Текст книги "Бремя Верности (ЛП)"

Автор книги: Лори Голдинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Бассаний. Тут не может быть никаких долгов. Мы сделали то, что было нужно сделать.

Веторел глянула на тела, усеявшие Стелларум-Вигил, и прокляла кровавую цену своих недавних решений.

Веторел (едва сдерживая слёзы). Значит, вы согласны с моим предложением?

Бассаний. Да. Выслушав изложенное вами и должным образом обдумав. Угроза независимости Марса есть, это верно. Но если не останется Империума, с которым можно её обсудить, что тогда?

Тевера (дыша с трудом). Представьте Совету своё предложение ещё раз. На этот раз его примут. Мы сделаем так… чтобы его приняли.

Веторел. Его принятие породит новые конфликты, новую кровь верных.

Бассаний. Мы знаем. Сегодня у вас не было рычагов, чтобы воздействовать на Совет. Теперь будут.

Веторел покачала головой.

Веторел. Верховные лорды наложат вето на любое действие, которое сочтут преждевременным. Империум в состоянии войны. У них есть такое право.

Бассаний. Они не смогут наложить вето на легионы титанов. У нас нет голоса в их палате.

Веторел. Тогда вы должны понимать, насколько далеко нам, возможно, придётся зайти. Вы должны понимать, какую грань нам, возможно, придётся перейти, чтобы защитить будущее Марса.

Тевера кивнула.

Тевера (дыша с трудом). Мы понимаем.

Веторел. Тогда – хорошо.

Ложь. Ничего хорошего, особенно в том, что они трое, как она догадывалась, собирались сделать, не было.

Глава 09

Симион Пентазиан (ударив три раза в пол). К порядку! К порядку!

На следующем заседании Совета присутствовали все принцепсы, кроме Бассания, который должен был позаботиться о другом деле. Принцепсы сидели в длинном ряду на одном из самых нижних рядов вместе с Веторел, о чём отдельно договорился генерал-фабрикатор Кейн. Они наблюдали за работой Совета молча и не двигаясь, словно стояли по стойке «смирно», пока Совет упорно ходил вокруг да около решения их судьбы. Рентелл осуждал стычку на Стелларум-Вигил.

Рентелл. Покушение на жизнь посла Веторел – акт недостойный и трусливый, однако стало очевидно, что изгнанники с Марса принесли свои внутренние распри в стены самого Императорского дворца. Это более чем неприемлемо!

Веторел. Свои внутренние распри?

Рентелл. Разве прошлой ночью это была не ваша гражданская война?

Веторел. Если вы правда считаете, что война эта исключительно марсианская, тогда ваше невежество – вот истинная опасность для Терры!

В толпе раздался смех. Среди собравшихся делегатов прокатились смешки и тихие разговоры. Даже Симион Пентазиан слегка улыбнулся, когда Рентелл опустился обратно в своё кресло.

Симион Пентазиан. Мы отклонились от темы. Диспозиция сил Коллегиа Титаника – вот что должно быть определено сейчас.

Веторел. И кто будет это определять, достопочтенные верховные лорды Терры? По какому праву и чьей властью? Согласно положений Олимпийского соглашения, легионы титанов не действуют по приказу Совета, а лишь добровольно соглашаются удовлетворять его многочисленные просьбы. Если Совет Терры не даст Марсу право решать его собственную судьбу, то как долго, по вашему мнению, Терра сможет выстоять против магистра войны без помощи Механикума? И как долго вам будет дозволено вести себя так, словно вы лично командуете могучими титанами?

Рентелл. Ваши угрозы не идут на пользу вашему делу. Более того, они не учитывают реалии нашего положения. У Марса нет голоса в Совете потому, что сам Марс находится в руках предателей.

По рядам палаты заседаний прокатилась волна шума. Тевера и Веторел обменялись усталыми взглядами. Пентазиан поднялся со своего кресла.

Симион Пентазиан. Мы опять уходим в сторону, обвиняя и оскорбляя друг друга вместо того, чтобы действовать на благо Империума. Но в одном я согласен с послом Веторел: текущее состояние вопросов подчинения не разумно.

