Текст книги "Голубая луна (ЛП)"
Автор книги: Лори Хэндленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Глава 25
К окончанию смены, когда солнце уже встало, я решила назвать все происходящее вавилонским столпотворением.
Четыре ареста, три случайных выстрела, два дохлых пса…
– И куропатка на грушевом дереве, – бормотала я, заполняя рапорт.
С Манденауэром я так и не встретилась. Охота все равно не принесла бы результатов, потому что леса наводнили идиоты с ружьями.
Удивительно, но ни одного волка не подстрелили. Я гадала, не помахали ли они нам хвостом, сбежав в соседний округ. Если это так, то мне нисколечко не жалко.
С Кадоттом тоже повидаться не удалось. Я звонила ему домой, но не застала и лишь оставила на автоответчике короткое сообщение с извинениями. Подозреваю, он у меня, и я устыдилась из-за того, что он ждет под дверью.
Но пока что не могла уйти. Уилл знает, где меня искать.
Проглядывая свои записи, я поняла, что пусть я в ночную смену и бодра, но моя память – отнюдь нет. Я забыла о Тине Уилсон.
Я решила заехать к ней домой сегодня днем или вечером. Казалось, ночная работа и дневной сон закончились из-за продолжительных неприятностей с волками.
– Ага!
Хлопнула дверь. Все в комнате подскочили: я, Первая Смена, Брэд, несколько полицейских из Клируотера. Клайд держал лист бумаги.
– Получил! – объявил он всем собравшимся.
Мы переглянулись и снова уставились на него.
– Получил что? – спросила я.
– Официальное объявление от Департамента природных ресурсов.
– И что там?
– Любое частное лицо, обнаруженное в лесу с огнестрельным оружием, будет на год лишено лицензии.
– Ух, – выдохнула я.
Клайд лишь улыбнулся.
Жителям Минивы и ее окрестностей по барабану, если придется провести несколько дней в кутузке, но их точно утихомирит угроза лишения охотничьих и рыболовных привилегий, исходящая от ведающего лицензиями Департамента природных ресурсов.
– Повесьте его в «Кофейнике». – Клайд протянул бумагу Брэду. – И пустите слух.
Это обозначало: «возьмите кофе, заправьте служебные автомобили, съешьте по пончику, а параллельно дайте всем знать, что наши задницы прикрывает Департамент природных ресурсов». Леса станут менее посещаемыми, чем лыжные холмы четвертого июля.
– Завтра к этому времени все уже вернется в нормальное русло. – Клайд зашел в свой кабинет и закрыл за собой дверь.
Великолепно. Теперь и он помешался. Неужели позабыл о проблеме с волками?
Когда все разбежались по городу с новостями, я постучала в дверь кабинета Клайда.
– Входите!
Я вошла.
– Что случилось, Джесси? – Улыбка Клайда не отвлекала внимание от темных кругов под глазами, поникших плеч и проступавшей под загаром бледности. Он не забыл о волках. На самом деле он, скорее всего, помнил о них даже лучше, чем я. Особенно когда я лежала в объятиях Кадотта, где забывала вообще обо всем.
Я выпрямилась и сразу перешла к делу.
– Вчера вечером я не смогла пойти с Манденауэром.
– Безусловно. Это было бы самоубийство. Мы с Эдвардом ужинали вместе.
– С Эдвардом?
Он пропустил мою ремарку мимо ушей.
– Мы продуктивно побеседовали. – Заметив, как сузились глаза Клайда, я сразу поняла, что последует за этими словами. – Разве я тебе не говорил, что Кадотт – это проблема?
– Да, сэр.
– Но ты все равно спишь с ним?
– Откуда, святое пекло, вы об этом узнали?!
Клайд приподнял темную бровь:
– Я и не узнавал.
Чертов Клайд. Он лучший дознаватель в полиции, и только что поймал меня на просчете, как желторотого птенца.
– Джесси. – Он покачал головой и присел на краешек стола. – Я был о тебе лучшего мнения.
Я приподняла подбородок.
– Я не сделала ничего плохого. Я взрослый человек. Как и Кадотт.
– Ты уже нашла тот тотем?
От внезапной смены темы я моргнула. Камень, словно слушая нас, качнулся между моих грудей. Я подскочила и сжала кулаки, чтобы машинально не потянуться к талисману, тем самым подливая масла в огонь подозрений Клайда.
