Текст книги "Огромный бриллиант (ЛП)"
Автор книги: Лорен Блэйкли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Глава 26
В голове хаос, а в груди зияющая дыра.
Но Харпер это не останавливает. Она со мной не церемонится.
– Слушай, – она сжимает рукой мое плечо. Я бреду через парк между ней и Ником. – Учитывая произошедшее, у тебя сегодня дел по горло.
Хорошо, что она взяла на себя руководство, потому что сам понятия не имею, куда идти и что делать. Пятнадцать минут назад из-за меня сорвалась сделка, которая была самой важной частью карьеры отца. А Шарлотта стала лишь воспоминанием. Я пытался найти ее, но она словно испарилась. Можно было позвонить ей с телефона Харпер, но пока все произошедшее оседает мертвым грузом в моем сердце, я не уверен, что готов к такого рода самоистязанию. Эй, Шарлотта. Облом, конечно, что ты не влюблена в меня, но у меня есть несколько идей для нашей маркетинговой кампании. О, чудесно. Рад, что тебе нравятся мои планы продавать больше шотов. Тогда чипсы сегодня с тебя.
– Хорошо. Что по списку? – спрашиваю я безразлично. – Есть шанс проснуться от этого кошмара?
Она усмехается и притягивает меня ближе, чтобы увернуться от скейтбордиста.
– Нет. Добро пожаловать в твою жизнь, Спенсер Холидей. Твой болтливый рот подкинул изрядное количество проблем, но из этой ямы ты должен выбраться сам.
– Хотя яма размером с черную дыру, – говорит Ник. – У тебя есть лопата, которой можно выгребать дерьмо со дна?
Здесь бы рассмеяться. И я действительно пытаюсь. Но вместо этого хмурюсь.
– Пока будем искать лопату, может, подскажешь, как быть с Шарлоттой? Видишь ли, у меня совместный бизнес с женщиной, которая отшила меня в присутствии семьи.
Сестрица дарит мне такой взгляд, от которого асфальт закипит.
– Она не первый пункт в списке дел, Спенс.
– Как это?
Харпер качает головой, когда мы выходим из парка и поворачиваем к Пятой авеню. Она указывает куда-то вдоль улицы.
– Вперед. Через десять кварталов увидишь ювелирный магазин. На шестом этаже находится офис нашего отца. Ты должен пойти туда и валяться у него в ногах.
Опустив плечи, я вздыхаю.
– Я действительно все изгадил.
Ник сочувственно смеется.
– Да уж, чувак. Но теперь пришло время убирать за собой дерьмо.
Я развожу руками. Позади нас вдоль Пятой авеню тащится конный экипаж.
– Как это делается? Наворотить дел я могу, но исправлять… На что это похоже?
Ник качает головой.
– Похоже на процесс обратной фильтрации, только вместо воды фильтруются твои косяки. Теперь понял?
Харпер закатывает глаза.
– Парни. Сфокусируйтесь. Сейчас не время практиковаться в остроумии.
Я ерошу волосы рукой.
– Отлично. Давайте сделаем это. С чего начнем?
Харпер делает глубокий вздох и поворачивается к Нику.
– Подскажем ему, или пусть сам разбирается?
Ник приподнимает уголки губ и поправляет очки.
– Не уверен, что сегодня его мозг работает в полную силу.
– Подсказать мне что? Вы двое уже обсуждали это?
– Естественно, болван! Пока ты бегал, пытаясь догнать Шарлотту, – говорит она, и я вздрагиваю, вспомнив, как после песни Рианны помчался за ней вдогонку. Но белокурой красавицы и след простыл, а я остался в одиночестве залечивать сердечную рану. К тому же, у нее остались мои вещи – телефон, ключи и бумажник, так что сейчас я гол как сокол.
Вообще без гроша.
– Что я, по-вашему, должен сделать?
– Чувак, для начала извинись перед отцом за ложь. Ты должен объяснить, почему так поступил. Что это была ошибка, несмотря на благие намерения. Что ты раскаиваешься, – говорит Ник, не желая ходить вокруг да около.
Я киваю.
– Понял. Я могу сделать это.
– А потом постарайся разгрести этот бардак, – добавляет Харпер.
– Как?
– Ты должен попросить Оффермана выслушать тебя. Вдруг у тебя получится сгладить ситуацию.