Рентелл подскочил.

Рентелл. Не хотите же вы сказать, что одобряете создание нового Адептус?

Симион Пентазиан. Ни в коей мере. Учитывая, что Марс в настоящее время для нас утрачен, я считаю, все мы должны принять тот факт, что соглашение, подписанное между Террой и Механикумом, более не может считаться имеющими силу. Все его положения недействительны. Мы обязаны приложить все силы, чтобы составить новое соглашение и установить централизованную власть. Да, Коллегиа Титаника требуется чёткая и ясная вертикаль подчинения – и эта вертикаль должна начинаться здесь, в Совете Терры.

Толпа завопила, поддерживая Симиона.

Веторел. Нет! Вы не можете нам этого навязывать!

С Веторел уже было достаточно. Она в последний раз попыталась вразумить Совет, но – бесполезно. Пентазиан и Рентелл занимали очередь, чтобы распотрошить труп Механикума ещё до того, как тот умер, а остальные верховные лорды шли у них в поводу. Веторел переглянулась с Теверой и кивнула. Пора. Рентелл сел прямее, наслаждаясь свалкой, которая, как он думал, вот-вот начнётся.

Рентелл. Посол Веторел, как представитель адептов Механикума, находящихся на Терре, вы…

Распахнулись двери, оборвав Рентелла. Скрежеща гусеницами по полированному мраморному полу, на политической арене появился Загрей Кейн. Он распахнул свои механические руки и раскрыл ладони. Генерал-фабрикатор явился без оружия, как велел закон, тем не менее самое его существо служило воплощением машинной силы. Самое его естество было угрозой, и Веторел видела всё яснее, почему он решил до поры не участвовать в дискуссии. Самое его присутствие ускоряло кризис.

Представители Коллегиа Титаника встали как один. Веторел наблюдала, как палату заседаний и особенно дискуссионный стол верховных лордов накрывает осознание. Неожиданно для всех оказалось, что на заседании Совета присутствует организованная военная сила. Безоружная, но от того не менее грозная. Малькадор Сигиллит, сидевший во главе стола, с болезненным трудом поднялся на ноги и просто поставил свой посох на пол. Он воззвал к Кейну, чья лязгающая туша добралась до возвышения.

Малькадор. Очень хорошо подумай о том, какие действия ты предпримешь дальше, Загрей.

Загрей Кейн. Я не буду предпринимать никаких действий.

Генерал-фабрикатор не взобрался на платформу. Он остался там, где был, наблюдая сам и давая наблюдать за собой. Тевера развернулась в своём экзоскелете и обратилась к рядам выше.

Тевера (дыша с трудом). Я принцепс «Разжигателя войны» Тевера из Легио Агравидес! Мы пришли сюда, чтобы быть услышанными… Так услышьте наш голос и внемлите! Если создание Адептус Механикус на этом заседании не будет одобрено… тогда Коллегиа Титаника поймёт, какое место ей отведено. И мы больше не будем послушными марионетками Совета Терры. К своему вечному стыду вы покинули священный Марс – родной мир моего легио! Теперь же вы требуете, чтобы мои товарищи… тоже покинули свои миры, чтобы те горели, беззащитные, под ударами предателей… Если не будет Адептус Марса, то не будет и титанов для тронного мира… Мы покинем войну Соляра и немедля вернёмся в свои вотчины!

Голос из толпы. Смерть предателям!

Палата заседаний взорвалась яростным рёвом и проклятиями. Члены Совета и зрители старались перекричать друг друга. Гвалт накрыл Веторел. И она, и Кейн, и принцепсы стояли в молчании, словно нерушимые скалы в море гнева. Теперь вы нас услышали, подумала Веторел, но послушаете ли? Вряд ли.

Рентелл вскочил. Спорить с внушительным генерал-фабрикатором он не счёл удобным, так что обвиняюще ткнул пальцем в сторону Веторел.

Рентелл. Вот кто вы есть! Это государственная измена, мятеж! Я велю вас казнить за это!

Веторел. Это не мятеж. Это решение уравнения. Мы видим необходимость создания Адептус Механикус. Если вы этого не видите, тогда вам нужно показать её так, чтобы вы поняли. Двойному наследованию нужно положить конец!