– Нет. А что?
– Ты спрашивала о нем Кадотта?
– Зачем?
– Не знаю, Джесси. Возможно, потому что он эксперт по тотемам. Ты находишь талисман, показываешь ему, а тут – бамс! – и камень исчезает в неизвестном направлении.
– Думаете, это Кадотт его украл?
Поскольку я знала, что Уилл тут точно ни при чем, попытки Клайда разжечь во мне подозрения только убедили меня пока что придержать камень в рукаве – хм, можно сказать и так.
– Не знаю, что и думать.
Значит, остались только мы вдвоем. В последнее время странно себя вели все. Кроме Кадотта. Но он и сам по себе необычный.
Зазвонил мобильный телефон. Я посмотрела на экран. Помянешь черта к ночи, он и появится. Я пристегнула телефон обратно к ремню.
Подняв глаза, я увидела, что Клайд внимательно на меня смотрит. Судя по выражению его лица, он понял, кто мне звонил.
Он вздохнул.
– Осторожнее там. Не хочу, чтобы тебе причинили вред.
Зи сказала то же самое. Неужели я такая неудачница, что всем достаточно один раз взглянуть на Кадотта, чтобы приклеить ко мне ярлык будущей брошенки?
Риторический вопрос.
От стука в дверь мы оба подняли головы. В кабинет вошел Манденауэр.
– На ловца и зверь бежит, – начала я.
Он приподнял желтоватую бровь и закрыл за собой дверь.
– Я к твоим услугам.
Он поклонился лишь головой и плечами. Мне уже начинало казаться, что это церемонный немецкий поклон. Я почти ожидала, что он прищелкнет каблуками, но старик этого делать не стал.
– Доктору в больнице ничего не известно о супербешенстве.
– Ясное дело.
– Почему? Вы не думаете, что врачам следует быть в курсе?
Манденауэр пожал плечами:
– Для них все бешенство на одно лицо. Вакцина действует в обоих случаях.
– Далеко не так. Вы слышали, что Мэл умер? Видели тело?
– Да и да. Иногда бывает.
– О, не переживайте так, – буркнула я себе под нос.
– Джесси! – предупредил меня Клайд.
– Да, да… – Я потерла лоб. Я устала, хотела спать и злилась. Но в голове крутился другой вопрос, который я собиралась задать Манденауэру.
– О! – Я хлопнула по лбу. – Черт. – Я заставила себя опустить руку и посмотреть на Манденауэра. – Я позвонила в ЦКПЗ.
Он и бровью не повел.
– Центр по контролю и профилактике заболеваний.
Он раскинул костлявые руки:
– Там бывает забавно.
– Никогда не видел в ЦКПЗ ничего смешного, – ввернул Клайд.
– Вот именно. Когда я позвонила туда в первый раз, мне сказали, что в Центре слышали о вирусе. А когда перезвонила чуть позже и попросила позвать к телефону доктора Хановер, выяснилось, что такой у них нет.
Клайд переглянулся с Манденауэром.
– Похоже, кто-то водит тебя за нос, Джесси.
– В ЦКПЗ?
– Как давно ты спала?
– Я уже и забыла.
– Поспи. – Манденауэр развернул меня к двери. – Забудь обо всем, кроме освобождения леса от волков. На закате выходим на охоту.
– На закате?
– Это когда солнце садится за горизонт.
– Черт, я знаю, что такое закат! Но почему в это время?
– На закате волки просыпаются. Я зайду за тобой за час до сумерек.
– Хорошо. Ладно.
В голову уже закрались мысли о первом звонке в Центр. Неужели кто-то меня обдурил? Как такое могло случиться?
Прослушивание телефона? Перехват звонков?
Пожалуйста, в психбольнице поселите меня вместе с Оливером Стоуном [17]17
Уильям Оливер Стоун– американский кинорежиссёр, сценарист и продюсер, обладатель множества кинопремий (в том числе трёх «Оскаров»). Вероятно, Джесси ссылается на него в этом ключе ввиду того, что Стоун снимает остросоциальные картины на злободневные темы, и над ним часто шутят, что «прозрение» снизошло на него после двух ранений, полученных во Вьетнаме.
[Закрыть].
