Текст книги "Удовольствие гарантировано (ЛП)"
Автор книги: Лорен Блэйкли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Лорен Блэйкли
Удовольствие гарантировано
Серия: Жажда любви #1 (про разных героев)
Номер в серии: 1
Главы: Пролог+50 глав+Эпилог
Переводчик: Юлия Ф.
Редактор: Юлия Ц.
Вычитка и оформление: Анна Б.
Обложка: Таня П.
О книге
Скажем так, она сама начала.
Бросила мне вызов, от которого я не мог отказаться. Заставить ее мурлыкать так, как еще ни один мужчина не смог.
Ладно, она дочь моего делового партнера. И я работаю в этой практике вместе с ней. Да, она случайно оказалась моей бывшей любовницей. Но это было семь лет назад, и длилось всего неделю.
Не считая того, что Слоун все еще та, о ком я не могу перестать думать – великолепная, сексуальная, очаровательная Слоун. Может быть, неделя, проведенная с ней на новых высотах, поможет мне выбросить ее из головы.
Ну а что, если мы также проведем пару ночей за городом? Ну и что с того, если я буду ухаживать за ней через весь Манхэттен? Это все во имя научного исследования по более великолепной операционной системе.
Пока правила не изменятся…
ПРОЛОГ
Мужики скажут, что вершина мужского сексуального мастерства – это заставить женщину мяукать.
Я же скажу, что это тупая метафора.
В прямом и переносном смысле, это полная чушь.
Кошки мяукают, когда им больно, когда они голодны или просто болтают. Кошка может быть напряжена, разозлена или просто хочет, чтобы вы открыли чертову дверь спальни ночью.
Итак, кошачье мяуканье – это миф. Мне следовало бы знать.
Но как же мурлыканье? Волшебное, таинственное, чудесное урчание? Звуковой признак кошачьего удовольствия? Вот какую невыполнимую миссию мужчине придется воплотить в жизнь. Кошки мурлыкают по нескольким причинам, но самая распространенная из них – это показать, что они удовлетворены.
Да, удовлетворены.
Это мужская работа, и именно поэтому я не играю в Кошачьи игры с маленькими ставками. Нет кошачьему мяуканью и пижамам. Как только я укладываю женщину на постель, моя единственная цель – сделать ее чрезмерно-довольной, чтобы она замурлыкала.
Я не из тех парней, которые сунул-вынул и ушел. Разок и хватит – не для меня. Я верю в то, что доставлять удовольствие нужно во всех отношениях, как в спальне, так и вне ее.
Это именно то, что я хочу сделать с определенным человеком.
Беда в том, что этот кто-то определенно находится за пределами досягаемости, так что пришло время надеть поводок на эту собачку.
Но узнав о ней нечто совершенно неожиданное, мне никак не удается отказаться от такого вызова.
ГЛАВА 1
Она просто великолепна. Абсолютная красавица, с очаровательными зелеными глазами, высокими скулами и сильными ногами. Ее шелковистая черная шерсть, длинная и роскошная. Она потягивается, демонстрируя свое изящное тело.
Я не могу оторвать от нее глаз.
Или руки, если уж на то пошло.
Я провожу ладонью по ее спине, и она выгибается мне навстречу.
– А разве она не кажется довольно вялой? – спрашивает ее хозяйка, и в ее глазах отражается беспокойство.
Я пристально вглядываюсь в маленькую леди, о которой идет речь.
Эти усики, этот хвост.
– Похоже, Сабрина в прекрасном настроении. У нее идеальное сердцебиение. Ее шерсть выглядит великолепно. Я вижу очень здоровую кошечку. Почему вы думаете, что она вялая, Лидия? – спрашиваю я, а шелковистая черная кошка размахивает хвостом взад и вперед, потираясь о мою руку на смотровом столе.
Лидия теребит кулон, которое болтается у нее между грудей.
– Она почти не играет со своими игрушками.
– А обычно она любит с ними играть?
Лидия проводит рукой по груди.
– О, она так любит игрушки.
Проклятье. Я попал прямиком в игру.
Но я долго практиковался в искусстве невозмутимого самообладания.
– Ну, это значит, что она не нуждается в моих услугах. Похоже, она полна энергии. Может быть, дома с ней происходит что-то еще, о чем я должен беспокоиться?
