с недоумением сказала, что ее шеф ждет меня. Между тем я уже успел повесить свое пальто на металлическую вешалку. Не теряя ни минуты, я вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.

Он тут же заговорил, даже не посчитав нужным отвести глаза от газеты, которую читал:

– Мы, кажется, договорились, что вы не будете сюда приходить. И мы как будто условились…

Тут он наконец посмотрел на меня, и его лицо странно изменилось.

– Но вы же не… – произнес он.

Я подбросил и поймал доллар.

– А кого вы ожидали увидеть?

Он смотрел на меня, а я тем временем пристально изучал его. Он выглядел гораздо лучше, чем на газетных портретах и тем более на тех мерзких фотографиях, которыми я располагал. Он сидел за серым стальным столом в кабинете, обставленном стандартной, казенной мебелью. Разумеется, он мог позволить себе переделать здесь все по своему вкусу – многие люди в его положении так и поступали. Не знаю, добавляло ли это ему очков.

Я сказал:

– Это сегодняшний выпуск «Таймс»? Если вы ожидали увидеть другого человека с серебряным долларом, то, стало быть, невнимательно прочитали газету. Третья страница второго раздела, в самом низу.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

Я повторил, показав на газету:

– Читайте же. Третья страница, второй раздел.

Пока он искал и читал нужную заметку, я стоял на ногах. Сам я просмотрел газету за завтраком и вполне мог бы не обратить внимания на это сообщение, если бы специально не искал его. Не знаю, чем это было вызвано, но три абзаца в этом номере были посвящены Джекобу Джаблону по прозвищу Орел-Решка, выловленному из вод Ист-Ривер. В заметке приводились даже некоторые подробности его жизни.

Я внимательно следил за выражением лица Хьюзендаля, пока он читал этот убогий некролог. Его реакция была абсолютно естественной. Лицо смертельно побледнело, на висках запульсировали жилки. Руки так крепко стиснули газету, что она порвалась. Это вполне могло означать, что он ничего не знал о смерти Орла-Решки. Однако можно было предположить и другое. Он просто не ожидал, что тело вообще будет найдено, и вдруг осознал, в каком трудном положении оказался.

– Боже! – воскликнул он. – Случилось именно то, чего я так опасался. Вот почему я хотел… Какой ужас!

Он не смотрел на меня и говорил, не обращаясь ко мне. У меня было такое впечатление, будто он забыл о моем присутствии. Он словно заглядывал куда-то в будущее, видимо, опасаясь, что вся его жизнь может рухнуть.

– Именно то, чего я опасался! – повторил он. – Я ведь много раз предупреждал его о такой возможности. А он лишь отвечал, что если с ним и впрямь что-нибудь произойдет, один его друг знает, как поступить с этими… этими фотографиями. Но с моей стороны ему ничто не угрожало, решительно ничто. Я всегда готов был выложить, сколько бы он ни попросил, и он это знал. Но когда я спрашивал, что меня ждет, если он умрет, он неизменно отвечал: «Молитесь, чтобы я жил вечно». – Он поднял на меня глаза. – И вот он мертв. А вы кто такой?

– Мэтью Скаддер.

– Вы из полиции?

– Нет, ушел оттуда несколько лет назад.

Он заморгал от растерянности.

– Не знаю… не знаю, зачем вы пожаловали ко мне. – Он явно чувствовал себя потерянным и беспомощным. Я не удивился бы, если бы он даже заплакал.

– Я что-то вроде вольного стрелка, – объяснил я. – Оказывая людям кое-какие услуги, подрабатываю себе на жизнь.

– Вы частный детектив?

– Официально – нет. Просто я держу свои глаза и уши открытыми, вот и все.

– Понятно.

– Я прочитал эту заметку о моем старом приятеле Джаблоне и подумал, что подворачивается как раз такой случай, когда я смогу оказать услугу. Вам.

– В самом деле?

– Я предположил, что в руках Орла-Решки находилось что-то, что вы хотели бы получить. Как уже сказал, я держу свои глаза и уши открытыми, поэтому могу знать много такого, о чем вы не подозреваете. Я также предположил, что в этом случае можно рассчитывать на вознаграждение.

– Понятно, – ответил он. Прежде чем он успел что-то добавить, зазвонил телефон. Он взял трубку и хотел было сказать, чтобы его ни с кем не соединяли, но выяснилось, что звонит мэр Нью-Йорка, и он не смог уклониться от разговора с Его Честью. Я сел и стал ждать, пока Теодор Хьюзендаль переговорит со своим высокопоставленным собеседником. Я почти не вникал в суть их разговора. Завершив беседу, Хьюзендаль по внутреннему телефону строго предупредил секретаршу, чтобы его не беспокоили, поскольку он очень занят.

Затем, повернувшись ко мне, тяжело вздохнул:

– Вы считаете, что можете надеяться на вознаграждение?

Я кивнул.

– Да. Чтобы возместить затраченное мной время и расходы.

– Так вы тот самый друг, о котором говорил Джаблон?

– Я был его другом, – подтвердил я.

– И эти фото теперь у вас?

– Скажем так: я, возможно, знаю, где они находятся.

