Текст книги "Жернова судьбы"

Автор книги: Лоринда Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

4

Наверху был невероятный холод. Ледяной ветер, казалось, со свистом и завываниями так и старался прорваться к ней сквозь оконное стекло. Элизабет, оставшись в ночной рубашке, юркнула под толстое пуховое одеяло, на защиту которого ей только и оставалось уповать.

Она свернулась калачиком, но согреться так и не смогла. Если бы не ее глупая гордость, давно уже можно было нежиться у Грега под теплым боком. Однако сдаваться просто так ей не хотелось.

Ежась от холода, Бетти выбралась из постели. Быстро достала из комода носки и спортивный костюм с начесом, облачилась во все это и снова легла, накрывшись с головой. Но все равно не могла согреться. Более того, вскоре ей показалось, что с каждой минутой почему-то становится все холоднее. Нет, как ни круги, а придется включить электрический обогреватель, решила она.

Элизабет снова вскочила и щелкнула выключателем. Ничего не произошло – в комнате по-прежнему было темно. Странно, всего полчаса назад выключатель был в исправности. Она приоткрыла дверь на лестницу, щелкнула выключателем там. Света не было.

Остались без электричества! – догадалась она и ощутила первый приступ отчаяния. Нет, что угодно, но только не это, не сейчас, не в эту ночь, когда ей больше нечем согреться.

Элизабет вернулась в постель, оставив дверь в спальню открытой. Может быть, теплый воздух из гостиной все-таки дойдет сюда. Однако теплее от этого не стало.

Оставшись мерзнуть в спальне, она вдруг ощутила себя одинокой, покинутой и оттого ужасно несчастной, но одновременно с этим – еще и круглой идиоткой. Ведь что, если хорошенько подумать, удерживало ее от того, чтобы взять одеяло и спуститься вниз к мужу? Она вполне могла бы устроиться в кресле или на кушетке. И вообще, кто здесь хозяин, кто платит за этот дом? В конце концов Грег, если он джентльмен, мог бы уступить ей диван.

Бетти раздраженно фыркнула, кончик носа у нее был холодным, а руки и ноги уже давно превратились в ледышки. И все-таки гордость или упрямство, или то и другое вместе, не позволяли ей оставить холодную постель. Только в четыре часа утра, когда здравый смысл взял верх над всем остальным, женщина на ощупь, то и дело спотыкаясь в темноте, спустилась на первый этаж.

Едва она открыла дверь в гостиную, как в тот же миг ее обдало теплом. Какое блаженство, подумалось ей. Надо же быть такой дурой, чтобы оставаться в холодной комнате до самого утра.

Камин догорал. Элизабет добавила в него угля, а затем поудобнее устроилась в глубоком кресле, подоткнув под себя со всех сторон пуховое одеяло. Ноги ей пришлось поджать, голову положить на спинку.

Постепенно она согрелась, разомлела и стала засыпать. Для полного счастья оставалось сделать совсем немного – проснуться раньше мужа и потихоньку улизнуть назад, в спальню, чтобы тот не стал свидетелем ее малодушия. Скорее всего Грег ничего не услышал, он даже не пошевелился – спал как убитый.

Отлично, наверно, он так и будет дрыхнуть часов до восьми. По крайней мере, ей не придется делать хорошую мину при плохой игре и терпеть его ехидные шуточки, мол, дорогая женушка не устояла, вернулась под мужнино крыло!

Довольная собой, Бетти еще больше расслабилась и через пару минут уже спала. В то время как Грег лежал, не шевелясь и прислушиваясь к ее ровному, мерному дыханию. Он не знал, что заставило жену спуститься в гостиную. Но по тому, что электробойлер больше не гудел, нетрудно было догадаться, что в доме нет электричества. Таким образом, теперь здесь кромешная тьма, та же, что и за окном.

А значит, теперь они лишились не только бойлера, но и плиты, и телевизора, – то есть всех благ цивилизации. Все, что у них осталось, это жалкая кучка угля… Так что, с целью экономии скудных запасов энергоносителя, придется по максимуму использовать тепло собственных тел, а при необходимости делиться им друг с другом.