Глава 26
Войдя в квартиру, я не обнаружила там ни следа присутствия Кадотта. Проверила автоответчик. Ни одного сообщения ни на домашнем телефоне, ни на мобильном. Странно.
Но, наверное, Уилл получил послание от меня. Я устала настолько, что сняла амуницию и завалилась спать. И увидела новую порцию странных снов.
Я была на похоронах Мэла. По объективным причинам его хоронили в закрытом гробу.
Рядом со мной сидел Кадотт. Он шикарно выглядел: темный костюм делал его волосы еще темнее, а глаза – бездоннее.
То, что на мне форма, не показалось странным. А вот то, что Кадотт держал меня за руку – определенно. Но еще интереснее – мне это нравилось. Мы сидели на задних рядах. По витражам я определила, что отпевание проходит в церкви Святого Доминика на окраине города. Помещение было полно людей. Людское море наводняло все пространство от галерки до передних рядов, где сидела Черри в туфлях на убийственно высоких шпильках, шелковом платье и шляпке с вуалью.
Священник начал отпевание. Я пыталась его слушать. Серьезно. Но краем глаза заметила, что гроб пошевелился. Прежде чем я успела отвести взгляд, крышка с грохотом упала, и Мэл вырвался наружу. По крайней мере, я думала, что это Мэл. Теперь он превратился в волка. Огромного, поджарого, мускулистого и светлого.
Люди с криками заметались по церкви, но он не обратил на них внимания, а жадно набросился на сидящих в первом ряду.
– Думаешь, это бешенство? – спросил Кадотт.
Я терпеть не могла ошибаться. Ненавидела, когда мои ошибки стоили кому-то жизни. Я беспрепятственно помчалась к первым рядам, потому что, как это бывает в снах, толпа уже исчезла.
– Мэл! – крикнула я, когда волк принялся обгладывать лицо очередного скорбящего.
Волк поднял голову. Его глаза были глазами Мэла. Капающая с морды кровь положила конец моим сомнениям.
Я всадила в него полную обойму. Он даже не поморщился. И не умер.
Но бросил свою закуску и ринулся на меня.
Я проснулась от бешеного стука в дверь, который перекликался с биением моего сердца. Мельком взглянув на часы, я поняла, что проспала весь день. Предзакатный свет дал мне знать, кого там принесло. Манденауэр таки чертовски пунктуален.
Поскольку я уснула, не снимая формы, чтобы полностью собраться мне оставалось только зарядить пистолет и винтовку серебряными пулями вместо свинцовых. Патронташ Манденауэра – просто шведский стол в плане выбора разнообразных боеприпасов. Я не верила в вещие сны. Не верила в оборотней. Но все же верила в то, что предупрежден – значит, вооружен, да и кому может причинить вред серебро? Надеюсь, никому, кроме волков.
Я открыла дверь и вышла к Манденауэру в коридор. Он лишь одним глазком глянул на мое лицо и промолчал.
Умница.
Улицы опустели. В отсутствие туристов бродить по магазинам в это время суток некому. Я только надеялась, что исходящая от Департамента природных ресурсов угроза очистила и лес. Мне совершенно не хотелось тратить завтрашний день на рапорты о случайных выстрелах.
Манденауэр вел свой катафалк… то есть, «кадиллак». После жуткого сна от одной лишь мысли о поездке в этой машине мне почти захотелось настоять на моем «форде». Но так как я ненавидела бояться еще больше, чем ошибаться, то забралась на пассажирское сиденье. Не то чтобы я не проверила заднее на предмет бесхозных трупов. Там их не оказалось.
Манденауэр выехал из города не в сторону сто девяносто девятого шоссе к месту первого появления черного волка, а в противоположном направлении от дома Джерарда и погребального костра волчицы.
– Куда едем?
– На север.
Я стиснула зубы и умудрилась не рявкнуть.
– Скажите хоть одну причину, зачем?
– Потому что туда мы еще не ездили.
Полагаю, обоснование не хуже любого другого.
Он свернул с шоссе на проселочную дорогу. «Кадиллак» запрыгал по ухабам. К счастью, особых дождей не было, иначе нам понадобился бы вездеход, чтобы добраться до места назначения, где бы оно ни находилось.
С обеих сторон дороги высились сосны. Мне стало интересно, как Манденауэр нашел этот путь, или он просто свернул на первую попавшуюся дорогу? Я подумывала спросить его, но, честно говоря, какая разница?