Рентелл. Ладно! Мне это всё надоело!

Рентелл повернулся к остальным верховным лордам.

Рентелл. Позвольте мне вызвать арбитраторов! Я арестую марсиан и предам их суду за преступления против трона!

Рёв стал громче. Большинство голосов звучало одобрительно, но были и те, что призывали к осмотрительности, к терпению и требовал времени, чтобы рассмотреть все возможности. Голоса тех, кто видел ту грань, которая вот-вот могла быть пройдена. Верный трону глава культа Механикус и многочисленные старшие принцепсы Коллегиа Титаника в цепях обрушат боевой дух имперцев по всей Галактике. Теперь Веторел видела, что часть Совета начала понимать, откуда грозит опасность, но этого было мало. Да и было уже слишком поздно.

Глухой раскатистый удар тряхнул зал, отчего длинные люменовые канделябры на высоком потолке качнулись. Веторел и офицеры титанов прекрасно заметили удар, но не подали и виду.

Новый удар, на этот раз сильнее, такой, что дрогнули стены. Делегаты Совета на верхних рядах начали переглядываться в замешательстве, и в это время от новой встряски с потолочной кладки посыпалась пыль. И тогда на Терре услышали самый громкий голос Марса.

Рёв боевого горна перекрыл гвалт палаты заседаний, и все, кто его услышал, замолкли. Звук шёл издали, но купол палаты всё равно задребезжал. Рёв был глухим, однако проникал в самую душу, напоминая о самом великом, что можно встретить на войне.

Чуть погодя последовала новая встряска. Шаги звучали всё ближе.

Глаза Пентазиана расширились.

Симион Пентазиан. Что происходит, посол?

Веторел. К нам шагает «Император» «Магнификум Инсендиус» Легио Игнатум.

Слова Веторел были просто констатацией факта. Но смысл их был огромен.

Титан шагал к великой палате заседаний.

Рентелл уставился на неё в ужасе.

Титан взревел. Боевой горн прозвучал громче, ближе – и миг потрясённой тишины опустился на палату заседаний. Тысячи в один миг задержали дыхание, вслушиваясь в приближение бога-машины.

Глава 10

Одна из самых колоссальных машин войны из когда-либо созданных грозно шагала к политическому сердцу Империума. Она переступила через укрепления, возведённые для защиты Повелителя Человечества, словно их и не существовало, и теперь шагала по широкому проспекту внешнего дворца, гоня перед собой толпы разбегающихся граждан. На её огромных орудийных руках вращались стволы пушек длиной с магнитопоезд и плазменные ускорители массы, которым вполне по силам было сдвинуть звездолёт.

Титан взревел. Его рёв был таким громким, что казалось, от него одного может рухнуть дворец. Орудия на стенах неуклюже вели за ним стволами, которым полагалось вообще-то стрелять наружу. Кустодийская гвардия и вспомогательные имперские гарнизоны пытались взять титан в «клещи», но эта одна-единственная махина была из Коллегиа Титаника – и ничто в радиусе сотни километров не могло остановить её поступь.

Палату заседаний охватила паника. В палате не было окон, и никто не мог увидеть, что приближается, однако звука было достаточно. Все присутствующие знали, какой холокост может устроить своим врагам титан «Император».

Титан взревел – его глас был способен потрясти небеса. Конец близился. Бежать было некуда, молить о пощаде – некого. Пентазиан пробрался к Веторел.

Симион Пентазиан. Остановите его! Я приказываю вам остановить его!

Веторел осталась на месте.

Титан взревел.

Веторел. Кто приказывает нам?

Она произносила слова так, чтобы они звучали между призывами боевого горна. Грохот шагов титана звучал маршем наступающей смерти.

Веторел. Кто приказывает Механикуму? Кто приказывает титанам? Двойное наследование – это результат слабой марсианской логики и пугливой терранской надменности – и оно может стать погибелью для всех нас.

Титан взревел.