Он положил ладонь на лоб и почесал макушку. Волосы у него были не слишком темно– и не слишком светло-каштанового цвета, не очень длинные, но и не короткие. Как и его политические взгляды, они, вероятно, не должны были никого раздражать. Он поглядел на меня поверх очков и вновь вздохнул.

– Я заплатил бы приличную сумму, лишь бы эти фотографии оказались у меня в руках, – произнес он ровным тоном.

– Могу вас понять.

– Вознаграждение будет… достаточно щедрым.

– Так я и предполагал.

– Я могу позволить себе заплатить вам сполна, мистер… извините, не запомнил, как вас зовут.

– Мэтью Скаддер.

– Ах да, верно! Обычно я сразу запоминаю имена и фамилии. – Его глаза сузились. – Как я уже сказал, мистер Скаддер, я могу предложить щедрое вознаграждение, но я не могу допустить, чтобы этот… материал продолжал существовать. – Он перевел дух и выпрямился в кресле. – Ведь я собираюсь стать следующим губернатором штата Нью-Йорк.

– Многие вас поддерживают.

– И эта поддержка скоро будет еще шире. Я мыслю и действую масштабно. У меня хорошо развито воображение, есть дар предвидения. Я ничем не обязан большим боссам. К тому же я человек богатый и, следовательно, независимый. Мне незачем запускать руку в общественные фонды. Словом, у меня есть все, чтобы стать превосходным губернатором. Наш штат нуждается в достойном лидере. Я мог бы…

– Не исключено, что и я проголосую за вас.

Он невесело улыбнулся.

– Боюсь, что сейчас неподходящий момент для политической речи. Тем более что я пока отрицаю намерение выдвинуть свою кандидатуру на выборах. Но я хочу, чтобы вы поняли, как все это важно для меня, мистер Скаддер.

Я промолчал.

– Вы имеете в виду какую-либо определенную сумму в качестве компенсации? – спросил он.

– Я хочу, чтобы вы сами назвали цифру. Конечно, чем она выше, тем, соответственно, больше стимул.

Он сплел пальцы и подумал:

– Сто тысяч долларов.

– Что ж, это довольно щедрое предложение.

– Такое вознаграждение я готов выплатить. При условии, что мне будет возвращено все, решительно все!

– А как вы узнаете, что я действительно отдал вам все?

– Я уже думал об этом. Та же проблема возникала у меня с Джаблоном. Мне было сложно иметь с ним дело. Я знал, что буду находиться в постоянной зависимости от него. Если бы я даже дал ему крупную сумму, рано или поздно он ее израсходовал бы и снова пришел за деньгами. Насколько я понимаю, так поступают все вымогатели.

– Обычно да.

– Поэтому я платил ему каждую неделю. Еженедельно он получал от меня конверт с некоторым количеством купюр, как если бы я платил ему дань. В каком-то смысле это и была дань. Причем в обозримом будущем это не могло закончиться… – Он откинулся назад и закрыл глаза. У него была хорошо вылепленная голова, волевое лицо. Но я не сомневаюсь, что в нем должна была чувствоваться какая-то слабинка, ибо эта слабинка проявлялась в его поведении, а рано или поздно характер всегда отражается в чертах лица. С некоторыми это происходит поздно: во всяком случае, я пока не мог заметить что-то особенное в его лице.

– В обозримом будущем этому не было видно конца, – повторил он. – Разумеется, я мог позволить себе еженедельные выплаты Джаблону. – Вновь промелькнула та же быстрая невеселая улыбка. – Даже мог списывать их как расходы на избирательную кампанию, предстоящую избирательную кампанию. Но меня тревожило, что я очень уязвим. Опасался я, как вы понимаете, не мистера Джаблона, а того, что может произойти в случае его смерти. Но ведь, Господи, люди умирают каждый день. Знаете ли вы, сколько ньюйоркцев погибают от рук насильников каждый день?

– В прежние времена убивали троих. По одному человеку каждые восемь часов, – сказал я. – Сейчас, вероятно, эта цифра выше.

– Теперь, как я слышал, убивают пять человек в день.

– Особенно много убийств летом. В прошлом июле за одну неделю прикончили более пятидесяти человек. Из них четырнадцать – в один и тот же день.

– Да, я помню эту неделю. – Он отвернулся, очевидно, погрузившись в свои мысли. Не могу сказать, о чем он думал: о том ли, что снизит число убийств, когда окажется на посту губернатора, или о том, как пополнить моим именем список убитых.

– Могу ли я считать, – сказал он, – что Джаблон был убит?

– По-моему, это единственно возможный вывод.

– Я предполагал, что так может произойти. И это меня беспокоило. Такие люди, как он, рискуют больше других. Я убежден, что был не единственной его жертвой. – Его голос прозвучал неожиданно громко и тут же оборвался. Он, видимо, ожидал подтверждения или опровержения своей догадки. Но я упорно молчал, и он продолжил: – Но даже если он не был убит, мистер Скаддер, нельзя забывать, что все мы смертны. Он ведь мог умереть вследствие самых разных причин. Например, от слишком большой дозы наркотиков.

– Насколько мне известно, он этим не баловался.

– Но вы понимаете, что я имею в виду?

– Его мог сбить, например, автобус.