На его губах заиграла невидимая в темноте улыбка. Грег перевернулся на бок, стараясь не слишком сосредотачиваться на мечтаниях о побочных эффектах такого рода экономии. Еще неизвестно, как жена отнесется к этой идее.

Впрочем, ему всегда везло в жизни, вероятно, повезет и на этот раз. В том смысле, что утром могут дать свет. Надежда, как известно, умирает последней.

Она проспала. А когда приоткрыла глаза, первым ее желанием было проверить, что это за странное потрескивание и шипение доносятся со стороны камина. В следующее мгновение ей стало не по себе, – черт, какая досада, Грег встал первым! Вот он склонился над кастрюлькой с кипятком, стоящей на углях, затем оглянулся, выпрямился и, подойдя к креслу, присел на корточки.

Элизабет встретилась с ним взглядом. Правда, в утреннем полумраке выражение его лица было едва различимо.

– Чай готов, – негромко произнес он. – Но света еще нет. Где тут у тебя бак с водой? Нельзя допустить, чтобы она замерзла.

– Понятия не имею, – пожала плечами Элизабет. – Если не ошибаюсь, в маленькой комнате наверху, но у меня от нее нет ключа.

– Не дай Бог, если бак не в комнате, а над ней, – задумчиво произнес Грег. – На чердаке такой холод, что трубы в два счета промерзнут. Если же он все-таки в спальне, то мы спасены, – по крайней мере, по трубам в радиаторы поступает теплая вода. Остается только надеяться, что свет дадут раньше, чем бак окончательно остынет.

От его слов Элизабет стало не по себе, и она поежилась. Что ни говори, а перспектива малоприятная.

– Что же делать? – спросила женщина в растерянности.

– Только без паники, – попытался успокоить ее Грег. – В сущности, я знаю, как тебя согреть.

На этот раз Элизабет не стала делать вид, что оскорблена его неуместной шуткой, и только пожала плечами.

Грег усмехнулся.

– Боюсь, ничего другого не остается. Впрочем, можешь не волноваться, как только у нас кончится уголь, я тотчас слетаю и добуду еще.

– Это как же? Пешком отправишься через лес и вернешься с мешком на спине? Только не строй из себя героя! – Элизабет скривила рот в презрительной улыбке. – Если, конечно, жизнь тебе дорога. И вообще, ну сходишь ты за углем. Однако надолго ли хватит того, что принесешь? Проще, по-моему, пустить на дрова кухонный стол.

– Интересно, а как ты потом объяснишь его исчезновение владельцам дома? – поинтересовался Грег. – Вот уж не думаю, что твоя пожарная страховка покрывает случаи поджога. Кстати, у местных фермеров наверняка есть трактора. Иначе как они добираются, куда им нужно, по снегу? Мы могли бы уговорить кого-нибудь из них подбросить нас за углем.

В ответ на его фантазии Элизабет лишь усмехнулась.

– Ты хоть понимаешь, где ты? Здесь такая глухомань, что сюда никаких торговцев углем не заманишь! Единственное, что тут можно достать, это торф. Его продают в брикетах в местной лавчонке. А уголь или мазут сюда завозят издалека и сразу тонну-две, не меньше. К тому же ты не знаешь никого из местных фермеров. Подозреваю, они уверены, что дом стоит пустой и здесь никто не живет, по крайней мере, зимой.

– Ну, надеюсь, они вряд ли откажутся нас выручить, узнав, в каком положении мы оказались. Кстати, про торфяные брикеты: хорошо, что ты о них вспомнила. А на худой конец можно попробовать уговорить кого-нибудь из местных уступить нам немного дров.

Наивный, какой же наивный! – подумала Элизабет, но промолчала, бросив на мужа тоскливый взгляд. Она взяла поданную им кружку с горячим чаем, стала поудобнее устраиваться в кресле и едва не вскрикнула от боли – свело правую ногу.

– Что-то не так? – сразу же забеспокоился Грег.

– Ничего страшного, обычная судорога, – отмахнулась она и попробовала поставить чашку. Не получилось, немного чая выплеснулось.