Меня передергивает от одной мысли, что придется унижаться перед этим говнюком.
– Он больше не желает иметь никаких дел с отцом.
– Это сейчас, – говорит Ник. – В запале можно многое сказать. Посмотри, может он уже остыл. Ты должен попробовать.
Я киваю. Ясно, что они правы.
– А если это не сработает?
Они снова переглядываются, а затем смотрят на меня.
– Все в твоих руках. Только ты можешь разгрести это, – говорит Харпер.
– Вот черт, – произношу я мрачно, представив себе, чем это мне грозит.
***
Харпер дает мне десять долларов. Я чувствую себя школьником, получившим карманные деньги.
– Потратить их можно только на проезд в автобусе до дома, дорогой, – говорит она тоном мамочки, наставляющей ребенка. И подталкивает меня ко входу в «Катарин». – Иди.
Я вхожу, выглядя, мягко говоря, неуместно в своих спортивных шортах и бейсболке. Иду к лифту и нажимаю кнопку шестого этажа. Двери мягко закрываются, и я делаю глубокий вдох, пытаясь сконцентрироваться на разговоре с отцом. Не на Шарлотте. Не на худших в моей жизни словах.
Все это время мы просто притворялись.
Не понимаю, как мог так ошибаться относительно наших отношений. Я был чертовски уверен, что между нами была не просто нереальная химия, а нечто большее. А оказалось, что я, как самоуверенный ублюдок, убедил себя в том, что эта женщина меня хочет.
А вот женщина не лгала.
И вела себя так изначально.
Она предупреждала, что лгунья из нее никакая, а это значит, все сказанное на поле было правдой.
Как, черт возьми, я смогу дальше вместе с ней работать? Вести совместный бизнес?
Лифт останавливается на этаже моего отца, и двери открываются. Я выхожу и вижу знакомое лицо.
Нина подходит ко мне, одетая даже в субботний день в идеально отглаженный костюм. Хотя суббота всегда самый загруженный день для магазина.
– Привет. Ищешь отца?
Я киваю.
– Да. Он в кабинете?
– Да. Работает с какими-то контрактами.
Во мне вспыхивает надежда. Может быть, сделка снова в силе. А вдруг суматоха через пару минут улеглась, и суровый громовержец все-таки берет магазин.
Как бы то ни было, нужно уточнить.
– Мистер Офферман там?
– Нет, – говорит она с улыбкой, осторожно касаясь ладонью моей руки. – Но ты все равно зайди к нему.
Она уходит, а я со вздохом расправляю плечи и подхожу к кабинету отца.
Будь что будет – гнев или разочарование – я встречу это достойно.
Я стучу, и голос отца разрешает мне войти.
Он сидит за столом, по-прежнему одетый в спортивную форму, пальцы рук зависли над клавиатурой. По его взгляду ничего нельзя понять. Воспользовавшись моментом, я выпаливаю то, что хотел сказать:
– Пап, в первую очередь, я должен извиниться перед тобой. Я обманул и подвел тебя. Мне очень жаль. Ты не этому меня учил. Я никогда бы не притворился, что помолвлен с ней, но в свою защиту скажу, что думал – глупость, конечно – что этим помогу твоей сделке. На нашей первой встрече Офферману так явно не понравилось мое прошлое и репутация, – я показываю кавычки в воздухе, – и я подумал, что смог бы просто побыть недельку помолвленным, пока вы завершите сделку. Это не Шарлотта придумала. Идея была моей. Я думал, что совершаю верный шаг, который не даст моему прошлому испортить вашу сделку. Но вместо этого сам же все испортил.
– Спенсер, – начинает он дрожащими губами.
Я поднимаю руку и качаю головой.
– В тот раз за завтраком я должен был быть честным с мистером Офферманом. И должен был быть честным с тобой. Но я соврал. Перед началом мюзикла ты так хорошо отзывался о Шарлотте, что я почувствовал себя перед тобой лживым ничтожеством. Ты всегда учил меня другому, – я вздыхаю, готовясь сказать самую трудную часть. – Но в какой-то момент все перестало быть ложью. Потому что, несмотря на изначальное притворство, теперь это стало для меня настоящим. Я влюбился в нее.
Уголки его губ приподнимаются.
– Спенсер, – делает он очередную попытку, но я обхожу стол и продолжаю. Слова раскаяния льются из меня потоком.