Лидия даже не смотрит на кошечку. Она откидывает свои каштановые волосы с плеча, ее глаза прикованы ко мне, полностью игнорируя лаборанта в помещении.
– Похоже, ей нужно немного больше внимания.
Я догадываюсь, что именно она мне говорит, но продолжаю свои дела, словно совершенно-не-осознавая-ее-двойной-смысл.
– Вы уделяете ей много внимания?
– Да, но только я, доктор Гудман. Думаю, что она хочет его от других, если вы понимаете, что я имею в виду.
Да, мне не нужно быть инспектором Пуаро, чтобы раскрыть тайну этого дела. Я понял это в тот момент, когда Лидия вошла в смотровую комнату с кошкой, которая была в такой же прекрасной форме, как олимпийская спортсменка.
Я уклоняюсь от ее усилий вместе со стандартным ответом ветеринара:
– Кошки непостоянны. Некоторые хотят внимания. Некоторые прекрасно обходятся и без него.
Сабрина трется головой о мою руку, словно отмечая меня, мяукает громче. Но эй, ей можно. Кроме того, кошки любят меня. Собаки любят меня. Я абсолютный магнит для животных, и это чувство вполне взаимно.
– Вот видите! Вы ей нравитесь. Она, вероятно, хочет ласки от вас…
Глаза Лидии долго и пристально рассматривают меня сверху донизу.
Пришло время для полномасштабного щита забвения. Есть тонкая грань между тем, чтобы притворяться тупым и выглядеть глупо, и как ветеринар я не могу позволить себе опозориться перед клиентами. Но мне, как мужчине, определенно нужно разыграть эту ее невежественную игру с особым балансом и изяществом.
Я прошу Джонатана, лаборанта, дать мне термометр.
– Конечно, доктор Гудман, – говорит он, делая вид, что ему очень приятно подавать прибор.
Встретившись взглядом с Лидией, я с усмешкой размахиваю термометром.
– Возможно, после этого Сабрина уже не будет так увлечена мной.
Я уверен, что именно в этот момент Лидия отступит. Почти все так делают, когда понимают куда вводят наконечник.
Вместо этого Лидия издает что-то вроде воркования, как певчая птичка.
– О, держу пари, ей бы это понравилось. Я готова к этому… Я имею в виду, что она готова на все.
Джонатан хихикает, и я вздыхаю. Я сосредотачиваюсь исключительно на кошке, а не на этой игре в кошки-мышки сублимации кошки-женщины. К счастью, с Сабриной все в порядке, и я говорю об этом Лидии, когда заканчиваю осмотр. Сняв перчатки, мою руки и говорю ей, чтобы она присматривала за своей кошкой.
– Если что-то изменится, сообщите.
Лидия соблазнительно улыбается мне.
– Непременно, так и сделаю. Здоровье моей кошечки очень важно для меня.
Малоун, держись. Ты можешь это сделать. Ты уже делал это раньше.
– Да, я это вижу.
Она шевелит пальцами.
– И, если что-то изменится у вас, доктор Гудман, дайте мне знать.
Никаких эмоций. Я изображаю стопроцентно отсутствующий вид.
– Спасибо, что пришли. Я очень рад, что помог.
Лидия окидывает меня пристальным взглядом.
– Вы настоящий доктор Дулитл.
Меня так называли всего двенадцать раз на дню. Но это комплимент высшего порядка, и я отношусь к нему именно так.
– Спасибо.
Она делает шаг ближе, ее взгляд опускается все ниже и ниже.
– Или мне следует называть вас доктор Дуларж – доктор Великан?
Я подавляю сдавленный смешок – не хочу давать никакого поощрения, особенно потому, что мне нравится ее киска, как обычная кошка.
– Давайте лучше остановимся на докторе Гудмане.
После того как я прощаюсь с Лидией, Джонатан прочищает горло, переходя на высокий женский тембр.
– Скажите, доктор Дуларж, трудно быть таким красивым?
Я смеюсь.
– Это семейное проклятие.
– И такой крест надо нести. Как же вам это удается?
– Это совсем непросто. Когда-нибудь я тебя научу.
– Да, пожалуйста. Я хочу знать все ваши секреты. – Он переходит к работе. – Несколько клиентов просили перезвонить.
Я бросаю взгляд на часы. Уже почти конец рабочего дня, а у меня сегодня выступление.
– Не проблема. У меня есть время.