Веторел повернулась к Малькадору. Сигиллит смотрел на неё, не отводя глаз. На его лице, которое не выражало ничего, лежала тень. Он не сказал ни слова. Он позволил ситуации разрешиться самой по себе. Он так уверен, что есть грань, которую Механикум и Коллегиа Титаника не посмеют перейти, подумалось Веторел, или эта грань давно уже осталась далеко позади? Ни послу, ни принцепсам назад дороги уже не было. Последствий этого дня уже не избежать. Она чувствовала, что Сигиллит оценивает её, ждёт, чтобы увидеть, готова ли она раз и навсегда к тому, что сейчас запустила в движение. Или одобряет, подумала Веторел. Может, он тоже этого хочет?

Титан взревел.

Рёв горна перекрыл вопли в палате заседаний. Люди лезли друг на друга, чтобы добраться до выходов с рядов, убежать от того, от чего нельзя было убежать. Но звук этот заставил их застыть на месте. Он был так близко, что, казалось, шёл из-под самого купола и отовсюду сразу. В наступившей тишине Веторел вновь заговорила.

Веторел. Двойное наследование должно получить своё решение. Адептус Механикус – его решение. Может быть только ноль или единица. Одновременно того и другого быть не может. Иначе будет неопределённость. А если есть неопределённость, о какой верности может идти речь вообще?

Она сделала паузу.

Веторел. А если нет верности…

Титан взревел. Боевой клич титана прозвучал в последний раз. Ещё шаг – и, казалось, «Магнификум Инсендиус» сомнёт купол своей колоссальной бронированной ногой.

Рентелл вскинул руки.

Рентелл. Довольно!

Он с трудом прошёл обратно к столу и рухнул в кресло.

Рентелл. Довольно.

Остальные верховные лорды, часть которых уже была на полпути в выходам из зала, согласно закивали, съёжившиеся и такие маленькие рядом с остальными членами Совета.

Веторел кивнула Тевере – и та заговорила в вокс-бусину.

Тевера (дыша с трудом). Принцепс Бассаний, стоп машина.

«Магнификум Инсендиус» остановился. Дрожь прекратилась. Но даже сейчас Пентазиан выглядел так, словно видел тень «Императора», которая легла на внешние стены палаты заседаний. Лицо его было серым как пепел.

Симион Пентазиан (мямля и с трудом подбирая слова). Мы… выражаем согласие… на предложение посла Веторел. Адептус Механикус будет основан, чтобы разрешить специфические разногласия престолонаследия среди марсианского контингента на Терре.

Тогда заговорил Малькадор. Голос его звучал жёстко и непреклонно.

Малькадор. А что Механикум предлагает в ответ? Скажите, посол, собираетесь ли вы держать Совет в заложниках бесконечно? Адептус Механикус станет голосом в Совете, но это не может быть только голос.

Рентелл. Согласен! Такому нельзя позволить случиться вновь.

Рентелл больше не рисовался. Он уже достиг своего предела. Веторел услышала в его голосе признание и решимость. Если давить и дальше, то его долг, как командующего арбитраторов, вынудит его дать отпор. И тогда начнётся настоящий кошмар. Малькадор кивнул, медленно рисуя круг посохом на мраморном полу возвышения.

Малькадор. Будут выставлены условия. Если генерал-фабрикатор Загрей Кейн сейчас будет возведён в ряды верховных лордов, он обязан пойти на некоторые уступки в качестве жеста доброй воли. Но эти моменты мы обсудим, только когда офицеры легионов титанов покинут палату заседаний.

Это была та цена, которую необходимо было заплатить. Кейн должен вернуть доверие, а дерзость Веторел гарантирует, что цена этого доверия будет действительно высока.

Глава 11

Веторел встретилась с Бассанием и Теверой у подножия «Магнификум Инсендиус». «Император» остановил свою поступь всего в каких-то ста метрах от стен огромного зала. Он стоял посреди проспекта Имперского Пробуждения шириной в милю. Сильный ветер трепал его флаги. Низкие облака рвались о вершину его зубчатых стен. Бог-машина стоял лицом к палате заседаний. Снова как часовой, но уже – грозный часовой. Плотная толпа на проспекте держалась от титана подальше, однако защитные отряды Игнатум стояли настороже вокруг похожих на бастионы входов в его ногах. Дворцовые адепты и чиновники замедляли шаг и, запрокинув головы, словно заворожённые, глазели на колосса – источник своего недавнего ужаса.