– Но это не имеет значения, потому что ты слышал ее слова, – мой голос наполняется грустью, когда я вспоминаю ту ужасную фразу. – Она не разделяет моих чувств, вот и все. Очень сожалею, что втянул тебя в эту игру. Знаю, вряд ли мне удастся как-то помочь тебе, но я попытаюсь.
А затем погружаюсь в размышления о том, как я планирую действовать дальше, чтобы все исправить.
– Я знаю, что твое самое большое желание – это отойти от дел и проводить больше времени с мамой. Поэтому ты решил продать «Катарин». Я не прошу тебя передать его мне. Не прошу отдать мне свой бизнес. Но я предлагаю свою помощь. Готов управлять бизнесом для тебя. На безвозмездной основе, конечно, – говорю я, усмехаясь, потому что даже в такие моменты нельзя терять чувство юмора. Отец слушает, и его глаза начинают блестеть. – Я хорошо разбираюсь в делах. Возможно, я ужасен в отношениях, и мне явно невдомек, чего на самом деле хотят женщины. Я эгоист, и мое эго непомерного масштаба, но в бизнесе мне нет равных. И с удовольствием готов замещать тебя, пока ты насладишься свободным временем и подыщешь другого покупателя.
Я перевожу дыхание, и, хотя у меня никогда не было желания управлять магазином, а у отца и не возникало таких мыслей, это кажется мне хорошим предложением, достойным порядочного человека. Он должен понять, что я готов исправить ошибки.
Отец встает, обходит вокруг стола и скрещивает руки на груди. Останавливается и, раскачиваясь на пятках, буравит меня своими темными глазами.
Странно, он не выглядит разозленным.
Глава 27
– Ты прав, сын. Я не в восторге от твоей лжи и фиктивной помолвки. И тем более мне не добавляет счастья, что ради меня ты вынужден был притворяться тем, кем на самом деле не являешься, – он делает паузу и сжимает мое плечо. – Но я действительно правильно воспитал тебя, потому что сейчас ты поступаешь так, как должен.
– Я с удовольствием сделаю это для тебя, пап, – говорю я и тут же понимаю, что это правда. Готов окунуться в это с головой, потому что, видит Бог, мне нужно избавиться от мыслей о Шарлотте. Возможно, я даже продам ей свою часть бара, чтобы больше не видеться. Каждый день лицезреть женщину, разбившую мне сердце, больнее укусов диких пчел.
Отец хлопает меня по спине и притягивает в свои объятия.
– Ты хороший парень. Я горжусь тем, что ты признал свои ошибки и стараешься их исправить, – со счастливым вздохом он кладет руки мне на плечи. – Но я не позволю тебе этого сделать.
Я морщу лоб.
– Почему нет?
Его глаза искрятся от смеха.
– Потому что ты спас меня. Когда подошло время принять окончательное решение, я всю голову сломал, как бы поизящней отказаться от сделки. У меня изначально возникли большие сомнения по поводу продажи магазина этой напыщенной свинье, а ты предоставил мне идеальный выход, – он указывает на уничтожитель бумаг на полу и хлопает ладонями. – Хорошо, что еще не подали документы.
На моем лице появляется легкая улыбка – первая с тех пор, как Шарлотта перекусила моим сердцем, предварительно вырвав его и порезав ломтиками.
Ладно, возможно, сказано слишком драматично. Но сердце в моей груди разбито. Однако папина улыбка не причиняет боли.
– Он действительно та еще свинья, – говорю я, ухмыляясь.
– Он отвратительно относится к женщинам. Даже к собственной жене и дочерям. Не мог же я такому передать «Катарин».
– Нет, конечно. Дай нам немного времени, и мы найдем в качестве покупателя мужчину или женщину получше, – говорю я, испытывая невероятную гордость за решение своего отца.
Он щелкает языком.
– Тут такое дело. Я уже нашел кое-кого.
Я выпучиваю глаза.
– Нашел?
– Да. Но не покупателя, – он останавливается, обводит взглядом кабинет и смотрит на дверь, словно размышляет о чем-то за ее пределами. – А того, кто будет управлять в мое отсутствие. Я не готов расстаться с «Катарин», даже если планирую меньше времени проводить на работе.