Но Грег был уже рядом. Забрал кипяток, откинул одеяло, бережно принял ее ногу в свои огромные ладони и начал массировать. Элизабет вскоре почувствовала, что ей стало легче. Он стоял перед ней на коленях, и, пока делал массаж, ее пятка покоилась у него на бедре, таком крепком и теплом. Ощущение было приятное, – его руки заботились о ней, лечили, попутно лаская.

– Ну как, получше? – спросил он.

Бетти кивнула в ответ, тотчас убирая ногу. Стало даже немного грустно из-за того, что эти приятные мгновения так быстро закончились. Хотя искусственно затягивать их тоже не следовало, решила она и снова по самую шею закуталась в пуховое одеяло.

Интересно все-таки, о чем Грег сейчас думает? – спросила она себя. Но тут же почему-то решила, что лучше ей этого не знать. Сегодня муж и словом не обмолвился о ее опрометчивом бегстве в эту глушь. А ведь может заявить такое, отчего ее короткой независимости настанет конец. Ей показалось, Грег собирался с духом, чтобы сделать это.

Наконец он сказал, но совсем не то, что она ожидала, и у нее словно гора с плеч свалилась.

– Если ты захочешь принять ванну, то лучше это сделать сейчас, пока в баке осталось немного горячей воды. Почему бы этим не воспользоваться?

Идея была, конечно, замечательная, хотя и неосуществимая.

– Это невозможно, тут такая система… – сказала она, с грустью вспомнив ванну-джакузи в их доме на Лонг-Айленде. – В общем, проточный бойлер, вода греется от электричества. Так мне объяснил агент.

Грег только хмыкнул в ответ.

– Что ж, холодный душ тоже полезен для здоровья, – печально пошутил он.

И Элизабет от души рассмеялась. Правда, в смехе ее слышались истеричные нотки, и ей пришлось замолчать.

Грег лишь удивленно поднял бровь и вновь подал ей кружку с чаем. Она взяла ее, подумав, что на углях в камине можно было бы и еще что-нибудь приготовить. Например, омлет. Да, но откуда у нее молоко? Ведь в кофе она его не добавляет, вот и не купила. Стало быть, приготовление омлета откладывается до лучших времен.

5

– Интересно, и долго нам еще сидеть без света? – произнесла она. – Мне надо работать.

Грег взглянул на нее, и от его мимолетного взгляда сердце Элизабет почему-то заныло.

– Тебе не кажется, что нам пора поговорить начистоту, – заявил он тоном, не терпящим возражений. – Самое время, – спешить некуда, делать тоже нечего. Надеюсь, ты наконец расскажешь, почему сбежала из дома?

– Я не сбегала.

– Значит, уехала в машине, которую купила на собственные деньги, причем я об этом ничего не знал. Элизабет, как мне кажется, я имею полное право быть в курсе семейных дел и обещаю тебе, что не сдвинусь с места, пока не узнаю всю правду.

Бетти глубоко и протяжно вздохнула, ей стало ясно, что на этот раз шуткой не отделаешься.

– Давай начнем с ответа на вопрос «почему?», – попросил он уже немного мягче.

– Я все последнее время чувствовала себя, словно в капкане, – призналась она. – Мне казалось, что наши отношения утратили первоначальную свежесть, искренность. Я ведь тебя почти не вижу. Ты всегда куда-то торопишься, у тебя постоянно дела. А когда оказываешься дома, у меня такое впечатление, будто тебя волнует одно – забеременею ли я на этот раз или нет. Ничего другое тебя не интересует.

– Так в чем же собственно причина? В том, что ты не беременеешь? Или в том, что тебе это не надо? – Грег на мгновение умолк, глядя на нее в упор, потом спросил: – Скажи честно, ты принимаешь таблетки?

Элизабет в ужасе уставилась на него.

– Таблетки? С чего ты это взял? С какой стати мне их принимать?

– Откуда я знаю, – пожал плечами тот. – Я хочу, чтобы ты мне сама это сказала. Ведь почему-то ты не беременеешь? – Выражение его лица было напряженным, каждое слово давалось с трудом. – У тебя с кем-то роман? Я так должен это понимать?

От неожиданности женщина едва не пролила чай, но все-таки овладела собой, поставила кружку на кушетку и обхватила руками колени. Неужели он заподозрил ее в неверности, решил, что она на это способна?