Бассаний горделиво, по-хозяйски стоял возле бога-машины. Тевера расположилась рядом.

Бассаний. Вы этого надеялись добиться, посол?

Веторел. Адептус Механикус становится реальностью, как и Адептус Титаникус. Марс был обещан всем нам в будущем в обмен на наше искреннее сотрудничество при обороне Терры сейчас.

Тевера (дыша с трудом). Но легионы титанов по-прежнему не имеют своего голоса. Мы попадаем в зависимость… от Загрея Кейна и союзов, которые он заключит, преследуя собственные цели.

Веторел. Нет, вы получаете инструмент влияния через Загрея Кейна. Он блюдёт все древние клятвы, все древние узы между жречеством и верными командирами богов-машин. И он настаивает, чтобы Терра признавала ваши заслуги. Это и есть самый древний союз, обновлённый во времена величайшей нужды Империума и названный Адептус.

Веторел указала на огромный зал заседаний.

Веторел. Совет постановил, что легионы должны защищать сегментум Соляр, – и они будут его защищать. Но вопросы развёртывания сил легионов будут находиться в ведении генерал-фабрикатора. В обмен за эту службу он сделает всё, чтобы меньшие миры-кузницы не остались без защиты. Их будет оборонять и укреплять Адептус Механикус, пока титаны шагают на войну.

Бассаний. А что с Олимпийским соглашением? Ему конец?

Веторел. Соглашение…

Она замолчала и перевела взгляд в сторону Стелларум-Вигил, думая о том, когда увидит в небесах свой утраченный родной мир, до появления которого осталось ещё несколько часов.

Веторел. Соглашение остаётся в силе. Хотя сам Марс его и не соблюдает. Я верю в Омниссию и в то, что мы, горстка верных, вернём Красную планету, когда придёт время. До тех пор домом Адептус Механикус останется Терра.

Бассаний. Но что это значит для нас?

Веторел. Это значит, что вертикаль командования в ходе текущей войны будет ясной и чёткой. Ни Механикус, ни Титаникус не смогут влиять на решения Совета, игнорируя их по собственному желанию. Решения, которые мы будем помогать принимать, также будут и решениями, которым мы обязаны подчиняться. Это не самый идеальный исход, но я считаю, что это лучшее, что мы можем получить в настоящее время.

Оба принцепса обменялись взглядами. Затем Тевера вновь повернулась к Веторел.

Тевера (дыша с трудом). Значит, мы победили?

Веторел. Победили? Кого? Победы не будет, пока не побеждён Гор.

Она подумала о том, что уже потеряно, о том, что уже уничтожено.

Веторел. Не думаю, что Империум когда-нибудь ждёт победа и триумф. Те дни давно миновали.

Бассаний. Значит, мы приобретаем влияние и теряем свою самостоятельность. И ради чего?

Веторел. Получаем мы больше, чем теряем. В этом я уверена. Двойное наследование закончено. Теперь есть только Адептус Механикус – и не временно, а навсегда. И будет только один генерал-фабрикатор. И все чада Марса, кто остался предан своей вере, должны подчиняться его указам. Ради блага всего человечества.

Веторел подняла глаза на «Императора». Тот замер всего в паре шагов от катастрофы. Точно так же, как на Стелларум-Вигил её отделял один удар от смерти и провала. Путь в будущее был узок и покрыт мраком, но они уже вступили на него. Остался только один путь – и вёл он через горнило войны.

В изгнание (Аарон Дембски-Боуден)

10

Зернистый охряной песок падает в открытые глаза мёртвого воина. От его неподвижного тела уходит тень – нечто огромное, но сгорбленное, нечто с дребезжащими сочленениями и чудовищными металлическими когтями. Оно идёт прочь, тяжело хромая, не выполнив приказ, о чём уже извещены его хозяева.

Легионер лежит на земле, исполнив свой долг.