Джонатан протягивает мне список, и я иду в свой кабинет и там берусь за телефон. Когда заканчиваю разговор, подхожу к стойке регистрации, где Джонатан и наш офис-менеджер Сэм, обсуждают лучшие места с крафтовым пивом в Вест-Виллидж.
– Привет, доктор Дуларж, – говорит Джонатан, откидываясь на спинку стула и поглаживая рукой бородатую челюсть. – У тебя сегодня горячее свидание?
Сэм, с розовыми волосами, собранными в огромный пучок на макушке, бросает на него скептический взгляд.
– Не спрашивай об этом – это очень личное. Тебе не следует совать нос в чужие дела. – Затем поворачивается ко мне, изображает дерзкую улыбку и шепчет: – Ты сегодня встречаешься с тайной леди в баре?
Смеясь, я закатываю глаза.
– Только моя сестра и микрофон.
– Но это была бы такая сладкая история. Ветеринар подрабатывает вокалистом лаунж-клуба и встречает любовь всей своей жизни в андеграундном баре. Теперь я это понимаю. – Она широко разводит руки, делая над собой арку. – Все бы хотели, чтобы я сыграла ее в бродвейской версии твоей истории жизни.
Джонатан усмехается.
– Ты даже петь не умеешь.
Сэм бросает на него испепеляющий взгляд.
– Пожалуйста, не разрушай мои мечты.
Я стучу костяшками пальцев по стойке.
– Кстати о снах, у меня сегодня вечером назначено горячее свидание с кое-какими бумагами. Реально, это самая сексуальная, самая горячая бумажная работа, которую я когда-либо видел.
– Всего на пару дней, да? – Сэм скрещивает пальцы.
– Будем надеяться, – добавляю я.
– Я тоже, – говорит Джонатан.
Я направляюсь к двери и берусь за ручку.
– Развлекайтесь со своей бумажной работой, доктор Дуларж, – кричит Джонатан, и в каждом слоге проскальзывает насмешка.
Я никогда не забуду это новое прозвище вместе с моим персоналом.
Но если дельце состоится, я смогу жить с этим.
Что такое прозвище, когда собираешься воплотить свои мечты в реальность?
ГЛАВА 2
Вечером в «Джин Джойнт» я напеваю мелодию Дина Мартина, а затем переключаюсь в разговорный режим, перебираю клавиши пианино и болтаю с аудиторией между номерами.
– Вы когда-нибудь хотели чего-нибудь так сильно, что даже ощущали вкус? Например, на кончике своего языка?
Несколько посетителей кивают, бормоча «да».
– И это так вкусно, так соблазнительно, что вы не можете думать ни о чем другом?
Брюнетка за соседним столиком качает ногой на высоком каблуке взад-вперед, одними губами произнося «да».
– Когда я ощущаю такое, мне нужно раствориться в одной конкретной песне. Я погружаюсь в композицию Луи Армстронга «Какой чудесный мир».
Во время игры я сосредоточен не только на мелодии, но и на жизни, а моя удалась. Через сорок восемь часов мой деловой партнер Дуг вернется в город. Он сказал, что хочет поужинать и обсудить деловое предложение, и именно поэтому я расставляю точки над «и», подготавливаю документы, чтобы завершить сделку по выкупу его половины клиники.
Это то, чего мы оба хотим на протяжении последних нескольких лет, то, что мы планировали. Клиника будет принадлежать мне, и я смогу выйти на новый уровень.
Тогда у меня будет все, что пожелаю: успешный бизнес, милая квартира в Вилладж и свидания, когда захочу.
Конечно же, приятный бонус – петь сегодня в битком набитом клубе. Ладно, в этом переполненном клубе помещаются только пятьдесят человек, но мне все равно. Я не пытаюсь построить карьеру ресторанного певца. Просто наслаждаюсь вторым моим любимым хобби.
Всегда в строгом темно-синем костюме, я привожу публику в восторг от старых стандартов. Мужчины и женщины потягивают коктейли из медных кружек и джин с тоником из высоких бокалов, украшенных дольками лайма. Ступни постукивают в такт музыке.
Погрузившись в заключительный номер – обновленный вариант песни «Проклятие больного сердца» Фрэнка Синатры, – я замечаю трех женщин в джинсах и черных топах, которые, вероятно, на девичнике.