– Хорошо. И кто же это? – с сомнением спрашиваю я. Но, не успев задать вопрос, я уже знаю ответ. В голове все срослось, словно к замку подобрали правильный ключ. Я щелкаю пальцами. – Нина! Ты попросил Нину взять на себя твои ежедневные обязанности?
Он кивает с самым сияющим видом.
– И она согласилась, – он постукивает пальцем по бумагам на столе, – над этим я и работал перед твоим приходом. Ее новый контракт. Она будет генеральным директором «Катарин», а я останусь основателем и владельцем, пока мы с твоей мамой будем бороздить моря и океаны.
– Ты такой романтик, – говорю я, восхищенно качая головой. – Нина идеально подходит. Она вместе с тобой стояла у истоков. Никто не знает бизнес лучше.
– Точно, – говорит он и делает шаг к дивану у окна с видом на центральную часть Манхэттена. – И именно по причине моего безнадежного романтизма и благодаря счастливому тридцатипятилетнему браку я немного разбираюсь в том, чего хотят женщины. Поэтому давай поговорим о том, как ты планируешь вернуть Шарлотту. Я видел, как вы двое смотрели друг на друга.
Он похлопывает по дивану. На деревянных ногах я подхожу и присаживаюсь рядом.
– Интересная мысль. Но она ясно дала понять, что не влюблена в меня.
– Хм.
– Хм, что?
– Неужели? – насмешливо спрашивает он.
– Кажется, дословно это звучало как «Все это время мы только притворялись».
– Это ее слова. И, честно говоря, я считаю, что мужчина должен внимательнее относиться к словам женщины. Но иногда действия говорят лучше слов. А о чем тебе говорят действия Шарлотты?
И, словно в насмешку, мне вспоминается, как она снимает с пальца мое кольцо.
– Что наши чувства не взаимны, – говорю я прямо. Нет смысла ходить вокруг да около. Он сам все видел. Или нет.
Приподняв бровь, отец качает головой.
– Я видел женщину, которая ради тебя поставила под удар свое сердце.
Я смотрю на него. Таких слов я не ожидал.
– Я видел женщину, которая взяла на себя твою вину, – продолжает он, указывая на меня и себя, – и мы оба знаем, что Шарлотта не просила тебя быть ее женихом. Это ты попросил ее. Она согласилась, потому что хотела помочь тебе. Как и сегодня. Просто все произошло не так, как она рассчитывала, но Шарлотта пыталась спасти эту сделку, потому что ты ей небезразличен. Желая уберечь тебя от неприятностей, она, не раздумывая, бросилась на амбразуру.
Во мне что-то начинает оживать.
Ничего странного и непонятного – это сердце пустилось в пляс от захватывающей перспективы.
– Черт возьми, – бурчу я себе под нос, прогоняя в голове воспоминания сегодняшнего утра и вчерашнего вечера. Бутерброды, лапша, виски. Нарушенные правила, ревность, блаженные моменты близости. Ее слова в пылу оргазма прошлой ночью. Как прекрасна она была в своей наготе, восседая на мне.
Я практически рву ворот футболки. Вау. Тут жарко. Мысли о сексе сейчас совсем некстати. Отбросим их пока.
Ярче всего в голове мелькают воспоминания о том, как она постоянно спасает меня. С самого начала и до конца она всегда была рядом, когда я больше всего в ней нуждался.
– Мне нужно найти ее, – говорю я, поглаживая карманы. В них пусто. – Вот черт. У нее мой телефон. И бумажник. И ключи.
– Хорошо. Потому что спешка здесь не нужна.
– Почему? Разве я не должен просто пойти к ней и рассказать о своих чувствах? Или как?
– Или как? – он выгибает бровь, передразнивая меня. – Возможно, ты знаешь парочку способов, как заполучить женщину на ночь. Но я знаю, как добиться единственной женщины на всю жизнь, – говорит он, постукивая по груди в области сердца. – Твой отец – безнадежный романтик. Так позволь мастеру преподать ученику несколько уроков по завоеванию женщины.
Поднявшись с дивана, я вручаю ему бразды правления.
– В школе я мог любому надрать задницу. Учи меня своим секретам.
Он окидывает взглядом мой внешний вид.
– Для начала нам потребуется приличная одежда.
– Я без кошелька.
Он закатывает глаза.
– Твои первые ползунки купил я. Думаю, и на приличные брюки смогу наскрести.