– Как ты только мог такое подумать? С чего это мне заводить с кем-то роман?

– От скуки, оттого, что меня постоянно не бывает дома. Кстати, вот и деньги мои теперь тебе ни к чему, ты сама стала зарабатывать и, кажется, весьма неплохо.

– Что касается денег, то ты прав. Во-первых, я выгодно продала свои акции. А во-вторых, я за эти годы, к твоему сведению, дважды участвовала в вернисажах. У меня купили несколько картин, заплатили очень хорошо. Кроме того, есть еще несколько интересных предложений. А еще я теперь работаю на Карла Лонгстейла, вернее сотрудничаю с его агентством. Но в остальном, Грег, ты меня просто обижаешь. Я ни при каких обстоятельствах не смогла бы завести роман. Секс в моей жизни стоит далеко не на первом месте.

– Вот оно как! А я, например, помню, что у тебя и у меня он был далеко не на последнем…

Их взгляды встретились. Ей вспомнилось, как они могли часами заниматься любовью, не зная ни усталости, ни пресыщения. От воспоминаний об этом Элизабет бросило в жар, и она поспешила отвернуться.

– Это было давно.

– Кстати, я ведь и словом не обмолвился о сексе, – продолжал Грег. – Просто предположил, что ты могла увлечься кем-то в мое отсутствие.

– Знаешь, звучит заманчиво, – произнесла она с упреком. – И ты прав. Мне действительно не хватало кого-то, кто был бы рядом со мной. Я была одна, совсем одна. Но с другой стороны, коль уж сложилась такая ситуация, то зачем мучиться, когда можно превратить одиночество во что-то полезное для себя, скрасить его каким-нибудь занятием. Вот я и переехала сюда. Хотя, если признаться, разница невелика, разве что место новое и непривычное. С другой стороны, поскольку к одиночеству мне не привыкать, то даже отсутствие здесь людей меня не тревожит. Я бы сказала больше – не угнетает, в отличие от дома. А вообще, даже странно, что ты заметил, что твоя жена куда-то запропастилась, и отправился на поиски. Наверно, скатай я в прихожей коврик, это бы ты заметил сразу. А я… Я для тебя что-то вроде приложения к мебели, часть интерьера, вроде картины на стенке. Иногда мне казалось, что тебе все равно, живой я человек или механическая кукла. Главное, чтобы всегда была па месте, – грустно подвела итог Элизабет.

В ответ Грег только усмехнулся. Это был короткий, сухой смешок, без сочувствия или сострадания.

– Бетти, не глупи! Конечно же, мне небезразлично, что с тобой, что тебя волнует. Я все время думаю о тебе.

– Это тебе только кажется, – упрямо возразила она. – Разве ты думаешь о чем-то еще, кроме работы, даже когда ты дома. Тебе ведь до остального и дела нет.

– Но это еще не значит, что я не могу думать и о тебе и о работе одновременно.

– Пусть даже так, но ведь ты понятия не имеешь, чем я живу. Для тебя существуют только твои проблемы, твои дела. Ты в упор не замечаешь моих интересов, мои планы для тебя не существуют.

– Ну, дорогая, мне почему-то показалось, что ты первая предпочла держать их от меня втайне, – напомнил Грег, и его голос снова приобрел металлические нотки. – Тебе ведь прекрасно известно, где твой муж и чем занимается. Ты в любой момент можешь позвонить мне и поговорить – если, конечно, тебе самой это нужно. Поверь, я в любую минуту готов дать тебе полный отчет о том, чем занят. Ты же предпочитаешь держать меня в неведении, а если и говоришь, то неправду.

– Я собиралась тебе все рассказать, – промямлила Элизабет, понимая, что в этом он прав. Нет, она намеревалась это сделать еще с самого начала. Другое дело, что всякий раз ее охватывали сомнения, подходящий ли для этого момент или лучше подождать. И с каждым новым разом признаваться становилось все труднее. Она откладывала разговор на потом, в душе подозревая, что этого «потом» попросту не будет. А в один прекрасный день оказалось, что вообще уже поздно и бессмысленно что-либо говорить.

Элизабет вздохнула и машинально потерла ладонями лицо.