Внезапно дорога оборвалась, и машина остановилась. С трех сторон нас окружала лесная чаща. Между деревьями едва смог бы протиснуться енот. Без понятия, как это удастся сделать нам. Но я последовала за Манденауэром в заросли. Казалось, путь ему подсказывает шестое чувство. Тропинки как таковой не было, но мы продвигались вперед. Казалось, прошли уже часы, но когда старик остановился, еще не совсем стемнело. Мы стояли на южном склоне поросшего папоротником холма. Манденауэр по-пластунски дополз до его вершины. Он кивнул мне, и я полезла за ним. Папоротник шуршал, пока я пробиралась сквозь него. Мягкие тонкие листья касались моих щек и щекотали шею. Запах свежей зелени и мокрой земли окутывал меня, как туман.
Глянув на другую сторону холма, я нахмурилась. Примерно в ста метрах располагался вход в пещеру. А пещеры здесь редкое явление. Может быть, дальше к западу, в направлении Ла Кросса. Но в лесной чаще? До сегодняшнего дня я их не встречала.
– Что это? – прошептала я.
– Я нашел ее, когда вчера ночью все носились по лесам. Думаешь, почему не подстрелили ни одного волка?
– Посещала меня такая мысль.
Он улыбнулся:
– Вот и ответ.
Длинные тонкие пальцы ночного мрака тянулись между деревьями, стелились по земле и окружали вход в пещеру. Луна и звезды уже ярко светили, когда из отверстия в земле начали выскакивать волки.
Один, два… Пять, шесть… Одиннадцать, двенадцать.
Я тихо выругалась и потянулась к винтовке.
Манденауэр остановил меня.
– Пусть идут, – выдохнул он. – Пока что.
Он не обратил внимания на мою недоверчивую мину. Мне казалось, что мы смогли бы подстрелить достаточно волков, прежде чем они бы поняли, кто стреляет. Но так как здесь больше волков, чем я в жизни видела, а Манденауэр знаток по их части, я опустила руку.
Животные скользнули в лес. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь шелестом ветерка в листве, а затем ночь пронзил хоровой вой. Я вздрогнула и ахнула. Казалось, будто волки стояли прямо у нас за спиной.
Но когда я повернулась, там не было никого. Шорох листьев под подошвами ботинок заставил меня вновь обернуться к спутнику. Он шел к пещере.
Я быстро поднялась на ноги и поравнялась с ним как раз вовремя, чтобы войти в темный грот плечом к плечу. Манденауэр достал мой полицейский фонарь – должно быть, я забыла его забрать, так что выставляйте мне счет – и посветил внутрь пещеры.
Ночной воздух обжигал мою похолодевшую кожу.
– Что это за место? – пробормотала я.
– У них всегда есть логово. Всегда.
В пещере было влажно, как обычно под толщей земли. Но я покрылась холодным потом не из-за этого.
Кучи костей по углам меня не беспокоили. Как-никак, мы в волчьем логове. Но меня пробрало, когда я заметила обрывки ткани, непарную обувь, отблеск золотой серьги под белоснежной реберной костью. От живота начала подниматься тошнота, и я отвернулась.
– Волки так не поступают, – сдавленно сказала я.
– Эти – поступают. – Услышав странный грохот, я резко развернулась. Манденауэр пробирался через кучу костей. Его ботинки тонули в грязи, пока он обходил логово.
– Что вы ищете?
– Зацепку.
– Какую еще зацепку? Это же животные.
– Ты удивишься, когда узнаешь, что оставляют после себя подобные звери.
– После вот этого меня больше ничто не удивит.
И снова я ошиблась.
Волчий вой эхом отдался в каменных стенах, так громко, что мы с Манденауэром одновременно вздрогнули и помчались ко входу. Старик выключил фонарь, но слишком поздно. Мы оказались в ловушке.
Я вскинула винтовку. Манденауэр не стал меня останавливать, но тени на скале сделали это за него. Луна освещала вход в пещеру, серебристый свет просачивался внутрь, и в нем возник человеческий силуэт.