9

Сгорбившийся мудрец сидит среди смердящих механизмов и окровавленных тел, вдыхая запах обгоревших автоматонов и разорванной человеческой плоти. Существо на его плече странно похоже на обезьян, описанных в архивах Древней Терры. Его зовут Сапиенс – такое имя дал питомцу сам мудрец, создавший его из выращенной плоти, клонированного меха и освящённых металлов.

Псибер-обезьяна встревожено стрекочет, оглядываясь вокруг. Сам мудрец не чувствует тревоги – лишь растущее раздражение. Он кривится при виде окружающей его бойни, трюма, полного изувеченных и раненых. Вот какой облик у его спасения…

Вокруг содрогаются изогнутые стены взлетающего корабля, а за ними горят небеса Священного Марса. Далеко внизу лежит уже давно мёртвый Никанор. Зарезанный, выпотрошенный. Глупец.

Аркхан Лэнд сидит, съёжившись среди других беглецов, и молится Омниссии, дабы вонь их страха и неудачи не заразила и его.

Сапиенс перебирается на другое плечо Лэнда и стрекочет вновь, не способный к речи, но такой взбудораженный и любопытный.

– Он был глупцом, – шепчет мудрец, задумчиво гладя позвонки маленького творения, похожие на зубцы шестерёнки. – Космодесантники, – он злобно выговаривает это слово, – все они глупцы.

Но даже сам Лэнд теперь верит в это с трудом.

8

Никанор смотрит в глаза своего убийцы. Его кровь пятнает выпуклые золотые шары – зрительные механизмы боевой машины. Он плюнул этой кровью в лицо твари, когда та вогнала в нагрудник воина потрескивающее механическое копьё. Теперь пронзённый Никанор висит, а его сабатоны едва достают до пыли, покрывающей столь бесплодную, но одновременно бесценную почву Марса. Каждый раз, когда он задевает её, то смахивает прочь тёмно-красный реголит, открывая серую землю под ним – тайну Красной Планеты, скрытую прямо под её поверхностью, но неведомую почти никому из способных представить этот мир.

Машина склоняется ближе, оценивая добычу выпуклыми, словно у насекомого, глазами, сохраняя памяти его лицо и отметки на доспехе. Умирающий воин слышит стрёкот и треск открытого канала связи, когда его убийца передаёт находку далёким хозяевам.

Он – добыча. Вот что знает процессор и простое сознание, несущее смерть.

Но не та добыча.

Никанор тяжело сглатывает от боли. Он не прячется от неё, но не даёт боли поглотить себя. Боль – то, что чувствуют живые, о ней нет смысла сожалеть. Жизнь – боль. Боль можно преодолевать, пока дышит человеческое или постчеловеческое тело. Никанор знает, что умрёт, но умрёт не опозоренным. Честь важнее всего.

Кровь капает со сжатых зубов легионера, пока боевая машина трясёт его, пытаясь сбросить с зазубренной руки-копья. Это не так просто сделать, потому что коготь погрузился глубоко во внутренности, пробившись сквозь укреплённые кости и пластины брони. Никанор чувствует, как его левый сабатон бьётся об упавший болтер, как керамит ударяет по металлу оружия, покрытого отметинами. Но даже если бы он смог изогнуться так, чтобы достать его, не разорвав себя пополам, патронов больше нет. Сквозь кровавую дымку Никанор видит покрывающие голову робота опалённые вмятины – кратеры, оставленные каждым попавшим в цель болтом.

Боевая машина опускает копьё, вбивая пронзённого воина в пыльную землю, а затем упирается в неподвижное тело когтистой ногой. С рывком, усиленным механическими сочленениями, копьё вырывается наружу вместе с осколками керамита и брызгами остывающей крови.

С ними тело Никанора покидает и последний вздох. Он смотрит вверх, бессильный и безмолвный, и ничего не видит в безжалостных сферах-глазах робота. Ни следа разума, ни намёка на то, кто наблюдает за автоматоном по каналу связи.