– Я ничего от тебя не скрывала. Вернее, не хотела скрывать. – Она судорожно пыталась найти убедительное объяснение. – Просто сначала я не говорила тебе всего, потому что мне казалось, ты поднимешь меня на смех или разозлишься. Начнешь обвинять в том, что я все делаю не так, как надо. Что возьмешься меня учить, кинешься исправлять мои ошибки, полезешь с советами…

– Можно подумать, ты не проделывала того же самого со мной.

Элизабет тотчас вспомнила, как они с пеной у рта спорили раньше, и слегка покраснела.

– Как же, помню. Наверно, это сидело у тебя в печенках?

– Ну, куда хуже стало, когда ты перестала меня поучать, когда перестала приезжать ко мне на работу, потому что сидеть дома, видите ли, тебе нравилось больше. Возможно, в этом главная твоя ошибка.

– Не знаю, – пожала плечами Элизабет. – В какой-то момент мне действительно показалось, что мое место дома. Но тогда мы оба были уверены, что у нас в скором будущем появится ребенок. По крайней мере, ты очень даже на это рассчитывал. Ведь так обычно после свадьбы и бывает. Почему мы должны были стать исключением? Только с нами почему-то этого не произошло, и вот теперь я не уверена, как относиться к данному печальному факту. Может, наоборот, нам крупно повезло, что у нас нет детей.

– Ты больше не мечтаешь о ребенке?

В его голосе слышалась осторожность, боязнь сказать нечто такое, что навсегда испортит отношения между ними. Казалось, Грег отлично понимал, что ступил на зыбкую почву, и теперь опасался сделать даже один ложный шаг. Но вопрос тем не менее был задан, и на него надо было отвечать. Кстати, Элизабет и сама не раз спрашивала себя о том же, причем буквально несколько дней назад, но решила, что ей не стоит изводить себя никчемными терзаниями. Однако растерянность осталась. Ответа на столь важный вопрос не было.

Элизабет покачала головой.

– Не знаю. Я так долго размышляла над этим, что совсем запуталась. Честно тебе говорю, не знаю. Понимаю, что это звучит глупо, но так оно и есть.

– То есть за деревьями не видишь леса? Кстати, это вовсе не глупо. Хотя и не объясняет, почему ты не рассказала мне о своем увлечении или почему решила бросить меня. Особенно важно последнее. Почему ты убежала из дома, ничего мне не сказав, ничего предварительно не обсудив, словно я тебе чужой человек. Или ты не считаешь, что после нескольких лет супружества я имею право знать, где моя жена и чем она занимается.

В голосе его звучал нескрываемый упрек. Элизабет это только разозлило, хотя она и понимала, что, в общем-то, справедливость в данном случае на стороне Грега.

– Дело не в правах, – тихо возразила она. – Просто я не была готова к такого рода разговору, не знала с чего начать. Я вообще подчас плохо понимаю, что со мной происходит. Мне все это трудно тебе объяснить. Сначала надо во всем разобраться самой. Если у меня получится, нам, двоим, станет только лучше. А пока я могу сказать лишь одно – я сожалею, что так получилось.

Сказала и почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Чтобы не разреветься, Элизабет взяла кружку, обхватила ее дрожащими пальцами и прижала к груди, отгородившись, словно щитом, от Грега и остального мира.

Он ничего не ответил, лишь продолжал в упор смотреть на нее. Элизабет казалось, будто он буравит ее взглядом, пытаясь отыскать в ее душе правдивые ответы на все свои вопросы. Ответы, которые она при всем желании не смогла бы ему дать. Да и не только ему, но и себе самой тоже.

Завывания ветра за окном не прекращались, но в какой-то момент к ним присоединился приглушенный треск.

– Мне показалось, что я услышал какой-то странный звук, – насторожился Грег. – Похоже на урчание трактора. – Он встал, поставил кружку на каминную полку и подошел к окну. Постоял какое-то время, глядя в темноту. – Нет, ничего не вижу. Какое окно здесь у тебя выходит в сторону дороги?

– Кухонное. Оттуда отлично видна дорога. Должно быть, это фермер, что живет там дальше, на холме.