Я опустила оружие и собралась окликнуть человека, но Манденауэр прикрыл мне рот рукой. Он покачал головой. Выражение его лица было таким странным – в нем смешались в равной степени ярость, отвращение и восторг, – что я не стала бороться. Вскоре я могла только смотреть, разинув рот.
Сначала мне показалось, что незнакомец наклоняется, чтобы коснуться пальцев собственных ног. Гимнастика в лесу. Подобным мог бы заниматься Кадотт.
Но мужчина не стал выпрямляться. Вместо этого он остался стоять в согнутом положении, и его силуэт начал меняться. В один момент – фигура мужчины, нагнувшегося к земле. В следующий – «спортсмен» уже стоял на четырех конечностях, наклонив голову так низко, что я не могла ее разглядеть. Его фигура менялась. Пещера наполнилась звуками растущих костей, скребущих когтей, рыком и стонами, которые я приняла бы за отзвуки великолепного секса, если бы не видела, что происходит на самом деле.
Я не успела и глазом моргнуть, как человек обратился в волка, запрокинул голову назад и завыл. Другие отозвались, и он убежал.
Где-то в середине этого представления Манденауэр убрал руку от моего рта. Я бы не заговорила, даже если бы он ткнул в меня палкой. Стоять я тоже не могла, поэтому села в грязь и уперлась головой в колени. Манденауэр оставил меня в покое и продолжил искать зацепки.
Не уверена, как долго путались мысли в голове и не было голоса. Когда Манденауэр наконец хлопнул меня по спине, я подпрыгнула на полметра вверх и взвизгнула.
– Пора идти, Джесси.
Я подняла голову:
– Ч-что это было?
Он посмотрел мне в глаза:
– Ты сама знаешь.
Я покачала головой:
– Откуда мне знать?
Он помог мне встать на ноги – сама я бы не смогла – и постучал себе по лбу.
– Забудь о своих знаниях. – Он поднес палец к груди и постучал по ней. – Верь своим чувствам.
– Вы говорите как Кадотт.
– Твой парень?
– Он мне не парень.
– Ладно, любовник.
Я скорчила гримасу. Диалог прозвучал так… по-девичьи.
– Давайте не будем о нем.
– Не я его упомянул.
И снова он прав. Мне нужно вернуться к случившемуся только что. Чем бы оно ни было.
– Вы что-нибудь нашли? – Я повела рукой, вроде как обводя ею всю пещеру.
– Ничего неожиданного.
– А чего вы ожидали?
Он посмотрел на меня долгим взглядом, словно оценивая мою вменяемость. Я позволила ему это сделать, так как сама не была уверена в своем психическом здоровье. Затем, словно приняв важное решение, он опустил голову в своем обычном поклоне и вздохнул.
– Надо поговорить.
– Это точно.
– Поехали обратно в твою квартиру.
– Мою квартиру?
– Информация, которой я хочу поделиться, не предназначена ни для чьих ушей, кроме твоих.
– Звучит серьезно.
– Серьезнее, чем ты можешь себе представить.
Вот черт, не нравится мне все это. Манденауэр посоветовал мне верить своим чувствам. Сейчас я была напуганной, злой и сбитой с толку. Три самых худших эмоции.
– Может быть, поохотимся, прежде чем отправляться на боковую?
– Не сегодня. Сегодня мы побеседуем. Возможно, если ты узнаешь правду, от тебя будет больше пользы. – Он поднял свое ружье и пошел к выходу из пещеры.
– Эй! – Я заспешила, чтобы нагнать его. – Что это значит?
Он остановился у выхода, посмотрел по сторонам, словно собирался переходить дорогу, затем резко выскочил, развернулся и направил ствол на место над пещерой. Я вздрогнула и попятилась. Но Манденауэр опустил оружие, выпрямился и поманил меня к себе.
– Ты больше захочешь докопаться до истины, когда я расскажу тебе правду.
– Хорошо. Говорите.
– Слышала когда-нибудь о Йозефе Менгеле?
По спине пробежал неприятный холодок.
– Нацисте?
– Именно.
– Том самом сдвинутом, который проводил опыты на евреях?
– Да.
– Он мертв.
– Но некоторые из его опытов продолжают жить.
Глава 27
Но как бы я не просила, Манденауэр отказался рассказывать мне что-либо еще, пока мы не доберемся до моей квартиры. Что оставило мне много времени для размышлений.