Хорошенькая брюнетка проводит пальцем по ободку бокала и хлопает ресницами, глядя на меня. Ох, предательский знак, означающий что сегодня меня ожидает счастливая ночь.
– …ты сделала меня таким. Надеюсь, ты довольна...
Я не утверждаю, что пою в «Джин-Джойнте» пару раз в месяц, чтобы добиться результата.
Просто, это не повредит.
Микрофон и пианино – идеальный пролог к моему первому любимому хобби. Но есть кое-что, чего я хочу больше, чем вечернего секса, – быть абсолютным хористом, когда мой номер подойдет к концу.
– …это проклятие больного сердца, – пою я, заканчивая песню. – Большое спасибо, что пришли. Обязательно будьте рядом со своими близкими. С вами был Гуд Мен, до скорых встреч.
Прохожу сквозь толпу, но брюнетка, покусывая уголок губ, встает на пути и предлагает:
– Я могу снять это проклятие.
– Спасибо, что пришла сегодня, – говорю я, быстро касаюсь ее плеча и направляюсь к бару. Я хвалю себя за хорошее поведение.
– Виски, – предлагает моя сестра Трули, владелица «Джин Джойнт», и пододвигает стакан. – Мне нужно взять тебя за руку и увести отсюда прямо сейчас, чтобы ты не поддался искушению?
– Нет. Я планирую уйти один.
Она с сомнением понижает голос.
– Я видела, как эта девчонка строила тебе глазки. Были ли эти глаза полными желания трахни-меня или они флиртовали со-мной-и-давали-мне-что-то-о-чем-нужно-подумать-позже?
Я постукиваю себя по подбородку, делая вид, что размышляю.
– Мне кажется, что это были глаза типа, отведи-меня-в-кабинет-твоей-сестры-и-возьми-меня-за-дверью.
Дождавшись, как я отопью, Трули шлепает меня по плечу.
– Мерзко. Это отвратительно. Мне срочно нужно выбросить этот образ из головы. Поговорим о скрепках для бумаг.
Я смеюсь.
– Скрепки для бумаг – это фантастическое изобретение, известное не только своей способностью скреплять страницы вместе, но и способностью держаться на плаву.
Она моргает.
– Подожди. Бумажные скрепки не тонут, плавают? Это потому, что они легкие?
Я отрицательно качаю головой.
– Не-а, это из-за поверхностного натяжения. Молекулы воды держат достаточно крепко, чтобы…
Сестра машет рукой.
– Так ладно. Это сработало. – Она прижимает ладони к стойке. – Ну и как там дела с пятничным ужином?
Я стучу по дереву на удачу.
– Если все пойдет хорошо, эта клиника станет моей, как мы с Дугом и обсуждали уже много лет. Наконец-то, верно?
Она счастливо вздыхает.
– Нужно это отпраздновать. Папа всегда хотел для тебя этого.
– Я знаю, рад, что наконец-то сделаю это. Закончить то, что начал отец – это была большая мечта с тех пор, как я окончил ветеринарную школу. Сделать шаг, который он не мог.
– Все будет замечательно.
Трули наливает себе диетическую колу и поднимает стакан, предлагая тост. Мы чокаемся, и каждый делает глоток.
– А когда все будет сказано и сделано, ты снова свяжешься со Слоун?
Это имя заставляет меня вздрогнуть.
– Слоун?
Трули хихикает.
– Да, Слоун, – говорит она, напоминая.
Эта женщина не ускользает из моего сознания на долго с той единственной насыщенной недели, которую мы провели вместе семь лет назад.
– Слоун, та женщина, в которую ты когда-то был без памяти влюблен. Та, о которой ты спрашиваешь меня каждый раз, столкнувшись с ней, желая узнать, не нашла ли я какую-нибудь гигантскую лазейку, которая позволит тебе ухаживать за ней, женщина, из-за которой ты здесь поешь.
Я отшатываюсь назад, словно Трули, просто сбила меня с ног силой своих бурных слов.
– Кажется, это имя и впрямь что-то напоминает.
Она смеется.
– Ну так как, ты с ней свяжешься?
– С чего бы это?
– А разве все не изменится, когда сделка будет заключена? Неужели вы не можете наконец стать парой Слоун и Малоун? Кстати, рифма смешная.
– Это всего лишь минутный смех.
– Так… – Ее глаза расширяются.