– Пап, это здорово и все такое, но поклянись, пожалуйста, никогда больше не произносить это слово по отношению ко мне? – говорю я, когда мы выходим из кабинета.
– Ты имеешь в виду ползунки?
Я киваю, а он пожимает плечами.
– Сделаю все возможное, чтобы никогда не обсуждать, насколько очаровательно ты смотрелся в маленьких детских голубых ползунках.
– Пап.
– Правильно. Ты не был очаровательным. Ты был мужественным и суровым.
Я уже говорил, что у меня самый крутой отец во всей Вселенной?
Глава 28
Я круто выгляжу. На мне угольно-серые брюки, темно-синяя рубашка и новые туфли. И… представьте себе…я даже принял душ. Ага. Отец отвел меня за покупками и позволил воспользоваться гостевой ванной в его доме. Проклятье, я будто заново родился!
Хотя он не разрешил мне звонить Шарлотте.
И да, я знаю ее номер. Я помню наизусть всего два телефона – ее и службы доставки китайской еды. Вместо этого отец сам позвонил ей и вежливо спросил, сможет ли она увидеться со мной сегодня вечером. По-видимому, она сказала «да», потому что он сказал ей, что я заеду в шесть. Когда нанятый мной лимузин подъехал к ее дому, я почувствовал себя подростком, едущим на выпускной. Не хватает только бутоньерки и юношеской несдержанности. Слава Богу, я вырос из этого.
Но эмоции те же, и нервы на пределе. Выхожу из машины и иду к швейцару. Он звонит ей, и я жду, расхаживая по подъезду, проверяя часы и подсчитывая количество плиток на полу. Спустя три бесконечные минуты Шарлотта пересекает фойе.
На ней клюквенного цвета юбка и черный топ. В этом же наряде она ходила со мной покупать кольцо. И это вышибает воздух из легких. Похоже на знак. Пока она приближается ко мне, я впитываю каждую деталь ее образа. Волосы свободно лежат на плечах. Красные блестящие губы. Обнаженные щиколотки и черные туфли на высоком каблуке. Не уверен, говорил ли ей, что эти туфли мои любимые, и что они безумно заводят меня. В принципе, меня заводит все, что бы она ни надела. Даже не верится, что я не видел ее всего восемь часов.
Она останавливается передо мной, прищуривается и выдает:
– Не знаю, что лучше: поцеловать тебя или ударить. Потому что я весь день писала тебе сообщения. В свою сумочку, – говорит она, опуская руку в сумочку и роясь там.
Выудив телефон, она отдает его мне, и от первого же прочитанного сообщения я расплываюсь в улыбке.
ЭТО БЫЛА САМАЯ БОЛЬШАЯ ЛОЖЬ В МОЕЙ ЖИЗНИ. ПОЗВОНИ МНЕ!
Поджав губы, она смотрит на меня.
– О, а еще я звонила несколько раз, пока не вспомнила, что твой телефон у меня. Но основную часть дня я писала сообщения. У тебя телефон был на беззвучном, идиот.
– Кажется, «идиот» на сегодня мое второе имя, – говорю я, но улыбаюсь, потому что безумно люблю ее за это. За ее нападки и обзывательства.
Она упирает руки в боки.
– Тебе даже не интересно, что в других сообщениях?
– Интересно, – говорю я, беру ее за руку и переплетаю наши пальцы. Боже, как же здорово снова касаться ее. Это неземное чувство, когда она дарит мне ответное пожатие. – Но для начала я хочу кое-куда тебя пригласить.
– В ресторан в Челси? – спрашивает она, когда мы подходим к двери сверкающего черного лимузина.
– Да, но не сейчас. Для начала проведу для тебя тематическую экскурсию по Нью-Йорку, – я указываю на ее дом. – Это первая остановка в нашем турне по прошлой неделе.
Она выгибает бровь, ожидая продолжения.
– Именно здесь я совершил большую глупость, – говорю я.
– Что за глупость?
– Потому что в тот день, когда попросил тебя стать моей подставной невестой, я на самом деле думал, что справлюсь, и это ничего не изменит, – говорю я, дергая ручку и открывая для нее дверь. Наблюдаю, как она проскальзывает на заднее сиденье в прохладном салоне. Такая соблазнительная.
– Разве что-то изменилось? – спрашивает она, слегка повысив голос.