Вдвоем они перешли в кухню и уставились в окно на унылый однообразный пейзаж. Собственно, смотреть там было не па что. Все устилал снег, из которого кое-где торчали занесенные до макушек кусты. Черно-белая гамма. Возможно, не окажись они в западне, отрезанные от остального мира, то наверняка бы нашли в этом черно-белом орнаменте из снега и веток изысканную, печальную красоту, подумала Элизабет. Но у нее тотчас промелькнула и иная мысль, – с каких это пор она воспринимает общество мужа, некогда любимого мужа, как обузу? Почему жилище, которое она делит с ним, кажется ей западней?

Она отвернулась от окна.

– Ничего не видно. Наверно, это все-таки сосед-фермер. А звук донес ветер. Пойдем в гостиную, здесь холодно.

Как тоскливо, подумала Элизабет и вспомнила себя с Грегом в той их, городской жизни. Когда муж брал ее с собой на работу, у нее все начинало петь и ликовать внутри, словно тем самым он открывал ей окно в большой мир.

Ей вспомнилось, как они впервые занялись любовью. Он тогда, во время очередного спора, со смехом уступил ее доводам, но при условии, что она согласится где-нибудь поужинать с ним. Бетти толком не запомнила, куда они с ним пошли и что ели. Осталось в памяти лишь то, что это было восхитительно. После ужина молодой человек привел ее к себе в холостяцкую квартиру, – между прочим, роскошный пентхаус. И они стояли в темноте, не зажигая света и любуясь огнями Манхэттена. Нет, в комнате тогда было не так уж и темно, вот только свет исходил не от лампы, торшера или бра, а словно от них самих. Они оба будто светились каким-то внутренним светом. Дистанция, которую им удавалось до этого сохранять между собой, вдруг исчезла, – не потому ли, что в ней отпала надобность? И они потянулись друг к другу и обрели счастье, о каком Бетти даже не смела мечтать. Наступило непередаваемое блаженство, которому хотелось отдаться сполна и навеки.

Тогда-то она и поняла, что любит его. Она и сейчас его любит, только вот отношения их зашли в тупик. От счастья первых дней остались одни воспоминания. А разве не удел всех воспоминаний со временем тускнеть и безвозвратно растворяться в прошлом?

– Странное состояние, – сказала Бетти. – Я чувствую себя как бы между небом и землей. Как будто на земле что-то потеряла, а там, наверху, еще не приобрела замены.

– Да, это ты точно сказала, я ощущаю нечто подобное, – грустно заметил Грег. – Да и кто из нас понимает, чего нам недостает? Мы осознаем многое лишь тогда, когда теряем. Или находим.

Сердце забилось у Элизабет какими-то неровными толчками. Неужели муж жалуется ей на свое одиночество, пытается объяснить, что ему ее недостает? Почему бы и нет? Выходит, это для него все еще имеет значение? А если так, то почему бы ему просто не сменить работу или хотя бы стиль жизни? Нет же, на это он ради семьи не пойдет.

– Знаешь, я опять слышу трактор, и уже намного ближе, – произнес Грег.

Элизабет почувствовала, как он отошел от нее, и вздохнула с облегчением. Или же нет? Может, это был вздох сожаления? Она поднялась с дивана и направилась вслед за ним в кухню. И действительно, к дому, кряхтя и фыркая снегом, пробирался трактор. Подъехав к воротам, он остановился. Железная дверца открылась, и наружу соскочил немолодой мужчина в пуховике. Осторожно измеряя глубину снега перед собой палкой, он медленно двинулся по направлению к дому.

– Пойду впущу его. – Грег шагнул было к двери, но Элизабет взглядом остановила его.

– Нет, ему открою я. Все-таки это мой дом.

В ответ тот изумленно выгнул бровь, но ничего не сказал. Впрочем, она тоже не стала пускаться в дальнейшие препирательства. Просто распахнула дверь и помахала гостю.

– Доброе утро!

– Я увидел дымок и решил проверить, живет тут кто или нет. Так, на всякий случай, чтобы убедиться, что все в порядке.

Проверить, живет тут кто или нет? И это по снежным-то заносам высотою едва ли не в человеческий рост? Элизабет едва не расхохоталась.