Но раздумья лишь запутали меня еще сильнее. Теории разнились: от бешеных волков до оборотней, от легенды оджибве до нацистского кошмара. Однако ни в одной из них не было ни капли смысла.
Мы подъехали к моему дому в полночь. По крайней мере, на улицах никого не было. Зи думала, что мы все еще в лесу. Я должна была сообщить ей, где мы находимся, и планировала это сделать, как только мы доберемся до моего дома. Выключив свою рацию еще в лесу, я пока не вернула ее в рабочее состояние.
Однако едва мы вошли в квартиру, плотину молчания Манденауэра прорвало. Долгое время я не могла думать ни о чем, кроме его слов.
– Я не тот, кем ты меня считаешь.
Он прошелся по комнате и, прежде чем включить свет, задернул шторы. После чего устроился спиной к стене там, где мог видеть и окно, и дверь.
Мне тоже не нравилось сидеть рядом с окнами, но сейчас я обратила внимание: ведь я никогда не видела Манденауэра без оружия и в расслабленном состоянии хотя бы на уровень ниже «красной тревоги» или повернутым спиной к любому из входов. Так вел себя человек, наживший много врагов, человек, на которого охотились так же часто, как и он сам охотился на кого-то.
– Кто же вы тогда?
– Ягер-зухер.
– Охотник-следопыт. Я знаю. Как и все остальные в этих местах.
– Нет, они думают, что знают, кто такой ягер-зухер, но ошибаются, поскольку это секретная информация, имеющая особое значение.
Недостающий кусочек пазла с почти слышимым щелчком встал на место в моей голове.
– Как в спецназе?
Его губы дернулись.
– Да.
– На кого вы работаете?
– Не на ДПР, можешь быть уверена. Хотя они так думают.
– А Клайд знает?
– Никто не знает, кроме своих.
– Тогда зачем вы рассказываете это мне?
– Поскольку ты можешь понадобиться мне не просто как наемный убийца. Я полагал, что смогу справиться с этим делом сам, но оно намного более запутано, чем я думал поначалу. А все мои сослуживцы заняты в других местах.
– Сослуживцы? И сколько там у вас ягер-зухеров?
– Достаточно.
– Очевидно, нет, раз вам потребовалась я.
– В точку! – Манденауэр поднес указательный палец к виску и бойко отдал мне честь. – Ты мне поможешь?
– А разве я уже этим не занимаюсь?
– Да, но по отношению к тебе нечестно и небезопасно, чтобы ты продолжала расследование, не зная правды.
– Тогда давайте послушаем ее.
– Начну с начала.
– Отличный выбор.
Его брови подпрыгнули, и я замолчала.
– Ты слышала о Менгеле и его жутких экспериментах в Аушвице?
– А кто не слышал?
– Ты будешь удивлена, сколько людей вообще ничего об этом не знают. Или что-то слышали, но выбросили из головы, даже отказались верить в правду о такой жестокости к людям.
– А эти люди знакомы с термином нацизм? Разве это не немецкое слово, обозначающее жестокость к людям?
Губы Манденауэра дернулись. В этот раз я его почти довела.
– Однако, в Аушвице происходило куда больше ужасов, связанных с именем Менгеле, чем подтверждено документально.
– И почему я не удивлена?
– За пределами лагеря он обустроил секретную лабораторию, где работал над своим любимым детищем, – Манденауэр хмыкнул – звук больше походил на смех. – Детище. При тех обстоятельствах это показалось бы забавным. Однако не тут-то было.
– Что вы хотите сказать?
Он кашлянул и набрал в грудь воздуха.
– Монстры, Джесси. Они не только носили униформу Рейха, но и были созданы им.
– Не понимаю.
– Менгеле сделал монстров.
– Каких именно?
– С которыми мы сейчас имеем дело.
– А конкретнее?
Манденауэр постучал по своей голове, затем по груди, совсем как в пещере.
– Ты знаешь.
Я действительно знала.
– Оборотней.
– Да.
Я могла бы начать загоняться о совместных галлюцинациях, психотической паранойе, отравленной воде.
Вот только несколько часов назад я была там, когда тень того человека изменилась. Не говорю, что верю в оборотней. Однако теперь отношусь к вопросу их существования не так скептически.
– Как? – спросила я.