Перед глазами всё темнеет, а взгляд соскальзывает к небу, прочь от горбатого, изрешечённого болтами панциря механического убийцы. Там, в горящем небе, виднеется силуэт транспорта, на котором улетает мудрец. Поэтично было бы сказать, что именно о нем в последний миг подумал Никанор, перед смертью увидев победу. Но, если говорить искренне, то последней мыслью воина стало сожаление об изуродованном нагруднике, где прежде гордо сверкал на жёлто-золотой броне белый имперский орёл. Последним, что видел Никанор, был Мондус Оккулюм, где под марсианскими скалами продолжали гореть подземные литейные и заводы по производству болтов, где взлетали к небесам последние штурмовые корабли его братьев.

На его доспех и изувеченное тело оседала поднятая пыль. Глаза дёрнулись в последний раз, но не закрылись.

На труп опустилась тень боевой машины, запечатлевшей его гибель.

7

Лэнд бежит, тяжело дыша, задыхаясь, с каждым тяжёлым шагом изо рта брызжет слюна. Его сапоги грохочут по начинающему подниматься грузовому пандусу. Паникующий мудрец не оглядывается – ни чтобы окончательно попрощаться с космодесантником, ни чтобы увидеть его последние мгновения. Звучат громовые удары болтерных выстрелов, и за Лэндом закрывается безразличный люк. В опустившейся тьме он падает на четвереньки, забыв обо всех приличиях. Дрожащие руки срывают с лица многообъективные защитные очки-увеличители.

«Я спасен, – думает он. – Спасен».

И почему-то эта мысль кажется почти предательской. Возможно, простой человек счёл бы это виной. Ранением слабой души или совести, знающей, что Никанор ещё где-то там, позади, что он отдал жизнь ради Лэнда. Однако прагматизм заглушает жалкие причитания. Совесть и стыд – понятия, созданные людьми, слишком размякшими, чтобы встречать неудачи лицом к лицу, готовыми прятать нерешительность под маской добродетели. Он должен выжить. Это начало и конец. Он важнее любого рядового легионера, что и доказали действия самого Никанора.

– Взлетаем, – вокс разносит по всему трюму безразличный голос сервитора. Транспорт дрожит, отрываясь от земли. Аркхан Лэнд проталкивается через толпу стонущих и раненых людей, а затем оседает у стены. Сапиенс издаёт пронзительный, совершенно не обезьяний крик, взбираясь на плечо хозяина.

6

– Беги! – даже ослабевший голос Никанора – рёв, заглушающий ветер. – Беги, чтоб тебя!

Он оборачивается, упирая болтер в плечо, веря, что высокомерие и страх заставят техноархеолога бежать, даже если он не послушается приказа. Размашистыми прыжками боевая машина приближается к нему по обтесанным ветром серым скалам, которые лежат на поверхности Марса, словно поверженные камни шаманских кругов Древней Земли.

И это та же самая машина. На её броне – шрамы, оставленные болтером и бомбой Никанора в Месатанском Комплексе. Машина бежит на выгнутых назад ногах, её роторные пушки больше не стреляют, но покрытые цепными зубьями руки продолжают выть. Болтер Никанора ревёт, словно от бессильной злобы. Разрывные снаряды попадают в цель, взрываясь на черепном вместилище охотника-убийцы, но лишь трясут голову с выпуклыми золотыми глазами.

Никанор знает, что не сможет убить тварь. Но ему это и не нужно. Сигизмунд прислал его сюда с другой целью.

Он бросает оружие, как только видит на ретинальном дисплее, что израсходовал патроны. Силовой меч вспыхивает в руках прежде, чем болтер падает на землю. Механический охотник мог бы кружить вокруг него, если бы это счёл разумным вычислительный процессор, а её датчики опасности требуют осторожности. Эта добыча уже вставала на пути машины в прошлом, но времени мало. Её нужно убить сейчас или никогда.

Зверь бросается на него, грохоча согнутыми ногами. Руки-копья поднимаются на сочленениях, их поршни задвигаются в корпуса. Затем машина прыгает, издавая полный мусорного кода вопль вместо настоящего клича.

Никанор отскакивает в сторону, катясь по грязи и пыли, чем ещё сильнее уродует повреждённую броню, царапает символы, гордо сверкавшие на керамите в течение трёх десятилетий. Раны сделали его медленным, медленнее, чем он когда-либо был. С затуманенным от слабости взором он поднимается на колени, нанося удар клинком вверх.