Я пожимаю плечами.
– Даже не знаю, не думал об этом.
Трули наклоняется вперед, в ее голубых глазах мелькают искорки, подбородок вызывающе сжат.
– Лжец.
Внезапно в наш разговор влезает девушка с высоким голосом.
– О боже, вы что, однояйцевые близнецы?
Трули закатывает глаза. Она – мой близнец, и потому, что у нас очень похожий цвет кожи, темно-каштановые волосы, темно-синие глаза, – мы уже ответили на этот нелепый вопрос.
Я резко перевожу взгляд на брюнетку.
– Просто у тебя такие же волосы и все такое, – говорит она, дико жестикулируя от Трули ко мне.
Моя сестра отвечает:
– Да, это так. Возможно, вы видели нас в Книге рекордов Гиннесса как первых в мире однояйцевых близнецов мужского и женского пола.
У нее отвисает челюсть.
– Это так здорово. Я не могу поверить, что встречаю одинаковых мальчика и девочку – близнецов. Думала, что это всегда был только один пол.
Я указываю на свою сестру.
– В утробе матери у нее был пенис, но он отвалился при рождении.
Трули швыряет в меня полотенцем, а брюнетка смотрит на меня с отвисшей челюстью.
– И ты им стал, один гигантский член.
На этой ноте мне пора сваливать. Я притягиваю Трули к себе, чтобы быстро поцеловать в щеку, а потом выхожу.
Спускаясь по мощеному булыжником кварталу, обсаженному деревьями, я развязываю галстук, напевая «Проклятие больного сердца».
Я теряюсь в своих мыслях, а потом, подняв голову, останавливаюсь.
Тру глаза.
Я проверяю окружение, чтобы убедиться, что не брожу во сне своей собственной жизни. Все кажется совершенно реальным – от воздуха, которым я дышу, до земли подо мной.
И все же это фантастически бесспорно. Мне определенно снились эти ноги, это тело, это великолепное лицо.
А вот и она, идет мне навстречу.
Та самая, о которой я до сих пор думаю.
Та, что сбежала.
ГЛАВА 3
Заметки обо всем Элизабет Слоун
Что же это за хитрость такая, чтобы бывшие становились еще красивее?
Несомненно, это вуду высшего порядка. Какое-то заклинание, верно? Какое еще может быть объяснение?
Малоун Гудмен, одетый в костюм и галстук, вероятно, сшитый на заказ. Он принадлежит совету директоров Pinterest, состоящему из горячих мужчин в костюмах.
Очевидно, что это алхимия.
Только не показывай виду.
Не надо говорить обо всех этих вещах.
Только не показывай, что ты его гуглила.
Не давай понять, что проверила его страницу в Фейсбук.
И уж точно не говори, что слушала одну из его песен.
Ты совсем не думаешь об этом прямо сейчас.
Вообще об этом не думаешь.
Прошло уже семь лет, а ты совсем не думаешь о том, что могло бы быть.
У тебя все получится, девочка.
ГЛАВА 4
Некоторых женщин невозможно забыть.
Твой мозг никак не сможет избавиться от запаха ее кожи. Мышечная память удерживает форму твоего тела, изогнутого вокруг нее. А чувства вспоминают ощущение рук в ее волосах, твоих губ на ее губах.
Может пройти несколько месяцев, даже год с тех пор, как ты видел ее в последний раз, с тех пор, как прикасался к ней, и все возвращается в одно мгновение.
Каждое чертово изображение сразу же сталкивается в пробке ощущений. Звуки, вздохи, запахи. Ее спина выгнулась дугой, губы приоткрылись, а водопад волос рассыпался по моим рукам.
Но теперь она трехмерная, из плоти и костей. Я моргаю, отбрасывая воспоминания, и они отступают на задний план перед женщиной, стоящей передо мной.
Когда я упиваюсь длинными светлыми волосами, шоколадно-карими глазами, телом, которое так сильно хотел узнать, я вспоминаю одну чертовски близкую к идеальной, неделю семилетней давности.
Одна соблазнительная, волнующая и мучительная неделя. Это выжжено у меня в голове. Мы познакомились на благотворительном вечере в Манхэттене, танцевали, пили, смеялись и гуляли всю ночь. В последующие семь дней мы олицетворяли непреодолимое влечение. Поздние ночи, долгие звонки, разговоры, которые ты никогда не хотел заканчивать. Так много искр, что можно было бы осветить ночное небо.