– Как мило с вашей стороны! Осторожнее, здесь у нас под снегом две машины. Не споткнитесь о них.

– Не волнуйтесь. И вообще идите в дом. Нечего выпускать тепло.

Тепло? Не иначе как он шутит. Тем не менее она закрыла входную дверь, прислушалась к его шагам, дождалась, пока гость подойдет к крыльцу, и открыла вновь.

– Прошу. Хотя, признаться честно, мы не ожидали, что к нам кто-нибудь нагрянет, – сказала она с улыбкой и протянула руку.

Лицо гостя было обветренным и суровым. Очевидно, существование в глухом безлюдном краю наложило свой отпечаток на его характер. Все-таки он стянул шерстяную перчатку и сжал протянутую ему руку в своей огромной, огрубелой лапище.

– Стэн Карпински, – коротко представился он.

– А я Элизабет Митчелл, – ответила молодая женщина и, заметив, что он смотрит на Грега, добавила: – А это Грег… из Нью-Йорка. Он вчера решил заглянуть ко мне сюда на выходные и застрял.

– Добро пожаловать в наши края, – произнес Стэн, пожал Грегу руку и огляделся вокруг.

Затем Элизабет вместе со Стэном Карпински прошла в гостиную, где предложила гостю чашку чаю. Мистеру Митчеллу ничего не оставалось, как последовать за ними.

– Тогда уж лучше по маленькой, – ответил гость, ничуть не смутившись, и Элизабет поняла, что, кажется, угодила в глупое положение. Владелица местной лавчонки предлагала ей купить бутылку виски, но она отказалась, за что удостоилась неодобрительного взгляда. Наверно, ей следовало прислушаться к совету. Но, может, если ему предложить вина… Положение спас Грег.

– У меня найдется, – сказал он с улыбкой и вышел в прихожую. В следующее мгновение Элизабет услышала, как он закрыл за собой дверь и направился во двор. Наступила неловкая тишина. Она беспомощно оглядывалась по сторонам, не зная, что сказать, и только то и дело потирала руки, словно ей не терпелось взяться за работу.

– Похоже, в ваших краях погода любит преподносить сюрпризы, – пролепетала она с виноватой улыбкой, но пожилой мужчина только хмыкнул в ответ.

– Хуже всего заносы, – откликнулся он с запозданием. – Будем надеяться, что потеплеет. Тогда сверху начнет подтаивать и образуется ледяная корка. Единственное наше спасение, – подвел он итог и посмотрел мимо в окно.

Элизабет услышала, как хлопнула входная дверь. Она подняла глаза и увидела Грега. Рукава его темно-синего пальто были по локоть в снегу. Зато лицо сияло довольной улыбкой, а в руках блестела бутылка виски.

– Из беспошлинного магазина, – объявил он весело. – Элизабет, где у нас стаканы?

Втроем они опорожнили полбутылки, причем добрую часть употребил гость-фермер. Выпив, он заметно оттаял и повеселел. И, развалясь на диване, принялся потчевать их историями из местной жизни, подробно рассказывая о том, кто и когда здесь жил, кто с кем не ладил, какие приключения с кем случались… Упомянул он и ряд местных названий, попутно объясняя их происхождение.

– А что означает «Слезная топь»? – поинтересовалась Элизабет. Название дома казалось ей забавным.

Фермер усмехнулся.

– А-а, – протянул он многозначительно. – Это либо потому что, когда снег тает, тут действительно образуется болото, по которому ни пройти, ни проехать, – хоть плачь! Либо по другой причине. Когда-то тут на местных фермеров напали индейцы, все разорили, дома пожгли, женщин изнасиловали. Те ревели горькими слезами и пытались спрятаться на болоте. Только где там от индейцев спрятаться! Отсюда и пошло – Слезная топь. По крайней мере, так утверждает моя хозяйка. А по мне, пусть уж лучше дело будет в непролазном болоте. У меня у самого там пару раз застревал трактор.

Элизабет вздохнула.

– Может быть, оба объяснения правдивы, они же не противоречат друг другу.

Фермер кивнул и с сожалением посмотрел на пустой стакан.

– Еще глоток? – предложил Грег, но гость отрицательно покачал головой.