– Одним из самых знаменитых экспериментов Менгеле являлось изучение влияния инфекционных заболеваний на различные расы. В качестве подопытных он, конечно же, использовал евреев и цыган. Гитлер их тоже не любил.
– А кого он любил?
– Голубоглазых, светловолосых белых людей.
– Таких, как вы?
– Именно.
– Вы знали Гитлера?
– Только немного.
Я моргнула.
– Сколько вам лет?
– Я достаточно стар.
– Погодите одну чертову минуту. – Я даже не думала об этом, но моя рука сама потянулась к винтовке, лежащей в зоне досягаемости. – В таком случае, на чьей вы стороне? На чьей стороне сейчас?
– На стороне правды.
– Вы когда-нибудь слышали о том, что злодей – герой собственной истории?
– Не понимаю.
– Гитлер тоже считал себя правым.
– Но между ним и мной существует одно отличие.
– Какое же?
– Он был неправ.
Я не знала, смеяться ли над его искаженной логикой или нет.
– Расслабься, Джесси. Убери руку с оружия. Я не нацист и не оборотень.
– Что ж, это меня успокаивает. Можно подумать, вы сказали бы мне, будь это так. Плохие парни, как правило, не носят на лбах татуировки со свастикой. – Я нахмурилась. – За исключением Мэнсона.
Я сама начала запутывать себя. К счастью, Манденауэр знал, когда на меня не стоит обращать внимания.
– Я тогда был шпионом. Очень хорошим. Владел языком и выглядел истинным арийцем. Родился в Германии и жил там до десяти лет. Кто-то может сказать, что я был изменником.
– А кто-то нет.
Манденауэр улыбнулся.
– Спасибо. Мне дали одно задание и, чтобы его выполнить, я сделал много вещей, которыми не горжусь.
Его взгляд устремился вдаль, лицо погрустнело. Я вспомнила, как он говорил, что давным-давно лишился души. И задалась вопросом, что еще он потерял, пока пытался спасти мир.
– И что это было за задание? – спросила я.
– Выяснить, чем Менгеле занимался в своей секретной лаборатории, и уничтожить это, а также его самого.
– Полагаю, все прошло успешно.
– Найн. (пер. с немецкого – «нет»)
– Что же случилось?
– К тому времени, как я обнаружил лабораторию… – Он взглянул на меня. – Ты когда-нибудь была в Германии?
– Нет.
– Там красивые города, акры холмистой местности. Там также находится местность, известная как Шварцвальд, Черный Лес. В былые времена волки там бродили тысячами. И Менгеле держал свою лабораторию в глубине лесной чащи.
Я кивнула. У меня было ощущение, что я знала, куда он клонит.
– Подбираясь к секретному месту, я видел сотни волков. Я не обратил на них никакого внимания. Еще я видел тени других существ. Но не придал им значения, поскольку то, что я видел глазами, не совпадало с реальностью, существующей в моем разуме.
– Понимаю, – пробормотала я.
– Однако, когда я добрался до лаборатории, она была пуста. Все, что создал Менгеле, исчезло.
– Куда же?
Манденауэр махнул рукой.
– Их выпустили.
– Зачем?
– Гитлер хотел иметь армию оборотней.
– Ничего себе! – пробормотала я, когда еще один кусочек пазла со щелчком встал на место.
Я уже слышала этот термин, поэтому открыла рот, чтобы сказать об этом, но Манденауэр опередил меня:
– Когда войска Союзников высадились в Нормандии, а русские начали наступление со своей стороны, Менгеле запаниковал. Он выпустил монстров, а сам быстро вернулся в Аушвиц, оставив лабораторию заброшенной.
– Вы хотите сказать, что волки Менгеле свободно разгуливают по Миниве спустя шестьдесят лет после войны? Извините, Эд, но мне с трудом в это верится. Во все это. Я кое-что читала про Менгеле.
Информация о нацизме похожа на крушение поезда. Каким бы ужасным не было зрелище, просто невозможно заставить себя отвернуться и не взглянуть еще разок.
– Но на моей памяти никогда не проскакивало даже слушка о лаборатории Менгеле по производству монстров.
– Думаешь, раз ты об этом не читала, то это неправда?
– Ну, что-то столь крупномасштабное и ужасное должно было отразиться в каких-то бумагах.
Манденауэр рассмеялся:
– Тебя бы удивило, сколько всего вообще не подтверждено документами, Джесси Маккуэйд.