Клянусь, я помню каждое мгновение.
В том числе и концовку.
Горькое осознание того, кто она такая.
Еще один шаг, потом еще один, и она останавливается передо мной, выглядя невероятно сексуально, и она была самой сексуальной женщиной, которую я когда-либо знал, когда ей было всего двадцать два.
Но сейчас? Господи. Она даже не принарядилась. Слоун Элизабет одета в тренировочные штаны, кроссовки и спортивную майку, и я все еще хочу пробовать и целовать каждый дюйм ее тела. Через плечо у нее перекинута холщовая сумка.
Я жестом указываю на нее.
– Ты все еще ходишь по магазинам в полночь?
– Сейчас самое подходящее время для этого, – она сжимает руки в кулаки, – мне не нужно ни с кем драться из-за последней головки радиккио.
– Держу пари, что тебе так же не придется драться за радиккио и в дневное время.
– Верно, – говорит Слоун со смехом и оглядывает меня с ног до головы.
Эти коричневые глаза. Эти красные губы. Боже, я точно помню, какие они на вкус.
Она бьет меня по руке, выбивая непристойные мысли на уровень приятеля.
– Черт возьми, Малоун, как ты?
– Я не могу жаловаться. А ты? Из сумки с продуктами на твоем плече я понял, что ты живешь здесь. Ты переехала из Коннектикута?
Последние несколько лет Слоун жила в часе езды от города, сначала в Нью-Джерси, потом в Коннектикуте, так что я то и дело натыкался на нее. Но с тех пор прошло чуть больше года.
– Да, сейчас я работаю здесь.
Она переносит вес тела на левую ногу, ее одухотворенные глаза не отрываются от моего лица.
– Сколько уже прошло? Год или около того?
Год и два месяца. Мы столкнулись в марокканском ресторане в Челси, в который Трули притянула меня, потому что напитки были легендарными. Слоун ужинала с каким-то хипстером-подражателем с болтающейся серьгой в ухе, который явно был мудаком. А кто еще носит висячие серьги? Она познакомила меня с ним в тот же вечер. Его звали Плант. Или Брик. Или что-то болезненно модное, заставившее меня невзлюбить его все больше. В то время Слоун еще жила в Коннектикуте, поэтому, очевидно, поехала на поезде в город, чтобы повидаться с ним. Это склонило чашу весов к отвращению к мальчику с болтающейся серьгой, который тоже был слишком молод для нее.
Ее отец возненавидел бы его.
Ее отец ненавидел всех, с кем она встречалась.
Однажды, когда Слоун зашла в офис, он заметил, что презирает парня, с которым она встречается.
– Никто не был достаточно хорош для нее, – сказал он. Я выгнул бровь, спрашивая:
– Никто?
Из его глаз вылетали пули.
– Никто, Казанова.
Это было много лет назад, но это было все, что ему нужно было сказать, особенно потому, что он уже предупредил меня, чтобы я даже не думал. Когда человек, который подписывает вам чек, дает понять, что его дочь под запретом, ведь вы уже знали в силу того факта, что дочери деловых партнеров запрещены, вы слушаетесь. Вы принимаете это близко к сердцу.
Я прекрасно помню его предостережения точно так же, как помню все случаи, когда видел ее.
– Примерно год назад. Да, это было что-то вроде того, – говорю я, отвечая на ее вопрос. Правда в том, что я мог бы рассказать ей главу и стих из всех случаев, когда видел ее с тех пор, как мы встречались – время в Гранд-Сентрал; юбилейная вечеринка, которую устроил ее отец; церемония награждения, где я был искушен, так чертовски искушен; и время, когда она остановилась в офисе, когда ее отец сделал комментарий. Вместо этого я жестом указываю на нее.
– Так что же ты делаешь в городе?
– Я только что организовала приют для животных здесь. Примерно месяц назад, и уже поднимаю его со дна.
Я удивлен, что ее отец не упомянул об этом, хотя спасательная операция только начинается. Но на моем лице появляется улыбка.
– Здорово, ты всегда этого хотела.
– Да и я рада этим заниматься. Это тяжелая работа, но очень полезная. На самом деле я живу в Бруклине, в самом крошечном месте, какое только можно представить. Но я ходила сюда за покупками, потому что сегодня вечером остановилась у подруги в городе. Злой гений все еще на месте? – спрашивает она.