Я киваю и сажусь в машину рядом с ней, закрыв за собой дверь.
– Изменилось.
Она сглатывает.
– Тогда где будет вторая остановка?
Я показываю на север.
– Ресторан под названием «МакКой». Слышала о таком? – спрашиваю я, когда автомобиль вклинивается в субботний поток машин в центре города.
– Кажется, да. И мне интересно, что ты узнал там.
Доехав до ресторана, где состоялся первый ужин с Офферманом, я поддерживаю ее за руку, помогая выйти из машины. Но внутрь мы не заходим, а стоим под зеленым навесом, и я касаюсь ее волос, приглаживая струящиеся по плечу пряди. Она задерживает дыхание, когда мои пальцы задевают ее кожу.
– Как ты помнишь, мы были здесь всего неделю назад. Практиковали поцелуи на улице и у тебя в квартире, – говорю я, а затем наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в щеку. Она дрожит. – Но ни одно из тех практических занятий не подготовило меня к уроку, который я получил здесь, когда ты поцеловала меня за столом.
– Что за урок?
– Как сильно мне нравятся притворные поцелуи с тобой.
Ее лицо озаряется улыбкой.
– А настоящие?
– Еще больше. На самом деле, позволь мне освежить твою память о том, насколько нам обоим это нравится, – я обхватываю ладонями ее щеки и накрываю своим ртом ее аппетитные губы. Мой поцелуй крепкий, словно напоминающий ей обо всем, что между нами было. Крепко обняв и прижавшись к моей груди, она растворяется в поцелуе, издавая свои сексуальные вздохи и мурлыканье, от которых по моему телу проносятся электрические разряды.
Если мы не остановимся, то очень скоро кое-что поднимется. И хотя я очень этого хочу, но наше турне еще не закончено.
Через двадцать минут мы подъезжаем к «Джин Джоинт» и я веду ее в страстный, сексуальный бар, где она довела меня до безумия.
– Здесь я был полным идиотом.
Шарлотта берет меня за руку, и по телу пробегает дрожь.
– Почему?
– Из-за этого, – говорю я.
– Из-за чего?
– Потому что твои прикосновения до безумия заводят меня. Я в жизни не испытывал такого, – говорю я хриплым голосом и притягиваю ее к себе. – Тем не менее, по какой-то идиотской причине я решил, что смогу тебе сопротивляться.
Она зарывается руками в мои волосы и шепчет:
– Какая глупость, – укоризненно качая головой, говорит она. Шарлотта полностью вошла в роль.
– Ты думаешь, что это глупость? Подожди того, что услышишь дальше. Когда я отвезу тебя к следующему месту, ты оценишь весь масштаб моего идиотизма.
– Неужели? – спрашивает она, пока я веду ее к прохладному сидению машины.
– Да. Потому что, проводив тебя до дома той ночью, я вернулся к себе и дал волю своим рукам. В моих фантазиях ты меня жестко объезжала.
Видимо, Шарлотта представила себе это, потому что ее глаза вспыхивают и кончиками пальцев она поглаживает меня по ноге.
– Это так горячо. Я должна как-нибудь это увидеть.
– Я тоже хочу посмотреть, как ты это будешь делаешь, – и, обхватив ладонью за затылок, я приближаю губы к ее уху и шепчу: – Трижды за ту ночь. И почему-то я думал, что смогу выбросить тебя из головы.
– О, Спенсер, – шепчет она, – я тоже думала об этом.
Автомобиль трогается, и наши губы встречаются. Мы целуемся жадно, до боли в губах. И продолжаем целоваться, пока не доезжаем до следующего пункта назначения. Угол Сорок Третьей. Сейчас шесть сорок пять, и у театра очень оживленное движение, поэтому мы не останавливаемся.
Я указываю через тонированное стекло.
– Самая большая глупость случилась на этом углу.
– Что за глупость? – спрашивает она, и ее счастливый голос говорит, что ей нравится получать ответы не меньше, чем мне нравится давать их.
– В ту ночь я не был полным идиотом. Уверен, что сказал тебе полную правду – я ревновал, что ты принадлежала еще кому-то. Таким способом я пытался сказать, что не хочу, чтобы с тобой был кто-то другой, – говорю я и прижимаюсь губами к впадинке на ее шее, – никогда.