Меч вонзается в машину – глубоко, разрывая прикосновением силового поля чувствительные механизмы. Вместо крови летят искры. Никанор чувствует, как враг выгибается над ним, как напрягается его перегруженное ядро, а вонзившийся в сочленение бедра меч грозит повергнуть механического зверя.

«Лэнд должен выжить, – думает Никанор, чувствуя, как во рту течёт кровь. – И он выживает».

В благородном молчании он вырывает меч из искалеченной боевой машины, сдержанный, как и всегда. Пусть боевые кличи ревут воины низших легионов, которым нужен бессмысленный пафос. Меч ломается рядом с рукоятью, когда противник с жалобным воем отшатывается назад.

Никанор встаёт, оборачиваясь, и в этот момент основная рука охотника-убийцы с громоподобным ударом пробивает нагрудник. Она раскалывает сросшиеся в укреплённую оболочку рёбра и проходит до силового ранца на спине, уничтожая движущие элементы доспеха типа II. Клинок разрывает оба сердца, два из трёх лёгких и прогеноидную железу в груди.

Никанор выплёвывает кровь, когда искалеченная машина подносит его к своему чуждому лицу. И ухмыляется, слыша рёв двигателей взлетающего транспорта.

– Он жив, – говорит Никанор своему убийце. Это его последние слова. – Ты проиграл.

5

Они уже приближаются к посадочной зоне, когда Аркхан Лэнд осознаёт, насколько тяжелы раны космодесантника. Уже хромающий воин начинает шататься, а затем срывает шлем, чтобы вдохнуть воздух без фильтрационной решётки. Под ним оказывается тёмное лицо оттенка, типичного для жителей экваториальной Терры, а сквозь зубы течёт кровь. Лэнд в первый раз видит черты космодесантника, но не говорит ничего. Ему это безразлично.

С самого бегства из подземного комплекса они не видели ни следа преследователя. Впереди в ржавой пустыне виднеется орбитальный челнок с опущенными грузовыми пандусами, по которым с трудом взбираются люди и затаскивают материалы. Не тот корабль, который выбрал бы для себя Лэнд. И вообще, будь у него выбор, он бы не стал лететь с отребьем и падальщиками. Но беднякам не приходится выбирать. Беженцам тоже. Лэнд машинально загораживает Сапиенса от усиливающегося ветра, пряча псибер-обезьяну в складках величественной багровой мантии. В благодарность Сапиенс открывает клыкастую пасть, какой не бывало ни у одной обезьяны. Это выражение чем-то схоже с улыбкой.

– Космодесантник! – кричит сквозь ветер Лэнд.

– Всё в порядке, – уверяет его огромный воин. Но это явная ложь. Всё совсем не в порядке. Никанор прикасается к расколотому керамиту на боку. На бронированных пальцах остаётся кровь.

– Создания вроде тебя не могут истекать кровью… – праздно, словно обвиняя, говорит Аркхан. – Я лично изучал физиологические данные. В мельчайших подробностях.

– Мы истекаем кровью, – возражает Имперский Кулак, – когда умираем. – Он показывает на сегментированный корпус корабля, медленно обдираемый порывами ветра. – Не медли, техноархеолог Лэнд.

Но Аркхан не двигается. Он закрепляет увеличительные очки перед глазами, глядя туда, откуда они пришли. Не в первый раз он жалеет, что безоружен. Собрание диковинок Лэнда может похвастаться многими образцами древнего вооружения, а его жемчужиной пока стоит счесть невероятно прекрасный пистолет с гудящими глушителями, кружащимися магнитными катушками и боекомплектом из микроатомных пуль. Но он – как и очень многое из находок Аркхана – не здесь. Значительная часть его бесценной коллекции уже в безопасности, ожидает Лэнда в Железном Кольце, святом ореоле доков, что окружает Марс. Но уже сейчас он мысленно составляет список бесчисленных драгоценных предметов, которые пришлось бросить на планете. Эвакуация… какое мерзкое слово.