Подлый рыжий старый кот, которого я приютил несколько лет назад, крадется в моей памяти. Он был самым хитрым котом в округе, прокрадываясь в шкафы и внутрь шкафов, даже в старости. Он принадлежал мне последние пять лет своей жизни.
– Не-а, он пересек Радужный мост несколько лет назад. Прекрасный кот, у него была хорошая, долгая и счастливая жизнь.
Слоун касается моего локтя.
– Несомненно. Ты был добр к нему, хотя мне очень жаль, что он умер. Завел нового?
Я отрицательно качаю головой.
– Еще нет.
– Такая сдержанность.
– Я знаю, – говорю я со смешком.
– Но ведь у тебя всегда была хорошая выдержка.
– Как и у тебя.
Она слегка кокетливо улыбается.
– Одно из моих величайших сожалений.
Ладно, может быть, даже слишком кокетливо.
Она тычет подбородком в мою куртку и тут же меняет тему.
– Славный прикид, куда направляешься?
Я провожу рукой по шелку своего ярко-синего галстука.
– Теперь я пою в «Джин Джойнт». Да и время от времени в некоторых других местах тоже.
Ее губы улыбаются.
– Неужели?
– Да, я решил заняться этим делом. Кто-то однажды сказал мне, что я должен это сделать.
Ха. Получи, Плант Брик. Держу пари, что он не поет, не носит костюмов и не занимается своими долбаными делами. Держу пари, что он даже не может удалить яичники у кошки.
– Я рада, что ты послушался этого человека. Кое-кому всегда нравилось, как ты поешь, – говорит она сексуальным голосом, и неважно, что Плант Брик – постоянный слушатель ее дымного сексуального тона. Я буду наслаждаться им прямо сейчас, спасибо тебе большое.
– Этот кое-кто обладает превосходным вкусом.
Слоун улыбается – яркой, великолепной улыбкой, которая грозит сорваться с языка, чтобы не сболтнуть лишнего. Такие слова, как «что ты сейчас делаешь?» и «поехали ко мне домой».
– У меня действительно хороший вкус.
Ее взгляд задерживается на моем лице, глаза встречаются с моими. Воздух между нами потрескивает, и на мгновение мы оказываемся единственными в Нью-Йорке.
– Я и сейчас так думаю, – добавляет она.
Господи. Плант Брик не заслуживает этой женщины.
Я должен.
Черт возьми.
Подхожу ближе и поднимаю руку, чутье подсказывает притянуть Слоун в свои объятия и целовать до потери пульса.
Нет, все-таки Трули неправа. Конечно, счет может технически измениться, когда сделка будет заключена. Ее отец перестанет быть моим деловым партнером, как только официально попросит меня взять на себя управление бизнесом, что, как я подозреваю, сделает в пятницу вечером.
Но Дуг был так же моим наставником. У нас давняя история. Он научил меня, как управлять клиникой с нуля. Он – руководящая сила в моей работе, а моя работа – это все. Даже если мы больше не будем деловыми партнерами, у меня такое чувство, что его дочь все равно будет вне досягаемости.
Я попятился, упираясь ногами в землю и засовывая руки в карманы своих костюмных брюк.
– Может быть… пообедаем, – предлагаю я, потому что обед совершенно безвреден.
– Обедать? – Она задает этот вопрос так, словно я предложил ей заняться вязанием крючком.
– Серьезно?
Я решаю не обращать на это внимания.
– А что плохого в обеде? Что с тобой произошло за обедом?
Слоун будто обдумывает предложение. Затем понижает голос, как будто делится каким-то дешевым секретом.
– Иногда обед разочаровывает. А что, если там нет ни бургера, ни картошки фри? Что, если ты не можешь взять поджаренный панини своей мечты? Обед может разочаровать.
– Тогда давай позавтракаем. Этот прием пищи гарантирует удовольствие, – говорю я, подыгрывая, так как не хочу прощаться.
– Ты все еще любишь блины?
– Разве я похож на человека, который ненавидит блины?
Она снова рассматривает меня, ее взгляд скользит по моей одежде. А потом она прерывает эти любезности.
– Не похоже, что ты ненавидишь блины. Но, Малоун, ты прекрасно знаешь, почему мы не должны этого делать.