– Я чувствую то же самое, – говорит она и с лучезарной улыбкой берет свой телефон, на этот раз показывая сообщения, которые отправила мне после того, как ушла этим утром.
– Посмотри. Просто взгляни.
О той ужасной лжи.
Было так больно говорить об этом.
Я не имела это в виду.
Для меня это все по-настоящему.
Ты тоже это чувствуешь?
Я отрываю взгляд от экрана и опускаю ладонь ей на грудь, над самым сердцем. Оно бешено стучит под моей рукой.
– Да, Мамонтенок. Я чувствую это, везде.
Она хихикает, когда я называю ее ласковым прозвищем, известным только нам.
– Я тоже. Но прежде, чем мы погрузимся в изучение этого везде, мне все-таки хочется, чтобы ты прочел остальные сообщения, – говорит она, убирая мою руку со своей груди, и протягивает мне телефон.
Круто. Я только что поняла, что посылала все эти сообщения сама себе. ПОТОМУ ЧТО ТВОЙ ТЕЛЕФОН МОРГАЛ В МОЕЙ СУМОЧКЕ!
Ладно. Согласна. Это отстойно.
Ты должен знать, что я сказала все те слова на поле, только чтобы помочь. Я пыталась придерживаться плана. Сделать все правдоподобным. Я ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЛА, ЧТО ТАК ПОЛУЧИТСЯ.
Ох. Теперь я чувствую себя ужасно. Испортила все еще больше, да?
Я разговариваю сама с собой. Ну-ка, посмотри, что я нашла…
Кажется, у меня еще и твои ключи с бумажником. Хм. У тебя много кредитных карт.
А не купить ли мне новую сумочку от Kate Spade?
Или лубутены.
ТЫ ГДЕ? ЗАБЫЛ, ГДЕ Я ЖИВУ?
Я не верну этот телефон, если наши чувства не взаимны. Клянусь, если увижу тебя, и окажется, что мои чувства безответные, то не видать тебе своего телефона. Под молотом моего смущения его ждет быстрая безболезненная смерть.
Но если ты читаешь сообщения, это означает только одно.
Ты тоже без ума от меня.
– Я совершенно лишился рассудка, – говорю я, и наши губы снова сливаются вместе.
Но пока этот момент не стал жарче, пока она не оседлала меня так, как мне хочется, нам каким-то образом нужно успеть побывать в Центральном парке и на бейсбольном поле. Автомобиль останавливается, и мы идем по траве к бейсбольной площадке. Там сейчас идет очередная игра – сеть пиццерий против обувных бутиков. Я притягиваю Шарлотту ближе к себе.
– Но здесь, – говорю я, указывая на землю, – здесь я был огромным тупицей.
Она улыбается.
– Почему это?
– Потому что прямо здесь, сегодня, но чуть раньше …– я перевожу дыхание, готовясь открыть свое сердце. – Именно здесь женщина, которую я люблю, пожертвовала собой ради меня, – она ахает, когда я произношу слово на букву «Л». – Я должен был сказать, что люблю тебя. Мне следовало все рассказать тебе, – придвигаясь ближе, я прижимаюсь к ее лбу своим. – Я должен был признаться, что безумно люблю тебя и хочу, чтобы ты была моей. Меня практически убили твои слова о том, что это было всего лишь притворством.
– Спенсер, я сказала это не всерьез. Просто пыталась спасти ситуацию.
– Теперь я это знаю. Я был дураком. Но, что Бог ни делает, все к лучшему. Видишь ли, только потеряв тебя, я понял, что готов на все, лишь бы быть с тобой. Ты моя единственная. Все это время ты была у меня под самым носом, и может показаться, что я влюбился всего за неделю, но это не так. Потому что мои чувства к тебе зрели на протяжении многих лет. И чтобы осознать это, мне потребовалось притвориться влюбленным. И самое главное – ты единственная женщина, которую я хочу любить, – я касаюсь кончиками пальцев ее щеки. Глаза Шарлотты счастливо блестят. Я узнаю эти эмоции, потому что сам чувствую то же самое. – Я уверен в этом, потому что ради тебя готов с удовольствием съедать всех зеленых мармеладных мишек, готов истязать себя, слушая вместе с тобой «Скрипача на крыше», пить по ночам безалкогольную «Маргариту» или пиво. Если ты устала или у тебя болит голова, я хочу относить тебя в постель. А еще я хочу заниматься с тобой любовью ночи напролет.