– А федеральное правительство об этом знает?
– Дорогая моя, федеральное правительство знает обо всем.
Я фыркнула, таким образом выразив свое отношение к сказанному. У Манденауэра, как и у Кадотта была собственная теория заговора, а я, всегда считавшая конспирологию чепухой, сейчас начинала верить им обоим.
– И как долго живут эти существа? – спросила я.
– Как ты уже заметила, их довольно сложно убить. Я всю свою жизнь посвятил этому делу.
– Вы охотитесь за оборотнями со Второй мировой войны?
– И за ними тоже.
Я нахмурилась.
– А за кем же еще?
Он покачал головой.
– Давай сначала с ними разберемся.
С одной стороны, я хотела поспорить, а с другой – согласиться. Если мне придется беспокоиться еще и о других чудовищах, то можно прямо сегодня отправляться в психушку.
– Сколько монстров было выпущено на свободу?
– Нет никакой возможности узнать. Менгеле уничтожил все записи секретной лаборатории.
– Тогда откуда вы знаете?..
Я не договорила. Я могла бы купиться на столь вопиюще бредовую мысль лишь при условии, что…
– Я видел их, Джесси. Как и ты.
Именно при этом условии.
– Не имеет значения, сколько их было выпущено.
– Разве? А я бы сказала, что это слегка важно.
– Важно, сколько их сейчас. И сколько этих тварей будет, если их продолжат создавать с той же скоростью. И, кажется, их штампуют здесь, в Миниве.
Штампуют. Я уже это слышала. От Кадотта. Хотя я не собиралась говорить, что поверила в эту сказку, на мой взгляд, здесь было слишком много совпадений.
Я вздохнула.
– Не существует никакого супербешенства, верно?
– Нет. Однако оборотизм, – Манденауэр пожал плечами, – или, возможно, мне стоит назвать это явление ликантропией за неимением более подходящего термина, тоже своего рода вирус. Помнишь тесты Менгеле на разные инфекционные заболевания?
– Как я могла забыть?
– Он смешивал вирусы. Видоизменял их. Конкретно этот передается через слюну.
– Но если вакцина против бешенства работает, почему тогда просто не использовать ее?
Манденауэр покачал головой.
– Ты видела, какой эффект она оказала на укушенного.
Я почувствовала, что глаза вылезают из орбит.
– Вы хотите сказать, что именно это и должно было случиться?
– Оборотни не могут обращаться до темноты. Кроме своего первого раза. Будучи укушенными, они меняют форму в течение нескольких часов. День, ночь, дождь, солнце – не важно. Единственный способ отсрочить обращение – немедленная и тщательная очистка раны. Отсрочить, но не предотвратить.
Я вспомнила похвалу дежурного врача неотложки об умениях Брэда оказывать первую помощь. А Карен Ларсон потребовалось несколько часов, чтобы лишиться разума, и она не превратилась в оборотня – по крайней мере, пока я находилась рядом.
– Я не мог позволить Мэлу стать волком. Ты бы предпочла, чтобы я всадил ему в голову серебряную пулю перед половиной города и телекамерой?
– Вы посоветовали уколы от бешенства, зная, что это убьет жертву?
Его резкий взгляд послужил достаточным ответом.
– Почему тогда просто не ввести вакцину во всех монстров?
– Вакцина против бешенства срабатывает только до того момента, как он впервые обратился. Потом может справиться лишь серебро. Чем больше они обращаются, тем сильнее становятся. Старые особи могут контролировать свои превращения и способны ходить под луной в человеческом обличье. Но даже они в определенный момент должны обращаться – во время полнолуния.
Столько информации за такой короткий промежуток времени.
– Откуда вы все это знаете, если записи Менгеле были уничтожены? Он сам с вами поделился?
– Нет. Но другие были вынуждены рассказывать.
По холоду его глаз я могла себе представить, каким образом других вынудили раскрыть тайну. Я мысленно пожала плечами: в любви и на войне все средства хороши. А это была война. И казалось, она снова может разразиться, ведь армия оборотней на подходе.
Я покачала головой. До сих пор не верилось. Увиденное собственными глазами могло стать убедительным доказательством, но чтобы уже поверить наверняка, мне нужно больше, чем тень на стене.