– Да, я знаю.
Я слишком хорошо это знаю.
Но понимаю, она тянет меня за что-то изнутри. Дергает за мое желание закончить все наши незаконченные дела. И да, тянет за собой и другие части тела. Сейчас она еще более соблазнительна, чем в тот вечер, когда я ее встретил. Не знаю, как это возможно, но это так.
Я отбрасываю все поддразнивания и намеки.
– Ты выглядишь потрясающе, Слоун.
Она жестом указывает на свою повседневную одежду.
– Я очень необычная.
– Тебе не нужна модная одежда, чтобы выглядеть великолепно.
– Спасибо, – шепчет она, затем быстро проводит рукой по моему галстуку.
– И ты чертовски крут в этом костюме. Как прошло выступление?
– Я спел пару песен, заслужил несколько аплодисментов. Ты должна как-нибудь зайти.
Вот я опять ухожу, оставляя кусочек, который мне не следовало бы оставлять.
– Разве?
– Непременно.
– Ты предоставишь мне пропуск за кулисы?
– Вряд ли он тебе нужен, но я с удовольствием схожу в ближайший «Федерал Экспресс» и сделаю для тебя карточку.
– А там будет написано «Гуд Мен-фанатка»?
На моем лице появляется дьявольская ухмылка.
– Ты знаешь мой сценический псевдоним.
Это меня безмерно радует.
Яростный румянец разливается по ее щекам.
– Хорошо, я искала тебя, – тихо говорит Слоун себе под нос, как будто это признание чего-то ей стоит.
Наклоняюсь вперед, и, хотя прошло уже много времени с тех пор, как я проверял ее в сетях, тоже признаюсь.
– Момент истины: я тоже иногда заглядываю к тебе.
– Неужели? – Ее голос хриплый, с легким оттенком тоски.
– Это действительно так. Я же визуальный парень. Мне нравятся фотографии.
– Какая-нибудь особенная?
– Все в частности.
Слоун закусывает губу и опускает лицо.
– Лучше бы ты этого не говорил.
Но она, кажется, не хочет этого. Похоже, она тоже не слишком скучает по своему другу с болтающейся сережкой. Да и я тоже.
Может быть, все дело в лунном свете.
Может быть, все дело в том, что я так неожиданно столкнулся с ней сегодня вечером.
А может, просто сейчас она так же неотразима, как и семь лет назад.
Я тянусь к ее лицу, поднимаю подбородок и встречаюсь с ней взглядом.
– Слоун Элизабет, ты все еще самая привлекательная женщина, которую я встречал.
Это всего лишь слова. Я не обязан действовать в соответствии с ними, но говорить их так чертовски приятно. Черт возьми, произнося их, сильно возбуждаешься.
Из-за того, как Слоун реагирует.
Как дрожит от моего прикосновения.
Ее глаза темнеют.
– Неужели это так? Неужели я похожа на шампанское?
Это настоящий вызов. Похоже, это провал, поскольку Трули отсылает меня назад во времени, в тот вечер, когда мы встретились.
– Ты из тех женщин, которые любят шампанское. Хороший бокал шампанского обостряет все чувства. Он щекочет нос, поступает в голову, и немного опьяняет, – озвучиваю то, что сказал тем вечером, чувствуя себя почти таким же сейчас опьяненным ей, как и тогда.
Она сглатывает, отводит взгляд, потом снова смотрит на меня, делая глубокий вдох, словно собираясь с мыслями.
– Малоун, я не могу стоять здесь на улице и флиртовать с тобой. Ты не можешь просто наткнуться на меня и снова стать неотразимым.
Мои губы ухмыляются. Моя кожа горит.
– А я что? Неотразимый?
– Ты же знаешь, что был.
– Был. Есть. Какой именно?
Трули кладет руку мне на грудь.
– Ты был, и есть. И технически ничего не изменилось.
– Мне это прекрасно известно. И все же я по-прежнему люблю блины.
– И это тоже. – Всего лишь шепот.
Трули встает на цыпочки и запечатлевает на моих губах обжигающий, сладко-сладкий поцелуй. На вкус как мед и огонь, простое прикосновение ее губ к моим – это электрический ток. Мои кости трещат и гудят. На несколько напряженных секунд я углубляю поцелуй. Завладеваю ее ртом, она тает рядом со мной, как и раньше.