С ее приоткрывшихся губ слетает довольный вздох. Она хватается меня за ворот рубашки и притягивает ближе.
– Сегодня у меня не болит голова. И я тоже хочу заниматься этим ночи напролет. Я тоже хочу всего этого, потому что нарушила главное правило. Я так сильно люблю тебя, что готова наплевать на несвежее дыхание и целоваться с тобой по утрам. Я готова выскребать майонез из твоих бутербродов, если кто-то добавит его туда по ошибке, —говорит она, глядя мне в глаза.
– Надеюсь, этого никогда не случится, – мой голос очень серьезный, – потому что я не хочу, чтобы ты когда-нибудь сталкивалась с майонезом и неприятным запахом изо рта. Но если такое произойдет, я хочу, чтобы эти ужасные минуты мы пережили вместе.
– Я тоже, – говорит она и целует меня. Ее глубокий страстный поцелуй словно подводит итог усвоенным мной за сегодня урокам.
Она разрывает поцелуй и заговорщицки приподнимает бровь.
– Доедим холодную кунжутную лапшу у тебя дома вместо ужина в ресторане?
– Как пожелаешь, – отвечаю я, прекрасно понимая, чего она хочет. Ибо сам мечтаю о том же.
– Подожди-ка. Есть еще кое-что, о чем ты должен узнать, – говорит она, проскальзывая рукой между пуговицами моей рубашки. Легкая прелюдия к тому, чем мы оба займемся в ближайшее время.
– О чем?
– Помнишь, я сомневалась, что смогу притворяться?
– Помню.
– Я смогла, потому что с тобой это не казалось фальшью. Притворяться твоей было несложно.
– Почему? – спрашиваю я, сжимая ее бедра.
– Это не было притворством. Для меня это всегда ощущалось настоящим.
– Это и было по-настоящему, – говорю я, глядя ей в глаза. Я с головой погружаюсь в этот момент – это новая ступень для нас с Шарлоттой, и мне хочется увидеть, прочувствовать и испробовать каждый миг. А еще я хочу ее. Прямо сейчас.
– Знаешь, есть нечто еще более реальное.
– Что? – спрашивает она игриво, и по ее тону я понимаю, что ход моих мыслей для нее не секрет.
– То, как сильно я хочу тебя в эту секунду. Это очень реально. Сантиметров двадцать пять самой настоящей реальности, – говорю я, прижимаясь к ней, чтобы она могла почувствовать силу моего желания.
Она выгибает бровь.
– Двадцать пять? Мне кажется, все тридцать.
– Начнем с двадцати пяти. Закончим тридцатью, – шучу я и, подхватив ее под руку, веду к машине.
Забравшись в салон, я прошу водителя поднять перегородку. За тонированным стеклом мы, словно в коконе.
– Пожалуй, сейчас я готова к двадцати пяти сантиметрам.
– Так-так… Ты желаешь перекусить перед китайским ужином, – говорю я, пробегая рукой по спине и сжимая ее задницу.
– Нет, Спенсер. Сначала я хочу десерт.
Я усаживаю ее к себе на колени.
– Закуска. Десерт. Основное блюдо. Ты получишь все это, – говорю я, приподнимая ее юбку, пока она расстегивает молнию моих брюк.
В течение нескольких секунд я сдвигаю ее трусики в сторону, надеваю презерватив и погружаю свой член в ее восхитительное тепло. Мы одновременно стонем, и следующие несколько кварталов только целуемся и трахаемся. Машина въезжает в центр города, и наши поцелуи становятся крепче, а толчки жестче. Я тяну ее за волосы, ногтями Шарлотта впивается в мои плечи, наши губы слиты воедино, и мы не в состоянии насытиться друг другом.
Мы трахаемся так, словно наше расставание длилось не часы, а долгие недели. Но я понимаю причину… Это наша потребность друг в друге, тем более, что сегодня так же хорошо, как и всегда. Нет, все гораздо лучше, потому что этому не будет конца. Никаких установленных сроков, никаких правил, никакого притворства.
Ночь превращается в сексуальный марафон, где оргазмы сменяются поеданием кунжутной лапши, смехом и неожиданным для меня количеством произнесенных слов на букву «Л» – я никогда в жизни не говорил их столько.