– Пора домой. Иначе хозяйка пилить начнет. Мол, обед давно готов, а тебя где-то черти носят. Кстати, а как у вас с топливом?

– Не густо, – призналась Элизабет. – Если свет не дадут, то мы останемся без отопления. А пока у нас лишь немного угля в мешке.

– А дрова?

– Дрова? – удивилась Элизабет.

– Ну да. Где-нибудь за домом должна быть поленница. Обойдите и найдете.

Он указал пальцем на заднюю стену комнаты. Но Элизабет грустно покачала головой.

– Нет там никакой поленницы. По крайней мере, я ее не видела. Нашла только мешок угля.

– Значит, дрова у них кончились еще до отьезда. Ладно, я привезу поленьев. А свет могут дать не скоро.

Этого только не хватало! – ужаснулась про себя Элизабет. Она представила, как ей придется вновь, скрючившись, сидеть в кресле, в то время как Грег будет мирно посапывать на диване.

Гость вышел за порог и направился, заметно покачиваясь после нескольких «маленьких», к трактору. К счастью, дорогу прокладывать ему себе не пришлось, потому что сохранилась старая тропинка, проложенная им до этого.

– Давай вернемся к камину, – предложила Бетти и захватила с собой кастрюлю, чтобы снова вскипятить чай. – Не знаю, как тебе, но мне не помешает немного протрезветь. Это твое зелье обладает убойной силой.

Грег усмехнулся.

– Видела бы ты свое лицо, когда он предложил пропустить по рюмочке.

Женщина кисло улыбнулась и рассказала ему про владелицу местной лавчонки.

– Мне надо было ее послушаться. Тебе бы не пришлось тогда открывать свою дорогущую бутыль.

– Но она действительно из беспошлинного магазина. Да и вообще, какая разница. Тем более что сосед пообещал привезти нам дрова. Можно сказать, мы авансом оплатили ему услугу.

– Он мог бы выставить мне счет.

Грег рассмеялся.

– В принципе, имеет полное право. Но это лучше, чем окоченеть в этом холодильнике. Или ради выживания начать жечь хозяйскую мебель.

И они рассмеялись. Однако в считанные мгновения атмосфера в комнате стала иной, между ними снова возникло напряжение. Элизабет почувствовала, как у нее пересохло в горле, и отвернулась. На ее счастье, в кастрюле закипала вода, и она дрожащими пальцами заварила чай, мысленно приказав себе не думать о пронзительных синих глазах мужа, о том, что с каждой минутой в ней все больше просыпается тяга к нему, потребность в любви и ласке.

Нет, только не это! Ведь недаром она женщина независимая. Назад дороги нет. По крайней мере, не сейчас. Ей надо все как следует взвесить, все спокойно обдумать. А если она растает, поддавшись его обаянию, вряд ли ей от этого станет лучше. Нет, она таким образом ничего не добьется, а лишь проиграет.

Черт, он опять подошел к ней слишком близко. И, похоже, вполне осознанно. Но не успел Грег предположить, что все барьеры между ними сметены, как Элизабет позаботилась, чтобы те были возведены снова. И бедняге ничего не оставалось, как вернуться на исходные позиции.

Он покорно занял свое место на краю дивана, пригубил предложенный ею чай, но ничего не сказал. Да, вряд ли дальше их отношения покатятся как по наезженной колее, нечего даже на это рассчитывать.

Грег, не зная толком, как вести себя дальше, предоставил жене сомнительную привилегию заполнять неловкие паузы в их разговоре, как, впрочем, и решать, что делать с той взаимной тягой, которая с каждым мгновением ощущалась ими все сильнее.

Элизабет свернулась клубочком на противоположном конце дивана и уткнулась носом в кружку с чаем. Грег наблюдал за ней краем глаза, ощущая, как на него накатывается волна желания. Какая она хорошенькая! Точеная фигурка, причем без излишней худобы, – и зачем только женщины пытаются всеми правдами и неправдами избавиться от своих округлостей? Было что-то аристократическое в четко очерченной линии подбородка. А ее губы – хотя последнее время он чаще их видел или надутыми или недовольно поджатыми, – казалось, были предназначены для поцелуя. От таких мыслей Грегу сделалось совсем невмоготу.